Как пальцы в воде. Часть 2 Горлова Виолетта

– Но мы же не занимаемся промышленным шпионажем, – заметила мадам Виар.

– А вторжение в частную жизнь? – возразил ее пасынок. – Да не беспокойся, если бы что-то пошло не так, мы бы об этом уже знали. Наши компьютерщики не зря получают свои немалые деньги.

– Как и наши психоаналитики? – язвительно спросила Адель.

– Ну, извини, человека иногда сложнее «взломать», чем компьютер. – Серж, вновь нахмурив широкий лоб, неуверенно предположил: – Даже, если он и хакер, то, скорее всего, не особо продвинутый.

– Так что в этом отношении я могу быть спокойна? – чуть нервно спросила мадам Виар.

– Оливия, если бы все было так легко, то в полиции вместо детективов орудовали бы хакеры. Нет, неофициально, конечно, этот факт имеет место быть, но не так масштабно, как можно предполагать.

– Ну хорошо. Так и сделаем. Завтра отошлем им после обеда приглашение… – несколько рассеянно сказала женщина и замолчала, задумавшись.

– А куда? – озабоченно спросил Серж.

– Еще не знаю. Надо кое-что уточнить.

– А что там в нашем «клубке целующихся змей»? – отозвалась молчавшая все это время Адель. По-моему, Элизабет все сложнее управляться со своей семейкой, да и другим, так сказать, близким окружением?

– Судя по тому, что мне известно, каждый из них преследует свои личные цели, и предполагать создание какой-то мощной коалиции, направленной против миссис Старлингтон, – смешно. Но меня немного волнует другое. – Мадам Виар напряженно стиснула пальцы рук, лежащих на ее коленях. – Я до сих пор не понимаю, какую игру ведет Кристиан Стюарт.

– А что тут непонятного? Он хочет выиграть тендер на реконструкцию старого рынка и всей территории, прилегающей к нему, – недоумевая, ответил Серж.

– Это понятно, – досадуя, проговорила женщина и устало прикрыла глаза. – Какой способ он может применить в этой борьбе?

– Ну… не магию, очевидно, – нервно заметила Адель. Ей уже надоел разговор и девушке не терпелось покинуть террасу, чтобы заняться своими делами, которые ей казались более важными, нежели планы Стюарта. – Какое это имеет значение для нас?

– Может иметь, Адели, – решительно ответил Серж. – Мистер Стюарт-известный любитель нечестной борьбы. И он мог задействовать для достижения своих целей мисс Кэмпион.

– А потом по каким-то причинам ее убить? – перебила его девушка.

– Почему нет? – ответил мужчина.

– При помощи магии? – скептически спросила мадам Оливия.

– Странно, что вы, являясь женщинами, сбрасываете со счетов этот вариант. На самом деле талантливый гипнотизер или целитель-а особенно сочетание определенных способностей в одном человеке – дают возможность организовать убийство так, чтобы его невозможно было бы раскрыть.

– Это очень сложно, – заметила Адель.

– Да. Но исключить такой вариант нельзя! – резюмировал Серж.

– Но мы же не расследуем смерть журналистки! – возмутилась мадемуазель Домье. – Зачем нам это обсуждать?

– Тебе совсем не интересно? – поникшим голосом спросил Серж.

– Наверно, не в такой степени, как тебе, – резко парировала Адель. – Вот и занимайся этим, если больше нечем заняться! У нас другая цель! Правда, мам?

– Адель, думаю, что все произошедшее может иметь отношение к нашим задачам, и этот факт нельзя игнорировать.

– Мам, а зачем нам вообще вмешиваться во всю эту историю? Нам что? Денег не хватает?… Или дополнительных проблем? – Девушка даже не пыталась успокоить свое нервное возбуждение.

Оливия вдруг побледнела, почувствовав боли в сердце, поэтому не сразу ответила своей дочери.

– Нет, мы не можем оставаться в стороне. К счастью или к сожалению, но эта, как ты выразилась, история касается людей, которые мне небезразличны, – жестко, как отрезала, ответила женщина. – Тем более я многим обязана своему погибшему брату. Так что дискуссию на эту тему считаю закрытой. А если тебя, Адель, эта тема не интересует, никто и не принуждает тебя участвовать в наших действиях.

Девушка почти спокойно отреагировала на эту отповедь своей матери, почти не изменившись в лице; только твердо поджатые губы и чуть сузившиеся потемневшие глаза говорили о ее досаде.

– Что ж, пойду заниматься своими делами, – ровным голосом сказала онати, улыбнувшись несколько надменно, встала из-за стола, добавив к сказанному: – Надеюсь, свежие новости не обидят вас долгим ожиданием.

Мадам Виар огорченно вздохнула, но тоже, скорее привычно, нежели в искреннем сожалении. Серж молча поднялся и последовал за сестрой, задумчиво теребя мочку золотистого уха. Мадам Оливия, вновь взглянув на часы, недовольно покачала головой, но осталась сидеть за столом.

– Что-то еще, мадам? – участливо спросила домработница.

– Нет, Нина, спасибо. Мне тоже уже пора. – Солнечный луч, выискавший щель в тенте, осветил мягкую улыбку женщины. «Что ж, – подумала она, – предстоит новый раунд борьбы. Мне не привыкать. Жаль только, что он будет с собственной дочерью».

Тем временем мадемуазель Домье поднялась в свою гостиную, располагавшуюся в левом крыле особняка. У девушки был выходной, и таких дней в году у нее было немало. Адель, к сожалению своих родных, относилась к своей работе весьма специфично. Администрация и педагогический состав билингвальной школы-интерната работали исправно в те периоды, когда мадемуазель Адель отсутствовала, хотя ее деятельность в последнее время касалась только школьной библиотеки. Когда-то она не очень-то утруждала себя процессом познания научных дисциплин, но все-таки окончила биохимический факультет университета, однако преподавательская деятельность ее отнюдь не привлекала. И поначалу девушка стала работать в качестве неофициального помощника директора школы, коим являлся ее брат. Но в школе Адель снискала себе плохую славу, ее откровенно боялись, и нередкие приезды мадемуазель Домье с целью контроля состояния школьных дел, могли уложить некоторых, не совсем здоровых, преподавателей на больничную койку. Такая ситуация безмерно расстраивала мадам Виар, и та настояла на том, чтобы дочь перешла на другую работу. Адель выбрала школьную библиотеку, впрочем, продолжать свою инквизиционную политику в отношении окружающих она не перестала.

Девушка придирчиво рассмотрела свои ногти: маникюр нуждался в обновлении, да и цвет волос давно уже пора изменить. Хотелось новизны и в своей внешности, и в своих ощущениях. Неплохо было бы пообщаться с этими детективами… выглядят они очень даже ничего. Дело никогда не мешало мадемуазель Домье забыть о том, что она чрезвычайно обольстительна и может составить счастье понравившемуся ей мужчине, но не более чем на пару месяцев. Постоянство в отношениях между мужчиной и женщиной Адель считала признаком ограниченности; и у нее пока не было случаев, когда не исполнялись ее желания. Может, по той причине, что мужчины в своем большинстве, также как и эта девушка, предпочитали секс без всяких обязательств.

Она прошла в свою туалетную комнату, чтобы освежить легкий макияж. Сережки – «жемчужная слеза»– идеально подходили к овалу ее лица и подчеркивали белизну зубов. Затем девушка направилась в гардеробную комнату, чтобы переодеться к выходу. Домашнее платье черничного цвета из тонкой шерсти слегка обтягивало ее – чуть широкие, если сравнивать с современными представлениями о женской фигуре – бедра. Красивые лодыжки были слегка загорелые, а одну из тонких щиколоток украшала цепочка из белого золота, сверкающая в солнечных лучах брильянтовым напылением. Своими параметрами она напоминали женственную фигуру Мерелин Монро, сводившую с ума миллион мужчин и даже ставшую своего рода брендом. Адель обладала более стройными и длинными ногами, чем незабвенная кинодива, но тем не менее мадемуазель Домье сознательно копировала походку звезды экрана.

Для поездки в Корте девушка выбрала шелковую рубашку цвета мяты и сине-зеленую юбку из плиссированного шелка. Придирчиво оглядев себя в зеркало, Адель осталась довольна своим внешним видом. Захватив клатч из крокодильей кожи на длинной цепочке и надев полуоткрытые туфли на пробковой платформе, она спустилась в гараж к своей любимой коралловой «феррари».

Мадам Оливия видела из окна, как уезжает ее дочь, с которой они давно перестали быть близки. Когда-то Адель делилась с матерью своими секретами, но эти времена уже канули в Лету. Чувство глубоко огорчения уже давно сформировали в сознании женщины какой-то болезненный шрам, отзывающийся в ее душе не переходящей болью.

За весь период взросления Адель мадам Виар испытывала обычное беспокойство и тревогу, возникшие у нее еще в момент понимания своего интересного положения; (будучи беременной Жюльетт, она не испытывала подобных ощущений). Впоследствии ее старшая дочь никогда не доставляла ей каких-то особенных переживаний, и Оливия до некоторой поры даже гордилась ею, как, впрочем, и Сержем, хотя в какой-то момент, не так давно, Жюльетт изменилась, и не в лучшую, по мнению женщины, сторону.

… Она и Патрик очень хотели ребенка, и их молитвы были услышаны. Старшая дочь родилась здоровым и удивительно красивым младенцем. Или им так казалось? Тем не менее Жюльетт росла очаровательным ребенком: улыбчивой, смешливой и любознательной. Супруги и сын Серж не чаяли в ней души. Жесткий в делах бизнеса, Патрик буквально таял на глазах, когда общался с дочерью и, надо сказать, та отвечала ему взаимностью. Спустя год год после рождения Жюльетт Оливия поступила в университет Корте на факультет биохимии. Тем временем бизнес ее супруга развивался на Корсике весьма успешно. Патрик купил небольшое поместье и перестроил старый особняк в современную виллу. Серж учился в частной школе-интернате, в пригороде Грасса. Все складывалось замечательно. Оливия нашла общий язык с Сержем и очень скучала по пасынку, резко повзрослевшему, но не утратившего своего обаяния. Молодая женщина с жадностью погрузилась в учебу; в воспитании Жюльетт ей помогала тридцатилетняя гувернантка. Девочка росла смышленым и умным ребенком. После окончания университета мадам Виар стала активно помогать своему супругу в его бизнесе. А вскоре она поняла, что вновь ждет ребенка. Адель тоже родилась здоровым и очаровательным ребенком. Но семейная идиллия продлилась около тринадцати лет: в какой-то момент у Патрика начались проблемы со здоровьем; свой страшный диагноз мужчина скрывал до того момента, когда уже маскировать свои внешние изменения было весьма сложно. К сожалению, обратился он к врачу достаточно поздно, и уже что-либо предпринять было просто невозможно. Однако этот мужественный человек и перед смертью пытался работать и быть в курсе всего происходящего как в бизнесе, так и в семье. Его смерть стала для многих невосполнимой утратой, но больше всего уход месье Домье ударил по его старшей дочери. Жюльетт в тот момент вступила в сложный возрастной период, и обрушившееся на юную девушку горе, не могло не сказаться на ее характере и поведении. Она стала очень замкнутой, хотя это обстоятельство не помешало Жюльетт проявлять агрессивность, упрямство и раздражительность по отношению к окружающим ее людям. Правда, спустя несколько лет девушка смогла смягчить эти качества и поменять такое негативное восприятие внешнего мира. Впрочем, как сейчас думала мадам Виар, Жюльетт просто смогла хорошо скрывать свой цинизм и эгоцентричность: она так легко надевала на свое лицо улыбку радушия, будто наносила ее с ежедневным макияжем. Но постоянно прятать свои истинные чувства под маской доброжелательности невозможно, и люди, хорошо знавшие мадемуазель Домье, иногда могли ощутить на себе ее жесткость, надменность и даже презрение. Впрочем, благодаря природному уму и воспитанию Жюльетт редко афишировала свое превосходство над окружающими в совсем уж нарочитой форме. Осознание того факта, что к ней испытывают любовь только мать и брат, совсем не огорчало девушку. Она хорошо окончила факультет биохимии университета, но продолжать свое обучение на кафедре не захотела, и уж тем более ей претила сама мысль о преподавании в школе (детей мадемуазель Домье не любила). Однако административная деятельность ей нравилась. Став совладелицей школы-интерната при монастыре Святой Анны, Жюльетт почувствовала интерес к предпринимательской деятельности и в этой сфере достигла немалых успехов, проявив коммерческую хватку вкупе со своей жесткостью и решительностью. В общем, мадемуазель Домье была довольна своей жизнью, а то, что ее взгляды и личностные качества не нравились ее матери… это, собственно говоря, проблемы самой Оливии.

