Мир, где приносят в жертву планеты Вавикин Виталий
– Скорее долгая, – Алекс заставил себя улыбнуться.
Небритый, непричесанный, с мешками под глазами, он все равно оставался актером. Правда, актер этот не снялся ни в одном стоящем фильме, если не считать рекламы, сделавшей его знаменитым. Он рекламировал не то чай, не то кофе без кофеина – Алекс уже не помнил, но люди узнавали его. Люди, которые, скорее всего, так же не смогли бы вспомнить, что конкретно он рекламировал. Главным было, что за рекламу хорошо заплатили – особенно когда его лицо стало узнаваемым и последовали предложения сняться в других рекламных проектах. Руководство компании, продукцию которой он рекламировал, встретилось с ним лично, в обход его не самого сговорчивого агента, и выписало Алексу шестизначный чек в обмен на его письменный отказ участвовать в ближайшие десять лет в рекламных проектах других компаний. Алекс думал над предложением ровно столько, сколько потребовалось, чтобы выкурить сигарету. Так он стал лицом с плаката. Снялся еще в паре реклам не то кофе, не то чая и ушел в тень. Остались лишь воспоминания потребителей.
– Помогите мне вспомнить, где я вас видела, – попросила Алекса молоденькая официантка. – Это ведь был какой-то фильм, да? Вы актер? Знаю, что актер, вот только в каком фильме вы снимались?
– Наверное, вы видели меня в рекламе, – честно сказал Алекс Донов.
– Ах, в рекламе… – глаза официантки вспыхнули и погасли. Так же погас и ее волнительный интерес.
Алекс снова заставил себя улыбнуться. «Сниматься в рекламе не так и плохо, если сравнивать это с работой официантки», – подумал Алекс, но на лице не отразилось и тени обиды – профессиональный актер должен уметь контролировать свои эмоции. Официантка натянуто улыбнулась Алексу в ответ и, крутанувшись на месте, пошла на кухню. Алекс провожал ее взглядом, теша себя мыслью, что таких девушек у него могут быть дюжины, если он захочет. Были уже дюжины, вот только вспомнить бы их лица.
Яркие ночи чередуются с хмурыми утрами. Похмелье становится все более тяжелым. Жизнь искрится и переливается, но с каждым новым годом платить за это веселье приходится все больше и больше – молодость уходит. Или уже ушла? Дверь за официанткой закрылась, и Алекс поймал себя на мысли, что завидует ее молодости. Действительно, ей можно снисходительно относиться к актеру, самым большим достижением которого были съемки в рекламе. У официантки все впереди – она может позволить себе думать так, надеяться, воображать. Вот лет десять спустя, когда она будет работать здесь, тогда ее отношение к жизни станет другим – это не были мысли Алекса, это был его жизненный опыт. И если бы кто-то попросил его, он смог бы долго рассказывать, приводя примеры.
Алекс вспомнил одну старую актрису, с которой встречался, когда только начинал свой актерский путь. Тогда ему казалось, что у него все будет иначе. Теперь он думал, что был бы счастлив, если бы смог получить хотя бы половину ролей, что были у той актрисы.
– Еще кофе? – спросила официантка, заставив вздрогнуть.
– Простите, не заметил, как вы подошли, – сказал Алекс.
Официантка улыбнулась, подняла кофейник, долила кофе, заметила пачку сигарет в нагрудном кармане рубашки Алекса и сказала, что здесь можно курить.
– Я видел табличку на входе, – и снова Алекс заставил себя улыбнуться.
Официантка улыбнулась в ответ, помялась и, краснея, сказала, что вспомнила рекламу, в которой он снимался.
– Так это было кофе или чай? – спросил Алекс.
– Кофе.
– Я почему-то так и думал. Надо запомнить.
– Вы были лицом той компании, – сказала официантка. – Думаю, это была хорошая реклама. Удачное начало карьеры. Я до сих пор помню, как вы танцевали… У вас такие подвижные бедра… – она снова покраснела.
– Тоже хочешь стать актрисой? – спросил Алекс, понимая, что просто так она не отстанет.
– Я? Актрисой? – официантка покраснела, казалось, до корней волос и решительно замотала головой. – Нет. Что вы. Какая из меня актриса!
– Ну почему же? – Алекс изобразил из себя режиссера, окидывающего беглым взглядом назойливого актера, которого все равно не собирается брать в свой фильм. – У тебя красивое лицо… И фигура… – он уже собирался предложить ей сесть за его столик и выкурить по сигарете, когда ему позвонила Мэри Свон.
