Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» Макаренко Антон

Все в Володе оставалось в положении «смирно», только шея вытянулась и в глазах появилось обиженно-убедительное, страстное выражение.

– Да он не купит! Честное слово, он не купит… Он будет говорить…

– Ладно. Вот тебе тридцать копеек на мазь, а это двадцать на трамвай.

– Сейчас можно?

– Можно… до четырех часов.

Очень радостно, громко, с молниеносным салютом Бегунок сказал:

– Есть, Алексей Степанович!

Он выскочил из комнаты, потом приоткрыл дверь, просунул голову.

– Спасибо!

По коридору мимо часового Володя пролетел с предельно скоростью, но и пришлось с такой же скоростью возвратиться, чтобы спросить у часового:

– Куда дежурный пошел? Воленко?

Часовой, опираясь на свою винтовку, нахмурил брови:

– Воленко? А он туда пошел, с этим чудаком… туда.

Часовой показал направление.

Володя побежал догонять. По плиточному тротуару он повернул за угол и выбежал на широкий двор, обставленный хозяйственными постройками. В самом центре двора он увидел Воленко и Чернявина, направляющихся к кладовой. Володя, запыхавшись, обогнул их и пошатнулся, останавливаясь перед дежурным:

– Товарищ дежурный бригадир! Товарищ Захаров разрешил в город до четырех.

Воленко удивился:

– В этом костюме?

– Нет, не в этом. Я только говорю. А я надену парадный. Я сейчас надену.

Воленко отправился дальше:

– Ты переоденься и приди показаться.

У Бегунка на этот раз даже руки вышли из положения «смирно».

– Так, Воленко! Я же не какой-нибудь новенький. Другие дежурные всегда отпускают и то… доверяют. Я хорошо оденусь.

– Я посмотрю.

Володя несколько увял, опустил плечи, неохотно и сумрачно сказал «есть» и уступил дорогу. Игорь Чернявин смотрел на дежурного с уважением.

Через пятнадцать минут, когда Воленко вел Игоря в баню, Володя стал перед дежурным:

– Товарищ дежурный бригадир! Я могу идти?

Воленко уже занес ногу на ступеньку, но оглянулся, внимательно осмотрел Володю, тронул его пояс, бросил взгляд на ботинки, поправил белый воротник. Румяное личико Бегунка над белым воротником сияло совершенно неизъяснимой красотой. Большие карие глаза ходили по следам взглядов дежурного и постепенно меняли выражение, переходя от смущенного опасения к победоносной гордости. Тюбетейки Воленко не тронул, но сказал возмущенно: