Музыкант и Королева Чинихина Мария

«Если я пойду на предательство, то потеряю доверие и уважение Жасмин… Глупо… Она бросит меня, если мой издатель встретится с ней и поговорит хотя бы минуту. И со следователями. Он собрал достаточный компромат. И как же так вышло! Случайная неосторожность в прошлом связала меня с мерзким типом надолго!».

— Я вам позвоню, как только вы потребуетесь, — процедил сквозь зубы человек в шляпе, взял свой портфель и направился к выходу. — А пока постарайтесь узнать, где живут дети Элизабетты, чтобы не ошибиться, случайно! И не забудьте, мне нужны фотографии…

— В следующую субботу прием, юбилей музыканта, я могу провести вас в Золотой Дворец, Жасмин достанет приглашение. Я напомню ей о вас… — Мэтью искал надежду и любую возможность переложить ответственность на издателя.

Человек в шляпе обернулся.

— Вы сказали планируется прием? Юбилей? Дети однозначно будут! Вот и добудете фотографии… Даю вам время до субботы.

Мэтью Саммерс сжал кулаки. Не этот приказ он рассчитывал получить.

— А если охрана будет отбирать у каждого гостя технику? Любое периодическое издание тут же закроют при попытке напечатать даже самый трудно различимый снимок королевского ребенка. Вы же сами слышали!

— Я не должен привлекать к себе внимание, друг мой, не забывайте, — издатель распахнул дверь. — С этой минуты вы мои глаза и уши. Поболтал бы с вами еще, но увы, спешу…

Издатель вышел. Дверь за ним с шумом захлопнулась.

Мэтью Саммерс вздохнул, вытер вспотевший лоб, расстегнул пуговицы пиджака одну за другой и покачался в кресле. Он подумал о деньгах, которые крал несколько лет у магнатов. И на черном стекле он увидел лицо Элизабетты, внезапно узнавшей о коварном плане человека, который поставил на карту все — имя, состояние… Затем ее портрет сменился на тюремные стены. И по другую сторону решетки стояли обиженные магнаты… Они показывали пальцем на него, редактора, смеялись. И во главе — человек в шляпе. Он призывал остальных видеть Мэтью Саммерса мертвым, а не живым… Жасмин… Мэтью вытянул руку вперед и опечалился — красавица Жасмин начинала ускользать в тот момент, когда их отношения стали серьезными. Человек в шляпе подставит его, он не сомневался. Тюрьма грозит в любом случае. За финансовые махинации или похищение детей, неважно.

«Понять бы свою роль до конца», — подумал Мэтью Саммерс и закрыл глаза.

«…Советники скрываются под номерами стульев. Бабушка рассказала, что после смерти деда остался архив из записей, планов, мыслей о будущем. Советники хотят найти эти документы. Я приказала Клаусу и Эдварду обыскать комнату Леона Андре, но они ничего не нашли, а я стала сомневаться, что бабушка говорит правду… И думать забыла о важных бумагах… Пока сама не порылась в шкафах мамы… Фраза бабули „муж мой любил Марго“ что-то значила. Я хорошенько обдумала и поняла… Леон Андре оставил деньги маме. Королевой он видел любимую дочь и закрепил за ней стул с номером „тринадцатый по центру“. Наследниками должны стать дети моей мамы… Я… Эдвин… Почему сын? Дед видел иное будущее для этой страны?».

— Вы собрали экстренное заседание, — сказал первый справа.

Элизабетта вздрогнула, едва очнулась от дум. Советник продолжал говорить, а она уверенно вошла в темную комнату и ощутила витавшее в воздухе внутреннее напряжение.

— Мы приехали, как только настал рассвет. Напоминаю, по регламенту овальные заседания назначаем мы, если вы вдруг забыли. Позвольте объясниться.

Элизабетта заняла стул с номером «тринадцатый по центру» и сложила руки на столе. Обычно она ничего не делала, ее не интересовали речи, выступления, рассуждения и ход голосования. От нее все равно ничего не зависело. Но сейчас она напряглась, заметив в самом дальнем углу овального стола нового советника. Это был Кеннет Пен.

Элизабетта поняла, что ее опередили. А Кеннет Пен ехидно улыбался и безмолвно сообщал: «не выйдет».

Оптимизм у Элизабетты тут же пропал. Она стала думать, как ей теперь оправдаться перед советниками за экстренный вызов… Но увидела просящий о милости взгляд Эрона Конли или третьего справа и все мечты и надежды рухнули в один миг. Не было комнаты, ее стены пропали куда-то. Была темнота и пустота. Не было криков, споров, гудящей над столом лампочки. Была безысходность. Страх душил. Страх витал в прокуренном и душном воздухе.

«Но как?» — подумала Элизабетта и притворилась, что не заметила учтивого поклона Кеннета Пена и взгляда отца, просящего оправдать его. Отец тоже был с ними. С недавнего времени. Он стал первым слева.

— Мы вас внимательно слушаем, — повторил первый справа.

— Кое-кто, — она вздохнула для уверенности, — минуя решение более важных проблем страны, надумал полностью искоренить музыкальную культуру…

Кеннет Пен улыбнулся и поднял стакан с водой. Элизабетта готовилась наброситься на него с угрозами и жалела, что удержала Анри в Зеленой Оранжерее.

— В коммерческих целях, — она закончила мысль.

— Вы говорите о конфликте вашего мужа и шестого справа? — воскликнул второй слева. — Нам уже доложили, просим извинить, но вы, как заинтересованное лицо, на овальное заседание приглашены не были. Советники единогласно приняли решение поддержать шестого справа, который представил нашему вниманию убедительные доказательства и конкретно пояснил, что собирается делать и каков намерен получить результат. Замечу, реформы шестого справа отвечают нашим целям. Отныне мы запрещаем вам давить на Большой Совет внутренним долгом.

