Мой Ванька. Том второй Лухминский Алексей
– Сашка… Время настало, – тихо произносит он, утвердительно кивая головой. – А там, глядишь, и я…
– Кирилл Сергеевич! Я не знаю, как вы всё это воспримете, – неуверенно начинает Даша, – но я хочу вам сказать то, о чём уже долго думала.
– Конечно, Дашенька! Мы слушаем тебя! – поворачивается к ней Кирилл Сергеевич.
– Я хотела предложить съехаться и вам тоже… – она со значением смотрит на него. – Ну обменять две квартиры на одну и жить вам вместе с нами. Я вас кормить буду…
Последнее звучит так забавно, что мы дружно прыскаем.
– Нет, я действительно предлагаю нам жить вместе. Вы возражаете? – и она опять, но уже с опаской, смотрит на него.
– Спасибо, Дашенька. Конечно же, я не возражаю! Когда вы с Серёженькой у меня жили, мне так хорошо с вами было! А уехали – сразу же пусто стало… Вы, ребята, сами знаете… Своих детей и внуков Бог мне не дал. А с вами я будто в родную семью попал.
Смотрю на Кирилла Сергеевича и вижу его влажный взгляд. Подхожу к нему и обнимаю.
– Кирилл Сергеевич! Дорогой вы наш! Серёжка ведь не зря вас «деда» называет! Конечно, давайте жить вместе! Обменяем Дашину квартиру и мою на трёхкомнатную и заживём!
– Саш… Извини, – подаёт тихий голос Ванька. – Я против обмена твоей квартиры.
– Почему, Ваня? – не понимает Даша, а мне-то всё сразу становится ясно.
– Ты хочешь менять эту? – уточняю я.
– Угу… – он кивает.
– Почему, Ванюша? Объясни нам, – просит Кирилл Сергеевич. – Я понимаю, что вы с Сашей знаете что-то такое, чего не знаем мы с Дашенькой.
– Объясню, – Ванька вздыхает, опустив голову. – Здесь все свои… В этой квартире мне тяжело находиться. Понимаете… Я в этой квартире всё потерял. Потерял родителей… бабушку… себя потерял!
Он говорит медленно и как-то очень тяжело. У меня аж сердце разрывается. Так и хочется обнять его, прижать и сказать, что я с ним навсегда!
– А в твоей квартире, Сашка, я всё нашёл. Нашёл тебя, интересное дело, которому собираюсь служить, а главное – нашёл себя! Именно там я стал таким, какой я сейчас. Мне дорога твоя квартира, Сашка. Поэтому я предлагаю менять эту.
И продолжает сидеть с опущенной головой.
Молчим.
Всё сказанное Ванькой, сказанное так, заставляет, по крайней мере меня, с этим согласиться.
– Ваня, но ты же женишься… будут дети. Вам с Ритой там будет тесно! – пытается возразить ему Даша.
– Мы с Риткой будем жить у неё. Её родители не хотят, чтобы мы жили отдельно. Она у них поздний и единственный ребенок. Да и вообще там – сталинская «трёшка». Места много.
– А проблем не возникнет? – осторожно спрашивает Даша.
– Это у меня-то? Если я столько лет с этим деспотом уживался, – он поднимает голову и с улыбкой кивает на меня, – то я теперь даже с тигром в клетке уживусь.
– Ой, ой, ой! Ты ещё скажи, что я тебя все эти годы тиранил.
– А что? Разве нет? Кто меня заставлял свою стряпню есть всё это время? При таких условиях моей жизни один год идёт за три!
Возникший напряг уходит. Мы все облегчённо смеёмся.
– Ладно, ребята! Скоро уже Новый год. Рассаживаемся! – командует Кирилл Сергеевич. – Саша, открывай шампанское.
Под куранты откупориваю бутылку. Наливаю.
– С Новым годом, дорогие вы мои! – провозглашает Кирилл Сергеевич. – Пусть он принесёт нам только хорошее!
Ну всё! Начались звонки на трубки. Звонят сначала кому-то одному, а потом трубка переходит из рук в руки. Поздравляют все, кто нас знает и любит. Как это приятно!
Лежим с Дашей на старой Ванькиной кровати. Сам он спит на диване в комнате Кирилла Сергеевича.
– Ну что? Тот разговор можно считать твоим согласием? – шепчу я ей в ушко.
– А ты сам не понял? – она тихо смеётся и нежно меня целует.
– Я хотел уточнить…
– Уточнил? – и опять целует.
– Теперь уточнил.
* * *
Сегодня у нас не квартира, а изба-читальня какая-то. Я сижу на кухне с очередной умной книгой и готовлюсь к очередной операции, на которую меня, в плане моей вечной учёбы, вызвал Михал Михалыч. Ванька с Ритой вовсю штудируют математику в комнате. Он готовит Риту к экзамену.
Ого! Слышу, что-то они раздухарились! Вот… Сначала отдельные тихие смешки… Теперь уже просто хохот.
Честно говоря, мне это сейчас мешает.
– Эй, молодняк! – кричу я из кухни. – Ухи поотрываю!
Всё стихает, и раздаётся Ванькин голос:
– Спокойно, Ритка! Сам оторвёт, сам и пришивать будет! Заодно и потренируется…
Опять начинается хохот.
– Ребята, я же серьёзно! Мешаете! – умоляю я.
Стихают. Снова углубляюсь в чтение.
– Саш…
– Ну что ещё? – недовольно спрашиваю я.
– Ты математику ещё не совсем забыл?
– Не знаю… – бурчу я.
– Может, посмотришь? Я серьёзно…
Нехотя встаю и иду в комнату.
Доказательство теоремы для меня не стало проблемой. Однако, впервые после долгого перерыва сидя рядом с Ритой, я ощущаю…
Только не это! Смотрю поверх листа бумаги на неё… Это маленькое тёмное пятнышко… Как тогда в Булуне у Васьки. Аж мороз по коже… Там же… матка…
Очевидно, я сделал в объяснениях слишком длительную паузу, потому что Ванька перехватывает мой взгляд. Я это тоже вижу. Понимая, что сейчас нельзя концентрировать на этом их внимание, говорю что-то весёлое, продолжаю объяснения…
М-да… Ваньку так уже не проведёшь. Рита весело смеётся над моей шуткой, а он просто ест меня глазами.
– Всё понятно? – спрашиваю я в заключение, при этом понимаю, что вопрос звучит двусмысленно.
– Ага! Спасибо! – с энтузиазмом говорит Рита, а Ванька только молча кивает.
– Ну давайте… Я пошёл к своим наукам, – непринуждённо улыбаюсь и иду на кухню.
Хлопает входная дверь. Это Ванька вернулся, отвезя Риту домой.
– Что у неё? – он влетает ко мне на кухню, не снимая ни куртки, ни ботинок.
Поднимаю на него глаза… Такого взгляда я у него ещё никогда не видел. Там и боль, и страх. Наверняка он, как всегда, почувствовал мое потрясение.
Хочу сказать… и не могу раскрыть рта, поскольку мои слова будут приговором.
– Сашка! Что у неё? – нетерпеливо повторяет свой вопрос Ванька.
– Сядь… – устало прошу я.
За время его отсутствия я уже много чего передумал и действительно от этого устал. Поистине, куда ни кинь – всюду клин.
Он неохотно садится и начинает сверлить меня взглядом.
– Понимаешь, – начинаю я, не зная, как закончить, – мне показалось…
– Сашка! Да не тяни ты! Давай без дипломатии!
– Хорошо… Похоже на первую степень. Матка… В общем, такое же начало, как тогда у Васьки.
Ванька становится серым.
– Ванюха… Соберись! Не хватало мне ещё тебя сейчас в норму приводить!
– Да… да… – он кивает головой, как китайский болванчик, долго молчит, потом глубоко вздыхает. – Ну что ж… Значит, своих детей у меня никогда не будет…
Понимаю, что за это время он уже прокрутил в уме всё, в том числе и грядущую операцию.
– Будут! Понял? Будут! – громко и жёстко говорю я.
– Не-е… Я не позволю тебе рисковать собой. Я уже видел, чем это кончается.
– Так, Ванюха… Иди-ка ты спать, добрый молодец! Оставь меня в покое и дай мне серьёзно подумать.
Ванька продолжает сидеть, смотря на меня неподвижным взглядом.
– Может, вместе?
– Это те вопросы, Ванюха, которые я должен обдумать сам. Извини. Примерно, как тогда твой позвоночник.
Продолжает сидеть и смотреть на меня.
– Ты что, не понял? Пошёл вон! Не мешай мне думать.
Он встаёт, подходит ко мне и прижимается щекой к моей макушке.
– Иди… иди отсюда! Спокойной ночи! – бурчу я и, увидев, что он машинально забирает со стола пачку сигарет, кричу: – Эй! Сигареты оставь!
