Марсианин Вейер Энди
– На прошлой неделе. Ворвались в его дом, убили всех и дом спалили.
– А где был его дом?
– На Больших Хуторах.
– Похоже, тот самый! – не удержалась Юля.
– Да, тот самый.
– Вы тоже слышали? Ах да… это же по новостям крутили. Весь город уже, наверное, знает…
– Получается, с этой разборкой может выйти продолжение конфликта… – задумчиво сказал Владимир.
– Не думаю. Там всех главарей убили. Их там всего-то трое было. И трое охраны. Непонятно, как они вообще-то с таким малым количеством охраны там были…
– Может, страх потеряли? Ведь они, по вашим словам, тут почти что главные были. И на воровской закон полагались.
– Возможно. А и черт с ними! – злобно бросила Марина. – Пускай им в аду самое жаркое место достанется! За брата!
– Уже досталось, – мрачно выговорил Владимир, припоминая некоторые детали того побоища, что его тогда несколько смутили. Жутко ожиревший босс и некий скользкого вида тип, которого Владимир прирезал одним из последних, явно его узнали. Когда он встретился с ними взглядом, они впали в оцепенение, а потом на их лицах проступил такой ужас, что, казалось сам ад, через Владимира, смотрит им в глаза. Впрочем, Владимиру тогда было не до того.
Марина поднялась со стула и подошла к холодильнику. Там оказалась початая бутылка водки. Она ее достала и приготовилась было поставить рюмки и себе, и гостям, но Владимир вдруг весьма решительно ее остановил:
– Не надо!
Марина непонимающим взглядом посмотрела на него.
– ЕМУ бы это не понравилось.
Марина сникла. Кивнула и поставила бутылку назад.
– Да. Вы правы, – глухо сказала она и вернулась на свое место. – Он и сам почти не пил, и другим напиваться не позволял.
Удостоверившись, что продолжения истерики не будет и Марина достаточно успокоилась, они тихо попрощались и ушли.
Долго шли молча. Настроение у обоих было подавленное. Ощущение было такое, будто вся скорбь этого ужасного мира придавила их. Когда-то подобное состояние мира один писатель назвал Инферно. Кажется, Иван Ефремов, в одном из своих произведений-предупреждений. Он их много написал. Там, в том произведении, был описан мир, где победил во всепланетном масштабе капитализм. И то, что они видели вокруг, очень походило на то, что описал великий писатель. Владимир мысленно пробежался по той книге, и это добавило понимания и своих ощущений, и окружающего.
Понимания-то добавило. Но прибавило и скорби. Ведь в том мире, который так красочно был описан Ефремовым, если бы не пришельцы из далекого коммунистического мира, это Инферно длилось бы вечно. До скончания веков той уродливой цивилизации. И до конца этих веков, уже по самому описанию было видно, оставалось весьма немного.
Тут была та же самая ситуация. Вот-вот должен был грянуть системный кризис, плавно переходящий в кризис конца ресурсов. А это, в условиях слабости оставшихся стран социализма, грозило закончиться тем самым Инферно. Сначала глобальная война – Третья мировая, а потом Инферно. Для тех, кто выживет и станет рабами малюсенькой кучки сверхбогатых семей Запада.
Безнадега. Полная безнадега – вот чем веяло со всех сторон.
А тут еще эта дикая ситуация с сестрой. С одной стороны, прекрасно – обрел сестру. С другой – ведь надо и ее тогда вытаскивать отсюда. Другого выхода Владимир не видел.
Хотя… Остаться здесь, пытаться выжить и, если получится, исправить этот мир. Но последняя задача, без помощи родного мира, представлялась Владимиру ну совершенно нереальной.
Уже отойдя от дома достаточно далеко, Владимир внезапно остановился, посмотрел на темное небо и чуть не выматерился от переполнявших его противоречивых чувств.
– Кошмар! – сказал он и далее долго шел молча, видимо, собираясь с мыслями. – Тут дело такое… – наконец решил он нарушить молчание, но было видно, что говорить ему трудно. – Там, у нас… Марина погибла. Нелепая случайность, в горах. Она тогда увлеклась, как и многие, экстремальными видами спорта. Вот ее и потянуло в альпинизм. Я тогда отправился в армию, а она в альпинисты. Ну… это была действительно нелепейшая случайность. Буквально на ровном месте.
Владимир снова замолчал. Несколько минут шли без слов.
– Это та случайность, от которой не убережешься… Даже здесь, на асфальте… А я это узнал спустя год. Когда вернулся в Союз…
– Думаю, что теперь вы должны быть счастливы, – постаралась Юля перевести разговор на позитив. – Теперь у нее снова есть брат, а у тебя сестра.