И сейчас мадам Виар в который раз спрашивала себя: почему ее любимые девочки стали такими циничными и равнодушными? В чем заключалась ее материнская вина? Старания женщины развить в своих дочерях общечеловеческие ценности и моральные принципы оказались бесплодными. Но разве она сама постоянно соблюдала их в своей жизни? Пыталась, но не всегда у нее получалось следовать собственным принципам и общепринятым правилам нравственности в нашем, так сказать, гуманном социуме. А разве он действительно гуманен, полон добра, любви и гармонии? Нет, конечно. Однако имела ли она моральное право вносить в этот мир и свою толику разрушения посредством обмана, хитрости и зла? Не имела, но делала это, хотя и пытается теперь замаливать свои грехи благотворительностью (крупные пожертвования стали обязательным аспектом деятельности Оливии). Самое плохое состояло в том, что ее дочери не были по-настоящему близки между собой – мало того, они не испытывали друг к другу любви. Такие разные и такие одинаковые: Жюльетт, умеющая хорошо скрывать свое пренебрежение к окружающим, холодная и равнодушная, и Адель, не считающая нужным маскировать отсутствие в себе таких качеств, как сострадание и доброта. В современном мире формы выживания человеческой особи претерпели принципиальные изменения, и ее дочери впитали в себя, как губка-влагу, не самые хорошие черты этой новой технократической эпохи. Вероятно потому, что и общечеловеческие ценности тоже изменились – стали в порядке другие правила и приоритеты: виртуальное общение и секс, однополые браки, различные формы семейных отношений, а отсутствие гуманности – вообще и милосердия – в частности, становятся нормой. И немалое количество людей задаются вопросом: почему бы не исповедовать Зло и не служить Ему, коль именно оно постепенно овладевает миром? А что в результате будет с человечеством? Так это когда еще будет?… А что будет с собственной душой? Так это неизвестно… Может, и Там есть Зло? Главное, чтобы Сейчас, в эту минуту, было в кайф… Что делать с людьми, запрограммировавших себя на саморазрушение?… Оливия не знала. Она не знала, что делать со своими дочерьми… как тут управиться со всем миром?… Да и надо ли? Если люди этого хотят… Одни вопросы… Может, Жюльетт и Адель правы, обвиняя ее в заскорузлости мышления? Да, наверно. Видимо, поэтому, в некоторых ситуациях мадам Виар чувствовала себя, как девственница на мужском стриптизе.

Оливия тяжело вздохнула и провела по своим волосам тонкой, до сих пор изящной, но уже слегка тронутой пигментацией старости рукой, как будто пытаясь стереть из своих невеселых размышлений совсем уж мрачные мысли. «К работе нужно приступать с желанием и оптимистичной установкой», – печально подумала она и… расплакалась впервые за столько лет.

* * *

Как мы и ожидали: почти никакой важной информации наш кейлоггер (электронный шпион) не сообщил, но кое-какую, весьма удивившую нас, новость узнать все же удалось. Оказывается, Кристель Ферра была знакома с Энн Старлингтон! Судя во их скудной переписке, мы сделали вывод, что девушки познакомились в США. Хотя чуть позже меня поразила другая информация, повергнувшая меня то ли в шоковое состояние, то ли в тяжелый транс, впрочем, точно парализовавшая мои органы чувств на некоторое время.

До этого, последнего, известия, у меня было вполне хорошее настроение. Я заказал ужин в номер и вышел на балкон. Вечерняя Ницца завораживала своими яркими красками и праздничным флером. Бухта Ангелов сияла мириадами разноцветных огней и, казалось, что не может мир, где царит такая безмятежная красота, погрязнуть в отвратительных пороках, чудовищных преступлениях и ужасах войны. Но долго размышлять на эту тему я не смог: мозг попытался проанализировать факт общения двух совершенно разных девушек, и логический вывод был очевиден: Энн вдруг стала интересоваться театром и познакомилась с актрисой на какой-нибудь киношной или театральной тусовке.

Надо было обсудить эту догадку с Фрэнком, и я возвратился в гостиную, где мой приятель сидел, развалившись в кресле, попивая виски с содовой. И вот когда Тодескини сделал несколько глотков, закрыв глаза и откинув голову на спинку кресла, он и выдал сногсшибательную новость:

– Странно, а она мне не говорила, что знакома с Кристель. Хотя почему она должна была мне это сообщать?

– Кто она? – совершенно офигев, спросил я и сел на всякий случай в кресло.

– Энн.

– А ты что, знаком с мисс Старлингтон?

– Ну определение «знаком «это, пожалуй, сильно сказано. – Фрэнк открыл глаза и, приведя голову в исходное состояние, посмотрел на меня, как обычно, цинично улыбаясь, и произнес:

– Я просто переспал с ней. Один раз. Разве это знакомство?

– Да, пожалуй, это отнюдь не знакомство, – автоматически сказал я и растерянно умолк, пытаясь хоть немного склеить разбившиеся мысли. Тодескини тоже молчал, но он был в полном порядке: даже весел и почти трезв; и я поначалу подумал, что Тодескини надо мной просто издевается.

– Знаешь, Фрэнк, это – какая-то плохая и даже неуместная шутка. Ты на глазах теряешь остроумие и чувство меры.

Тодескини устало вздохнул и, вновь откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза.

– А я и не шучу, мой друг. Что было, то было, – монотонным голосом произнес мой приятель.

– А почему ты мне об этом не говорил раньше?

Фрэнк закашлялся, и теперь ему уже пришла очередь выражать свое недоумение:

– Марк, а с какого-такого перепугу я должен рассказывать о своей сексуальной жизни? Если я начну описывать тебе свои интимные истории, нам придется прервать наше расследование на очень большой промежуток времени.

– Но Энн?…

– Послушай, я же раньше не знал, что она знакома с Кристель. А то, что Энн – дочь миссис Старлингтон… так и что с того? У меня были подружки из более аристократических и знаменитых семейств.

Я не мог спокойно переварить эту новость и тоже решил немного себя успокоить небольшой дозой виски.

Постучали в дверь. Фрэнк открыл официанту, вкатившему тележку с нашим ужином. Пахло изумительно, но мне почему-то расхотелось есть. Однако начав клевать овощи, я почувствовал возвращение аппетита; и, медленно поглощая салат, стал раздумывать о том, что нам этот факт может дать. Тодескини, чуть насупившись, тоже ел молча, по-видимому, он решил таким образом продемонстрировать свое недоумение из-за моей реакции на свое признание. И надо заметить, мой приятель был прав. Какое, собственно говоря, мне дело, с кем он развлекается в свободное время? С Энн или еще с кем-то? Но, чтобы быть честным, придется признать, что услышав эту новость, я почувствовал укол ревности, хотя никаких прав на это у меня не было. Или обычное чувство собственности, без всякой на то логической подоплеки? Просто Энн когда-то была в меня влюблена… и по этой причине я решил, что теперь она будет питать ко мне безответные чувства всю свою жизнь? Конечно же, я был неправ, и Фрэнк совершенно в этом не виноват, и это мне было хорошо известно!

Доев салат, я перешел к рыбному блюду. Прожевав тающую во рту запеченную форель, я попросил Фрэнка рассказать о знакомстве с Энн поподробнее и, конечно же, не имея в виду их сексуальные забавы.

Тодескини мне поведал следующее.

Как-то мой приятель-хакер решил отдохнуть от трудов праведных и взять длительный тайм-аут; он быстро влился в тусовочную жизнь богемы – «тяжелые» будни рожденных в богатстве и роскоши, благо знакомых в этой среде у него было немало.

Тогда он отдыхал в Каннах и пошел с каким-то своим приятелем в клуб, где и познакомился с Энн. Так получилось, что они провели ночь вместе. А совсем недавно Фрэнк с Максом Адлером отправились в паб и встретили там Линду Доэрти с ее кузиной Энн. Девушки, похоже, выясняли отношения, но, заметив знакомых мужчин, изобразили взаимную благожелательность. Посидев минут двадцать в пабе, Макс с Фрэнком пригласили девушек на ужин в «Harry`s Bar» – закрытый частный клуб, расположенный в центре Мейфэйера, где компания славно повеселилась. Адлер увлекся Энн, Фрэнку, честно говоря, было все равно, он ни с кем не собирался развлекаться в постели. Тем не менее мисс Старлингтон дала четко понять Максу, что ей интересен Тодескини. Под утро Адлер, вызвав такси, отправил Линду домой. А Фрэнк и Энн поехали к хакеру домой, но увлеклись разговором и о сексе даже не вспомнили. Вообще, когда у них случилась близость в первый день знакомства, Тодескини был очень удивлен и даже ошарашен: девушка совсем не была похожа на любительницу быстрого секса после почти что шапочного знакомства. Еще больше мой приятель изумился, поняв, что Энн-девственница! И она его нагло использовала, чтобы исправить этот «недостаток»! Тогда в отеле, Каннах, утром они расстались довольные проведенной ночью; насущные физиологические потребности были выполнены к их обоюдному удовольствию, и желание девушки не продолжать отношения абсолютно совпадало и с намерениями хакера. Фрэнк был рад, что может спокойно вздохнуть: редко ему приходилось проводить время с дамой, которая не пыталась с ним встретиться еще раз. Что же касается Энн… он подумал, что, может, женщинам каким-то образом мешает их девственность. Кто знает их психологию, кроме них самих? Очевидно, не было бы дискомфорта – не рвалась бы девушка таким образом лишиться невинности.

Помолчав, я спросил у Фрэнка:

– И тебе нравится Энн?

– На мой вкус, слишком худая, – ответил Тодескини, скривив губы в скабрезной ухмылке. – Кости тощих женщин немного натирают мне кожу, – манерным тоном аргументировал он.

Немного поразмыслив, я сказал:

– Тебе для дела все-таки придется изменить своим принципам.

– Что ты имеешь в виду? – испуганно спросил Фрэнк.

– Успокойся, я не собираюсь предлагать тебе переспать с дюжиной монашек, я же не садист. Понимаешь, мы должны подобраться к мобильнику Энн и поставить на него программу-шпион и шпион для восстановления данных… или кейлоггер на ноутбук. В общем, чем больше, тем лучше, – уже уверенней предложил я и, заметив облегчение, отразившееся на лице приятеля, спросил:

– Ну что? Я вижу: ты успокоился.

– Меня радует, что ты не садист. – Он поднялся. – Я сейчас. – И Фрэнк прошел в туалет, а на обратном пути налил себе и мне еще по порции виски с содовой.

– Продолжай, – сказал он, – подавая мне бокал и усаживаясь в кресло. – Не понимаю, зачем нам это?

– Я уверен, что записи с ноутбука Кристель – это всего всего лишь вершина айсберга. И теперь кое-что подозреваю. А если мы узнаем подробности пребывания Энн за границей, думаю, что мы получим ответы на некоторые наши вопросы. Почему-то мне кажется, что знакомство Кристель и Энн произошло совсем не случайно.

– А чем обоснованы твои подозрения?

– Ничем конкретным. Только моим чутьем, интуицией, внутренним голосом. Называй, как хочешь.

– Ты вот говоришь: «мы», «нам». Ну так сам и переспи с Энн.

– Да я бы мог, конечно. Ну ты же знаешь, что я не такой компьютерный гений, как ты, – просящим и жалостливым голосом проблеял я. – А тебе что, трудно? Всего лишь один разок.

Фрэнк тяжело вздохнул и уныло нахмурился.

– Честно говоря, Марк, я верил, что у тебя есть какие-то принципы, но ты оказался беспринципнее меня…

Я виновато молчал: его слова открыли мне неприятную правду о самом себе. Безусловно, этот факт меня огорчил… хотя и не исправил.

– Понимаешь… – промямлил Тодескини. – Для меня переспать с одной и той же женщиной второй раз-это все равно, что жениться на ней.

– У тебя что? Комплекс на этой почве? – изумился я.

– Если бы комплекс! Фобия!

– Впрочем, в одном я уверен. – Сделав паузу, я призадумался, не ошибся ли я в своем выводе.

– Так в чем ты уверен?

