Охотники ночного города Афанасьев Роман

* * *

Как выходили из бара, Алексей помнил плохо. Кто-то вывел его на улицу, он даже не помнил кто, и свежий ночной воздух кулаком ударил в грудь, выбивая из легких остатки пороховой гари и тошнотворную приторность свежей крови. Голова кружилась. Перед глазами вертелись яркие пятна, словно повторяя в замедленном темпе вспышки выстрелов. Хотелось дышать — глубоко и медленно, усмиряя противную дрожь в ногах. Кобылин дышал.

Он слушал, что ему говорили, что-то бурчал в ответ и кивал в ответ на похлопывания по плечу. И дышал. Внутри разлилась бесконечная пустота, и Алексей чувствовал себя воздушным шариком, готовым вот-вот лопнуть. Все слова, что адресовались ему, Кобылин пропускал сквозь себя. И все же, отчаянно барахтаясь в море отрешенности, он кое-что понял.

Это была засада. В этот раз не Два Нуля охотились на вампиров, а совсем наоборот. И если бы не новичок, которого почему-то записали в десантники, вольные охотники, вышедшие на слежку, были бы уничтожены. Но в этот раз обошлось малой кровью — резня не удалась, был только бой, короткий, яростный и кровавый. Из семи охотников, находящихся в зале, погибло лишь двое — хозяин ноутбука и один из тех двоих, что сидели в дальнем углу. Тяжело ранены двое — напарники погибших. Григорий и пухленькая девчонка отделались ушибами, а герой дня и вовсе не получил ни царапины. Его шумно поздравляли, с восхищением хлопали по плечу, жали руку. Алексей отрешенно кивал, даже не пытаясь понять — откуда здесь вдруг взялось столько людей и почему они так довольны. Ведь только что погибли люди. И… И другие люди.

Был уничтожен один вампир и больше десятка его подручных — об этом Кобылину сухо поведал координатор в широкополой шляпе, командующий операцией. И поздравил с успехом. Алексею вспомнились подростки, фальшиво подпевающие магнитофону, и его снова стошнило. Координатор куда-то подевался, но главное Кобылин успел узнать — об этом ему сказал Григорий, прямо перед тем как его увезли в больницу, зашивать щеку и плечо — Два Нуля уничтожили выводок. Потом Григория насильно усадили в его же машину, на заднее сиденье, и увезли. Но Алексей понял главное — вся их охота на одиночку-маньяка пошла прахом. И теперь даже координаторы сомневались, а был ли он на самом деле или это была всего лишь ловушка для охотников. Кобылин покачал головой и вдруг обнаружил, что его ведут к машине «Скорой помощи». На сопротивление не осталось сил, и Алексей покорно залез в салон, провонявший едким аптечным запахом.

Снова закружилась голова, но через мгновение Кобылин очнулся и обнаружил, что сидит на откидном стульчике, сжимая коленями невесть как вернувшийся к нему дробовик. На плечи ему накинули белый халат, прикрывая куртку, испачканную кровью и блевотиной.

Кобылин положил дробовик поперек колен, вцепился в знакомый холодный металл, как в спасательный круг, откинул голову и закрыл глаза.

Он ни о чем не думал и ничего не чувствовал. И ничего не говорил, когда к нему обращались. Он просто ехал домой.

Его довезли до поворота. Во двор заезжать не стали — там было припарковано столько машин, что водитель «Скорой» не решился соваться в лабиринт. Он тормознул прямо на дороге, у пустой автобусной остановки.

Почувствовав, что машина остановилась, Кобылин открыл глаза и засобирался на выход. Он молча поднялся, открыл дверь и выбрался наружу. Водила — бритый здоровяк, напомнивший Алексею Фродо — что-то крикнул вслед пассажиру, но тот лишь рассеянно пожал плечами. А потом заметил — на углу дома, у ночного ларька с паленой водкой, стояли трое крепких ребят. И внимательно смотрели на человека в окровавленном белом халате, что вывалился из машины «Скорой помощи», сжимая в руке дробовик. Алексей узнал одного из «качков», посещавших тренировки, и ему стало неловко оттого, что его видят таким расхристанным и грязным. Он быстро содрал с себя белый халат, сунул в распахнутую дверь машины, захлопнул ее и махнул водиле рукой — уезжай. Тот махнул в ответ, и машина бодро рванула к разноцветным огням шоссе.

Кобылин развернулся и пошел домой. В голове было пусто. В животе было пусто. В душе… В душе бился голос ночного города — все так же яростно и громко, как и несколько часов назад. Но Алексей уже не слушал его. Устал. Он переполнился событиями этой ночи, он устал их ждать, проклятое предчувствие беды так его задергало, что на все его предупреждения Кобылин лишь вяло дергал уголком рта. Он шел ровно по дорожке, пустой, отрешенный, словно со стороны наблюдавший за своим телом. Вся округа подернулась серым, мир потерял краски. Стихли отдельные звуки, слились в неразличимый гул. Хотелось спать. Уйти на перезагрузку, как зависший ноутбук. И еще…

Сунув дробовик за пояс, Кобылин свернул к ларьку.

— Мужики, закурить есть? — спросил он.

Через минуту он понял, что снова идет домой. В пальцах болталась зажженная сигарета, а еще одна, целая, была заначена за ухом. За спиной было тихо. Кобылин оглянулся. Мужики все еще стояли у ларька, старательно рассматривая нехитрый ассортимент стеклянной витрины.

Алексей свернул за угол и углубился во двор. Он прошел первый корпус, свернул под арку, и только тогда сигарета обожгла ему пальцы. Кобылин удивился. Он давно не курил. Но вот сегодня… Он затянулся, и едкий дым взорвался в легких огненным цветком. Кобылин закашлялся, бросил сигарету и прижал руки к груди. Из глаз потоком хлынули слезы, а в носу страшно зачесалось. Алекс оглушительно чихнул, вытер рукавом нос и вдруг очнулся.