Уже час сижу и прокуриваю кухню. Поскольку в квартире тишина, то очень хорошо слышно, как Ванька ворочается на тахте. Тоже не спит…
– Вань… Знаю, что не спишь. Иди-ка сюда, – тихо зову я, втайне надеясь, что всё-таки он спит.
Сразу раздаются шлёпающие шаги, и он появляется на кухне в нашем халате.
– Сашка… Я ведь уже понял, что ты хочешь рисковать… – так же тихо и грустно произносит он. – Я боюсь за тебя.
– Ты лучше за Риту бойся.
– За неё тоже. Но там сделают операцию. А тебя я уже видел… красивого. Едва откачали… Ну не будет у нас детей. Будем на твоих радоваться.
– Прекрати! Прекрати и включи мозги.
– Ты что-то придумал? – он замирает, распахивая свои глазищи.
– Не знаю… Может быть. Потому и хочу, чтобы ты подумал вместе со мной.
– Я готов!
– Если опухоль втягивает и образуется хвост, ну или ток к ней, то значит, для развития и размножения раковым клеткам требуется энергия. Много энергии! Верно?
– Ну… да…
– А если их лишить этой энергии вообще? Может, они подохнут? Надо регулярно забирать у них энергию! Понял меня? И как можно больше её у них забирать!
Молча смотрю на Ваньку. Странно ёжится, будто ему холодно.
– Тебе что, холодно?
– Угу… От осознания того, на что ты собираешься пойти.
– Ты мне скажи лучше, я дело говорю?
– Ты говоришь дело, только я всё равно за тебя боюсь. Ты же эту энергию будешь как-то там забирать, но принимать-то её будешь тоже ты! А ты в отличие от меня плюёшь на защиту! Понял меня? Именно поэтому я за тебя боюсь.
– Ну хорошо, не буду я плевать на защиту. Постараюсь, по крайней мере. Пойми, пока всё ещё в самом начале, пока там ещё очень маленькая опухоль, то можно попробовать. И нужно!
– Сашка…
Ванька встаёт, обходит стол и садится рядом.
– Ну что «Сашка»?.. Ты согласен со мной? На карте – твоё потомство, ну и мои племянники и племянницы, – с улыбкой растолковываю я и обнимаю его за плечо.
– По-моему, на карте твоё здоровье, а может быть, и твоя жизнь, – глухо выговаривает Ванька и тоже обнимает меня за плечо. – Загляни в будущее! Ты же можешь!
– В будущем я вижу тебя с Ритой в кругу ваших детишек.
– Саш… Я не куплюсь на это, – грустно говорит Ванька. – Ты по-настоящему загляни!
– Боюсь, – честно признаюсь я. – Ладно! Поскольку я – диктатор, давай обсудим детали. Риту на биопсию отправим в Медицинскую академию. Я договорюсь. Сначала посмотрим на результат.
– А кто ей скажет? – осторожно спрашивает Ванька.
– Я скажу. После ваших занятий сразу же и скажу.
Спасибо Кириллу Сергеевичу! Для участия в операции вместе с Шахлатым дал мне день отгула от нашей больницы. Ему я пока про свою авантюру ничего не сказал и намерен отгул использовать на все сто.
Для начала решил зайти в церковь. Стою в церкви перед иконостасом и прошу Всевышнего о помощи и защите. Мне очень страшно! Боюсь и за Риту, и за Ваньку, и… за себя. Я так и не научился молиться. Все эти тексты на старославянском мне до сих пор элементарно непонятны ни в смысле звучания, ни в смысле содержания. Поэтому стараюсь обращаться к НЕМУ на простом современном языке. Эх, вспоминаю отца Михаила! Сейчас бы к нему за благословением…
В какой-то момент понимаю, что кто-то трогает меня за руку. Поворачиваюсь и вижу скорее всего батюшку. Такой… плотный, розовощёкий… Лет пятьдесят, наверное.
– Здравствуйте! – улыбаясь, здоровается он. – Вы что-нибудь хотели? У вас свадьба, крещение, или, не дай Бог, похороны?
От таких слов не нахожу сразу, что ответить. Смотрю ему в глаза. Не то… Совсем не то.
– Да нет… Просто я молюсь, – наконец объясняю я. – Я врач, и мне надо вылечить очень серьёзно больного человека.
– А-а… – несколько разочарованно тянет он. – Тогда приходите к вечерне. Со всеми и помолитесь.
Слегка качаю головой в знак отрицания.