— Да, — поочередно воскликнули все сидящие за овальным столом под вздох разочарованной Элизабетты.

— Ваш муж, — продолжил речь пятый справа, — зашел слишком далеко. Влияние музыки распространяется не только в Стране Королевы, но и в мире. Данные социологических опросов за последний год подтверждают этот факт. Подчиняться мистер Анри не желает, ваша семья помогла ему выплатить неустойку отцу шестого справа. И мы не думали, что все так далеко зайдет, пока шестой справа не убедил нас, что музыкант занимается деятельностью, не соответствующей нашим целям, и мы не поняли, что через пять лет Анри Смит станет занозой, которую вынуть будет сложнее. Мы жалеем, что позволили вашей бабушке свести вас и не приказали удалить музыканта из вашей жизни, когда он сыграл предписанную роль. Вы приютили мужа под крыло, и он грамотно пользуется безнаказанностью и более чем уверен в защите. Непорядок. В этом году поднимут бунт тысячи, через пять лет миллионы. Овальным заседаниям будет сложнее контролировать ситуацию. Вы сами должны понимать…

— Вот наше условие, — сказал третий слева. — Вы поддерживаете законы шестого справа, и ничего не предпринимаете против него. Иначе … — он умолк и передал возможность высказаться первому слева.

Элизабетта вдруг осознала, что ее предали. Все.

— Тебя разведут с мужем, — услышала она обессиленный голос отца. — Ты утратишь титул, а муж получит бумаги о разводе.

— Она и так потеряет мужа …, — воскликнул Эрон Конли.

А в глазах Элизабетты блеснул огонек надежды. Она перевела взгляд в ту сторону, где сидел лесной магнат. Она не могла привыкнуть называть его «третий…».

— Если поддержит законы шестого справа. Музыка для мистера Смита не пустое слово, не средство власти и наживы. Он не видит жизни без Группы и студии. Он сам уйдет, если она предаст его.

Советники молчали. Элизабетта продолжила мысль своего единственного защитника:

— Я поняла это очень давно… После свадьбы собиралась ставить условие — я или Группа. Зная заранее ответ на вопрос, глупо его задавать. Анри простит мне флирт, любовника, но… не… потерю дела и смысла жизни. Ваши доводы неубедительны, чтобы грозить разводом!

Элизабетта закрыла папку и откинулась на спинку стула, радуясь, что Эрон Конли помог ей смутить советников.

«Нашли чем запугивать».

— А дети? Ты готова потерять их? — спросил Альберт. — Оставить сиротами? Пойми, мы передадим власть твоему сыну. Ребенком манипулировать легче…

В этот раз Элизабетта не стала отвечать и спорить. Самодовольный взгляд вновь сменился на нерешительный и испуганный. Она поспешно встала и без разрешения советников покинула овальный зал, расположенный в цокольном этаже Золотого Дворца.

Обычно заседания проводились за пределами ее резиденции, в разных городах, а сегодня Элизабетта собрала всех дома. На рассвете.

«Когда я принимала титул наследницы, я думала, что буду искоренять зло в виде Кэла Калди. А как бороться с несправедливостью, если советники связали руки и не позволяют лишнего шага ступить без их ведома? Я не дед, которого они слушали!».

Альберт выбежал следом за дочерью. Элизабетта намеренно спряталась за спину Клауса. Она не желала говорить с ним.

— Стой! — кричал отец.

— Не хочу разговаривать, что не ясно? Зачем ты это сделал! Ты единственный, кто был со мной всегда! Ваш план с бабушкой не дает никаких результатов, а только развязывает им руки…

— Ты и внуки для меня важнее, чем музыкант и «дело жизни». Переживет как-нибудь. А что тебя не устраивает? Сама плакалась, что не можешь привязать мужа к дому, к семье.

Элизабетта развернулась.

— Тебе не понять, — отрезала она.

Отец схватил ее за локоть и сказал, немного приглушив голос:

— Опомнись же! Игры закончились со смертью Леона Андре и уходом старой королевы. Сейчас ты им нужна и в кресле главы овальных заседаний, как фон, и в Большом Совете для красоты и оправданий за катастрофы, стихийные бедствия, экономические и информационные войны! Ненужных просто уберут.

— Если не бороться, так и будет. Они еще узнают, кто я и что могу. Леон Андре не допустил бы подобного самоуправства!

Элизабетта вырвалась из объятий отца, схватила Клауса за локоть и приказала вывести ее. Горящий фонарь в свободной руке Клауса осветил узкую каменную лестницу. Элизабетта слышала плеск подземных вод, и не могла думать, насколько глубоко они сейчас находятся. Клаус вел ее по сырому коридору, помогал подниматься по самым скользким ступенькам и удерживал на слепых поворотах. Элизабетта никогда не задумывалась, что там, внизу, в подвале, под паркетом и ковром.

У дверей в комнату мамы она попросила Клауса не идти за ней дальше. Клаус покорно остался ждать у лестницы, а Элизабетта вошла в тесную приемную. Включила свет. Портрет Маргариты все еще украшал стену гостиной с белым роялем. Элизабетта присела на кушетку и стала думать. Глаза мамы смотрели на нее сурово, и выглядела Маргарита моложе и намного счастливее чем Элизабетта.

Именно здесь случилась первая встреча… Анри Смит играл на белом рояле, хвалил звук.