Мир обрел привычную резкость. Голова прошла, и зыбкая дымка, застившая взгляд, растворилась без следа. Алексей шумно вздохнул и с облегчением прижался спиной к стене арки. Он страшно устал. Но все же добрался до самого дома. Осталось только добраться до кровати и лечь спать. Завтра. Все — завтра.

Кобылин отлепился от стены и, по-стариковски шаркая негнущимися ногами, направился к выходу из арки, проходящей сквозь весь дом, словно железнодорожный туннель. Там, вдалеке, светил фонарь. И только благодаря его зыбкому отблеску, Алексей увидел темную фигуру, стоявшую у стены арки.

Рука сама легла на рукоять дробовика, и Кобылин замер. До темной фигуры оставалось не больше трех шагов, но, если бы не фонарь, он бы и не заметил девчонку.

Черные длинные волосы закрывали едва ли не половину хрупкого личика. Худые покатые плечи, черная футболка с белым черепом, темные джинсы, нарочно протертые до дыр в десятке мест. Худые белые руки. На запястьях — ворох мелких бус, блестящие цепочки, шнурочки, фенечки… Правая ладонь, белая, как и лицо, бабочкой порхает в темноте. Подкинет белый шарик — поймает. Подкинет — поймает. Глаза, черные и блестящие, как драгоценный камень, неотрывно следят за белым шариком.

Кобылин шумно сглотнул. Он уже видел эту девчонку сегодня. Там, в дверях подъезда, как раз перед тем, как получил в ухо от технологически продвинутой шпаны. Тогда он подумал — показалось. А Гриша сказал — это местная, случайно выглянула и спряталась. Но теперь… Теперь Алексей точно знал — она не местная. В его родном дворе таких не водилось.

Стрелять в маленьких девочек не очень-то хорошо, Кобылин это знал. Но тут он вспомнил, как толстушка с ножом в руках сидела на груде мертвых тел, и рука, сжимавшая рукоять дробовика, дрогнула.

Девочка поймала шарик, спрятала его в хрупком кулачке и подняла глаза. Под взглядом ее, острым и жестким, как удар ножом, Кобылин попятился.

— Ты кто? — хрипло выдохнул он.

Девчонка не ответила. Лишь мотнула головой, и темная челка спрятала один глаз, закрыла щеку до самого подбородка.

— Что тебе надо? — спросил Кобылин и медленно потянул дробовик из-за пояса.

Девчонка дернула рукой. Кобылин замер. Белый кулачок раскрылся, и шарик выпорхнул на свободу, на секунду зависнув в полутьме.

Он оказался черным.

Кобылин рванул дробовик на себя, и тут же шею пронзила острая боль. Она как молния скользнула вниз по позвоночнику, к ногам, и Алексей хрипло закричал от боли. В глазах помутилось, руки разжались, и дробовик лязгнул об асфальт. Кобылин упал на колени, жадно хватая воздух ртом, и вцепился в собственное горло, сведенное судорогой.

— Добрый вечер, охотник, — прошептал кто-то над ухом. — Рад нашему знакомству. Очень рад.

Кобылин захрипел и повалился лицом в асфальт.

Последнее, что он увидел, — черный шарик, парящий над ослепительно белой ладонью.

* * *

Глаза открывались неохотно. Слипшиеся веки высохли и немилосердно зудели. Они были настолько горячими, что Алексей чувствовал их жар. А еще — болели руки, скрученные за спиной.

Это он почувствовал сразу, как только немного прояснилось в голове. То, что он связан и лежит на полу, понял позже, когда попытался пошевелиться. Вот тогда-то Кобылин и решил открыть глаза.

Веки поднялись только на третий раз, когда стало так больно, что выступили слезы. Глаза больно укололо светом, и Кобылин прищурился. Это не помешало ему в мгновенье ока увидеть всю комнату целиком. И затаить дыхание.

Голые стены, голые полы. Квартира-новостройка: пустая, недоделанная, с черными провалами в стенах вместо дверей. Сбоку — пустой проем окна, сквозь который льется робкий ручеек света, казавшийся слишком ярким в полутьме пустого дома.

— Доброе утро.

Кобылин скосил глаза и шумно втянул носом воздух, наполненный бетонной пылью и сыростью.

Рядом, около стены, стоял мальчик лет тринадцати. Светленькая аккуратная челка прикрывала лоб. Тонкие, почти невидимые очки вызывающе гордо сидели на остром носике. Гладкие девчоночьи щеки, еще не знавшие бритвы, светили ослепительной белизной. Тоненькая шея терялась в воротнике джинсовой курточки. Белая футболка и черные штаны были идеально ровными — словно только что сошли с гладильной доски.

Он выглядел как идеальный мальчик, сошедший со страниц детской книги. Так выглядят отличники, никогда не существовавшие в реальности. Идеальное дитя, умное-благоразумное, никогда не разбивавшее коленок и не прижигавшее муравьев увеличительным стеклом. Из такого в книге обязательно вырастает гениальный ученый, посвящающий свою жизнь исследованию загадок природы — вежливый, немного рассеянный и неимоверно положительный.

Но не в этот раз.

Кобылин завозился на полу, не в силах отвести глаза от насмешливого взгляда мальчишки. Взгляда едкого, злорадного, что был старше облика хозяина на полсотни лет.

— Так и есть, — ухмыльнулся мальчишка и задорно взъерошил светлую челку пятерней. — Большой, тупой, самоуверенный и жалкий. Нисколечко не меняетесь. Всякий раз одно и то же.

Сжав зубы, Алексей опустил взгляд и сосредоточился на белых кроссовках. Ему даже не нужно было строить догадок — что произошло и почему. Обо всем рассказал один лишь взгляд мальчишки. И его плечи, что были чуть шире, чем у обычного ребенка. И руки — с широкими ладонями, какие бывают у взрослого человека.