– Да, это так, – помолчав, ответил Владимир, – и… если все у нас сложится благополучно… Я ЕЕ ОТСЮДА ВЫТАЩУ!
– Так и сделаем! – оптимистично закончила Юля, заметив, что у Владимира камень с души упал.
Вечером, когда Юля уже собиралась уходить из общежития, у нее состоялся еще один весьма важный разговор с Владимиром. Ей к этому времени уже вкратце рассказали об утреннем происшествии.
– Владимир! Мне сказали, что у тебя конфликт какой-то с торговцами-грузинами вышел.
– Да, было дело. Пьяные придурки полезли на меня с пистолетом. Думали запугать. Типа, «мы тут самые крутые, и вы нам все должны сапоги лизать, а если не будете, то мы вас всех заррэжэм и прыррэжэм».
– Ты что, им морды набил, что ли?
– Да было немного. И пистолет отобрал. Сказал: на память о встрече. Потом, правда, отдал – без затворной рамы.
– А они что?
– Да торгаши они… тут же торговаться полезли. Ну, я им и пригрозил в понятном им стиле, что если будут выпендриваться, братва – наша братва, – приедет уже не с пистолетами, а с чем потяжелее. И на родину к ним поедет не Гога, а маленькая коробка того, что от него собрать сумеют. Гога – кличка того самого, что на меня полез.
– И как, подействовало?
– Более чем. Сейчас заискивают. Перед Элей тут же хвосты поджимают, двери ей открывают. Остальных же, кто не наши, хватают за что попало.
– Плохо! Ты хоть в курсе, что если мы себя уже так поставили, то нам и далее ТАК держаться надо?
– Имею представление. Что меня и тревожит.
– Вот-вот, – подтвердила его опасения Юля. – Если статус не выдержим и сорвемся – затопчут.
– Да уж. Проблемка!.. А кстати! Они к тебе не цеплялись?
– Да нет… они меня, кажется, сразу идентифицировали с нашей группой…
– Жаль! – вдруг хищно оскалился Владимир.
– Это как «жаль»?! – возмутилась Юля.
– А то бы эти чмы после «знакомства» еще и с тобой вообще из общаги съехали!
Юля хрюкнула в кулак и сквозь душивший ее смех выговорила:
– Ну, это недолго организовать!
Юля
Через пару дней договорились с администрацией, что группа займет еще и соседнюю, меньшую комнату. Теперь стало несколько попросторнее жить, и бльшую комнату начали использовать для общих собраний, коллективных завтраков, обедов и ужинов.
В связи с расширением жилплощади стало возможным перетащить к себе и Лену с Юлей. Юлю это несколько высвобождало для других дел (в том числе и для продолжения тренировок группы), чем не замедлили воспользоваться Михаил с Владимиром.
Так как Владимир заведовал разведкой, то в первую очередь именно он постарался нагрузить Юлю очередным заданием.
Задание заключалось в том, чтобы составить квалифицированное мнение о местном обществе, создать его социально-психологический портрет. Без этого дальнейшие планы строить было несколько опасно. Нужно было иметь хоть какое-то представление о том, чего такого «фундаментального» ожидать от «среды» и чего ожидать не следует.
Квалифицированное заключение могла выдать только квалифицированная же Юля. Чем она и занялась в один далеко не прекрасный для нее день…
Прежде чем выполнить указание Владимира, Юля прошлась по тем местам, где кучковалась молодежь. Поскольку она привыкла к тому, что ей, как правило, еще «дома» давали задания, связанные исключительно с молодежью, она и тут решила идти по накатанной колее.
Но для того чтобы эффективно общаться, надо выглядеть не просто очень хорошо, но и в соответствии с теми представлениями о благополучии и успешности, что бытуют в той среде, в которую собираешься вписаться. Иначе там с ходу авторитета не добьешься.
Пройдясь по таким местам, она поняла, что если кто-то одевается как на ночной бал, дискотеку – тот и считается лучшим.
Вполне возможно, что ее первые впечатления были не очень верны, но, в любом случае, большинство молодежи именно так и выглядело.
Дополнительное приглядывание к особо колоритным персонажам и их окружению дало еще одно наблюдение: «закосить» под спортсмена или эстрадную диву также считалось весьма престижным.
Тут же из этого последовал вывод: нужно купить в ближайшем киоске какие-нибудь журналы с такими персонажами и «просканировать» их на примерный гардероб этих личностей.
Купив несколько таких журналов (они оказались весьма не дешевыми – по сравнению с другими), Юля зашла в кафе и внимательно их изучила.