Они не общались так долго, что Алекс не сразу понял, что ему звонит именно та Мэри, с которой они учились.
– Только не говори, что ты еще спишь, – прошипела она в трубку, словно ревнивая жена мужу, не ночевавшему дома.
– Нет. Я не сплю, – растерянно сказал Алекс. – Если честно, то я еще не ложился. – Он покосился на официантку, все еще надеясь завести с ней знакомство.
– Ты где-нибудь сейчас снимаешься? – спросила Мэри Свон.
– Есть пара проектов…
– Значит, ничего официального?
– Я же говорю…
– Хватит, Алекс. Я не твой фанат. И не твой критик. Мы просто друзья. Забыл?
– Извини.
– Так ты свободен?
– Да. А ты хочешь что-то предложить?
– Вчера мне позвонил Феликс Денсмор и сказал, что собирается снимать фильм.
– Что за фильм?
– Не знаю. Кажется, о каком-то абсорбере.
– Так ты не видела сценарий?
– Феликс говорит, что сценария нет и не будет. Это реальная история. Остальное придется создавать в процессе.
– Понятно. – Алекс достал сигарету, прикурил и снова покосился на застывшую в ожидании официантку. – И что, ты звонишь мне спросить совета насчет этого проекта? – растерянно спросил он Мэри.
– Я звоню, чтобы пригласить тебя в этот проект.
– Меня? – Алекс затянулся, выпустил через нос две густые струи синего дыма. – Почему мне не позвонил сам Феликс?
– Потому что он думает, что мы встречаемся.
– Я не видел тебя пару лет.
– Думаешь, Феликса это волнует?!
– Он хотя бы знает о том, что у тебя есть ребенок и что ты была замужем?
– Сказал, что так даже лучше. Ему как раз нужна мать.
– А то, что муж этой матери забил до смерти человека и теперь сидит в одной из подводных тюрем, он знает? Или же ему, как и всегда, плевать на всех, кроме себя?
– Нам всем плевать на других, Алекс. Не надо превращать это в трагедию.
10
Дом Януша Гаевски… Вернее, уже Мэри Свон. Тридцать пять лет в подводной тюрьме строгого режима – большой срок, особенно если учитывать, что Великое переселение пройдет раньше, чем закончится наказание. Так что на Януше Гаевски можно было смело поставить крест. Будь это иначе, Алекс Донов никогда бы не пришел в его дом. Бывший боксер обещал свернуть ему шею, если встретит на улице, а если в своем доме… Алекс боялся представить, на что хватило бы воображения у этого громилы, хотя в последнем своем страхе он никогда бы не признался даже себе. Да и не был Януш Гаевски в действительности громилой. Те, кто не видел его бой за звание чемпиона мира в среднем весе, где он буквально разорвал своего противника, решили бы, что это просто парень, который следит за своим телом – и все. Конечно, у него был огромный дом, дорогая машина, жена актриса, но…
В день, когда Януша отправили в подводную тюрьму, Алекс и Мэри не видели друг друга уже больше двух лет, но Алекс смотрел по телевизору открытый процесс, превращенный в какое-то шоу. Прокурор снова и снова показывал присяжным фотографию девушки, которую убил Гаевски. Показывал до и после того, как над ней поработали кулаки боксера. Судебное заседание проводилось поздним вечером, поэтому возрастных ограничений не было.
Следом за фотографиями и присяжными режиссер трансляции показывал крупным планом Мэри Свон, сидевшую в первом ряду. Молодая, красивая. Никогда прежде Алекс не видел ее такой – простая одежда, косметики нет, бледные щеки, глаза растерянные. Алекс смотрел процесс не ради шоу, а ради Мэри, а после того, как ее мужу вынесли приговор, практически равноценный смертной казни, Алекс с трудом сдержался, чтобы не позвонить этой безучастной жене, которая не проронила ни одной слезы. Лишь однажды, когда рассказывали о детстве и юности жертвы, режиссер удачно выхватил крупным кадром скривившиеся в презрении губы Мэри.
Погибшую звали Черити Вердра. Звали после операции. До операции ее имя было Чарли. Вернее, его имя. Богатый мальчик, возжелавший стать девочкой. Когда прокурор спрашивал Януша Гаевски, не сожалеет ли боксер о том, что забрал жизнь человека, сомнений на лице Гаевски не было.
– Нет, – хмуро говорил он, вколачивая в крышку своего гроба еще один гвоздь.
Хотя вначале знаменитый боксер вообще пытался все отрицать. Наблюдая за процессом, Алекс Донов понял одно – Януш Гаевски не боится тюрьмы, его пугает огласка, страшит мысль, что все узнают о его связи с женщиной, которая раньше была мужчиной. После, когда скрыть это было невозможно, он хотел лишь одного – закончить все побыстрее и отправиться в тюрьму, подальше от вспышек фотоаппаратов и телевизионщиков. Того же, казалось, хотела и его жена.
– Мы не жили с ним в последний год. Не жили как муж и жена, если вы понимаете, о чем я, – сказала она в своем интервью.
В газетах появились сотни карикатур: от невинных до откровенно непристойных. Нанятые Мэри Свон и Янушем Гаевски юристы не успевали выписывать судебные запреты. Работавшие с Гаевски промоутеры устроили бой за пояс Януша раньше, чем судья зачитал приговор – хотя, что бывший чемпион отправится в тюрьму, уже никто не сомневался. Он убил человека, вывез за город и сбросил с моста, пытался скрыть улики. Все было против него. Даже он сам.
– Просто отправьте меня в тюрьму и точка, – сказал Гаевски присяжным. – Я виновен. Виновен во всем. Я убил этого человека.
Ни разу он не назвал Черити Вердра по имени. Нет. Не Черити. Чарли Вердра. Один из журналистов так настойчиво спрашивал Мэри Свон, не замечала ли она за мужем гомосексуальных наклонностей, что Мэри едва не сорвалась, послав его к черту. Особенно когда журналист буквально потребовал огласить пикантные детали их интимной жизни.
– Как можно спать с человеком и не заметить, что ему нравятся мальчики? – пошел журналист ва-банк, гонясь за легкой сенсацией. – А ваша дочь? Дита. Ее отец действительно Януш Гаевски?
Когда Алекс Донов услышал подобный вопрос, то решил, что его связь с Мэри Свон непременно станет достоянием общественности. Может быть, они назовут его отцом ее ребенка – пара лет разницы ничего не значит, если можно устроить сенсацию. Думая об этом, Алекс так и не смог решить, нужна ему эта огласка или нет. С одной стороны, хорошо привлечь к себе внимание, с другой… Нет, становиться частью большого скандала – не самый удачный способ повысить актерский рейтинг. Потом точно ни о какой рекламе кофе не будет и речи. Если он и сможет где-то сняться, то сыграть самого себя в фильме о жене боксера-гомосексуалиста. Причем в погоне за сенсацией его, скорее всего, сделают любовником самого боксера. «Нет, менять ориентацию я пока еще не готов», – решил тогда Алекс Донов. К тому же он ни разу не встречался с Янушем Гаевски лицом к лицу. Боксер лишь однажды позвонил ему и предупредил, что сломает шею, если узнает, что Алекс вертится возле его жены.
– Мне плевать, как и сколько раз вы это делали, – сипло сказал Януш. – Но если об этом узнает хоть один человек, то я приду и сломаю тебе шею. Должен буду сломать, понимаешь, актеришка? – голос его был ровным и спокойным. Лучше бы он кричал и плевался, чем говорил вот так… Потому что так Алекс не сомневался – Януш Гаевски действительно сделает то, о чем говорит. Придет и сломает ему шею.
В те дни Мэри Свон так и не поняла, почему Алекс прервал их связь. Просто оборвал и все. Не отвечал на звонки, уехал из города, снял другую квартиру.
Сейчас, стоя возле особняка Януша Гаевски, бывшего чемпиона в среднем весе, Алекс думал, что нужно будет обо всем рассказать Мэри. Он не собирался начинать с ней все заново, но если они будут вместе работать над фильмом, то необходимо снова стать друзьями. Как и прежде. И к черту прошлое. К черту боксеров-психопатов, мальчиков, превращенных хирургами в девочек, ночи, близость, любовный треп…
– Выпьешь что-нибудь? – предложила Мэри Свон, как только прислуга открыла Алексу дверь.
– Мне бы лучше крепкого кофе, – честно сказал он.
– Ах, да, – Мэри грустно улыбнулась. – Совсем забыла. Ты, кажется, сказал, что еще не ложился?
– Ложился, но не спать, – Алекс кисло улыбнулся.
– Снова старушка? Кто на этот раз?