Сделав глоток напитка, я продолжил:

– Подозреваю, что Энн никому не говорила о своем знакомстве с Кристель. Иначе Минерва сказала бы мне об этом факте.

– Но, как я понял с ее же слов, девушка не жалует многих своих родственников и никогда не была с ними близка.

– В этом отношении ты прав. Они всегда презирали Энн и не очень-то рвались общаться с ней. А она, похоже, не забыла об этом.

Вальяжно раскинувшись в кресле, Фрэнк снисходительно сказал:

– Ну допустим, я согласен провести с ней ночь, чтобы постараться установить «шпионскую «программу. Но с чего ты взял, что мисс Старлингтон мечтает о сексе со мной?

– Может, до секса дело и не дойдет. Это я перестраховываюсь. Мы не будем действовать так прямолинейно. Пригласим девушку на встречу. Скажем, что хотим задать ей несколько вопросов в связи с нашим расследованием. Короче, предоставь это мне. А там – как пойдет.

– И когда ты это планируешь? Если завтра мы должны встретиться с мадам Виар. Или ты думаешь, что она нас продинамит?

– Полагаю, нет. Мадам, похоже, тоже пребывает в некоторой прострации, – медленно пояснил я.

– С чего ты взял?

– Интуиция.

– Так почему бы тебе не заставить свою интуицию нормально работать! А то – какие-то недомолвки, подозрения… – Фрэнк потянулся и зевнул. – Может, спать? – спросил он, допивая остатки виски.

– Давай, иди. А я хочу еще позвонить миссис Риттер: узнать, как там моя Клео. И отправить отчет миссис Старлингтон. Да и пораскинуть мозгами не мешает.

– Только не раскидывай их так, чтобы потом не собрать… мыслитель.

Надеюсь, ты не очень откровенен с Элизабет?

– А что?

– Интуиция, – усмехнулся Фрэнк и, пожелав мне успешного анализа, пошел в свою спальню.

С Клео было все в порядке. Отчет для миссис Старлингтон получился скудный. Спать мне не хотелось, хотя завтра нужно было рано вставать. Авиабилеты я не стал заказывать: уверенности, что Мадам пригласит нас на встречу, не было, а если и пригласит-совсем не обязательно, что в Кальви.

Продолжая сидеть в кресле, я вдруг вспомнил профессора Биггса. За последние пару месяцев произошло немало событий… и появляется все больше вопросов, нежели ответов. Да и атмосфера в Тауэринг-Хилле стала какой-то тревожной, как перед грозой или ураганом; и это обстоятельство я уже ощущал своей кожей. А ведь все случилось в такой короткий отрезок времени! Не верю я в такие совпадения… Стоило только начать расследование, как посыпались «сюрпризы»… А ведь эти, известные нам факты, как говорится, только вершина айсберга. Когда же мы дойдем до того, что скрывается под толщей темной воды?

Поднявшись с кресла, я подошел к стоящему у прикроватной тумбочки кейсу и достал распечатку переписки Ларса с неизвестной или неизвестным Ниагарой. У меня появились некоторые догадки в отношении «милых» растений, упомянутых в письме. Может, сейчас получиться его расшифровать? И я еще раз прочитал отрывок, который удалось узнать Фрэнку:

– «Непентес: Ты думаешь, что лилии мертвой лошади не нужны трюфеля?

– Ниагара: Лилия мертвой лошади хочет раскрыть лживые часы. Ей могли быть интересны земляные черви, но не настолько, чтобы рисковать своим петухом и лягушкой.

– Непентес: Ну а Эйфелева башня?

– Ниагара: Она действительно высокая, ей-по фигу. Главное, чтобы лягушатник плодился. А может, все-таки мышеловка?

– Непентес: «Не знаю, возможно, лев. Он зарянку окучивает, будто та зовет его сеять углерод. Мог дать сыра.

– Ниагара: А свинья не кукует?

– Непентес: Бывает кукует, но в этой норке – нет. Хрюшка убаюкивает мутинус собачий, поэтому лучше сделает себе обрезание, чем станет мешать смердящему рогу осьминога. Хотя напрасно ты ее так…

– Ниагара: «Кукольные глазки так же дружит с гиднорой…»

Если предположить, что Ларс-шпион мадам Виар, то Ниагара либо сама Оливия, либо кто-то из ее детей. Серж? Нет, скорее-Жюльетт, лживые часы, возможно, убийство Лоры или Мишель. Эйфелева башня, скорее всего, Минерва, мышеловка, наверно, Полин… Нет, похоже, у меня не хватает фактов для дальнейшей расшифровки, а предполагать-можно все что угодно…

…Утром мы все же получили сообщение, что мадам Виар будет нас ждать завтра, к пяти часам вечера, на своей вилле в Бонифачо. Адрес был указан.

Заказав авиабилеты в Санта-Каталину и позавтракав, мы двинулись в аэропорт.

В Кальви мы прибыли чуть раньше полудня, собрав свои вещи и рассчитавшись за проживание, выехали в Аяччо, решив пообедать где-нибудь по пути. Обратная, уже знакомая дорога, заняла почти три часа. Остановившись в Порто, мы пообедали в отличном ресторане отеля Le Romantique. Сегодня нам спешить было некуда, поэтому ели мы не спеша, наслаждаясь вкусной едой, местным вином и великолепным видом на море. Погода была отличной: тепло и солнечно. Приятный бриз дышал запахом моря и букетом новых, незнакомых и специфических, ароматов зелени и пряностей. Но чудесная атмосфера окружающей природы не смогла, к сожалению, улучшить нашего настроения: последняя рискованная авантюра с планшетом Кристель не принесла ожидаемых результатов. Ее электроника упорно молчала. У нас теплилась надежда, что завтра мадам Виар прольет свет на некоторые, неизвестные нам, обстоятельства. Впрочем, честно говоря, верилось в это с трудом… Не окажется ли ее приглашение в свою резиденцию для нас ловушкой? Что ж, похоже, в этом мире невозможно избежать двух фактов: собственных рождения и смерти…

* * *

Линда Доэрти сидела в своей гостиной, удобно расположившись в широком кресле, и смотрела какое-то телевизионное шоу. Она редко смотрела телевизор, хотя и сейчас не особенно-то ему уделяла внимание.

Вечер дышал приятной прохладой, но девушке не хотелось куда-либо идти, чтобы развлечься. Она пришла с работы, приняла душ и переоделась в домашний брючный костюм, красивого, нефритового оттенка, подчеркивающий нотку зелени ее ореховых глазах.

Надо было бы поужинать, но и еда не вызывала у нее положительных эмоций, что не было для нее редким событием. Когда у Линды возникали проблемы, то она их не «заедала», как некоторые женщины. Хотя возникнувшие обстоятельства сложно было бы назвать проблемами, особенно людям, которым ежедневно приходится думать о хлебе насущном. Мисс Доэрти не нужно было заботиться о таких «мелочах», поэтому она думала о великом, например, о будущем империи Старлингтон; и эти мысли отнюдь не были оптимистичными. Несмотря на свое умение льстить, манипулировать, плести интриги, лгать, перед собой Линда была честна, да и миссис Старлингтон обмануть она не смогла бы. Как-то девушка попыталась это сделать, но такой шаг имел для нее весьма неприятные последствия. Что ж, в конечном итоге этот негативный опыт помог ей впоследствии не ввязаться в более серьезную авантюру. И теперь она беспокоилась о нелегкой задаче, которую ей предстояло решить. Сможет ли она претворить свой план в жизнь так же идеально, как это ей представлялось в собственных мыслях?

Грациозно привстав, она подошла к барной стойке и остановилась в некотором раздумье. Спиртное она позволяла себе далеко не часто, но полностью отказаться от него, пока не считала нужным. Остановив свой выбор на розовом вине «All`ametista rugiada», она открыла небольшой бар-холодильник и достала початую бутылку, а затем все же приготовила себе легкую закуску: сырное ассорти и фрукты.

Налив в высокий хрустальный бокал вино, сразу окрасившее ажурное стекло, Линда подняла сосуд на уровень своих выразительных глаз и в очередной раз подивилась аметистовому блеску вина и совершенству природы в своей бесконечной вариаций форм, оттенков, звуков… Вспомнилась фраза Жана Бодрийяра, французского культуролога, теоретика постмодернизма, которую она когда-то заучила наизусть, готовясь к экзамену, что «…стекло является наиболее эффектным из всех возможных материальных выражений фундаментальной двойственности атмосферы: оно совмещает в себе доступность и отдаленность, близость и отказ от близости, контакт и отсутствие контакта. Стекло – это прозрачность без проникновения».

В озабоченном сознании Линды эта ассоциация появилась неслучайно, ее взаимоотношения с Эдвардом были такими же двойственными, как и этот стеклянный сосуд: хрупкими и неопределенными, несмотря, казалось бы, на их прозрачность. А с возвращением к родным пенатам кузины Энн эти отношения стали подобны красивому бокалу с вином: если его поставить на край стола – он рискует упасть и разбиться, расплескав все свое содержимое, а если крепче сжать сосуд – он может расколоться, поранив ее руку до крови и вызвав острую боль, и растекшееся вино оставит на коже лишь липкий и неприятный след. И если бы только на коже… Разрушиться красота форм, исчезнет сложный букет ароматов и вкусов содержимого бокала.

Пригубив напиток, девушка раздумывала над тем, как ей вести себя дальше со всеми своими недругами. Сколько преодолено препятствий на пути к достижению цели! И она почти достигнута. Почти…почти… Как много значат такие малости! Мultum in parvo – «многое в малом».

Не допив вино, Линда решительно направилась в гардеробную комнату. Она стала перед огромным зеркалом и внимательно посмотрела на свое отражение: изгиб красивой шеи и плеч, чувственные выпуклости под мягкой тканью пуловера и тонких шерстяных брюк. Линда не отличалась хрупкостью, но выглядела соблазнительно и сексуально. Могла изобразить страстность гетеры и наивность нимфетки. Когда хотела – умела быть очаровательной и загадочной.

«Да, – подумала девушка, – я очень многогранна!» Она с раннего детства обучилась двум трюкам. Первый из которых-ложь, вполне простой и известный многим метод манипуляции, но далеко не все могут органично и талантливо врать. Второй трюк, почти безотказно действующих на мужчин, – производить впечатление физической беспомощности. Женщины высокие и с выдающимися формами служат для мужского внимания маяком; невысокие – на их фоне теряются. Об этом своем качестве, не очень выигрышном для себя, Линда, безусловно, знала, поэтому вынуждена была прибегать к другой тактике. Известно, что почти любому мужчине нравится выглядеть сильным и всемогущим, эдаким спасателем мира а-ля Брюс Уиллис. Так почему же этим не воспользоваться маленькой, хрупкой девушке? Тем более что мужчины так легко ведутся на лесть. Женщину обмануть сложнее, а Линде предстояло перехитрить не только мужчин, к сожалению. Но еще не все было потеряно. Просто удар, который нанесла ей Энн Старлингтон, был настолько неожиданным и сильным, что Линда, впервые, пожалуй, так растерялась.

Осмотрев себя еще раз придирчиво и критично, она немного успокоилась, вспомнив еще об одном важном своем таланте, отнюдь не лишнем в «приручении» мужских особей в силу их физиологических особенностей, одной из которых является потребность в сексе. Девушка обладала особым чутьем и неплохо знала, как пользоваться своим красивым телом, чтобы поймать в сексуальную ловушку двуногим самцов; ведь в этом процессе важны не только технические приемы, которым может обучиться практически любая женщина при наличии желания. Можно отлично играть на скрипке, но не каждому дано стать Паганини… С этим нужно родиться. Так вот, в сексуальной игре мисс Доэрти считала себя своего рода виртуозом; достаточно редкий дар для женщины, к великому сожалению мужчин. Но тот, кого Линда хотела удержать подле себя, не страдал зависимостью от постельных радостей. Эдвард, как казалось ей, вообще не имел каких-либо слабостей или вредных привычек. Что ж, в резерве оставалось хотя бы то, к чему он не совсем равнодушен: к деньгам и социальному статусу. И до приезда кузины Энн Линда почти не сомневалась в счастливом развитии ее отношений с мистером Крайтоном, во всяком случае, они не требовали особой коррекции. Минерва тоже смотрела весьма благожелательно на их возможный союз. До недавних пор Эдвард относился к мисс Доэрти с симпатией и интересом; а у нее были возможность и время, чтобы упрочить к себе симпатию и внимание этого мужчины. Но потом Эдвард выкинул такой фортель: открыто завел интрижку с Лорой! Удар был неожиданным и подлым, но Линда готова была простить изменника, тем более что журналистка так удачно выбыла из списка потенциальных невест. Однако теперь могла помешать Энн. Эдвард, как и любой другой мужчина, проявлял интерес к красивым женщинам, и это нормально. Но кузине он стал вдруг оказывать особые знаки внимания. А вдруг Эдвард все же сможет влюбиться в Энн?… Линда всегда была уверена, что присущая Крайтону эмоциональная скудность никогда не даст тому возможность испытать сильное чувство к какому-либо существу. А если это не так?… И этот удивительный, умный и красивый мужчина способен на влюбленность или даже любовь?

