Одержимый Леонов Николай
– Его пока не нужно навещать, – предупредил Гуров. – Он просил держать свое местопребывание в секрете. Не то, чтобы я вам не доверяю. Но секрет он только тогда секрет, когда для всех, правильно? Вот вы, кстати, с этим Пауком разговаривали – что ему про Трунина рассказали?
– Я ничего, – твердо ответил Засекин. – Но за других не уверен. Он наверняка не со мной одним контактировал. Что-нибудь да пронюхал. Не военная же тайна! А вскоре на Гришу и напали. Опять же у нас тут никто ничего толком не знал, пока следователь не начал работать, милиция... Тогда только мы услышали. А он, значит, говорите, прячется теперь?
– Не скажу, что прячется, – возразил Гуров. – В общем-то, лечится человек. Переломал себе руки-ноги, теперь жди, пока срастется. А инкогнито на всякий случай соблюдает, это верно. И правильно, скажу, делает. Пока не выясним, что это нападение означает, и кто его устроил, лишний раз на рожон лезть не стоит. А за то, что про Паука вспомнили, за это спасибо. Это может оказаться очень важным.
В базе данных МВД Паук, разумеется, числился, но в последнее время про него вспоминали редко. Говорили, что он то ли завязал, то ли сильно приболел, одним словом, как бы выключился из процесса добывания денег незаконным путем. Но на легальное положение он все равно не переходил, жил неизвестно чем и неизвестно где скрывался. По другим сведениям, он перешел с краж в поездах на что-то менее обременительное. Как будто бы он имел теперь какое-то отношение к «одноруким бандитам», которые выставлялись нелегально в некоторых торговых точках, – то ли охранял их, то ли владел какой-то частью подпольного игрового бизнеса. Но все это не выходило за рамки слухов, а в руки милиции Паук в последнее время не попадался. Гуров предполагал, что истина может оказаться где-то посредине, и Паук действительно занимается чем-то вроде игорного бизнеса, но не в Москве, а где-нибудь на ее окраине. Привычка ездить на поездах могла завести его далеко.
Но теперь, по словам Засекина, получалось, что Паук все-таки находится в столице, а если о нем ничего не слышно, то это просто недоработка их собственного ведомства. Гуров, однако, не стал организовывать усиленные поиски Паука, но попросил полковника Крячко предпринять кое-что в этом направлении. Как человек широкой души, больших возможностей и простых манер, Станислав легко находил общий язык с представителями любой части общества, в том числе и с некоторыми членами преступного мира. Ему частенько удавалось склонить кого-нибудь из них к сотрудничеству, а попросту говоря, сделать информатором. Такие помощники иной раз могли предоставить такую информацию, какой не содержалось ни в одной официальной базе данных.
Гуров догадывался, что полковник Крячко вывез его в этот глухой район на северо-востоке столицы не просто так, а желая преподнести сюрприз и, скорее всего, этот сюрприз касался именно Паука, потому что никаких других сюрпризов в данный момент Гуров от Станислава не ждал. Недоумевал же он больше для виду, потому что в принципе не любил сюрпризов. Можно было объяснить все с самого начала, без этого дешевого антуража. Тем более что местечко для встречи было выбрано неудачное.
– Клиент никак не пожелал встретиться ближе, – будто угадав мысли Гурова, объяснил Крячко. – Дело в том, что Паук и в самом деле сменил род занятий. То есть землю он, конечно, не пашет и фановые трубы не прочищает, но и на поездах тоже в последнее время катается редко. Он и в самом деле тяжело болел, долго лечился, едва выкарабкался и теперь как бы пересмотрел свою жизненную позицию. Мне намекнули, что он почти остепенился, в рискованные предприятия не пускается. Будто бы он занялся теперь скупкой краденого, барыгой заделался. Хату где-то снимает, точно неизвестно где. Вот один человек и пообещал показать мне эту хату. Но по некоторым обстоятельствам ближе встречаться не захотел. Заявил, что если его в компании с нами увидят, то конец всей его карьере. Это Леха-Ковер, может, припоминаешь такое погоняло? Он когда-то с ковров начинал. Помнишь, раньше ковры какой популярностью пользовались? Ну вот он за эти ковры трижды сидел, пока ума-разума не набрался. Теперь-то он прилепился к букмекерам, а это люди серьезные. Если заподозрят, что он стукач, мигом глотку перережут.
– Ясно, – сказал Гуров. – Как же ты его укалякал на переговоры?
– Да за деньги, – с легкой досадой ответил Крячко. – Он оценил свои услуги не слишком дорого – в двести зеленых.
– Каков наглец! – удивился Гуров.
– Да ты понимаешь, я ведь не сам его нашел, через десятые руки, – объяснил Крячко. – Как самородок искал, промывал сотни тонн породы. У меня на него абсолютно ничего нет. Это уж он, можно сказать, снизошел...
– Тогда почему так мало запросил, если снизошел?
– Он из принципа ничего даром не делает, а эту плату назвал символической. За такие бабки, говорит, рисковать шкурой согласен только из уважения к вашему послужному списку. Я, говорит, четко различаю, когда мент правильный, а когда...
– Ну, если тебе двух сотен не жалко, что тут скажешь! – проворчал Гуров и открыл дверцу. – Скоро урки к тебе в очередь будут выстраиваться.
– Да нет же у нас ничего на этого Леху! – воскликнул Крячко. – Хоть одна зацепка бы! Я вообще с ним раньше, можно сказать, не встречался. Один или два раза видел. Он ведь спокойно мог отказать. А нам же нужен Паук?
– А черт его знает, нужен он нам или нет, – с раздражением ответил Гуров.
Он отошел на шаг от машины и еще раз внимательно огляделся. Мрачная холодная громада цеха безмолвствовала. Мелкие снежинки тускло сверкали в ночном сумраке. Ни единой живой души в этом месте не было уже, по крайней мере, с месяц – так показалось Гурову.
Этой мыслью Гуров незамедлительно поделился с другом. Крячко почесал переносицу, зорко взглянул направо и налево, а потом высмотрел в полумраке пролом в бетонной стене.
– Предлагаю войти, – галантно сказал он Гурову. – Главный аттракцион внутри. Прошу в наше шапито.
– Ну пойдем, раз уж ты меня сюда притащил! – вздохнул Гуров. – Хотя сразу оговорюсь, твоя затея не кажется мне конструктивной. Редкая птица долетит до середины Днепра, то есть до этого глухого уголка, чтобы разжиться двумя паршивыми сотнями. Если так дело обстоит, значит, бизнес у твоего Ковра идет совсем скверно, а нас он с тобой кинет и убежит с твоими деньгами через запасной ход.
– Тебя не поймешь, – пробурчал Крячко, ныряя в темный лаз. – То я слишком щедро плачу за информацию, то оказывается, что мои две сотни паршивые. Ты мне покажи олигарха, который откажется от дармовых бабок! Две сотни за два слова – это хороший бизнес!
– Ладно, это не моя грядка, – сказал Гуров. – Ты сам все придумал, тебе и решать... Ах, ты, зараза! Тут сам черт ногу сломит! – он споткнулся о какую-то трубу и едва не упал. – И, кстати, иди вперед, а то я ничего тут не знаю.
– Можно подумать, что я тут провел свое счастливое детство! – хмыкнул Крячко, однако вперед выдвинулся. – Просто нужно быть внимательнее. Кругом вон сколько снегу нанесло – светло как днем.
Они прошли еще несколько метров и уперлись в кучу сваленных как попало труб большого диаметра. Из-за этой кучи вдруг выдвинулась темная фигура в пальто с поднятым воротником и простуженным голосом сказала:
– Начальник, ты?
– Ага, вот и Леха-Ковер! – обрадовался Крячко. – Не подвел! Молодец! Ну так что, время позднее, давай, сразу веди нас туда, где Паук живет! Как говорится, с утра выпил – весь день свободен.
– Вот именно, с утра, – гнусаво сказал Ковер, подозрительно всматриваясь в непроницаемое лицо Гурова. – А сейчас, как правильно изволили выразиться, уже вечер. Торопливость сейчас ни к чему. Тем более что не покажу я тебе, начальник, где Паук живет, не знаю.
Наступила театральная пауза, после которой Крячко бесцеремонно сгреб вора за грудки и, хорошенько встряхнув его, выдохнул ему прямо в лицо:
– Ты у нас шутник, что ли? Это не ты, случайно, по воскресеньям в «Кривом зеркале» выступаешь? Мы с товарищем любим хорошую шутку, но только не в такое время и не в таком темном месте. Так что давай перейдем к теме нашего разговора, пока я не разозлился по-настоящему!
– Погоди, начальник! – зашипел Ковер, вертя головой, как человек, у которого слишком туго затянут галстук. – Мы же ни о чем с тобой не договаривались. Я сказал: может быть. Думал, сумею узнать, а не сумел. Извини, начальник!
– Ты меня за полного идиота держишь? – изумился Крячко. – Это ты в такую даль притащился, чтобы просто передо мной извиниться? Может, ты за это извинение рассчитываешь две сотни получить?
– Не надо мне денег, – тоскливо сказал Ковер, продолжая озираться по сторонам. – В натуре, давай забудем, а? Ну, не сложилось!
– Ах, ты!..
Казалось, в следующую минуту Крячко вытряхнет душу из своего информатора. Но тут Гуров крепко взял друга за плечо и негромко сказал:
– Охолонись! Неужели ты не понимаешь, что ехал он сюда не затем, чтобы сказать «извините»? Ехал он сюда, как вы и договаривались, по делу, но в дороге с ним что-то случилось. Так ведь, Ковер?
– Может, и так, начальник, – утомленным голосом произнес Ковер, обвисая в руках Крячко, как сдутый воздушный шарик. – Жизнь, она такая – полоса белая, полоса черная.
– Ты нам теперь притчи будешь рассказывать? – сердито спросил Крячко, отпуская, однако, вора на волю. – Раз пришел – значит, выкладывай информацию. А то я тебя сейчас быстро арестую – за полтора грамма кокаина. Этого хочешь?
– Ты, начальник, наверное, думаешь, что страшнее твоего ареста ничего на свете нету, – криво усмехнулся Ковер, отряхивая пальто. – Да и не пойдешь ты на такое. Это я тебе, может, не известен, а про вас братва все знает. Не станете вы улики подбрасывать, потому что по старым принципам живете. Я вас уважаю, но, знаешь, как говорят, своя рубашка ближе к телу.
– Значит, и правда, что-то ты почуял, – заключил Гуров. – За тобой следят? Лучше сразу скажи, чтобы избежать неприятностей. А то у нас это обычное дело. Вы жеманитесь-жеманитесь, а потом ваши трупы...
Что происходит потом с трупами, Гуров объяснить не успел, потому что в этот момент откуда-то сбоку от бетонной коробки мертвого здания прозвучал скрип то ли железной проволоки, то ли слежавшегося снега, а потом размеренно хлопнули подряд два выстрела. Ковер вскрикнул и, схватившись за бок, стал крениться вправо. Полковник Крячко подхватил его под мышки и как котенка швырнул в жерло огромной трубы, возле которой они стояли. Затем он и сам нырнул туда.
Гурову в лицо брызнула ледяная крошка. Над ухом свистнула пуля. Он нырнул вниз и, спрятавшись за какой-то балкой, лихорадочно стал нащупывать под курткой и пиджаком лежавший в кобуре пистолет.
Стрелявшие на миг остановились. Они находились метрах в тридцати от Гурова и, наверное, не были уверены в положительных результатах своих усилий. Наскоро посовещавшись, а точнее, перекинувшись двумя-тремя обрывочными фразами, они рассыпались и хищным звериным шагом помчались туда, где прятался Гуров. Он наконец сумел выхватить из-под одежды оружие и сделал предупредительный выстрел в воздух.
– У него волына! – разочарованно крикнул кто-то из нападавших, и, точно услышав долгожданную команду, все они повернули назад.
Через несколько секунд вся банда могла исчезнуть в сумрачных недрах заброшенного завода.
– Лева! – прошипел откуда-то из-под руки полковник Крячко. – Наш стукач готов. Не знаю уж, что там у них за Робин Гуд, но, похоже, пуля в сердце попала. В общем, скончался Леха-Ковер, а мы остались у разбитого корыта.
– Что выросло, то выросло, – мрачно сказал Гуров. – Теперь нам с тобой главное – самим под пулю не попасть. Я это к тому, что этих брать надо во что бы то ни стало. Иначе завтра мы будем выглядеть полными дураками. Сходили, называется, на свидание!
– Я в обход! – деловито сказал Крячко, вскакивая и бросаясь вдогонку за бандитами. – А ты пока пугни их, Лева!
Он побежал куда-то в сторону, огибая сваленные в пирамиду трубы и исчез. Гуров поймал на мушку растворяющуюся в сумраке фигуру и нажал на спусковой крючок. Бабахнул выстрел. Фигура неуклюже подпрыгнула, присела и пропала из виду. Две другие бросились к ней и попытались сдвинуть ее с места. У них это получилось не сразу. Они тревожно оглядывались.
«Нападение на представителей власти, плюс убийство, скорее всего, преднамеренное – с таким букетом вам, ребята, на мой гуманизм рассчитывать нечего! – сердито подумал про себя Гуров и с осторожностью стал приближаться к беглецам. – Кто бы вы ни были, а отвечать вам придется! Обнаглели, сволочи! Хватаются за пистолет, как за коробку спичек! Но уж раз пошла такая пьянка, то режь последний огурец!»
Он уже был совсем близко от убегающих бандитов. Хотя назвать их убегающими сейчас можно было с натяжкой. Сейчас двое их них пытались сдвинуть с места третьего, который, сидя на грязном снегу, вяло отругивался и отталкивал своих спутников, потому что пуля Гурова все-таки задела его.
– Нога! Тише, говорю, нога! Ой-ей! Осторожнее, падлы!
– Какая нога, придурок! Сваливать надо! – убеждали его.
Один из убегающих, увидев, что Гуров совсем близко, запаниковал и побежал в одиночку, нырнув в здоровенную трубу, которая перегораживала половину двора. Напоследок он еще и выстрелил. Наверное, в стальной трубе он чувствовал себя в безопасности. Пуля, которую он выпустил, взвизгнула под ногами у Гурова и принялась скакать между металлических и каменных обломков, валявшихся кругом.
Другой бандит в сердцах пнул своего раненого приятеля и тоже бросился в сторону, но уже в противоположную.
– Куда, суки! Не бросайте меня! – завопил раненый, корчась на асфальте и пытаясь встать. – Да подождите же, волки, я с вами! – орал он, проявляя при этом непоследовательность: ведь он только что отказывался куда-либо идти.
Однако, несмотря на все его усилия, ноги отказывались его держать, и после нескольких безуспешных попыток устоять, бандит с руганью и воем грохнулся обратно на землю. Гуров пробежал мимо него, не обращая внимания. Этот все равно не мог далеко уйти. Нужно было догонять второго. Тот шпарил вдоль высокого забора, не смущаясь тем, что повсюду были нагромождены какие-то проржавевшие металлические узлы и трубы, о которые в любую минуту можно было переломать не только ноги, но и все остальные кости. Видимо, он знал, в каком месте есть проход в бетонной стене, и мчался сейчас к нему. Гуров оглянулся. Кроме стонущего и причитающего раненого, никого видно не было. К счастью, убегающий от Гурова человек не имел при себе огнестрельного оружия. Но у него было преимущество, которое он не собирался упускать. Бандит добежал до места, где в заборе оказалась железная калитка, рывком распахнул замерзшую скрипучую дверь и выскочил на улицу. Калитка лязгнула и закрылась перед самым носом Гурова.
Одним махом открыть ее снова не удалось, а когда Гуров вслед за бандитом выбежал на улицу, там уже никого не было. Отчаянно вертя головой, Гуров побежал в одну сторону, потом вернулся, заглянул в несколько темных углов – напрасно.
– Ушел, гадюка! – с досадой пробормотал Гуров, ударяя кулаком по твердой, как скала, стене.
Но переживать по этому поводу было некогда – будто в ответ на удар Гурова из-за забора прогремел приглушенный расстоянием выстрел. Гуров бросился обратно. Он представил себе самое скверное – беспомощного Крячко, сидящего на холодном асфальте, залитого собственной кровью...
Как это обычно бывает, страшные фантазии на деле оказались просто фантазиями. Когда Гуров вернулся на то место, откуда начал погоню, его ждали два приятных сюрприза. Раненный им в ногу бандит, заметив приближающуюся фигуру Гурова, уже издали льстиво крикнул:
– Обратите внимание, гражданин начальник, я сопротивления не оказывал! Хотя, напротив, пострадал от ментовской пули. Можно сказать, невинно. Моей вины тут вообще нету. Я просто компанию поддержать. Мне сказали, что стукач завелся и разобраться с ним надо – я и пошел. Стукачей нигде не любят, сами знаете...
Он тянул к Гурову руку, точно прокаженный, увидевший мессию. Но Гуров сейчас даже не обратил на него внимания, потому что увидел впереди силуэт друга, живого и здорового, да еще и волокущего за собой упирающегося пленника. Впрочем, упирался тот больше для проформы, желая сохранить лицо, потому что Крячко был явно сильнее и тяжелее его килограммов на двадцать пять, и к тому же уже успел надеть на бандита наручники.
– Напоследок шмальнул в меня, гад! Сморчок весенний! – с веселым негодованием сообщил Крячко. – Из трубы прямо на меня выскочил и шмальнул. Но, видать, сам так напугался, что с двух метров не попал. А я ему подножку, руку на излом, оружие на землю и самого мордой в асфальт. Главное, что улика теперь налицо – пистолетик-то я прибрал. С пальчиками, между прочим. Молодец, без перчаток работает, мороза не боится, настоящий мужик!
«Настоящий мужик», субтильного телосложения, был весьма неплохо одет и на громилу из подворотни походил мало. Но когда Гуров присмотрелся к его физиономии, то с удовлетворением понял, что в руки им попался тот, кого они, собственно, и хотели найти. Перед ним стоял Паук собственной персоной. Он был мрачен, прятал глаза и сопел.
– Ну так, – объявил Гуров. – Мы тебя искали, чтобы мирно поговорить, а ты подставился по полной программе. Человека убил, в представителей власти стрелял... Оружие, которым совершено убийство, – вот оно. Ну и что будем делать, Паук?
Поняв, что инкогнито его раскрыто, Паук не сделался разговорчивее. Он только глубоко задумался, и постепенно на лице у него все яснее обозначалось выражение глубокой досады. Похоже, он только теперь стал понимать, какого свалял дурака.
– Зачем искали-то? – наконец мрачно спросил он. – У меня с законом никаких осложнений. А насчет убийства, его еще доказать надо. Может, это самооборона была? Он меня грозился замочить. И свидетели найдутся.
– Свидетели, точно, найдутся без труда, – согласился Гуров. – Вон один сидит, а второго ты, надеюсь, сам назовешь. А то ведь совсем никаких шансов оправдаться у тебя не будет. Будет все, как я сказал. Не тешь себя пустыми надеждами.
– Ты зачем же, дурашка, Леху-Ковра пришил? – спросил Крячко, дергая Паука за воротник пальто. – Мозгов у тебя совсем нету, что ли?
– Да я что, думал, что оно вот так получится? – неожиданно зло сказал Паук. – Мне намекнули, что Ковер про меня интересуется, хотя у нас с ним никаких дел отродясь не было. Ну я и подумал, что обрезать ему язык надо. Откуда же я знал, что так оно получится? Вы бы на моем месте...
– Мы на твое место не претендуем, – усмехнулся Крячко. – Незавидное местечко. А ты бы, прежде чем делать, головой иногда думал бы. Не прикончил бы Ковра, так сейчас просто бы потолковал с нами пять минут, да домой пошел.
– Смотря о чем, – вновь мрачнея, сказал Паук.
– Ты не так давно железнодорожника одного разыскивал, – сказал Гуров. – По фамилии Трунин. Зачем?
Хмурая физиономия Паука просветлела. Этот вопрос его явно не смущал. Он не видел в нем ничего для себя опасного.
– А, так это меня один человек попросил. Мы с ним в боулинг вместе играли, пиво пили. Культурно проводили время, короче. Вот он мне и рассказал, что один мужик к его жене клинья подбивает. Ну, типа, ему часто из дома отлучаться приходится по делам, а она хвостом крутит. И вот вроде с этим хмырем. Мне, говорит, неудобно светиться, мало ли чего... Вот и попросил разузнать про его обстоятельства жизни. А чего?
– А ничего, – ответил Гуров. – Будешь нам сейчас мозги пудрить, что не знаешь, как найти этого человека? Как и где вы встречались?
– В клубе для боулинга. Но он туда уже вторую неделю не ходит, – сказал, немного подумав, Паук. – Где живет – не знаю, говорю сразу.
– Ну, Паук, держись! – тяжко вздохнув, промолвил Крячко. – Сейчас я из тебя масло жать буду. Не знает он!..
– Правда, не знаю, – быстро ответил Паук. – Но у меня есть номер его мобилы.
Глава 5
Анатолий Дмитриевич Кащеев, чиновник из отдела культуры, вернулся из столицы в Раменское около восьми часов вечера. День был воскресный, и визит Анатолия Дмитриевича в столицу носил неофициальный характер. Но вопросы он сегодня решал основополагающие, круто меняющие его судьбу и карьеру. Анатолию Дмитриевичу удалось сегодня встретиться с весьма влиятельными людьми и произвести на них самое благоприятное впечатление. Теперь вопрос о его переводе в федеральное министерство можно было считать решенным. Осталось только выполнить формальности, дождаться официального решения, но это ожидание было сладким, его можно было назвать предвкушением новой жизни. Перейти на абсолютно другой уровень существования – это не гусь чихнул. Конечно, пришлось приложить много сил, провести огромную подготовительную работу, да что там греха таить, пришлось умасливать и склонять на свою сторону массу людей, пришлось идти на всякое. Чистоплюи могут осуждать его, но по-человечески он прав. Может быть, он не сохранит ангельскую чистоту, но зато обеспечит благополучную жизнь и себе, и своим детям и внукам. Это важнее. Ангельская чистота нужна на небе, а на земле нужно кое-что попрочнее, посущественнее. Нужны деньги, возможности, перспективы, власть, недвижимость. Да мало ли о чем нужно позаботиться в этой жизни!