Именно здесь Бетт Андре нашла архив Леона Андре.

Маргарита спрятала дневник в крышке рояля, а дед мог сунуть записки в самое банальное место, где точно искать не будут.

В женских чулках?

И Бетт Андре нашла, что искала. В дальнем ящике с колготками лежали тринадцать толстых тетрадей и пять папок с беспорядочно рассортированными листами. У нее не было времени пересматривать документы, в тот день она решила, что изучит записи деда позже. К тому же Элизабетта никому не сказала, что нашла бумаги. Отец, Эдвард и Клаус списали существование архива Леона Андре на безумие бабушки, а она просто перенесла тетради из гардеробной и спрятала их в сейф мамы, за портретом, и закрыла ключом, который был всегда при ней.

В этом сейфе уже кое-что хранилось — первые пинетки Эдди, заколка с кудрявым волоском Альберты, фамильные бабушкины драгоценности, бриллианты мамы и первая пластинка Группы с тиражным кодом 00000001. Бетт Андре выкупила запись мужа анонимно, через интернет, у одного фаната за безумную сумму денег, на которую парень смог организовать бизнес и купить квартиру в Городе. Только таким образом она могла компенсировать поклоннику творчества Анри Смита потерю ценной реликвии.

Элизабетта засунула в сейф бумаги Леона Андре и захлопнула дверцу. Изучать архив деда и в этот раз желания не возникло. Она вытерла руки специальной салфеткой, оглянулась, погасила свет и вышла из комнаты. Клауса у лестничного пролета не оказалось. Но там кто-то был! Кеннет Пен! На ее половине, на ее этаже!

— Ваш телохранитель нарушил инструкцию, — улыбнулся Кеннет Пен. — Парень испугался и убежал. Мой совет — увольте его.

— Сомневаюсь в безответственности Клауса, — заявила Элизабетта. Она приготовилась идти дальше, но сын Льюиса Пена преградил ей дорогу.

— Комната вашей мамы. Забавно? — спросил он, нажал на латунную ручку и слегка приоткрыл дверь с явным намерением туда войти.

Элизабетта резко обернулась и помешала противнику осуществить задуманное.

— Признайтесь, что вы хотите этого, — настаивал Кеннет Пен. — Уничтожить мужа. Боль и сожаление трудно осознавать первые месяцы, а потом вы забудете о душевной нестабильности и в скором времени встретите достойного вас и ваших детей человека.

— Хотите сказать, что он уже появился в моей жизни? — усмехнулась Элизабетта.

— Возможно, — Кеннет Пен прижал ее к стене и заглянул в бирюзовые глаза. — Признайтесь, вы не любите его, причем давно.

Кеннет Пен прикоснулся горячими губами к ее румяной щеке, а Бетт Андре вздумала ударить соблазнительного наглеца, но рука непроизвольно опустилась. Она ощутила приторный сладковатый запах, исходящий от его рук, и тяжелое дыхание. Тогда Пен коснулся пряди волос, мочки уха и спросил.

— Чего вы боитесь? Что нас увидят? Сами же говорили, измена для мужа ничего не значит? Может стоить проверить?

И он осмелился поцеловать ее, а Бетт Андре не нашла в себе силы оторваться. Внутренний голос кричал: бежать, но ноги приросли к паркету. Кеннет Пен получил, что хотел.

— Как ты мог! — кричала рассерженная Альберта на брата.

Она загнала Эдди в самый темный угол. К маленькому окошку.

Под лестницей стояла скамейка для прогульщиков. Место мадам Эдмон дано «раскрыла», но лавочку оставили на память, а на спинке написали позорное название «скамейка неудачника». Любой школьник, которого заботила репутация, избегал того, чтобы теперь присесть на нее. Обычно Жак и Лью ради веселья заталкивали на «лавку» таких, как Стэнли. Эдвину так же приходилось сидеть на этой скамейке и не раз, поэтому при взгляде на «лавочку позора» в голове всплывали не совсем приятные воспоминания.

— Не смей передаривать папину гитару кому-либо! — заявила его сестра.

Эдди сжал кулаки, посмотрел на Альберту и стал оправдываться:

— Я всегда знал, что ты капризная и вредная. Папа подарил гитару мне, и я буду делать с его инструментом все, что захочу! Если нужна такая же, скажи отцу, и он подпишет любую, какую захочешь. У него столько инструментов, что передачу еще одной гитары любимой доченьке он и не заметит!

— Причем тут вредность? — упрекнула его Альберта. — Ты мой брат и мне не безразлично, если тебя обсуждают, унижают и бьют!

Эдди молчал.

— Не веришь? — усмехнулась Альберта. — Поднимись на четвертый этаж и послушай, как распрекрасная Элис в подробностях рассказывает о вашей прогулке к фонтану на первом уроке и о том, что «ботаник-неудачник» готов отдать ей гитару «Анри-легенды». И как при этом «ржут» Жак и его шайка. Лошади! Кларисса побила бы по губам за грубое слово, но другого выражения в их адрес подобрать не могу!

Альберта ушла. Растерянный Эдди присел на лавку, от стыда и позора он хотел расплавиться. Жак и Люк не просто посмеялись, а очередной выходкой растерли в порошок все самые светлые мечты и надежды. Эдди повернулся к окошку. Ветер разогнал последние облака и лучи солнечного света блеклым туманом проникли в темную подсобку.

Нужно идти туда, иначе он совсем пропадет. Неудачник, наследник, Эдди, Эдвин, ботаник… Кто же он? Любимец мамы или кто-то другой? Мальчик с круглым лицом? Именно его, Эдди, он видит каждый день в зеркале… Видит и не понимает, кто же смотрит на него оттуда.