Возвратившись в гостиную и усевшись в кресло, Линда методично проанализировала последние события. Девушка глотнула вина, но оно не принесло ей ожидаемого чувство легкости, хотя бокал был почти пуст. Голова гудела от обилия мыслей, хотя найти выход из этого лабиринта она пока не могла, а отвлечься на что-то другое – тоже не получалось. К тому же Линда не относилась к тому типу женщин, которые предпочтут выждать и посмотреть, как будут развиваться события, а затем уже принимать какие-либо меры. Мисс Доэрти устраивали только активные действия, и ей нужны были дополнительные меры подстраховки. После некоторых раздумий, девушка вновь подошла к барной стойке, которая условно делила помещение на две функциональные зоны. Подойдя к стильному буфету цвета темного шоколада, она открыла один из навесных шкафчиков и вынула оттуда обычную толстую тетрадь. Затем Линда налила себе вина и уже в более приподнятом настроении направилась в гостиную.

Расположившись в кресле и положив тетрадь на кофейный столик, девушка пригубила вино и откусила кусочек сыра Бри, затем открыла свой личный ежедневник-дневник и расчертила его на шесть вертикальных столбцов. Что-то сосредоточенно обдумывая, она время от времени вносила в тетрадь какие-то записи. Постепенно эта привычная для нее работа увлекла девушку и принесла ей ту легкость и состояние эйфории, которое не смог ей обеспечить чудесный напиток. Все свои проблемы Линда решала при помощи бумаги и ручки. Часть исходящих данных у нее была, осталось добавить логику и задуманную интригу. В финале этой увлекательной работы девушка написала свою, своего рода экстраполяцию будущего. Разработанная ею система конструирования предстоящих событий еще ни разу не разочаровала мисс Доэрти. И этим вечером она отправилась в спальню с чувством уверенности в своем счастливом грядущем.

Глава 8

Часы показывали без четверти девять, когда Ларса разбудили солнечные лучи, проникшие сквозь неплотно закрытые шторы. Он лежал на роскошной постели, полу-укрытый легким одеялом и наблюдал за тем, как его спальня быстро наполняется золотистым светом. Утро обещало хороший и погожий день, хотя погода не всегда выполняет свои обещания. Но сегодня, как казалось молодому человеку, все должно сложится удачно, во всяком случае для него, просто по той причине, что у Ларса практически не было неудачных дней. Мужчина был так устроен, вернее, он давным-давно попытался поменять свое отношение к возникающим проблемам или сложностям, вдруг в какой-то момент поняв, что разрешение этих трудностей для него оказалось достаточно привлекательным. И постепенно размышляя над этим обстоятельствам, Ларс, еще будучи подростком, пришел к выводу, что человек может развиваться только в преодолении различного рода препятствий, в борьбе за собственную выживаемость, по сути являясь животным; зверь, живущий на воле, намного сильнее домашнего питомца. Поэтому Слэйтер стал искать себе приключений на одну часть своего тела, успешно их находил, но надо признать, неплохо в них себя ощущал. И однажды молодому человеку пришлось признаться самому себе, что он стал адреналинозависимым человеком, но этот факт не испугал и, безусловно, не остановил его в поиске опасных занятий. По складу своего характера Ларс являлся авантюристом, к тому же он родился не в бедной семье, поэтому мог посвятить себя какому-либо экстремальному виду спорта или выбрать профессию, связанную с риском. Однако этот выбор обычно предполагал отсутствии полной свободы в своих действиях, а мужчина не собирался от кого-либо зависеть.

Слэйтер родился во Франции, но спустя лет десять его семья переехала в Англию. Еще в школьном возрасте увлекшись ботаникой, Ларс поступил в сельскохозяйственный колледж, расположенный в пригороде Йорка, после окончания которого продолжил обучение на курсах ландшафтного дизайна. Но этот род деятельности совсем не предполагал каких-либо опасностей и риска, так что для поиска оных молодой человек использовал свой досуг. Деньги у него были, а свое рабочее время он планировал самостоятельно, так что все для него складывалось отлично, и в ближайшее время что-либо менять мужчина не собирался, хотя и предполагал, что новое приключение может закончиться для него не так радужно, как ему хотелось бы. Впрочем, пока намеченный им сценарий протекал так, как нужно.

Соскользнув с кровати, Слэйтер подошел к окну, раздвинул зеленовато-серебристые портьеры и, открыв дверь, шагнул на балкон. Ларс был в одних трусах, но это обстоятельство его нисколько не смущало: балкон выходил на задний двор, и здесь его никто не мог увидеть. Некоторое время простояв босиком на дощатом полу и хорошо проникшись прохладой, мужчина почувствовал себя окончательно проснувшимся. Преодолевая желание – как можно быстрее встать под горячий душ-он неторопливо, искусственно замедляя шаг, направился в ванную комнату. Встав на резиновый коврик в душевой кабинке, Ларс некоторое время постоял под прохладными струями воды и только потом позволил себе насладиться горячим водным массажем. Принимая душ, он любовался приятным светло-зеленым тоном кафельной плитки, аккуратными рядами различных гигиенических и моющих средств, которых у него было не меньше, чем у женщины. Выйдя из душевой кабинки, молодой человек интенсивно растерся жестким полотенцем и тщательно побрился; нанес на кожу лица специальный успокаивающий гель, а на влажные волосы – фиксирующий мусс, уложив их при помощи расчески и, довольно улыбнувшись, направился в спальню, где облачился в джинсы и черную футболку.

Спустившись на кухню, он приготовил чай, жареный бекон, яйца всмятку и тосты. Усевшись за дубовый стол, Слэйтер включил телевизор, но почти не слушал речь диктора, напряженно думая о планах на сегодняшний день. Позавтракав, он пошел проведать свои комнатные растения и, убедившись, что все в порядке, прошел в оранжерею. Удовлетворенный состоянием своих растений, мужчина поднялся на мансарду и провел там не менее часа.

Слэйтеру нравились маленькие городки тем, что расстояние от его дома до делового и торгового центра было весьма незначительным, а это обстоятельство, безусловно, экономило время и деньги. И в это утро Ларс никуда не спешил: доступность нужного для наблюдения объекта вполне удовлетворялись мощной подзорной трубой и биноклем. По его предположениям, времени, чтобы доехать до нужного ему места, было достаточно, но подстраховаться никогда не мешает. Забросив в сумку бинокль и бутылку воды, молодой человек прошел в гараж и сел за руль черного «лотуса».

Спустя десять минут, объехав парк, мужчина остановился в укромном месте. Отсюда ему хорошо была видна дорога, по которой должен был проехать нужный ему человек. Ожидание для Ларса никогда не было проблемой: ему всегда было чем занять свои мозги. И его мысли плавно перетекли в приятную область размышлений-вечером предстояла встреча с Анной. Вспомнив восторг женщины его телом и не только, Ларс цинично ухмыльнулся. Никогда еще ранее у него не было любовницы на восемь лет старше и на столько же фунтов полнее. Но умный человек должен извлекать любую выгоду или пользу из различных ситуаций, даже если они поначалу не выглядят привлекательными, хотя в этом отношении Слэйтеру не пришлось себя насиловать: миссис Теллер оказалась приятной женщиной во всех отношениях, да и ее полнота придавала пикантность их утехам. Она искренне восхищалась своим молодым любовником, обрушив на него такую лавину нерастраченной любви и заботы, что даже смогла немного пробить его многолетний панцирь убежденного циника. К тому же Анна открылась ему с неожиданной стороны, которой он мгновенно воспользовался, – миссис Теллер переоценивала свои умственные способности и считала себя намного умнее многих окружающих, и уж тем более – своего красивого молодого любовника, который только и умеет, что правильно стричь кустики. Женщина отлично понимала, что Ларс весьма эгоцентричен, но не видела в этом обстоятельстве ничего удивительного, главное, Слэйтер был достаточно богат, чтобы его не считали жиголо или альфонсом; кроме того, не так давно он стал довольно-таки востребованным ландшафтным дизайнером. Совсем не многим женщинам выпадает такая удача! И Ларс тоже правильно расценивал это обстоятельство, поэтому их отношения с Анной были обоюдно прозрачны… почти. Мужчина преподносил своей женщине небольшие подарки и от нее принимал тоже весьма недорогие безделушки. И когда однажды миссис Теллер хотела подарить ему дорогие часы, он вежливо, но твердо отказался от недешевого аксессуара; ко всем финансовым вопросам Слэйтер относился крайне щепетильно. И его вполне устраивала та ситуация, которая сложилась на данный момент, хотя Ларс вообще не мог припомнить, когда он был недоволен собой или своей жизнью, искренне считая себя счастливым и удачливым человеком. Мужчина нравился себе, но без самолюбования, был весьма самокритичен, не занимался самобичеванием, хладнокровно анализировал свои ошибки, однако иногда ему приходилось наступать себе на горло. Он считал, что важно не количество ошибок, которое он совершил и еще совершит, а то, чему он смог на них научиться.

Слэйтер действительно был вполне обеспеченным молодым человеком; и отнюдь не деньги подвигли его когда-то на сложную и опасную авантюру. Ларс не представлял своей жизни без риска и азарта; и любую предстоящую деятельность мужчина примерял на себя исходя из наличия таких приоритетов. (Благоразумие, считал мужчина, не способно уберечь от превратностей судьбы.) Кроме этих качеств, Ларс обладал достаточной дальновидностью, чтобы определить время и место для каждой из своих целей, а затем уже осуществлял задуманное. Человеческая жадность часто заставляет нарушать заведенный порядок, принуждая преследовать одновременно множество целей, и в погоне за незначительным, человек упускает существенное. Слэйтер считал, что не родился гениальным или талантливым, и в сущности обладает посредственными способностями, однако умеет ими пользоваться, поэтому находится в более выигрышном положении, чем люди, наделенные выдающимися качествами, но не умеющими их реализовывать.

В таких психологических размышлениях он пребывал минут сорок, когда вдруг увидел приближающуюся к коттеджу машину Кейт Стюарт; сегодня она была выбрана им в качестве объекта наблюдения. (Вчерашний свой вечер он посвятил ее брату.) На самом деле Ларс хотел узнать, что же замышляют эти «волшебники».

Минут через семь Ларс припарковал машину недалеко от нужного ему дома. Затем он вытащил из сумки портативный прибор и направил небольшую параболическую антенну на одно из окон коттеджа. Без специального «жучка», конечно, разговор по обычному телефону прослушать будет невозможно, но если звонок будет произведен посредством мобильной связи, то этот прибор позволит Слэйтеру услышать беседу достаточно четко.

Через несколько минут техника была установлена и настроена, оставалось ждать и слушать. Радовало то, что здесь, на самой окраине парка, вдали от многолюдных мест, можно было не особо опасаться прохожих. Но Ларс все же неплохо замаскировался под густыми орешником. Ждать пришлось не более четверти часа: раздались сигналы в наушниках. Мужчина поправил на голове наушники и стал внимательно слушать. Разговор длился всего несколько минут, но не его длительность была важна Ларсу, ему важна была его суть. Все, что было нужно, молодой человек узнал, оставаться здесь больше не стоило. Сложив всю свою технику в сумку, он тронулся с места.