То, что она в них увидела, ей очень не понравилось. Практически все эти скудно и не очень одетые бабы, что в изобилии были изображены на страницах и обложках, производили впечатление либо дур, либо шлюх. Единственное, что их отличало от последних – представительниц древнейшей профессии, – это очень богатая бижутерия. Платья и прочие наряды совершенно н выглядели чем-то выдающимся и дорогим. Хотя по тому, как их выставляли и рекламировали, все эти тряпки и тряпочки (а как еще назвать это «нечто», занимавшее по суммарной площади несколько квадратных сантиметров?) должны были стоить весьма недешево.
Вообще-то у Юли подстройка под окружение, мимикрия к группе, в которую надо внедриться, всегда считалась чем-то вроде фирменного приемчика.
Из всей факультетской группы только у нее получалось такое делать максимально быстро и без особых нареканий наставников. А после выхода на стажировку это и вовсе стало как бы само собой разумеющимся.
Возможно, такая способность у нее осталась от тех плохих времен, которые она не любила вспоминать, но это умение сослужило ей большую службу. И сейчас она рассчитывала на него.
Вот только задача эта, как она сейчас ее видела, оказалась далеко не такой простой, как казалось и как это обстояло на родине. Важным тут было скопировать приблизительно внешность, но сохранить в неприкосновенности свое внутреннее содержание. В данных обстоятельствах получалось, что если она хочет сразу попасть в верхние горизонты местного молодежного сообщества, то закосить ей придется под кого-то из этих… супердорогих б…й. После длительных и тяжелых раздумий, колебаний она, как ей казалось, выбрала-таки золотую середину: одежда должна выглядеть дорогой, но подчеркивающей именно достоинство.
Первое можно было дополнить какой-то бижутерией (если денег хватит), но второе накладывало ограничение уже чисто модельное – в ЭТОЙ среде никаких суперкоротких юбочек и прочих «особо сексуальных» прибамбасов быть не должно.
Это дома можно было так одеться, и тебя поймут правильно. Тут же, похоже, это было как раз выставлением напоказ именно «легкодоступности».
В родном Юлином сообществе, в ее родном мире, было давно и прочно принято, что у любой НОРМАЛЬНОЙ женщины, девушки, должно быть хорошо видно ПРЕЖДЕ ВСЕГО и всегда ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО, а не бирка с ценой, как у этих продажных баб с обложек дорогих журналов.
И вообще: у нормальных и порядочных, никак и ни при каких вариантах и обстоятельствах, НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ВООБЩЕ какого-либо ДАЖЕ НАМЕКА НА какую-то ЦЕНУ. Отсюда и такие серьезные ограничения, которые наложила Юля на свой будущий гардероб.
Пройдясь по бутикам, она таки приоделась… но заимела такую кучу впечатлений, что их тут же понадобилось хоть чуть-чуть привести в порядок. Особенно последний бутик. Как раз подвернулось какое-то кафе, в которое она и зашла.
Теперь, сидя за чашечкой сверхдорогого тут кофе, можно было подвести итоги того, что «нарыла».
По большому счету, тут хватало на хорошую статью… или даже две. Да, конечно, пришлось слегка применить гипноз, чтобы усилить воздействие и камуфляж, но оно того стоило – знания, полученные таким путем, того стоили.
Во-первых, обслуживающий персонал магазина страшно закомплексован. Причем сами эти комплексы тщательно поддерживаются внутренним распорядком и правилами поведения. Что сразу бросалось в глаза, так это гипертрофированная услужливость персонала перед богатым клиентом и такое же пренебрежение к бедным.
Фактически тут навязывался стереотип превосходства одного слоя общества над другим, причем в форме безусловного рабского подчинения бедных богатым.
Рабское поведение по отношению к Юле, когда она продемонстрировала им свой несуществующий здесь «заоблачный» социальный статус, просто резало глаза.
Также очевидным представлялось, что такое отношение к бедным должно углубить пропасть между элитой и «быдлом». Пропасть не только имущественную, но и правовую. Все поведение персонала по отношению к «бедной» Юле, когда она только вошла в магазин, говорило: «Раб! Знай свое место!»
Во-вторых, внутри группы продавцов тоже явно видно было это самое разделение. «Неквалифицированные» продавщицы обязаны были танцевать на задних лапках перед «квалифицированным» менеджером. Причем этот танец никакого отношения к нормальной исполнительской дисциплине явно не имел. Он имел значение именно РИТУАЛА подчинения вышестоящему. Причем ритуала, достаточно мерзкого по своей сути. Опять-таки того самого ритуала поведения «раб – господин».
