Скандальные наслаждения Хойт Элизабет
– Обязаны… – повторил он. Это слово ему было неприятно, хотя мысль не нова. Разве все леди ее положения не обязаны сделать хорошую партию?
Геро покачала головой:
– Ждать, встречу ли я свою настоящую любовь в шестьдесят лет? Что, если я никогда не встречу? Нет никакой уверенности, что это произойдет. Вам бы больше понравилось, останься я старой девой, питая слабую надежду?
Гриффин с любопытством посмотрел на нее.
– Вы верите в одну-единственную настоящую любовь?
– Возможно, не в одну-единственную, но совершенно определенно во что-то похожее. Да, я думаю, что мы все способны влюбиться – даже сильно – и что где-то есть человек, который ответит на эту любовь. – Геро вдруг смутилась и сморщила нос. – Вы, разумеется, считаете разговор о настоящей любви глупым.
– Вовсе нет. Я твердо знаю, что романтическая любовь существует. Я наблюдал ее, в конце концов.
– И такой развратник, как вы, тоже мог бы потерять голову от любви к одной-единственной женщине? – Она спросила это совершенно серьезно.
– Возможно. – Гриффин повел плечом. – Хотя… чертовски неприятно попасть в такое положение.
– Значит, вы никогда не влюблялись?
– Никогда.
Геро кивнула:
– Как и я.
– Жаль. – Гриффин сжал губы, потом произнес: – Интересно, что это за ощущение? Быть одержимым страстью? Отдать все за единственного человека на свете?
Губы у нее дрогнули.
– Как романтично для развратника! Вы нарушили мое понимание об окружающем мире.
– Не обманитесь. Это моя внешняя оболочка, – весело заметил Гриффин. – Под ней скрыто животное.
Геро внимательно на него посмотрела, потом кивнула, словно пришла к заключению:
– Я едва ли смогу обмануться, учитывая обстоятельства нашей первой встречи.
Гриффин улыбнулся, скрывая разочарование.
– Но если вы настолько романтичны в отношении супружества, милорд, – сказала она, – то почему вы счастливо не женаты и не обзавелись дюжиной отпрысков?
– Я, миледи, верю в любовь, а не в идеальный брак. Быть привязанным к одной женщине на всю жизнь среди чумазых непосед? – Гриффин изобразил ужас. – Нет, я с радостью уступаю брачный статус со всеми причитающимися обязанностями моему брату.
– А если вы вдруг влюбитесь? – спросила она. – Что тогда, милорд?
– Ну, тогда, миледи, я пропал. Привольная холостяцкая жизнь будет уничтожена под корень супружескими узами и… нежной ручкой. Но… – он поднял палец, – … это, как вы сами указали, очень маловероятно. Моя единственная подлинная любовь, возможно, живет в далеком Китае. Она может быть девяностолетней старухой или двухлетней крохой. Я могу никогда ее не встретить в этой жизни и благодарю заранее за это Бога.
Его слова вызвали легкую улыбку у леди Геро, а его сердце вдруг часто забилось. Улыбка – искренняя улыбка, полученная от этой женщины, – была таким же подарком, как… обнаженное тело какой-либо другой. Что за странные у него мысли!
– Почему, милорд?
– Потому что… – Гриффин наклонился к ней так близко, что от его дыхания задрожал рыжий завиток волос около ее уха, – … я получаю удовольствие от распутства, свободы и возможности развлекаться со столькими дамами, скольких пожелаю. Для меня настоящая любовь была бы полнейшей катастрофой. И даже если в ваших глазах я далек от совершенства, уверяю вас, что моя жизнь такая, какая есть.
Геро смотрела в бесстыжие зеленые глаза Рединга. Он употребил слово «развлекаться» вместо того, грубого, которое произнес тогда в гостиной, но все равно его слова не казались менее отвратительными.
Геро представила множество женщин, распластавшихся на его постели, и его ритмично двигавшейся мускулистый зад. Господи, ей бы следовало возмутиться подобным видением, а она вместо этого всего лишь захотела прижать ладони к горящим щекам. Она увидела, что Рединг открыл рот, чтобы наверняка снова смутить ее еще более ужасными словами.