Эдди вздохнул, натянул на плечи рюкзак и побрел к запасному выходу. На этот раз он удостоверился, что охранник его не заметил. Темноволосый парень увлекся разговором с молоденькой курьершей из агентства и внимания на сбегающего ученика не обратил.

Эдди вышел за ворота и решил идти к Парку. Он думал, что знает, как. Ему казалось, в Городе легко ориентироваться. Водитель редко кружил, а если и сворачивал, то на больших перекрестках. Сейчас Эдди бесцельно бродил по улицам, заворачивал в тесные переулки с черными домами. Глухие стены устрашали. Эдди прислушивался к стуку собственных шагов и радовался, если выходил на оживленную улицу или в тесный переулок забегал кто-то из офиса покурить, пока начальство не видит.

Потом был Проспект… Главный… Справа — дома, высоченные, с огромными окнами, слева тянулась живописная аллея. Узкий переулок. Сотня метров… Толпа туристов брела куда-то. Гид вещал, какие же старые постройки они видят.

— Обратите внимание на кладку… А вот решетка… Здесь табличка… А этот номерок прибила прошлой весной сама Элизабетта…

Эдди протиснулся в толпу. Туристы что-то вещали, показывали пальцем, а маленького мальчика никто и не заметил.

Потом была оживленная улица. В квартире одного из домов задыхалась в лае собака. Опять Проспект. Смуглые горожане, в одинаковой по типу и крою одежде, возвращались с обеда в офисы. Эдди не заметил ни улыбки, ни доброжелательного взгляда у тех, кто проходил мимо. У Главной Площади он понял, что потерялся, но продолжил бессмысленно кружить по переулкам. У причудливо оформленной витрины вдруг завис. Слюни потекли у бедного наследника, едва он увидел на прилавке сладкое — мороженое и аппетитную булочку с корицей. Эдди ощупал карманы брюк и рюкзака и не нашел там денег, даже мелочи. Он никогда не задумывался об этом раньше. У него есть няня, которая для этого и приставлена — выполнять любое желание ребенка.

К трем часам Парк найти удалось. Эдди вошел через центральные ворота. Атмосфера порадовала — было относительно немноголюдно, только молодые мамы и няни с детьми, случайные прохожие и прогуливавшие учебу студенты. Эдди, не сворачивая с центральной аллеи, уверенно шагал к набережной.

Когда-то Парк входил в состав резиденции его семьи, очень давно, так рассказывала прабабушка. Им принадлежал сказочный дворец, стоявший на пересечении четырех главных аллей. Старая королева, когда он и Альберта навещали ее, дословно описывала обстановку своей комнаты и знаменитый и популярный у туристов бальный зал. Эдди любил, когда она целовала его в макушку и называла хорошим мальчиком, наследником. Альберта редко удостаивалась подобной милости. Прабабушка считала сестру дочерью отца и не любила ее так, как его, Эдди.

Эдди примкнул к очередной группе туристов у кованых ворот замка. Сказочный дворец открывал свои тайны любому желающему, кто мог заплатить за входной билет. Прабабушка рассказывала, что с тех пор как ее родители подписали дарственную, власти Города зарабатывали немало средств на истории семьи.

— Девушка, ну сколько можно! И так на полчаса из-за вас уже опоздали утром!..

Туристы ругались, девушка защищалась как могла, гид вставил свое слово — или они прекращают и экскурсия начинается, или все могут расходиться — работать в столь напряженной обстановке никак невозможно.

Эдди внимания на споры и крики не обращал. Он любовался видами сказочного дворца. Угловыми башенками с зубцами на последнем этаже, балкончиком с кованой оградкой, парадным крыльцом с подъездными дорожками и небольшими, овальной формы, затемнёнными окошками с решетками, которые оберегали тайны его семьи. Сказочный Дворец напоминал дворец главного героя из нового мультфильма на кабельном канале. Мультик этот он смотрел тайком от Клариссы.

А потом… Ветер раскачал массивные деревья с густой кроной. Эдди отчетливо уловил шорох каждого листика, шепот и голос… Гид с толстой папкой свернул к боковой двери и принялся рассказывать туристам о маме.

— …Элизабетта поддерживает благотворительные и социальные проекты, способствует культурному просвещению и два раза в год имеет право издавать законы.

— Не эффективные, — пожаловался седой турист в очках.

— А если в телевизор глянуть — культурой так и пахнет! — громко заявила блондинка и велела спутнику щелкнуть ее на фоне главного фасада. Она встала рядом с Эдди и задела рукой его плечо. Улыбнулась. Эдди поднял на блондинку глаза и отвернулся. Спутник блондинки щелкнул и рюкзак мальчика, как и его девушка, запечатлелись в его объективе…

Эдди отошел. Ему хотелось закрыть уши, убежать, молодой человек в кепке посмел обратить в шутку их с Альбертой существование, а стройная девица в кожаной куртке предположила, что «счастливый брак» королева и музыкант используют как средство повышения собственной популярности.

К тому же ветер усиливался, согнал тучи, с востока надвигалась самая черная, массивная. Кто-то бежал по аллее… Блондинка сменила позу. Спутник щелкнул ее еще раз. Гид предложил пройти в арочную галерею.

— Дождь будет!

