Общий враг Мамонтов Павел

Павел Захаров

Общий враг

История основана на реальных событиях, однако некоторые персонажи и ситуации, описанные в произведении, являются вымышленными .

Ирако-турецкая граница. 1991 год

– Стоп! Привал пять минут. Дозор, периметр… Лапа, связь!

Два бойца группы неслышно ушли вперед осматривать пути для дальнейшего продвижения. Четыре человека расположились так, чтобы контролировать окружающую территорию с тыла и по флангам. Радист настраивал спутниковый передатчик.

Спутник нашелся быстро. Миниатюрный светодиод на верхней панели мигнул практически сразу, как только была развернута антенна.

– Пятый канал, – радист нажал несколько кнопок на панели и передал трубку командиру. Тот, не дожидаясь ответа, продиктовал несколько цифр, сверяясь с данными на дисплее миниатюрного прибора, который держал в руке, а потом отключил канал. Закодированное сообщение ушло на сателлит, а оттуда практически мгновенно попало адресату. Теперь в Москве знали, где находится диверсионная группа и что все идет по плану. В принципе, задачу передачи координат можно было всецело отдать «железу», но дублирование связи было необходимым условием.

– Впереди чисто, – доложил дозорный.

– Снимаемся…

Багдад. 1991 год

– Я требую объяснений!

Полковник иракской армии, Наджиб Аль-Бахмар не стал тратить время на церемонии. Дымовая завеса ледяной вежливости не скрывала рвущейся из трубки откровенной злобы.

– Салам, Наджиб… Что случилось?

– Кто это сделал!?

– Сделал что?

Самообладание почти изменило Аль-Бахмару, но пока он сумел удержать себя в руках, хотя в голосе и прорезались панические нотки. Московский собеседник прекрасно представлял себе перекошенное лицо своего визави. Когда тот сильно нервничал, то говорил с сильным акцентом.

– Не надо говорить со мной как с идиотом! Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Твои люди, да? Твои! Больше некому!

– Я не готов вести беседу в такой тональности, полковник.

– А другой и не может быть!

– Я не…

– Базу уничтожили твои люди! – иракский военный практически кричал, не справляясь с бурлящими эмоциями. – Мои поздравления! У тебя получилось! Но если ты решил, что все закончилось, то глубоко ошибся! Все только начинается! И ты сделаешь то, что я сейчас скажу!..

Сейчас уже не столь важно, о чем думали руководители СССР, когда продали Багдаду несколько ядерных зарядов. Собственно, Союз не был единственной страной, тайно снабжавшей Саддама оружием. Но единственной, давшей ему оружие ядерное.

После вторжения в Кувейт над Ираком нависла реальная угроза новой полномасштабной войны, эти заряды были бы замечательной гарантией против вторжения сил антииракской коалиции. Но даже просто признавшись в том, что у него есть атомное оружие, не говоря уже о его применении, Хуссейн моментально подписывал себе смертный приговор и стопроцентно подставлял Москву, отважившуюся на эту авантюру.

Что могло последовать за этим, никаким прогнозам не поддавалось. Единственная возможность спасти Союз от колоссального международного скандала – забрать ядерные бомбы обратно. Но возвращать заряды Багдад категорически отказался. Все предложения были отвергнуты.

В результате операции шесть контейнеров лежат в штольне, на глубине четырехсот с лишним метров, раздавленные многими тысячами тонн обрушенной горной породы. И тем иракским офицерам, которые погибли в момент нападения диверсантов, очень повезло, так как гнев Саддама был страшен. Пятнадцать человек персонала бункера из числа тех, кто остался в живых, уже казнили. И даже родство с президентом страны не гарантировало полковнику Наджибу Аль-Бахмару жизни. Единственное, что еще могло дать шанс на спасение, было успешное уничтожение спецгруппы. И он знал, что может заставить Москву отдать ее парней…

Ирако-турецкая граница

Первая же мина убила троих – Кока, Сливу и Жеку.

Последний час жизни Слива шел на одной ноге, матерясь и кляня Саддама на чем свет стоит, а Кок и Жека поддерживали Сливу с двух сторон. Снаряжение Сливы частично тащили на себе остальные бойцы. Слива умудрился сломать левую ногу, сорвавшись с троса при переправе через глубокое русло высохшей реки. Кроме перелома у Сливы было сотрясение мозга и сильные ушибы – по камням он кувыркался секунд десять. Парень, конечно, знал, что если Саддам Хусейн и виноват в его несчастье, то в самую последнюю очередь. И от этого ругался еще сильнее. Но не боль из-за сломанной кости бесила его. Боец прекрасно понимал, что своей травмой он задерживает отряд. После разгрома базы они исчезли мгновенно, взяв хороший темп, но сейчас они отставали от графика уже на полтора часа. Медленная цель – мертвая цель. Это понимали все и в меру сил старались двигаться настолько быстро, насколько возможно.

Группа шла в глубокой расщелине между двух почти отвесных склонов. Парни, тащившие на себе Сливу, жутко устали. Даже у самых крутых спецназовцев есть предел. Командир отряда, Сергей Бойченко, носивший прозвище Чен, уже собирался отдать приказ сделать очередной привал, когда их накрыли.

Мины падали с противным свистом, рвались, оглушая людей и сея хаос. Бойченко лихорадочно старался оценить обстановку и принять правильное решение. Он понимал, что, хоть его парни – бойцы обстрелянные, не первый год замужем, но находиться под минометным огнем на голом участке горной тропы – верная смерть. Каменная крошка нещадно секла лицо.

– Быстро! Быстро! Уходим! – орал Сергей, знаками показывая бойцам, что надо двигаться, максимально быстро уходя из-под обстрела.

Диверсанты не стреляли в ответ. В кого? Как ни старались они углядеть среди желтых скал хоть какое-то движение, им это не удавалось. Но происходящее однозначно указывало на то, что они раскрыты, что их преследуют и живыми не выпустят. Выход один: пробиваться. До линии [2] было каких-то два километра. Но это по прямой, а горы не перепрыгнешь, будь ты хоть трижды диверсант…

Минометный обстрел, по всей видимости, велся с близкого расстояния, навесом. Иракская пограничная стража или части регулярной армии, брошенные на отлов их группы, на все сто процентов использовали преимущества ландшафта. И это не могло быть простой случайностью. Маршрут выбирала сама группа, не согласовывая с Москвой, а лишь ставя руководителей операции перед фактом.

– Лапа, связь! – Бойченко зигзагами, петляя, как заяц, добежал до радиста, укрывшегося за выступом скалы.

– Не знаю, командир, – Лапа с сомнением поглядел на круто поднимающиеся справа и слева склоны, – спутник не возьмет, угол маленький…

– Пробуй, пробуй, давай! – перекрывая визг мин, орал Чен. – Нас тут сейчас гранатами закидают!

Орал для того, чтобы хоть как-то заглушить этот противный звук падающей с неба смерти. Лапа был замечательным радистом, но перебороть законы физики он не мог. Передатчик и спутник не видели друг друга.

– Они знали, где мы! – Бойченко не сомневался в том, что группу предали, равно как и не сомневался в том, что жизнь свою он просто так не отдаст. – С-суки…

Участок тропы, где они находились, как нельзя лучше подходил для засады. Не будь у Сливы сломана его чертова нога, они бы прошли его еще два часа назад, быстро и… Чего уж теперь говорить… Теперь надо стрелять.

В этот момент из-за взрыва очередной мины обвалился небольшой козырек, под которым, метрах в десяти от командира и радиста, прятались от обстрела два бойца их группы. Рухнувшей породой завалило обоих.

– Все, пошли, пошли! – вскочил Сергей и потянул за собой чуть замешкавшегося Лапу. Прямо за спиной бахнуло. Бойченко будто грузовик в спину ударил – его бросило вперед метра на три. А Лапа издал странный хлюпающий звук и мешком завалился на землю. Оглушенный командир тянул его, мертвого, метров пятьдесят, пока сам не упал. Левая нога онемела и не двигалась, хотя Сергей не чувствовал боли. Из уха текла кровь.

– Чен! – кто-то тряс его за плечо. – Командир! Надо уходить! Никого не осталось, командир!

Слова доходили до Сергея медленно, как сквозь вату. Вернувшееся сознание готово было снова покинуть его, но вдруг будто лопнула какая-то мембрана, отделявшая его от реальности и звуки оглушающим воем ворвались в уши.

– Командир, ты меня слышишь? – Бойченко обнаружил себя сидящим на земле.

– Да, Леха, слышу… Надо уходить… – вяло ответил Сергей, пытаясь подняться на ноги. Получилось с трудом.

– Кто? – обводя глазами площадку, где группа должна была сделать вынужденный привал, Чен натыкался на неподвижные тела. – Кто… Еще остался?

– Никого, – отерев с лица пыль и кровь, ответил Алексей, – ты да я…

– Суки… Откуда знали, – Бойченко, шипя от боли, попытался сделать пару шагов. – Мы же все кодировали, а луч им не поймать…

– А хрен его знает, командир, – подперев его плечом, ответил, оглядываясь по сторонам, Леха, – сейчас это не имеет никакого значения. Валить надо.

– Мы своих не бросаем, – командир попытался развернуться.

– Так, слушай меня, – бойцу пришлось приложить немалое усилие, чтобы помешать Бойченко.

– Нам надо уходить! Уходить, понимаешь?!

– Леша, так нельзя… Там же парни… Остались… Все должны вернуться домой, – упрямо стонал Сергей, скрежеща по каменистой почве стальными шипами горных ботинок.

Прямо перед ними, метрах в тридцати, практически одновременно упало еще пять или семь мин, вздымая густые облака пыли и осыпая все вокруг осколками.

– По второму разу пошли, – буквально крикнул в ухо командиру Леха, и, не слушая яростного и трагического воя командира, потащил его дальше, метр за метром приближая их обоих к границе. – Хотят, пидары, гарантированно добить… Ладно… Мы еще вернемся, Серега…

Командир вынырнул из полузабытья, среагировав на свое имя.

– Мы еще вернемся! – утвердительно просипел парень, глядя на коричневое от кровяной корки лицо Сергея.

– Леха… – Бойченко с трудом сглотнул, пройдясь по горлу наждаком, – Леха, а почему у тебя кликухи нет?

– Ха! Ну ты, командир, даешь… Нашел время! – усмехнулся тот, – Чего это ты вдруг?

За спиной безостановочно, один за другим, звучали взрывы. Иракцы не жалели боеприпасов. Чен и Леха практически ползли, помогая друг другу.

– Слива… Кок… Лапа… У всех есть, а ты – Леха…

– Да вот не прижилось как-то, командир… Так и живу всю жизнь Лехой, ха-ха-ха…

В этот момент мины рваться перестали и наступила тишина.

– Так… А сейчас самое интересное начнется, командир… Давай-ка я тебя сюда пристрою.

Чен тяжело опустился на землю, скрытый от тропы, по которой они только что ковыляли, небольшим скальным выступом. Какой-то звук привлек его внимание.

– Слушай, Леха… Слышишь?

– Ага. Это речка. Забыл, что ли, командир? Нам до брода дойти оставалось чуток, а там – до линии. А как теперь, я и не знаю… Лодка была у Серого в укладке, – Леха выглянул из-за укрытия, будто бы надеялся увидеть Серого с лодкой.

– Ничего не соображаю… – командир смотрел на свои руки, ободранные, покрытые толстой коркой крови и грязи, – похоже, у меня контузия…

– Это нормально в твоей ситуации, – оглядывая склоны и оценивая обстановку, ответил напарник, – у тебя рожков сколько?

– Раз… Два… Три… Черт… Срезало осколком, – Чен дернул за обрывок ленты, ранее крепившей дополнительные карманы со снаряженными магазинами, – и «стек» [3] с тремя обоймами.

– У меня АКС, два рожка и две гранаты, – Леха подвел итог инвентаризации, – а лихо мы им бункер обвалили, а, командир? Они теперь сто лет до ящиков не доберутся. А мы еще повоюем, а?

– Мы все должны были вернуться домой, – тихо, практически одними губами проговорил Бойченко…

– Вот работка у нас, командир, а? И ведь никому не расскажешь! – Леха перетягивал ему ногу бинтом из индивидуальной аптечки. – Нормально? Идти можешь?

– Могу.

– Ну и отлично. На счет три… Раз… Два…

Гортанные крики иракских пограничников заставили спецназовцев оставить затею попытаться двигаться дальше. Леха надеялся, что после столь массированного минометного обстрела иракцы даже не сунутся в расщелину. Кого там искать? Куски тел? Искореженное оружие? И для чего? Для опознания? Некого… Точнее, нечего там опознавать…

Из-за камня Леха увидел трех иракцев, медленно и осторожно двигающихся по тропе.

– Черт… Мы там, конечно, им автотрассу проложили, когда уходили – крови с нас налилось… Значит, так…

Леха вручил Сергею автомат и два рожка.

– Не, брат, ты живее меня, – командир попытался отдать оружие подчиненному, – иди, я прикрою.

– Командир, у тебя есть шанс свалить. Сначала до реки – а там как-нибудь… Если планы все еще в силе, на той стороне нас ждут. Если нет, то у тебя должен быть план «Б»… А я тут останусь, – Леха обвел взглядом горы. – Ты не смотри, командир, что я такой бодренький. У меня осколок в пузе. Мне немного осталось…

С этими словами он отогнул разодранную куртку и Сергей увидел приличную дыру с рваными краями на месте левого бока спецназовца, почти даже не сочащуюся кровью.

– Под броник влетело, не закрыл… Я себя наколол [4] , продержусь еще… В общем, прощай, Серега.

Ногу Сергей практически не чувствовал. Пару раз она подгибалась и он больно падал на острые камни. Но она, по крайней мере, не болела. Странное ощущение от обезболивающего – была как резиновая, затекшая, неживая, не своя. Минут десять, пока Бойченко ковылял до реки, сзади доносились выстрелы. Очередями лупили иракцы, патронов не жалели… Леха… Леха огрызался одиночными, но, Сергей это знал, очень меткими выстрелами. Леха был вторым снайпером группы… Леха был… Бойченко поразился тому, что думает о подчиненном, о своем бойце, о своем друге в прошедшем времени. Он теперь про всех парней будет думать в прошедшем времени. Почему он бежит? Куда? Кому и что он должен рассказать? Все его парни, все восемь человек, остались в скалах. А он жив. Это неправильно. Сергей чувствовал себя предателем. Надо вернуться. Сергей остановился и понял, что уже какое-то время не слышит выстрелов. Он так далеко ушел, что уже не слышит звуков боя? Или он окончательно оглох? Нет, он ушел совсем недалеко. Вот уже отчетливо слышны переливы горной реки, к которой он вел группу. Привел…

В радиусе нескольких метров вокруг лежащего за камнями спецназовца валялись около двадцати трупов иракских пограничников. Еще около десяти было ранено. К растерзанному пулями, неподвижному, но еще живому Лехе, медленно подошел иракский военный в форме полковника и медленно, не торопясь, достал из кобуры пистолет. В красной дымке, сквозь потеки крови и серую пыль, запорошившую глаза, Леха увидел гладковыбритое лицо иракца и черный зрачок кольта, смотрящий ему в лоб.

Полковник Наджиб Аль-Бахмар не спеша убирал пистолет в кобуру, когда заметил на земле следы. Дорожка из капель крови, уходящая дальше. Пистолет остался в руке. Отдав короткие приказы сопровождавшим его солдатам, полковник осторожно двинулся по тропе.

Одинокий выстрел подхлестнул Сергея, и он постарался ускорить шаг. Обезболивающее начало постепенно отпускать. По телу то и дело пробегали все усиливающиеся волны боли, заставлявшие вздрагивать и сжимать зубы.

Берег оказался высоким и обрывистым, метров семнадцать, не меньше. Быстро и без помех спуститься к воде группа могла бы, альпинистская подготовка у парней была на высоте. Потом они подготовили бы лодку и сплавились до нужной точки… Но группы больше не было. Единственный оставшийся в живых, контуженный и истекающий кровью Бойченко самостоятельно спуститься к реке не мог. Он мог только упасть в бурный, холодный как лед, поток и захлебнуться. Сил плыть у него не осталось. У него вообще не осталось сил. Он просто стоял и смотрел на несущуюся воду, и ощущал прохладу. Чуть ниже по течению, меж скал, пробился тонкий, как лазер, лучик солнца и водяные брызги, висящие в воздухе мягким белым облаком, заискрились радугой.

Первый раз Бойченко даже не понял, что его окликнули.

– Эй! – крикнул второй раз полковник, остановившись в нескольких метрах позади Сергея, стоявшего к нему спиной. Ничего не мешало Аль-Бахмару выстрелить в этого русского, но полковник сам не понял, почему этого не сделал, хотя пленный ему не был нужен. Что он изменил бы в сложившейся ситуации? Ничего. Поэтому приговором ему будет смерть. Может быть, менее быстрая, но – все же.

Бойченко был уверен, что рано или поздно его догонят. Он удивился только тому, что не умер сразу, что его не застрелили в первую же секунду. Его хотят взять в плен? Ну что ж… Это давало призрачный шанс… Призрачный, как радуга там, над водой, внизу. Он повернулся в пол-оборота и посмотрел на преследователей. Полковник был один.

– А ты, бля, смелый… – Бойченко зло улыбнулся. Подсохшая к этому времени, кроваво-грязная корочка треснула, вызвав боль в порванной щеке.

«Погибать – так с ножиком!» – так любил говорить их инструктор по ножевому бою.

Рука сама нашла нож и явила миру пятнадцать сантиметров черной, как южная ночь, матовой стали… Стоило ладони ощутить ребристую поверхность рукоятки ножа, куда-то ушло все – и боль и бессилие… Но острыми, как лезвие его ножа, стали злость и уверенность в том, что его жизнь принадлежит только ему, Сергею Бойченко, и никто в этом мире не смеет решать за него, когда и где ему умирать. И эта спокойная, незыблемая уверенность, стала источником силы, которую ощутил Сергей, повернувшись лицом к врагу. Тот, похоже, понял намерение противника, принял правила игры и театральным жестом скинул китель. Проще было пристрелить этого русского, но Наджиб решил иначе. В руках полковника равнодушно блеснуло лезвие… Иракский военный не смог скрыть легкой презрительной улыбки при виде своего противника, уставшего и раненного…

– Рано радуешься… – процедил сквозь зубы Сергей, неподвижно стоя на месте и ожидая от врага первого шага.

Прошло, наверное, секунд десять, прежде чем Наджиб Аль-Бахмар начал медленно, крадучись, подходить к Сергею. Тот же стоял на месте спокойно, опустив руки вдоль тела, и не поворачивая головы, одними глазами следил за короткими передвижениями противника. Сзади у него было около трех метров до обрыва.

Неожиданно Аль-Бахмар прыгнул вперед и вправо, выводя лезвие левой рукой широким махом. Он старался зацепить Сергея первым же режущим выпадом, но Бойченко был к этому готов. Он, резко пригнувшись, пошел на сближение, не давая иракцу пространства и времени на новый замах. Лезвие мелькнуло над головой. Наджиб, может быть, и предполагал какое-то контратакующее действие со стороны противника, но явно не такое быстрое и резкое. Сергей перекинул нож в левую руку и попытался провести тычок в живот, но или иракский вояка был более резв, или Сергей все-таки не так быстр. Наджиб рубящим движением левой руки отбил атаку. Лезвия ножей злобно лязгнули, встретившись друг с другом. Сергей решил не тратить силы на собственные атакующие действия, предпочтя работу на контратаках, в надежде зацепить Аль-Бахмара на «встречном курсе». Вскоре такой момент представился. Полковник слишком сильно провел замах и Бойченко практически удалось в какую-то долю секунды зайти ему за спину. Иракец, похоже, разозлился, но оплошность свою быстро исправил. Он не стал разворачиваться, а продолжил движение. Повернувшись вокруг своей оси и поставив лезвие ножа перед лицом, сбил клинок Бойченко, летевший в шею. Черное лезвие столкнулось с блестящей сталью и ушло со своей траектории. В шею полковнику нож не воткнулся, но глубоко пропорол левую сторону лица – от щеки вверх, до самого лба, практически отрезав кусок кожи. Полковник охнул и прижал отслоившийся лоскут, размазав обильно брызнувшую кровь по лицу и шее.

Москва. 19 мая 2006 года

…С тяжелым хриплым вскриком Бойченко резко очнулся ото сна и сел на кровати. Минут семь ушло на то, чтобы успокоиться и прогнать из сознания картины прошлого. За окном в неспокойной дреме лежала Москва. С шорохом проносились по проспекту редкие машины, откуда-то эхом доносился звук то ли медицинской, то ли милицейской сирены. Недавно, похоже, прошел дождь – асфальт лоснился под оранжевыми взглядами фонарей… Перед глазами стояло лицо иракца, исполосованное ножом. Саднила левая рука и плечо. Бойченко потер шрамы, оставшиеся на теле после Ирака. А, ну понятно… Дождь. Старые раны всегда болели к дождю.

Душа болела постоянно.

Бойченко спустил ноги на пол. Холодный паркет заставил его поежиться. Сергей подошел к окну и отодвинул занавеску. Небо уже практически очистилось от туч и на востоке четко обозначилась светлая полоска. Часы на столе подмигивали ярко-красными цифрами. Половина четвертого утра. Сергей понимал, что уже не заснет. Просто не захочет снова пережить тот момент…

После его спасения и возвращения, детали которых, по странной прихоти памяти, Сергей практически не помнил, он около года находился на лечении в различных госпиталях. А потом еще два года ушло на трудную реабилитацию. Военно-врачебная комиссия, изучив состояние Бойченко, приняла решение о том, что он более не может проходить службу в подразделениях ГРУ по состоянию здоровья. Это звучало как приговор. Спецназовец поначалу не сдавался. Это было не в его правилах. Он искал и находил (сослуживцы помогали) именитых профессоров, которые, даже если и хотели помочь, тем не менее полностью подтверждали ранее поставленные диагнозы, сокрушенно разводя руками и откровенно удивляясь тому, что их пациент вообще жив. Тяжелые ранения и их последствия не позволяли Сергею служить там, куда он рвался. Он не соглашался ни на один из предлагаемых руководством альтернативных вариантов, пытаясь доказать, что он здоров. Даже приводил в пример Маресьева и прочих, вернувшихся в строй и продолжавших служить… Ему предлагали должности преподавателя, командира части, начальника огромного стрелкового полигона… В конце концов Бойченко ушел из армии. Министерство обороны, в знак уважения заслуг, присвоило Сергею внеочередное звание и рассталось с, уже подполковником, Бойченко совершенно спокойно. Хотя, по сути, удивляться было нечему. От длительной нервотрепки устали все и, после того как на последний документ была поставлена последняя печать, обе стороны вздохнули с явным облегчением.

Около полугода Сергей привыкал жить в новом качестве. Удавалось с трудом. Сергея тянуло назад, но он сам прекрасно осознавал, что этот путь для него теперь закрыт навсегда. Вся его послеармейская жизнь продолжала «по привычке» управляться армейскими законами. А если учесть, где именно служил Сергей, какие задачи решал и в каких ситуациях оказывался, то законы эти можно было называть законами военного времени. Бойченко никак не мог вернуться с войны. Первый же Новый год, встреченный дома, стал для бывшего диверсанта сущим кошмаром – вокруг рвались петарды, выдавая одну за одной смачные автоматные и пулеметные очереди, сухо хлопали пистолетные выстрелы и ухали РГДшки… В небо взмывали ракетницы… Идя по улице, Сергей постоянно искал глазами снайперов, рассчитывал траектории и делал поправки на ветер… Руки искали оружие, били по бедрам в поисках пистолета, поправляли лямку автомата на плече… Отсутствие оружия Сергей переживал тяжело. В который раз обнаружив отсутствие автомата, он неизменно оборачивался в поисках потерянного ствола. Потерять оружие – что может быть страшнее для солдата? Это состояние называлось «профессиональной деформацией».

Однажды Бойченко облился холодным потом, когда ему навстречу из подворотни выскочила вопящая и орущая что-то стая мальчишек, играющих в войнушку. У всех в руках были игрушечные, конечно, пистолеты и автоматы. Но, черт побери, они все были точными копиями боевого.

– В этом мире войны больше, чем на войне, – сказал он однажды жене, после просмотра телевизионных новостей.

Бывшие сослуживцы не забывали его, равно как и он не забывал их – регулярно виделись, отмечали праздники, ездили на природу. Но… Постепенно общение сошло на нет. Близких друзей у Бойченко не было, за исключением, пожалуй, Вити Половцева. Все его товарищи, вся его команда… Они все остались там, в ущелье, недалеко от турецкой границы. Да и сам Бойченко выжил с большим трудом. Ранения его были бы для обычного человека смертельными, но атлетическое здоровье и сложившиеся обстоятельства позволили ему остаться в живых. Ледяная вода горной реки, в поток которой он свалился с уступа после того, как иракцы всадили в него две пули, довольно быстро охладила организм, что снизило вред от кровопотери. Это и цепочка счастливых случайностей привели к тому, что уже через несколько часов он оказался в больнице небольшого приграничного городка, потом был вертолетом доставлен в турецкий город Ван, а оттуда самолетом – в Россию, в Сочи. Все это время Бойченко находился в бессознательном состоянии и об этапах эвакуации узнал позже со слов коллег. Здорово помогли турецкие военные. В связи с тем, что группа Бойченко работала в северных районах, где сильно ощущалось влияние неподконтрольных Багдаду курдов, которые и туркам уже давно были поперек горла, российские власти загодя «шепнули на ухо» Анкаре о том, что проводится секретная операция против лидеров курдских сепаратистов. Чем курды так насолили России, Турция спрашивать не стала, помня историю с Оджаланом и посчитав, что и такой вариант ей на руку…

А потом Бойченко сорвался. Стресс он снимал единственным доступным ему способом. И этим только усугубил положение. Он оказался никому не нужным в этом мире. Там, где он хотел быть, его видеть не хотели. Его звали туда, куда он не собирался идти. Периодически давала о себе знать контузия. Попытки уйти от одних проблем привели к другим проблемам. Алкоголь никогда не был другом и советчиком. Отношения в семье стали портиться и жена Аня, свадьбу с которой они сыграли в 1989 году, до этого героически помогавшая ему выкарабкаться после ранения, устала от его пьяных закидонов. Она не выдержала этого адского напряжения и ушла. Детишек их семье на тот момент Бог не дал, поэтому расставание прошло относительно спокойно и просто…

Проблем с работой не было. Буйным цветом расцветал бизнес, и люди с соответствующими навыками, коими в великом множестве владел и не успел забыть (да и не хотел забывать) Сергей, были в цене. Один из знакомых предложил ему место инспектора охраны в его казино. Недолго думая бывший спецназовец согласился и спустя год он уже руководил службой безопасности, растущей как на дрожжах, целой сети казино и руководил, надо отметить, весьма успешно. Сказался опыт командира жесткого, требовательного, но справедливого, а также сосредоточенность и ответственность, с которой бывший специалист по диверсионной работе подходил к выполнению своих обязанностей. Сергея всю его сознательную жизнь учили быстро и эффективно ломать и разрушать – так кто, как не он, лучше других знал слабые места объектов и мог организовать мероприятия по их охране и защите? Такого же отношения он требовал сначала от коллег, а потом, когда поднялся по карьерной лестнице, от подчиненных, которых подбирал придирчиво и осторожно. Иначе не умел. Авторитету Бойченко добавляло его мастерство владения приемами рукопашного боя. Свое ГРУшное, диверсантское прошлое Сергей благоразумно скрывал, а на вопросы о том, где он так научился народ «валить», отвечал «в десанте». Свою команду, весьма многочисленную группу охранников игровой сети, Бойченко тренировал сам. Два раза в неделю по два часа они занимались в специально арендованном зале. Спортивный уровень у парней и до этого был высок, а своими регулярными занятиями Бойченко сделал из них профессиональных бойцов.

На неофициальных и официальных соревнованиях разных служб безопасности, которые периодически устраивались в городе, ребята Бойченко неизменно занимали первые места.

В один прекрасный момент ситуация с работой изменилась кардинально, что стало для Сергея полным сюрпризом. Нет, он не остался без работы. Наоборот, он получил новую. Видимо, информация о спортивных успехах его подчиненных «просочилась» наружу и стала лучшей рекомендацией. Владельцы известного бойцовского клуба предложили Бойченко тренировать их бойцов, работающих в стиле «mixfight» и выступающих на различных профессиональных соревнованиях по так называемым «боям без правил». Надо признаться, к этому времени Бойченко изрядно поднадоела служба в охране. Тем более, что последние время он занимался исключительно кабинетной работой и тренировки были своего рода отдушиной после многочасовых сидений в офисе, проведения совещаний, составления бесконечных планов, графиков и отчетов…

Но иногда… Всплывали в памяти картины давно ушедшего…

Если прошлое чем-то напоминало о себе днем, то Бойченко без труда обходил подводные рифы и отмели, на которые кидала его собственная память. Он без особого труда прогонял лохматые тени воспоминаний, занимая себя каким-то делом. Но ночью… Ночью прошлое беспощадно вламывалось в его сны, не встречая никакого сопротивления. И он сдавался…

– Здорово, диверсант! – объемистая спортивная сумка брошена на пол прихожей.

Пока Бойченко запирал дверь, его утренний гость, Витя Половцев, или Полтава, как его еще называли, сбросил кроссовки и протопал на кухню.

– А чего так хило, командир? – Виктор скривился, увидев на плите сковороду с жареными овощами. – Ты, никак, в вегетарианцы записался?

– Так, разговорчики в строю… Ты будешь?

Бойченко большой деревянной ложкой перемешивал овощной коктейль, пофыркивающий горячим маслом.

– Не, спасибо, братан, я уже! – Половцев похлопал себя по животу, – домашние котлетки, все дела… Но от бутерброда и чашки чая не откажусь.

– Булка вот, колбаса… или ты с сыром? В холодильнике. Чай наливай.

– Благодарствую, друже.

Половцев был единственным из всех теперешних коллег Сергея, кто знал о его прошлом. Потому как сам когда-то чуть было не стал «боевиком». Они были знакомы еще со времен прихода в ГРУ. Правда, Виктор в конце концов ушел в аналитику, в отличие от Бойченко… После того, как Сергей чудом остался жив после уничтожения группы, Половцев ему здорово помогал – из кожи вон лез, чтобы вернуть друга обратно в строй. Пожалуй, единственный из всех, кто был рядом. Ну, кроме Ани, конечно… Сам Половцев последние четыре года служил в одном из управлений МИДа, куда его перевели из разведки. Перевели на легальную, как шутил сам Половцев, работу. Естественно, Виктор, на правах старого товарища пользовался появившейся возможностью периодически тренироваться в зале клуба, в котором работал тренером Бойченко. Вот и сегодня Полтава заехал за другом, чтобы вдвоем поехать на утреннюю тренировку.

Машина с трудом пробивалась через утренние пробки.

– Чего-то ты сегодня хмурной какой-то… – Виктор бросил взгляд на Сергея, сидевшего справа.

Бойченко, прижавшись лбом к холодному стеклу, молча смотрел на проползавшую мимо Москву, мокрую после ночного дождя.

– Да так…

Тихонько тренькнул сотовый Половцева.

– Алё… Да, милая, – Виктор не отрывал руки от руля, беседуя с женой по хендс-фри. Со стороны казалось, что он разговаривает сам с собой. – Мы с Сережкой еще едем. Ну да… Вертолет нужен… Не, потом на работу, конечно. Слушай, Маш, давай вечером все это обсудим, хорошо? Ну все, отбой… Целую тебя.

– Так чего, Серый, ты с утра не в настроении? – снова переспросил Виктор, когда разговор с женой закончился.

За окном медленно проплывали улицы и пробегали вечно куда-то спешащие пешеходы.

– Ущелье приснилось…

Лицо Виктора посуровело.

– Понятно, – процедил он сквозь зубы и тут же чуть ли не крикнул кому-то из соседней машины и нажал на сигнал. – Ну куда ты прешь, козлина, а?!

Прошла минута тягостного молчания.

– Знаешь, Вить… Пятнадцать лет прошло, а я все думаю, разобраться пытаюсь, кто виноват в том, что парни погибли…

– В том, что не ты – это точно.

Сцепились они крепко. Сергей пытался пройти в партер, чтобы вывести на болевой или удушающий, но Виктор умело разрывал дистанцию и больше рассчитывал на ударную технику. В зале с утра еще никого не было, так что разговаривать они могли без опаски.

– Нас кто-то сдал… Я просто уверен… – рука Сергея соскользнула – и он не смог провести захват. Половцев хищно улыбнулся.

– Не факт, дорогой мой… Вы сколько тогда по горам шли?

– Шесть… Часов.

– Кто-нибудь мог засечь… – Половцев сделал выпад, – пастухи какие-нибудь, ну или…

– Маловероятно, – Бойченко закрылся – и два удара Виктора пришлись по рукам.

– После того, что вы сделали, было бы глупо… – Виктор снова пошел в атаку и на этот раз контратакующему Сергею удалось сделать подсечку, оба упали на татами, – …не ждать преследования… Вы через спутник работали?

– Ага… Не, ты у меня не вывернешься… – Бойченко отчаянно пытался удержать в захвате извивающегося ужом Виктора, – двойное кодирование…

– Ну да, даже если и перехватить…

– Об этом и речь…

– Не, Серега, это местные поработали, – противники снова стояли на ногах друг перед другом, тяжело дыша, – где-то вы, братцы, светанулись…

– Не могли мы светануться.

– Факт остается фактом…

– Мы от графика отставали на час с лишним…

– Во-о-от…

– Но накрыли нас на точке, как будто ждали. Место там для засады идеальное…

Виктор прижал Сергея к краю и провел «троечку» – два в корпус, один – в голову.

Бойченко оттолкнул соперника и с места, практически не готовясь, махнул ногой слева, чудом не зацепив носа Половцева.

– Эй, ты смотри… Я ж все-таки этот… Дипломат. Меня нельзя по лицу.

– А ты не тормози, дипломат, не тормози… – Настал черед Бойченко улыбаться.

– Повезло им, я думаю. А вам… Не повезло.

– «Не повезло»… Такой вариант меня не устраивает. А проверить не могу. Все, стоп… Закончили упражнение…

Друзья опустились на пол, сняли боксерские шлемы и перчатки.

– Хорошо-о-о-о, – вздохнул Бойченко…

– Ну, Серега, знаешь, я, наверное, кое в чем смогу помочь… – немного помолчав, произнес Виктор, – постараюсь, по крайней мере…

– Каким образом?

– Да меня тут… В общем… Командировочка намечается… Официально – по линии МИД, но ты же понимаешь, – Виктор многозначительно посмотрел на друга.

– Куда?

– Ну куда-куда… В Караганда. В Ирак, конечно… В Багдад. Может, получится жалом поводить, поговорить с кем-нибудь, архивы поднять… Хотя уже пятнадцать лет прошло…

– Слушай, ну какие там архивы? Как америкосы вломились, там уже не осталось ничего. Все в Лэнгли, в Пентагоне и АНБ… Или, скорее всего, уничтожены самими иракцами.

– Между прочим… Ты не находишь… э-э-э… странным предлог, под которым Буш воткнулся в Ирак второй раз?

– Ты про…? – Бойченко не закончил вопроса, но товарищ его прекрасно понял.

– Ага. Такое ощущение у меня, что… информация о том, что Хусейн имел в своем распоряжении… э-э-э… кое-что, все-таки просочилась наружу.

– Было. Да сплыло… Ты знаешь, мне сейчас до этого нет дела… Все, что можно было… все, что нужно было уничтожить, – уничтожено.

Половцев хотел было что-то сказать другу, но удержался. Только хлопнул Сергея по плечу.

– Ну, в общем, ладно… Посмотрим, старина.

Бойченко сосредоточенно молчал, глядя пред собой.

– А Машка знает?

– Знает, – сокрушенно качнул головой Полтавченко.

– Когда?

– Через неделю, 26 числа.

– Надолго?

– Полгода.

– Понятно…

– Тебя подвезти, Серега?

Багдад. 3 июня 2006 года

Белый «Субурбан» возвращался в посольство. На улице стояла обычная для июня месяца температура в 50 градусов по Цельсию. В бесцветном багдадском небе неподвижно висело слепящее солнце. В автомобиле, на лобовом стекле которого был приклеен российский триколор, царил легкий полумрак, а работавший на полную катушку кондиционер гонял по салону приятную прохладу. Машина петляла по узким улочкам северного Багдада, старательно объезжая мусорные кучи, которыми была богата столица Ирака. Два раза посольскую машину обгоняли американские армейские патрули, состоявшие, как правило, из четырех «Хаммеров» и одного-двух бронированных грузовиков «Буффало». Каждый раз «Субурбану» приходилось прижиматься к обочине, пропуская вооруженные до зубов конвои. Сидящие в турелях машин пулеметчики грозно целились в проезжавшие машины из пулеметов, готовые в любой момент открыть огонь.

– И не жарко им в их… скафандрах, – глядя на американских солдат, спрашивал сам себя Толя Титов, посольский водитель, когда их обогнал второй конвой, – столько на них всего понавешано…

Поднятые тонированные стекла машины защищали пассажиров не только от палящего солнца, но и от запаха мусора, запаха гниения и нечистот, туманом висевшего над улицами Багдада…

Половцев, расположившийся на заднем сиденье, дремал, предвкушая холодный душ, который он примет, когда они приедут домой. Домой – значит в посольство. Все складывалось как нельзя лучше. Командировка едва успела начаться, как задача, поставленная их группе, была весьма успешно выполнена. Доклад о том, что работа сделана, немедленно ушел специальной связью в Москву. Документы с информацией, очень интересовавшей российскую разведку, лежали в кожаной папке на коленях у Половцева. Бумаги будут отправлены в Россию диппочтой немедленно по возвращении на базу. Но сначала – душ. Нет. Стоп. Сначала – документы. А потом уже все остальное.

Когда до места назначения оставалось 300–400 метров, дорогу неожиданно перегородили легковушка и микроавтобус, резко вырулившие перед посольской машиной.

– Это что за дела?! – воскликнул удивленный водитель.

Виктор оглянулся назад и убедился, что сзади машину российского посольства никто не заблокировал.

– Так, Толя, можешь сдавать назад, там все чисто.

– Это полиция или…

Договорить он не успел. Выскочившие из легковушки три человека в масках и с АК в руках, подскочили к его двери и открыли огонь в упор. Стекло не было бронированным и, конечно же, не смогло сдержать натиск пуль со стальным сердечником. Автоматные очереди ворвались в салон грохотом выстрелов, лязгом затворов и мелкими кровяными брызгами, окатившими пассажиров автомобиля. Пули пробивали салон насквозь, сыпались стекла, трескался пластик обшивки.

– Толян, жми назад, давай, давай! – орал Половцев, помогая Ринату, сидевшему справа от водителя, перебраться назад. А Толя уже был мертв. Боевики не оставили ему шансов.

– Черт, меня задели!

– Звони нашим! Нашим звони!

В общей суматохе было непонятно, кто и кому это кричал…

Нападавшие открыли водительскую дверь и разблокировали все остальные.

Двери внедорожника распахнулись практически одновременно – к этому моменту российский джип был окружен со всех сторон. С начала нападения прошло не более десяти секунд.

– Мы российские дипломаты! Не стреляйте! – кричал Половцев. Это единственное, что он успел выучить по-арабски. Те же самые слова выкрикивали, показывая пустые руки, трое его коллег, выволакиваемых бандитами из салона.

Всех четверых грубо бросили на пыльную дорогу прямо перед их машиной. Три боевика с автоматами встали над ними, держа пальцы на спусковых крючках. Один из россиян, Рустам Агиуллин, попытался поднять голову и обратиться к напавшим на их языке, но его жестко прервали, поставив на затылок ботинок и прижав его лицом к дороге. Двое бандитов сразу же полезли в салон, выпихнув с сиденья труп водителя. Тело Анатолия упало совсем рядом с Половцевым, забрызгав его кровью.