К счастью, их прервали.
– Могу ли я забрать свою невесту? – произнес Мэндевилл тоном, который едва ли можно было назвать дружеским.
Веселый блеск мгновенно улетучился из глаз Рединга, и мягкость тоже исчезла с его лица. Осталась лишь маска. У него был вид человека, ввязавшегося в почти обреченную на поражение битву.
Геро очнулась и увидела, что Мэндевилл протягивает ей руку.
– Моя дорогая?
Она улыбнулась, присела в реверансе перед Редингом и положила руку на локоть жениха.
– Мои поздравления с помолвкой, Томас. – Рединг отвесил брату подчеркнуто экстравагантный поклон.
– Леди Геро. – Ей он сдержанно кивнул и скрылся в толпе.
Геро выдохнула, даже не заметив, что не дышала несколько секунд.
– Надеюсь, он не слишком вас утомил, – сказал Мэндевилл и повел ее к середине бального зала.
– Совсем не утомил, – ответила Геро, скорее почувствовав, чем увидев, его острый взгляд.
– Некоторые дамы находят его весьма привлекательным. – Это было произнесено ровным тоном, но тем не менее в голосе прозвучало нескрываемое предупреждение.
– Уверена, что так оно и есть, – мягко заметила Геро. – Налет авантюризма и эта плутовская усмешка, несомненно, могут взволновать многих женщин. Но я всегда считала, что мужчина, который сознает свою ответственность и исполняет свой долг, намного привлекательнее того, кто проводит жизнь в забавах.
Рука под ее ладонью слегка расслабилась.
– Благодарю вас, моя дорогая.
– За что?
– За то, что ясно видите то, чего не замечают другие, – сказал он. – А теперь не соизволите ли потанцевать со мной?
Геро улыбнулась ему, с радостью отметив, что глаза Мэндевилла смотрят на нее по-доброму.
– Я сделаю это с большим удовольствием.
Они станцевали менуэт и контрданс, после чего Геро заявила, что хотела бы выпить чего-нибудь прохладительного. Мэндевилл подвел ее к ряду кресел у стены залы, усадил и отправился за пуншем.
Геро не могла не восхититься его широкими плечами и твердой поступью. Он то и дело останавливался. Кто-то поздравлял его с помолвкой, а кто-то просто хотел, чтобы его увидели разговаривающим с маркизом Мэндевиллом. Она удовлетворенно вздохнула. Максимус нашел ей идеального мужа.
– Вот ты где!
Батильда Пиклвуд – или, как ее называли в доме Баттенов, кузина Батильда – с трудом поместила свои объемистые формы в кресло рядом с Геро. Дальняя родственница с материнской стороны, кузина Батильда воспитала Геро и ее младшую сестру Фебу после смерти их родителей. Седые волосы кузины Батильды были завиты в мелкие кудряшки вокруг лба, а сверху красовался треугольный кружевной чепчик. Платье было ее любимого сливового цвета, пышный бюст украшали белые кружева и черные ленточки. Из-под локтя у нее выглядывала маленькая черно-коричнево-белая мордочка. Это Миньон, старая собачка-спаниель, которую кузина Батильда носила с собой повсюду.
– Дорогая, я должна с тобой побеседовать!
Кузина Батильда всегда говорила с пафосом, поэтому Геро не удивилась.
– Да?
– Ты не должна никогда больше танцевать с лордом Гриффином Редингом! – Кузина Батильда произнесла это таким тоном, словно сообщала государственную тайну. Миньон гавкнула, как бы подчеркивая значимость слов хозяйки.
– Почему?
– Потому что он и лорд Мэндевилл ненавидят друг друга.
– Мм. – Геро рассеянно почесывала шелковое ухо Миньон. – Я заметила некоторую натянутость между ними, но я не стала бы заходить так далеко, чтобы назвать это ненавистью. Может, обычная антипатия.
– Хуже, намного хуже, чем антипатия, моя дорогая! Как ты не понимаешь… – Кузина Батильда понизила голос до шепота: – Лорд Гриффин соблазнил первую жену Мэндевилла!
