Записки питерского бухарца Саидов Голиб
– Простите, а где тут можно покурить? – вежливо поинтересовался я.
Симпатичная женщина лет сорока округлила свои глаза:
– Что Вы, что Вы! Здесь категорически запрещено курить!
И тут же, заговорчески подмигнув, и понизив голос, доверительно сообщила:
– Но, если очень хочется, то можете покурить в туалете, а я Вас покараулю…
– То есть? – не понял я.
– Ну, в общем, за 50 рублей я не только закрою глаза на это нарушение, но ещё постою на «атасе».
«Оба-на! – подумалось мне. – Приехали…»
Курить мне почему-то сразу расхотелось. Остался только какой-то неприятный осадок.
Ни слова не говоря, я с силой дёрнул дверь туалетной кабинки на себя. И тут же, следом за мною поспешила расстроенная уборщица.
– Тут нельзя курить!! – заверещала, было, она…
– Закройте сейчас же дверь с обратной стороны и оставьте меня в покое! – заорал я на неё, в свою очередь. – Я и без Вас знаю – для чего предназначены туалеты!
И сразу вспомнил про оригинальных американцев, которые вешают в подобных помещениях таблички следующего содержания: «Не бросайте окурки в наши писсуары, ведь, мы не писаем в ваши пепельницы».
Землячка нехотя повиновалась, нетерпеливо поджидая снаружи.
Едва я открыл дверь, как она в ту же секунду ворвалась в туалет и стала водить своим длинным носом во все стороны:
– Не курил? Нет? – подозрительно осведомилась она, перейдя, почему-то, уже на «ты» и усиленно втягивая в себя ароматы сортира.
Я зло захлопнул дверь и с грустью направился к своей ручной клади.
Амир
Директор коммерческой фирмы «Токмас» Анна Олеговна Змеенкова давно поняла, что гастарбайтеры – это самый идеальный контингент. Во-первых, они трудолюбивы и не чураются никакой грязной работы. Во-вторых, за сущие гроши они готовы работать с раннего утра до позднего вечера. В-третьих, они юридически безграмотны и бесправны и, следовательно, им не взбредёт в голову качать свои права или бежать кому-либо жаловаться. Ну, и конечно, самое главное – на них можно неплохо сэкономить.
Она по-деловому, со знанием дела подошла к своей работе. Для того, чтобы содержать в надлежащем виде пятиэтажное здание культурного центра, требуется немало средств и рабочих рук. Энергичная предпринимательница сумела выбить на эти цели, довольно кругленькую сумму от городских властей, которые, в свою очередь, преследовали свои политические интересы: пусть теперь попробуют обвинить власть в том, что она не заботится о культуре.
Затем было составлено две ведомости: одна вполне официальная, для проверяющих органов, а вторая – для внутреннего пользования и обслуживающего персонала. Каждый из вновь нанимаемых на работу сотрудников был заранее уведомлён о том, что при получении зарплаты, он автоматически обязан расписываться в обеих ведомостях. Разница шла в карман предприимчивому директору, которая за полгода умудрилась пересесть из подержанной иномарки в новенький «джип».
– Будьте начеку! – предупреждала она новичков. – В случае чего – вы мгновенно снимаете с себя униформу и представляетесь случайными слушателями или гостями нашего центра, ясно?!
Неприятностей с законом иметь ей вовсе не хотелось…
Амир гордился, что работает в самом центре культурной столицы. В обязанности двадцатилетнего гастарбайтера из Узбекистана, входила чистка ковровых дорожек. Целый день он торчал в прачечной, занимаясь химчисткой. Кроме того, в любое время дня его могли оторвать от основной работы и направить на любой другой участок, где срочно требовались рабочие руки. Естественно, он безропотно выполнял любые указания начальства. Ещё бы: где бы он мог заработать целых 20 тысяч рублей?
Неважно, что практически всё своё время он проводил на работе, выкраивая для сна по 4 – 5 часов в сутки. В конце концов, он приехал в Россию не на курорт, не прохлаждаться, а чтобы заработать денег на свою же предстоящую свадьбу. Чтобы такие деньги добыть у себя на родине, ему пришлось бы без выходных работать круглый год. А тут… подумаешь…
Правда, ежедневный недосып всё же давал о себе знать: сказывалась усталость, общее недомогание по утрам и какая-то непонятная вялость в конечностях, в конце рабочего дня. Однако, желание поскорее уснуть заглушало боль в измождённом теле и вскоре действительно сон брал своё.
Следует отметить, что помимо прочего, Амир почти никогда не разлучался с пылесосом, который как бы прирос к его спине: ежедневно, как только находилась свободная минутка, он обязан был чистить многочисленные дорожки и ковровые покрытия, находящиеся в огромном здании культурного центра.
Мать его – худосочная 40-летняя женщина, которая выглядела на все пятьдесят, работала здесь же, уборщицей. Впрочем, в её функции также входило немало обязанностей, что являлось вполне типичным для всего штата завербованных рабов. Ибо, каждый из них являлся универсальным многостаночником, совмещая ради куска хлеба и крыши над головой несколько смежных профессий. Диля с радостью бы поменяла эту адскую работу, но выбора не было. К тому же, успокаивало то, что сын находился рядом, что называется, на глазах.
В тот злосчастный понедельник необходимо было срочно повесить выстиранные и проутюженные шторы и занавески в концертном зале. Сделать это было непросто, поскольку окна были шестиметровой высоты, а потому Амиру пришлось взбираться на шаткую стремянку. Стоя на самом верху, он с трудом дотягивался до карниза, нанизывая петли на крючки. В какой-то момент, рука неожиданно сорвалась с крючка и парень, потеряв равновесие, с огромной высоты полетел вниз.
Раздался истошный женский крик, после чего весь обслуживающий персонал, мгновенно прекратил работу, кинувшись к несчастной жертве. Бедный парень бился в конвульсиях рядом с причитавшей матерью, которая голосила, не зная, что делать и как помочь сыну. Кто-то уже вызывал по мобильнику «скорую».
Вдруг, в помещение, словно фурия, ворвалась взволнованная Анна Олеговна и, подскочив к корчившемуся на полу телу, стала стаскивать с него униформу.
– А-а!! – закричала пуще прежнего, бедная мать, протягивая свои руки к директору, пытаясь её остановить.
– Замолчите немедленно!! – прикрикнула, в свою очередь, та на несчастную женщину и, обратившись к толпе, сурово приказала: – А ну, живо по местам!
Народ покорно стал расходиться…
– Амир, ты меня слышишь?! – шлёпая по щекам, наклонилась к несчастному мальчику, директор. – Если они тебя спросят, скажи, что ты сюда совершенно случайно зашёл – просто, посмотреть, понял?! Ты меня слышишь?!
Рядом, распластавшись на полу, выла убитая горем мать, перекатываясь из стороны в сторону.
– Дайте ей срочно воды и выведите отсюда! – скомандовала Анна Олеговна своим подчинённым, продолжая теребить не пришедшего в сознание Амира. – Ты меня слышишь?! Запомни: ты здесь не работаешь… ясно?!
…Через месяц, мать Амира явится за зарплатой сына.
– Я ничего не знаю: пусть он сам ко мне придёт, и тогда поговорим. – заявила предпринимательница, узнав, что парень остался жив.
– Но он не может встать! – слёзы непроизвольно навернулись на глаза несчастной Дили. – И потом: я, всё же, его мать…
– Я дважды не люблю повторять! – ледяным тоном отрезала директор, устраиваясь удобней в свой «джип» и хлопнув дверцей перед самым носом Дили. – Вы и так уже мне столько нервов поистрепали…
Новенькая иномарка резко тронулась с места, обдав гастарбайтершу облаком пыли и выхлопных газов, исчезнув вскоре совсем из виду.
Будни гастарбайтеров
Типичное питерское кафе-магазин, штат которого почти наполовину укомплектован гастарбайтерами и пенсионерами. Однако все люди вполне добросовестные, трудолюбивые, с известными представлениями о морали, долге, чести и так далее…
Нам, с Лидией Александровной – пенсионеркой с солидным стажем, но ещё очень даже «живой» и энергичной – каждый день приходится заготавливать салаты и полуфабрикаты для кафе. Забирают их у нас каждое утро две сестры (родом из Самарканда), которые обслуживают очень привередливых клиентов в одной из стоматологических поликлиник города.
Почти каждое утро одно и то же:
– Нет, Вы себе представляете, Лидия Александровна? – усталым голосом жалуется моей напарнице одна из сестёр. – Мы и так, уже не знаем – как им угодить: каждый день придумываем что-нибудь новое, оригинальное, чтобы не повторялось; жарим прямо у них на глазах; всё свеженькое, с пылу, с жару… бл#ть, дома так не готовишь, а они? Ссуки! – не в силах более сдерживать себя, срывается Татьяна. – Надоело уже… достало… и бросить не могу.
– Ну что ты, Танюшка, успокойся: не обращай внимания. – Как может, старается утешить её старушка, сама уже вконец уставшая от однообразной и невыносимой работы. – Нам с тобой без работы никак нельзя. Надо стиснуть зубы и молчать. А эти… Чем больше стараешься, тем больше выпендриваются. У них денег-то немерено: где-нибудь в ресторане, поди, так деньгами швыряются, что даже не считают, а тут, где всё дёшево, качественно и вкусно, не знают, до чего бы придраться.
– Нет, ну вот, Вы сами посудите – продолжает изливать свою душу Таня. – Вот, вчера, например: подходит одна из них и, тыча пальцем в витрину, спрашивает: «А это свежее?» (скорчив физиономию и передразнивая). Ведь, прекрасно знает, что свежее! «Покажите. Переверните. Ой, я её не буду: Вы руками взяли!» П#зда: будто не видела, когда я её жарила. Чем же её брать, как не руками? А тут, видите ли, брезгует…
– Ага, ага – поддакивает Лидия Александровна, полностью разделяя Танюшкино негодование. – Ишь, мы какие! Нет, ну надо же! А дома-то, у себя, небось, когда кое-что обеими руками берет, так это – ничего, да?!