Туристы один за другим покидали площадь перед замком. Ушла и блондинка, и ее спутник. Эдди хотел бежать за толпой, обозвать гида лгуном и крикнуть: что вот он, живое доказательство любви мамы и папы. Не смог. Развернулся и побрел, опустив голову, в сторону набережной. У правого бортика присел на лавку рядом с пожилым мужчиной в шляпе. Мохнатая собака лежала подле ног старика и тихо сопела. Эдди устроился на самом краю скамейки и задумчиво смотрел на течение реки. Ему вдруг захотелось, чтобы пришла Кларисса и забрала домой. Он понял, что одинокие прогулки по чужому Городу не идут на пользу, а лишь утомляют и лишают душевного спокойствия.

— Потерялся? — спросил старик, пошевелил поводком и закашлял.

Эдди кивнул.

— И где ты живешь?

— Далеко, — ответил Эдди, следуя инструкции дяди Клауса. — Я сбежал с уроков и жду няню.

— Почему сбежал? — старик осмотрел его с ног до головы.

Эдди застегнул верхнюю пуговицу куртки. Ему стало не по себе от пристального взгляда серых глаз. Он присмотрелся к незнакомцу, заметил сетку морщин на лице и решил, что внезапно уходить будет уже невежливо.

— Я в свое время бросил учебу на финансиста ради жены и маленького сына. Теперь немного жалею. Жена утверждает, что я так и не смог выбиться в люди и приношу мало денег в дом. Сын вырос, не учится, не работает, жениться собрался, а у невесты ветер в голове гуляет, как и у него.

— Все что хотел узнать о науке, я уже изучил. Не понимаю, зачем придумали контроль, оценки и навязывание одних и тех же предметов.

— О, как! — воскликнул старик и почесал седую бородку. — И где ты учишься, если все знаешь? Чем хочешь заниматься?

— Философией, — ответил Эдди и задумался. — Я люблю размышлять в одиночестве. Меня не может слушать даже моя сестра. Если надоедаю ей рассуждениями, она ведет меня в музыкальный класс с барабанами и начинает колотить по ним. Я говорю, а она стучит…

Старик кашлянул:

— Тедди, впервые за несколько месяцев нам попался умный малыш. Знаешь, по вечерам пятницы я веду факультатив в Городском Университете. Если заинтересовался, приходи. Сверстников не встретишь, но мы обсуждаем разные вещи — историю, современность, культуру.

— Вы профессор? — поинтересовался Эдди.

Старик кивнул и потрепал шею собаки долговязой рукой. Эдди не смог определить возраст незнакомца и никогда не признал бы в нем профессора. Одет он был необычно — в просторные брюки оливкового цвета и темный свитер в полоску. Толстый шарф был завязан узлом вокруг шеи. Взгляд и черты лица скрывала шляпа такого же цвета, как и брюки. К тому же незнакомец без конца чесал свою бородку.

— Мистер Фрэнсис Бойл. Имею честь представиться … — старик протянул Эдди руку.

— Эдди, — поздоровался Эдди. — Мое полное имя Эдвин, но все зовут меня Эдди.

— Очень приятно, так ты придешь в пятницу? Я дам тебе телефон, — старик вытащил из кармана потрепанный блокнот и вырвал оттуда листок. Сунул в ладошку, а Эдди не спешил смотреть. Просто держал смявшуюся бумажку в кулачке и не мог поверить, что нашел в профессоре-незнакомце учителя, которого искал четыре года.

Пока старик рассказывал, как здорово учиться в его классе, Эдди мечтал, что мама уже предложила этому человеку стать преподавателем наследника. Эдди твердо решил переложить проблему на Клариссу.

«Папа не станет убеждать маму, что мне нужны эти занятия. Он всегда говорит Альберте „нет“, если она требует взять ее на гастроли. А Кларисса поможет».

— И что же тебя заставило думать о философии? — спросил профессор.

— Не знаю, у меня вполне счастливая жизнь — родители, — Эдди не добавил, что знаменитые, — сестра и младший брат, мама беременна. Няня, школа, друзей нет — мне с ними не интересно, им со мной. И чего-то в этой жизни не хватает…

— Ты хочешь заполнить душевную пустоту, малыш? — спросил старик и усмехнулся. — Ты еще не дорос до возраста, когда думать о серьезных вещах становится неизбежностью. Ты должен веселиться, как это делают другие дети, а о пустоте успеешь подумать. Жизнь так сложна, что когда тебе будет двадцать пять, ты, возможно, пожалеешь, что упустил детство.

— Не пожалею! — воскликнул Эдди. — Моя жизнь расписана с рождения. Нормального детства у меня не может быть. Сестра мечтает стать певицей и медленными шагами идет к мечте. Моя цель уже достигнута.

— Я ошибся в тебе, — сказал старик и потрепал ухо Тедди. Собака подняла голову, зевнула, посмотрела уставшими глазами на хозяина и вернулась в прежнее положение. — Ты смышленее, чем я думал. Скажи, много читаешь на досуге?

— Да, — ответил Эдди. — И размышляю. Сам с собой.

— Теперь понял, куда идти? В моей группе занимаются ученики разных возрастов. Я хочу сохранить в этом мире то, что пытаются искоренить.

— Вы о чем? — спросил Эдди.

— Да так, — ответил профессор и почесал свою бородку. — Теперь я начал нести ерунду, старость, видишь ли. Я соврал, я веду факультатив для обычных детей. Прибавка к основной зарплате. Скажи, я могу ожидать звонка?

Эдди не успел ответить. По дорожке бежала рассерженная Кларисса. Волосы растрепались, а серая юбка болталась вокруг ног.

— Вот ты где! — крикнула няня и сняла воспитанника со скамейки.

«И как Кларисса меня нашла?» — подумал Эдди и глянул на старика. Профессор чесал свою бородку, глаза его улыбались, а собака все также лежала возле ног.