Глава 3
Внизу под балконом королевы находились королевские конюшни. Там маленькая коричневая птичка устраивалась на ночлег, когда уставала летать. Каждое утро старший конюх сам чистил любимую гнедую кобылу королевы. Пока он водил по ней скребницей, маленькая птичка пела ему, усевшись на стропила. И иногда, если старший конюх внимательно прислушивался, то мог различить такие слова птички:
Высоко, высоко на стенах замка
Прекрасная дама плачет ночью одна.
О, неужели никто ее не утешит?
Из сказки «Королева с черными как вороново крыло волосами».
Позже вечером Геро с кузиной Батильдой возвращалась домой в карете. Она никак не могла отделаться от досадной мысли, что быть незамужней дамой порой бывает крайне неудобно.
– Почему никто не удосужился рассказать мне о скандале с первой женой Мэндевилла? – потребовала она объяснения от кузины.
– Это неподходящая тема для разговора с незамужней девушкой. – Кузина Батильда махнула рукой, чуть не стукнув по носу Миньон, которая лежала у хозяйки на коленях. – Любовная связь, обольщение и все такое. Да и разве я могла представить, что ты станешь танцевать с этим мужчиной, едва встретив его?
– Он пригласил меня в присутствии Максимуса, – повторила Геро в третий или четвертый раз. – И с согласия Мэндевилла!
– А как он мог поступить иначе? – ответила кузина Батильда со свойственной только ей логикой, часто вызывавшей у Геро раздражение. – Но что сделано, то сделано. Просто в будущем тебе следует быть более осторожной.
– Но почему? – взбунтовалась Геро. – Неужели вы серьезно полагаете, будто я допущу, чтобы меня соблазнил какой-то распутник?
– Конечно, нет! – Кузина Батильда возмутилась от одной лишь подобной мысли. – Но все будут пристально за тобой наблюдать, когда этот человек приблизится к тебе.
– Это несправедливо, лично я не сделала ничего предосудительного. – Геро скрестила руки на груди. – Откуда вы знаете, что лорд Гриффин соблазнил первую жену Мэндевилла? Возможно, это просто гнусные сплетни.
– Если и так, то Мэндевилл в них верит, – заявила кузина Батильда. – Ты помнишь первую леди Мэндевилл?
– Смутно. Она ведь умерла четыре года назад?
– Немногим больше трех лет. Ты не могла с ней общаться. Она была слишком фривольна для молодой замужней леди, но она ведь из семьи Трентлок, – мрачно сообщила кузина Батильда. – Слишком легкомысленны эти Трентлоки, хотя и хороши собой. Вот Мэндевилл и потерял голову. Энн Трентлок была красавицей, семья ее с родословной, да и не бедна. Когда объявили о помолвке, то все решили, что брак получится удачным.
Геро вздрогнула. То же самое думают про ее брак.
– Так что случилось?
– Лорд Гриффин Рединг – вот что случилось. – Кузина Батильда покачала головой. – Это человек безнравственный и распущенный, и был таким с тех пор, как умер его отец. Старый маркиз умер, когда младший сын учился в Кембридже. Рединг тут же оставил ученье и повел жизнь молодого лондонского повесы. Он общался с самыми худшими представителями из низов, совращал замужних дам и был замешан в двух дуэлях. И несмотря на эти скандалы, Мэндевилл не желал слышать ничего плохого о брате, даже когда Редингу начали отказывать в визитах.
– И что потом?
– Потом Мэндевилл женился на Энн Трентлок. Эта свадьба стала сенсацией светского сезона и, естественно, привлекла Рединга. – Кузина Батильда вздохнула. – Это произошло за год до твоего выхода в свет, дорогая, но я там была. Энн не отводила глаз от брата мужа – все это заметили. Ходили слухи о том, будто она хотела заполучить Рединга, но у Мэндевилла был титул.
Геро нахмурилась:
– И что сделал Рединг?
– Он вел себя, как обычно, но, конечно, не мог не заметить страсти Энн.
– А Мэндевилл?
– Что Мэндевилл? – Кузина Батильда пожала плечами. – Полагаю, что попытался сделать так, чтобы они не встречались, но ведь Рединг его брат. И произошло неизбежное – Рединг в результате нашел возможность соблазнить жену брата.
