Пятая авеню Смит Кристофер
– Возможно, – согласилась девушка.
– Будь так добра, открой бутылку шампанского, а то я помираю от жажды.
Она подошла к нему и включила стоящую возле кресла лампу. Эрик вздрогнул и прикрыл рукой глаза.
– Я думаю, тебе стоит воздержаться от шампанского, – сказала Лиана. – Ты выглядишь так, словно на минутку вышел из ада.
– А я чувствую себя небожителем.
– Подожди до утра.
Она подошла к окнам, расположенным за ее спиной. На фоне залитого светом города выделялись черные гладкие громады небоскребов, словно воткнутые в небо.
– А ты знаешь, что я хочу тебе сказать, Лиана? – спросил он. – Ведь ты действительно красивая.
– А ты знаешь, что я хочу тебе сказать, Эрик? Ведь ты действительно пьян.
– А ты знаешь, какое мое самое приятное воспоминание о тебе?
Глядя на его отражение в зеркале, она ответила:
– Нет, не знаю.
– Тебе было пятнадцать лет; я был знаком с тобой что-то около пяти месяцев, и ты сказала мне, что ты и твоя лучшая подруга в то время… как же ее звали? Эйша или что-то в этом роде… вы решили побывать на Рождественской мессе в соборе Святого Патрика голышом. Но конечно же, в длинных куртках.
Лиана отвернулась от окон.
– Ее зовут Эйша Уорд, – улыбнувшись, сказала она. – И мы все еще дружим. Но не будь ко мне таким строгим. Это действительно твое самое приятное воспоминание обо мне? Если это так, то я еще более испорченная по сравнению с тем, какой я себя представляла.
– Это одно из воспоминаний, – продолжал Эрик. – Я как будто сейчас снова вижу тебя и Эйшу сидящими между Джорджем и Элизабет; ваши красные лица – ведь вы старались не рассмеяться; вы строили мне глазки, когда никто не мог этого заметить. Я, помнится, думал, что вот Селина никогда бы на такое не решилась, но именно тогда я и понял, что мы с тобой станем друзьями.
Лиана, открыв бутылку шампанского, поднесла к губам. Глотая вино из горлышка, она краем глаза заметила, что Эрик сосредоточенно и внимательно смотрит на нее.
– А ведь и я тоже сохранила приятное воспоминание о тебе, – сказала она.
– И какое же?
– Ты помнишь все те письма, которые ты писал мне, когда я была в школе в Швейцарии?
Он утвердительно кивнул.
– Я подсела на кокаин, и ты об этом знал, но я никогда тебя не спрашивала, как это стало тебе известно.
Эрик заколебался; его голова была затуманена алкоголем, но после недолгой паузы он вспомнил, как все произошло.
– Помнишь, как мы с Селиной приехали к тебе на неделю? Мне, не помню для чего, вдруг понадобилась ручка, я стал рыться в ящике твоего письменного стола и под кучей бумаг наткнулся на полупустой флакончик с кокаином.
Лиана закрыла глаза.
– И ты никогда никому не сказал об этом, – задумчиво произнесла она. – Ни Селине, ни отцу с матерью. Ты решил предоставить мне возможность самой справиться с этой проблемой. Я не справилась. Но ты верил и в меня, и в то, что я смогу это преодолеть. А твои письма подбадривали и воодушевляли меня; я верила, что ты бы сразу приехал ко мне, если бы мне понадобилось излить кому-то душу, а ведь я даже никогда и не поблагодарила тебя за это. Да и за то, что ты хранил мою тайну.
– Я уверен, что ты должна отблагодарить меня за это.
Лиана улыбнулась.
– Ты был таким добрым. А я тогда ничего не соображала и так и не сказала тебе «спасибо». Но я сделаю это сейчас. Ведь именно так мы, наркоманы, и поступаем. Спасибо тебе, Эрик. Благодарю за то, что только ты один верил в меня, когда все остальные махнули на меня рукой.
Сложив руки на груди, она снова подошла к окну и стала следить за Эриком по его отражению на стекле. Он встал. Его покачивало, но он, взяв себя в руки, стащил смокинг и накинул его на спинку стула.
Подойдя к ней и встав за ее спиной, он запустил пальцы в ее волосы и прильнул губами к ее обнаженному плечу. Лиана не оттолкнула его, хотя ясно понимала, что они занимаются сейчас грязным делом, которое при всех обстоятельствах таковым и останется. Как бы там ни было, ей нравились прикосновения этого мужчины. Именно сейчас она больше всего желала быть любимой и иметь рядом того, кому она не безразлична.