— В Городе два места, куда тебя тянет — Площадь и Парк, — громко заявила няня. — Идем. У ворот ждет машина. Вы уж извините, — обратилась она к старику, — если досаждал. За день превратился в неуправляемого ребенка!

— Ничего, — профессор подмигнул Эдди, как бы намекая, что ждет его в следующую пятницу. — Ваш ребенок уникален, вы знали?

Кларисса сделала вид, что не услышала, а Эдди неохотно побрел за няней, решив, что сбегать иногда полезно. Кто знает, с кем сведет судьба.

Элизабетта привела Анри в комнату матери. Закрыла дверь на замок и включила верхний свет. Анри взглянул сначала на рояль, затем на портрет свекрови и ощутил присутствие Маргариты. Стало неловко. Раньше, когда они с Бетт Андре жили в этих комнатах, таких ощущений не возникало.

— Сыграй мне, — попросила Элизабетта и подняла крышку рояля. — Третий концерт.

Анри Смит покорно сел на черный табурет, стараясь вспомнить хотя бы мотив знаменитого классического произведения, о котором она говорила.

Элизабетта тем временем достала из шкафа кассетный магнитофон и включила в сеть. Из динамиков зазвучал знаменитый третий концерт. Анри Смит убрал руки с клавиш и удивленно посмотрел на жену. Элизабетта не торопилась объяснять поведение. Она сдвинула портрет матери и открыла дверцу сейфа. Анри Смит в недоумении наблюдал, как она бросает на крышку рояля толстые тетради и странно на него поглядывает. Третий концерт звучал из динамиков, а Анри Смит прерывисто дышал и пытался уловить суть ее недомолвок.

Анри не удержался и взял одну тетрадку. Страницы пожелтели, а половина информации устарела или была написана неразборчивым почерком. Он присел на ковер и помог устроиться рядом с собой Элизабетте.

— Что это? — спросил он, размахивая тетрадью с надписью: «Четвертый слева». — И к чему весь этот спектакль с третьим концертом?

Элизабетта сердито на него посмотрела, забрала тетрадь и бросила к остальным.

— Оставим шутки, — вполне серьезным голосом заявила она. — Мои друзья-враги что-то замышляют, и я хочу знать, что именно! Сегодня я поняла, что не могу доверять Клаусу, отцу, и даже верному Эдварду и нашему общему другу-спонсору Эрону Конли! Я могу рассчитывать только на себя и… на твою помощь.

— Ты можешь объяснить, что случилось? — спросил Анри.

Элизабетта казалась ему потерянной и странной. Взгляд жены одновременно метал молнии и давал понять, что она справится с проблемами, но в то же время казался испуганным, словно она доживала последние часы, погружалась в неизвестность и неопределенность.

— Не знаю, с чего начать, уж лучше на самом деле ни о чем не думать и ничего не делать — наслаждаться жизнью, веселиться, пить вино на вечеринках и приемах, жертвовать многомиллионные суммы, прикрываясь сиротами, манерами и лицемерной улыбкой. Я знала, что так будет, но все равно пришла к бабушке, когда она меня позвала. Я люблю быть в центре внимания и осознавать, что могу получить все, чего захочу. А на рассвете, когда я впервые вздумала пойти против, одни люди меня быстро поставили на место.

Элизабетта вздохнула, сдерживая слезы. Анри Смит впервые пожалел не Бетт Андре, а… Элизабетту. Бетт Андре спокойно отсиживалась в темном углу, выходила из него, пользовалась любовью мужа, читала книжки детям… А Элизабетта… Элизабетта многое держала в себе и тайны изводили ее. Анри Смит крепко прижал голову жены к себе… Под кульминационный мотив третьего концерта… Умения выбирать подходящую музыку она не утратила.

— Много лет назад прадед выдал бабушку замуж за очень могущественного человека — Леона Андре. Бабуля после замужества жила вполне счастливо, воспитывая маму и дядю, разъезжала по благотворительным фондам, приютам, школам, прочим учреждениям и делами страны не интересовалась. Пока Леон внезапно не умер и не оставил в наследство состояние, здесь отмечу, деньги он завещал моей матери, бабушка могла ими распоряжаться до совершеннолетия мамы. Как и местом главы овальных заседаний. Более десяти лет я пытаюсь понять цели, мотивы, задачи тайной организации. Утром выяснилось, что многое мне не говорят. Советники в очередной раз намекнули, что от широты души моего деда мне позволено возглавлять их улей и сидеть на стуле под номером «тринадцатый по центру»…

— Ничего не понимаю, ты о чем? — переспросил Анри.

— Советники управляют мной, как и бабушкой до меня. Леон Андре был для них авторитетом. И может быть, прочитав его записи, я узнаю, почему.

— Во что ты ввязалась? — обеспокоенно спросил Анри Смит, а Элизабетта, понимая безрассудность собственных откровений, обнимала его, отдавалась ему, словно он, бедный музыкант с просвещенными идеями и бессодержательной жизнью, мог защитить от всеобщего зла, которое поглощало ее.

— Нет, ты неправ, — Элизабетта покачала головой.

«Только вера в наши чувства дает надежду».

Она вытерла черные круги под глазами и продолжила:

— Я была связана с ними с рождения, просто выросла и узнала правду, не все в этой жизни идеально, как хотелось бы. Бабушка обещала, что к моей коронации овальные заседания ликвидирует, у них с Эдвардом был план. Идет двенадцатый год — я по-прежнему ничего не понимаю, возглавляю овальные заседания и не смею критиковать деятельность советников или сделать шаг в сторону без их ведома! Они сохранили мою власть (чтобы публику потешить) и ввели собственную модель управления в обеих странах. Отец отныне поддерживает их. Он оправдывает свои действия заботой обо мне. Я хочу верить ему, но не могу…

— Что содержится в архиве Леона Андре? — спросил Анри.