* * *

В это же самое время Анна Теллер сидела в своей гостиной и пила кофе, просматривая что-то в своем ноутбуке. Огромный экран телевизора рассказывал о подводном мире Тихого океана. Речь шла о кархародонах, больших белых акулах. Миссис Теллер, оторвав уставшие глаза от скучных таблиц и многочисленной армии чисел, зачаровано посмотрела на гамму ярких красок, которую можно было увидеть, по всей видимости, только в толще океанических волн. Палитра цветов была действительно впечатляющей: искрящаяся бирюза, головокружительные переливы белого, желтого, кораллового, пурпурного, изумрудного, кобальтового… столько разновидностей обычных, казалось бы, цветов! И столько оттенков! «Такие, наверно, на суше и не встретишь», – подумала женщина. Но тут красота подводного мира взорвалась нагло вторгнувшейся в ее гармонию опасностью, несущую смерть. Огромная пасть, демонстрирующая миру устрашающие челюсти с рядами внушительных зубов, казалось, собиралась заглотнуть гостиную со всем ее содержимым. На миг Анна застыла, поверив в происходящее, впрочем, спустя долю секунды ей стало стыдно из-за своей слабости, вернее, из-за своего разыгравшегося воображения.

Вообще-то, женщина чрезвычайно редко смотрела телевизор, считая, что созерцание слезливых сериалов, дурацких шоу и викторин – удел глупых домохозяек, ведущих однообразную и скучную жизнь. Но некоторые передачи, оказывается, могут вызвать дрожь в коленках и всколыхнуть уставший от монотонной работы мозг. Усмехнувшись, она медленно допила остывший несладкий кофе. Можно было бы поработать еще, но влюбленность – странное состояние. Несмотря на то что она встречалась с Ларсом более трех месяцев и, казалось бы, новизна ощущений должна была уже немного нивелироваться, у нее этого не произошло – накал ее чувств к нему стал еще более ярче и ощутимее. А ведь она уже далеко не девочка, да и какого-то периода ухаживаний со стороны Слэйтера не было. Все произошло достаточно быстро, как обычно бывает между уже достаточно взрослыми людьми. Естественно, такое мечтательное настроение миссис Теллер не могло не отразиться на ее работоспособности, отнюдь ее не повысив. Анна никому не прощала удовлетворительной работы, а себе – тем более. И с этим нужно было что-то делать. Женщина стала понимать, что уже не может справиться со своими чувствами и, чтобы ее самоуважение оставалось на обычном, а значит, достаточно высоком уровне, Анна приняла окончательное решение, касающееся многих аспектов своей жизни. Во-первых, она берет отпуск после праздника (с миссис Старлингтон этот вопрос уже оговорен), а во-вторых, с Алексом нужно развестись как можно быстрее. Так будет лучше для всех. Анна хотела свободы от брачных уз и она ее получит. Муж пойдет навстречу, она просто оставит его без малейшей возможности выбора: ему нужны были деньги. Покупка вожделенной свободы обойдется ей недешево, но женщина была готова к такой сделке. Разрешением этих проблем нужно будет заняться в первой половине отпуска, а затем она поедет куда-нибудь отдохнуть… Боже мой! Бездумно и расслабленно отдыхать!.. Как давно у нее был такой кайф! Зачем отдыхать от любимого дела? Никогда не было в этом необходимости, и вот теперь появилась.

Завтра ей предстояла поездка в Брайтон, и Анна уже забронировала двухместный номер в «De Vere Grand Hotel» – главной гостинице города. Ларс недостаточно хорошо был знаком с этим курортом, и когда она закончит свои дела – у них будет время насладиться городом. Она очень надеялась, что Слэйтер составит ей приятную компанию. Предстояла замечательная поездка, и предвкушение романтического вояжа сладкой истомой разлилось по телу. Оставалась только одна проблема – необходимость сосредоточиться на делах фирмы. Время для восторженных грез у нее еще будет…

* * *

…На цыпочках Анна прокралась в душ, боясь разбудить Ларса. А Слэйтер и не думал засыпать: что-что, а притворяться он умел. «Наверное, для сцены или кино я был бы неплохим приобретением», – подумал он.

Когда раздался шум воды, обнаженный мужчина достал из стоящего у кровати кейса флешку и подошел к ноутбуку Анны, проделав некие манипуляции с ним, он возвратился к постели. Не суетясь, Ларс спрятал ценную деталь в небольшой карман своего кофра. Вот и все. Молодой человек лег на кровать немного раздосадованным. Он хотел настоящей работы: с риском, азартом и бешеным ревом адреналина в крови. А такую мелочь может сделать кто угодно. Успокаивало только то, что этот момент-один из незначительных этапов его работы.

Мысли Слэйтера незаметно возвратились к настоящему времяпрепровождению. Не очень-то хотелось оставаться здесь еще на ночь, тем более что было только три часа пополудни. Если бы он был один, то с удовольствием занялся бы осмотром города и его достопримечательностей. Не то, чтобы Ларс тяготился обществом любовницы… Но все же свобода предпочтительнее во всех отношениях. Если бы Анна чуть больше занималась своей непосредственной работой… Однако она явно не хотела спешить. Надо что-то придумать, только что? Мужчина вновь полез в свой кофр, достал оттуда крохотную таблетку и опустил ее в бокал своей любовницы, в котором еще оставалось недопитое шампанское.

Вскоре Ларс услышал, что шум воды, доносящийся из ванной комнаты, стал менее интенсивным. Вскоре Анна приоткрыла дверь в спальню, но мужчине уже не хотелось притворяться спящим. На цыпочках женщина проскользнула в комнату, в которой царил полумрак, обеспечивающийся плотными темно-коричневыми шторами. Ларс лежал на спине, заложив руки за голову, и рассматривал танцующие блики света на потолке. Анна поневоле залюбовалась его атлетическим телом, красивым лицом, четким аристократическим профилем. Ей нравились его холодные серо-голубые глаза, иногда очень отстраненные и даже надменные. Быть может, из-за таких «особых» для нее качеств Ларса, секс с ним был каким-то удивительно неповторимым. И сейчас, глядя на его губы, вспоминая их вкус, она вновь почувствовала прилив желания. Впрочем, уже достаточно хорошо изучив своего любовника, женщина постаралась подавить эротический импульс. Миссис Теллер усвоила многие привычки Слэйтера не только в сексуальных предпочтениях, но и во многих других аспектах его жизни. И когда-то поняв, что своей назойливостью или чрезмерной заботой она может его оттолкнуть, дала себе слово: никогда себе этого не позволять.

Ларс повернул голову и, улыбнувшись, тихо, с придыханием пропел своим неподражаемым голосом, окрашенным чувственным тембром:

– Привет, милая.

Его голос, – иногда думала она, – подошел бы мужчине лет за сорок – этакому искушенному и опытному соблазнителю, не имеющего поражений в отношениях с женщинами, а тут – внешность интеллигентного молодого преподавателя колледжа, ведущего спортивный образ жизни.

Уже позже, когда они стали близки, и Ларс оказался действительно замечательным любовником, женщина подумала, что природа не зря дала этому мужчине такой «возрастной» тембр голоса. Кроме этого, Слэйтер обладал врожденной способностью – тонко чувствовать женщину, что вкупе с отличным «техническим обеспечением» процесса давало великолепный результат для обоих партнеров. Этот молодой мужчина относился к своей партнерше, как музыкант-виртуоз к своей скрипке – даже если она и не являлась творением Страдивари – раскрывал всю красоту ее звучания, даря восторг и получая его.

– Привет, дорогой. Я тебя разбудила?

– Нет. Ты забыла, что мне достаточно десяти минут для полного восстановления. Как ты?

– Как всегда с тобой – замечательно, – проворковала женщина нараспев.

Ларс сбросил простыню и обнаженный направился в ванную комнату. В полумраке комнаты женщина позволила себе бросить обожающий взгляд на любимого мужчину, который в такие минуты становился для нее центром вселенной. В состоянии приятного, волнующего ожидания Анна потягивала шампанское, а затем легла в постель и прикоснулась к подушке, на которой недавно спал Ларс. Она глубоко вдохнула его запах и, закрыв глаза, погрузилась в грезы… У них есть еще ночь и день…

* * *

С возрастом я стал побаиваться летать на самолетах. Мне даже странно сейчас думать о том, что когда-то, в детстве, у меня не было пресловутого страха высоты; тогда, по-видимому, я даже не подозревал, что существует такой комплекс. Но повзрослев, неожиданно для себя узнал: боязнь высоты не относится к категории надуманных страхов. Как-то раз – мне тогда исполнилось лет в шестнадцать – я пригласил одну симпатичную девушку на свидание в парк. Мы немного погуляли, но обычная беседа о популярных музыкальных новинках и кино-премьерах в какой-то момент нам надоела: хотелось драйва, и появившийся на небосклоне гигантский сверкающий обод колеса обозрения решил, казалось, нашу проблему поиска острых ощущений. (В детстве кайф от этого аттракциона мне казался самым ярким.) Конечно, в шестнадцать лет ожидаемые ощущения от такого развлечения не могли быть такими выразительными, но я не ожидал, что мой первоначальный восторг так быстро сменится паническим ужасом… Безусловно, присутствие девушки помогло мне тогда подавить свой страх, однако сам факт его возникновения стал для меня серьезным ударом. Я боролся с этим комплексом и даже спустя некоторое время мог поздравить себя с частичной победой. А вот то, что касается авиа-перелетов… паники, конечно, не было, но и эйфории у меня тоже не наблюдалось. Обычно я спокойно смотрю в иллюминатор на уменьшающиеся в размерах здания, поля, леса и прочие пейзажи и до некоторых пор остаюсь в нормальном состоянии, но стоит облакам принять в свои объятия самолет с моим телом, у меня появляется острая потребность подойти к пилотам лайнера и попросить их начать снижение. Хорошо, что этот момент длится у меня недолго.

Мы летели в Лондон. Фрэнк, выпив кофе, дремал в кресле рядом. На меня этот напиток действовал по-другому, хотя со стороны могло показаться, что я тоже погрузился в сон. Но это удовольствие, по-видимому, испытать мне придется нескоро, и дело, к сожалению, не в кофе. Наша встреча, вернее, многочасовой разговор с мадам Оливией разъяснил немалое количество вопросов. Надо заметить, до верного объяснения многих моментов мы дошли своим умом, и почти все наши догадки оказались тоже правильными. Но, к огромному нашему сожалению, мы не были готовы предъявить улики убийцам Мишель и Лоры по причине их отсутствия, не убийц, а улик. Что можно сделать в такой ситуации?… Я не знал и из-за этого обстоятельства мог теперь не спать, очевидно, достаточно долго. Обидно то, что мы, можно сказать, гениально вычислили преступников, но еще обиднее осознавать, что наше расследование может не стать достоянием других людей, в разной степени причастных к этим двум криминальным историям. Да, была еще смерть профессора Биггса и его пропавший дневник… Здесь у нас тоже не было никакой ясности. В общем, мои мысли в связи с расследованием по фактам трех смертей были настолько безрадостные и беспросветные, что в тот момент я совсем не боялся перелета, к тому же где-то на периферии моего сознания зародилась подлая мысль об авиакатастрофе, чтобы таким способом разрешились все мои проблемы. Нет, я, конечно, понимал, что это-чудовищный вариант… Почему из-за моей тупости или еще каких-то качеств должны погибать другие? Ничего подобного я, безусловно, не хотел, просто констатировал факт моей окончательной победы над своим старым комплексом. Незаметно для себя я заснул. Мне приснился профессор Биггс. Во сне мы с ним вновь дискутировали на религиозную тему, но когда я проснулся-вспомнить какую-то конкретику не смог. Хотя одну последнюю фразу старика мне воспроизвести все же удалось. Только я не особо-то верил в провидческий характер сновидений. Есть, несомненно, известные исторические примеры, но может ли провидение помочь именно мне в решении сложного клубка задач? А вдруг?… Эта обнадеживающая мысль убаюкала мое сознание, и я пребывал в блаженном забвении до самого приземления в Хитроу.

Из аэропорта мы с Фрэнком разъехались на такси по своим домам. Прощались скупо, по-мужски: без слез и объятий, хотя сентиментальность в небольшой степени – оказывается(!) – нам была присуща. Но этим вечером Тодескини обещал приехать к нам с Клео (он-де очень по ней соскучился), и от этого его заявления я действительно чуть не прослезился. Как бы то ни было, нам действительно предстояло принять сложное решение: что делать дальше с нашим расследованием? Всю дорогу домой я размышлял, впрочем, делал эту, в общем-то, привычную для себя работу с огромным трудом: мои мысли казались мне нагромождением гигантских, тяжелых валунов… я пытался их приподнять, надеясь… вдруг повезет отыскать ту ниточку, которая выведет нас к свету в конце тоннеля. Но, кроме всего прочего, я должен был решить еще одну, совсем не простую, задачу – составить отчет для представления его Элизабет. У меня уже было видение будущей «милой» беседы, вернее, ее последствий. Безусловно, отсутствие улик означало для меня серьезное поражение, если не фиаско. Конечно, у всех бывают неудачи в расследовании, однако я был уверен, что именно этот случай по своим негативным последствиям может стать отправной точкой в моей дальнейшей деятельности. Мои домыслы и версии, даже если они и верны, не будут приняты без доказательной базы, которой у меня нет. А косвенные улики могут, разве-что, приятно рассмешить мою клиентку, да и не только ее. К огромному своему сожалению, я пришел к выводу: смерть мадемуазель Байю можно отнести к «идеальному» убийству, впрочем, только по той причине, что состоялось оно более двадцати лет назад и, несомненно, время навсегда скрыло все его следы, что же касается убийства Лоры-оно почти безупречно. А вот на «почти» у меня тоже пока нет улик, хотя есть одна ниточка, однако мне она казалась настолько бесперспективной, что не хотелось даже о ней думать. И как мне при таком состоянии дел отчитываться перед миссис Старлингтон? Разве что признаться в своей несостоятельности…

* * *

…Ларс Слэйтер возвращался домой в отличном настроении, почти позабыв о покинутой любовнице. В конце концов он ничего ей не обещал. Остаться на два дня в Брайтоне-сугубо ее решение. Она даже не дослушала мужчину, когда тот сказал, что у него могут быть совершенно другие планы. Анна, если чего-то очень хотела-отключала на время слух и мозги, чтобы не слышать возможных возражений. Что ж, пусть теперь расплачивается за свою «глухоту». Раздраженный мужчина мысленно заметил, что стал непозволительно много времени уделять своей любовнице! Так-плавно и незаметно! – она сядет ему на голову! Стараясь выбросить женщину из головы, он перевел свое внимание на красочные пейзажи, открывающиеся ему из окна такси. Но почти сразу же в нем проснулось азартное возбуждение, и его размышления приняли нужное направление. Все было отлично продумано, и их план просто обречен на успех. Вновь и вновь он анализировал возможные подводные камни, которые могли быть, а они их не заметили, пребывая в мысленной эйфории от найденного неиссякаемого денежного источника. А нашел его он, Ларс, благодаря своему уму, авантюризму и отваге, хотя вопрос материального благополучия для него не был первостепенным. В течение нескольких недель он размышлял, продумывал каждую деталь, с особой тщательностью взвешивал малейшие случайности, не исключая в своих предположениях возможного развития событий и участия «женского «фактора. «Чертовски сообразительный парень, ты, Ларс!» – сказал он себе в конце концов. А ведь он всего лишь однажды позволил себе лишку, не стал ограничивать какими-то этическими, да и юридическими рамками свое воображение… И надо же, какая удача! Эта «курочка «будет нести золотые яйца и после своей смерти», – подумал он и засмеялся такому каламбуру.

Первые два этапа плана прошли успешно – так, как они и предполагали. Поэтому можно прогнозировать удачу и в его финале. Ларс решил сыграть во-банк: «Aut Caesar, aut nihil». «Для меня теперь такого варианта, как неудача, просто не существует! И если вдруг Земля каким-то образом испарится, для меня это будет меньшее зло, чем провал в этом авантюрном предприятии». Хорошо, что завтра выходной, и сегодняшний вечер он сможет посвятить своему любимому досугу: игре и выпивке. И никаких женщин! То количество оргазмов, которое он получил за последние несколько месяцев, хватит ему на предстоящие пару лет, теоретически, конечно. Безусловно, он не собирался проверять эту теорию на практике, но хотя бы недельку отдохнуть от навязчивого женского внимания было просто необходимо. «Бедная Анна, так изголодалась по мужской ласке! – сочувственно подумал. Надеюсь, что я смог ее осчастливить… пусть ненадолго, но она могла и этого не познать», – Ларс равнодушно пожал плечами и переключил свое внимание на собственные текущие вопросы. Несмотря на некоторую физическую усталость – будто бы в тренажерном зале позанимался – чувствовал себя Слэйтер превосходно и надеялся, что такое внутренне состояние теперь у него будет часто.

Подъехав к своему дому и расплатившись с водителем такси, молодой человек прошел по усыпанной гравием дорожке и, поднявшись по каменным ступенькам крыльца, оказался у входной дубовой двери.

Открыв замок, Ларс зашел в коридор, отключил сигнализацию и, включив свет, прошел через светлый холл, а затем поднялся на второй этаж. Зайдя в спальню, он критично оглядел в большом зеркале свое отражение. Сочетание красивой спортивной фигуры несколько сглаживало предвзятое впечатление, исходящее от его утонченного лица. У Слэйтера была небольшая близорукость, но очки в тонкой серебристой оправе с легким голубым тонированием, в которых он был сегодня, придавали его внешности шарм и некоторую загадочность. У Ларса была огромная коллекция очков, однако он предпочитал именно с тонированными стеклами, несмотря на свою приверженность к разнообразию во всем.

Облачившись в легкие серые брюки и светлую рубашку, мужчина вышел из дома и проследовал в оранжерею. Дизайнер действительно любил растения, и эта удивительная любовь к зеленым «существам»-с одной стороны молчаливым, а с другой-очень «общительным» и тонко «чувствующим» – до сих пор изумляла его.

Из-за огромного количества приборов и датчиков оранжерея напоминала небольшую лабораторию. Здесь было все, чтобы не только обеспечивать растением достойный уход, но и позволить вести за ними наблюдения с целью изучения многих процессов, происходящих в их жизнедеятельности. (Слэйтер надеялся внести свою лепту в науку, называемую нейробиологией растений.) Микротермистеры фиксировали температуру флоры, часть датчиков регистрировали потоки растительных соков, сенсоры измеряли транспирацию (испарение воды листьями); здесь были поливальные установки и всевозможные приборы для определения роста растений, степень освещения оранжереи и многих других важных факторов.

Ларс вслух поприветствовал своих зеленых «друзей» и занялся своим ежедневным предвечерним обходом. Подойдя к бородавчатому филодендрону, мужчина посмотрел на показания самописца энцефалографа (к листьям были подключены электроды, посылающие электрические сигналы «нервной «системы растения). Он не поверил своим глазам: обычно плавная линия в какой-то момент превратилась в остроконечные пики! Это говорило о том, что растение испытало сильное волнение и даже страх. Потрясенный Слэйтер проверил записи самописцев электродов, подключенных к листьям герани, расписного сциндапсуса, лазающего филодендрона, аспидистра и остальных растений… Все они были практически идентичны. Ошеломленный Ларс, пошатываясь, подошел к столу, стоящему неподалеку и, тяжело опустившись на стул, просидел некоторое время в какой-то прострации. Однако спустя пару минут его взгляд скользнул по ярким, вишневого цвета, листьям ирезины Линдена. Такая окраска листвы обусловливалась наличием антоциана в клеточном соке растения. Странно, но именно темно-кроваво-красные стебли и овально-ланцетные темно-малиновые листья ирезины, похоже, вывели его сознание из транса. Слэйтер стал размышлять: «паника «всех растений произошла в одно и то же время: чуть позже полудня. Ларс наблюдал за своими саженцами не один год и знал, как они реагируют на изменения условий их содержания или на метарфозы, произошедшие в окружающей среде. Ему было хорошо известно, что даже сигнал растений о нехватки воды или света отражался самописцем совершенно другой линией. А такие или очень похожие пики наблюдались только однажды, когда как-то к нему в гости заглянул его бывший сосед (впоследствии оказалось, что этот мужчина промышлял делами, за которые по закону полагалось немало лет тюрьмы), и тогда оранжерейная флора отреагировала на этого соседа (тогда еще будто бы законопослушного гражданина) аналогичным образом. В теплицу Ларса пару раз захаживал и другой народ, в том числе и Анна, но растения реагировали вполне спокойно. Что могло случиться в этот раз? Злополучный сосед – преступник уже как полгода «кормит «кладбищенскую флору и фауну. Оранжерея закрывалась от возможных незваных гостей, вроде птиц и другой мелкой живности. Растения потревожил какой-то человек (или люди), пришедший сюда отнюдь не с добрыми намерениями. Кто-то, видимо, знал, что Ларс должен уехать на некоторое время. Был ли этот «кто-то «и в доме? Ларс поспешил возвратиться в коттедж. Молодой человек не претендовал на лавры Джеймса Бонда, но некоторую подстраховку для себя он все же организовал. Будучи совершенно уверенным в своей безопасности и неуязвимости, Слэйтер нечасто проверял свой секретный «датчик». И, если сегодня кто-то заходил в его дом, Ларс это поймет. Мужчина зашел в коттедж и внимательно стал осматривать все комнаты в нем; на первом этаже все предметы находились на своих местах. На втором этаже, в рабочем кабинете, находилась его тайная «сигнализация». В одном из ящиков мини-бара были две небольшие лампочки. Одна из них должна была сгореть, если кто-то поднимался на второй этаж в отсутствии хозяина. Лампочка подключалась к сети с большей, чем ей необходимо, мощностью. При подъеме по лестнице незваный гость, наступив на предпоследнюю ступеньку, замыкал цепь, и лампа сгорала. Сам Ларс, когда приходил домой, отключал эту сеть скрытой кнопкой, которая располагалась рядом со сигнализационным щитком. Мужчина поднялся на второй этаж и прежде, чем заходить в гостевую комнату, он осмотрел секретный маркер, представляющий собой тонкую, почти невидимую, но достаточно прочную искусственную паутинку, которая могла порваться только при открытии двери кем-либо. Слейтер правой рукой нащупал на верхней части дверной коробки очень маленькую, практически сливающуюся с деревом липучку, и отклеил ее. Но теперь она представляла собой либо тропический цветок, либо микроскопическую «медузу горгону», потому что многочисленные спиральки прозрачных нитей оборвались и приклеились к липкой пластинке. Что же касается маленькой лампочки – она оказалась сгоревшей. Ларс почувствовал, что его внутреннее напряжение, постепенно сжимавшееся в тугую пружину, сейчас рисковало резко распрямиться, поэтому следовало позаботиться о собственном мозге, чтобы он не превратился в подобную «медузу». Психологическая установка помогла ему собраться с мыслями: паника еще никогда не руководила его поведением! Не получиться у нее и в этот раз.

Осмотрев второй этаж и мансарду, Слэйтер больше не обнаружил каких-либо следов пребывания посторонних. Спустившись в гостиную, он налил в бокал бурбон, долив его холодной содовой. Мужчина подошел к окну и, глядя в никуда, стал анализировать случившееся. Это был не вор, не наркоман, однозначно. Ничего будто бы не искали, потому что обыскать два этажа, мансарду, заглянуть в оранжерею, практически не нарушив заведенный порядок домашней обстановки, абсолютно не реально. Ларс похвалил себя за предусмотрительность: некоторое время назад, решив поиграть в шпиона, он арендовал для этих целей небольшую квартирку в Сифорде и весь свой маленький «шпионский» арсенал держал там. Несмотря на то что вопросы: кто и зачем приходил, остались без ответа, тем не менее пару версий все-таки забрезжили в его уставшей от волнений голове. Конечно же, желанный досуг отменялся: необходимо было проверить свою «тайную» квартиру.

Дорога в Сифорд заняла чуть больше двадцати минут. Припарковав машину на стоянке, Ларс прошел к одному из таунхаусов и поднялся по ступенькам к входной двери своей квартиры. Открыв ключом дверной замок, он зашел в небольшой темный коридор. Почувствовав, что его пульс стал взволнованно учащаться, мужчина остановился и глубоко вздохнул. Затем Слэйтер неторопливо включил бра и, сняв ветровку, повесил ее на крюк настенной вешалки. Несмотря на скромность этой квартиры, иногда он здесь оставался и не ощущал какого-либо бытового дискомфорта. И сейчас Ларс был уверен в том, что все, находящееся в этом помещении, – в целости и сохранности, но проверить все же было необходимо. Собственно говоря, с этой целью он сюда и приехал.

Мужчина прошел на светлую, уютную кухню и, налив себе в бокал виски с содовой, сделал пару глотков. Затем направился в спальню и присел у прикроватной тумбочки. Аккуратно просунул руку к ее боковой стенке и, не выдвигая оттуда ящик, он попытался нащупать там липучку, аналогичную той, какая была у него коттедже. К ужасу мужчины, его пальцы наткнулись на оборванные нити. Судорожно Ларс выдвинул ящик: пакет со стопкой плотных листов с записями лежал на месте. Пересмотрев содержимое, мужчина убедился, что ничего не пропало. Но это обстоятельство не улучшило состояние Слэйтера, а наоборот, – значительно ухудшило. Кто-то выдвигал ящик – это факт, но все фотокопии документа остались на месте. Зачем тогда устроили этот спектакль? Руки чуть дрожали, однако Ларс смог поднести бокал с алкоголем ко рту, не расплескав его содержимого. Панике все же удалось взять реванш у рассудка! И сейчас она, издеваясь, визжала и хохотала над ним.

Усевшись в кресло, молодой человек попытался восстановить события, связанные с его сегодняшним неприятным открытием. Похоже, он когда-то и в чем-то допустил серьезную ошибку; и теперь, чтобы хоть как-то нивелировать плохие последствия оной, нужно понять: во-первых, кто за ним следил, а во-вторых, смысл проникновения в его коттедж и в эту квартиру… если то, ради чего все устраивалось, осталось на месте? Конечно, тот, кто проник сюда, безусловно, сделал себе копии… Но для чего ему, Ларсу, оставили эту, можно сказать, «бомбу»?

Он сделал большой глоток алкоголя и, закрыв глаза, погрузился в размышления.

…Все началось около полугода назад. Как-то Полин сказала Ларсу, что по ее мнению, профессор вовсе не страдает провалами памяти, но не очень-то хочет, чтобы о его нормальном самочувствии знали все остальные, поэтому нередко и «включал больного». Девушка к тому же сообщила, что мистер Биггс иногда пересматривает старые учебники и что-то пытается штудировать. И по какому-то наитию свыше Слэйтер предположил, что старик, возможно, «по-тихому» пишет какие-нибудь мемуары, поэтому и «шифруется». Сделать слепок ключа от профессорского коттеджа со связки Полин было несложно и навестить вечером дом Алана во время его отсутствия тоже удалось без всяких осложнений. И не зря! Искать долго не пришлось, но кодовый замок на сейфе чуть остудил его пыл, но ненадолго-скрытая камера решила проблему. Все странички дневника (назвать писанину старика мемуарами было бы слишком смело) Ларс аккуратно сфотографировал. В тот момент он еще не знал: с какой целью все это затеял, не было никакого конкретного плана, опять-таки, только интуиция или подсознательное желание прикоснуться к чужой тайне и… почему бы ею не воспользоваться каким-то образом? И только дома, прочитав написанное Аланом, молодой человек пришел к выводу, что на воспоминаниях профессора можно неплохо заработать, хотя деньги и не являлись самым важным аргументом в этом приключении.

Некоторое время молодой человек предполагал, что никто так и не узнал о существовании дневника. Разговоры были, но все они-на уровне домыслов. Когда профессор умер, и обнаружился открытый пустой тайник, то полиция предприняла какие-то шаги, впрочем, в конце концов все затухло, так и не начавшись; во всяком случае, дело закрыли за недостаточностью улик, а старик умер своей смертью. Когда Ларс проник вновь в дом Алана после похорон последнего-никаких записей он не обнаружил, хотя библиотеку, завещанную профессором университету, еще не вывезли. Куда пропал дневник? И у кого сейчас он может быть?

Слэйтер был уверен в том, что приход к нему, Ларсу, неизвестного, связан с этими пропавшими записями. Но этот некто, по-видимому, не хотел, чтобы дизайнер догадался, что за ним велось наблюдение (да и теперь ведется, скорее всего). Как на него вышли? Это другой вопрос, и сейчас-вероятно, не самый важный. В коттедже даже не стали особо напрягаться с обыском, понимая, что потом все привести в первоначальный порядок будет сложно, поэтому осмотрев там мельком кое-какие места, напугав при этом его растения, приехали сюда… Первостепенное значение в настоящее время заключается в другом: как ему спасти свою жизнь? Тот, кто его выследил, посетил коттедж, эту квартиру и нашел фотокопии дневника, может предполагать, что и дневник профессора находится у него, доморощенного Джеймса Бонда… или, к примеру, у его соучастника. Но было бы верно и другое предположение, что Слэйтер хранит его в каком-то другом тайнике. Что бы на месте этого неизвестного противника делал бы Ларс? Правильно, организовал бы «серьезную «беседу с целью узнать: куда он припрятал профессорские записи. А то, что ему, скромному ландшафтному дизайнеру, уже вынесен смертный приговор – это и так ясно. Даже, если у него и был бы этот дневник, и он бы его отдал, все равно его должны будут убить: он ведь не мог не прочитать исповедь старика, а значит, узнал то, что узнавать ему не следовало бы. (Правда, Слэйтер сам был не уверен: со всех ли записей профессора были им сделаны фотокопии. Но люди, которые теперь могут его убить, этого факта могут и не знать! А мало ли что еще мог накропать Биггс! Последний раз Ларс проникал к нему дней за пять до смерти старика.) Однако почему эти люди попытались осмотреть его жилища так аккуратно, чтобы он ничего не заподозрил? Правильно, чтобы он, Слэйтер, ни о чем не догадался и пребывал бы в полной уверенности: все протекает замечательно.

Мужчина допил виски, но не почувствовал острой горечи напитка, в его послевкусии явно ощущалась ядовитая желчь страха, опускающаяся по пищеводу вниз, омывающая внутренности и всасывающаяся в кровь, чтобы вскоре наполнить трепещущее сердце острыми иглами и взорвать его на маленькие темно-бордовые ошметки. Ларс резко встряхнул головой, чтобы избавиться от нарисованной его воображением «милой» картинки. Он поднялся, прошел на кухню и налил в бокал еще порцию бурбона, чуть поколебался в раздумьях и, не став его разбавлять, возвратился в гостиную и, присев в кресло, безвольно по нему расплылся. Спустя пару минут мужчина, подняв олд-фэшн с напитком, мысленно отметил, что его руки уже пришли в норму, да и сам он вполне успокоился: знал же раньше о риске… и просчитался. Слэйтер попытался проанализировать сложившуюся ситуацию и взять себя в руки, и это ему удалось. Обычное его хладнокровие подавило истерический эмоциональный всплеск, и мозг стал просчитывать возможные выходы из очень серьезной ситуации, в которую он угодил, допустив какую-то, возможно, очень небольшую ошибку в своих действиях.

Как они его вычислили? Хотя этим пока можно не занимать свою голову, есть более важные проблемы. Важен другой вопрос: почему они решили, что у него нет дневника? Иначе они бы перерыли все в его доме, не пощадив и растений. Вот поэтому они и не стали искать записей ни в коттедже, ни в этой квартире. Возможное и самое очевидное предположение, что дневник уже у них. Даже, если бы они предполагали, что записи у него, то, пожалуй, сейчас бы он не пил виски, развалившись в этом кресле. Тогда почему он еще жив? Что-то не сходится. А если у них нет дневника и они знают по какой-то причине, что его нет и у Ларса, тогда следует другое логическое допущение: у Слэйтера есть сообщник, у которого и находятся профессорские записи. Поэтому он до сих пор жив. Им надо у него узнать: кто сообщник и где записи. Значит, и в коттедже, и в квартире уже установлено скрытое видеонаблюдение и прослушка, да и «ведут «его они, наверно, уже давно. Могли ли они по записи с камер видеонаблюдения понять, что он догадался о незваных гостях? Да, но, без особой в этом уверенности. И спугнуть эти люди его не хотели, чтобы Ларс не сбежал. Вот почему осмотр – а не обыск – его жилья был таким аккуратным. Вычислили его вторую квартиру, а здесь особо утруждать себя поисками и не понадобилось: все на виду. «Это я, хренов Джеймс Бонд, вел себя слишком самоуверенно и беспечно, считая себя самым умным, высокомерно полагая: уж я-то-вне всякого подозрения», – со злостью в голосе прошептал мужчина, вовремя вспомнив о конспирации.

Ладно, это все лирика. Что ему теперь делать для спасения своей шкуры? Во-первых, он будет вести себя спокойно: вроде бы ничего не заметил. Что они могут увидеть по скрытой камере: там, дома, Ларс зашел в теплицу и был немного обеспокоен записями датчиков самописцев. Но делать из этого вывод, что просмотр этих наблюдений вдруг натолкнул его на какие-то подозрения, – абсурд. Да он и сам был бы в этом не очень-то уверен, если бы не липучки. И догадаться по видеопросмотру об этих ловушках – не очень-то легко. Ну хорошо, предположим, что они могут подозревать такой вариант. Что он, Ларс, может изменить? Ничего. А предпринять? Во всяком случае, нужно вести себя так, как и раньше, будто ничего не случилось: обычно и спокойно, пытаясь по-прежнему радоваться жизни. Именно – «пытаясь», потому что испытывать естественную радость бытия у него теперь вряд ли получиться. Вероятно, они готовят ему «теплую «встречу в ближайшем будущем, чтобы заставить признаться: кто его сообщник и где дневник. С арсеналом современных всевозможных препаратов им даже не придется применять к нему силу. А такое удовольствие Слэйтер не хотел им предоставлять. Могут ли они заподозрить Анну? Маловероятно: слишком очевидна их связь. Но даже если они возьмутся за миссис Теллер, он ей уже ничем не поможет. Ну а что делать ему, Ларсу? Хотя он предполагал такой исход-вполне логичный финал любой шпионской деятельности. Впрочем, он просто так не сдастся! Если что, он их тоже потянет за собой… любым способом! Злобно ухмыляясь, Слэйтер с удовольствием сделал пару глотков. Странно, весь страх как-то испарился. Стало действительно интересно жить! Никакой скуки! Вот в чем, оказывается, настоящий адреналиновый кайф! Такие ощущения, очевидно, испытывают летчики-камикадзе или тореадоры. Пожалуй, такая смерть и для него более предпочтительна, нежели скучный финал – дряхлым, старым или больным-в постели. Немного рановато, конечно, но, может, ему еще удастся одержать победу. Надо все продумать и попытаться избежать такого жизненного итога. Ну а если вдруг не получиться, тогда что же… Иногда поражение лучше победы. Если это поражение будет поставлено по его, Ларсу, сценарию. Что можно предпринять в том случае, когда за тобой ведут пристальное наблюдение, к тому же оцениваются все нюансы поведения наблюдаемого. Исходя из логики последних событий, можно с уверенностью сказать, что только та одежда, которая сейчас на нем – «чистая», да и смартфон-тоже. Хотя Анна?… А вдруг она-одна из них?… Нет, тогда бы он уже давно, образно говоря, кормил рыбу в Ла-Манше! Все остальное… под большим вопросом. Однако это обстоятельство уже и не так важно. Самое главное теперь – вести себя естественно, так, чтобы у наблюдателей не возникло ни малейших подозрений в его осведомленности. Но помощь ему нужна. Без нее он проиграет. А ставка в этой игре – его жизнь. Как и у кого попросить помощи, чтобы его противники ни о чем не догадались? Возможно ли это вообще? Телефонный звонок, электронное письмо, да и любое сообщение или разговор сразу же будет известен этим людям. Но выход должен быть! Надо думать. Ларс прошел на кухню и сделал себе еще порцию выпивки, подумав, что сегодня позволил себе многовато алкоголя. Хотя при таком повороте дел-заботиться о своем здоровье – как-то смешно.