Тут мы все прыскаем со смеху, и плохое настроение у сестриц в момент улетучивается.
Вот, что значит возраст и опыт: вовремя внести разрядку. И сестры вновь готовы к ещё одному тяжёлому и изнурительному трудовому дню.
«Железная женщина»
Маленькая, но шустрая Мунира, прикованная «мойке» – одна из многих моих землячек-гастарбайтеров, приехавшая в Россию, в поисках работы. На вид, ей от силы, можно дать лет 25 – 27, хотя, судя по тому, что у неё двое взрослых детей (6-летний сын, находящийся при ней, в Питере и 12-летняя дочь, оставленная в далёком Таджикистане), можно догадаться, что это уже далеко не молодая мать. При этом, работает она без устали, по 12 часов в сутки, но самое поразительное – без выходных.
– Неужели, ты не устаёшь?! – обращаюсь я к ней, во время короткого обеденного перерыва. – Ведь, тебе могут дать выходной!
– Что ты, что ты: не надо мне выходных! – округляет в испуге свои черные восточные глаза помощница и, как бы обращаясь к себе самой, переходит на шёпот. – Что я сюда, на отдых приехала, что-ли…
– Но ведь, тяжело работать ежедневно! – не унимаюсь я. – Никакие деньги не стоят подорванного здоровья! Так и недолго сломаться можно…
– Ничего… – успокаивает меня подруга и расплывается в широкой улыбке. – Я «темир-хотин»!
– Чего-чего?!
– «Железная женщина»! – поясняет Мунира и, не выдержав, заливается смехом.
И я замечаю озорные искорки в её чёрных глазах.
На самом деле, она – конечно же – устаёт, хотя старательно и пытается скрыть это от окружающих. Особенно, от начальства, которого она боится, чтит и боготворит. Где ещё она сможет заработать целую тысячу долларов в месяц?! И неважно, что помимо своей основной работы, приходится мыть полы, убирать мусор и прочее. Мыслимо ли, найти такие деньги там, на родине? Кто поможет вырастить и поднять на ноги детей, дать им достойное образование, наконец, справить ту же самую свадьбу, на которую, как правило, уходят немалые деньги? Мужу одному не справиться.
Кстати, супруг её также, на какой-то стройке в Питере, подрядился таскать кирпичи. Но у него, по крайней мере, существуют два законных дня, позволяющие отдохнуть и прийти в себя. А тут…
Однако, Мунира не жалуется. Более того, она счастлива, что работает в таком престижном месте, в самом сердце северной столицы.
До нового года остаются считанные дни. Тут, я вдруг вспоминаю, что несмотря на то, что работаем мы по графику, 1 января – это официальный выходной не только для бюджетников, но даже и для нашего трудового коллектива.
– Мунира! – радостно обращаюсь я к ней. – А ведь, 1 января мы все отдыхаем, представляешь?! В том числе и ты!!
– Да?! – не верит своим ушам моя помощница, но буквально в следующую секунду, улыбка сходит с её лица, а уголки губ опускаются вниз. – Эх, жалко…
– Не понял: кого тебе «жалко»? – недоумённо вопрошаю я.
– Не «кого», а «чего»! – поправляет меня землячка, после чего расстроенно произносит. – Надо же: целый рабочий день пропадает впустую…
Родственные души
– Говорите по-русски! – всякий раз возмущается Надя (моя коллега по цеху), застав меня за очередной беседой с земляками-гастарбайтарами, которые составляют чуть ли не треть штата работников нашей столовой.
– А шо цэ такэ?! – недоумённо вопрошаю я, подыгрывая сотруднице. – ПочЕму?
– Потому! – коротко и сурово разъясняет несознательному товарищу Надежда – Потому что, мы находимся в России!
– А чуваши и удмурты где по Вашему находятся? – невольно вырывается у меня. – А буряты, якуты, калмыки…
Про Татарстан, Башкортостан и Кавказ я сознательно не упоминаю, заранее предвидя, во что может перерасти наш спор.
И вообще, с недавних пор, я заметил за собой одну удивительную странность: то есть, поймал себя на мысли, что всячески стараюсь избегать так называемых щепетильных тем, после которых на душе остаётся привкус какой-то горечи от осознания того, что сколько ты тут не хрипи… сколько ни доказывай, тебя всё равно добьют самым главным аргументом, вот этой самой «кувалдой» – «А потому!»
А посему, предвидя возможные трения, я мгновенно пытаюсь перевести русло разговора в сторону юмора. Ну, люблю я когда люди смеются и улыбаются друг другу!
Прошёл год. Надежда уже свыклась с присутствием иностранной речи в исконно русской столовой, давно махнув рукой на безуспешные попытки перевоспитания. Правда, пару раз, всё-же было… видимо, когда мы чересчур (по её мнению) начинали забываться:
– Вы опять говорите не по-русски?! – приняв патриотическую позу, гневно осведомлялась она.