— Компромат на советников, которые состояли при деде. Многих сменили их дети… двоих просто заменили… Не спрашивай почему. Вот, — она взяла первую тетрадь и открыла на нужной странице. — Леон Андре сколотил состояние благодаря друзьям… Он обещал им светлое будущее и неограниченную власть в мире, и они поверили ему. Смотри, в каждой тетради записана «тайна» «советника» и сумма, которую он отправляет на банковский счет корпорации деда. Теперь он мой! Они хотят найти архив и избавиться от зависимости моей семьи! Эдвард провел расследование… Старинные книги, как получить совершенного ребенка… Загробная жизнь! Выдумки. Истина проста до банальности. Капитал! Мой дед был вымогателем, а не идейным вдохновителем! Советники продолжают пополнять счет корпорации, потому что не знают, где архив и всплывет ли он!

Анри не дал договорить ей. Элизабетта начала плакать. Анри Смит снова пожалел ее. Пока он гастролировал от скуки, Бетт Андре нежилась в темном углу, Элизабетта носила в себе тайну и подчинялась воле советников ради семьи. И как передать ношу сыну? Мальчик доверчив, раним, эмоционален и зависим от окружающих, только скажи — и он пойдет за тобой. Впрочем, как и его мать.

— Я не могу открыто кричать, что архив у меня. Что-то мне подсказывает, деду помогли уйти в мир иной. Кто-то не хочет, чтобы «власть» оставалась у моей семьи. Они не знают, где тетради и не могут открыто устранить меня. Вполне возможно, что они провоцируют нас, надеясь, что я знаю, где дед спрятал записи, и на радостях начну их шантажировать…

— Значит, найдем другой способ, — не удержался Анри. — Стань такой, каким был твой дед, их авторитетом. Сомневаюсь, что дружки Леона Андре испугались записей в старых тетрадках. И не нужно их бояться. У тебя есть все, у них нечего. Воспользуйся моментом, пока они не лишили тебя этого преимущества.

— Смотри, дед пишет в тетради «тринадцатый по центру», строка выцвела от времени, но понять можно…

— Глупости, — Анри закрыл тетрадь. — Ты была права. Только удовольствия по жизни и никаких сомнений. Все равно не спасешь людей от того, что им уготовано кучкой безумцев, но приручить их на время вполне сможешь.

— Я попробую. Советники обязаны прислушаться к общественному мнению и дать отсрочку, пока головы народа не загрузятся чем-либо еще. Если потребуется, я закручу роман с Пеном. Хочу отомстить и за тебя, и за то, что унизил меня на овальных заседаниях. Обещаю, дальше поцелуев не зайдет. Я намерена воспользоваться его наглыми методами, а влюбленные мужчины иногда теряют голову и не могут отказать Элизабетте…

— Ты серьезно? — Анри Смит оттолкнул ее. Последние слова относились и к нему, но Элизабетта и бровью не повела, когда произносила их.

— Вполне.

Элизабетта вспомнила поцелуй за дверью этой комнаты, и как Кеннет Пен посмел расстегнуть две верхние пуговицы блузки, и как его рука почти добралась до груди. В тот момент она устояла, что будет дальше — вопрос. Подсознательно она хотела закрутить настоящий роман с советником по культуре, месть нашлась, как оправдание для… мужа. Это и пугало ее, она всегда хотела оставаться ему верной. Элизабетта испугалась собственных мыслей и не знала, что сказать.

— Лучше бы не озвучивала свои желания. Думаешь, приятно узнать, что мою жену будет целовать сынок Пена?

— Ты хочешь выиграть войну или нет? — спросила Элизабетта и взяла за руку. — Большой Совет на его стороне, советники тем более, позволь дословно повторить то, как они выразились — реформы Кеннета Пена соответствуют их целям, а тебя они назвали «занозой». Они поддержали идею корпорации убрать с дороги Анри Смита, несмотря на то, что ты мой муж. Меня поставили перед выбором. Как думаешь, что я скажу им на следующем заседании?

— Ты потеряешь меня…

— Знаю, поэтому я спрячу тетрадки до лучших времен и уничтожу Кеннета Пена его методами. И ты не станешь мешать.

— Ты можешь потерять меня и в этом случае, — сказал Анри и отвернулся.

— Эгоист, ты не один, слышишь, у нас есть двое детей, и будет третий! Или ты думаешь, что я позволю их безумному папаше потерять семью и смысл жизни? — спросила Элизабетта и поцеловала его.

«Кеннет Пен станет орудием мести и удовольствием, когда этого не сможет дать мне он. Люблю в последнее время получать удовольствия, можно о многом забыть и стать на минуту счастливой».

«Когда она целует меня, она получает, все что хочет. Пен стал не только музыкальной помехой, но и семейной. Я увезу ее на Остров, на фестиваль, уговорю одуматься и поддержать закон. Она не будет озабочена проблемами овальных заседаний и забудет о мести Пену. Только я, она и дети. Музыка все скажет сама за себя. Всегда найдутся не согласные, готовые идти против нелепых законов. И всегда можно прикрыться благовоспитанным гражданином, когда на самом деле это не так. Музыка вне времени всегда будет иметь право на существование. И никакой Кеннет Пен не сможет это искоренить. Росчерком пера моей жены!»