Молодой человек подошел к окну и посмотрел на темнеющее небо. Глотнув бодрящего напитка, Ларс совсем не почувствовал той энергии, которая пару минут назад в нем проснулась и на которую он так уповал. Неужели недавнее ощущение активного тонуса и желание борьбы оказались сардонической насмешкой судьбы, всего лишь жалкой иллюзией? И сейчас, глядя сквозь окно на чудесный октябрьский вечер, мужчина вдруг подумал: возможно, ему еще суждено наблюдать такие сумерки неоднократно, но в какой-то из дней он уже не сможет ощутить прохладную синеву осенней ночи. Внезапно его охватил приступ отчаяния. Кто вообще ему может помочь? Он даже не успеет дойти до полицейского отделения, хотя в этом случае ему грозит срок за другие делишки, но тут уже выбирать не приходиться. Его ликвидируют за любую попытку побега или просьбе о помощи. А как же исчезнувший дневник и возможный соучастник?… Так, они вначале выкрадут доморощенного «Бонда», «нежно» допросят, а потом уже… А как же его растения, его планы на будущее? Он только стал приобретать популярность как талантливый ландшафтный дизайнер. После того как Слэйтер оформил зимний сад мисс Кэмпион, к нему обратилось немало желающих с целью изменить дизайн своих садовых участков. И тут Ларс вспомнил, что Марк Лоутон тоже как-то обращался к нему по этому вопросу. И тот последний с ним разговор в баре… Когда они прощались, Марк сказал, что если вдруг ему, Слэйтеру, понадобится помощь, пусть он позвонит и скажет… что скажет? Ларс не смог вспомнить финал той беседы с детективом. «Но, может, стоить попробовать? А вдруг этот сыщик еще в тот раз предвидел не самое лучшее для меня развитие событий? Возможно, Марк уже тогда заподозрил меня в чем-то? Впрочем, можно быть уверенным в том, что обыск, устроенный в моих коттедже и квартире устроил не Лоутон по той причине, что его нет в городе, это-во-первых. А во-вторых, для такой проделки нужна команда другого уровня. Тем более я подозреваю: кто за этим стоит…» Слабенький лучик надежды… однако он смог внушить мужчине оптимистический настрой и воодушевил его на принятие определенных решений. «Прежде всего я смогу теперь вести себя естественно (все равно другого выхода нет), и надо сейчас же позвонить Марку, – подумал Слэйтер, – хотя я не уверен, что детектив уже возвратился домой, но послезавтра должен состояться прием по случаю юбилея компании «Старлингтон энд Парк» и, вполне возможно, мне повезет».

Одним махом допив алкоголь и вынув из кармана куртки смартфон, Ларс набрал номер телефона Марка. Его наблюдатели не смогут ничего заподозрить: разговор действительно будет касаться ландшафтного дизайна. Теперь только остается молиться, чтобы Марк был дома и смог бы понять завуалированный крик о помощи несчастного садовника.

* * *

До вечера было еще много времени, и я в ожидании Тодескини чертил от руки схемы и таблицы, вписывая в них все известные нам факты, хотя подобных рисунков у меня накопилось предостаточно. На этот раз я решил приметить теорию интеллект– карт (Mind Maps), разработанную известными братьями Тони и Барри Бьюзен. Этот метод, прозванный «швейцарским армейским ножом мозга», позволяет обрабатывать обширную и сложную информацию с высокой результативностью. Не могу сказать, что я отлично владею этой «бьюзеновской» теорией, но в моем случае, когда много хаотичной информации и мало времени, «безобразная» интеллект-карта может будет и не такой уж бесполезной. По крайней мере, я ничего не терял: больше запутаться уже, похоже, было невозможно (я ошибался!). Впрочем, честно говоря, я уже не представлял себе, чем могу еще заняться до приезда Фрэнка. В конечном итоге мой нарисованный чертеж или начерченный рисунок напоминал гибрид робота с осьминогом, «щупальца» которого, при дальнейшей моей работе, грозили распространиться на все пространство нашего с Клео жилья. Хорошо, что мой приятель приехал раньше оговоренного времени, иначе моя фантазия вкупе с отсутствием минимальных способностей к рисованию могли бы окончательно спутать все ниточки нашего расследования. А если учесть, что, кроме выше перечисленных качеств, чувство меры меня тоже нередко подводит, индуцируя в моем сознании неуемное желание довести начатое дело до совершенства – финальной картины моих творческих потуг мы могли бы вообще не дождаться. Но все же я нашел в себе силы остановиться в своем совершенствовании часам к пяти пополудни. Немного перекусив, покормив Клео, я сел было за ноутбук, как вдруг уловил вибрацию смартфона в кармане домашнего пиджака. На дисплее высветилось имя нашего священника. Ни чуть не удивившись, я ответил:

– Приветствую вас, отец Коварт.

– Добрый вечер, мистер Лоутон. Извините за беспокойство, но, честно говоря, мне очень нужно с вами увидеться и я очень рад, что вы уже возвратились, – торопливо проговорил священник. – Когда бы вы смогли со мной встретиться?

По его обеспокоенному голосу, я понял, что святой отец тактично настаивает на встрече явно не для теологических дискуссий.

– Когда вам будет угодно, отец Коварт…

– Замечательно, мистер Лоутон. Особой срочности нет, я просто хотел убедиться, что в ближайшее время вы не собираетесь уезжать, – сказал он спокойно. – Что вы скажите по поводу завтрашнего вечера?

– Скажу-замечательно.

– Если ваш друг составит вам компанию, я буду ему признателен.

– Полагаю, это мы вам будем признательны. Спасибо за приглашение, отец Коварт.

Попрощавшись с викарием, я задумался. Может, еще одна ниточка отыскалась? По легкой обеспокоенностью его голоса, я сделал вывод, что предстоящая встреча обещает важный разговор. Только что могло случиться? Опять кто осквернил погост? Нет, тогда бы священник об этом сказал по телефону. Странно, но почему-то звонок священника не удивил меня… После сегодняшнего «полетного» сна, у меня появилась какая-то внутренняя убежденность, что моток, собранный из многоцветной пряжи, будет постепенно раскручиваться в отдельные нити– версии, а разобрать такие разноцветные спирали все же легче. Вернувшись к своим схемам, я стал в них высматривать тот момент, который от меня постоянно ускользал, хотя я чувствовал, что знание об этом существует в моем сознании. Но каким образом вытащить из захламленного чердака моей памяти эту деталь? Размышления о прошлом привели меня к боли, потому что я не мог не вспомнить Лору, даже захотелось чуть погрустить, но не по умершей женщине, а по скоротечности жизни; по тому обстоятельству, что мы не успеваем понять ее стремительное угасание, и многие не успевают даже понаблюдать за этим угасанием… как Лора. И, кроме этого, было бы особенно интересно узнать: куда же мы уплываем потом и осознаем ли мы свое индивидуальное растворение в бесконечности?…

Я подошел к окну и посмотрел на облачное небо. Возможно, и Лора где-то там и, не исключено, что она уже обладает тем знанием, которого мне сейчас так не хватает… Понаблюдав за равнодушным к моим мыслям небосводом, я вернулся в гостиную и поставил «Реку слез», разбудив спящую Клео.

Полностью растворившись в этой фантастической для моей энергетики композиции Эрика Клэптона, я не услышал, как (почему-то на такси) подъехал Тодескини (стало быть не менее одной «чашки чая» он уже пригубил). Вовремя успев дослушать замечательную вещь и убавив громкость, я чуть не оглох от стаккато чего-то твердого по дереву, но быстро вспомнил, что это-Фрэнк. Он добровольно взял на себя роль «дятла», как-то заметив, что трель звонка на входной двери моего дома не очень-то гармонично вписывается в окружающий пейзаж, и стук дятла буде органичнее сочетаться с этим живописным уголком сада. Сейчас я бы мог об этом поспорить, хотя, честно говоря, не хотелось. Если ему хочется иногда побыть «дятлом», пожалуйста! Мы с Клео снисходительны к слабостям своих гостей. Впрочем, я был действительно рад приезду Фрэнка (его отсутствие не очень-то хорошо сказывалось на темпе и интенсивности моих умственных процессов).

Тем временем Клео подплыла к входной двери быстрее меня. Сам Тодескини, похоже, тоже успел по нам соскучиться, несмотря на его обычную браваду о своей эмоциональной самодостаточности.

В одной руке у Фрэнка была синяя дорожная сумка. Его рыжий хвост был заправлен под оранжевую бейсболку. Сняв кожаную серую куртку, Тодескини оказался в черном свитере, который вкупе с черными джинсами создавал неповторимый «шпионский» стиль.

Тепло поприветствовав друг друга (особое внимание гость уделил Клео), мы прошли в гостиную. В двух словах я рассказал ему о наших планах на сегодняшний вечер, о которых он, в общем-то, и так знал, но без детализации. Фрэнк выслушал меня молча, хотя звонок отца Коварта его удивил. Он поднялся в свои скромные апартаменты, а я достал их холодильника пиво и подошел к окну, выходящего на террасу, и в ожидании гостя наблюдал за вялотекущими облаками.

Фрэнк появился спустя минут семь. Он продемонстрировал нам с Клео свой «домашний» стиль одежды: темно-фиолетовый спортивный костюм, который неплохо сочетался с его рыжим хвостом. Поначалу лицо моего приятеля было чуть сосредоточенным, однако две охлажденные банки пива, стоявшие на барной стойке, заметно улучшили настроение нашего гостя, и его лицо осветилось широкой белозубой улыбкой. Мы молча стояли у барной стойки, потягивая ячменный напиток. Сделав пару затяжных глотков, Фрэнк сообщил мне о некоторых своих выводах. Обдумывая его слова, я прошел в к кофейному столику и уселся в кресло, Фрэнк последовал за мной. Этим моментом незамедлительно воспользовалась Клео, быстренько запрыгнув хакеру на колени. Глаза ее довольно поблескивали, но в ее взгляде, брошенном на бокал с алкоголем, на миг отразилась искорка высокомерного пренебрежения, к которому примешивалась жалость, обычно испытываемая снобами к ущербным представителям класса млекопитающих. Отвращение Клео к выпивки нам было известно, но мы предпочитали делать вид, что этого не замечаем, боюсь, правда, кошка знала о нашем лукавстве и не пыталась свое знание скрывать. Спустя несколько минут нам стало понятно: разговор лучше перенести на террасу, что мы и сделали.

Обсуждение началось не сразу-наше внимание вновь привлекло неугомонное животное. Завидев большую ворону, вольготно прогуливающуюся неподалеку, кошка возбужденно встрепенулась. От глаз хитрой птицы этот маневр врага не остался не замеченным, но ворона, тем не менее продолжала нагло, как по своим собственным угодьям, разгуливать по лужайке! Это обстоятельство очень не понравилось Клео, и я ее понимаю (наглость, по нашим с ней представлениям, отвратительное качество, и не только у людей). Пригнувшись к траве и чуть извиваясь, кошка стала приближаться к месту вороньей дислокации. В конце концов, заняв выгодную, по ее мнению, позицию, Клео приготовилась к прыжку. Птица даже не смотрела в сторону нашей охотницы и продолжала наслаждаться прогулкой, надменно поблескивая хитрым антрацитовым глазом. Кошка взвилась в грациозном прыжке, а ворона очень медленно и изящно, с чувством собственного-наглого! – достоинства, упорхнула на ближайшее дерево. Покачиваясь на ветке и высокомерно усмехаясь (я не вру!), она противно каркнула. Я понимал чувства моей красавицы, но даже, если бы я застрелил эту хамку в перьях – все равно не смог бы потешить уязвленное самолюбие Клео; хотя она сделала вид, что ничего не произошло и, никоим образом не показав своего огорчения, гордо удалилась в дом. Что ж, умеет проигрывать-моя школа! Мысль о проигрыше вызвала у меня боль, не только головного, но и спинного отделов мозга; Фрэнк, по-видимому, ощутив вибрацию моих болевых мысленных стонов, сочувственно посмотрел на меня. (Тем временем возвратившаяся Клео вновь разместилась на коленях гостя.) Спустя минуту он вслух стал строить догадки относительно звонка священника. Я не очень-то внимательно его слушал, погрузившись в свои размышления, как вдруг (позже этот момент я буду вспоминать, как озарение) понял, что мой недавний, многочасовой сизифов труд, таковым все же не оказался. Вероятно, провидение, сжалившись надо мной, подкинуло мне какой-то кончик… чего-то… возможно, той «самой» ниточки, дабы я смог решить финальную задачу всей своей жизни, коль мне удалось избежать авиакатастрофы.

– Марк, у тебя такой взгляд, будто ты увидел живую королеву, вместо Клео сидящую у меня на коленях, честное слово!

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Настоящая книга заинтересует всех, кто столкнулся с вопросами подготовки, размещения в Сети и популя...
Прочтя эту книгу, вы узнаете, что представляет собой BIOS, какие типы BIOS существуют, как получить ...
В книге известного американского автора описывается среда ОС Windows XP и принципы ее функционирован...
В книге рассматривается современный взгляд на хакерство, реинжиниринг и защиту информации. Авторы пр...
Книга «CIO – новый лидер» объясняет, почему в настоящее время технологии играют основную роль в прои...
Вам кажется, что управление своим временем – это что-то очень сложное? Вам кажется, что эффективно у...