После чего, уровень громкости и накал восточных эмоций заметно снижался. Минуты на две – три…
Со временем, наши роли с Надеждой кардинально поменяются, и вот, уже я начинаю подначивать над своей коллегой.
– Подай, пожалуйста, нож! – обращается ко мне Надя.
На что я, округлив глаза и в ужасе обхватив руками голову, обращаюсь к Мунире:
– Нет, ты слышала?! Она всё ещё говорит по-русски!!
Постепенно, раздражение сменилось на… любопытство и некую заинтересованность.
Каждое утро, прежде чем отдать на раздачу то или иное блюдо, мы с Мунирой проводим тщательную инвентаризацию продуктов, проверяя последние на свежесть. Мунира – это моя помощница, работающая на «мойке».
Диалог, как правило, немногословный.
– Ин чи? («Это что?» /тадж./) – вопрошает она меня, доставая остатки вчерашних котлет, которые скукожились и высохли до неузнаваемости.
– Партет! («Выбрасывайте!») – коротко роняю я.
– Ина чи? («А это?») – доставая пластиковый контейнер с салатом.
– Ин хам, партет! («Это тоже, выбрасывайте!») – принюхиваясь, выношу безжалостный вердикт. – Ин кўйна…
– Ой, а что ты только что произнёс? – оживляется вдруг Надя, внимательно следившая за нашим диалогом.
– Я сказал, чтобы она выбросила салат… – с недоумением оборачиваюсь к коллеге.
– Нет-нет! Последнее слово повтори, пожалуйста!
– Кўйна… То есть, «старый»… «испорченный».
– А-а… ну, да конечно – загадочно улыбается Надюша, и с восхищением подтверждает. – Надо же, насколько, оказывается, родственны и близки по смыслу и произношению наши языки: и в самом деле – «#уйня»!
Живые несуны
Полагаю, что не сделаю великого открытия, если подтвержу верность распространённого мнения о том, что плох тот повар, который не может сэкономить и не принести хоть что-нибудь в дом. Во всяком случае, за свою тридцатилетнюю практику, мне ни разу так и не удалось опровергнуть данный тезис, столкнувшись хотя бы с одним «идеальным» поваром. Ну, бывает… не повезло, видимо…
Естественно, речь идёт не о мишленовских звёздах и асах мировой кулинарии (с их высокими гонорарами и прочее), а о простых смертных – рядовых работниках многочисленных ресторанов, кафе, бистро и столовых…
На худой конец, в конце рабочего дня всегда остаётся какая-то часть невостребованной клиентами продукции, внешний вид которых, назавтра уже будет, мягко говоря, не совсем товарный. Что-то, идёт в переработку, что-то, можно пустить на утро, а что-то – просто, списывается (остатки салатов, отварные сосиски, котлеты, которые весь день пролежали на мармите…). Словом, «несчастному бедному рыцарю» от кулинарии всегда найдётся – чем поживиться.
В этой связи, невольно вспомнилась одна история, когда ко мне в гости приехал старший брат.
Как всегда, придя с работы, я стал разбирать сумку с продуктами, приобретёнными в нашем небольшом гастрономе, по соседству с домом. А заодно, извлёк свёрточек из фольги, с тремя домашними котлетками и маленький пищевой контейнер, с тушёной капустой.
– Что это? – удивился брат.
– А-а… так… – замялся я слегка – Не обращай внимания. Это я с работы принёс. Кстати, сейчас перекусим, пока будет готовиться основное блюдо.
– Так ты, оказывается, «несун»! – затрясся от смеха брат, вспомнив наше советское прошлое.
– Несун… – вынужден был согласиться я. – ещё какой несун.
А вспомнил я эту историю потому, что на днях произошёл ещё один забавный диалог, между нашей мойщицей Мунирой и моим напарником по цеху Володей – грузным мужчиной из Тирасполя, которому уже под «полтинник».
Мунира – это настоящий робот, который, помимо своих основных обязанностей, безропотно и безотказно помогает всем сотрудникам, без исключения. Понятное дело, каждый как может, старается отблагодарить неутомимую и добросовестную гастарбайтершу.
– Чё бы, тебе дать такое… – вслух размышляет Володя, в конце рабочего дня.
– Я салат хочу дома сделать… – подсказывает ему Мунира и тут же, скромно опустив глаза, пытается пояснить на своём неважном русском – Дай мне два огурца: один солёный, другой – «живой»!
При этом, букву «ж» она произносит как-то по-особенному, на восточный манер (своеобразный симбиоз букв «ч» и «ж»).
Пока Володя, вытаращив на неё глаза, силится напрячь свои мозги, я, не удержавшись, громко роняю:
– Мунира, отстань от Володи: у него там уже, давно, не «живой», а мёртвый огурец…
В следующую секунду, взрыв хохота сотрясает театральную столовую. Причём, больше всех смеётся Мунира.