– Нет. Со старушками проще. Старушки спят почти всю ночь. – Алекс почувствовал, что краснеет. Хотел отшутиться, но не мог. – У меня была всего одна старушка, – сказал он. – Да и разве у тебя самой не было фантазий касательно звезд, сверкавших на экране, когда ты была ребенком?
– Были, но…
Они заглянули друг другу в глаза и, не сговариваясь, кивнули, решив, что будет лучше сменить тему.
– Чертовски большой дом, – сказал Алекс, оглядываясь. – Где, черт возьми, ты берешь деньги, чтобы платить за все это? У тебя же не было ни одной стоящей роли.
– Как и у тебя, – тут же парировала Мэри.
– Но я и не живу в таком доме.
– Какое-то время тратила деньги мужа, – сказала неожиданно примирительно Мэри. – Теперь платят родители.
– А мои послали меня к черту. Сказали, что нет смысла снимать кино, когда намечается Великое переселение. Кажется, они вложили все свои деньги в какой-то проект атараксиков. Не знаю. Не пытался уточнять.
– Да… – Мэри грустно улыбнулась. – Мир катится к черту, и мы вместе с ним…
Они замолчали, глядя друг другу в глаза. Возможно, пауза затянулась бы, если бы не вошла служанка с двумя чашками кофе. Мэри наградила ее недовольным взглядом.
– Ты какая-то злая, – подметил Алекс, когда они с Мэри снова остались вдвоем.
– Злая? – она подняла на него большие глаза.
– Хотя, возможно, ты всегда была злой, – пожал плечами Алекс. – Да и после того, во что пресса превратила процесс твоего мужа…
– К черту мужа.
– Он звонил мне, когда мы с тобой… – Алекс понимал, что сейчас не время говорить об этом, но… – Обещал сломать мне шею, если кто-то узнает. Думаю, он бы сделал это. Не потому что ревновал, а потому что…
– Потому что боялся, что его поднимут на смех?
– Да.
– И поэтому ты сбежал?
– Я решил, что так будет лучше нам всем.
– Мог хотя бы позвонить, рассказать.
– Я сейчас рассказываю.
– Прости, не помню, сколько прошло лет?
– Не злись.
– Тогда заткнись и не напоминай мне о том, что было.
– Хорошо, не буду, если хочешь.
– Вот и отлично. Сиди и пей свой кофе.
– Хорошо, – Алекс послушно взял чашку, выудил неловко из кармана пачку сигарет.
– Я разве разрешала тебе курить здесь?
– А разве запрещала?
– Нет.
– Так я закурю?
– Кури.
Мэри дождалась, когда он прикурит, забрала у него сигарету и затянулась.
– Сигарету вернешь или мне достать новую? – спросил Алекс.
– Достань новую.
– Мне нравится, как ты злишься.
– Заткнись и соси свою сигарету.
Они встретились взглядом и криво ухмыльнулись – оба, синхронно.
– Чертов Феликс, хочет, чтобы мы с тобой сыграли мужа и жену, – сказала Мэри Свон, хотела изобразить презрение, но вместо этого снова кисло улыбнулась.
– И что ты ему сказала? – спросил Алекс.
– Пообещала подумать.
– Твой звонок мне означает, что ты все-таки решила сняться в этом фильме?
– Пока это ничего не означает. Я просто хотела посмотреть на тебя для начала.
– Не насмотрелась, когда мы… Ну…
– Это было давно. Многое изменилось.
– А ты сама изменилась?
– Конечно, – Мэри помрачнела. – Феликс говорит, что нашу дочь может сыграть Дита, если я объясню ей, что к чему. Она ведь моя настоящая дочь. Понимаешь? Ей будет несложно сыграть.
– Как она относится ко мне?
– Она не знает о нас, если ты об этом. Об отце она тоже мало что знает. Адвокаты смогли удержать репортеров в стороне. Последний журналист, который пытался заговорить с Дитой, отправился в тюрьму.
– Она сейчас здесь, в доме?
– Да.
– Хочешь познакомить нас?
– Да.
– Если мы с ней сойдемся, ты согласишься сняться в фильме Феликса?
– А ты, я смотрю, уже согласен.
– Выбирать не приходится.
– А то, что я буду играть твою жену, тебя не смущает?
– Думаю, я смогу пережить это, – Алекс улыбнулся, показывая, что шутит.
– А вот я еще не решила, – серьезно сказала Мэри. – После Януша… Как-то иначе начинаешь смотреть на мужчин, понимаешь?
