Когда придет дождь Уорд Рейчел

Глава 19

– Карл, это ты? Какой у тебя странный голос.

Мне звонит Нейша. Девушка, которую, если верить Робу, я хотел убить. Девушка, которую хотел уничтожить его руками. В комнате темно. Единственный свет исходит от экрана мобильника.

– Да, это я.

– У тебя все в порядке? Вернулся домой без приключений?

Нейша говорит тихо, почти шепотом. Наверное, и у нее сейчас темно. Представляю, как она стоит в комнате, с мобильником в руке.

– Мне сейчас не очень удобно общаться.

Какой разговор, если вина тугим комком застряла в горле? И что я ей скажу? Решусь ли открыть правду или буду дальше поддерживать отъявленную ложь, будто я ее герой?

– У тебя мама поблизости?

– Нет, просто…

– Карл, пожалуйста, не отключайся. Мне нужно с кем-то поговорить. Не с кем-то. С тобой.

Она думает, я ей нужен. Но кто я на самом деле? Тот, каким она меня представляет? Или слова Роба обо мне правда? Мне отчаянно хочется соответствовать представлениям Нейши. Но как продолжать отношения с ней, не узнав правды о себе?

Выползаю из спального мешка и ухожу с телефоном в кухню. Мне невыносимо говорить под двойной храп мамы и тетки Дебби, проникающий сквозь тонкую стену.

– Карл, я за тебя беспокоилась. С тобой действительно все нормально?

– Говорю тебе, все хорошо. Побывал в полиции и оттуда вернулся домой.

Она шумно втягивает воздух.

– А они тебя… Я хотела сказать, это было…

– Не волнуйся. Позадавали вопросы, потом отпустили. Сказали, что через несколько дней вызовут снова. Уже после похорон.

– Они могут предъявить обвинение?

– Зависит от моего поведения. Если заикнуться, что я вижу мертвого брата и слышу его голос,они сразу насторожатся.

Удивляюсь собственному цинизму, но ничего не могу поделать. Это почти то же самое, как смотаться с уроков и потом наплести учителю про умирающую бабушку. По крайней мере, моя история не пахнет вымыслом.

– Ты про меня ничего не говорил? – помолчав, спрашивает Нейша.

– Ни слова. Зачем мне это?

– Спасибо. Отец и так был вне себя, когда я вернулась. Ты был прав: если бы меня еще и в полицию забрали, он бы весь дом разнес.

– Зачем вам лишняя головная боль? Я рад, что ты в безопасности.

– И я рада, что для тебя все кончилось благополучно. Это приключение в твоей школе… оно было какое-то… странноватое. Спасибо, что помог выбраться. Ты джентльмен, Карл. И совсем не похож на брата. Я была дурой: смотрела ему в рот, подстраивалась под его настроение. Ничего не видела дальше его. А ты был рядом, всегда готовый помочь. Ты и остаешься таким. Когда мы снова увидимся?

Прямо сейчас? Нет! Осаживаю себя. «Я вовсе не такой, каким тебе кажусь». Черт! Меня разрывают противоречия. Возможно, Роб сказал правду и я ничем не лучше его. И в то же время я краснею и млею от звука ее голоса. Мобильник передает ее тепло. Слова из ее рта, звучащие в моем ухе. Ее рот. Ее потрясающий рот… Нет, пора прекращать.

– Вряд ли это хорошая затея.

– Ты о чем? – неожиданно резким голосом спрашивает Нейша.

– О наших встречах.

– Почему? Зачем ты это сказал?

– Я просто… просто… – Лихорадочно подбираю нужные слова. – Понимаешь, это слишком… скоро. Наверное, так нельзя.

– Наоборот. Можно и нужно. Мы с тобой многое пережили. Карл, ты мне нужен. Не отталкивай меня. Особенно сейчас.

– Но я даже не знаю, кто я!

– Ничего страшного. К тебе возвращается память. И я тоже вспоминаю все, что связано с тобой. И то, что я вспоминаю, мне очень нравится…

– Нейша, не говори так. Понимаешь… ты вот думаешь, какой я замечательный парень. А если я совсем не такой. Вдруг я ничем не лучше брата?

– Нет, Карл. Ты всегда держался в его тени. Но на самом деле ты другой. Верь мне. Я вижу тебя со стороны. Ты добрый. Внимательный.

Мне хочется расхохотаться во все горло, однако я сдерживаюсь. Жаль, я не могу поверить в правдивость ее слов обо мне.

– Там, в школе, ты говорил, что видел Роба…

– От этой воды могло что угодно привидеться… Я сам не знаю.

– Как не знаешь? Ты сказал, что видел. Да или нет?

Дальше отрицать бесполезно.

– Да.

– Это потому, что ты чувствуешь свою вину и тоскуешь по нему?

– Наверное. А тебе не кажется, что я просто схожу с ума?

– Нет. Я так не думаю. Горе выражается по-разному. У тебя так.