После чего, мы вновь готовы к нашим очередным нелёгким трудовым будням.
Когда бессильны мать и отче…
Меня уже давно не удивляет тот факт, что чуть ли не половина штата пищеблока укомплектовано гастарбайтерами – выходцами из среднеазиатских республик. С трудом изъясняясь по-русски, они – тем не менее – за гроши готовы безропотно выполнять любую работу, за которую, кстати, не возьмётся ни один нормальный россиянин. На что только не пойдёшь от безысходности… Однако пусть это останется на совести российского работодателя, алчного до денег.
На днях, в очередной раз, поменялось руководство столовой. Как и следовало ожидать, тендер выиграли жёсткие крутые пацаны, перехитрившие своих конкурентов в нелёгкой борьбе за тёплое место под солнцем. Естественно, нас – весь штат рядовых сотрудников – сдали с рук на руки, как обыкновенных рабов, под расписку. Про подробную процедуру, промолчу – стыдно…
Как известно, всё познаётся в сравнении. Так вот, с приходом новых директоров, кураторов, заведующих производством, шефов и их многочисленных заместителей, бывшее начальство, на которое мы в своё время вполне справедливо роптали, показалось нам ангельским сообществом херувимов. И если раньше, на каждого работающего повара приходилось по надсмотрщику, то со сменой власти количество дармоедов увеличилось вдвое. Но и это ещё – полбеды. Настоящая беда оказалась в несостоятельности и некомпетентности людей, назначенных на столь ответственные посты. Зато, амбиций – выше крыши.
Однако, ближе к делу…
Новая заведующая производством, напоминающая своими манерами известную Салтычиху, едва вступив в должность, легко расправилась со своими прежними коллегами по статусу, заставив последних уволиться чуть ли не на следующий день. Причём, все формальности, умудрились оформить за день. Повара в шоке. Несчастные гастарбайтеры, которых и так было не слышно, забились по своим углам, с удвоенной энергией отдавшись работе. Тем не менее, в один из дней, очередь доходит и до них.
Немолодая Диля, приехавшая на заработки из Таджикистана, работает в кондитерском цеху. По-русски, едва понимает, изъясняется же, и того хуже. Зато отменно печёт пирожки, ватрушки и прочую сдобу. Внезапно возникшая в проёме огромная фигура заведующей, застаёт Дилю врасплох, отчего та перестаёт вымешивать тесто, с испугом уставившись на начальство. Последняя, просканировав помещение на предмет нарушений и не найдя явного повода – к чему бы такому придраться – останавливает свой взор на руках женщины. И назидательно поучает:
– Для замеса теста, существуют перчатки: никогда не следует замешивать рукой! Это ты должна запомнить как «Отче наш»! Ясно?!
Несчастная землячка, поспешно кивает головой, выпучив от страха глаза и подставляя руки под кран.
Наконец, едва только заведующая переключается на очередную жертву, Диля подбегает ко мне и осторожно осведомляется:
– Очи кия, ин гуфт?! («Чью мать /она имела в виду/?!»)1
«Господи! – взвываю я к Всевышнему, закатывая глаза к потолку – Дай мне терпения и силы, вынести то, с чем поневоле приходится сталкиваться в наше удивительное время!»
День милиции
Умед работал на вещевом рынке: таскал огромные тюки и баулы с нехитрым товаром.
Сегодня повезло: в восемь вечера он уже был свободен. Хозяин-азербайджанец отслюнявил ежедневную таксу – три сотенные бумажки, которые счастливый мальчишка, аккуратно сложив пополам, засунул себе в носки, под пятку.
Проходя мимо гастронома, Умед с трудом удержал себя от покупки аппетитной жирной баранины, разложенной дразнящим веером за стеклянной витриной.
«Ничего, ничего… – успокаивал он сам себя, с трудом отводя взгляд от манящего прилавка, – плов пока может и подождать. Вот, поднакоплю ещё немного и к концу недели можно будет устроить небольшой праздник живота.»
– Эй, куда спешим?! – прервал гастрономические размышления окрик сзади.
Парень мгновенно притормозил и резко повернулся: в трёх-четырёх метрах от него стоял милиционер. Тяжело вздохнув, несчастная жертва обречённо уставилась на своего извечного преследователя. Но, уже в следующую секунду, Умед заставил себя внутренне собраться.
– Что такое? – состроил он недоумённое выражение. – У меня все документы в порядке, товарищ сержант.
И, поспешно сунув руку во внутренний карман куртки, гость извлёк целлофановый свёрток с многочисленными бумажками, среди которых особо выделялся зелёный паспорт гражданина Узбекистана.
– А мне твои документы ни к чему! – грубо оборвал его мент, тем не менее (на всякий случай), быстро пробежавшись профессиональным взглядом по бумажкам. Убедившись, что придраться и в самом деле не к чему, страж порядка безо всяких предварительных намёков, откровенно и нагло потребовал развязным тоном:
– Деньги давай!