В-третьих, и продавщицы, и менеджер носили жесточайший отпечаток НАВЯЗЫВАНИЯ не только рабского поведения, но и банальной тупости. Раб не должен быть умнее господина. Он должен быть сообразительным, но не умным. Он должен быть исполнительным, но самостоятельно думать ему воспрещается. Это выпирало особенно сильно, когда Юля пыталась раскачать ту или иную продавщицу на мало-мальски элементарные логические рассуждения. Все эти задачи мгновенно ставили их в тупик, и они тут же стремились обратиться за помощью к менеджеру (которого к тому времени еще не было в зале).
В-четвертых, забитость.
Забитость человека тут проявляется в том, что он дорожит местом, которому он не соответствует ни по складу характера, ни по уровню интеллекта, ни по условиям работы. Любая дама из Юлиного мира, столкнувшись с «правилами» работы в посещенном ею магазине, просто уже через полчаса хлопнула бы дверью или… устроила жуткий скандал. И была бы права, так как унижать человеческое достоинство никому не позволяется и никакими «результатами» работы не оправдывается. И совершенно не важно, чье достоинство унижено – продавца или покупателя.
Оставался только один нерешенный вопрос: является ли эта картина – рабского поведения и навязывания его – правилом в этом мире. Правилом, характерным для любой работы.
«Если да, то мы попали, – подумала с тревогой Юля, – и попали крепко! Ведь тогда получается, что среди моря рабов нам придется искать кого-то, кто еще сохранил остатки и человеческого достоинства, и воли к борьбе».
Возможно, такие люди еще были среди старшего поколения, помнившего социализм. Но тогда возникал еще один вопрос: насколько их много, если учесть тот факт, что они ПОЗВОЛИЛИ скурвившейся элите ПРОДАТЬ СТРАНУ?
Поиск людей, на которых можно было бы опереться в этом диком и мрачном мире, с кем можно было бы скооперироваться, объединить усилия по совместному выживанию, со временем приобретет вопрос жизни и смерти. Юля чувствовала это. И если сейчас не приобрести хоть какой-то минимум информации по части социально-психологического облика общества, то далее будет только сложнее и труднее. Труднее, так как на все может наложиться еще и цейтнот. В капиталистическом обществе, как знала Юля, такие цейтноты по выживанию вполне обычное дело. Недаром же именно цейтнот так часто и красочно расписывается почти в каждом западном или, конкретно, американском фильме.
Прийти и обхамить обслуживающий персонал магазина (да даже и по делу) – доблести мало. А вот сейчас начиналась ГЛАВНАЯ работа. Та, ради которой весь этот цирк с переодеваниями и был затеян.
Юля глубоко вздохнула, сказала «брысь» неуместным мыслям типа повторить то же самое, что в этом магазине, но в другом месте, и сосредоточилась. Если надо изучить молодежный социум, то простой пробежки, которую она сделала, недостаточно. Надо внедриться и посмотреть на этот социум изнутри.
Следовало составить хоть примерный, но план действий на ближайшие несколько часов.
После магазина (который оказался бутиком) она заглянула «домой» – оставить уже не нужные сейчас вещи, которые она таскала в бауле. В общаге, как всегда, отирался Николай и Эля, которая только что притащила большую сумку со снедью и соображала, что для всей оравы приготовить на вечер.
Но тут оба увидели то «чудо», что зашло к ним в комнату.
Поначалу они не поняли, кто это, а когда пригляделись, изумлению их не было предела.
Николай даже головой замотал.
– Ну ни хрена себе! – только и смог он выговорить.
Более прагматичная Эля не стала тратить слова на восклицания, а просто задала самый обыкновенный вопрос:
– И сколько ты за этот наряд заплатила?
– Что, очень круто выглядит? – вопросом на вопрос ответила Юля.
– Еще бы. Так во сколько здешних денег тебе это обошлось?
– Представь себе, стоит он не так много, как выглядит. Здесь подобные наряды почему-то не очень котируются.
– Странно! Ведь красиво!
– И весьма прагматично, – добавила Юля, крутнулась на месте и вскинула пятку выше головы, – движений совсем не стесняет.
– Явный китайский мотив, – задумчиво отозвалась Эля, разглядывая Юлю. – Ты что, специально под китаянку вырядилась?
– Да нет, – смутилась Юля, – я только подумала, что мне бы что-то, что не стесняло бы движений… Ну, я же не виновата, что именно у китайцев наряды для женщин такие прагматичные!
– Да уж! И говоришь, что здесь китайские мотивы не в почете?
– Это у нас Китай и его наряды в моде.
– Да… И почему только взаимопроникновение наших культур становится особо заметным вдали от Родины? – задала сакраментальный вопрос Эля, в который уже раз обходя вокруг Юли.
