Ген Атлантиды Риддл А. Дж.
Вернувшись от картотечного шкафчика, Дэвид снова сел за стол.
– Я работал над теорией, которую сформулировал десять лет назад, почти сразу после одиннадцатого сентября.
– Ты считаешь, что эта атака связана с «девять-одиннадцать»? – уточнил Джош.
– Да.
– Думаешь, это операция «Аль-Каиды»?
– Не обязательно. Я полагаю, «Аль-Каида» только провела атаки одиннадцатого сентября. И считаю, что на самом деле теракты спланировала, финансировала и получала от них выгоду другая группировка – глобальная корпорация под названием «Иммари Интернейшнл». По моему мнению, это ширма для различных археологических раскопок, которые «Иммари» проводила в Афганистане и Ираке, и весьма хитроумного хищения. Грабежа.
Джош потупил взгляд. Неужто у Дэвида поехала крыша? Эти теории заговоров типа 11 сентября – кормежка для интернет-форумов, а не для серьезной контрразведывательной деятельности.
Похоже, Дэвид понял причину сомнений Джоша.
– Послушай, я знаю, что это кажется притянутым за уши, но выслушай меня. После одиннадцатого сентября я почти год провалялся в больнице, а затем – в центре реабилитации. У меня была уйма времени на размышления. Многие вещи в этом теракте казались мне бессмысленными. К чему первым делом атаковать Нью-Йорк? Почему бы не ударить по Белому дому, Конгрессу, ЦРУ и АНБ одновременно? Эти четыре крушения самолетов парализовали бы страну, особенно наши оборонные ресурсы. Это повергло бы нас в полнейший хаос. И почему использовали лишь четыре самолета? Уж наверняка они могли обучить больше летчиков. Они могли угнать тем утром тридцать самолетов, если бы просто сели на рейсы в международном аэропорту Даллеса и на рейсы внутренних авиалиний в округе Колумбия, в Балтиморе и, скажем, в Ричмонде. До Атланты рукой подать; Хартсфилд-Джексон – самый оживленный аэропорт на планете. Кто знает, в тот день они, наверное, могли бы разбить сотню самолетов, прежде чем пассажиры начали бы давать отпор. А они не могли не понимать, что крушение самолетов – одноразовая тактика, так что должны были бы максимизировать удар.
– Интересный вопрос, – кивнул Джош, все еще не избавившись от скепсиса.
– Есть и другие. Зачем наносить удар в тот день, когда наверняка знаешь, что президента в городе нет, что он в начальной школе во Флориде? Ясное дело, цель – лишить нас боеспособности, не стояла: ну да, конечно, удар по Пентагону нанесли, и многие доблестные американцы погибли, но в конечном счете Пентагон и вооруженные силы очень и очень рассвирепели – да и вся страна, коли уж на то пошло. После одиннадцатого сентября у Америки разыгрался такой аппетит к войне, какого доселе не бывало. Имел место и еще один поразительный результат – фондовый рынок рухнул, потерпев историческое крушение. Нью-Йорк – финансовая столица мира; удар по ней имеет смысл, если ты хочешь одного: крушения фондовых рынков. Теракты на диво удачно осуществили две вещи: гарантировали развязывание войны – и крахнули фондовый рынок.
– Никогда не рассматривал это в таком аспекте, – заметил Джош.
– Когда торчишь в больнице целый год, днем учась ходить, а по ночам снова и снова задаваясь вопросом, почему все выглядит совершенно иначе… Проводить какие-либо исследования по терроризму на больничной койке я не мог, так что сфокусировался на финансовом аспекте. Начал выяснять, кто больше всех выиграл от финансового коллапса. Кто ставил против американских акций. Какие компании шортили рынок, кому принадлежали пут-опционы, кто нажил состояние. Список получился длинный. Потом я начал смотреть, кому на руку войны, особенно из числа частных подрядчиков в сфере безопасности, а также заинтересованных в нефтегазовой отрасли. Список стал короче. Помимо прочего, меня интриговала еще одна вещь: эти теракты практически гарантировали войну в Афганистане. Может, там находилось то, чего хотелось этой группировке, и требовался предлог, чтобы отправиться туда и поискать это. А может, в Ираке. А может, и там, и там. Я понимал, что должен выйти в поле, чтобы найти реальные ответы.
Переведя дыхание, Дэвид продолжал:
– К две тысячи четвертому году я снова встал на ноги. В тот же год подал заявление в ЦРУ, но получил отказ. Потренировавшись еще годик, в пятом году был отвергнут снова и потренировался еще. Подумывал завербоваться в армию, но понимал, что получить настоящие ответы смогу лишь в том случае, если буду причастен к тайным операциям.
Не поднимая головы, Джош обдумывал услышанное, увидев Дэвида в совершенно новом свете. Он с самого начала считал начальника своего отделения этаким непобедимым суперсолдатом и думал, что таким Дэвид был всегда. Мысль о том, что тот пролежал изувеченным на больничной койке целый год, что его забраковали как полевого сотрудника – причем дважды, – слегка выбила его из колеи.
– Что? – осведомился Дэвид.
– Ничего… просто… я думал, ты профессиональный оперативник. Что одиннадцатого сентября ты уже работал в Конторе.
По губам Дэвида скользнула улыбка, словно это его позабавило.
– Нет, даже рядом не стоял. Вообще-то я был аспирантом. В Колумбийском, хочешь верь, хочешь не верь. Может, потому-то ЦРУ упорно отвергало меня – не хотело избытка мозгов в полевых подразделениях. Но, очевидно, бог троицу любит, и в шестом году меня таки взяли. Может, потеряли многовато оперативников, а может, многовато перешли в частные компании; в чем бы ни состояла причина, но я обрадовался назначению в Афганистан. Я нашел свои ответы. Все три компании из моего короткого списка оказались дочерними одной – «Иммари Интернейшнл». Их деятельность координировало подразделение безопасности «Иммари Секьюрити», но средства от одиннадцатого сентября разошлись по нескольким их компаниям-ширмам. И я выяснил кое-что еще. План новой атаки под кодовым названием «Протокол Тоба», – Дэвид указал на папку. – Это досье – все, что у меня есть по этой атаке. Всего ничего.
Джош открыл папку.
– Так ты поэтому вступил в «Часовую башню» – чтобы распатронить «Иммари» и «Протокол Тоба»?
– Отчасти. «Часовая башня» для меня – идеальная платформа. Я еще тогда знал, что за одиннадцатым сентября стоит «Иммари», что они заработали на теракте целое состояние и активно разыскивают что-то в горах Восточного Афганистана и Пакистана. Но они достали меня прежде, чем я успел составить представление о ситуации в целом. В Северном Пакистане меня едва не прикончили. Меня официально внесли в списки погибших в бою. Возможность уйти была идеальная. Мне требовалась новая легенда и место, чтобы продолжить работу. О «Часовой башне» я даже не слыхал, пока не оказался на театре военных действий в Афганистане, но здесь я нашел убежище. Оно просто идеально. Все мы приходим в «Часовую башню» по собственным основаниям; в то время это было ключевым фактором моего выживания и инструментом, необходимым мне, чтобы наконец узнать правду об «Иммари» и «Тобе». О своих истинных мотивах я никому и словом не обмолвился, кроме директора. Он принял меня и помог организовать Джакартское отделение четыре года назад. Особого прогресса в вопросе «Иммари» я не добился, пока источник не связался со мной неделю назад.
– И как раз поэтому источник выбрал тебя.
– Очевидно. Ему известно о моем расследовании. Он знал, что у меня должно иметься это досье. Оно может содержать ключ к расшифровке кода. Мне точно известно, что корпорация «Иммари» имеет какое-то отношение к «девять-одиннадцать», а может, и к другим терактам, совершенным до и после того, и что она заваривает нечто несоизмеримо большее – «Протокол Тоба». Вот почему я выбрал Джакарту – город, расположенный к горе Тоба ближе всех. По-моему, это намек на то, где атака начнется.
– Логичное умозаключение. Что нам известно о «Протоколе Тоба»? – поинтересовался Джош.
– Немногое. Помимо нескольких упоминаний, есть один письменный документ о нем. Это доклад об урбанизации, транспортной инфраструктуре и возможном сокращении глобального народонаселения. Что бы ни представляла собой «Тоба», полагаю, это и есть цель – резко снизить человеческое народонаселение.
– Это несколько сужает круг возможностей. Террористическая атака, способная уменьшить население планеты, должна быть биологической; может, радикальные изменения в окружающей среде или разжигание новой мировой войны. Речь идет не о террористах-смертниках, тут нечто большее.
– Куда большее, – кивнул Дэвид, – и, вероятно, такое, чего мы нипочем не ожидаем. Джакарта – идеальное место для начала этой атаки: плотность населения высокая и экспатриантов пруд пруди. Стоит атаке начаться, и богатые иностранцы устремятся из Джакарты в аэропорт, а оттуда – почти во все страны мира.
– Компьютеры у тебя за спиной, – он указал на ряд дисплеев позади Джоша. – Подключены к Централи, к нашим собственным серверам и к остальным ячейкам. В них содержится все, что мы знаем о событиях по всему миру, о различных террористических группировках и организациях, как нам известно, служащих ширмой «Иммари Интернейшнл». Это немного. Начни оттуда, набирай обороты, а потом быстренько переходи к свежайшим местным разведданным. Если что-то происходит у нас в Джакарте, мы обязаны расследовать это в первую очередь. Нам нужно передать все, что нам известно, на случай, если Джакартское отделение падет. Отбрось стереотипы, мысли неортодоксально. В рамки нормы происходящее наверняка не укладывается. Высматривай все, что на первый взгляд не вызывает подозрений, – наподобие саудовских граждан, берущих уроки лётного дела в Германии, а затем переезжающих в США; наподобие человека, покупающего где-нибудь в Оклахоме тонны удобрений, не имея к земледелию ни малейшего отношения.
– А что в остальных папках? – спросил Джош.
– Эта, – пододвинул Дэвид папку через стол, – содержит остальные сведения об «Иммари», которые я собрал до приема в «Часовую башню».
– Этого в компьютере нет?
– Нет. «Часовой башне» я их тоже не передавал. Увидишь почему. В другом конверте лежит письмо – от меня к тебе. Ты должен будешь вскрыть его в случае моей смерти. Оно предоставит тебе инструкции.
Джош хотел было что-то сказать, но Дэвид перебил его:
– И последнее.
Встав, он принес небольшой чемоданчик, стоявший в углу комнаты, и положил его на стол.
– Эта комната и внешняя камера обеспечат тебе некоторую защиту и, надеюсь, достаточно времени, чтобы выяснить что-нибудь и расшифровать послание. Штаб-квартира «Часовой башни» – последнее место, где тебя будут искать. Тем не менее сомневаюсь, что времени у нас так уж много. Перешли все, что выяснишь, на мой мобильник. Верхний правый монитор показывает сигнал с камеры. Это камера над дверью, выходящей в серверную, так что ты будешь знать, если кто-нибудь попытается сюда проникнуть. Как тебе известно, в основных помещениях штаб-квартиры камер наблюдения по соображениям безопасности нет, так что особого упреждения у тебя не будет. – Открыв чемоданчик, он извлек пистолет, вогнал магазин в рукоятку и положил оружие на стол перед Джошем. – Умеешь этим пользоваться?
Поглядев на пистолет, аналитик откинулся на спинку стула.
– Э-э, да. Вообще говоря, поступив в Контору двенадцать лет назад, я прошел курс базового обучения, но с тех пор оружием не пользовался. Так что… нет, вообще-то нет.
Он хотел спросить: «Если в эту комнату ворвутся опера, какие ж тут у меня могут быть шансы?» – но не стал, понимая, что Дэвид показал пистолет, чтобы внушить ему уверенность. Чтобы иметь ясный ум и сделать свою работу, нужно избавиться от страха, но Джош догадывался, что это лишь часть мотивов шефа.
– Если понадобится им воспользоваться, оттяни затвор назад – это дошлет патрон в патронник. Когда все расстреляешь, нажми здесь – магазин выскочит. Вставишь другой и нажмешь на эту кнопку – затвор вернется, досылая первый патрон из нового магазина. Но если дверь будет взломана, ты должен сделать кое-что до того, как пускать в ход пистолет.
– Стереть память компьютеров?
– Именно. И сжечь эту папку вместе с письмом. – Указав на металлическую корзинку для мусора, Дэвид вручил ему небольшую бутановую горелку, лежавшую в футляре вместе с пистолетом.
– Что там еще в ящичке? – Джош полагал, что знает, но все равно спросил.
Помедлив секунду-другую, начальник Джакартского отделения достал из футляра крохотную капсулу.
– Надо проглотить?
– Нет. Если момент придет, просто раскуси. Цианид работает довольно быстро – секунды три-четыре. – Дэвид отдал капсулу Джошу. – Держи ее при себе. Надеюсь, она тебе не понадобится. Пробиться в эту комнату очень трудно.
Дэвид положил пистолет обратно в футляр.
– Дай мне знать, как только что-нибудь раскопаешь, – повернулся и направился к двери.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Джош, вставая.
– Выиграть немного времени.
Глава 15
Комната для допросов «C»
Следственный изолятор полиции Западной Джакарты
Джакарта, Индонезия
Дверь комнаты для допросов снова открылась. Подняв голову, Кейт увидела на пороге потного толстяка. Неся папку в одной руке, вторую он протягивал ей для пожатия.
– Доктор Уорнер, я шеф полиции Эдди Куснади. Наде…
– Я прождала здесь не один час. Ваши люди выпытывали у меня бесполезные подробности моих клинических испытаний, грозя засадить меня за решетку. Я хочу знать, что вы предприняли, чтобы разыскать этих похищенных детей.
– Доктор, вы не понимаете нашу здешнюю ситуацию. У нас маленький департамент.
– Тогда звоните в национальную полицию. Или…
– У национальной полиции есть свои проблемы, доктор, и поиска недоразвитых детей в их числе нет.
– Не называйте их недоразвитыми!
– Они не недоразвитые? – Он взмахом руки распахнул папку. – Наши записи говорят, что ваша клиника испытывает новое лекарство для умственно отсталых…
– Они не умственно отсталые. Их мозг функционирует не так, как у других людей. Как, к примеру, метаболизм моего организма не такой, как у вашего.
Корпулентный шеф окинул взглядом свои телеса, словно пытаясь высмотреть свой метаболизм, чтобы изучить его и сравнить с метаболизмом Кейт.
– Либо приступайте к поискам этих детей, либо отпустите меня, чтобы я сама этим занялась.
– Мы не можем вас отпустить, – заявил Куснади.
– Почему нет?
– Мы не исключили вас из числа подозреваемых.
– Это абсурд…
– Знаю, доктор, знаю, верьте мне. Но что вы хотите от меня? Я не могу говорить моим следователям, кто подозреваемый, а кто нет. Это было бы неправильно. Однако я убедил их держать вас в этой камере содержания. Они настаивали, чтобы я перевел вас в зону общего содержания. Она совместная и, боюсь, нехорошо наблюдаемая. – Выдержав паузу, он снова открыл папку. – Но я думаю, я могу хотя бы задержать это на время. А покамест у меня имеются для вас мои собственные вопросы. Наши записи говорят, что вы купили кондоминиум здесь, в Джакарте. Заплатили наличными эквивалент семьсот тысяч американских долларов. – Поднял глаза на нее, но, не дождавшись в ответ ни слова, продолжал: – Наш банковский контакт говорит, вы держите чековый счет со средним балансом в триста тысяч эквивалента американских долларов. Этот счет получает периодические переводы из банка на Каймановых островах.
– Мой банковский счет тут совершенно ни при чем.
– Я уверен, так оно и есть. Но вы можете видеть, как это выглядит для моих следователей. Как вы получили так много деньги, если разрешите спросить?
– Унаследовала.
Приподняв брови, шеф так и просветлел.
– А-а, от ваших прародителей?
– Нет, от своего отца. Слушайте, мы попусту теряем время.
– Что он делал?
– Кто?
– Ваш отец.
– По-моему, занимался банковским делом или инвестициями. Не знаю, я была совсем маленькая.
– Понимаю, – кивнул шеф. – Я полагаю, мы можем помочь друг другу, доктор. Мы можем убедить моих следователей, что вы не замешаны в похищении детей и дадите моему департаменту средства, в которых он отчаянно нуждается, чтобы найти этих недо… э… беспомощных детей.
Кейт уставилась на него. Теперь все начало обретать смысл.
– Я слушаю.
– Я вам верю, доктор Уорнер. Но, как я говорю, мои следователи, они смотрят на улики, и они знают, что подумает жюри, и между нами, доктор Уорнер, я думаю, может быть, они чуточку не любят иностранцев, может быть, особенно американцев. Я полагаю, единственный способ по-настоящему гарантировать вашу безопасность и получить то, что мы оба хотим, – это найти этих детей. Это очистит ваше имя.
– Так чего же вы ждете?
– Как я сказал прежде, доктор Уорнер, мы маленький департамент. Найти этих детей… Мне бы потребовалось больше ресурсов, людей за пределами моего департамента. Но, как мне ни прискорбно сообщить, подобное следствие стоило бы дорого, наверное, два миллиона долларов. Э-э, американских долларов. Но если я выпрошу некоторые одолжения, я думаю, мы можем обойтись один целый пять десятых миллиона. Но время имеет существенную важность, мой дорогой доктор. Дети уже могут быть где угодно. Я могу только надеяться, что они еще живы.
– Одна целая пять десятых миллиона долларов.
Шеф кивнул.
– Вы их получите. Но сперва отпустите меня.
– Я бы ничего не хотел больше этого, доктор, поверьте мне. Но обещания, данные подозреваемыми в комнате для допросов… – Он воздел руки горе.
– Отлично, дайте мне телефон и реквизиты вашего… банковского счета. И достаньте мне машину.
– Сию секунду, доктор.
Улыбнувшись, он встал и удалился, оставив Кейт в комнате для допросов в одиночестве. Она снова села за стол, поставив одну ногу на сиденье, и пятерней провела по своим белокурым волосам. Женщина, отразившаяся в зеркальной стене напротив, ничуть не походила на ту полную надежд научную сотрудницу, приехавшую в Джакарту четыре года назад.
Шеф закрыл дверь комнаты для допросов. Полтора миллиона! Он сможет уйти в отставку. Вся его семья бросит работу. Полтора миллиона… Смог бы он выудить больше – скажем, два или два с половиной? Три миллиона? Может, у нее есть больше. Намного больше. На полтора она согласилась, глазом не моргнув. Может, вернуться и сказать, что надо нанять больше людей? Это будет стоить четыре миллиона. Он бы согласился и на двести пятьдесят тысяч; рассчитывал на меньшее. Остановившись перед комнатой для допросов, шеф ломал голову, как быть.
Сразу же он обратно не пойдет. Можно размягчить ее еще больше. Пару часиков в вытрезвителе с выключенными камерами. Тут надо проявлять осмотрительность – негоже, чтобы она сразу после этого ринулась в посольство США, – но если действовать аккуратно, можно сделать реальные деньги прямо сегодня.
Глава 16
Комната сверхсекретной связи
Штаб-квартира отделения «Часовой башни»
Джакарта, Индонезия
Джош бросил взгляд на красные точки на координатном дисплее. В течение часа со времени ухода Дэвида двадцать четыре красные точки, обозначающие всех полевых сотрудников Джакартского отделения, передвигались от штаб-квартиры отделения к различным местам по всему городу. Теперь карта показывала четыре группы по шесть точек в каждой.
Три из пунктов назначения Джош хорошо знал – это конспиративные квартиры Джакартского отделения. Должно быть, восемнадцать агентов в этих пунктах значатся в списке подозреваемых Дэвида. Точки на конспиративных квартирах медленно перемещались туда-сюда, поворачивая обратно, когда доходили до стен, ограничивающих передвижения, будто осужденные, выхаживающие по камерам в ожидании свершения своей участи.
Стратегия вполне обоснованная: Дэвид разделил потенциально враждебные силы, попутно выиграв время на обнаружение их приближения, если они вздумают перейти в наступление. Когда решат перейти в наступление. Вид этих точек на карте внушал Джошу какой-то подспудный ужас, делая угрозу реальной. Это уже происходит. Сражение за Джакартское отделение – лишь вопрос времени. В какой-то момент точки вырвутся из конспиративных квартир, обрушатся на группу Дэвида из шестерых бойцов, а затем устремятся обратно в штаб, чтобы позаботиться о Джоше.
Дэвид просто выиграл время. Время, позволяющее Джошу просеять актуальные местные разведданные и поработать над шифром – словом, выяснить хоть что-нибудь. А он сомневается, что справится.
Джош снова просмотрел спутниковое видео. Это все, что есть в его распоряжении. Что, если он заблуждается?
Он прочесал волосы пятерней. Это определенно выходит за рамки. Но если это ерунда…
Разведывательная деятельность зачастую сводится к инстинкту. Фургон, вся эта операция – что-то в них не то.
Набрав номер Дэвида, он сообщил:
– По-моему, есть кое-что.
– Выкладывай, – отозвался тот.
– Похищение двоих детей из медицинской клиники. Сообщение поступило в джакартский департамент полиции несколько часов назад. «Часовая башня» классифицировала это как низкоприоритетный местный инцидент. Но фургон – легкий коммерческий автомобиль, зарегистрированный на базирующуюся в Гонконге липовую корпорацию, известную, как ширма «Иммари». И, откровенно говоря, это не похоже на местных; похищение было проведено профессионально. В обычных обстоятельствах мы отнесли бы это в разряд похищений ради выкупа, но «Иммари» не станет марать руки ради такой мелочи. Я продолжаю копать, но на девяносто девять процентов уверен, что это операция «Иммари», причем высокоприоритетная, учитывая, насколько в открытую она проведена – умыкнули детей средь бела дня, да еще и на фургоне, который мы наверняка отследим… Не понимать этого они не могли. Это означает, что и ждать они тоже не могли.
– И что же отсюда следует?
– Пока толком не знаю. Странность в том, что клинику вроде бы финансирует очередная «дочка» «Иммари» – «Иммари Рисеч». Деньги на строительство и покрытие ежемесячных расходов выплачивал базирующийся в Джакарте холдинг корпорации – «Иммари Джакарта». В твоем досье есть несколько ссылок на него. История компании уходит в прошлое почти на двести лет. В эпоху колониализма она была «дочкой» Голландской Ост-Индской компании. Возможно, она – крупнейший оперативный центр «Иммари» в Юго-Восточной Азии.
– Бессмыслица какая-то. Зачем одно подразделение «Иммари» похищает детей у другого? Может, внутренние распри? Что нам известно о штате клиники?
– Немногое. Их можно по пальцам перечесть. Парочка лаборантов, один из них в ходе инцидента убит. Сменный штат нянек для детей. По большей части местные, не имеющие к происшествию никакого отношения. А ведущий исследователь, – Джош пододвинул личное дела доктора Катерины Уорнер, – была там во время инцидента и, возможно, выведена из строя. Свыше часа оттуда никто не выходил. Сейчас местная полиция держит ее в одном из джакартских участков.
– Они забили межведомственную тревогу по поводу пропажи детей?
– Нет.
– Какие-либо публичные ориентировки?
– Не-а. Но у меня есть гипотеза. У нас есть источник в полиции Западной Джакарты. Пятнадцать минут назад он передал рапорт, утверждающий, что шеф полиции вымогает деньги у американской гражданки. Как я понимаю, это и есть доктор Уорнер.
– Гмм. А чем занимается клиника?
– Вообще-то это научно-исследовательское учреждение. Генетические исследования. Они проверяют новые методы терапии детей, страдающих аутизмом, прежде всего с нарушениями развития.
– Как-то не очень похоже на международный терроризм.
– Согласен.
– И какова же у нас рабочая гипотеза? Что мы ищем?
– Честно говоря, понятия не имею. Я не слишком углублялся в дебри, но в глаза бросается одно: патентов пока не подавали.
– Почему же это настолько важно? Думаешь, они не занимаются исследованиями?
– Нет, я весьма уверен, что занимаются, исходя хотя бы из того, какое оборудование они импортировали и как все обустроили. Но это не ради денег. Если бы они хотели коммерциализировать то, что испытывают, то первым делом подали бы на патент. Это стандартная процедура для клинических испытаний. Создаешь вещество в лаборатории, патентуешь его, затем испытываешь. Патент призван помешать конкурентам похитить испытываемый образец и запатентовать его первыми, тем самым убрав тебя с рынка. Без патента испытывают только то, что хотят утаить от мира. И Джакарта – самое подходящее место для этого. Испытания, проводимые в США хоть с одним пациентом, по закону должны быть заявлены в Управление по контролю над пищевыми продуктами и лекарственными средствами с описанием проверяемой терапии.
– Значит, они разрабатывают биологическое оружие?
– Возможно. Но до сегодняшнего дня никаких инцидентов в клинике не было. Они не регистрировали никаких смертных случаев, так что если и испытывают что-то на детях, то это самое неэффективное биологическое оружие всех времен. Исходя из того, что я вижу, исследования вполне легитимны. Да притом проводятся из лучших побуждений. Фактически говоря, если они добьются поставленной цели, это станет грандиозным революционным скачком в медицине.
– Что также является отличным прикрытием. Но вопрос, зачем красть у самих себя, остается. Если «Иммари» финансирует клинику и управляет ею, зачем нужно посылать собственных людей красть этих детей? Может, у исследовательницы сердце в пятки ушло из-за оружия, которое они создают? – предположил Дэвид.
– Не исключено.
– Располагает ли источник в джакартской полиции полномочиями, чтобы отпустить доктора?
– Нет, очевидно, он сидит на тотемном столбе низковато.
– У нас есть досье на шефа?
– Минуточку, – Джош провел поиск по базе данных «Часовой башни», и как только данные на шефа появились, откинулся на спинку стула. – Ага, есть досье… Ничего себе!
– Зашли его мне в мобильный командный пункт. Ты прошерстил уже все местные данные?
– Ага, на поверхность всплыло только это. Но есть и кое-что еще. – Джош терзался сомнениями, упоминать ли об этом, но, как и в видео похищения, в этом ощущался какой-то подвох. – Ни одна другая ячейка не доложила о нападении, и Централь не публиковала никаких коммюнике. В новостях тоже ничего – ни слова с момента боестолкновений в Карачи, Кейптауне и Мар-дель-Плате. Все ячейки спокойны, передают обычные рапорты как ни в чем не бывало.
– Предположения? – осведомился Дэвид.
– Две возможности: либо они чего-то выжидают – скажем, нашего следующего хода, либо…
– Остальные ячейки пали без боя.
– Ага. Может статься, мы последняя крупная ячейка, – подтвердил Джош.
– Давай-ка ты поработай над шифром – и как можно быстрее.
Глава 17
Научно-исследовательский комплекс корпорации «Иммари»
Окрестности Буранга, Китай
Тибетский автономный район
Перед началом видеоконференции доктор Шэнь Чанг попытался избавиться от напряжения.
Когда собеседник появился на экране, Чанг, сглотнув ком в горле, проговорил:
– Руководитель проекта приказал мне связаться с вами, доктор Грей. Мы следовали протоколу и предписанным исследованиям до буквы… Я не знаю, что…
– Ничуть не сомневаюсь, доктор Чанг. Но результат весьма удивителен. Почему выжили дети, а взрослые нет?
– Мы пока не знаем. Мы провели тесты на детях. Они демонстрируют устойчивую активацию гена Атлантиды.
– Возможно, терапия на взрослых не работает?
– Да, возможно. Терапия осуществляется ретровирусом, внедряющим ген в генетической код субъекта. Это незначительное генетическое изменение, но оно обладает каскадным эффектом на эпигенетическом уровне, включая и выключая ряды других, уже имеющихся генов носителя. Никаких физиологических последствий – во всяком случае, поддающихся обнаружению, – но наблюдаются обширные изменения в мозге. Ген, по сути, перезаписывает мозг субъекта. Нейропластичность, способность мозга перестраиваться или адаптироваться с возрастом снижается – именно поэтому в зрелом возрасте трудно научиться чему-то новому. Мы исследовали идею, что взрослые не реагируют на терапию, потому что активация гена не может запустить изменения в мозгу – на самом деле вирус генетической терапии пытается перекоммутировать мозг, но его «печатные платы» уже запаяны крепко-накрепко. Вскоре по окончании детского возраста.
– Быть может, у взрослых субъектов не было предковых генов, запускающих изменения в мозге?
– Нет, все взрослые субъекты каскадными генами обладали. Как вам известно, мы знаем об этих генах уже в течение некоторого времени, и в своем рекрутинговом учреждении в Китае проверяли каждого субъекта. Взрослые должны были пережить тест.
– Быть может, эта терапия работает только на мозгах, страдающих аутизмом?
Эту возможность Чанг не рассматривал. Доктор Грей – биолог-эволюционист, проявляющий интерес к палеобиологии, и он начальник начальника Чанга, оседлавший вершину пищевой пирамиды «Иммари». Чанг не предполагал, что этот разговор будет фокусироваться на науке, ожидая от этого супербосса разноса за провал, и с радостью ухватился за возможность поговорить о гипотезе Грея.
– Да, это определенно возможно. Аутизм, по существу, является нарушением мозговых связей, особенно в областях, управляющих общением и взаимопониманием. Затронуты и другие области. Некоторые из пораженных им индивидуумов имеют мощный интеллект и особые способности; другие находятся на совершенно противоположном конце спектра – даже не в состоянии самостоятельно выжить. На самом деле аутизм – всеохватная категория, включающая в себя разнообразнейшие нарушения мозговых связей. Нам надо это рассмотреть, и потребуется какое-то время. Вероятно, понадобятся новые подопытные.
– Времени у нас нет, но добыть еще детей мы, пожалуй, сумеем. Хотя эти субъекты – единственные из известных нам с активированным геном Атлантиды. Предоставьте позаботиться об этом мне. Есть еще что-нибудь, чего вы не сказали? Какие-нибудь другие гипотезы? На данном этапе плохих идей нет, доктор Чанг.
У Чанга была другая идея, хотя озвучивать ее перед остальной командой он не стал.
– Я лично не уверен, что взрослые и дети прошли одну и ту же терапию.
– Проблемы с воспроизведением методики доктора Уорнер?
– Нет. Как я сказал, мы следовали ее протоколу буквально, на этом я настаиваю. Я вот все думаю, может, доктор Уорнер… подвергла этих детей воздействию чего-то другого, чего-то, не попавшего в ее официальные записи или протокол испытаний.
Грей явно призадумался над идеей Чанга.
– Очень интересно.
– Нельзя ли переговорить с доктором Уорнер?
– Не уверен… давайте я свяжусь с вами по этому поводу позже. Высказывал ли эту озабоченность кто-либо еще из членов команды?
– Насколько мне известно, нет.
– Я бы хотел, чтобы покамест вы придержали свои подозрения по поводу доктора Уорнер при себе и с любыми новостями связывались непосредственно со мной. Надо придержать это под спудом. Я уведомлю руководителя проекта, что вы работаете непосредственно со мной. Он будет поддерживать ваши действия, не задавая лишних вопросов.
– Понимаю, – кивнул доктор Чанг, хотя на самом деле ничего не понял. Этот разговор породил целый ряд вопросов, и теперь он был уверен лишь в одном: они применили неправильную терапию.
Глава 18
Следственный изолятор полиции Западной Джакарты
Джакарта, Индонезия
Шеф Куснади хотел было наведаться в комнату для допросов, когда путь ему преградил какой-то человек – то ли американец, то ли европеец, определенно какой-то военный. Уж такая конституция… и взгляд.
– Вы кто будете? – спросил его Куснади.
– Это неважно. Я приехал забрать доктора Катерину Уорнер.
– Ах, забавный человек! Скажите мне, кто вы, пока я не бросил вас в камеру.
Тот вручил ему плотный конверт, бросив:
– Гляньте. Вряд ли вы тут увидите что-нибудь новое для себя.
Вскрыв конверт, шеф полиции посмотрел первые несколько снимков. И не мог поверить собственным глазам. Как?! Как они?..
– Если вы не выпустите ее сию же минуту, то увидите это далеко не в последний раз.
– Я хочу оригиналы.
– А что, разве это похоже на переговоры? Выпускайте ее на свободу, или моя организация выпустит на свободу содержимое этого конверта.
Взгляд Куснади потупился, потом метнулся из стороны в сторону, как у загнанного в угол зверя, решающего, куда бежать.
– И просто на случай, если вы подумываете, не швырнуть ли меня за решетку, то если я не позвоню своим людям через три минуты, они выпустят это досье по-любому. Теперь вы работаете на меня. Хотите вы быть шефом полиции или нет?
Куснади задумался. Окинул взглядом департамент. Кто мог такое сделать?
– Время вышло, – пришелец повернулся, чтобы уйти.
– Подождите! – Шеф полиции открыл дверь комнаты для допросов и жестом пригласил женщину выйти. – Этот человек вас отведет.
Женщина замешкалась на пороге, бросив взгляд на Куснади, прежде чем оглядеть военного с головы до ног.
– Все в порядке, вас берет этот человек.
Обхватив ее за талию, тот сказал:
– Следуйте за мной, доктор Уорнер. Мы уходим отсюда.
Куснади оставалось лишь смотреть, как они выходят из участка.
За стенами полицейского участка Кейт остановилась, обернувшись к своему спасителю. Одет в черный бронежилет и смутно походит на человека, похитившего ее детей. Равно как его люди – теперь она их заметила, – целых пятеро, стоят перед большим черным пикапом, вроде курьерского пикапа-переростка, и черным же внедорожником с тонированными стеклами.
– Кто вы? Я хочу знать…
– Подождите секундочку, – остановил он ее.
Подойдя к следователю-недомерку, обвинявшему Кейт в покупке детей, военный отдал ему папку и сказал:
– Я слыхал, вас ждет повышение.
– Я только делаю, что велено, – пожав плечами, робко отозвался тот.
Читать бесплатно другие книги:
