Как избежать климатических катастроф? План Б 4.0: спасение цивилизации Браун Лестер
От издателя
Какая связь между лесными пожарами, низким уровнем образования, 30-кратным ростом доходности зерновых фьючерсов, промышленными выбросами углерода в атмосферу, контролем над рождаемостью и режимом питания и полусотней других аспектов жизнедеятельности человечества?
Лестер Р. Браун, автор книги «План Б 4.0: спасение цивилизации» утверждает, что есть, и самая прямая. На этой взаимосвязи он выстроил как картину апокалипсиса, ожидающего нашу цивилизацию, так и план спасения для всего человечества. Из книги следует, что основная опасность, угрожающая нам, — не мировой терроризм, не ядерное или химическое оружие, попавшее не в те руки, и даже не глобальное потепление.
Главная угроза — голод. Банальное недоедание обрушивает правительства и разваливает страны вернее, чем любая внешняя агрессия. По оценкам автора, число голодных на нашей планете — если все продолжит идти так, как идет, — к 2015 году достигнет 1,2 млрд. человек.
В 2010 году в России из-за засухи, жары и пожаров пропала на корню значительная доля урожая. Оставшейся части не хватит на удовлетворение внутренних нужд. По этой причине правительство наложило эмбарго на экспорт зерновых из России. Выступивший представитель Всемирного банка заявил, что прекращение экспорта российского зерна на мировой рынок может привести к мировому продовольственному кризису.
Одновременно с российской экологической и продовольственной катастрофой в Китае (второй мировой экспортер зерна после США) произошло масштабное наводнение, а на Украине (третий экспортер в мире) случилась аномальная жара. Если и эти страны уменьшат поставки зерна, взлетят цены на другие виды продовольствия. Те, кто недоедает, будут питаться еще хуже.
Однако выход — и достаточно недорогой — есть. По крайней мере, по утверждениям Брауна. «План Б» — план спасения цивилизации — по авторским расчетам, должен обойтись всего в 187 млрд. долл. ежегодно, что в три с лишним раза меньше военного бюджета США на 2008 год.
Суть этого плана в снижении потребления, восстановлении природных ресурсов, переходе на новую экологически безопасную экономическую модель, глобальной реформе госуправления. Это поможет искоренить нищету и голод, установить систему справедливого распределения труда и его результатов, устранит или заметно снизит опасность экологической катастрофы и т. д.
Достичь таких результатов предлагается за счет довольно простых мер.
Во-первых, контроль за приростом населения (то есть снижение его темпов в неблагополучных странах). «Выбор …невелик — все они вынуждены стремиться к тому, чтобы на семью приходилось, в среднем, двое детей».
Во-вторых, поэтапное введение «налога на углерод», то есть на его выбросы в атмосферу, в размере 200 долларов на тонну.
В-третьих, создание министерства глобальной безопасности, которое будет заниматься ослабленными и недееспособными государствами. МГБ должно быть создано на основе Агентства международного развития США и МИД США, а финансироваться — за счет бюджетных ресурсов министерства обороны США.
Книга Лестера Брауна поражает как монументальным подбором вроде бы никак не связанных данных, системных выводов на их основе и внешней простотой, так и изяществом решения. Его идеи могли бы показаться утопическими — если бы богатейшие люди Америки (вроде Билла Гейтса или Уоррена Баффета) не вкладывали в их реализацию миллиарды. Эти идеи можно было бы назвать программой нового глобального колониализма — или новой гуманистической революции.
В любом случае они пугающе реальны.
Предисловие
Несколько месяцев назад в журнале Newsweek я обратил внимание на высказывание: «Фраза „Ведение бизнеса в обычном ключе“ стала звучать как предвестие конца мира».
Вывод этот может удивить многих, но только не ученых, отслеживающих такие явления в глобальной окружающей среде, как уничтожение лесов, эрозия почв, падение горизонта воды и повышение температуры. Ученые давно предупреждали, что если эти тенденции сохранятся, мы столкнемся с серьезной бедой. Неясным оставалось лишь то, какую форму примет эта беда.
Похоже на то, что самым слабым звеном является все-таки обеспечение продовольствием, проблема, которая стояла перед многими ранними цивилизациями. Сегодня мы вступаем в новую продовольственную эру, отмеченную более высокими ценами на продукты, быстрым ростом численности голодающих и обостряющейся конкуренцией за землю и водные ресурсы. Поскольку страны, импортирующие продовольствие, стараются приобрести или взять в аренду огромные участки земли в других странах, эта конкуренция выплеснулась за государственные границы.
В отличие от резких повышений цен на зерно в прошлом, повышений, вызванных чрезвычайными обстоятельствами вроде засухи в СССР или отсутствия муссонных дождей в Индии (последствия таких временных колебаний устраняли урожаи следующего года), это недавнее повышение цен на продовольствие обусловлено целым рядом причин. В их числе рост населения, падение горизонта воды, повышение температуры, таяние льдов и использование зерна в производстве горючего для автомобилей.
В прошлые десятилетия, когда цены на зерно росли, министерство сельского хозяйства США просто возвращало в оборот часть пахотных земель, которые пустовали в соответствии с аграрными программами, теперь же используются все эти площади. Неожиданно вопрос продовольственной безопасности довольно остро встал перед многими странами. Вероятно, в будущем большее воздействие на решение этого вопроса будет оказывать не сельскохозяйственная, а энергетическая политика. Возможно и то, что искоренение голода более зависит от успехов специалистов по планированию семей, чем от успехов земледельцев, а упрочению в будущем продовольственной безопасности будет способствовать, прежде всего, повышение производительности использования воды, и только потом расширение предложения воды при помощи ирригации.
Джозеф Тейнтер в книге The Collapse of Complex Societies («Падение сложных обществ») замечает, что цивилизации по мере развития становятся все более сложными до тех пор, пока в конце концов не оказываются неспособными управлять этой сложностью. Наблюдая за борьбой, развернувшейся в конгрессе вокруг законопроекта об изменении климата, который выхолащивали в то самое время, как эту книгу печатали, я вспомнил это высказывание Тейнтера.
Международные учреждения также подвержены чрезмерному «самоусложнению». Когда я писал эту книгу, взоры общественности были обращены к конференции по изменению климата, которая состоялась в начале декабря 2009 г. в Копенгагене. С моей точки зрения, соглашения, возникающие в результате международных переговоров, быстро устаревают. Это происходит по двум причинам. Во-первых, ни одно правительство не желает делать бльших по сравнению с другими правительствами уступок, поэтому согласованные цели в области сокращения выбросов углерода почти наверняка будут минимальными. Они не будут даже приближаться к необходимым радикальным сокращениям.
Во-вторых, на переговоры и ратификацию достигнутых соглашений уходят годы, и нам может просто не хватить времени. Это не значит, что не следует участвовать в переговорах, стремясь к их наилучшим результатам. Но полагаться на эти соглашения в деле спасения цивилизации точно не следует.
Некоторые из наиболее впечатляющих достижений в деле стабилизации климата, такие как мощное общественное движение в США, привели к фактическому мораторию на строительство новых угольных тепловых электростанций, но такие инициативы имеют мало общего с международными переговорами. Лидеры этого гражданского движения никогда не заявляли о том, что хотят запретить работающие на угле тепловые электростанции только в том случае, если то же самое сделают в Европе, в Китае или во всем остальном мире. Американцы шли вперед в одностороннем порядке, зная, что если США быстро не сократят выбросы углерода в атмосферу, мир попадет в беду.
Мы оказались между двумя переломными моментами, происходящими одновременно в политике и в природе. Сможем ли мы настолько быстро сократить выбосы углерода, чтобы спасти Гренландский ледовый щит и избежать подъема уровня моря, который последует за таянием гренландских льдов? Сумеем ли закрыть работающие на угле тепловые электростанции достаточно быстро для того, чтобы спасти ледники в Гималаях и на Тибетском плато, таяние которых в сухие сезоны питает водой крупные реки и ирригационные системы Азии? Под силу ли нам стабилизировать численность населения, уменьшив рождаемость до того, как природа возьмет свое и стабилизирует нашу численность посредством возросшей смертности?
Все быстрее и быстрее развиваются события на климатическом фронте. Всего лишь несколько лет назад предполагалось, что сокращение площади морских льдов летом в Арктике будет наблюдаться в течение несколько десятилетий. Самые последние сообщения указывают на то, что через несколько лет морские льды могут вообще исчезнуть.
Впрочем, есть и хорошие новости. Они заключаются в том, что переход к возобновляемым источникам энергии в свою очередь проходит такими темпами и в таких масштабах, которые невозможно было вообразить всего-то два года назад. Посмотрите, что происходит в Техасе. Там уже действуют ветровые электростанции мощностью 8000 мегаватт, а сейчас строятся новые огромные ветропарки, мощность которых превысит 50 000 мегаватт (что эквивалентно мощности 50 тепловых электростанций, работающих на угле). Этого более чем достаточно для энергообеспечения 24 миллионов жителей штата.
В Китае, с его программой строительства ветровых электростанций, действуют шесть энергетических мегакомплексов, совокупная мощность которых составляет 105 000 мегаватт. И это в дополнение к множеству мелких ветровых электростанций, уже действующих или строящихся.
Совсем недавно консорциум европейских корпораций и инвестиционных банков выдвинул предложение о создании в Северной Африке серии мощных солнечных тепловых электростанций. Большую часть вырабатываемой таким образом энергии планируется экспортировать в Европу. В целом объем производимой электроэнергии может превышать 300 000 мегаватт, что примерно втрое превышает производительность всех электростанций Франции.
Можно привести еще много примеров. В энергетике переход от ископаемых видов топлива к возобновляемым источникам энергии происходит намного быстрее, чем это кажется большинству людей. Например, в США мощности, генерирующие энергию с помощью ветра, в 2008 г. увеличились на 8400 мегаватт, тогда как мощности, генерирующие энергию благодаря сжиганию угля, увеличились только на 1400 мегаватт.
Вопрос не в том, что мы должны делать, ибо тем, кто анализирует глобальную ситуацию, это кажется достаточно ясным. Вопрос в том, как успеть сделать это в отпущенное нам время. К сожалению, мы не ведаем, сколько нам осталось. Хранителем времени выступает природа, но мы не можем видеть ее часы.
Что надо сделать для того, чтобы переломить ход событий? Вот вопрос, который ставит перед человечеством План Б. Трудно ли это сделать? Несомненно. Высоки ли ставки? Несомненно.
Мышление, которое завело нас в трясину, вряд ли отпустит нас добровольно. Нам необходим новый склад ума. Позвольте мне процитировать замечание, сделанное экологом Полом Хокеном в обращении к студентам колледжа по случаю начала учебы в 2009 году: «Признавая чудовищные масштабы того, с чем нам предстоит бороться, прежде всего надо принять решение о необходимости это сделать, потом сделать это, а уж затем только спрашивать, можно ли сделать то, что уже сделано».
Лестер Р. Браун,
июль 2009 г.
Earth Policy Institute
135 °Connecticut Ave. NW
Suite 403
Washington, DC 20036
Тел.: (202) 496–9290
Факс: (202) 496–9325
E-mail: [email protected]
Web site: www.earthpolicy.org
1. Распродавая будущее
Время от времени я возвращаюсь в прошлое, читаю о пришедших в упадок и погибших ранних цивилизациях, пытаясь понять причины их падения. Чаще всего причиной их гибели становилась растущая нехватка продовольствия. Несовершенство ирригационной системы шумеров вызвало прогрессирующее засоление почвы, что привело к снижению урожаев пшеницы и ячменя и в конце концов к падению шумерской цивилизации[1].
Цивилизацию майя погубила, по всей вероятности, усугубленная рядом страшных засух эрозия почв, которая подорвала обеспечение продовольствием. Что касается других ранних цивилизаций, то чаще всего к их падению приводили эрозия почв и являющееся ее следствием снижение урожая[2].
Не уготована ли та же судьба и нашей цивилизации? До недавнего времени это казалось невозможным. Я отвергал мысль о том, что нехватка продовольствия может в начале XXI в. обрушить и нашу глобальную цивилизацию. Однако наша неспособность обратить вспять проходящие в окружающей среде процессы, которые подрывают мировую продовольственную экономику, вынуждает меня прийти к выводу: если мы будем продолжать вести бизнес прежним образом, такой обвал станет не только возможным, но и наиболее вероятным[3].
В связи с ростом цен на зерно ситуация за последние несколько лет ухудшилась. С середины 2006 г. по середину 2008 г. мировые цены на пшеницу, рис, кукурузу и соевые бобы выросли примерно втрое, достигнув исторических максимумов. Некоторое снижение цен на зерновые произошло только с началом мирового экономического кризиса 2008 г. Но даже в условиях кризиса цены на зерно все равно намного превышали исторический уровень.
За последние полвека мир пережил несколько скачков цен на зерновые, но ни одно из прошлых повышений не походило на нынешнее. Прежние скачки были обусловлены отдельными природными факторами — отсутствием муссонных дождей в Индии, жесточайшей засухой в Советском Союзе или губительной для посевов жарой на Среднем Западе США. Скачки цен были временными, и следующие за плохим годом урожаи обычно приводили к снижению цен на продовольствие. Рост цен на продовольствие, отмеченный в 2006–2008 гг., носит совершенно иной характер. На этот раз он обусловлен глубинными процессами. Выход из ужесточающейся продовольственной ситуации зависит от обращения вспять таких процессов, как эрозия почв, снижение уровня водоносных горизонтов и рост выбросов углерода.
Результатом устойчиво высоких цен на продовольствие стало распространение и усиление голода. Одна из провозглашенных в Декларации ООН целей тысячелетия в области развития — уменьшение голода и недоедания. В середине 90-х годов XX в. численность голодающих и недоедающих в мире сократилась до 825 млн человек. Однако вместо того чтобы продолжать сокращаться, численность голодающих стала расти, в конце 2008 г. достигнув 915 млн, а в 2009 г. превысив 1 млрд человек. Я полагаю, что если продолжать вести дела в привычном режиме, то сочетание прогнозируемого роста населения, планируемого отвлечения части зерна на производство горючего для автомобилей, распространяющегося дефицита распределяемой ирригационными системами воды и прочих глобальных процессов к 2015 г. увеличит численность голодающих до 1,2 млрд человек[4].
Растущие цены на продовольствие и рост числа голодающих — первые сигналы усугубления продовольственного кризиса в мире. Во времена, когда прогресс считают почти неизбежным, этот недавний регресс на продовольственном фронте — тревожный признак. Продовольствие все больше и больше выглядит слабым звеном нашей цивилизации. Происходящее очень походит на то, через что пришлось пройти более ранним цивилизациям, археологические останки которых мы ныне изучаем.
ПРОДОВОЛЬСТВИЕ: СЛАБОЕ ЗВЕНО
В то время как мир бьется за то, чтобы накормить всех, производители сельскохозяйственной продукции сталкиваются с несколькими омрачающими их жизнь тенденциями. В продовольственном уравнении со стороны спроса действуют три способствующих росту потребления переменных — рост населения, увеличение потребления животных белков, полученных благодаря откорму скота зерном, и крупномасштабное использование зерна для производства горючего для автомобилей (эта составляющая проявилась в последнюю очередь).
Со стороны предложения действует несколько естественных и ресурсных факторов, затрудняющих достаточно быстрое расширение производства продовольствия. В их числе следует назвать эрозию почв, истощение водоносных пластов, снижающие урожайность волны жары, таяние ледовых покровов и повышение уровня океана, а также таяние горных ледников, питающих водой крупные реки и ирригационные системы. Кроме того, на предложение продовольствия влияют три основные тенденции в сфере ресурсов: вывод посевных площадей из сельскохозяйственного оборота, отвлечение воды из ирригационных систем в города и грядущее сокращение поставок нефти.
Первое вызывающее озабоченность обстоятельство — рост населения. Ежегодно количество питающихся за нашим общим столом увеличивается на 79 млн человек. К сожалению, подавляющее большинство новых едоков появляется именно в странах, страдающих от эрозии почв, падения уровней водоносных горизонтов и истощения источников водоснабжения. Если мы не сможем затормозить рост населения, нам, возможно, не удастся искоренить голод[5].
При том, что наша общая численность увеличивается, примерно 3 млрд человек пытаются подняться вверх по пищевой цепочке и потреблять больше продукции животноводства, в котором для откорма животных используют зерно. На самом верху пищевой цепочки обосновались жители США и Канады, в среднем потребляющие по 800 кг зерна в год, большую часть этого количества — косвенно, в виде говядины, свинины, птицы, молока и яиц. Внизу пищевой цепочки находится Индия, каждый из жителей которой в год потребляет менее 200 кг зерна, причем половину этого количества индийцы потребляют именно в виде зерна, оставляя очень немногое его количество для превращения в животные белки.[6]
Помимо этого, владельцы 910 млн автомобилей (именно таков состав автомобильного парка планеты) хотят сохранить свою мобильность, и большинство из них не слишком озабочено вопросом, откуда берется горючее для их автомобилей — из нефтяных скважин или с кукурузных полей. Инвестиции в перегонку этанола из зерна после урагана «Катрина» в 2005 г. и последовавшего за этим скачка цен на бензин до 3 долларов за галлон приобрели характер оргии. Ежегодный рост потребления зерна в мире повысился с примерно 20 млн т в год до более чем 40 млн т в 2007 и 2008 гг. Между автомобилями и людьми возникла эпических масштабов конкуренция за зерно[7].
Вернемся к ограничениям предложения зерна. Эрозия почв в настоящее время снижает естественное плодородие примерно 30 % посевных площадей мира. В некоторых странах, таких как Лесото и Монголия, эрозия почв за последние три десятилетия привела к сокращению производства зерна наполовину и более. В Казахстане, в котором полвека назад разворачивалась советская программа освоения целинных земель, с 1980 г. забросили 40 % пахотных угодий. Огромные пыльные бури, начинающиеся в Африке южнее Сахары, в северном Китае, в западной Монголии и в Средней Азии, напоминают нам о том, что потеря поверхностного слоя почвы не просто продолжается, но и расширяется[8].
В отличие от потери поверхностного слоя почвы, начинающейся с первых посевов пшеницы и ячменя, падение уровня водоносных горизонтов — явление, по историческим меркам, недавнее просто потому, что производственные мощности по выкачиванию вод из водоносных пластов до полного истощения появились лишь в последние десятилетия. В результате в странах, в которых проживает половина населения Земли, поверхности водоемов в настоящее время серьезно сокращаются. Поскольку чрезмерный забор воды из водоносных горизонтов распространяется, а водоносные пласты истощаются, колодцы начинают пересыхать. Саудовская Аравия объявила о том, что поскольку ее основные (ископаемые и не возобновляемые) водоносные пласты практически истощены, к 2016 г. в стране будет полностью прекращено производство пшеницы. В одном из исследований Всемирного банка продемонстрировано, что в Индии 175 млн человек кормятся за счет истощающихся подземных запасов воды. В Китае с той же проблемой сталкиваются 130 млн человек[9].
Продовольственной безопасности угрожает и изменение климата. После того, как повышение температуры достигает определенного уровня, урожаи зерновых падают. В случае превышения температурной нормы на 1 °C в течение вегетационного периода земледельцам следует ожидать снижения урожая пшеницы, риса и кукурузы на 10 %. С 1970 г. средняя температура земной поверхности повысилась на 0,6 °C или примерно на 1°F. Международная группа экспертов по изменению климата прогнозирует, что в течение XXI в. температура повысится на 6 °C (или 11°F)[10].
Поскольку температура земной поверхности продолжает повышаться, во всем мире и наблюдается таяние горных ледников. Нигде в мире этот процесс не вызывает большей озабоченности, чем в Азии. Именно таяние ледников в Гималаях и на Тибетском плато в сухой сезон питает водой главные реки Индии и Китая, а также зависящие от этих рек ирригационные системы. Китай — ведущий производитель пшеницы в мире. Индия — производитель № 2 (США занимают в этом списке третье место). Китай и Индия также господствуют на мировом рынке риса. Что бы ни случилось с урожаями пшеницы и риса в этих двух странах с огромным населением, это скажется на ценах на продовольствие во всем мире. Таким образом, прогнозируемое таяние ледников, от которых зависят Китай и Индия, создает самую крупную угрозу продовольственной безопасности, с какой когда-либо сталкивалось человечество[11].
Судя по последним данным об ускоренном таянии ледовых покровов Гренландии и западной Антарктики, таяние льдов, в сочетании с расширением массы океанических вод вследствие нагревания, может привести к повышению уровня Мирового океана более чем на 1,8 м уже в XXI в. Таяние этих ледовых покровов угрожает затоплением всем дельтам азиатских рек, где выращивают рис. Даже повышение уровня моря на 90 см уничтожит рисоводство в дельте р. Меконг, где выращивают половину риса, который производит Вьетнам, второй в мире экспортер этого вида зерновых. На одной из карт Всемирного банка показано, что повышение уровня моря на 90 см приведет к затоплению половины площадей, на которых возделывают рис в Бангладеш, а в этой стране проживают 160 млн человек. Судьбы сотен миллионов людей, зависящих от урожаев, которые собирают в дельтах рек и низменностях, где выращивают рис, неразрывно связаны с будущим этих крупных ледовых покровов[12].
По мере нарастания чрезмерного воздействия на землю как источник получения продовольствия (а это нарастание началось после Второй мировой войны) мир начал добывать животные протеины из океанов. С 1950 по 1996 г. мировой вылов рыбы возрос с 19 млн т до 94 млн т. Затем рост прекратился. После 1996 г. прирост мировой добычи морепродуктов почти всецело обеспечивали рыбоводческие фермы. Стремительно возрастающий спрос на корма для рыбы, по большей части — на зерно и соевые бобы, еще более усилил воздействие на земельные и водные ресурсы суши[13].
Опустынивание в результате чрезмерного выпаса скота на пастбищах, чрезмерной распашки земель и сведения лесов захватывает пахотные земли в зоне Сахары в Африке, на Среднем Востоке, в Средней Азии и в Китае. Опустынивание в северном и западном Китае вынудило забросить, полностью или частично, примерно 24 тысячи деревень и окружающие эти поселения пахотные земли. В Африке Сахара движется на юг, поглощая пахотные земли в Нигерии. Продвигается Сахара и на север, вторгаясь на пшеничные поля Алжира и Марокко[14].
Производители сельскохозяйственной продукции теряют угодья и ирригационную воду, которые уходят на несельскохозяйственные нужды. Вывод земель из сельскохозяйственного оборота в угрожающих размерах происходит в Китае, Индии и США. Китай, в котором идет интенсивное промышленное и жилищное строительство, а также строительство дорог, автострад и парковок для стремительно растущего автопарка, возможно, лидирует в мире по потерям сельскохозяйственных земель. В США огромные площади сельскохозяйственных угодий поглощают бурно растущие пригороды.
Так как во многих странах более нельзя получать дополнительные объемы воды, растущие потребности городов в воде можно удовлетворить только за счет забора из систем орошения, то есть у производителей сельскохозяйственной продукции. В засушливой Калифорнии тысячи фермеров обнаружили, что выгоднее продавать воду, которую они получают из ирригационных систем, Лос-Анджелесу и Сан-Диего и забросить свою землю. В Индии деревни продают воду из своих колодцев и скважин соседним городам. Китайские крестьяне также теряют воду, которая уходит в города[15].
А где-то впереди маячит перспектива сокращения использования нефти в результате или снижения добычи, или усилий, направленных на сокращение выбросов углерода. Есть и еще один, более вероятный вариант — сочетание двух упомянутых факторов. Утроение мирового сбора зерновых за последние полвека тесно связано с нефтью. Сегодня нефть занимает видное положение в экономике сельского хозяйства. Нефтепродукты используют при обработке почвы, при орошении и сборе урожая. Как только добыча нефти начнет сокращаться, страны, старающиеся поддержать высокие уровни своего сельскохозяйственного производства, начнут конкурировать за сокращающиеся поставки нефти. Когда нефть дешева и ее много, расширять мировое производство продовольствия сравнительно легко. Но когда цены на нефть растут, а ее предложение сокращается, сделать то же самое намного труднее[16].
Несмотря на растущую потребность в новых способах расширения производства, в аграрной технологии запас неиспользуемых методов тает. В странах с наиболее передовым сельским хозяйством фермеры используют фактически все доступные технологии для повышения производительности земли. А ученые-агрономы находят все меньше новых способов повышения урожайности. В Японии (а это первая страна, в которой начался устойчивый рост урожайности зерновых в расчете на гектар поля) рост урожайности риса остановился. И за последние 14 лет особых успехов на этом поприще не достигнуто. В прошлом остался и стремительный рост урожаев риса в Китае. Во Франции и Египте урожаи пшеницы, бывшие одними из самых высоких в мире, на протяжении десятилетия остаются примерно на одном уровне. Если же говорить о мире в целом, рост производительности площадей под зерновыми снизился с 2,1 % в год (эти темпы наблюдались в период с 1950 по 1990 г.) до 1,3 % в год на протяжении периода с 1990 по 2008 г.[17].
Некоторые комментаторы указывают на то, что выходом из создавшейся ситуации могут стать генно-модифицированные культуры. К сожалению, никакие генно-модифицированные зерновые культуры не дают существенно более высоких урожаев. И вряд ли дадут. Ученые, применяющие традиционные методы выращивания культур, уже использовали большую часть генетического потенциала для повышения урожайности[18].
Все реже удается делать научные открытия в области способов повышения урожаев, поскольку урожайность посевов приближается к внутренним пределам эффективности фотосинтеза. Этот предел, в свою очередь, ставит верхние пределы биологической производительности Земли, которая, в конечном счете, определит ее способность кормить человечество[19].
Хотя производители сельскохозяйственной продукции во всем мире стремятся увеличить урожаи, факторы, оказывающие негативное воздействие на производство продовольствия, отчасти нейтрализуют технологические изыскания. Теперь вопрос стоит так: не может ли ущерб, наносимый окружающей средой мировому сельскому хозяйству, в какой-то момент полностью нейтрализовать успехи передовой технологии, как это уже произошло в Саудовской Аравии и Йемене, где нехватка воды снижает урожаи зерновых, или в Лесото и Монголии, где урожаи снижает эрозия почв?[20]
Вопрос — во всяком случае, сейчас, — состоит не в том, будут ли урожаи зерновых по-прежнему возрастать, а в том, будут ли урожаи увеличиваться достаточно быстро для того, чтобы не отставать от темпов постоянно растущего спроса на продовольствие?
Привычные пути ведения бизнеса более не являются жизнеспособными. Если ведущие страны не объявят совместную мобилизацию ради урегулирования численности населения, стабилизации климата и запасов подземных вод, ради консервации почв, защиты сельскохозяйственных угодий и ограничения использования зерна для производства горючего для автомобилей, угроза нарушения продовольственной безопасности будет только расти.
ГЛОБАЛЬНАЯ ПРОДРАЗВЕРСТКА
По мере роста угрозы продовольственной безопасности возникает новая геополитика, характеризующаяся довольно тревожными симптомами. В рамках этой геополитики отдельные страны, действуя в собственных, узко понятых интересах, усиливают негативные тенденции. Это началось в конце 2007 г., когда страны — экспортеры пшеницы, такие как Россия и Аргентина, в попытке справиться с ростом цен на зерно на своих внутренних рынках ограничили или запретили его экспорт. По той же причине на несколько месяцев запретил экспорт риса и Вьетнам. Несколько других, менее крупных, экспортеров тоже ввели те или иные ограничения на экспорт зерна. Эти меры обнадежили население стран, экспортирующих зерно, но вызвали панику в десятках стран, зерно импортирующих[21].
Когда цены на зерно и соевые бобы выросли втрое, правительства стран, импортирующих зерно, внезапно осознали, что не могут более полагаться на рынок как на инструмент обеспечения поставок. В связи с этим некоторые страны попытались заключить долгосрочные двусторонние торговые соглашения, которые гарантировали бы поставки зерна в будущем. Один из ведущих импортеров риса, Филиппины, заключили трехлетнее соглашение с Вьетнамом, в соответствии с которым страна должна была гарантированно получать 1,5 млн т риса ежегодно. Делегация из Йемена, который ныне импортирует большую часть необходимой ему пшеницы, отправилась в Австралию в надежде договориться о заключении долгосрочного соглашения об импорте австралийской пшеницы. Египет заключил долгосрочное соглашение с Россией о ежегодной поставке более 3 млн т пшеницы. Сходных договоренностей пытались добиться и другие страны-импортеры. Но на рынке, где условия диктует продавец, преуспели немногие[22].
Неспособность договориться о заключении долгосрочных соглашений сопровождалась определенными мерами, предпринятыми наиболее богатыми странами — импортерами продовольствия, пытающимися приобрести или взять в аренду большие массивы сельскохозяйственных земель в других странах. По мере усугубления проблем со снабжением продовольствием мы становимся свидетелями беспрецедентной борьбы за землю, которая выходит за пределы национальных границ. Ливия, импортирующая 90 % необходимого ей зерна и обеспокоенная доступностью поставок продовольствия, одной из первых стала присматривать земли за своими рубежами. После продолжавшихся более года переговоров Ливия заключила соглашение об аренде 100 тыс. га (250 тыс. акров) земли на Украине под выращивание пшеницы для своего населения. Приобретение такого рода — типичный пример соглашений, открывших новую главу в продовольственной геополитике[23].
Количество соглашений о приобретении земли, заключенных или рассматриваемых, поистине поражает. Международный институт изучения продовольственной политики (IFPRI) на основе преимущественно обзоров мировой прессы составил перечень, в который включено почти 50 таких соглашений. Поскольку пункта официальной регистрации подобных сделок не существует, никто не может с уверенностью сказать, сколько таких соглашений действует. И уж тем более никто не знает, сколько таких соглашений заключат в конечном итоге. Масштабное приобретение земель для наращивания снабжения продовольствием других стран — один из крупнейших экспериментов, когда-либо проводившихся в геополитике[24].
В сделках по приобретению земли правительства в каждом конкретном случае действуют по-разному. Иногда землю приобретают государственные корпорации. В других случаях покупателями являются частные компании, а правительства стран, инвестирующих в подобные сделки, используют свои дипломатические возможности для достижения соглашений, выгодных для инвесторов.
Страны, приобретающие землю за рубежом, — это по большей части те страны, населению которых уже недостаточно национальных земельных и водных ресурсов. В их числе следует назвать Саудовскую Аравию, Южную Корею, Китай, Кувейт, Ливию, Индию, Египет, Иорданию, Объединенные Арабские Эмираты и Катар. Саудовская Аравия ищет возможности купить или арендовать земли по меньшей мере в 11 странах, в том числе в Эфиопии, Турции, Украине, Судане, Казахстане, на Филиппинах, во Вьетнаме и Бразилии[25].
Страны, продающие землю или сдающие ее в аренду, напротив, часто являются странами с низкими доходами и еще чаще — странами, население которых страдает от хронического голода и недоедания. Некоторые из них зависят от Всемирной продовольственной программы, благодаря которой получают часть необходимого им продовольствия. В марте 2009 г. газета Financial Times сообщила о том, что в Саудовской Аравии торжественно встретили первую партию риса, который был выращен на земле, приобретенной в Эфиопии, где 4,6 млн человек получают пропитание благодаря помощи по линии Всемирной продовольственной программы. Другой страной, в которой крупные участки земли куплены Саудовской Аравией и еще несколькими странами — импортерами зерна, является Судан. По иронии судьбы, Судан — страна, которая получают самую большую помощь по линии Всемирной продовольственной программы.[26]
Индонезия согласилась предоставить саудовским инвесторам доступ к 2 млн га (4,9 млн акров) земли, предназначенной по большей части для выращивания риса. Саудовская компания Binladin Group ведет переговоры об освоении 500 тыс. га земли и выращивании риса на площадях, находящихся в индонезийской провинции Папуа. Впрочем, эти переговоры приостановлены, по всей вероятности, по финансовым причинам[27].
Среди прочих стран особо выделяется масштабами своих инвестиций в приобретение земли Китай. Китайская компания ZTE International получила права на 2,8 млн га (6,9 млн акров) земли в Демократической Республике Конго для производства пальмового масла, которое можно использовать либо в пищу, либо для производства биологического горючего для дизельных двигателей. Таким образом, конкуренция между продовольствием и горючим проявляется и на этом уровне. Для сравнения: площади, приобретенные китайской компанией в Демократической Республике Конго составляют 2,8 млн га, а для производства кукурузы — основного продукта питания конголезцев — 66 млн жителей Конго возделывают лишь 1,9 млн га. Как Эфиопия и Судан, Конго зависит от поставок продовольствия по линии Всемирной продовольственной программы. Кроме того, Китай ведет переговоры о приобретении 2 млн га в Замбии. На этих площадях Китай планирует развернуть выращивание многолетних масличных культур. В числе других стран, в которых Китай приобрел земли или планирует это сделать, Австралия, Россия, Бразилия, Казахстан, Мьянма и Мозамбик[28].
Южная Корея, один из главных импортеров зерна, является крупным инвестором в нескольких странах. Заключив сделки о приобретении 690 тыс. га (1,7 млн акров) земли в Судане для выращивания пшеницы, Южная Корея сделала решительный рывок в деле достижения продовольственной безопасности. В перспективе эти площади составят почти 3/4 тех 930 тыс. га, которые Южная Корея использует ныне для производства риса, основного продукта питания корейцев. Корейцы также присматриваются к российскому Дальнему Востоку, где планируют выращивать зерновые и соевые бобы[29].
Одна из малозаметных особенностей этих приобретений состоит в том, что такие сделки одновременно являются и сделками по приобретению воды. Неважно, получает ли земля воду в результате дождей или через ирригационные системы, подобные сделки представляют собой заявку на водные ресурсы страны, в которой куплена земля. Земли, приобретенные в Судане, получают воду из Нила, возможности которого уже использованы в полной мере, а это означает, что Египет получит меньше воды из Нила и будет еще сильнее зависеть от импорта зерна[30].
Подобные двусторонние сделки по приобретению земли вызывают много вопросов. Для начала заметим, что переговоры о приобретении и аренде земли и соглашения, которыми они завершаются, непрозрачны. Обычно в обсуждение и решение этих вопросов вовлечено несколько высокопоставленных должностных лиц, и условия сделок конфиденциальны. Проблема заключается не только в том, что за столом переговоров отсутствуют многие заинтересованные лица (например, земледельцы), но и в том, что эти лица не информируются о подобных сделках до тех пор, пока не подписаны соответствующие соглашения. А так как в странах, в которых покупают или арендуют землю, земли эти редко пустуют, подобные соглашения предполагают, что многих местных земледельцев попросту сгонят с земли, которая может быть конфискована или выкуплена по ценам, установленным покупателями или властями. Это обстоятельство объясняет враждебность, с которой часто относится к сделкам о покупке и аренде земли общественность стран, уступающих землю иностранцам.
Например, Китай подписал с правительством Филиппин соглашение об аренде более миллиона гектаров, на которых китайцы собираются производить сельскохозяйственную продукцию и отправлять ее в Китай. Как только благодаря утечке информации сведения об этой правительственной сделке стали достоянием гласности, возмущение общественности и особенно филиппинских земледельцев вынудило правительство приостановить соглашение. Аналогичная ситуация возникла и на Мадагаскаре, где южнокорейская компания Daewoo Logistics приобрела права более чем на 1 млн га, что равно примерно половине площади Бельгии. Эта сделка спровоцировала политический скандал, который привел к смене правительства и аннулированию соглашения. С сопротивлением, которое оказывает население Замбии попыткам приобрести 2 млн га, сталкивается и Китай[31].
Этот новый способ укрепления продовольственной безопасности также вызывает вопросы, связанные с проблемой занятости населения. По меньшей мере две страны, Китай и Южная Корея, планируют в некоторых случаях отправлять в страны, где приобретены или арендованы земли, своих сельскохозяйственных рабочих. Также возникает и проблема, связанная с внедрением на купленных или арендованных землях крупномасштабного коммерческого механизированного сельского хозяйства. Является ли такое внедрение тем, в чем нуждаются страны-реципиенты, страдающие от безработицы?[32]
Если в стране-реципиенте растут цены на продовольствие, сможет ли страна-инвестор свободно вывозить зерно, выращенное на приобретенной земле? Или же для обеспечения этого вывоза придется нанимать охранников? Осознавая эту потенциальную проблему, правительство Пакистана, которое пытается продать или сдать в аренду 400 тыс. га, предлагает инвесторам службу безопасности, насчитывающую 100 тыс. человек. Эта армия будет защищать землю и активы инвесторов. От кого защищать? От голодающих пакистанцев? Или, может быть, от крестьян, земли которых будут конфискованы для продажи инвесторам?[33]
Другим тревожным аспектом многих инвестиций в землю является то, что подобные проекты осуществляются в странах вроде Индонезии, Бразилии и Демократической Республики Конго, где расширение сельскохозяйственных угодий обычно означает уничтожение тропических влажных лесов, которые связывают большие количества углерода. Уничтожение этих лесов может заметно повысить уровень выбросов углерода в атмосферу, что усилит угрозу, которую создают изменения климата для мировой продовольственной безопасности.
Правительство Японии, Международный институт изучения продовольственной политики, другие государства и организации заявляют о необходимости разработки инвестиционного кодекса, который будет регулировать соглашения о приобретении земли. Такой кодекс, по замыслу сторонников этой идеи, должен уважать права населения стран, продающих или сдающих в аренду свою землю, а также права инвесторов. По-видимому, Всемирный банк, ФАО и Африканский Союз разрабатывают свои кодексы поведения[34].
Таким образом, усиливающаяся неуверенность всего мира в стабильном обеспечении продовольствием открыла новую геополитику дефицита продовольствия, геополитику международной, пренебрегающей национальными границами конкуренции за землю и воду. Многие сделки о приобретении земель заключены со странами, страдающими от голода и нехватки земли, и оставляют меньше площадей под производство продовольствия для населения стран, продающих эти площади. Опасность в данном случае заключается в усугублении голода и политической нестабильности, что приведет к увеличению числа разваливающихся государств.
Ни одна страна не обладает иммунитетом, который защищал бы ее от последствий сокращения снабжения продовольствием. Даже США, являющиеся мировой кормушкой. Если, к примеру, Китай начнет закупать огромные количества зерна на мировом рынке — как эта страна недавно и сделала, совершив крупные закупки соевых бобов, — то непременно обратится с этим предложением и к США, которые доминируют на мировом рынке зерна. Для американских потребителей перспектива конкуренции за американское зерно с 1,3 млрд. китайских потребителей с быстро растущими доходами — кошмарный сценарий[35].
В такой ситуации для США было бы соблазнительно ограничить экспорт, что, например, они и сделали, введя ограничения на экспорт зерна и соевых бобов в 70-х годах ХХ в., когда внутренние цены на продовольствие стали быстро повышаться. Но в отношениях с Китаем, который в настоящее время держит облигации государственного долга США на сумму, превышающую 1 трлн долларов, введение ограничений на экспорт продовольствия — не вариант. На ежемесячных аукционах по продаже ценных бумаг казначейства США, за счет которых и финансируется растущий дефицит американского бюджета Америки, Китай часто оказывается ведущим международным покупателем. В сущности, Китай стал банкиром США. Американские потребители, нравится им это или нет, будут делиться американским зерном с китайскими потребителями, как бы высоко ни поднялись цены на продовольствие[36].
ПИРАМИДА ПОНЦИ МИРОВОГО МАСШТАБА
Сегодня наша плохо управляемая мировая экономика во многом схожа со схемой Понци. Организаторы таких схем принимают платежи у множества инвесторов и используют полученные деньги для выплаты процентов. Создается иллюзия, что такие схемы обеспечивают весьма привлекательные нормы прибыли за счет искусного принятия инвестиционных решений, тогда как на самом деле эти неотразимо высокие прибыли отчасти являются результатом паразитического потребления базовых активов, обеспечивающих деятельность компаний. Инвестиционный фонд, работающий по схеме Понци, может действовать до тех пор, пока поток новых инвесторов достаточен для поддержания высоких прибылей, которые выплачиваются инвесторам, ранее вложившим деньги в такой фонд. Когда это становится невозможным, схема разваливается, что в декабре 2008 г. и произошло с инвестиционным фондом Бернарда Мэдоффа, в который было привлечено 65 млрд долларов[37].
Хотя механизм функционирования мировой экономики и инвестиционная схема Понци не вполне аналогичны, некоторые параллели вызывают беспокойство. Еще примерно в 1950 г. мировая экономика существовала более или менее по средствам, потребляя только на устойчивом уровне, т. е. ту норму прибыли, которую могли обеспечивать природные системы. Но потом, когда экономика выросла вдвое, а затем снова вдвое, и продолжила рост, достигнув восьмикратного увеличения, она начала преступать пределы устойчивого роста и потреблять базисные активы. В одном из исследований, опубликованных в 2002 г. Американской национальной академией наук, группа исследователей под руководством Матиаса Ваккернагеля пришла к выводу: совокупный спрос человечества впервые превзошел регенеративные возможности Земли примерно в 1980 г. В 2009 г. глобальный спрос, предъявляемый к природным системам, превосходит устойчивые репродуктивные возможности этих систем приблизительно на 30 %. Таким образом, мы удовлетворяем текущие потребности отчасти за счет потребления естественных активов Земли. Тем самым мы создаем предпосылки грядущего краха системы, очень похожей на схему Понци. Этот крах наступит тогда, когда эти естественные активы будут истощены[38].
По состоянию на середину 2009 г. почти из всех крупных подземных резервуаров воды в мире выкачивают чрезмерные объемы. До того, как началась эта чрезмерная эксплуатация водных ресурсов, у нас было больше воды для орошения, так что обеспечение водой идет точно по схеме Понци. Представления о том, что в сельском хозяйстве все обстоит прекрасно, обманчивы: в реальности сейчас, по самым общим оценкам, 400 млн человек кормятся за счет чрезмерной эксплуатации запасов подземных вод, а это процесс, по определению, краткосрочный. Поскольку запасы подземных вод истощаются, этот продовольственный пузырь, возникший благодаря чрезмерному использованию подземных вод, вскоре лопнет[39].
Сходная ситуация складывается и с тающими горными ледниками. Когда ледники начали таять, потоки талых вод устремлялись в реки и оросительные каналы, питая их сильнее, чем до начала таяния. Однако после того как была пройдена некая точка, когда мелкие ледники исчезли, а площади крупных ледников сократилась, объемы талой воды уменьшились, а вслед за этим стали мелеть и реки. Итак, в обеспечении сельского хозяйства водой параллельно разыгрываются две схемы Понци.
На самом деле таких схем намного больше. Поскольку численность населения и численность поголовья скота растут более или менее согласованно, растущий спрос на корма для скота стал, в конце концов, превышать устойчивые уровни производства кормов на пастбищах. В результате скот вытаптывает пастбища, уничтожает почвенный слой, что приводит к опустыниванию. В какой-то момент стада истощенного до крайности скота гибнут. В этой схеме Понци пастухи вынуждены либо полагаться на продовольственную помощь, либо мигрировать в города.
В настоящее время в трех четвертях районов рыболовства в мире рыбу добывают в количествах, равных или превышающих регенерирующие возможности этих промысловых районов. Если так будет продолжаться, многие из этих районов рыбного промысла перестанут существовать. Проще говоря, чрезмерный вылов рыбы означает, что мы берем рыбу из океана быстрее, чем она может воспроизвести свое поголовье. Район лова трески у побережья Ньюфаундленда в Канаде — отличный пример того, что может случиться. Промысловый район, долгое время бывший самым богатым районом добычи рыбы в мире, в начале 90-х годов ХХ в. перестал существовать и, возможно, никогда уже не восстановится[40].
Пол Хокен, автор книги Blessed Unrest («Благословенное беспокойство»), хорошо сформулировал суть происходящего сегодня: «Сегодня мы разворовываем будущее, которое продаем в настоящем, и называем это валовым национальным продуктом. Мы можем столь же просто создать экономику, основанную не на расхищении будущего, а на его врачевании. Мы можем либо создавать активы на будущее, либо забирать активы из будущего. Одно называется восстановлением, другое — эксплуатацией»[41].
Действительно, если мы будем продолжать опустошать запасы подземных вод, вытаптывать пастбища до голой земли, чрезмерно вспахивая пашни и выбрасывая в атмосферу чрезмерные количества углекислого газа и так далее в том же духе, как долго будет продолжаться это безумие? До тех пор, пока экономика Понци не расползется как гнилая тряпка и не развалится? Ответ неизвестен. Наша индустриальная цивилизация никогда еще не находилась в таких условиях.
В отличие от схемы Понци, использованной в предприятии Бернардом Мэдоффом, который учреждал свой фонд, зная, что он когда-нибудь развалится, наша глобальная экономика Понци создавалась отнюдь не для того, чтобы погибнуть. Она вышла на гибельный путь под воздействием рыночных сила извращенных мотивов и стимулов и ошибочных критериев прогресса. Мы слишком полагаемся на рынок, ибо он во многих отношениях — потрясающий инструмент. Он распределяет ресурсы с эффективностью, с которой не может сравниться ни один орган централизованного планирования, и легко устанавливает равновесие спроса и предложения.
Однако у рынка есть некоторые фундаментальные потенциально фатальные слабости. Рынок не уважает устойчивые пределы отдачи прибавочного продукта, которые присущи естественным системам. Кроме того, рынок отдает предпочтение не долгосрочным, а краткосрочным целям, не проявляя особой заботы о будущих поколениях. Рынок не включает в цены товаров косвенные издержки производства. В результате рынок не может подавать сигналы, которые предупреждали бы нас о том, что мы попались в ловушку схемы Понци.
В дополнение к потреблению базисных активов мы также изобрели и хитрые приемы, позволяющие не вносить в бухгалтерские книги некоторые издержки, поступая в значительной степени именно так, как несколько лет назад это проделывала бесславно обанкротившаяся техасская энергетическая компания Enron. Например, когда мы используем электроэнергию, полученную на станции, работающей на угле, местная распределительная станция ежемесячно присылает нам счета. В счет входит стоимость добычи угля, его транспортировки на электростанцию, стоимость его сожжения на электростанции, производства и поставки электричества в наши дома. Однако в этих счетах не учитываются издержки, сопряженные с изменениями климата, которые вызваны сжиганием угля. Счет на эти расходы придет позднее — вероятно, нашим детям. К их несчастью, сумма счета, который предъявят им за использованный нами уголь, будет больше той, которую ныне платим мы[42].
Когда сэр Николас Стерн, бывший главный экономист Всемирного банка, опубликовал в 2006 г. свое потрясающее исследование об издержках, которые сулит в будущем изменение климата, он говорил о крупном провале рынка. Если говорить конкретнее, он говорил о неспособности рынка включить связанные с изменением климата затраты в цену ископаемых видов топлива. По мнению Стерна, эти затраты измеряются триллионами долларов. Разница между рыночными ценами на ископаемые виды топлива и справедливой ценой, включающей и издержки, которые учитывают вред, причиняемый обществу экологическими последствиями сжигания таких видов топлива, огромна[43].
Как люди, принимающие экономические решения, — потребители, сотрудники, составляющие планы корпораций, министры или инвестиционные банкиры, мы все зависим от рынка, поставляющего нам информацию, которой мы и руководствуемся при принятии решений. Для того чтобы рынки работали долгое время, а субъекты экономики принимали здравые решения, рынки должны предоставлять надежную информацию, в том числе о полной стоимости продуктов. Но рынок дает нам неполную информацию. В результате мы принимаем плохие решения.
Один из наиболее ярких примеров этой несостоятельности рынка можно найти в США, где в середине 2009 г. на заправках цена галлона бензина равнялась примерно 3 долларам. Эта цена отражает только расходы, сопряженные с поисками нефти, ее добычей, переработкой в бензин и доставкой бензина на заправочные станции. В этой цене не учтены ни затраты, связанные с преодолением изменений климата, ни расходы на налоговые субсидии нефтяной промышленности (такие, как скидки на истощение запасов нефти), ни стремительно растущие военные расходы на защиту доступа к нефти на политически нестабильном Среднем Востоке. Не учтены в этой цене и расходы на лечение заболеваний органов дыхания, вызванных загрязнением воздуха[44].
Основываясь на исследовании, выполненном Международным центром оценки технологий, можно подсчитать, что в настоящее время эти затраты составляют приблизительно 12 долларов за галлон бензина, сжигаемого в США (или 3,17 доллара за литр). Если к этой цене прибавить 3 доллара прямых затрат на производство бензина, владельцам автомобилей пришлось бы платить на заправках за галлон бензина 15 долларов. В действительности сжигание бензина обходится очень дорого, однако рынок говорит нам, что это дешево, и тем самым страшно искажает структуру экономики[45].
Сходная ситуация существует и на продовольственном фронте. Если бы мы оплачивали полную стоимость производства продовольствия, в том числе истинную стоимость топлива, используемого при производстве продовольствия, если бы мы оплачивали будущие расходы, связанные с истощением запасов воды, эрозией почв и увеличением выбросов углекислого газа в атмосферу в результате уничтожения лесов, продовольствие обходилось бы нам намного дороже того, что мы платим в супермаркете за продукты.
Помимо того, что рынок игнорирует косвенные затраты, он еще и недооценивает услуги, которые оказывает нам природа. Это стало совершенно ясно летом 1998 г., когда в Китае произошло одно из самых страшных наводнений в истории, затопившее долину реки Янцзы, в которой проживает почти 400 млн человек. Нанесенный этим наводнением ущерб оценивался в 30 млрд — сумма, равная стоимости годового сбора риса в Китае[46].
После нескольких недель наводнения Пекин объявил о введении запрета на вырубку деревьев в долине Янцзы. Оправдывая этот запрет, правительство отметило, что живые деревья стоят втрое больше срубленных, — леса, оказывающие услуги по сдерживанию наводнений, намного ценнее древесины, которую можно заготовить из срубленных деревьев. В сущности, рыночная цена занижала стоимость леса втрое[47].
Рынок не уважает нагрузки, которые способны выносить природные системы. Например, если рыбный промысел постоянно и чрезмерно увеличивают, уловы в конце концов станут сокращаться, а цены на рыбу — расти, что будет стимулировать дальнейшие инвестиции в рыболовный флот. Неизбежным результатом этого станет стремительное падение уловов и гибель промыслового района.
Сегодня нам необходим реалистичный взгляд на взаимоотношения, связывающие экономику и окружающую среду. И более чем когда-либо в прошлом нам необходимы политические лидеры, способные видеть целиком картину происходящего. А поскольку главными советниками правительств являются экономисты, нам нужны либо экономисты, способные мыслить так, как мыслят экологи (редкие примеры таких экономистов — сэр Николас Стерн и Герман Дейли, первопроходец экологической экономики), либо больше советников-экологов.
Рыночное поведение, включающее неспособность учитывать косвенные затраты на производство товаров и услуг, оценивать услуги, оказываемые природой, и уважать пределы устойчивой производительности, ведет к разрушению природных систем, поддерживающих экономику. В какой-то момент ухудшение отношений между экономикой и ее природными основами начинает взимать политическую пошлину, что способствует распаду государств.
НАРАСТАНИЕ АКТИВНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ КЛИМАТИЧЕСКИХ ИЗМЕНЕНИЙ. РАЗРУШАЮЩИЕСЯ, НЕСОСТОЯТЕЛЬНЫЕ ГОСУДАРСТВА
После полувекового строительства новых государств из бывших колоний и — позже — из осколков рассыпавшегося Советского Союза международное сообщество ныне напряженно следит за распадом государств. В наш рабочий словарь термин «несостоятельное, разваливающееся государство» вошло только в последнее десятилетие, но ныне такие государства — неотъемлемый составной элемент международного политического пейзажа. Как отмечается в статье, опубликованной в журнале Foreign Policy, «несостоятельные государства совершили примечательную одиссею, выдвинувшись с периферии в самый центр глобальной политики»[48].
В прошлом правительства были озабочены слишком большой концентрацией власти в одном государстве вроде нацистской Германии, императорской Японии и Советского Союза. Но сегодня величайшую угрозу мировому порядку и стабильности представляют именно несостоятельные, слабые государства. Как отмечают в Foreign Policy, «мировые лидеры некогда беспокоились о том, какие государства набирают мощь. Теперь мировых лидеров беспокоит отсутствие мощи у государств»[49].
Государства разваливаются тогда, когда их правительства утрачивают контроль над частью или всей территорией своих стран и более не могут обеспечивать личную безопасность своих граждан. Когда правительства утрачивают монополию на власть, начинает рушиться и господство закона. Когда правительства не могут более предоставлять основные услуги вроде образования, здравоохранения и обеспечения продовольствием, они утрачивают легитимность. Оказавшись в таком положении, правительства не в состоянии более собирать доходы в количествах, достаточных для финансирования эффективного управления. Общества могут стать настолько фрагментированными, что им не хватит сплоченности, необходимой для принятия решений.
Несостоятельные государства часто сползают в трясину гражданских войн между группировками, соперничающими за власть. Конфликты могут запросто выплеснуться в соседние страны, как это произошло, когда геноцид в Руанде распространился на Демократическую Республику Конго, где с 1998 г. гражданские войны унесли жизни более 5 млн человек. Подавляющее большинство этих смертей в Конго не было результатом насилия. Большинство конголезцев погибло от голода, респираторных заболеваний, диареи и других болезней, возникших потому, что миллионы людей были изгнаны из своих домов. Убийства в суданской провинции Дарфур быстро охватили соседний Чад. По замечанию журнала The Economist, «несостоятельное государство, подобно тяжело травмированному человеку, представляет опасность не только для себя самого, но и для окружающих, как бы далеко они ни находились»[50].
Несостоятельные государства могут также становиться полигонами для подготовки террористических групп, что имело место в Афганистане, Ираке и Пакистане, или пиратскими базами, что происходит в Сомали. Несостоятельные государства могут превратиться в центры производства наркотиков, что происходит в Мьянме (прежней Бирме) или в Афганистане, на который в 2008 г. пришлось 92 % мирового производства опиума, бльшую часть которого перерабатывают в героин. Поскольку у несостоятельных государств нет функционирующих систем здравоохранения, такие государства могут стать рассадниками инфекционных заболеваний: так, Нигерия и Пакистан стали источниками полиомиелита, что сорвало осуществление программы искоренения этого ужасного заболевания в мире[51].
Среди самых заметных показателей государственной несостоятельности — развал правоохранительной системы и сопряженная с этим утрата личной безопасности. На Гаити вооруженные банды контролировали улицы до тех пор, пока в 2004 г. в страну не были введены миротворческие силы ООН. С тех пор ситуация с обеспечением личной безопасности несколько улучшилась. Однако похищения тех местных жителей, которым посчастливилось оказаться среди имеющих работу 30 % гаитян, ради получения за них выкупа остаются обычным делом. В Афганистане местные полевые командиры, а не центральное правительство, контролируют территорию страны за пределами Кабула. В Сомали, государстве, которое ныне существует только на картах, правят племенные вожди, каждый из которых заявляет свои права на части того, что когда-то было единой страной. В Мексике к власти рвутся наркокартели, что дает сигнал о вероятности возникновения несостоятельного государства на границе США[52].
Различные национальные и международные организации ведут свои списки несостоятельных, слабых или рухнувших государств. В настоящее время наиболее систематической попыткой анализа рухнувших или рушащихся государств является исследование, проводимое совместно Фондом мира и журналом Foreign Policy, которые составляют ежегодно обновляемый указатель и публикуют его в номере Foreign Policy за июль/август. Результатом этой бесценной услуги по сведению воедино данных из тысяч разбросанных по всему миру источников информации являются прозорливые выводы об изменениях, происходящих в мире, и о том, куда, в широком смысле, движется мир[53].
В этом анализе фигурируют 60 стран, которые ранжированы в соответствии со степенью «их уязвимости для внутренних конфликтов с применением насилия и подверженности разрушающим общество процессам». На основании 12 социальных, экономических, политических и военных показателей составители ставят на первое место в списке рухнувших государств в 2008 г. Сомали, за которым следуют Зимбабве, Судан, Чад и Демократическая Республика Конго. В первую двадцатку рухнувших государств входят три страны — экспортеры нефти — Судан, Ирак и Нигерия. Пакистан, занимающий ныне десятое место в списке, — единственное рушащееся государство, обладающее ядерным оружием. В Северной Корее, занимающей семнадцатое место в списке, ведутся работы по созданию ядерного оружия (см. табл. 1–1)[54].
Таблица 1–1
20 стран, занимающих верхние строчки в списке разваливающихся государств
Источник: см. примечание 54.
Оценки по каждому из этих 12 показателей (от 1 до 10 баллов) обобщают в единый показатель — Индекс рухнувших государств. Максимальная оценка, равная 120 баллам, означает, что общество по всем критериям обрушилось полностью. В первом списке, составленном на основании данных за 2004 г., только у 7 стран были оценки от 100 баллов и более. В 2005 г. таких стран было уже 9. К 2008 г. их стало 14, т. е. количество рухнувших государств за 4 года удвоилось. Высокие оценки стран, занимающих первые строки в этом списке, и удвоение числа рухнувших государств, имеющих оценки выше 100 баллов, дают основания думать, что процесс распада государственности распространяется на все новые страны и становится более глубоким[55].
Ранжирование в Индексе рухнувших государств тесно связано с ключевыми демографическими показателями и показателями состояния окружающей среды. Из 20 государств, занимающих верхние строчки в указанном индексе, в 17 наблюдаются очень высокие темпы роста населения, в некоторых — по 3 % в год, что означает двадцатикратное увеличение населения в течение столетия. В 5 из этих 17 стран на одну женщину фертильного возраста приходится в среднем по 6 детей. По меньшей мере 40 % населения этих стран моложе 15 лет, а этот демографический показатель нередко свидетельствует о будущей политической нестабильности. Молодые мужчины, не имеющие возможности работать, часто испытывают недовольство происходящим, что делает их потенциальными рекрутами повстанческих движений[56].
Правительства многих стран, где в течение нескольких десятилетий наблюдается быстрый рост населения, страдают демографической усталстью, они неспособны справиться с постоянным сокращением площади пахотных угодий и воды в расчете на душу населения или достаточно быстро строить школы для все большего числа детей[57].
Судан — классический пример страны, попавшей в демографический капкан. Экономическое и социальное развитие Судана идет достаточно быстро для того, чтобы в стране снизилась смертность, но недостаточно быстро для того, чтобы произошло снижение рождаемости. В результате на одну женщину в Судане приходится в среднем 4 детей, вдвое больше, чем нужно для восполнения естественных потерь, и население, насчитывающее 41 млн человек, ежедневно увеличивается более чем на 2 тысячи человек. Под таким давлением Судан, как и десятки других государств, начинает разваливаться[58].
17 из 20 стран, занимающих верхние строки в Индексе разрушающихся государств, попали в демографическую ловушку. И, скорее всего, вырваться из этой западни собственными силами они не смогут. Эти страны нуждаются в помощи извне, и не просто в отдельных поддерживающих проектах, но в систематической помощи по восстановлению. В противном случае политическая ситуация в этих странах будет по-прежнему ухудшаться[59].
Из 20 стран, занимающих верхние строки в списке разваливающихся государств, лишь немногие выигрывают гонку, которая идет между темпами наращивания производства продовольствия и темпами роста населения. Примерно половина этих государств зависит от поставок продовольствия по линии Всемирной продовольственной программы[60].
Нехватка продовольствия может оказывать очень сильное давление на правительства. Общественный порядок многих стран поколебался в 2007 г., когда они столкнулись с ростом цен на продовольствие и усиливающимся, захватывающим все новые слои населения голодом. Продовольственные бунты и беспорядки продолжались в течение 2008 г. в десятках стран, начиная с Мексики, в которой происходили хлебные бунты, и до Египта, где вспыхивали схватки в очередях за хлебом. Стоит упомянуть и об акциях протеста против повышения цен на рис в Индонезии. Эти эксцессы свидетельствовали об отчаянии потребителей, которые попали в жернова низких доходов и растущих цен на продовольствие. На Гаити рост цен на продовольствие способствовал падению правительства[61].
В Пакистане, где цены на пшеничную муку выросли вдвое, каждый грузовик с зерном сопровождает вооруженный солдат. Иначе груз будет разграблен или незаконно переправлен через границу в Афганистан. В афганском городе Кандагаре воры грабили рыночных торговцев, отнимая у них под угрозой огнестрельного оружия мешки с зерном. В Судане в 2008 г. было похищено 110 грузовиков, груженных полученным по линии Всемирной продовольственной программы зерном, прежде чем машины добрались до лагерей беженцев в Дарфуре[62].
Другая характеристика разрушающихся государств — упадок материальной инфраструктуры, т. е. дорог, электростанций, систем водоснабжения и канализации. Люди, бьющиеся за выживание, также пренебрегают и заботой о природных системах. Леса, пастбища и пахотные земли приходят в запустение, что ускоряет спираль экономического спада. Еще один синдром упадка — резкое сокращение иностранных инвестиций и обусловленный этим рост безработицы.
ООН или другие международные организации пытаются поддерживать мир во многих странах, но зачастую попытки эти безуспешны. Среди стран, в которых находятся силы ООН по поддержанию мира, — Чад, Демократическая Республика Конго и Кот д’Ивуар. Также международные силы по поддержанию мира действуют в Афганистане, Гаити и Судане. Миссии этих организаций слишком часто носят символический характер — они достаточно велики для того, чтобы избежать моментального разгрома, но недостаточно велики для того, чтобы обеспечить необходимую для долговременного развития стабильность[63].
Страны вроде Гаити и Афганистана выживают потому, что их поддерживают международные системы жизнеобеспечения. Таким странам оказывают экономическую помощь, включающую и поставки продовольствия. Но для преодоления усиливающихся процессов деградации, которые испытывают эти страны, и для замены этих негативных процессов демографической и политической стабильностью, необходимой для обеспечения устойчивого экономического прогресса, одной только помощи недостаточно[64].
В эпоху усиливающейся глобализации функционирование всей глобальной системы зависит от прочной сети сотрудничества дееспособных национальных государств. Когда правительства утрачивают способность управлять, они не могут более собирать налоги и того менее — быть ответственными в вопросах своих внешних долгов. Увеличение числа разваливающихся государств означает рост безвозвратной задолженности. Эффективность мер борьбы с международным терроризмом зависит от сотрудничества дееспособных национальных государств, и эффективность этих мер снижается по мере того, как рушатся все новые государства.
Кроме того, защита находящихся под угрозой уничтожения видов животных почти всегда требует тесного международного сотрудничества. В странах, подобных Демократической Республике Конго, где правительственные ведомства развалились, широко распространен голод и господствует хаос, к примеру, резко сократилась популяция горных горилл. И в Африке, где обитают все имеющиеся на земле крупные млекопитающие, эта история повторяется снова и снова[65].
По мере увеличения числа разваливающихся государств осложняется противодействие различным международным кризисам. Действия, которые при здоровом мировом порядке могли быть сравнительно простыми, например поддержание стабильности валют или сдерживание вспышек инфекционных заболеваний, могут быть затруднены, а то и невозможны в мире, в котором существует множество разваливающихся государств. В таком мире даже поддержание международных сырьевых потоков может превратиться в проблему. В какой-то момент расползание политической нестабильности может разрушить глобальную экономику, и поэтому необходимо безотлагательно разобраться с причинами развала государств.
ПЛАН Б: ПЛАН СПАСЕНИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ
План Б — альтернатива привычному порядку вещей, традиционному ведению дел. Цель этого плана заключается в том, чтобы вывести мир из нынешнего упадка, перевести его с пути, ведущего к гибели, на новый путь, который позволит восстановить продовольственную безопасность и продлить существование цивилизации. Поскольку негативные процессы, которыми обусловлено нынешнее ухудшение продовольственной ситуации, выходят далеко за рамки сельского хозяйства, в поисках решения проблемы в целом необходимо выйти за узкие рамки отдельных проблем. В прошлом ключи к решению таких вопросов, как, например, расширение аграрных исследований, увеличение кредитов, предоставляемых производителям сельскохозяйственной продукции, и целого ряда других находились в руках министерства сельского хозяйства. Теперь обеспечение будущего снабжения продовольствием зависит от мобилизации всего нашего общества.
В силу этих причин План Б ставит предельно высокие, амбициозные цели. План Б несопоставим ни с чем, предпринятым миром ранее. Этот план — инициатива, масштабы и срочность которой беспрецедентны. У плана четыре составляющих: сокращение выбросов углекислого газа на 80 % к 2020 г., стабилизация численности населения на уровне 8 млрд человек или ниже этого уровня, искоренение нищеты и восстановление естественных систем Земли, в том числе почв, подземных вод, лесов, лугов, пастбищ и районов рыбного промысла. Масштабность этого плана обусловлена не представлениями о политической целесообразности, а реальностью, которую видят ученые.
План снижения выбросов углекислого газа в атмосферу предусматривает резкое повышение эффективности энергопотребления в мире, вложение огромных средств в освоение возобновляемых источников энергии Земли, посадку миллиардов деревьев и введение запрета на уничтожение лесов. В сущности, План Б описывает переход от экономики, которую обеспечивают энергией преимущественно за счет сжигания угля, нефти и природного газа, к экономике, которая получает энергию в основном от ветра, солнца и геотермальных вод.
В Плане Б заложена цель стабилизировать численность населения на уровне 8 млрд человек или ниже этого уровня. Этот ориентир выбран просто потому, что лично у меня возникают большие сомнения в том, что население мира когда-нибудь достигнет 9,2 млрд человек (по прогнозам демографов ООН, именно такова будет численность населения в 2050 г.). Начать с того, что огромное большинство тех 2,4 млрд человек, которые, по прогнозам, добавятся к населению мира к 2050 г., родится в развивающихся странах — странах, где сокращаются земельные и водные ресурсы и свирепствует голод. Говоря попросту, многие поддерживающие системы в этих странах уже находятся в состоянии упадка, а кое-где уже на грани уничтожения. Вопрос не в том, затормозится ли рост населения прежде, чем его численность достигнет 9,2 млрд человек, а в том, что это произойдет либо потому, что мир перейдет к семьям меньшей численности, либо, если таковой переход не будет осуществлен, по причине роста смертности. План Б призывает к варианту сокращения рождаемости[66].
Искоренение нищеты является одной из приоритетных задач по трем причинам. Первая такова: в сочетании с предоставлением женщинам повсеместного доступа к репродуктивным медицинским услугам и услугам семейного планирования искоренение нищеты — главный фактор ускорения глобального перехода к меньшим семьям. Это также поможет обнищавшим народам войти в международное сообщество, даст им право голоса в решении таких вопросов, как стабилизация климата. Когда люди не уверены в том, откуда они получат еду в следующий раз, им трудно всерьез размышлять о попытках стабилизации климата Земли, и это вторая причина необходимости искоренения нищеты. А третья причина заключается в том, что искоренение нищеты гуманно. Одним из отличительных признаков цивилизованного общества является способность заботиться о других.
Четвертая составляющая Плана Б предусматривает восстановление и охрану природных систем, поддерживающих человечество. Решение этой задачи включает консервацию почв, запрет на уничтожение лесов, содействие лесоводству, восстановление районов рыболовства и глобальные усилия, направленные на защиту резервуаров подземных вод за счет повышения эффективности использования воды. До тех пор, пока мы не сможем обратить вспять деградацию этих систем, нам вряд ли удастся преодолеть наступление голода.
Масштабности этого плана спасения нашей цивилизации соответствует срочность, с которой он должен быть осуществлен. Успех дела зависит от поистине военной быстроты действий. Экономику мировой энергетики необходимо перестроить темпами, напоминающими о скорости перевода экономики американской промышленности на военные рельсы в 1942 г., после нападения на Перл-Харбор. США переключились с производства автомобилей на выпуск самолетов, танков и кораблей за несколько месяцев. Нынешнюю перестройку нельзя осуществить без глобального пересмотра приоритетов. А этого не сделать без жертв. Например, ключевым моментом в перестройке промышленности в 1942 г. был запрет на продажу новых автомобилей, запрет, действовавший почти три года[67].
Мы сталкиваемся с исключительными задачами, но есть многое, что внушает оптимизм. Со всеми стоящими перед нами проблемами можно разобраться, используя уже существующие технологии. И почти все необходимое для того, чтобы вытолкнуть мировую экономику из гибельной колеи и вернуть ее на путь устойчивого, не наносящего ущерба окружающей среде развития, уже сделано в одной или нескольких странах. Например, численность населения стабилизирована более чем в 30 странах[68].
Мы видим, что технологические составляющие Плана Б уже представлены на рынке. Например, от приводимой в движение ветром турбины передовой конструкции можно получать больше энергии, чем от давно эксплуатируемой нефтяной скважины. На рынке появляются новые гибридные двигатели, работающие на бензине и электричестве. Такие двигатели установлены на автомобилях Chevrolet Volt и позволяют проехать до 150 миль на одном галлоне бензина. В энергетической экономике, предусматриваемой Планом Б, в 2020 г. большую часть автопарка США будут составлять машины с гибридными двигателями и электродвигателями, и эти автомобили будут двигаться благодаря электричеству, генерируемому ветровыми электростанциями и стоящему столько, сколько стоит галлон бензина, а то и меньше.[69]
Мир находится на начальной стадии революции в технологии освещения. Недавно мы узнали, что компактные флуоресцентные лампы могут обеспечивать такое же освещение, как и изобретенные сто лет назад лампочки накаливания, расходуя при этом вчетверо меньше электричества. Это была волнующая новость. Теперь мы изыскиваем еще более передовую технологию освещения — светодиоды, которые потребляют на 85 % энергии меньше, чем лампы накаливания. Кроме того, датчики движения могут отключать освещение в помещениях, где никого нет, а другие датчики могут регулировать интенсивность освещения в зависимости от естественного дневного освещения. Переход с ламп накаливания на светодиоды и установка датчиков движения и регуляторов освещения может снизить потребление электричества на освещение более чем на 90 %[70].
Что касается осуществления Плана Б на национальном уровне, то, к примеру, Дания в настоящее время получает более 20 % электричества за счет ветровых генераторов и имеет планы довести долю такой энергии до 50 %. 75 млн европейцев получают электричество, необходимое им для бытовых целей, с ветровых электростанций. Около 27 млн китайских домов получают горячую воду от установленных на крышах солнечных батарей нагревания воды. В Исландии, где 90 % домов обогревают с помощью геотермальных источников, практически отказались от использования угля для отопления домов. На Филиппинах 26 % электроэнергии получают от электростанций, работающих на геотермальных водах[71].
То, что мог бы представлять собой претворенный в жизнь План Б, можно увидеть в горах Южной Кореи, где заново высажены леса. Некогда пустынная, почти лишенная деревьев страна, Южная Корея ныне покрыта лесами, которые сдерживают наводнения, препятствуют эрозии почв и восстанавливают здоровую окружающую среду и стабильность в сельских местностях. В США, где за последние четверть века из сельскохозяйственного оборота было выведено 10 % пахотных земель, по большей части подверженных эрозии, перешли к методам консервации пашни на землях, не выведенных из оборота, что уменьшило эрозию почв на 40 %. При этом сбор зерновых увеличился на 20 %[72].
Некоторые наиболее инновационные начинания исходят из городов. В бразильском городе Куритиба начали реконструкцию транспортной системы в 1974 г., и два десятилетия спустя интенсивность автомобильного движения в городе уменьшилась на 30 %, хотя население города удвоилось. В Амстердаме существует диверсифицированная транспортная система, при которой около 40 % всех поездок в городе осуществляют на велосипедах. А в Париже существует план диверсификации транспорта, предусматривающий развитие велосипедного транспорта, благодаря которому интенсивность автомобильного движения в городе должна сократиться на 40 %. В Лондоне за автомобили, въезжающие в центр города, уплачивают пошлину, а собранные таким образом средства направляются на совершенствование городского общественного транспорта[73].
Задача заключается не только в необходимости построения новой экономики, но и в том, что эту новую экономику надо создать с беспрецедентной скоростью, успев сделать это прежде, чем экономическая система начнет разваливаться на части. Участие в построении этой устойчивой новой экономики вдохновляет. Вдохновляет и качество жизни, которое принесет это строительство. Мир, в котором численность населения стабилизирована, где лесов становится все больше, а выбросов углекислого газа — все меньше, в пределах нашей досягаемости.
Часть I
Проблемы
2. Давление населения на землю и водные ресурсы
Объясняя школьникам суть экспоненциального роста, французы используют загадку: в пруду, где растут лилии, есть один-единственный росток. Ежедневно количество ростков удваивается. На второй день в пруду уже два ростка, на третий — четыре, на четвертый — восемь и т. д. «Если на тридцатый день пруд заполнен лилиями целиком, в какой момент он будет полон цветами наполовину?» Ответ: «На двадцать девятый»[74].
То, что происходит сейчас на сельскохозяйственных угодьях мира и в обеспечении этих угодий водой, дает основания предположить, что у нас уже наступил тридцать первый день. После весьма умеренного расширения в период с 1950 по 1981 г., площади, используемые для возделывания зерновых, перестали увеличиваться. Напротив, площади под зерновыми несколько уменьшились вследствие эрозии и перевода земель под несельскохозяйственные нужды. Это сокращение полностью нейтрализовало площади распаханных целинных земель. Почти на одной трети пахотных земель мира почвенный слой разрушается быстрее, чем происходит формирование новых почв в результате геологических процессов. В итоге естественная производительность земли стала снижаться[75].
С 1950 по 2000 г. площадь орошаемых земель в мире утроилась, но после 2000 г. особого увеличения таких площадей не наблюдалось. В некоторых странах площадь орошаемых земель даже начала быстро сокращаться по мере истощения водоносных пластов чрезмерным забором воды, по мере таяния и исчезновения горных ледников, питающих водой множество рек и ирригационных систем. Возникла угроза для многих ирригационных систем, зависящих от подземных вод или от рек[76].
Мы не можем избежать интенсивного использования воды при производстве продовольствия. В среднем каждый житель земли выпивает около 4 литров воды в день — либо в виде воды, либо в виде кофе, соков, газировки, вина или других напитков. Но для производства того, что каждый из нас ежедневно съедает, необходимо 2000 л воды, т. е. в 500 раз больше, чем человек выпивает. В сущности, ежедневно каждый из нас «съедает» 2000 л воды[77].
Эрозия почв поначалу лишь снижает их естественное плодородие, а затем, после прохождения некоторой точки, приводит к тому, что земля становится бесплодной, и ее приходиться забрасывать. Оба эти последствия эрозии подрывают продовольственную безопасность мира. Сочетание роста населения и эрозии почв привело к тому, что ряд стран, некогда обеспечивавших себя зерном, стали сильно зависеть от его импорта.
Поскольку почти во всех странах мира сокращаются поверхности водоемов, которые питают подземные воды, многие страны ныне сталкиваются с потерями используемой для орошения воды, что чревато голодом, поскольку запасы подземных вод истощены, а колодцы иссыхают. Чрезмерный забор воды, которую выкачивают из подземных пластов быстрее, чем они пополняются, — классический пример перегрузки экосистем и их разрушения. Способ, которым мы удовлетворяем текущие потребности в продовольствии, практически гарантирует падение его производства в будущем, когда запасы подземных вод будут полностью истощены. В сущности, мы создали «экономику продовольственного пузыря». И эрозия почв, и истощение водоносных пластов — следствие нашего текущего потребления за счет будущих поколений[78].
ЭРОЗИЯ ОСНОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Тонкий почвенный слой, покрывающий поверхность суши, — основа, фундамент цивилизации. Этот слой (обычно его толщина составляет 6 дюймов или около того) образовался в течение длительных геологических периодов благодаря тому, что темпы формирования почвы превосходили естественные темпы эрозии. Но в течение последнего столетия наступил момент, когда под давлением численности населения и поголовья скота на обширных площадях темпы эрозии почв стали обгонять темпы образования почв.
Это не новое явление. В 1938 г. Уолтер Лоудермилк, один из высокопоставленных чиновников Службы охраны почв министерства сельского хозяйства США, отправился в зарубежное путешествие для того, чтобы взглянуть на земли, которые возделывали тысячи лет, и выяснить, как древние цивилизации справлялись с эрозией почв. Он выяснил, что в некоторых цивилизациях правильно управляли землей, поддерживая ее плодородие на протяжении длительных исторических периодов. Такие цивилизации процветали. В других не справились с задачей, и от таких цивилизаций остались лишь свидетельствующие о былом величии руины[79].
В разделе отчета о путешествии, озаглавленном «Сотня мертвых городов», Лоудермилк описал район в северной Сирии, неподалеку от Алеппо, где все еще можно увидеть заброшенные древние постройки, стоящие на голых камнях. В VII веке в этот процветавший тогда район вторглась сначала персидская армия, а позднее кочевники из Аравийской пустыни. В этот период методы сохранения почвы и воды, применявшиеся столетиями, были заброшены. Лоудермилк отметил: «Здесь эрозия разыгралась в полную силу… Да, города были разрушены, а их население рассеяно, но если бы почвы сохранились, район вновь мог бы быть заселен, а города возрождены. Но поскольку почвы были уничтожены, район пришел в полное запустение»[80].
Теперь перенесемся в 2002 г., когда группа экспертов ООН совершила поездку в Лесото для того, чтобы оценить продовольственную ситуацию в этой небольшой стране с населением 2 млн человек. Вывод экспертов был категоричным: «Сельскому хозяйству Лесото в будущем угрожает катастрофа. Производство зерновых падает и на больших площадях может вообще прекратиться, если не предпринять шагов, которые обратят вспять эрозию почв, их деградацию и снижение плодородия». Майкл Грунвалд сообщил в газете Washington Post, что в Лесото у половины детей в возрасте до пяти лет наблюдается замедление роста. «Многие дети, — писал Грунвалд, — слишком слабы, чтобы ходить в школу»[81].
В отчете группы экспертов ООН ситуация была описана предельно точно. За последние 10 лет сбор зерновых в Лесото сократился на 40 % вследствие снижения плодородия почв. Разваливающееся сельское хозяйство ставит Лесото в крайнюю зависимость от поставок продовольствия по линии Всемирной продовольственной программы ООН[82].
Гаити, ставшая одним из первых несостоятельных государств Западного полушария, 40 лет назад вполне обеспечивала себя зерном. С тех пор страна почти полностью утратила леса и большую часть почвенного слоя, что вынудило закупать более половины зерна за рубежом. Как и Лесото, Гаити зависит от поставок продовольствия по линии Всемирной продовольственной программы[83].
Сходная ситуация складывается в Монголии, где за последние 20 с небольшим лет забросили три четверти площадей, на которых сеяли пшеницу. Это, в сочетании со снижением урожайности этой культуры на 25 %, привело к сокращению сборов пшеницы на четыре пятых. Монголия, в которой на площади, почти втрое превышающей площадь Франции, проживает 2,6 млн человек, ныне вынуждена ввозить почти 70 % необходимой ей пшеницы[84].
Неважно, где находится земля — в Лесото, Монголии, Гаити или любой из множества других стран, теряющих почвенный слой, — здоровье людей, живущих в этих странах, невозможно отделить от здоровья почв. Значительная часть 1 млрд голодающих людей мира проживает на территориях, подверженных эрозии почв[85].
Для того чтобы увидеть следы интенсивной эрозии, не надо никуда ездить. На снимках, сделанных со спутников, хорошо видны клубы пыли, поднятой пыльными бурями. 9 января 2005 г. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства опубликовало снимки огромной пыльной бури, двигавшейся из центра Африки на запад. Это огромное облако светло-коричневой пыли растянулось более чем на 5000 км (примерно на 3000 миль), т. е. его протяженность достаточна для того, чтобы накрыть все США, от Атлантического до Тихоокеанского побережья[86].
Эндрю Гуди, профессор географии Оксфордского университета, сообщает, что число пыльных бурь в Сахаре, некогда редких, за последние полвека выросло в 10 раз. Среди африканских стран, в наибольшей мере страдающих от потери почвенного слоя в результате ветряной эрозии, — Нигер, Чад, Мавритания, северная Нигерия и Буркина-Фасо. На крайнем западе Африки, в Мавритании, количество пыльных бурь увеличилось с 2 в год (столько раз это явление наблюдалось в начале 60-х гг. ХХ века) до 80 в последние годы[87].
Впадина Боделе в Чаде — район, из которого в атмосферу выбрасывается 1,3 млрд т пыли ежегодно, т. е. в 10 раз больше, чем в 1947 г., когда здесь были начаты измерения объемов выбросов пыли. Почти 3 млрд т мельчайших частиц, уносимых ежегодно из Африки пыльными бурями, медленно истощают плодородие и биологическую производительность Африки. Кроме того, пыльные бури уходят из Африки на запад, через Атлантический океан, создавая такие облака пыли над Карибским бассейном, что оседающая на воду пыль наносит ущерб коралловым рифам[88].
Китайцам тоже хорошо знакомы пыльные бури, возникающие на северо-западе Китая и в западной Монголии. Но в остальном мире об этой стремительно распространяющейся катастрофе узнают, как правило, лишь тогда, когда пыльные бури выходят за пределы регионов своего зарождения. 18 апреля 2001 г. западные районы США, от границ штата Аризона до Канады, были покрыты слоем пыли, которую принесла пыльная буря, возникшая 5 апреля в северо-западном Китае и Монголии. Облако пыли, имевшее в момент, когда оно покинуло район формирования, 1200 миль в поперечнике, унесло миллионы тонн почвы. На восполнение этой потери природе понадобятся столетия[89].
Практически ровно через год после этого, 12 апреля 2002 г., над Южной Кореей пронеслась огромная пыльная буря из Китая, которая заставила жителей Сеула буквально задыхаться. Школы были закрыты, авиарейсы отменены, а медицинские учреждения наводнены пациентами, жалующимися на проблемы с дыханием. Объемы розничной торговли сократились. Корейцы начали бояться наступления того, что они называют «пятым временем года», — периода пыльных бурь, приходящегося на конец зимы и начало весны[90].
Эти пыльные бури — всего лишь две из почти десяти крупных пыльных бурь, возникающих в Китае ежегодно, — наглядное свидетельство экологической катастрофы, развертывающейся в северном и западном Китае. Главная причина этой беды — вытаптывание почвенного слоя скотом[91].
В одном из отчетов посольства США в Китае, озаглавленном «Слияние и расширение пустынь», описаны сделанные со спутников снимки, на которых видно, как две пустыни на севере и в центральной части Китая расширяются и сливаются в одну, более обширную пустыню, охватывающую Внутреннюю Монголию и провинцию Ганьсу. На западе Китая, в провинции Синьцзян, две более крупные пустыни, Такла-Макан и Кум-Таг, также сближаются. Шоссе, пролегающие по сужающему коридору между ними, регулярно засыпают песчаные барханы[92].
Ущерб почвам наносит и водная эрозия. Ее работу можно заметить по осадкам в резервуарах и на снимках, сделанных со спутников, на которых видны несущие ил реки, впадающие в моря. Два крупнейших водохранилища Пакистана, Мангла и Тарбела, в которых хранятся воды реки Инд для огромной оросительной системы страны, ежегодно теряют примерно 1 % емкости из-за ила, принесенного с лишившихся леса водоразделов[93].
Эфиопия, горная страна с крайне подверженными эрозии почвами, теряет около 2 млрд т почвы в год. Эту почву уносят дожди. Такова одна из причин, по которым Эфиопия, кажется, всегда находится на грани голода и никак не может создать запасы зерна, чтобы хоть в какой-то мере обеспечить свою продовольственную безопасность[94].
Эрозия почв на пастбищах — распространенное явление. Постоянно растущее поголовье крупного и мелкого рогатого скота в мире пасется на двух пятых поверхности суши, на территориях, которые слишком засушливы, слишком холмисты или недостаточно плодородны для того, чтобы на них можно было заниматься земледелием. Эти площади кормят большую часть 3,3 млрд голов крупного и мелкого рогатого скота, жвачных животных со сложной системой пищеварения, которая позволяет им переваривать грубые корма и превращать их в мясо и молоко[95].
Согласно исследованиям, 200 млн человек добывают себе пропитание пастушеством, разводя крупный рогатый скот, овец и коз. Поскольку в пастушеских обществах большая часть земли находится в общинной собственности, чрезмерный выпас трудно контролировать. В результате половина площадей под пастбищами деградирует. Эта проблема очень заметна в Африке, на Среднем Востоке, в Средней Азии и на северо-западе Китая, где темпы увеличения поголовья скота соответствуют темпам роста населения. В 1950 г. в Африке проживало 227 млн человек и 273 млн голов скота. К 2007 г. на континенте проживало уже 965 млн человек и 824 млн голов скота. Поскольку потребности скота часто в полтора раза, если не более, превосходят возможности пастбищ производить корма, пастбища превращаются в пустыню[96].
Нигерия, самая населенная страна Африки, теряет ежегодно 541 тыс. га (867 тыс. акров) пастбищ и пахотных земель, которые превращаются в пустыню. Если население Нигерии с 1950 по 2007 г. выросло с 37 млн до 148 млн человек, т. е. в четыре раза, поголовье скота в этой стране за тот же период увеличилось с 6 млн до 102 млн, т. е. в 17 раз. Так как потребности 16-миллионного поголовья крупного рогатого скота и 86 млн овец и коз в кормах превосходят то количество кормов, которое устойчиво могут давать пастбища, северная часть страны медленно превращается в пустыню. Если численность населения Нигерии продолжит расти и достигнет к 2050 г. прогнозируемых 289 млн человек, ситуация только усугубится[97].
Иран, население которого составляет 73 млн человек, — наглядный пример чрезмерного воздействия на природные ресурсы Среднего Востока. 8 млн голов крупного рогатого скота и 78 млн овец и коз, которые дают шерсть для легендарного иранского ковроткачества, — такое чрезмерное количество скота стало причиной деградации иранских пастбищ. В юго-восточной части Ирана, в провинции Систан-Белуджистан, песчаные бури засыпали 124 деревни, которые пришлось забросить. Наносимые ветрами зыбучие пески покрыли и пастбища, что лишило скот кормов, а крестьян — средств к существованию[98].
В сходной ситуации находится и соседний Афганистан. Пустыня Регистан наступает на запад, захватывая сельскохозяйственные угодья. Программа ООН по окружающей среде сообщает, что «до 100 деревень засыпано приносимыми ветром песками и пылью». На северо-западе страны песчаные дюны вторгаются на сельскохозяйственные угодья в долине Амударьи, путь им открыла потеря стабилизирующей почву растительности, которую вырубили на топливо или уничтожили при чрезмерном выпасе. Группа экспертов Программы ООН по окружающей среде наблюдали, как барханы высотой до 15 м блокируют дороги, заставляя местных жителей прокладывать новые пути[99].
С такими же проблемами сталкивается и Китай. После экономических реформ 1978 г., когда ответственность за ведение сельского хозяйства перешла от крупных государственных производственных кооперативов к крестьянским семьям, поголовье крупного рогатого скота, овец и коз резко увеличилось. Если в США, стране, располагающей пастбищами, продуктивность которых сравнима с продуктивностью пастбищ в Китае, крупного рогатого скота насчитывается 97 млн голов, то у Китая лишь немногим меньше — 82 млн голов крупного рогатого скота. Но если в США только 9 млн овец и коз, в Китае мелкого рогатого скота 284 млн голов. Будучи сосредоточены в западных и северных провинциях Китая, овцы и козы уничтожают защитную растительность территории. Опустошение завершает ветер, который уносит почву и превращает продуктивные пастбища в пустыню[100].
Опустынивание в Китае — возможно, худшее в мире. Ван Тао, один из лучших специалистов по изучению пустынь в мире, сообщает, что с 1950 по 1975 г. ежегодно в пустыню превращалось по 600 кв. миль. А к концу ХХ в. ежегодно в пустыню превращалось уже по 1400 кв. миль (3600 кв. км)[101].
Сегодня Китай ведет войну — не с вторгшимися армиями, притязающими на территорию страны, а с расползающимися пустынями. Старые пустыни расширяются, формируются новые пустыни, которые наносят неожиданные «партизанские» удары, вынуждая Пекин вести войну на нескольких фронтах одновременно. Ван Тао сообщает, что за последние полвека 24 тыс. деревень в северном и западном Китае были полностью или частично заброшены в результате наступления шагающих песков[102].
Эрозия почвы зачастую является следствием вызванного спросом на продовольствие вовлечения в сельскохозяйственный оборот периферийных, малоплодородных земель. В прошлом веке массированные расширения пахотных угодий имели место в двух странах, в США и Советском Союзе, и обе эти попытки наращивания сельскохозяйственного производства закончились катастрофами[103].
В конце XIX в. миллионы американцев устремились на запад, создавая семейные фермы на Великих американских равнинах, распахивая огромные участки прерий под пшеницу. Большую часть этих земель, при вспашке становившихся крайне подверженными эрозии, следовало бы оставить под пастбищами. Эта чрезмерная экспансия достигла кульминации в 30-х годах ХХ в., когда возник «Пыльный котел». Это был трагический период в жизни страны, описанный в романе Джона Стейнбека «Гроздья гнева». Развернув экстренную программу спасения почв, США вернули большие участки подвергшихся эрозии пахотных земель под пастбища, создав полосное земледелие и насадив тысячи миль лесополос[104].
Второе масштабное расширение пахотных земель произошло в середине 50-х годов ХХ в. в Советском Союзе. Пытаясь в спешном порядке расширить производство зерна, в СССР распахали степи, площадь которых превышала площадь зернового клина Австралии и Канады, вместе взятых. Результатом, как и предсказывали советские агрономы, стала экологическая катастрофа: возник еще одни «пыльный котел». Казахстан, степи которого и стали основной территорией распашки, после 1980 г. забросил 40 % своих пахотных угодий. На оставшейся в обороте пахотной земле урожайность пшеницы в расчете на акр поля составляет 1/6 урожайности пшеницы во Франции, являющейся ведущим производителем пшеницы в Западной Европе[105].
Третью масштабную попытку расширить пахотные земли предпринимают ныне в бассейне Амазонки и в лесистой саванне, примыкающей к этому бассейну с юга. Как и земли, ранее освоенные в США и Советском Союзе, земли саванны очень подвержены эрозии. Расширение пахотных земель в Бразилии вынуждает скотоводов уходить в леса Амазонки, где, как убеждены ученые-экологи, продолжение вырубки леса закончится катастрофой. Репортер Джоффри Лин, обобщая в лондонской газете Independent результаты одного из научных симпозиумов, состоявшихся в Бразилии в 2007 г., отмечает, что альтернативой влажным амазонским джунглям будут «в лучшем случае, саванна, в худшем — пустыня»[106].
ПАДЕНИЕ УРОВНЯ ВОДОНОСНЫХ ГОРИЗОНТОВ
Поверхности водоемов и ирригационное сельское хозяйство нигде не сокращаются настолько видимо и быстро, как в Саудовской Аравии, стране, которая так же богата нефтью, как бедна водой. После введения в 70-х годах ХХ в. арабскими странами эмбарго на поставки нефти, в Саудовской Аравии осознали уязвимость ответного эмбарго на поставки зерна. Для того чтобы обеспечивать свои потребности в пшенице, Саудовская Аравия создала основанное на орошении и крупных субсидиях сельское хозяйство, которое зависело в основном от выкачивания воды из естественного подземного водохранилища[107].
В течение 20 с лишним лет страна могла обеспечивать свои потребности в пшенице, но в 2008 г. Саудовская Аравия объявила о том, что в связи с истощением подземного водохранилища она будет сокращать производство пшеницы на 1/8 в год до 2016 г., когда производство пшеницы в стране прекратится полностью. К этому времени Саудовская Аравия будет импортировать приблизительно 15 млн т пшеницы, риса, кукурузы и ячменя для того, чтобы кормить 30 млн человек населения. Саудовская Аравия — первая страна, публично прогнозирующая сокращение сборов пшеницы в результате истощения запасов подземных вод[108].