– Неизбежное только в том случае, если человек подлец, – пробормотала Геро. Эта история повергла ее в подавленное состояние. Она сознавала, что Рединг – распутник, но совершить такое по отношению к собственному брату… Это ужасно.
– Да, но ведь все знали, что он собой представляет. – Тут заскулила Миньон и стала скрести лапкой. Кузина Батильда рассеянно почесала ее за ухом. – Когда Энн умерла при родах, братья даже перестали разговаривать друг с другом. И пошли слухи о младенце. Господь сжалился над ним, и он тоже не выжил.
– Какие кошмарные вещи вы говорите, – прошептала Геро.
– Возможно, и так. Твое сострадание делает тебе честь. – Кузина Батильда поджала губы. – Но следует быть практичными… Если бы ребенок выжил, то кто считался бы его отцом? Никакой уверенности не было. Каким бы тяжким бременем это стало для Мэндевилла и для самого ребенка?
– Наверное, вы правы, – тихо сказала Геро и нахмурилась. Ей была не по душе такого рода практичность, когда смерть невинного младенца считается благом.
Кузина Батильда наклонилась вперед и похлопала Геро по коленке.
– Все это в прошлом. Просто помни, что надо держаться подальше от Рединга.
Геро кивнула. Она раздвинула занавески на окне кареты, но ночь была темной, и она увидела лишь собственное отражение в стекле. Умереть при родах – это страшно, но насколько страшнее умереть, предав мужа? Она задернула занавески. Такой судьбы она себе не желала.
Поездка домой заняла минут двадцать. Кузина Батильда дремала, а Миньон похрапывала у нее на руках.
– Господи! – Кузина Батильда зевнула, когда они выходили из кареты. – Чудесный бал, но я уже немолода, чтобы оставаться на ногах столько времени. Я, пожалуй, отправлюсь спать.
Они поднялись по белым мраморным ступеням городского дома, который Максимус купил три года назад для Геро, ее младшей сестры Фебы и кузины Батильды. До этого они жили все вместе в Уэйкфилд-Хаусе на одной из самых богатых площадей Лондона, однако потом Максимус заявил, что никуда не годится трем дамам пребывать в доме холостяка. Геро догадывалась, что Максимус таким образом обеспечивает себе покой и личную жизнь, поэтому не возражала. Конечно, их нынешний дом не выглядел таким помпезным, как Уэйкфилд-Хаус, но был достаточно удобным и даже изысканным.
Пандерс, дворецкий, открыл парадную дверь и поклонился, хотя ему мешал круглый живот.
– Добрый вечер, миледи, мадам.
– Скорее доброе утро, Пандерс, – заметила кузина Батильда, отдавая ему накидку и перчатки. – Пусть кто-нибудь из лакеев погуляет с Миньон перед сном, а потом принесет ее ко мне в спальню.
– Слушаюсь, мадам. – Пандерс взял на руки спаниельку и стоически выдержал, когда Миньон облизала ему подбородок.
Геро улыбнулась дворецкому, сняла накидку и последовала за кузиной наверх.
– Я очень горжусь тобой, тем, что ты заключаешь этот брак, – призналась кузина Батильда, стоя у дверей своей комнаты. Она снова зевнула, деликатно прикрыв рот рукой. – Ох, дорогая, я падаю с ног. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила Геро и пошла по коридору в свою спальню. Было уже за полночь, но, как ни странно, спать ей не хотелось.
Она открыла дверь и не слишком удивилась, когда голова Фебы в ночном чепчике высунулась из-под одеяла на ее кровати.
– Геро!
Феба была самой младшей из детей Баттенов и совсем не походила ни на Геро, ни на Максимуса. Оба, и Геро, и Максимус, были высокими и стройными, Феба – маленькой и пухлой, к великому огорчению кузины Батильды. Пышные, вьющиеся светло-каштановые волосы выбивались из заплетенных на ночь косичек, карие глаза за круглыми стеклами очков смотрели с любопытством. В ночной батистовой рубашке она выглядела на двенадцать лет, хотя ей уже полгода, как исполнилось семнадцать.
– Почему ты до сих пор не спишь? – Геро закрыла за собой дверь и скинула туфли. Комнату освещали четыре канделябра, так что было светло и тепло. – А где Уэсли?