– Могу заверить тебя, что никого не убивал.
– Я не об этом.
– С бывшими мальчиками, которых врачи превратили в девочек, я тоже никогда не спал. По крайней мере, не знаю, чтобы кто-то из них…
– Януш тоже не знал.
11
Их встретил Безим Фрашери. Отвез из аэропорта в гостиницу.
– Номера раздельные? – спросил он, не пытаясь скрыть, что знает о Мэри и Алексе все, что знает Феликс.
– Раздельные, – сказала Мэри.
– Это хорошо, – кивнул Фрашери. – Не нужно, чтобы вы охладели друг к другу раньше, чем закончатся съемки.
– Я еще не решила, что буду сниматься, – сказала Мэри, увидела, как Безим Фрашери безразлично пожал плечами, и обиделась, почувствовав себя вторым сортом вместо звезды первого плана, о которой говорил Феликс. – И где вообще, черт возьми, сам Феликс? – всплеснула она руками.
– Встречается с агентом сыскного бюро, – сказал Фрашери, примирительно улыбаясь.
– С агентом сыскного бюро? – Мэри задумалась на мгновение. – Он что, разводится или следит за кем-то?
– Пытается узнать все, что можно, о Субире Боне.
– Это женщина, которую должна буду сыграть я?
– Нет. Ту женщину зовут Нкиру Бэрнар.
– Нкиру? Субира? Это ведь африканские имена?
– Да.
– Они что, черные?
– Только Нкиру.
– Так мне нужно будет сыграть негритянку? – Мэри подумала, что Феликс, должно быть, окончательно спятил. Надежды возобновить актерскую карьеру вспыхнули и погасли. Старый добрый друг сдвинулся, а она решила, что он дает ей второй шанс. Так просто и так глупо. Мэри покосилась на Алекса и поджала губы, надеясь, что он понимает ее без слов.
– Так мне тоже придется играть чернокожего? – спросил Алекс Безима Фрашери.
Лифт, на котором они поднимались, звякнул, остановился. Двери открылись. Молодой портье выкатил тяжелый чемодан Мэри Свон, бездарно притворяясь, что не следит за разговором постояльцев.
– Никто не будет играть чернокожих, – устало сказал Безим Фрашери. – Может быть, так было бы лучше, но абсорбер согласился сотрудничать лишь при условии, что мы будем снимать так, чтобы невозможно было понять, что история о нем.
– Он странный, да? Этот абсорбер. Как там его зовут? – спросила Мэри, наблюдая, как портье затаскивает чемодан в ее номер.
– Все абсорберы отчасти странные, – сказал Фрашери.
– Да, Феликс это любит, – кисло подметил Алекс.
Его номер был напротив номера Мэри. Свой чемодан он нес сам, поэтому ждать нерасторопного портье было необязательно. Дойти бы до кровати и вырвать у этой суетливой жизни пару часов сна. Можно пренебречь душем и не раздеваться. Все после.
– С ним все в порядке? – тревожно спросил Фрашери Мэри Свон, когда за Алексом закрылась дверь. – Надеюсь, это просто усталость, а не наркотики или… – он взмахнул руками, обобщая жестом все самое плохое, что может случиться с человеком.
– Просто бессонная ночь, – вступилась за Алекса Мэри.
– Тогда не страшно, – Фрашери улыбнулся, и она машинально улыбнулась в ответ.
– Когда мы увидим Феликса?
– Когда у него будет время. – Фрашери окинул Мэри оценивающим взглядом. – Думаю, Феликс хочет устроить вам встречу с абсорбером.
– Эта идея захватила его, да?
– Больше жизни.
– Он всегда был таким. – Мэри заметила, как сверкнули глаза Фрашери, и сказала себе, что нужно будет спросить Феликса, какие у него отношения с этим человеком.
Оставшись одна, Мэри приняла душ, переоделась и заказала пару документальных фильмов об абсорберах.
– Самые свежие, пожалуйста, – уточнила она.
Вместе с фильмами пришли несколько реклам, одна из которых предлагала посмотреть открытие лотереи Великого переселения. Прежде это были зачастую уловки, ничего серьезного, лишь очередные дебаты, куда пытались завлечь зрителей, сообщая о начале лотереи, но в действительности дальше разговоров дело не заходило. Мэри проверила адрес отправителя рекламы. Кажется, все официально. Она сделала себе выпить и перешла по ссылке. На экране вспыхнули электронные часы. Обратный отсчет показывал, что до начала лотереи осталось чуть меньше часа.