В другом конце комнаты под письменным столом Джорджа Редмана, скрючившись и стараясь не шевелиться, сидел Винсент Спокатти. Большое, обитое кожей кресло сдавливало ему грудь. Шея затекала, поскольку голова была опущена вниз и повернута набок. Он сжимал в руке пистолет, готовясь в любой момент пустить его в действие.
Он просматривал папки, вынимая их одну за другой из ящиков письменного стола Редмана, когда Лиана и ее дружок внезапно вошли в комнату, застав его врасплох. Их появление взбесило его куда больше, чем тот факт, что он не обнаружил ничего интересного для Луиса Райана. Ни в одной из папок, лежащих в столе, не было ни одного документа, связанного с поглощением «УэстТекс Инкорпорэйтэд».
Но существовали и другие варианты добычи информации, нужной Райану. И если его работодатель согласится с предложенной ценой, то Винсент Спокатти добудет ему эту информацию.
Он напряженно вслушивался, стараясь понять, в каком месте комнаты они стоят, но только понял, что парочка начала целоваться. Он не был уверен, что сможет долго просидеть скрючившись. Мускулы шеи затекли, и теперь начало сводить спину.
В этот момент он услышал, что на ковер упали туфли.
Посмотрев в узенькую щель в передней панели стола, он увидел колышущееся белое платье и пару загорелых ног, идущих в его сторону. Рука сжала пистолет. Щелкнул выключатель, и свет над ним погас. Спокатти напрягся, готовый начать стрельбу.
– Запомни это, Эрик, – сказала Лиана. – Я выключила свет. Я еще не сумасшедшая.
– Конечно, нет, – согласился мужчина. – Ну ладно, иди ко мне. Я покажу тебе, каким сумасшедшим могу быть я.
Спокатти ждал, ждал до тех пор, пока точно не убедился в том, что остался в комнате один, и только после этого подвинул на прежнее место кресло, встал и засунул пистолет в кобуру. Разглаживая одетыми в перчатки руками грудь своего смокинга, он вдруг подумал, что Лиана Редман уже дважды за этот вечер едва не разоблачила его. Он почесал шею, стараясь унять судорогу.
Ну погоди, подумал он, выбираясь из комнаты в коридор, я тебе отплачу за все, сука.
Выйдя из кабины лифта в вестибюль, Спокатти стал искать глазами Селину Редман. Он нашел ее возле буфета беседующей с каким-то мужчиной и сразу направился к ним.
– Селина Редман? – спросил он.
Они одновременно повернулись и посмотрели на него.
– А в чем дело? – поинтересовалась девушка.
Спокатти показал ей свою карточку охранника.
– Могу я сообщить вам кое-что наедине?
Двери лифта раскрылись, и Селина вошла в квартиру родителей. Почему Лиане вздумалось встретиться с ней именно здесь? Неужели нельзя было поговорить в вестибюле? Она обещала Джеку танец, и ей не терпелось вернуться в зал.
Она услышала голоса, доносившиеся с конца коридора.
Селина быстрым шагом пошла в этом направлении и остановилась перед дверью, ведущей в одну из спален. Хотя до нее долетали лишь обрывки разговора, она узнала голос Лианы и сразу поняла, что стоять здесь перед дверью ей не следует, поскольку произошло что-то нехорошее. Она вся обратилась в слух. Теперь голос слышался более ясно.
– Пожалуйста, не смущайся. Такое иногда случается. Просто ты слишком много выпил.
Селина подошла вплотную к двери.
– Послушай, – сказала Лиана. – Почему бы тебе не прилечь? Ты же можешь спать здесь всю ночь. Отец и мать не будут иметь ничего против, а я обещаю, они не узнают, что я была здесь с тобой. Моя сестра тоже ничего не узнает. Это будет нашей с тобой тайной.
В этот момент Селина вошла в спальню. Лиана сидела на краю кровати в тонком шелковом кимоно. Когда Селина вошла, сестра, отвернувшись от Эрика, посмотрела на нее. Девушку поразило то, что под ярко расписанной тканью кимоно на ее сестрице ничего не было, поэтому она и не заметила, каким неподдельным удивлением вспыхнули глаза Лианы.
Она закрыла за собой дверь.
– Мне передали твою просьбу, Лиана. Твой приятель из службы охраны сообщил мне о ней.
Пораженный Эрик сел на кровати. Он переводил взгляд с одной сестры на другую, а потом, поняв, что он голый, натянул на себя простыню.
– Какую просьбу?
Лицо Селины было невозмутимым, но внутри у нее все клокотало от бешенства. Она смерила Эрика презрительным взглядом.
– Я не хочу слышать от тебя ни единого слова, – едва сдерживаясь, произнесла она. – Ни единого слова.
– Это не то, что ты думаешь, – пытался убедить ее Эрик.
– Это именно то, что я думаю, и я больше не желаю тебя видеть. То, что было между нами, закончено, – отрезала Селина и перевела взгляд на Лиану, которая уже стояла и обеими руками удерживала кимоно запахнутым. – Перед тем как я уйду, мне необходимо выяснить одну вещь, а именно: чем я заслужила такое отношение к себе с твоей стороны? Зачем ты сказала этому человеку, что хочешь встретиться со мной здесь?
Лиана покачала головой. Она чувствовала смущение и стыд, а главное, не могла понять, что на самом деле произошло. Она никогда и не помышляла о такой встрече. Но она произошла. Но как, каким образом?
– Ответь мне, – настаивала Селина. – Я имею право знать.
– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила Лиана. – Я никогда и никому не давала такого поручения.
Сестры замолчали, но это молчание было подобно опасно натянутой нити, которая вот-вот порвется. Селина повернулась, собираясь уйти.
– Я никогда и не ожидала услышать от тебя правду, – сказала она. – Ты всегда была вруньей, Лиана. И к тому же трусихой.
Дрожащей рукой она открыла дверь и перед тем, как переступить порог, остановилась и бросила последний взгляд на сестру.
– Ты можешь сколько угодно притворяться, что не понимаешь, о чем я говорю, но я-то знаю, что ты все это спланировала. Я знаю, что ты сказала этому человеку, что хочешь встретиться со мной здесь. Я думаю, ты много лет ждала этого момента, чтобы увидеть меня поверженной и униженной.
С этими словами Селина ушла, прежде чем Лиана успела хоть что-нибудь ответить.
В наступившей тишине Эрик пристально смотрел на Лиану, стоявшую в другом конце комнаты. Она одевалась. За ее спиной в окна смотрел Манхэттен – сплошная залитая светом стена из стекла и бетона.
– Куда ты собралась?
– За ней, куда же еще?
– Ты думаешь, что еще не довела дело до конца?
Он слез с кровати.
– Эрик, дело в том, что я ничего не делала.
Он с недоверием посмотрел на девушку.
– То, что Селина застала нас с тобой в постели, ты называешь «ничего не делала»? Ты что, вообще сбрендила?
– Если то, что она рассказала, правда, я выясню, как это произошло.
Она надела платье, краем глаза заметив спущенную петлю около молнии. Это сделал Эрик от нетерпения и спешки.
– Да ты знаешь, что ты уничтожила все шансы на наше совместное будущее, это ты понимаешь?
Лиана метнула в него свирепый, предупреждающий взгляд.
– Это сделала не я, Эрик. Я все тебе сказала. И хватит об этом.
Она, сунув ноги в туфли, прошла мимо него к туалетному столику, намереваясь поправить прическу. Она должна поговорить с Селиной, она должна выяснить, кто передал ей это сообщение, она должна узнать его имя.
Расчесывая волосы, она внезапно подумала о том, что и вправду всегда хотела видеть свою сестру страдающей, но никогда не помышляла о том, чтобы причинить ей боль таким образом.
– Прости, – сказал Эрик. – Я знаю, что ты не имеешь к этому отношения. Дело в том, что…
– Твои извинения приняты, – прервала его Лиана.
Он был пьян, и она не хотела его слушать. Сейчас ей хотелось лишь одного: уйти из этой комнаты и как можно быстрее найти Селину.
– Но кто ей сказал? Кто знал, что мы здесь?
Она смотрела на его отражение в зеркале туалетного столика.
– Я пока не знаю, кто сказал ей об этом, но я намерена это выяснить.
Она повернулась перед зеркалом, радуясь, что изъян на платье незаметен под распущенными волосами.
– Я пойду с тобой, – вдруг объявил Эрик.
Посмотрев на него, Лиана увидела, что он уже натянул брюки. Остальные предметы его одежды лежали на стуле перед ним.
– Тебе надо оставаться здесь, – сказала Лиана. – Селина не сможет справиться с собой, увидев сейчас нас вместе.
Девушка направилась к нему. Как только она приблизилась, Эрик замахнулся и со всей силы ударил ее по лицу ремнем, который прятал за спиной.
Его удар застал Лиану врасплох, и она упала на пол. Кровь брызнула из носа и рассеченной губы, закапала на ковер. Прежде чем она смогла защититься или хотя бы понять, что произошло, Эрик сел на нее верхом и принялся, размахивая ремнем, осыпать ее градом ударов по бедрам, по плечам, по лицу и по груди. Платье разорвалось, когда она попыталась сбросить мужчину с себя. От ее криков боли и призывов о помощи в комнате звучало громкое эхо.
– Ах ты, долбаная сучка! – орал он. – Ты же знала, что она для меня значит! И ты разрушила все, что было у нас с Селиной!
Замахнувшись ремнем, он снова ударил ее по лицу. Щека, на которую пришелся удар, сразу покраснела и распухла. Красные звездочки замелькали перед закрытыми глазами, Лиана почувствовала, что еще немного, и она потеряет сознание. Где-то в дальнем уголке мозга билась мысль о том, что его удары могут убить ее.
И тут Эрик ударил ее кулаком. Сильно. По губам.
Оглушенная и ошеломленная Лиана все-таки заставила себя думать. Если она попытается оказать ему сопротивление, он сделает ей еще больнее. Она пыталась пошевелить руками, но он придавил их к ковру коленями. И тут ее мозг отключился. Эрик с силой раздвигал ей ноги. Она чувствовала, как его руки задирают на ней платье и срывают с нее трусики. Его шарившие по ее телу пальцы больно царапали кожу.
Лиана боролась и уже готова была закричать, когда Эрик закрыл ее рот ладонью. Она почувствовала слабость, а ее нос ощутил резкую смесь запахов шотландского виски и крови. Ее крови.
Эрик прижался ртом к ее уху.
– Ты вспомни, – сказал он, прижимаясь к ее бедрам, – ты же всегда хотела этого.
И тут Лиана неожиданно расслабилась под ним. Эрик посмотрел на нее с таким удивлением, что невольно расслабился вместе с ней.
И вот тогда она нашла в себе силы на то, чтобы действовать.
Вложив всю силу в челюсти, она укусила его за руку и сбросила с себя прежде, чем он понял, что происходит. Ее сердце билось сильно и часто, Лиана практически утратила способность ориентироваться в пространстве, но все-таки с трудом встала на ноги. Дверь находилась в дальнем конце комнаты, и расстояние до нее было больше миллиона миль. Она бегом бросилась к двери.
Только бы хватило сил добраться до нее…
Эрик схватил ее за лодыжку; от неожиданности она потеряла равновесие. Комната завертелась перед глазами. Все кончено, мелькнуло в голове Лианы, когда, упав на ковер, она больно ударилась затылком.
Но Эрик не бросился к ней. Встав на ноги, мужчина вдруг осознал, что он натворил. Как он мог, потеряв контроль над собой, совершить такое? Что на него нашло?
Он посмотрел на Лиану. Та неподвижно лежала на животе, голова покоилась на согнутых руках. На ковре вокруг ее тела виднелись пятна крови. Тошнота подступила к горлу: неужто он мог так ее избить? Девушка лежала и не шевелилась.
Эрик посмотрел на часы. Сколько времени прошло с момента ухода Селины? Четыре минуты? Пять? Если бы она рассказала отцу о том, что увидела, он наверняка был бы уже здесь.
Его сознание все еще было затуманено алкоголем. Переступив через лежащую на полу Лиану, он запер дверь спальни и стал поспешно натягивать одежду.
Лиана выжидала. Прислушиваясь, она поняла, что Эрик одевается, и, чуть приоткрыв один глаз, посмотрела, что делается в комнате. Он, стоя перед туалетным столиком, заправлял рубашку и, глядя в овальное зеркало, быстро приводил себя в порядок. Он надел все, кроме ремня, который все еще был зажат в его руке.
Он посмотрел на Лиану. В какой-то момент их взгляды встретились, и словно океан ненависти разлился между ними. После недолгой паузы Эрик спокойным голосом объявил:
– У тебя есть два варианта: ты можешь привести себя в порядок и сделать вид, что ничего не произошло, или можешь прибежать к отцу и рассказать ему обо всем, – он подошел к ней. Зажатый в руке ремень раскачивался подобно маятнику. – Но, поступив так, Лиана, ты сделаешь ошибку.
Паркер приблизился к ней, и Лиана, чувствуя к нему отвращения, попыталась отползти подальше. Ее глаза неотрывно смотрели на ремень, на котором еще виднелись пятна ее крови.
– Пошел вон, – с трудом произнесла она. – Я сейчас позвоню в полицию.
– Ты можешь делать все, что захочешь, – ответил Эрик. – Но запомни то, что я скажу: если ты действительно позвонишь в полицию или побежишь к отцу, я сделаю так, что ты в одно мгновение исчезнешь с этого света. Ты меня слышишь? Надеюсь, что слышишь. Потому, что это не пустая угроза. У меня есть деньги и есть кому поручить это дело. Если хоть что-нибудь случится со мной – ты труп. Как видишь, расклад очень простой.
Двери лифта распахнулись, и Селина торопливо вышла из кабины. Она пробиралась сквозь толпу, не замечая пристальных взглядов, избегая вопросов и не останавливаясь ни на секунду. Она дошла наконец до двойной стеклянной двери на противоположном конце вестибюля. Завеса дождя словно висела над улицей, заливая окна и репортеров, стоявших на тротуаре. Она попросила у швейцара зонтик и, выйдя под ним на улицу, сразу же увидела того самого мужчину-охранника, который передал ей просьбу Лианы.
Заметив ее, он кивнул, и Селина подошла к охраннику.
– Вы уверены в том, что просьба, которую вы передали мне, исходила от моей сестры?
– Она сама сказала мне, что вы ее старшая сестра.
Селина во что бы то ни стало хотела быть уверенной, что он говорил именно с Лианой.
– Опишите мне ее.
– У нее длинные черные волосы, и она симпатичная. Да я и видел ее всего несколько секунд.
– Во что она была одета?
– По-моему, на ней было белое платье. Такое, в котором одно плечо открыто.
Селина отвернулась от охранника, чувствуя, что внутри у нее все оборвалось. Она уже хотела вернуться в вестибюль, как вдруг увидела отца, пробирающегося сквозь толпу к ней. Лицо его было мрачным.
– Надо поговорить, – сказал он.
Говорить с ним где-нибудь в другом месте она не хотела, но решила делать так, как он захочет, и пошла вслед за ним в укромное место позади водопада.
– Я только что говорил по телефону с РРК. Они встревожены тем, что произошло сегодня. И я думаю, что они хотят выйти из дела. А пока они ждут, что выяснит полиция.
– И?
– Если окажется, что существует хотя бы малейший намек на то, что эти прожектора были начинены взрывчаткой в знак протеста против нашего соглашения с «УэстТекс», они откажутся участвовать в финансировании. Ричардс говорит, что, если мы поглотим эту компанию на фоне того, что происходит на Ближнем Востоке, в СМИ поднимется настоящая буря.
– Может быть, поначалу, – предположила Селина. – Но когда публика поймет, что именно мы сделали, все обойдется наилучшим образом.
– Они в панике, – покачал головой Джордж. – Но они понимают, что до тех пор, пока «УэстТекс» не стала нашей, соглашение с Ираном – это просто кусок бумаги. Они чувствуют, что есть реальная возможность того, что корабли наших ВМФ не войдут в Персидский залив в назначенный нами день. Они собираются выйти из дела. Я это чувствую.
– Может, нам поискать кого-либо другого?
– Согласен. Завтра я встречаюсь с РРК за обедом. Если они разорвут наше соглашение, что ты думаешь насчет Теда Фростмана из Чейза?[9]
– Мне нравится Тед, – сказала Селина. – Он хороший парень. Думаешь, он согласится?
– Может быть. Вот только захочет ли он помочь нам? Я назначу встречу с ним на завтра.
– Может, стоит закончить прием? – предложила Селина. – Я хочу домой.
Джордж с удивлением посмотрел на дочь.
– Домой? Ты в порядке?
Если она расскажет ему о том, что случилось, вечер будет вконец испорчен.
– Сегодня был очень напряженный день, и я немного устала, – Селина повела взглядом поверх толпы. – Гости скоро разойдутся, прием закончится. Я поговорила со всеми, с кем было надо. Если ты не возражаешь, то я бы хотела на этом закончить рабочий день.
Когда она выходила из здания «Редман Интернэйшнл», по-прежнему шел дождь. Те репортеры, которых не пригласили внутрь, немедленно осыпали ее вопросами и принялись ее фотографировать. Она кивнула невысокому седоволосому швейцару, стоявшему под козырьком над входом, и они вместе поспешили к лимузинам, припаркованным у тротуара.
Репортеры неотступно следовали за ними; ее уход с приема записывался для показа в новостях. Было светло от вспышек. Сев на задний диван машины, Селина велела шоферу везти ее домой. Через пятнадцать минут она уже упаковывала вещи Эрика.
Глава 09
Наутро после приема, когда большинство людей еще нежились в постелях, Джордж Редман, приняв душ и побрившись, надел свой черный спортивный костюм. Перед встречей за обедом с РРК он решил сделать трехмильную пробежку в Центральном парке.
Выйдя из туалетной комнаты, он подошел к лежащей в постели жене. Ночью они занимались любовью, поэтому скрученные самым невообразимым образом простыни закрывали ее бледные ноги.
– Увидимся за завтраком, – прошептал он, наклоняясь и целуя ее в щеку. – Ты к этому времени встанешь?
Элизабет, пробормотав что-то во сне, приподняла голову с подушки и неловко ткнулась губами в его подбородок, отвечая поцелуем на его поцелуй.
– От тебя хорошо пахнет, – сказала она, поворачиваясь на бок. – Не забудь про подтягивания.
Джордж направлялся к лифту по длинному коридору. В квартире было тихо. Кроме Изадоры, семейной кошки, которая умывалась, сидя на столике из позолоченной бронзы, и его самого, все еще спали, что, в общем-то, было неудивительно, поскольку на часах было пять утра с минутами.
Он вошел в кабину лифта и нажал кнопку. Глядя на пролетающие мимо этажи, Джордж снова стал думать о том, как пройдет его встреча с РРК. Если они решат не участвовать в деле, он должен будет сразу обратиться к Теду Фростману в Чейз. Он уже зашел слишком далеко, чтобы прекратить переговоры с «УэстТекс».
Кабина сбавила скорость перед тем, как остановиться. Двери лифта раскрылись, и Джордж вышел в вестибюль, который, к его радости, почти принял свой обычный вид. Команда уборщиков, прибыв почти сразу после окончания приема, проработала практически всю ночь.
Джордж вышел из здания, взглянул на часы и, вспомнив указание жены, потянул ноги и двинулся по направлению к Центральному парку. Вскоре он уже бежал по его почти пустым дорожкам, размышляя о том, чего он достиг после окончания Гарварда.
Когда в 1977 году он окончил университет и переехал в Манхэттен, все его начинания здесь заканчивались неудачами. Не расположенные доверять новичку банки даже не рассматривали его заявки на получение кредита, предпочитая финансировать преуспевающих застройщиков, а не новоявленного бизнесмена. Джордж знал, что он может вернуться домой и работать под руководством отца, но это означало бы, что он ставит крест на своих мечтах. Поэтому он напрягал все силы, стараясь добиться успеха.
Но ничего не получалось. Казалось, чем усерднее Джордж трудится, тем чаще он терпит неудачи. Так продолжалось до осени 1977 года, когда дела его вдруг пошли на лад.
Луис Райан, его старый друг по университету, позвонил и рассказал о «Сосновых садах», жилом комплексе на тысячи квартир, который недавно был выставлен на торги, поскольку его владелец, заложив комплекс, оказался не в состоянии его выкупить. Как Джордж отнесся бы к тому, чтобы вступить с ним в партнерские отношения, поинтересовался Райан?
Первую ошибку Джордж сделал, согласившись принять предложение старого приятеля. Его второй ошибкой было то, что он скрепил сделку со своим новым партнером всего лишь рукопожатием. То, что поначалу казалось осуществлением его мечты, закончилось многолетней судебной тяжбой с Луисом Райаном, которую он, как ни печально, проиграл.
Через двадцать четыре минуты он завершил свою пробежку и, чтобы отдышаться, прислонился спиной к стволу вяза. Перед тем как покинуть парк, он потянул ноги. Город начал оживать. Машины неслись по Пятой авеню, богатые вдовы и унылые домохозяйки выгуливали своих хорошо ухоженных собак, ведя их на витых кожаных поводках. Уже вставшее солнце заливало ярким светом ряды окружающих Центральный парк домов, и их фасады, облицованные известняковыми плитами, сейчас казались позолоченными.
Он купил «Таймс» в газетном автомате и, не взглянув на заголовки, сунул газету под мышку. Он направился к своему дому, возвышавшемуся среди окружающих его строений.
Даже сам его вид наполнял сердце Джорджа гордостью. Архитектура нового здания компании «Редман Интернэйшнл» была экстравагантной, в то время как здание на Мэдисон-авеню, где до этого размещалась компания, было обычным. Вместо положенных четырех прямых стен, стены нового здания были слегка наклонены назад, отчего оно как бы сужалось от основания до крыши, напоминая холм со склонами, покрытыми стеклом и камнем. Оно превосходило все построенное на Пятой авеню и, что самое главное, здание компании «Луис Райан Энтерпрайзис», стоящее в двух кварталах к югу.
Прежде чем войти в «Редман Интернэйшнл», Джордж остановился и посмотрел на здание Райана. Несмотря на прошедшие годы, он не мог смотреть в ту сторону без злости. До сего дня он помнил, как его бывший приятель утверждал в суде, что между ним и Джорджем никогда не было партнерских отношений. До сего дня Джордж помнил, как Райан, выступая в суде, называл его лжецом за то, что тот утверждал обратное.
В ожидании Майкла, встреча с которым была назначена на восемь часов, Луис Райан стоял у окна в угловом офисе, из которого была видна почти вся Пятая авеню и, сжимая заложенные за спину руки, мысленно проводил инвентаризацию своей империи.
Из этого окна он видел множество отелей, жилые и офисные комплексы, приобретенные им за прошедшие годы и строящиеся сейчас. Его гордостью был новый отель, возводимый на пересечении Пятой и 58-й авеню. Скоро он откроется и станет самым большим отелем в городе. Его сметная стоимость составляет почти тринадцать миллионов долларов.
Луис уже давно постиг науку контроля за уровнем затрат. Когда они работали вместе с Джорджем Редманом, тот прекрасно его этому обучил.
На южной границе Центрального парка Луису удалось приобрести земельный участок для постройки нового жилого комплекса. Снос двух зданий предвоенной постройки был завершен четыре недели назад; через неделю после этого был готов фундамент.
Он все еще смеялся над музеем Метрополитен[10], обратившимся к нему с просьбой передать в дар четыре рельефные фрески в стиле ар-деко, украшавшие фасады каждого снесенного здания. Сначала Луис согласился, так как не видел причины ответить отказом. Тем более пресса похвалит его за это, а бесплатная реклама строящимся домам не повредит. Но, узнав, что аккуратная выемка фресок потребует нескольких недель, не говоря уже о затратах сотен тысяч его личных долларов, Луис дал команду сносить дома, не обращая внимания на фрески, не желая тратить деньги и время на то, что в его понимании было ничего не стоящей мазней.
Он отошел от окна и направился к письменному столу. В его просторном кабинете было множество вещей, которых у него никогда не было в детстве.
Он родился в Бронксе, в бедной рабочей семье. Сейчас он стоял перед свадебной фотографией родителей, висевшей на противоположной стене. На ней мать сидела на обитом красным бархатом стуле, ее руки были сложены на коленях, на губах чуть заметная улыбка. Она была в простом, цвета слоновой кости свадебном платье, в котором до нее выходили замуж ее мать и бабушка. На этом фото ей было семнадцать лет, и Луису она казалась красивой.
Стоящий позади нее мужчина был Ником Райаном. На нем был костюм – один из немногих, что он купил в течение всей своей жизни. Костюм был синим и на несколько размеров больше, чем требовалось для его тощего тела, но улыбка на его лице и то, как гордо он держал голову, заставляли смотреть не на одежду, а на самого мужчину.
Как жаль, что его родители не могут увидеть, каких успехов он достиг. Осенью 1968 года Ник Райан был убит во Вьетнаме. В тот день, когда Луис узнал о смерти отца, он сразу определил свою собственную судьбу. В тринадцатилетнем возрасте он понял, что теперь обеспечивать семью должен он и что теперь все для него будет не так, как прежде. В то время как его мать трудилась в прачечной, да еще подрабатывала на стороне шитьем, Луис работал по сорок часов в неделю, моя посуду в «Каппучилли» – итальянском ресторане, расположенном в их квартале. В школе он был отличником. Вместе с матерью он планировал их семейный бюджет так, чтобы отложить что-то на будущее, в которое они смотрели без оптимизма.
Мать и сын представляли собой непобедимую команду. Ему исполнилось восемнадцать лет, и через несколько дней после того, как Гарвардский университет предложил ему полную стипендию, мать заболела. Она постоянно чувствовала усталость. На шее появились узлы и какие-то затвердения. Ее мучили боли в суставах.
– Я теряю в весе, Луис. И у меня стул с кровью.
Он отвез ее в больницу. Врач был грубым, холодным и откровенным. Осмотрев Катерин, он отвел Луиса в сторону.
– У твоей матери дырки в костях, – сказал он. – У нее рак. Его не вылечить. Ей потребуется госпитализация, но лишь для того, чтобы обеспечить ей хоть какие-то удобства. Но это будет дорого. У вас есть страховка?
– Страховки у нас нет, – ответил Луис, глядя в глаза врача твердым взглядом. – Но у нас есть деньги, так что лечите ее как положено.
Его жизнь превратилась в ад. Времена были нелегкими, больницы были переполнены. Мать поместили в палату с тремя другими женщинами, все они цеплялась за жизнь из последних сил, но жизнь упрямо вытекала из них. Луис не мог забыть тех дней, когда мать лежала в больнице, – он трудился на трех работах, и только поэтому мог оплачивать счета, да и то на пределе возможного. Он практически не спал, для того чтобы проводить время с женщиной, которая уже перестала походить на его мать, держать ее за руку – он знал, что она боится смерти и тоскует по мужу.
Он помнил нескончаемый поток специалистов, вводящих один яд за другим в ее тело, которое и без того было смертельно отравлено. Он видел, что мать уходит от него. Ее кожа постепенно становилась слишком большой для ее тела. Житейский опыт, полученный в этот период, закалил Луиса. Заставил его по-иному смотреть на вещи.
В конце первой недели пребывания в больнице Катерин, ослабленная химиотерапией, разрушающей ее организм, протянула руку и положила ладонь на колено сына. Ее голос звучал необычно сильно, глаза горели решимостью, говорила она спокойно и отчетливо:
– Я знаю, о чем ты думаешь, – обратилась она к Луису. – Но школу ты не бросишь. Об этом я и слышать не хочу.
– Мама…
– Выслушай меня, Луис. Если ты не добьешься успеха, считай, что моя жизнь прошла впустую. Бог дал тебе эту стипендию, а мне – этот рак. Он возьмет меня, но Он не отнимет у тебя эту стипендию. Осенью иди в школу. Ты добьешься успеха.
– Но счета…
– …сами позаботятся о себе.
Ее лицо смягчилось. Глаза были затуманены лекарствами, и теперь их цвет казался таким же серым, как цвет четырех окружавших их стен.
– Неужели ты не видишь? – спросила она, сжимая его колено. – Неужели ты не видишь, кем ты станешь?
Она умерла за три недели до начала занятий в Гарварде. Вечером перед смертью она шепотом сказала ему:
– Я хочу, чтобы меня кремировали. Если я умру, этот рак умрет вместе со мной. Я не позволю ему пожирать и дальше мое тело. Я хочу, чтобы меня сожгли. Это мое последнее желание.
Он исполнил ее волю и рассеял ее прах в парке в северной части Нью-Йорка, где родители гуляли с ним, когда он был маленьким. Именно тогда он поклялся себе в том, что завоюет мир бизнеса, чего бы это ни стоило. Он поклялся в том, что станет лучшим из лучших.
Все его внимание и силы были сосредоточены на этом, пока, будучи первокурсником в Гарварде, он не встретил Энн.
Однажды он шел домой после занятий, когда вдруг его ухо уловило что-то похожее на женский крик и лай собак. Из любопытства Луис остановился и прислушался. В следующий момент он подумал, что услышанные им звуки не что иное, как шум движения транспорта и скрежет голых веток деревьев, гнущихся под сильным мартовским ветром.
Но вдруг стая из семи собак выскочила из-за угла прямо ему под ноги и, едва не сбив, устремилась в направлении Кембриджа. Луис повернулся и стал наблюдать, как собаки понеслись вперед, таща за собой спутанные между собой дорогие кожаные поводки.
А потом он увидел ее.
– Ради бога! – кричала выбежавшая из-за угла молодая женщина. – Помогите мне их поймать!
Луис бросился на выручку. Девушка с трудом дышала, щеки ее пылали, длинные черные волосы разметались по плечам. Луис собирался спросить ее, как собакам удалось вырваться, когда девушка вдруг остановилась и поднесла обе руки ко рту. Визг шин резанул по ушам. Похоже, причиной была собака, устремившаяся вслед за своими друзьями, но не поспевавшая за сворой.
– Быстрее! – закричала девушка.
Они снова побежали, на этот раз быстрее. Мозг Луиса лихорадочно работал.