Феба спрыгнула с кровати.
– Я ее отослала. Я буду твоей горничной, а ты расскажешь мне все-все о бале. – Феба еще не выходила в свет, и поэтому ей не позволили посетить бал в честь помолвки, к ее громкому возмущению.
– Хм. Ну… Я не знаю… Особенно нечего рассказывать.
– Ой, не дразни меня. – Феба уже расстегивала крючки на лифе платья Геро. – Миссис Тейт была там?
– Да. И ты не представляешь, в каком платье, – сказала Геро, не в силах сердиться на Фебу.
– В каком?
– В ярко-алом. Почти такого же цвета, что и волосы. А вырез был такой низкий, что выглядел он просто непристойно. Клянусь, я видела, как мистер Гримшо споткнулся на ровном месте, едва не свернув себе шею, чтобы разглядеть ее бюст.
Феба захихикала.
– Кто еще там был?
– О, да все. – Геро с помощью Фебы освободилась от лифа, и теперь обе принялись развязывать тесемки на юбках. Геро произнесла ничего не значащим тоном: – Я встретила брата Мэндевилла.
– Разве он не живет где-то на севере Англии?
– Лорд Рединг приехал на бал.
– Он похож на маркиза?
– Немного. Они оба высокие и смуглые, но во всем другом они совершенно разные. У лорда Гриффина Рединга удивительные бледно-зеленые глаза. Лицо худее, чем у Мэндевилла. Он выглядит не таким серьезным, как Мэндевилл, смеется и шутит, но я думаю, что он не очень счастлив. А то, как он двигается…
Геро вдруг поняла, что, несмотря на все свое старание говорить равнодушно, она, должно быть, чем-то себя выдала, потому что глаза у Фебы округлились.
– И как же он двигается?
У Геро запылали щеки. Она переступила через юбки, встряхнула и повесила их на спинку кресла – завтра Уэсли все вычистит и уберет в гардероб.
– Как-то необычно. На первый взгляд – неторопливо, но когда захочет, то быстрее, чем кто-либо еще.
– Как кошка, – сказала Феба, распуская у Геро корсет. – Помнишь того большого желтого кота, который жил возле конюшен в Уэйкфилд-Хаусе? Он всегда либо спал, либо лениво бродил вокруг, но стоило ему увидеть крысу – раз! – он кидался на нее молнией, и крыса уже у него в зубах. Лорд Гриффин похож на него?
– Да, похож, – ответила Геро, вспомнив, как Рединг моментально скрылся под диваном, когда лорд Пембрук входил в гостиную. – Похож на большого кота.
– По твоим рассказам он кажется мне очень милым.
– Нет! – Голос у Геро прозвучал так громко, что Феба опешила. – Прости, дорогая. Дело в том, что кузина Батильда всю дорогу домой донимала меня предостережениями о распутстве Рединга. Ты должна держаться от него подальше.
Феба надула губы.
– Так я никогда не встречу по-настоящему интересных людей.
Геро сочувствовала Фебе. Хотя сама она и могла выходить в свет, но ей дозволялось общаться только с самыми уважаемыми представителями высшего общества, с теми, на кого не пала и тень скандала.
– Среди весьма уважаемых людей есть не менее интересные, – заверила она Фебу, правда, на самом деле такой уверенности у нее не было.
Феба с сомнением на нее посмотрела.
Геро неохотно призналась:
– Ну, по крайней мере можно хотя бы взглянуть на скандальных особ, когда беседуешь с респектабельными людьми.
– Намного интереснее познакомиться с ними.
– Уверяю тебя, что было занятно наблюдать, как миссис Тейт идет по зале, полной глупо глазеющих на нее джентльменов.
– Ох, как бы я хотела быть там, – вздохнула Феба.
– В следующий сезон тебе исполнится восемнадцать, и мы устроим грандиозный бал по поводу твоего выхода в свет, – напомнила Геро, усаживаясь за туалетный столик.
Феба вытащила булавку из ее прически.
– Но у тебя тогда появятся заботы замужней дамы. А со мной останется только кузина Батильда. Я ее очень люблю, но она такая старая и… ой! – Геро увидела в зеркале, как у нее за спиной исчезла голова Фебы.
– Боже, я уронила булавку.
– Не беспокойся, дорогая, и не ищи.
– Но это одна из изумрудных булавок.
Геро обернулась на табурете и увидела, как ее сестра опустилась на колени и шарит руками по ковру. Сердце у Геро сжалось. Изумрудная булавка лежала прямо под носом Фебы.
– Вот она. – Геро нагнулась и подобрала булавку.
– Ох! – Феба встала и поправила на переносице очки. Ее милое личико скривилось. – Как же я могла ее не увидеть?
– Не важно. – Геро положила булавку в стеклянное блюдце на туалетном столике. – На полу темно, свет сюда не доходит. Давай я лучше расскажу тебе, как был украшен бальный зал.
– Конечно, расскажи!
И Геро в мельчайших подробностях стала рассказывать, как был украшен Мэндевилл-Хаус, какое подавалось угощение и какие танцы она танцевала.
Феба слушала и расчесывала ей волосы. Наконец сестра забыла про булавку и ее лоб разгладился, но на сердце у Геро все равно осталась тяжесть. Она смотрела на отражение свечей в зеркале и думала о том, что в комнате очень светло. Как днем.
Сент-Джайлз показался Гриффину настоящим адом, особенно после милых сельских пейзажей Ланкашира. Было темное раннее утро. Он направил Бродягу (коня), своего гнедого коня, вдоль вонючей сточной канавы, которая тянулась прямо по середине узкой улочки. Выбрать путь покороче он не мог, потому что проулки были слишком узки для Бродяги. И будь он проклят, если оставит своего коня где-нибудь здесь – его тотчас украдут, стоит только хозяину отойти.
Гриффин пригнул голову, проезжая под вывеской свечной лавки. Фонаря около двери не оказалось, как это принято в более приличном месте Лондона. Единственный свет падал от бледного диска луны. Слава богу, что ночь была ясной.
Впереди распахнулась дверь, из которой вывалились два головореза. Гриффин положил правую руку на заряженный пистолет, засунутый в седло, но пьяницы не обратили на него никакого внимания. Они задержались лишь на минуту, потому что одного из них вырвало в канаву, а потом, шатаясь, ушли прочь.
Гриффин с облегчением выдохнул, убрал руку с пистолета и похлопал Бродягу по шее.
– Уже недалеко, приятель.
Он поехал вперед по переулку, потом свернул на улицу чуть пошире с кирпичными и оштукатуренными домами, некоторые с нависающими верхними этажами. Едва заметная дверь в высокой кирпичной стене вела во двор. Гриффин натянул поводья, вытащил пистолет из седельной сумки и постучал рукояткой в деревянную дверь.
Почти тут же грубый голос спросил:
– Кого там еще несет?
– Рединг. Впусти меня.
– И как я узнаю, что это вы, милорд?
– Потому что я единственный, кто знает про ту ночь в «Хромом черном петушке», когда ты выпил дюжину пинт эля и…
Дверь раскрылась, и взору Гриффина предстало самое что ни на есть уродливое лицо во всем Лондоне: бегающие глаза, вдавленный плоский нос, беззубый рот, постоянно приоткрытый по причине затрудненного дыхания. Морщинистые щеки и подбородок были словно плесенью покрыты щетиной и старыми отметинами от оспы и шрамами. Мужчина был среднего роста, но его руки и плечи казались непропорционально большими, а ладони походили на огромные ошметки мяса. Кто-то мог счесть его боксером, а кто-то наемным убийцей. И те и другие могли быть правы.
– Я очень рад видеть вас, милорд, – сказал Ник Барнс. – Мы с ребятами тут за всем следим, но ваша помощь точно не помешает.
– Были еще нападения? – Гриффин спрыгнул с Бродяги, но пистолет держал в руке и внимательно осматривался, пока вел лошадь во двор.
Двор был вымощен булыжником, с трех сторон стояли дома. Гриффин скупил все эти здания в прошлом году в целях предосторожности. Сейчас он похвалил себя за предусмотрительность.
– Кое-кто попытался пролезть позапрошлой ночью, но мы его быстренько выбили, – сообщил Ник, запирая дверь тяжелым дубовым засовом.
Гриффин провел Бродягу к древнему каменному желобу, по которому стекала вода, чтобы конь напился.
– Ты думаешь, он отстанет?
– Викарий не отстанет, пока не сдохнет, милорд, – спокойно ответил Ник.
Гриффин хмыкнул. Он не верил в то, что Чарли Грэди, или, как его еще богохульно называли, Викарий Уайтчепела[3], легко сдастся. Викарий запустил свою грязную лапу в большинство мест незаконной торговли джином к востоку от Бишопсгейта, а теперь начал расширять завоеванную территорию к западу, в сторону района «Семи рож» в Сент-Джайлзе.
А это являлось посягательством на интересы Гриффина.
Гриффин еще раз похлопал мерина и повернулся к Нику:
– Пошли посмотрим.
Ник кивнул и повел его к строению напротив каменной стены, огораживавшей двор.
Он открыл крепкую деревянную дверь, обитую железом, и крикнул:
– Эй, Уиллис! Вы с Тимом идите и посторожите двор.
Двое мужчин, тяжело ступая, вышли из дома и поклонились Гриффину. Один держал в руке дубинку, другой – длинный нож, смахивавший на саблю.
Ник проследил, чтобы они встали у двери во двор, затем кивнул Гриффину:
– Сюда, милорд.
Нижний этаж представлял собой одну большую, похожую на пещеру комнату. Массивные кирпичные столбы поддерживали верхние этажи. Четыре очага горели под огромными закрытыми медными котлами, каждый размером в человеческий рост. Из котлов торчали медные трубки, соединенные с медными котелками поменьше, а те, в свою очередь, соединялись с дубовыми бочками. Запах дыма, брожения, ягод можжевельника и скипидара стоял в тяжелом влажном воздухе. В помещении находилось еще с десяток мужчин. Несколько человек поддерживали огонь или следили за содержимым котлов, а остальные просто стояли, нанятые, вероятно, из-за своей физической силы.
– Я перебросил сюда почти все винокурни, – сказал Ник, указывая на котлы, – кроме одной на Эбби-стрит – ее взорвали люди Викария.
Гриффин кивнул:
– Ты правильно поступил, Ник. Одно заведение легче охранять, чем несколько.
Ник сплюнул на каменный пол.
– Да, это так, но у нас возникнут другие сложности, когда начнет поступать зерно.
– Какие именно?
Ник кивнул в сторону двери.
– Внешняя дверь. Она слишком узкая, чтобы пропустить повозку с зерном. Нам придется перебрасывать мешки через стену, а пока мы их разгрузим, и повозка, и ребята, и это проклятое зерно будут выставлены на обозрение как пулярки в ожидании, когда их ощиплют к воскресному ужину.
Гриффин поморщился и ничего не ответил Нику. Он следил за тем, как поддерживали огонь в очагах под огромными медными котлами. Большая часть его дохода – и не только его – была вложена в это дело, а гнусный Викарий заявил, что разрушит все другие винокурни и станет королем джина в Лондоне.
Так уж случилось, что Гриффин владел самыми крупными винокурнями в Сент-Джайлзе.
Сайленс Холлингбрук проснулась от того, что крошечные детские пальчики тыкали ей в веки. Она с трудом разомкнула их. На нее смотрели большие карие глазки, опушенные густыми ресницами. Мэри Дарлинг – обладательница этих глаз – села, захлопала пухлыми ручонками и завизжала, радуясь тому, что ей удалось разбудить Сайленс:
– Маму-у!
Сайленс улыбнулась, глядя на свою маленькую соседку по кровати.
– Сколько раз я тебя просила не тыкать маме в глазки, маленький бесенок?
Мэри Дарлинг захихикала. В год с небольшим она научилась говорить три слова: «маму», «нет!» и «Са» – так она называла кота по кличке Сажа, который не питал к ней таких же нежных чувств.
Сайленс бросила взгляд в окошко своей мансардной комнаты и в ужасе села. Солнце уже давно взошло и ярко светило.
– О господи. Тебе бы ткнуть меня в глаза чуть пораньше. Я опять проспала.