— Зачем? — спросил Кобылин сквозь сжатые зубы.

— Любопытство, — отозвался упырь.

Он сделал шаг вперед, и Алексей невольно вскинул глаза. Сжался под насмешливым взглядом вампира, вопрошавшим — что, испугался?

Паренек подошел ближе, наклонился, ухватил охотника за грудки. Легко приподнял и прислонил плечами к стене. Сам сел рядом, на корточки, словно ребенок, увидевший на садовой дорожке очень интересного жука.

Кобылин расслабил напряженные, как оказалось, мышцы и поерзал, устраиваясь поудобней. Теперь он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Руки по-прежнему были за спиной — скрученные, судя по ощущениям, проволокой. Ноги оказались связаны его собственным ремнем. Никакого дробовика рядом, разумеется, не было.

Вампир сидел рядом, с интересом рассматривая охотника. Так, словно тот был забавным представителем животного мира. Алексей, внутренне содрогаясь, встретил пытливый взгляд, и ему захотелось стереть гаденькую ухмылку с игрушечного личика.

— А как же черная куртка? — буркнул он. — Перевернутые кресты, цепи… Мама не разрешает?

— Попса, — лениво протянул вампир. — Голимый отстой. Ненавижу показуху. Это — для людишек.

— И что дальше? — спросил Кобылин. — Насмотрелся уже или нет?

— Не знаю, — отозвался мальчишка и с раздражением дернул плечом. — Мы с тобой, пожалуй, поиграем. Но чуть позже.

Вампир вдруг резко поднялся на ноги, оглянулся. Проем окна казался светлым пятном — где-то там, далеко, уже начиналось утро, и на его фоне хрупкая фигура мальчика казалась темным силуэтом.

— Надо выспаться, — сказал он. — Перед нашей игрой.

Кобылин осторожно пошевелил затекшими руками. В принципе, если он останется один и сможет перевалиться на бок, то…

Упырь резко обернулся и одарил Кобылина широкой улыбкой. Потом подошел ближе, опустился на колени и положил руки на плечи враз окаменевшего охотника.

— Но сначала… — выдохнул вампир.

Он медленно наклонил голову и потянулся к губам Кобылина, выпрашивая поцелуй. Его узкие мальчишеские губы приоткрылись, и Алексей судорожно стиснул зубы. В последний момент, когда охотник уже чувствовал легкое дыхание вампира на своих губах, он не выдержал и резко отвернулся.

Вспышка боли пронзила шею, и Кобылин застонал с некоторым облегчением, потому что уже знал, что последует за этим.

Дыхание перехватило, и охотник завалился на бок, царапнув затылком по шершавой бетонной стене.

— Всем чмоки в этом чатике, — выдохнул вампир, поднимаясь на ноги.

Кобылин закрыл глаза.

Серая вьюга застила взгляд. Ветер трепал клочья тумана, вертел их на карусели, заставлял надуваться пузырями, похожими на паруса чайного клипера. Алексей с трудом повернулся, преодолевая поток серой пыли, бьющий в лицо. Он вскинул руку, приложил козырьком ко лбу, пытаясь прикрыть глаза от режущего ветра. Вокруг кружился водоворот из тумана. Кобылин поежился. Он опустил плечи, съежился, стараясь стать меньше ростом, и ветер взлохматил затылок. Алексей сделал шаг в сторону, медленно рассекая ветер, больше напоминавший поток быстрой горной речки. Его едва не опрокинуло, но охотник выпрямился и сделал новый шаг. Потом другой.

Ветер пронзительно взвыл, как охотничья собака, упустившая дичь. Он взвил серые клочья над головой человека и устремился в небо, забирая туман с собой. Воронка огромного вихря поднялась в небеса, всасывая, как пылесос, остатки тумана. Стало светлее. Кобылин опустил руку, прошел немного вперед и вдруг вывалился из объятий тумана — прямо на площадь.

Вокруг площади стояли одинаковые серые многоэтажки. Стекло и бетон были покрыты серой пылью и сливались в единое месиво, напоминая безжизненные лунные горы. Асфальт, такой же серый, словно припорошенный пеплом, был горячим. Алексей обернулся. Он не узнавал это место, но чувствовал — подобное есть в каждом городе. Небольшая площадь, может быть, около старого вокзала или прямо посреди жилого района — как наследница прошлой эпохи, так и не застроенная нерадивыми строителями. Площадь, усыпанная мусором, пустыми картонными коробками, опрокинутыми урнами, тяжелыми контейнерами, в которых что-то подозрительно шуршит…

Кобылин медленно пошел вперед, двигаясь плавно и медленно, словно под водой. Справа, за контейнером, мелькнуло что-то серое, и Алексей остановился. Он привычно поднял руку к поясу… пусто.

Из-за железной коробки с плохо заваренным швами высунулся человечек. Худой, заросший, в грязной и драной одежде, весь сгорбленный, словно ему давно не приходилось разгибаться… Бомж. Уставившись на Кобылина, человечек мерзко ухмыльнулся и снова скрылся за мусорным контейнером. В тот же миг все изменилось.

Серая площадь вдруг наполнилась звуками и движеньем. Призрачные фигуры появлялись прямо из воздуха, делали несколько шагов по мусору, устилавшему асфальт ровным слоем, и снова растворялись в пустоте. Женщины, дети, мужчины… Одна из фигур вдруг замерцала, как ненастроенный канал телевизора, обернулась и взглянула на Алексея, замершего на месте. Кобылин попятился, отступил на шаг, споткнулся и с размаху сел на зад, не в силах отвести взгляд от черноволосой девочки, сжимавшей в руке маленький мраморный шарик.