Пока друзья любовались ее новыми нарядами, Юля, не теряя зря времени, слегка переменила прическу. Теперь ее всегдашний золотой «хвост» был заплетен у основания и торчал слегка вверх, отчего ее вид стал еще более заносчивым.
– Ха! Киска хвост трубой поставила! – заметил Николай. – На какую войну собралась?
– Хвост должен быть всегда трубой! – заключила Юля и вышла из комнаты. Вторую часть вопроса Николая она проигнорировала.
Музыка в «Диско» ей сразу не понравилась. Она отупляла, оглушала и заглушала. Если что-то надо было сказать, то приходилось кричать. Даже где-то в углу, чтобы обратиться к соседу или соседке, приходилось серьезно напрячь голосовые связки.
Эта обстановка явно не способствовала общению – она разъединяла людей. Все, что можно было здесь делать, – это прыгать под эту отупляющую музыку.
Юля быстро окинула взглядом бесновавшуюся толпу – совершенно лишенные какого-либо смысла лица, – и это ей еще больше не понравилось. Картина, что тут же возникла у нее в голове, была не просто пугающей. Она была еще и дурно пахнущей.
Пару раз обойдя толпу, она не решилась с ней смешиваться – ощущение, которое у нее тут же возникло при такой мысли, было весьма скверное. Она брезгливо передернула плечами и решительно вышла из зала. Оставалось посетить бар. Там, как она заметила, тоже ошивалось достаточно народу. Может, там удастся встретить хоть кого-то, кто похож на человека.
«Ага, – поймала себя на мысли Юля, – а ведь действительно, вся эта толпа не производит впечатления толпы людей. Разве что каких-то животных».
Людское содержимое бара ненамного отличалось от такого же в зале. Единственное, что тут не делали, так это не танцевали.
Болтали, бродили между столиками, жрали спиртное и закуски. И все это как-то ТУПО и бессмысленно. Не было в этой толпе того, что было в толпах молодежи, с которой Юля уже привыкла иметь дело.
Если кто-то с кем-то общался в Юлином мире, то на интересующие его темы, и темы эти были весьма далеки от развлекательных и «жратвенных» (если это, конечно, не повара сошлись поболтать на профессиональные темы). В основном общались, чтобы узнать получше друг друга. Соревновались, кто что лучше умеет… но не вот так.
Как вместе, так и по отдельности люди и в баре, и в зале производили весьма удручающее впечатление.
«Ну и рожи! – подумала Юля, обходя барную стойку. – Все как на подбор – два глаза, и ни в одном интеллекта… да еще и пьянь. Да, это не наши «сборняки». Там хоть что-то из себя пытаются изобразить умного. Здесь – все наоборот. Можно подумать, эта толпа решила всем скопом доказать одну из древнейших «рацей мизантропа»: «Все бабы – проститутки, а мужики – сволочи и придурки». Вот, например, особо колоритный экземпляр – весь в мышцах. Такое впечатление, что у него и под черепной коробкой – тоже мышцы. Вертится так, чтобы стоящим перед ним девицам все его «бугры» были хорошо видны… только выглядит он как горилла… и по интеллекту тоже – не выше».
Девицы также выглядели не шибко умными. Может, и были среди них какие-то особо мозговитые экземпляры, но в этой среде это показывать считалось явно неуместным.
Что характерно, почти у всех баб на лицах было специально прорисована… сексуальность. То есть то, что в родном мире Юли выставлять напоказ было зазорным. Зазорным считалось быть не женщиной, а самкой.
Тут же все они выглядели и старались выглядеть именно САМКАМИ. Все это дополнялось еще и рахитичным телосложением большинства представительниц женского пола, а также длинными крашеными ногтями, что явно выдавало в них именно бездельниц и белоручек.
Как и предупреждал Владимир, Юля среди этой толпы очень выделялась. И одеждой, подчеркивающей человеческое достоинство, и осанкой, и вообще поведением.
Прямой независимый взгляд, полный достоинства и уверенности в себе. Не заносчивая, как у некоторых, и напоказ поза, прямо и гордо поставленная голова, хорошо видимые даже под одеждой мышцы, выдающие человека, постоянно занимающегося спортом, – все это составляло резкий контраст с окружающими образчиками этого мира.
Казалось, что большинство людей тут БУКВАЛЬНО без внутреннего стержня. Позы, которые они принимали вынужденно или по необходимости следовать каким-то негласным «стандартам», создавали впечатление, что многие из них держатся на ногах каким-то чудом и вот-вот готовы растечься по полу грязной лужицей. Да и глаза у этих прямоходящих были такие, что заставляли сомневаться в человеческом происхождении этих экземпляров. В них СКВОЗИЛА пустота… Чуть ли не космическая… если не была заполнена томностью или, того хуже, скрываемой болью из-за чувства неполноценности.