Элизабетта оставила Анри в гостиной с роялем, предварительно спрятав тетради в сейф, а он не стал удерживать ее, закрыл глаза и стал ждать, когда она уйдет. И Элизабетта вышла, хлопнув дверью.

Анри Смит поднялся с ковра, выключил магнитофон и сел на круглую табуретку. Он был не в состоянии думать, но мог играть и погружаться в виртуальную реальность, куда доступа не было ни у кого, в том числе и у Бетт Андре.

— Неплохая мелодия!

Анри услышал за спиной голос Эрона Конли и перестал играть.

— Как вы попали в эту комнату? — спросил Анри. Он не мог вспомнить, чтобы видел его фамилию в списке Клауса на получение пропуска во флигель…

Эрон Конли улыбнулся:

— Я видел вас и вашу жену, дождался, пока Элизабетта оставит вас и посмел войти. Мне нужно поговорить. Не спрашивайте, как я миновал многочисленные посты охраны, не хочу тратить время на ненужные объяснения.

Анри Смит взглянул на Эрона Конли, лесного магната, человека, с которым свела его судьба пару лет назад. Он являл собой образ настоящего джентльмена и не был похож на других влиятельных людей, с которыми Анри Смит был знаком. Раскосые глаза на морщинистом лице просили доверять ему. В памяти всплыла фраза Элизабетты, что после овального заседания она никому не может верить. Он точно помнил, что она произносила и его имя. Анри Смит отвел взгляд.

«Она ошиблась…»

— Я не обманываю вас и вашу жену. Я пошел на хитрость, и скоро все объясню. Обещайте, что придете в следующую пятницу по этому адресу. Мне нужно познакомить вас с моими друзьями, иначе время сыграет против нас.

Эрон Конли сделал шаг вперед… Нет, лесной магнат не пошел, а словно полетел к двери. Потом он исчез… Растворился в воздухе. Листок с адресом оставил на крышке рояля.

Анри подумал, что Эрон Конли появился в гостиной, как тень и постарался также уйти. А он не почувствовал сквозняка и не услышал стук закрывающейся двери. Он взял с крышки рояля лист бумаги и прочитал адрес:

— Городской Университет…

Миссис Смит приехала на Центральный вокзал Города субботним утром. Она купила билет на поезд, как только получила приглашение сына отметить его день рождения в кругу семьи. К тому же она хотела навестить внуков. Элизабетта позволяла видеться с Эдди и Альбертой только в Золотом Дворце и всегда делала вид, что не слышит, если миссис Смит просила отпустить детей на лето в особняк, полагая, что внукам перемена обстановки пойдет на пользу.

Анри встретил мать на вокзале и забрал у нее чемодан. Положил в багажник.

Миссис Смит обняла сына и о многом хотела спросить. Не хватило храбрости и духа. Севший в машину Анри выглядел счастливым, но что-то беспокоило его и не давало выговориться. Он много шутил, комментировал записи Группы и лучших, по его мнению, новичков, на которых стоит обратить внимание, а также похвастался, что к концу года Веста завершит сделку с покупкой радиостанции и музыкального еженедельника при спонсорской поддержке Эрона Конли.

— Нам нужно двигаться вперед, мама, — сообщил Анри. — Проекты студии давно переросли клубный формат. А действующие СМИ нас «игнорируют». Если помнишь изоляцию Стимми Виртуоза, то твой сын находится в таком же положении! О нас не пишут и не говорят, но мы имеем стабильную аудиторию и доход.

— Элизабетта… Почему она не может «надавить» на журналистов? — негромко спросила миссис Смит.

Замечание матери вогнало Анри в ступор. Он резко затормозил на светофоре и сказал:

— Я стараюсь не вмешиваться в дела Бетт, а она в мои.

Энергичность и веселость вмиг исчезли с лица Анри. Миссис Смит больше не делала попыток говорить с ним на «опасные» темы и ограничилась вопросами о службе Роджера в Золотом Дворце, или что ему известно о замужестве Мадлен.

Когда же они заехали на территорию парка, миссис Смит по тяжелому выдоху поняла — Анри не доволен.

— Все в порядке? — спросила она. — На именинника совсем не похож.

— Все просто замечательно, мама, — ответил Анри прежним тоном. — Не переживай. Я часто ухожу в себя, — он толкнул ногой дверцу машины. — Для меня это нормальное состояние.

Миссис Смит вышла на улицу. Если бы она не знала тайны, которые скрывают стены, сверкавшие на ярком солнце, то молодых людей за оградой приняла бы за парочку любопытных туристов. Молодой человек и его спутница просунули руки через прутья решетки, отделявшей «публичные» территории от «королевских», и направили объективы телефонов сначала на машину Анри, затем на балкон. Девушка взвизгнула от радости и стала дергать за рукав толстовки молодого человека, но он сосредоточенно продолжал фотографировать.

Миссис Смит заинтересовалась «объектом» на балконе и подняла голову. Она увидела стоящую там Элизабетту. В домашнем платье. Очертания живота позволяли думать, что она ждет ребенка. Жена Анри как-то странно махнула рукой, затем слегка улыбнулась — нет, не ей, а «туристам», которые уже не фотографировали. А покидали запрещенную территорию в сопровождении сотрудников службы безопасности.

Миссис Смит мысленно обвинила Элизабетту в опрометчивости и легкомыслии. Много лет прошло со дня свадьбы и, несмотря на публичную поддержку организации верного друга и наставника, миссис Смит так и не смогла признать эту женщину женой сына.

Слуга помог вытащить чемоданы. Анри велел отнести багаж матери в комнату для гостей.