– Церковь не случайно собирает свою паству для коллективной молитвы, молодой человек! – назидательно выговаривает батюшка. – Именно церковь и совместная молитва открывает людям доступ к Господу!
– Простите, но мне посредники для общения с НИМ не нужны, – жестковато говорю я.
– Вам сначала смириться надо, а потом уже молиться, – почти скороговоркой частит он. – Смирения в вас нет!
Смирения? Нет уж… Не дождётесь! Отец Михаил не требовал от меня смирения. Ясно. Значит, в церкви как и везде… Не место красит человека, а человек… Как там у Высоцкого? «Да и в церкви всё не так! Всё не так, как надо…» Может, отец Михаил не случайно попал служить на север? Может, за свои взгляды пострадал?
Илья Анатольевич уже всё выслушал, теперь сидит в своём кресле и молча смотрит на меня.
– Ну скажите же что-нибудь! – не выдерживаю я. – Я ведь к вам пришёл как к своему Мастеру. Если хотите – за благословением.
– Знаешь, Саша, – будто выдавливает он, – я уже не могу быть твоим Мастером… Слишком ты высоко… Не догнать мне.
– Это не так! У вас наша наука вся сведена в единую теорию, в систему! А я нахватался только кусками.
– Может быть… Может быть, – задумчиво бормочет он. – Но зато – какими!
– Илья Анатольевич, поверьте! Мне элементарно страшно за это браться! Помните, как вы толкали меня на лечение Ваньки? А сейчас?
– Не знаю, Саша… Я тоже боюсь за тебя. Очень боюсь… Поганая энергетика способна на многое. Сам знаешь, через неё может и передаться.
– Знаю. Но у меня нет вариантов.
– Пожалуй, ты прав… И знаешь… Я бы как твой учитель благословил тебя на этот шаг, но с одним условием…
– Каким?
– Видишь ли… Старик Кох тоже ещё на что-то способен, – он как-то болезненно морщится. – С условием, что ты ежедневно, ну или через день, будешь появляться у меня на всем протяжении лечения.
– Зачем так часто? – удивляюсь я, хотя уже почти догадался.
– Чистить тебя, разгильдяя, буду! Поддерживать твоё поле буду. Я же тебя знаю!
– Спасибо, – только и могу сказать я от переполняющей меня благодарности.
Наклоняюсь и нежно обнимаю его за плечи. Уф-ф… Как гора с плеч! Это для меня такая поддержка! Бог с ней, с чисткой! Это я и сам умею делать. Но какой это для меня моральный заслон!
Более-менее выспался после операции в академии и своих сегодняшних похождений. Ванька с Ритой в комнате штудируют математику, а я опять на кухне. Только теперь готовлюсь к разговору. Честно говоря, на фантоме я уже проверил вчерашнее наблюдение. Всё подтвердилось, но надо ещё посмотреть.
– Саш! Мы закончили, – подаёт голос Ванька из комнаты.
Захожу. Рита собирает в рюкзачок конспекты.
– Рита… Можно… немного твоего внимания? – осторожно спрашиваю я.
– Ага! – беззаботно отвечает она и поворачивается ко мне.
– Я хочу с тобой поговорить как врач… Можно, я тебя немного осмотрю?
– Как? – не понимает она.
– Своим взглядом…
Про то, что такое «мой» взгляд, она уже от Ваньки наслышана.
– Стань вот здесь, а я посмотрю… Да не бойся ты! – пытаюсь я её успокоить, видя сразу возникшее напряжение.
Долго смотрю. Подхожу и провожу рукой перед ней. В том самом месте чувствую лёгкое втягивание. Сомнений не остаётся.
– Ну всё! Сядь, пожалуйста.
Она покорно садится на тахту. Ванька садится рядом с ней и ласково прижимает к себе.
– Рита… Не хочу тебя расстраивать… Постарайся мне поверить. Ты же знаешь, я кое-что умею…
– У меня что-то… плохое? – упавшим голосом спрашивает она.
– В общем… да! Опухоль… в матке.
– Ах!.. – и она белеет.
– Так! Спокойно! Рита, я же тебе сказал, что кое-что умею… Я мог бы отложить этот разговор до окончания твоей сессии, но с таким случаем надо спешить. Пойми, я очень хочу, чтобы у тебя в будущем было всё хорошо. Для этого надо будет лечиться. Я берусь попробовать всё исправить. Очень надеюсь, что можно будет обойтись без скальпеля.
И Рита, и Ванька смотрят на меня во все глаза.
– У тебя пока ещё только первая степень. Если начнётся вторая, то там уж без скальпеля будет не обойтись. А это значит, что детей у тебя уже не будет. Ты, наверно, всё сама поняла.
– Александр Николаевич…
– Для тебя я – Саша!
– Александр Николаевич, – упрямо тряхнув головой, повторяет Рита, – а если у вас всё получится, то я смогу потом родить?
Ого! У девочки жёсткая хватка!
– Думаю, что да! А после оперативного вмешательства – уж точно нет.
– Я согласна! – торопливо говорит она и оборачивается к Ваньке. – Ваня, я правильно говорю?
– Да, зайка… – он ещё крепче прижимает её к себе.
Наблюдая это, я готов в лепёшку разбиться для положительного результата.
– И ещё… Это приказ. Даше обо всём этом – ни полслова! Ясно? Родителям пока тоже.
Очень сосредоточенно и грустно кивают оба.
– Тогда, Рита, давай, я проведу первый сеанс с тобой прямо сегодня. Сеансы у нас будут ежедневные. Ванюха, за это отвечаешь ты! Будешь привозить Риту туда, где я буду находиться.
Я говорю всё это, даже не спрашивая Ванькиного согласия.
– Послезавтра, Ванюха, отвезёшь Риту в академию. Я обо всём договорюсь. И ещё… Обращаюсь к вам обоим. Запомни, Ванюха, из своих методов я тайн не делаю, но тебе даже пытаться их повторять за-пре-ща-ю! Понял?
Я это сказал, потому что уже прочитал в его голове желание помочь.
– Ты меня понял?
– Понял… Опять по моей башке лазал?
– Извини, но это даже на твоей морде написано. Всё тут слишком серьёзно. А ты, Рита, если хочешь Ванюхе добра, то не позволяй ему даже пробовать. Надеюсь на тебя!
– Я ни за что не позволю. Ваня, я правду говорю!
Как она на него посмотрела! Она его действительно любит!
– Ну вот и хорошо. А сейчас – давайте начнём.
И, отвернувшись, тихонько крещусь.
Да… Хоть я и постарался всё продумать, но не всё так гладко, как этого бы нам хотелось. Только где-то к середине сеанса я начал понимать, что и как надо делать. Рита стояла, а я работал руками, вытягивая из неё эту проклятую больную энергию и мысленно убивая эти проклятые клетки. При этом не забывал обращаться к Нему с мольбой о помощи. Рита сказала, что у неё ощущение, будто из неё все внутренности вытягивают.
Устал страшно. Ванька повёз её домой, а сам я, как мог, почистился, теперь лежу и делаю упражнение с солнышком и пляжем.
– Ну как ты, Сашка? – кричит с порога Ванька, заскакивая в квартиру.
– Отдыхаю… Устал очень… Ты лучше скажи, как она?
– Да там всё нормально вроде. Ладно, встань, я кровать тебе постелю. Спать тебе надо! Вставай, вставай!
Нехотя поднимаюсь и иду на кухню.
* * *
В машине рассказываю всё как на духу Кириллу Сергеевичу.
Он сосредоточенно молчит, хотя мой рассказ уже закончен. Долго молчит.
– Вот что я тебе скажу, Сашенька… Боюсь я за тебя. Но ты поступаешь как настоящий врач и настоящий брат. Если бы я такое, как ты, мог, то сделал бы то же самое. Пусть это и звучит банально. И ещё… Я Илье Анатольевичу безмерно благодарен, что в трудную для тебя пору он подставил своё плечо.
– Я тоже, – тихо говорю я.
– А теперь я скажу тебе как твой начальник. С сегодняшнего дня и до конца твоих упражнений ты будешь у меня под контролем в смысле твоих нагрузок. И никаких суток!
– Фиг вам! – весело бросаю я. – Прорвёмся!
– Я на тебя всех наших натравлю, – грозится главный, – особенно Елену Михайловну!
– Только не это! – поддерживаю я шутку.
– Вот-вот! Я знаю, кто на тебя может повлиять, – он смеётся. – Только я не шучу. И подумай, может быть, твои приёмы надо будет прервать на это время?
– Кирилл Сергеевич, дорогой вы мой! Давайте я сам буду принимать решения по каждой ситуации. Я ведь сам понимаю, что перед каждым моим сеансом должен быть в форме.
Машина подъезжает к больнице.
– Давай-ка мы сейчас продолжим наш разговор у меня в кабинете. Хорошо?
– Вы вызываете меня на ковёр?
– Да. Это действительно так, – очень серьёзно говорит главный.