– Лотерея продлится ровно сутки, после чего списки будут переданы в общественный доступ, – взволнованно говорил ведущий. – Остаться или покинуть свой дом навсегда? Какая участь ждет вас?
Мэри выключила программу – к чему создавать такой переполох, если шанс остаться здесь настолько мал, что можно и не надеяться на удачу. Проще отправиться в казино и поставить все свои деньги на любое число – так шансов будет и то больше. Все покинут землю. А кому выпадет шанс остаться, смогут продать свой билет и улететь в новый мир. Прежняя жизнь подходит к концу. Конец эпохи. Осталось несколько лет, которые нужно прожить, – и все.
Мэри выключила телевизор, вышла в коридор и постучалась в номер Алекса Донова. Тишина. Мэри попробовала открыть дверь. Не заперто.
– Алекс, ты спишь или в душе? – спросила она, увидела кровать, раскинувшегося на ней бывшего любовника и долго смотрела, изучая его вечно щетинистое лицо.
«Скоро мы все уберемся с этой планеты, – думала она. – Скоро мы все оставим свои истории в прошлом».
12
Неплохой ресторан был в гостинице, где они остановились, но Феликс почему-то выбрал дешевую забегаловку на окраине города.
– Мог хотя бы вызвать нам такси, – заметила Мэри, когда они с Алексом втискивались в желтый кэб.
Алекс промолчал, словно еще не проснулся, однако в машине старался держаться от Мэри на дипломатичном расстоянии. Она старалась не замечать этого. Но напряжение было. По крайней мере, ей так казалось.
– Мог хотя бы побриться, – ядовито сказала Мэри, устав от молчания.
– Тебе же нравилась моя щетина.
– Мне нравилось, как она смотрится, а так… – Мэри решила, что будет неплохо поморщиться ради приличия. – Так только раздражение на лице от твоей щетины.
– Ну ты же не собираешься целовать меня, – Алекс безрадостно улыбнулся.
– Феликс хочет, чтобы мы играли мужа и жену. Так что придется целовать.
– И как тебе эта идея?
– Целовать тебя?
– Играть жену абсорбера.
– Думаю, это будет похоже на то, как быть женой боксера.
– Ты имеешь в виду, что они оба чокнутые?
– Нет. Они оба опасны. Один может забить тебя до смерти, а второй забрать твои воспоминания… Я тут посмотрела пару фильмов об этих мутантах, пока ты спал…
– Ты заходила ко мне, когда я спал?
– Хотела сказать, что началась лотерея Великого переселения. – Мэри увидела, как Алекс отмахнулся, и не смогла сдержать улыбки. – Да, я тоже думаю, что это просто очередное шоу. Все давно решено.
– Ты могла бы продать свой особняк и купить у кого-нибудь билет, позволяющий тебе остаться здесь.
– Зачем мне оставаться здесь?
– Людей будет меньше. Станешь знаменитой актрисой.
– Сомневаюсь, что оставшиеся будут вообще снимать фильмы. Да и дом все еще принадлежит моему мужу.
– Может, он тоже захочет остаться… Кстати, ты не слышала, как будет проводиться лотерея для заключенных? Если честно, то не могу себе представить, как их будут переселять. Может быть, объявят амнистию?
– А может, просто затопят все эти подводные тюрьмы – и дело с концом?
– И не надейся.
Они сдержанно улыбнулись друг другу, словно желая подчеркнуть, что этот разговор не более чем глупая шутка, и замолчали.
Такси покинуло центр города, долго петляло по заполненным людьми и машинами улицам, пробираясь в какие-то трущобы, к забегаловке, где их ждал Феликс Денсмор.
– Мог хотя бы встретить на входе, – сказала Мэри старому другу, с трудом протиснувшись к дальнему столику.
Абидеми Бэрнар – абсорбер, который сидел рядом с Феликсом, – окинул ее внимательным, если не сказать хмурым, взглядом.
– Что-то не так? – растерялась Мэри.
– Ты будешь играть его жену, – ответил за Абидеми Феликс. – Если бы кто-то играл твоего мужа, как бы ты на него смотрела?
– Ах, вот оно что… – Мэри изобразила беспечность. – А я уж решила, что испачкалась в такси… Ты знаешь, что нам пришлось ехать сюда на простом такси?