Несколько отличались от других представители явно бандитского сословия местного мира. У этих хоть какая-то уверенность в себе чувствовалась. А так – животное животным!
Хищное животное.
Как минимум шакал.
Как максимум – гиена.
Юля для контроля сравнила еще и походки – свою и «походняк» тех рахитичных баб, что прямо перед ней «тусовались» у стойки бара.
У Юли не было никаких высоких шпилек на подошве.
Как правильно заметила до этого Эля, стиль ее одежды был вполне китаеподобным. А он не сочетался с туфельками на шпильках. Вот и было на ногах у Юли что-то типа аккуратных сапожек, вполне гармонирующих с одеждой и не стесняющих Юлю в движениях. В них она могла двигаться именно так, как ей больше всего нравилось, – как кошка. Хищная кошка.
А эта органичная походка предполагала неизмеримо больше «степеней свободы» в движениях, нежели у тех, что на шпильках. Как минимум не нужно было особо беспокоиться о сохранении равновесия.
По сравнению с ее пластикой «походняк» завсегдатаек выглядел воистину ужасным: нечто ломающе-дергающееся. Причем с полным впечатлением, что обладательница этого походняка вот-вот рухнет со своих сверхдлинных шпилек и забьется в эпилептических конвульсиях. Что удивительно, все присутствующие копировали именно этот «стиль».
У Юли тут же возник жгучий интерес выяснить, откуда они его слизали. Она сделала зарубку на память и перешла к следующему пункту своих «полевых исследований».
Обойдя пару раз толпу в танцзале, потусовавшись в баре, Юля впала в тихое отчаяние. ВСЯ публика была такова, что она бы с каждым отдельным представителем ее заводила знакомство и речь только в самую последнюю очередь. Даже по родным, весьма мягким социально-психологическим классификаторам ВСЯ эта молодежь относилась к… отбросам. То есть к тем, кого надо «поднимать» усилиями не отдельного социального психолога, а целой их бригады, укомплектованной профессиональным психиатром – специалистом по «жестким» психическим расстройствам.
Сама Юля впечатление у присутствующей публики вызвала весьма сильное. Она замечала, как парни бросают на нее заинтересованные, восхищенные, заискивающие, пугливые взгляды, а бабье – завистливые.
Она попыталась завести разговоры и с теми, и с другими.
Поболтала.
Результат был предсказуемый – тот самый, который она и так видела: культ тупости. Юля явно попала не туда, куда рассчитывала. Та толпа, что ее ныне окружала, производила полное впечатление стада животных. Баранов… нет, даже не баранов – сусликов. Но не людей.
Составить представление о них – проще простого. Достаточно всего лишь понаблюдать и слегка послушать.
Внедряться и «прощупывать» более конкретно тут было совершенно излишним.
Юле жгуче захотелось убраться из этого провонявшего табаком и алкоголем места куда подальше. Но так как признавать крах своего плана исследования ей мешало самолюбие, она бросилась на поиски способов эвакуироваться «со смыслом».
«Смысл» же прямо смотрел на нее с противоположного конца бара. Он представлял собой светловолосого парня, не сильно нетрезвого… даже почти трезвого.
Парень, увидев, что его персоной заинтересовалась некая рыжая, да еще в очень дорогом прикиде, воспрял духом и кинулся в атаку. Юля встретила эту атаку благосклонно. Выслушала вполуха поток благоглупостей, отклонила предложение угостить каким-то алкогольным пойлом, далее какими-то таблетками «для улучшения жизни» и всерьез заинтересовалась предложением парня «пройти тут недалеко, к нашим на тусовку, на квартиру».
По его словам, там собиралась регулярно «клевая компания».
У Юли возникла слабая надежда на то, что она наконец нашла некую группу, кто был бы выше по уровню ума, чем здесь присутствующие люмпены. На родине Юли так, на квартирах (иногда в специализированных клубах, что они же и создавали), как правило, собирались на посиделки интеллектуалы. Посиделки с чаем, и не только.
Юля посмотрела на парня, который ей показался изначально ну полным балбесом. Может, она ошиблась? И тут, в этом мире, есть такие интеллектуалы – косящие под идиотов, но на самом деле собиравшиеся, как и у них, на квартирах?
Идти пришлось долго. Как ни уверял «балбес», что «тут рядом», но на все про все ушло не менее получаса.
Наконец они вошли в подъезд довольно обшарпанной пятиэтажки. Поднялись на пятый этаж и вошли в НЕЗАПЕРТУЮ квартиру.
Ухажер, заметив такой непорядок, просто прикрыл дверь и потащил ее далее.
Уже в прихожей у Юли закрались серьезные подозрения, что она попала не туда, куда хотела. В прихожей был жуткий беспорядок, валялся мусор, по старым обоям увлеченно гоняли по своим делам рыжие тараканы.
От входа было видно, что дверь на кухню закрыта. Также была закрыта и дверь в комнату. Когда же Юля ее открыла… она очень пожалела, что это сделала.
Теперь ясно было, куда привел ее этот случайный ухажер.
Это был, говоря натурально, банальный притон.
У Юли от того, что она увидела, чуть в голове не помутилось.
Да и было отчего. Хоть и имелось у нее весьма буйное, хулиганское прошлое, но воспитана она была традиционно для советской молодежи, не испорченной, как здесь, веяниями Запада. А это в данной среде – среде этого мира – больше называлось «пуританством».
В воздухе висел тяжеленный дух пролитого спиртного пополам с дымом чего-то такого, что явно табаком не было. Пол был усеян пустыми бутылками, огрызками, рваными пакетами, среди которых в разных по живописности позах лежали как отдельные люди – в полном бесчувствии, – так и совершенно голые пары. В углу, прислонившись к тумбочке с телевизором, сидел некий юноша с абсолютно пустым взором и беспричинно беспрерывно хихикал. Он единственный, кто, будучи еще в сознании, не был занят ничем.
Чем же занимались голые пары, было ясно настолько…
На благовоспитанную Юлю напал на несколько секунд натуральный ступор, из которого весьма нетривиальным для нее способом вывел ее ухажер. Он тупо и прямолинейно полез Юле под блузку.
Через секунду дверь, ведущая на кухню, разлетелась в щепы. Там что-то рухнуло. Раздался звон бьющейся в массовом количестве посуды. На какую-нибудь другую компанию это хоть как-то бы подействовало. На ту, что сидела и лежала в комнате, – никак. Будто они ничего не слышали и никого не видели.
Юля огляделась. На нее больше никто не покушался. Один явно выбыл из игры, а остальным все было пофиг. Не в силах больше находиться в этом помещении, Юля попятилась к выходу, сгребла в охапку свою модную кожаную куртку, только что повешенную на вешалку, переступила, все так же пятясь задом, через порог, развернулась и побежала.
Выяснять, что стало с улетевшим на кухню ухажером, которого она со страху и омерзения приложила изо всех сил, у нее не хватило ни духу, ни остатков рассудка.
Вылетев на улицу, она пробежала почти квартал, когда ее желудок таки не выдержал. Юля прислонилась к стене дома. Ее неудержимо рвало, пока желудок полностью не очистился. Руки предательски дрожали, колени то и дело подкашивались. Подобная реакция, хоть и в неизмеримо более слабой форме, у нее была, когда их всей группой водили в морг на вскрытие трупа. В рамках программы. То же, что с ней творилось сейчас, для самой Юли было неожиданностью.
Она сама не представляла, что на нее все эти мерзости мира ТАК могут подействовать. Она до сих пор думала, что уже видела все самое плохое, что можно встретить: и наркоманов, которые даже в их сверхблагополучном обществе нет-нет да и попадались, и самоубийц, и просто извращенцев, тихо прятавшихся по углам, чтобы их никто не достал… Но чтобы ТАКОЕ!
– Жрут же всякую дрянь, а потом дохнут как мухи… – услышала Юля монолог пенсионерки, идущей мимо по своим делам.
Как ни странно, но это на нее подействовало отрезвляюще. Юля дернулась, мотнула головой и выпрямилась. Желудок все еще бунтовал, но она сделала над собой усилие и зашагала к общежитию.
Дома были уже все. За те дни, что они здесь жили, обстановка стала даже привычной. И мебель, и друзья, кто где сидевшие, стоявшие и лежавшие в комнате. Лена, доставленная в общагу еще с утра, уже спала. Вадик что-то читал, закрывшись от остального мира толстой потрепанной книгой (и где он ее успел достать?).
Так же привычно, как и всегда, Юра Чернов роется в информации на планшетке, а Владимир стоит у него за спиной, читает с экрана и сосредоточенно скребет подбородок (ну прям как Михаил – не зря же ведь они давние друзья). Так же привычно что-то соображает Эля, составляя меню на следующий день, так же привычно валяется на своем коврике, явно только что закончив некий комплекс своих упражнений, Николай с вечно довольной физиономией.
Юля вспомнила, по ассоциации, ту комнату, и ей снова стало плохо.
Когда она вошла, далеко не все заметили ее плачевное состояние. Эля, как обычно, остановилась и вопросительно посмотрела на подругу, ожидая объяснений, если та пожелает их дать.
В отличие от нее, Николай, обделенный тактом, тут же заявил о себе и своих впечатлениях во весь голос.
– Ага! – подпрыгнул он. – Нашлась дыра, в которую Юленька не успела сунуть свой конопатый носик, а когда сунула, оказалось, что лучше бы не совала.
По большому счету так оно и было. Николай, хоть и бывал бестактным, но тупым и несообразительным не был никогда. Юля тут же насупилась и шумно втянула воздух. Ее взгляд из страдальческого превратился в злобный.
– Ты даже не представляешь, какую выгребную яму мне пришлось посетить.
– Отчего же, представляю! Если весь мир тут выгребная яма, то наверняка должны быть и особо смачные местечки, – философски заметил тот.
Юлю передернуло. Благовоспитанность, вбитая на уровне рефлексов, все еще боролась с увиденным. Желудок бунтовал, и Юлю снова тошнило. Но, вспомнив, чему ее учили, к чему готовили, она сделала титаническое волевое усилие и поборола дикое отвращение.
Не обращая ни на кого внимания, она закрыла глаза и проделала несколько упражнений дыхательной гимнастики.
Очень полегчало.
Она снова открыла глаза, оглядела окружающее более осмысленным и спокойным взглядом, привычным рыком припугнула Николая и села на диван. Николай привычно опять что-то сморозил, Юля набрала было в грудь воздуха, чтобы ответить достойно, но мысли вдруг разбежались как тараканы, и она расслабилась.
– Клоун, ты… Трикстер… – сказала она Николаю.
– Вот! Теперь она меня еще и проклассифицировала! И как сей вид тараканов по-русски называется?
– Какой?
– Ну, этот, как его… Во! Триксер!
Юля посмотрела на умильно-хохмаческую физиономию Николая, махнула на него рукой, прислонилась головой к стене и расслабленно рассмеялась. Но все равно, даже смех у нее вышел какой-то страдальческий.
Дискотека
Утром Юля выглядела совершенно невыспавшейся. Стресс, который придавил ее еще вчера, оказался слишком сильным, чтобы от него избавиться за одну ночь. Вот в таком виде она и зашла в «общую комнату». Думала просто спокойно посидеть до завтрака, но не тут-то было.
С утра пораньше, еще даже на стол не накрыли к завтраку, к Юле пристали с расспросами сразу двое. Михаил, который желал узнать результаты Юлиных исследований местного молодежного общества, и Владимир, который все это воспринимал в терминах военной разведки. Пришлось рассказывать, хоть и очень не хотелось. Хотелось послать их обоих по матушке и еще хотя бы полчасика посидеть в молчании. Тем не менее она взяла себя в руки – долг обязывал – и с трудом ответила на расспросы.
Она кратко описала свои впечатления и приключения, но опустила их финальный провальный эпизод. Пропустила по той причине, что он был настолько ей противен, что она, социопсихолог, не нашла в себе сил это отвращение и стыд преодолеть.
Стыд ее мучил из-за ощущения, будто она подсмотрела вольно и невольно нечто, что явно было чем-то предосудительным. И для нее в том числе – из-за того, что была свидетелем.
Михаил, будучи зацикленным на своих проблемах, этого пропуска не заметил, а вот Владимир тут же прицепился.
Так как он все-таки понимал, что некоторые детали могут быть в воспоминаниях болезненными, то постарался деликатно обойти детали, акцентировав внимание на выводах и впечатлениях.
Выводы же, особенно после посещения притона, у Юли были весьма «еще те».
Она сначала сбивчиво постаралась объяснить их, но встретила почти полное непонимание.
Непонимание было вызвано тем, что и Михаил, и Владимир обладали полным комплектом стереотипов, основанных на восприятии своего родного общества. Единственное, что Владимир, который где-то как-то изучал преступность Латинской Америки, а теперь еще и нынешнего мира, был все-таки более восприимчив к тем истинам, что добыла Юля. Но и он кое-что явно не понял.
Даже после повторения.
Даже после того, как Юля постаралась растолковать «на пальцах».
До обоих не доходило, что ТАК худо может быть, вообще. Просто не могли поверить. Похоже, они неосознанно воспринимали этот мир как небольшую вариацию своего родного. Но вариацию чисто по внешним, а не внутренним качествам.
В результате Юля просто плюнула на эти усилия и заявила, что если они не верят или не понимают, то готова сама их провести через все дискотеки и общества и показать свои выводы предметно.