– У меня нет денег… – начал было оправдываться парень, но сержант его нетерпеливо перебил:
– Слушай сюда, ты! – и, резко наклонившись к самому лицу, выдохнул: – А ну, быстро: какое сегодня число?!
– Десятое ноября… – пролепетал бедный мальчишка. Только сейчас он заметил, что мент был изрядно навеселе.
– Правильно… – расплылся в широкой улыбке сотрудник внутренних органов и внушительно пояснил: – День Милиции! Ясно?!
Парень обречённо кивнув, грустно уставился себе под ноги. Еле держась на ногах, гарант порядка с упрёком посмотрел на несознательную жертву, а затем продолжил своё нравоучение:
– И ты меня… в такой день… хочешь расстроить?! – он укоризненно покачал своей фуражкой, едва удерживая равновесие. – Не стыдно?
– Но у меня действительно нет денег – вновь попытался соврать Умед.
– Э-эх! – махнул с досады рукой правоблюститель и, повернувшись в сторону отделения милиции, расстроено произнёс: – Пошли! Не понимаешь по-хорошему… как знаешь…
От былого приподнятого настроения не осталось и следа. Умед покорно поплёлся за своим палачом на плаху, лихорадочно прикидывая – как он себя должен будет вести, что следует говорить и чего – категорически нельзя. По пути, он предусмотрительно отключил свой мобильник.
В отделении милиции, в «обезьяннике», скопилось уже внушительное количество таких же «правонарушителей». Парень коротко кивнул головой несчастным соплеменникам и стал покорно ждать своей участи.
В кабинете, куда его вызвали через пару часов, кроме знакомого ему сержанта, находился ещё один грузный лейтенант внушительной комплекции. Умед, по привычке, слегка потёр себе бока. Однако, на сей раз, обошлось без рукоприкладства. То ли «народу» было слишком много, то ли – и в самом деле – сказывался праздничный день…
Его тщательно обыскали, заставив раздеться. Сначала детально была изучена куртка: проверили все карманы, ощупали рукава и прокладку. Затем, тщательно обыскали и брюки, не забыв хорошенько обследовав ремень: обычно туда безмозглые гастарбайтеры пытаются спрятать свои деньги.
Наконец, парень остался перед пьяными сотрудниками милиции в одних трусах, носках и ботинках.
– Снимай! – устало бросил лейтенант, поглядывая на часы. Время шло к полуночи.
– Что – трусы? – не понял Умед.
– Трусы тебя заставят снять в другом месте! – не выдержав, расхохоталась туша. – Обувь снимай!
– Если б, ты только мог себе представить – как я обос#ался в тот момент – признался мне на следующий день Умед, рассказывая свои злоключения. – «Ну, всё! – подумал я, снимая ботинки, – если они сейчас заставят меня снять и носки, то… это будет конец!»
– Что было дальше? – еле выдавил я, представив себе жуткую картину сегодняшней реальности.
– А ничего – весело рассмеялся мой знакомый. – Вернули всю одежду, а затем этот толстый лейтенант потребовал, чтобы я позвонил кому-либо из знакомых и попросил, чтобы меня выкупили. Это обычный у них приём. Естественно, я ответил, что у меня здесь никого нет.
– Тогда звони на работу! – вмешался знакомый сержант.
– Я ещё не успел устроиться…
Наконец, в бессилии хлопнув кулаком по столу, толстый прослезился:
– Ну, неужели в наш праздник, ты не проставишься хотя бы бутылкой вшивого коньяка?! Хоть капля совести в тебе осталась?
Умед разжал свой кулак и показал блюстителям закона три смятых червонца.
– Это всё, что у меня есть, чтобы добраться до дому – жалостливо произнёс он, пытаясь сыграть на сочувствии к несчастному гастарбайтеру.
– Ну, что с тобой поделаешь? – процедил сквозь зубы мент, изымая несчастные «тридцать сребреников». – Ладно, повезло тебе, что у нас праздник… Пошёл вон! – Сержант грубо ткнул Умеда в спину. И, обратившись к напарнику, заключил:
– Хоть на пиво заработали…
– Следующий! – раздражённо рявкнул в сторону двери его коллега.
Грузин
Мой первый день работы в ресторане Мариинки, ознаменовался конфузом, о котором не очень-то приятно вспоминать.
– Вот, тут мы работаем… – широким жестом, пригласит меня на кухню шеф-повар. – Плита, конвектомат… словом, всё как обычно…
– Да-а… – собрав складки на переносице и попытавшись состроить умное лицо, протяну я, изучая новую для себя обстановку.
Уж, больно не хотелось, наткнувшись на какой-либо непонятный мне агрегат, ошарашивать своего молодого коллегу дурацким вопросом: «А это что такое?». Особенно, если учесть, что «этим», запросто могла оказаться, скажем, обычная вентиляционная труба или шахта лифта. Новое место работы меня устраивало по всем параметрам, и самое главное – в пяти минутах ходьбы от дома. О таком можно было только мечтать! Однако, я понимал, что соглашаться сразу – несолидно… Как-никак, не пацан из подворотни: преподаватель кулинарной школы «Шеф-повар», автор двух кулинарных книг… А потому, я старался держаться с достоинством, изредка кивая головой. Между тем, Михаил добросовестно продолжал знакомить меня со всеми помещениями и кладовыми ресторана.
– Здесь у нас холодный цех… Тут – раздача. А здесь, расположены холодильники и морозильные камеры для заготовок.
– А это что такое? – Вырвалось таки, из меня, когда мы поравнялись со стендом, на котором висело несколько листов, испещрённых мелким шрифтом.
– Ах, это… – Миша засиял своей очаровательной улыбкой и не без гордости разъяснил – Это театральная афиша на текущий месяц. Слева перечень предстоящих балетных и оперных постановок. Видите, вот здесь указано начало представления, а в этой колонке – окончание? Далее – время антракта между действиями, ну и снизу – соответственно – кто дирижирует…
– О-о! Сам Гергиев! – не удержавшись, восхитился я, словно маэстро, по меньшей мере, приходился мне, если не родственником, то – очень близким другом.
– Да – подтвердил Михаил. – Валерий Абисалович является достаточно частым гостем нашего заведения.
– Да ну?! Вот это да! – вырвалось у меня. И в ту же секунду, вспомнив про предыдущее место работы, я восторженно поделился своими планами вслух. – Надо будет, как-нибудь, непременно угостить его осетинскими пирогами! Он, ведь, осетин!
– Осетин, осетин… – согласился Миша, вновь обдав меня обаятельной улыбкой.
Я окончательно воспрял духом, бегло скользя по программке и демонстрируя обескураженному шефу свою эрудицию. Как ни странно, но этой самой эрудиции, в области оперы и балета, у меня хватило ровно на две минуты. После чего я позорно умолк. Однако, пауза затянулась неприлично долго, что заставило меня судорожно искать выход.
– О! А это что за «грузин»? – изумлённо уставился я на афишу, ткнув указательным пальцем в очередную строчку. «Гергиев» – понятно, «осетин» – ясное дело… Но, как мог сюда затесаться «грузин»?!
От неожиданности, мой коллега на целых десять секунд лишился дара речи. После чего, с трудом сдерживая смех, тактично пояснил:
– Вообще-то, это – Борис ГрУзин. – И, выдержав артистическую паузу, окончательно добил: – Между прочим, достаточно известный дирижёр!
Голубая луна
Тема так называемой «гомосятины» давно не давала мне покоя. По всей вероятности, только затем, чтобы выплеснув накопившееся и накипевшее, благополучно её забыть. Во-первых, сразу же обозначу свою позицию: в отличие от многочисленных соотечественников, готовых «расстрелять этих п#дарасов без суда и следствия», я весьма сдержанно отношусь как к самому факту их существования, так и относительно общей оценки, даваемой обществом применительно к данному феномену. Можно даже сказать, вполне философски, поскольку, явление это известно ещё с до сократовских времён.
Как вы уже вероятно догадались, мне также не удалось избежать общения с отдельными представителями этой специфической прослойки населения. Несколько перефразировав стихи Маяковского («Ведь, если звезды зажигают -значит – это кому-нибудь нужно?»), я бы, поставил вопрос так: «Ведь, если подобный феномен существует с незапамятных времён, то – следовательно – ЭТО для чего-то дано нам?!» Не знаю и не хочу копаться – почему и зачем: возможно, как некий урок, может быть, в назидание… Да, мало ли?! Какая разница?! Есть факт! И он – налицо. И мне остаётся лишь, принять его как данность, как явление, возникшее помимо моей воли. Тем не менее, подавляющее большинство, с негодованием поспешит отделить себя, от этой «аномалии», поскольку, оно чтит какие-то моральные и этические нормы, выработанные и выстраданные человечеством на протяжении нравственной эволюции. Но, что такое «мораль», «нравственность», «этика» и прочее.? Для кого-то, это – пустой звук, кому-то это кажется фикцией, заблуждением и т. д. Словом, тут – сколько людей, столько и мнений. Лично я, зафиксировал для себя три основных этапа, характеризующих эмоциональное отношение российского общества к данной проблеме: от сдержанного любопытства, восхищения, а затем – до неприятия, вплоть до жгучей ненависти. А посему, воздерживаясь от каких-бы то ни было однозначных оценок, всего лишь, постараюсь поделиться исключительно личными впечатлениями от тех встреч, что «подарила» мне Судьба. Таких историй было три.
Володя
«Пушистый светловолосый нежный ангел, по ошибке попавший в компанию чертей и дьяволят!» Вероятно, именно так можно обрисовать моего героя, работавшего в конце 70-х годов прошлого века в ресторане гостиницы «Бухоро», и его коллег-садистов, которые, плотоядно и завистливо щерясь на манящую аппетитную попку, вслух же, выражали полное презрение и откровенную неприязнь. Это уже потом, много лет спустя, вспоминая те далёкие советские времена, близкий приятель поведает мне жуткую историю: о том, как халдеи, «накачав» Володю изрядным количеством горячительного, всей командой, по очереди, «пропустят» его сквозь строй. А под конец, попытаются засунуть в задний проход несчастного бутылку из под минеральной воды. «Да, ну?!» – воскликну я, на что товарищ, в свою очередь, искренне изумится моей дырявой памяти, поскольку, об этой истории знала «последняя собака» в городе. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, поскольку, мне и в самом деле, обо всём доводится узнавать последним. И я стал припоминать, как и при каких обстоятельствах произошло наше первое знакомство с этим парн… э-э, пардон: скажем так – с этой личностью.
В те счастливые молодые годы, мне довелось стоять за барной стойкой Малого зала и обслуживать иностранных туристов. По негласной установившейся традиции, в сложной иерархической структуре «Интуриста», бармены занимали одно из самых высших и почётных ниш, а потому, официанты, которые самым тесным образом были связаны с ними, безмерно уважали «старших братьев», всячески пытаясь угодить нам. По утрам меня всегда ждал аппетитный завтрак, заботливо приготовленный одним из них. По своей рассеяности, я не сразу обращу внимание на тот факт, что меня – практически всегда – обслуживал один и тот же официант. Конечно – это был Володя. Милый, приветливый, обходительный – он постоянно излучал из себя какое-то доброе приветливое (я бы даже сказал – женственное) обаяние и готовность услужить. Причём, всё это выглядело совершенно искренне и от души. Поначалу, такое обхождение было приятным и даже радовало, однако, со временем, я стал замечать странные вещи.
Во-первых, ухаживания Володи стали приобретать всё более откровенные и мало понятные для меня формы: к примеру, подавая яичницу, он уже не просто, желал мне «приятного аппетита», но при этом, обязательно норовил погладить «своего кумира» по головке, либо нежно пройтись своей пухлой ладошкой по моей щеке; или же, поставив передо мной чашечку с чаем, с любовью и преданностью заглядывая прямо в глаза, милый дружок томным голосом недвусмысленно подчёркивал: «Это я заварил особым способом… специально для тебя», отчего, мне становилось немного не по себе, но врождённая вежливость и боязнь – причинить другому невольную обиду, заставляла меня всякий раз выражать ему свою признательность и благодарность.
Во-вторых, я стал замечать откровенные усмешки своих коллег по барной стойке и чувствовать за своей спиной неприятные шушуканья официантов. Наконец, я не выдержал и поделился накопившемся со своим напарником:
– Слушай, Саша, что всё это значит и чего он от меня хочет?!
– Отсосать у тебя он хочет: неужели, ты ещё не понял? – ошарашил меня своей «правдой-маткой» товарищ, поразившись, в свою очередь, столь редкой тупости и наивности.
«Оба-на!» – дойдёт, наконец, до меня. Подобный сценарий развития событий, естественно, в мои планы не входил, вдохновляя меня менее всего. А потому, с определённого момента, завтракать я предпочту дома.
А вскоре, меня переведут в филиал, расположенный в одном из старинных памятников архитектуры ХVI века – медресе Абдулазиз-хана, где, под расписными сводами сталактитов бывшего лекционного зала, разместится уютный бар. Однако, дневную выручку приходилось сдавать в кассу, расположенную в главном корпусе «Интуриста». Так, в один из дней, совершенно случайно, мне доведётся столкнуться в коридорах ресторана со старым знакомым. Перебросившись наскоро дежурными приветствиями, я позволю себе необдуманно ляпнуть на прощание: «Заходи в гости…» О чём тут же, пожалею. Поскольку, уже в следующую секунду, цепко схватив меня за рукав, Володя притянет к себе и страстно выдохнет: «Я обязательно приду!».
Пройдёт ещё два-три дня, когда порог «моего» бара перешагнёт нога Володи. Распаренный, лоснящийся, розовощёкий, с авоськой в руке, он плавно проплывёт на фоне полумрака, прямо к стойке. Усевшись по удобнее на барный табурет, прижмёт к себе авоську и обдаст меня своей очаровательной улыбкой:
– Ну, здравствуй, плут! Как видишь, я умею сдерживать свои слова!
Мне не оставалось ничего другого, как – улыбнуться и предложить ему чашечку кофе с коньячком.
– С превеликим удовольствием! – отзовётся гость и кокетливо отметит. – Какая у тебя тут интимная атмосфера!
От моего внимания не ускользнёт – как необычно он выглядел в тот вечер: ярко рыжие волосы были обильно набриолинены и старательно уложены на бок изящными «волнами», лицо, с редкими выступающими угрями, пылало огнём (особенно, щёки), а вместо рубашки, на нём сидела какая-то странная шёлковая косоворотка, кричащая своим затейливым орнаментом и ослепительно контрастными красками. «О! Первый парень на деревне, вся рубаха в петухах!» – невольно пронесётся у меня в голове. Словом, по всему было видно, что он тщательно подготовился к этому визиту. Немного смущала непонятная сетка…
– А что это у тебя за свёрток? – не выдержал я, кивнув на авоську.