На плечи внезапно навалилась невыносимая тяжесть. Кобылин застонал и откинулся на спину, провалившись в мягкий слой мусора, и с размаху стукнулся затылком об асфальт. Из глаз фонтаном брызнули искры, Алексей вскрикнул от боли.

Закашлялся.

Открыл глаза.

Он все еще лежал на боку, у стены недостроенной квартиры, уткнувшись головой в грязный цементный пол. Шея затекла и страшно болела, а из уголка приоткрытого рта сочилась слюна. Кобылин с отвращением вытер подбородок о воротник куртки и скосил воспаленные глаза. Сбоку, из проема окна, лился мягкий вечерний свет. Закат. Он пролежал здесь весь день! Вампир должен вот-вот вернуться к своей жертве.

Кобылин завозился на полу, пытаясь подняться. Ноги онемели и не слушались. Руки, связанные за спиной, распухли, но Кобылин повертел кистями и с удовольствием почувствовал боль. Он прикинул, что если согнуться, подтянуть коленки к подбородку, то можно будет выбраться из кольца связанных рук. Только бы хватило времени. Нужно немного, всего пару минут…

Приподнявшись, Алексей прижался спиной к стене. И закрыл глаза. Крепко зажмурился, потряс головой, и снова открыл. Ничего не изменилось.

Напротив него, у стены, стояла черноволосая девочка. Длинная челка закрывала половину ее бледного лица. Черная футболка оставалась безупречно чистой, словно на нее боялись сесть пылинки, а острые коленки проглядывали сквозь дырки на коленях синих джинсов. Правая рука была вытянута вперед. Бледный, чуть ли не прозрачный кулачок был сжат, но Кобылин знал, что в нем прячется. Шарик. Черный. Или белый.

Один глаз, оставшийся на виду, распахнулся и уколол пленника острым взглядом. Кулачок вздрогнул, и черный шарик вырвался из плена тонких пальчиков. Спрятался. Кобылин застонал.

— Послушай, — хрипло выдавил он. — Я не знаю, кто ты. Но не вампир, это точно. Ты же не с ним?

Девочка склонила голову, и челка дрогнула, скрыв лицо. При большом желании это можно было расценить как согласие. Кобылин сглотнул пересохшим горлом и решил надеяться на лучшее.

— Помоги, — взмолился он. — Освободи меня!

Челка взлетела наверх, открывая белое лицо. Губы девчонки, сжатые в узкую полоску, чуть искривились в призрачном намеке на улыбку. Она отлепилась от стены, качнула узкими девчачьими бедрами и двинулась к охотнику. Черную челку пронзила белая прядь. Потом вторая. Третья. Когда девочка подошла к затаившему дыханию Кобылину, она стала абсолютно седой. Кожа на лице натянулась, словно после десятка косметических операций, а сжатые губы, белые, бескровные, напоминали разрез бритвы. Остановившись рядом с пленником, девочка наклонилась и заглянула ему в лицо.

— Освободить? — тихо спросила она.

Волна пронзительного холода дошла до Алексея и приморозила язык, с которого едва не сорвалось опрометчивое слово. В голове у Кобылина что-то щелкнуло, и все встало на свои места.

— Нет, спасибо, — выдавил он, чувствуя, как волосы на затылке становятся дыбом. — Лучше, пожалуй, помучиться.

Девочка медленно выпрямилась, не отводя взгляда от Кобылина, которого била мелкая дрожь. Он смотрел ей в глаза, она не отводила глаз. В комнате повисло тяжелое молчание. Алексей понимал, что нужно что-то сделать. Быстро. Что-то сказать, пока у него есть хоть какой-то шанс…

— А где коса? — выдавил он.

— Коса — попса, — без тени улыбки отозвалась девочка. — Не люблю понты.

Белый кулачок разжался, и на месте шарика оказалось лезвие безопасной бритвы. Девочка шевельнула рукой, и блестящий кусок металла бабочкой запорхал между длинных пальцев. Взлетел в воздух, блеснул и снова спрятался в кулаке.

Кобылин сдавленно заперхал.

Пальцы снова разжались, и знакомый шарик воспарил над открытой ладонью. На этот раз он был полосатым. Черные и белые полосы шли винтом, переплетаясь в нехитрый узор, словно полосы в детской шоколадной пасте. Белое и черное.

Девочка задумчиво посмотрела на шарик. Покачала головой, сжала кулачок и сунула шарик в задний карман своих узких джинсов. Потом подняла голову, словно прислушиваясь к далекому зову, встряхнула длинной челкой и пошла прочь.

Кобылин приподнялся, заерзал плечами по бетонной стене. Что-то должно произойти — подсказывал ему пульс города, проходящий даже сквозь камни. Нужно что-то сделать. Сейчас. Или будет поздно…

— Подожди, — позвал он.

Девочка остановилась у самой стены. Обернулась. В ее черных глазах Кобылин увидел искорки — веселые, вовсе не страшные.

— Скажи мне что-нибудь, — попросил он. — Просто скажи. Мне.

Девочка опустила руки, покачала ими, привлекая внимание пленника. А потом на запястьях, чуть выше браслетов из разноцветных бус, открылись две кровавые раны. Они шли от запястий к сгибу локтя, вдоль, словно кто-то нарочно распорол белую кожу. Бритвой.

— Плоть — это кровь, — тихо сказала девочка.

Струйки темной крови побежали по белым пальцам, добрались до самых кончиков и закапали на бетонный пол теплым дождиком.

— А кровь, — девочка качнула руками, и тяжелые капли веером разлетелись по полу, — всего лишь плоть.

Кобылин шумно сглотнул.

Девочка улыбнулась ему. Осторожно, неуверенно, лишь уголками губ, словно пробуя давно забытое движение. Кровавые раны на ее руках закрылись, и капли крови исчезли с серого пола. Потом девочка развернулась и вошла в стену, словно та была всего лишь занавеской. И пропала.

Кобылин закрыл глаза и обмяк, прислушиваясь к бешено стучащему сердцу, что грозило выпрыгнуть из груди. Не так он представлял эту встречу. Совсем не так. Хотя… Все еще могло повториться. Нет, не так. Это обязательно повторится вновь. Но если он не поторопится, то это случится слишком скоро. Слишком.

Перевернувшись на бок, Алексей подтянул коленки к самому подбородку и согнулся так сильно, как только мог. Руки, связанные за спиной, жутко болели. Но охотник опускал их все ниже, выворачивая из плеч, пока не завел их под собственный зад. Дальше пошло легче — связанные запястья скользнули под колени, и Кобылин вытянул из живого кольца рук сначала одну ногу, потом вторую.

Это оказалась не проволока, но довольно жесткий провод, намотанный вокруг запястий. Узлов было много, но все они оказались довольно простыми — словно тому, кто связывал пленника, никогда не приходилось заниматься этим раньше. Алексей покачал головой. И в самом деле — вампиры обычно не связывают жертву. Не имеют такой привычки.

Распутать провод зубами удалось за пару минут. Сплевывая кровь из прокушенной губы, Кобылин с раздражением отбросил путы и потер запястья, исчерченные багрово-синими полосами. Потом поднял руку и осторожно коснулся шеи.

Пальцы коснулись двух вспухших полосок на коже. Именно царапины — достаточно глубокие, чтобы пошла кровь, но вовсе не похожие на раны и тем более на укус. Упырь не собирался его кусать. Оставил на десерт, как сладкое развлечение, как игрушку, с которой нужно повозиться, когда будет много свободного времени. Тем лучше.

Согнувшись пополам, Алексей начал распутывать ремень, стягивающий ноги. Онемевшие пальцы почти не гнулись, но Кобылин упрямо царапал жесткую кожу, пытаясь распустить узлы. Через минуту он снял пояс с ног, свернул и сунул в карман. Потом встал на колени, оперся рукой о стену и со стоном поднялся.

Его немного покачивало, и стена оказалась весьма к месту. Морщась от боли в затекших лодыжках, Кобылин, все еще держась за стену, поковылял к дальнему темному проему. Выход. Здесь должен быть выход.

Но это оказалась всего лишь вторая комната — не такая большая, как первая, но все же весьма просторная, размером не меньше всей однокомнатной квартиры Алексея. В полу зиял большой проем, и Кобылин догадался, что на этом месте должна когда-нибудь появиться лестница, ведущая вниз. Двухэтажная квартира, судя по размерам — элитное жилье. Неплохо упыри живут.

Солнце уже садилось, и в комнате царил полумрак, но Кобылин без труда рассмотрел следы начатого ремонта. Кто-то пытался сделать цементную стяжку на полу — дальний угол был явно выше остального пола. На стенах остались следы большого шпателя — их ровняли, стараясь сгладить все неровности. В углу, у стены, высилась груда бумажных мешков, рядом стояло огромное железное корыто, наполненное серым месивом. Алексей был уверен, что это цемент — намертво засохший и весящий столько, что вряд ли кто-то сдвинет это корыто с места. Рядом с корытом лежала старая совковая лопата, перемазанная цементом. Кобылин покачал головой и вышел из комнаты.

Отпустив стену, он прошел через всю комнату — к другому выходу. На этот раз дверной проем действительно вывел его в коридор, что размерами был под стать комнатам. В дальней стене чернел проем выхода. Кобылин, прихрамывая, поспешил к ней и уже на ходу почуял неладное. Когда он подошел чуть ближе, то застонал от разочарования — выход из квартиры перекрывала железная дверь. Грубо сваренная, крепкая, она плотно сидела в проеме, пресекая все надежды на спасение.

Кобылин наклонился к замку, заглянул в него, подергал ручку. Заперто. Проклятый упырь хорошо оборудовал свою тюрьму. Охотник выпрямился, толкнул дверь плечом. Потом еще раз. Та даже не вздрогнула. Застонав, Алексей оттолкнулся от двери и побрел обратно, в комнату. Дверь ему не одолеть — это было ясно как божий день. Особенно сейчас, когда он еле на ногах держится. Да и в лучшие времена у него не хватило бы сил выбить эту железку.

Вернувшись в большую комнату, Кобылин свернул ко второй двери, туда, где была дыра, ведущая на нижний этаж. Подойдя к темному проему, Алексей склонился над ним, стал на колени, заглянул в дыру.

Внизу была точно такая же комната, что и наверху. Разве что пол там был ровнее, весь выглаженный, прилизанный. Кобылин прикинул высоту и засомневался — а хватит ли у него сил забраться обратно, если что? Потом рассмотрел в углу деревянные малярные козлы, наспех сбитые из досок, и — решился.

Прыгать не стал — спустился осторожно, повиснув на руках и лишь потом отпустив руки. Нижняя квартира оказалась точной копией верхней — вплоть до железной двери, закрывавшей выход.

Кобылин подергал никелированную ручку, присел, заглянул в отверстие замка. Темно. Крикнуть? Нет. Там, в темноте, возможно, и спит упырь. Вряд ли под самой дверью, но наверняка где-то недалеко. Пустая новостройка — хорошее укрытие. И крик здесь скорее услышит тот, кто прячется в темноте, чем случайный прохожий.

Выпрямившись, Алексей потер ноющие запястья. Сжимать кулаки было неприятно, тупая боль отдавалась аж в локтях. И все же оставался еще один шанс выбраться из этой ловушки. Наверно, последний.

Вернувшись в комнату, Кобылин не стал подтягивать козлы к дыре. Он просто подошел к окну и высунулся по пояс на улицу, окунувшись в зыбкий вечерний свет.

Над городом парил закат. Красное солнце пряталось за горизонт, превращая сизые тучи в багрово-алые волны. Над раскинувшимся внизу городом начинал собираться полумрак. Вдалеке уже виднелись огненные цепочки фонарей и яркие пятна рекламных щитов. Холодный ветер ожег щеку, и Кобылин невольно вздрогнул, впиваясь пальцами в холодный бетон.

На первый взгляд до земли было этажей двадцать, не меньше. Гладкая отвесная стена, облицованная какой-то синей дрянью, гладкой, как заледеневшая лужа. Ни строительных лесов, ни балконов… Нет даже щелей, в которые можно воткнуть нож. Не говоря о том, что нет и ножа.

Вцепившись обеими руками в край оконного проема, Кобылин осторожно поднял голову. Та же картина — гладкая стена уходит вверх, как отвесная скала. Новая высотка… Рядом торчала такая же недостроенная башня, из-за нее выглядывала еще одна. На ее стене висело многометровое полотно с телефонным номером компании-застройщика. Кобылин с завистью глянул на соседний дом — если бы на его темнице висело столько материи, то он, может, и попробовал бы. Хотя…

Алексей снова взглянул вниз, стараясь не обращать внимания на дрожь в руках. Если снять пояс, связать его с джинсами, воткнуть в оконный проем черенок лопаты вместо стопора… или привязать одежду к корыту с бетоном. Есть шанс добраться до той квартиры, что ниже. Если не подведут растянутые руки. Если не порвутся дешевые вьетнамские джинсы. Если выдержат узлы. Если. Внизу, в той квартире, наверняка открыта дверь. А может, и нет. Возможно, двери есть уже везде, чтобы по новостройке не бродили случайные гости да бомжи. С другой стороны, там может быть и веревка. А может и не быть.

Отпустив руки, Кобылин отвернулся от окна и с облегчением прижался спиной к стене. Вскинул руки, потер лицо, размазывая по щекам цементную пыль. Слишком много этих «если» и «может быть». Высоты Кобылин не боялся. Пока не взглянул вниз с двадцатого этажа. Вот тогда-то у него заныли руки, иссеченные шнуром, и все еще немеющие ноги. Он вдруг отчетливо представил, как болтается в воздухе, цепляется скрюченными пальцами за хлипкую штанину собственных джинсов и слышит, как она медленно, с тихим треском, расползается по швам. Мгновение невесомости, и он летит вниз, вверх тормашками, дергая худыми волосатыми ногами, как раздавленное насекомое.

Помотав головой, Кобылин сел на пол и обхватил колени руками. Мысли неслись вскачь, воображение все еще рисовало прелести свободного падения, и сосредоточиться на побеге было очень сложно. Если сейчас поддаться панике, начать делать первое, что придет в голову, в попытках спастись… Нет, нужно думать. И плевать, что с минуты на минуту тут появится упырь. Надо бежать. Надо?

Алексей выпрямился, прижавшись затылком к холодной стене. Внезапно ему стало все равно, что с ним происходит — внутри лопнула какая-то струна, давно грозившая оборваться. Пусть он сбежит. Спустится в нижнюю квартиру, откроет дверь… Что дальше? Пусть даже удастся добраться до своих и поднять Два Нуля по тревоге. Вампир, конечно, больше не вернется сюда, он не дурак. Упыря они не поймают, и все придется начинать сначала — а кровавые пиршества будут продолжаться. И одним из первых станет пиршество в скромной однокомнатной квартирке, принадлежащей удачливому беглецу. Упырю прекрасно известно, где живет его жертва. Ничто не мешает ему выследить охотника еще раз и снова нанести удар — исподтишка, тайком, как наемный убийца высшей квалификации. И такой удар не предотвратить. Разве что запереться в сейф, стоящий посреди офиса Двух Нулей. Впрочем… У них и офиса-то нет. Даже если удастся сбежать — это все равно не спасет. Этот путь — ошибочный.

Кобылин встал, медленно отряхнул джинсы и снова подошел к окну. Выглянул, посмотрел на облака, налитые кровью, и покачал головой.

— Плоть — это кровь, кровь — это плоть, — пробормотал он. — Это надо же…

Ему вспомнился Фродо, сидящий в луже своей крови. Уже умирающий, но все еще не сдавшийся. Передавший эстафету простому алкашу, случайно подвернувшемуся под руку.

Но в тот раз у него был дробовик.

— Ну и что, — возразил Алексей сам себе и пожал плечами. — Второй раз всегда легче.

Он отвернулся от окна. Внутри зазвенела новая струна, пронзительная, яркая, родившаяся из пепла старой. Ее пронзительный голос ножом вонзался в глухой ритм городской мелодии, что все еще пульсировала в голове охотника. Новое время — новая музыка.

Смачно плюнув в окно, Кобылин вернулся к центру комнаты и ухватился за малярные козлы. Их нужно было подтащить к дыре в потолке и взобраться наверх, в ту квартиру, куда явится упырь. И сделать это нужно быстро. То, что времени осталось безумно мало, Кобылин знал. Чувствовал, как сердце начало отстукивать последний отсчет. Ему нужно было срочно попасть в квартиру наверху. Прямо сейчас.

* * *

Кобылин стоял посередине комнаты, повернувшись спиной к двери и дыре в полу. Он смотрел в окно. Выпрямив спину, расправив плечи, Алексей наблюдал, как над городом умирает закат. Солнце уже закатилось, но алая дымка в небесах еще только начинала тускнеть. Кровь ушедшего солнца застывала на глазах, превращаясь из расплавленного огня в синий кровоподтек, что расплывался по ночному небу. День умирал, и неподвижный охотник словно провожал его в последний путь, отдавая дань былому величию.

Когда за спиной скрипнула дверь, он даже не вздрогнул. Так и остался стоять, ровно, как часовой, не отводя глаз от темнеющего проема в стене.

— Леха-Леха, мне без тебя так плохо, — пропел в темноте тоненький мальчишеский голос. — Где же ты?

Тихие шаги эхом разнеслись по квартире, погрузившейся во тьму. Вампир не скрывался. Он и не думал скрываться — жертва решила поиграть в прятки, значит, надо ей подыграть. Пусть слышит, как к ней идет смерть.

Но жертва удивила охотника.

— Вот ты где, — немного разочарованно протянул вампир, заглядывая в комнату. — Недалеко же ты ушел, беглец.

Кобылин не ответил. Он так и остался стоять спиной к двери, все так же зачарованно следя за небесами, что наливались тьмой.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — вкрадчиво произнес упырь низким и хриплым голосом. — Тук-тук. Не так уж бойко. Храбрая собачка. Плакать не будем?

Кобылин не ответил. Но его плечи опустились, признавая поражение. Голова склонилась, и на обнажившуюся шею лег первый лунный свет.

Вампир тихо зашипел. Переступил с ноги на ногу, сдерживая волнение. Он был голоден. Он хотел отомстить. Он жаждал крови.

И не сдержался.

Тихий шорох вспорол тишину — словно кто-то бросил через всю комнату моток тряпья. И только тогда Кобылин повернулся.

Он сделал это так же, как тогда, с пистолетами, даже еще быстрее. Поворачиваясь, он чуть присел и вскинул черенок совковой лопаты, что раньше прижимал к груди. Деревяшка, лишенная железного навершия, вскинулась, обращаясь в грубо заточенное копье. Кобылин присел еще ниже и даже успел упереть тупой конец своего орудия в пол — как копейщик, встречающий атаку кавалерии.

Упырь с налету насадился животом на кол, сдавленно вскрикнул и взмахнул руками, едва не зацепив охотника. А потом — завыл.

Мальчишеский рот распахнулся шире пасти волка. Острые клыки блестели в лунном свете, как две иглы, а гладкая кожа клочьями слезала со щек, выпуская наружу что-то серое, бесформенное…

Кобылин закричал в полный голос и рывком выпрямил ноги, поднимая в воздух упыря, насажанного на деревянный кол. Тот бился в воздухе, дрыгая внезапно удлинившимися конечностями, как насекомое на гигантской булавке. Одежда на мальчишеском теле расползалась по швам, руки, ставшие длиннее, хватали воздух, пытаясь дотянуться до обидчика. Но охотник не дал упырю такого шанса — Кобылин сделал шаг, другой, а потом побежал, неся перед собой упыря, как рыцарь, нанизавший на копье строптивого смерда.

Разбег оказался коротким — через мгновенье упырь хлопнулся спиной о стену, и деревянный кол глухо чмокнул, продираясь сквозь вампирские внутренности. Он прошел насквозь, сухо ткнулся в бетон, и упырь снова завыл. Из распоротого живота плеснула бурая жижа, залив руки и грудь Кобылина, но охотник все еще прижимал упыря к стене — его сильное, но по-подростковому легкое тело несложно было удержать на весу. Упырь рванулся вперед, еще плотнее насаживаясь на кол — чтобы хоть немножко приблизиться к охотнику, достать его рукой с тонкими когтями, вцепиться в глотку…

Кобылин отступил на шаг и шваркнул упыря на пол. Потом снова побежал — везя вампира по полу перед собой, как юнга, драящий палубу огромной шваброй. Упырь отчаянно орал, оставляя на шершавом бетоне клочья куртки и шкуры. Кобылин прибавил шагу и с разбегу загнал упыря в дыру на полу — как бильярдный шар в лузу. Пропихнув вампира вниз своим импровизированным кием, Кобылин пинком опрокинул в дыру корыто с засохшим бетоном, что загодя поставил на краю. Прислушался.

Снизу раздался тупой удар, потом мокрый шлепок и — глухой затихающий вой, больше похожий на стон.

Кобылин заглянул в дыру и покачал головой.

— Кровь — это плоть, — сказал он, хватая воздух широко раскрытым ртом. — Сквозь стены ты так и не научился ходить, упырь. И летать не умеешь. И в мышку превращаться. Жрешь плоть, значит, сам из плоти, гипнотизер хренов.

Он сплюнул в дыру и отошел в сторону. Руки и ноги тряслись, колени подгибались. Кобылин точно знал, что растянул обе руки и спину, и это еще аукнется ему в ближайшие дни. Но еще никогда в жизни он так не радовался растяжению.

У бумажных мешков с цементом он подобрал железное навершие и насадил его на кол, превратив грозное оружие в мирную совковую лопату. Потом ухватил один из мешков и потащил волоком к дыре. Рядом с ней примостился обрывок куртки упыря — целый подол с карманом. Кобылин ткнул в него лопатой и выскочивший из кармана мобильник запрыгал по цементу. Алексей мгновенно бросил мешок и подхватил телефон. Чужой. Жаль.

Из дыры снова донесся вой. Тихий, но такой злобный, что кровь стыла в жилах. Кобылин быстро сунул телефон в карман, деловито уперся в мешок двумя руками и спихнул его в дыру. Вой оборвался.

Кобылин заглянул в дыру, одобрительно покачал головой. Бросил лопату, потом присел на край, примерился и спрыгнул вниз сам.

Сверху зрелище выглядело не так отвратительно — это Алексей понял, едва распрямился и взглянул на раздавленного упыря. Ноги подгибались, пытаясь сложиться перочинным ножом, и Кобылин оперся на верную лопату, как на костыль. В животе завозился слизкий ком, но Кобылин не обратил на него внимания — за последние сутки он слишком устал, чтобы испытывать омерзение или тошноту.

Тело упыря полностью скрылось под огромным корытом. Наружу торчали только изуродованная голова и правая рука — невозможно длинная для человека. Корыто не доставало до пола, хоть и основательно расплющило вампира. Из широкой щели между корытом и полом медленно сочилась бурая жижа. Упырь походил на таракана, прихлопнутого тапкой. И он был все еще жив.

Почуяв приближение охотника, вампир завертел уродливой головой, выглядевшей так, словно ее чуть оплавили в печке. Лицо мальчика съехало набок, и из-под него выглядывала черная морда с пылающими алым огнем глазами. Вместо светлой челки красовалась серая плешь, покрытая жесткой шерстью. Глаза, круглые, как две черные виноградины с багровым отблеском, остановились, прожигая охотника ненавидящим взглядом. Исковерканный рот, ставший похожим на жвала огромного насекомого, сочился жижей.

— Ну что, — сказал Кобылин, оглядев поверженного упыря. — Плакать не будем?

Вампир выпучил глаза и задвигал челюстями, разбрызгивая жижу. Кобылин на всякий случай отступил на шаг и отвел глаза — ему не хотелось проверять на себе легенду о гипнотическом взгляде вампиров.

Усталость пригибала к полу. Жутко болела спина. Кобылин осторожно опустился на пол, сел боком к упырю, чтобы не терять его из виду, и положил лопату на пол. Стало немного легче. С трудом подняв ноющую руку, Алексей завозился, пытаясь выудить из кармана мобильник. Это ему удалось только с третьей попытки. Охотник нажал кнопку, аппарат проснулся и призывно засветил экраном. Работает. Можно звонить. Кобылин осторожно коснулся большим пальцем кнопки и задумался.

Рядом шуршал вампир. Царапался, как застрявшая под ванной мышь. Но Алексей не обращал на него внимания — внезапно он с ужасом осознал, что не помнит телефонного номера Бороды. И вообще — ни одного номера не помнит. У него не было знакомых, кому бы он мог позвонить. На секунду ему представилось, как он умирает от жажды рядом с полудохлым упырем в запертой квартире. Потом он вспомнил, что в квартире наверху осталась открытой дверь — упырь и не подумал закрыть ее за собой. Кобылин обмяк от облегчения и шумно вздохнул. Потом посмотрел на малярные козлы, стоявшие под дырой в потолке, и снова задумался. Сил не было, даже чтобы встать. Чтобы забраться наверх, нужно было отдохнуть.

Кобылин глянул на притихшего упыря. Нет. Его нельзя оставлять тут. Даже если сейчас удастся выбраться из квартиры… Что потом? Упырь может восстановиться и снова выйти на охоту. Бегство — это не выход. Проблему с упырем нужно решить прямо сейчас — раз и навсегда. И если он не может связаться с отделом, то придется работать одному. Как и положено настоящему вольному охотнику.

Разобраться в чужом телефоне было не очень-то легко, но вскоре Алексей нашел подключение к Интернету и защелкал клавишами. Ему удалось зайти на знакомый сайт, посвященный вампирам, на тот самый, где он познакомился со своими первыми интернет-знакомыми. Как войти с телефона в чат Алексей так и не разобрался, зато ему удалось добраться до форума, где он частенько бывал. Кобылин создал новую тему и начал набирать сообщение, отчаянно матерясь — пальцы не слушались и нажимали по несколько маленьких кнопочек за раз. Этот аппарат явно не предназначался для набора текста. И все же минут за пять ему удалось набрать сообщение.

«Я поймал вампира. Как мне его убить?» — гласил заголовок. Немного подумав, Алексей расширил вопрос: «серебра, осины и чеснока нет. Сидим на стройке. Только цемент и деревяшки». Одобрительно кивнув самому себе, Кобылин отправил сообщение на форум, и тут же повалился набок, услышав громкий скрежет.

Выронив телефон, он обернулся. Упырь, отчаянно вращая глазами, пытался сдвинуть корыто. Его рука, ставшая такой длинной, упиралась в железный борт и медленно, но верно сдвигала в сторону тяжелый груз. Кобылин невольно восхитился живучестью твари.

— Вот зараза, — пробормотал он, поднимаясь на ноги.

Вампир зашипел и еще немного сдвинул корыто в сторону. Кобылин шагнул к упырю, хорошенько размахнулся и ударил по голове вампира совковой лопатой. Гул от удара раскатился по всему замершему зданию. Упырь хрюкнул и застонал. Кобылин поднял лопату и ударил еще раз. Потом еще. И бил до тех пор, пока длинная рука не откинулась на пол, бессильно царапая пальцами бетон. Тогда охотник отступил и оперся на свое оружие, рассматривая упыря.

Уродливая голова превратилась в исковерканное месиво, напоминавшее забродившее тесто. Из бесформенных бугров на Кобылина смотрел один глаз — все такой же черно-багровый, как и раньше. И он был все так же полон жизни и злобы.

— Вот зараза, — восхитился Кобылин.

Из темного месива вылупился второй глаз и занял свое место рядом с первым. Изуродованная голова вздрогнула и начала меняться, принимая былую форму. Упырь восстанавливался, но пока лежал тихо, больше не пытаясь выбраться из-под корыта.

Алексей устало вздохнул и взвесил лопату на руке. Все тело болело. Отчаянно хотелось лечь и уснуть. Прямо здесь, рядом с упырем. Тогда, наверно, станет лучше…

Выругавшись, Кобылин отвел глаза в сторону и даже отошел, чтобы не видеть выпученных глаз упыря. Нужно быстрее разобраться с этой проблемой, иначе никакого гипноза не понадобится — охотник упадет на пол от простой усталости, так и не одолев свою добычу.

Кобылин снова опустился на пол и поднял телефон, лежавший в пыли. Он, слава небесам, ничуть не пострадал. Набирая заново адрес форума, Алексей поглядывал краем глаза в сторону упыря, но тот притих. Кобылин ничуть не обманывался — вампир не сдался, он просто собирался с силами. Нужно срочно что-то придумать.