Мне хочется поверить Нейше. Хочется перенестись в ее мир и жить там. В моем – очень тяжело.

– Но он говорит со мной, – продолжаю я.

– Что ты сказал?

– Я не только вижу Роба. Я его слышу. Даже чувствую его запах.

Она замолкает. Молчание нехорошее, тягостное. Атмосфера нашего разговора изменилась.

– Может, тебе стоит кому-нибудь об этом рассказать? Врачу или психологу.

– Не нужен мне врач! – почти кричу я. – Пойми, Нейша: я не спятил. Я вижу настоящего Роба. Могу тебе поклясться.

– Карл, у тебя обострилось воображение. Если люди умирают, они мертвы. Уж я-то знаю.

Мне вдруг становится легче. Нейша говорит прямо, жестко. Она полностью уверена в своих словах. Если люди умирают, они мертвы. Они не встают, не ходят и не говорят. Проще не сформулируешь. Точка.

По стеклу кухонного окна стучит дождь. Вопреки словам Нейши, я боюсь обернуться. Боюсь увидеть бледные пальцы Роба, царапающие оконное стекло. Но я заставляю себя встать, подойти к мойке и выглянуть в окно. Это всего-навсего дождь, барабанящий в оконное стекло.

Память подсовывает мне новую картину.

Дождь негромко шуршит по листьям над головой.

Пробираюсь между кустами туда, откуда видна полянка.

– Ты его целовала? Целовала Карла?

– Нет.

– Целовала! Не потому ли хочешь все прекратить?

Слышу звук шлепка. Нейша вскрикивает.

– Нет. Я ничего не хочу прекращать. Я же тебе ясно сказала.

– Ты не ответила на мой вопрос, сука. Ты лизалась с моим братцем?

– Нет! Говорю тебе: у меня и в мыслях не было мечтать о Карле. Никогда. – Она натужно смеется. – Он мне… как брат. Как плюшевый мишка. Кто станет целоваться с плюшевым мишкой?

Я ползу обратно, приваливаюсь к стене. Глаза жжет от унижения.

– Карл? Алло! Карл, ты меня слышишь?

– Да. Слышу.

– Ты что сейчас делаешь? Где ты?

– Дождь идет.

«Они мертвы». Я хочу, чтобы это было правдой. Хочу, чтобы Нейша оказалась права. Выхожу из кухни, иду к входной двери, открываю. Бреду во двор. Дождь падает мне на голые плечи.

Он здесь. Пока еще слабо заметен. Но чем мокрее я становлюсь, тем лучше его вижу.

Мобильник я держу в опущенной руке. Голос Нейши звучит из динамика, но как же она далеко. За миллионы миль от меня.

– Карл, ты меня слышишь? Ответь, Карл.

– Я тебе говорил: если бы узнал, что она с тобой целовалась, прибил бы обоих.

Мы в нашей комнате. Лицом к лицу, глаза в глаза.

Вспоминаются ее насмешливые слова обо мне. Слезы снова обжигают глаза. Я больше не хочу ее видеть. Никогда. Хочу, чтобы она вообще не существовала. Лучше бы она умерла.

– Я до нее не дотрагивался. Это понятно? Мне вообще на нее наплевать. Можешь бить ее, сколько хочешь. Даже убить, если она тебе мешает. Только меня оставь в покое.

Его глаза вспыхивают.

– Хочешь, чтобы я ее убил? Ты в доле, братишка. Не отвертишься. Ты в доле.

– Роб, ты этого не сделаешь. Не посмеешь. Ты избиваешь тех, кто младше и слабее, но ты не убийца. Просто бахвалишься. Я ненавижу тебя ничуть не меньше, чем ее.

Это правда. Все, что Роб говорил мне в школе, правда. Последний кусок воспоминаний встал на свое место. Теперь я знаю: он не соврал. Я дрянь. Чудовище. Роб был прав.

Это не он, а я хотел смерти Нейши. Ослепленный обидой подговорил Роба на убийство. И я же убедил Нейшу пойти на озеро. Я смотрел, как они поплыли, но потом вдруг бросился в воду, чтобы ее спасти. И что это меняет? Может ли хороший поступок полностью стереть плохой?

Двор. Темнота. Дождь. Мы с ним вдвоем. Я и Роб. Роб и я.

Из динамика продолжает литься голос Нейши, отделенный миллионами миль.

– Карл! Карл! С кем ты говоришь? Кто там?

Запихиваю мобильник в карман, ощупью нахожу нужную кнопку и отключаюсь.

Глава 20

– Карл, ты что делаешь?

В проеме двери стоит мама. У нее измятое, красное лицо. Она босая и в старой футболке.

Роб смотрит на нее.

«Мамочка пожаловала».

Мама его не видит и не слышит. Но может, чувствует его присутствие? Она вздрагивает, обхватывает плечи.

– Какая холодина. Карл, не валяй дурака. Идем в дом. Ты же весь промок.

Я наклоняю голову. Спортивные штаны хоть выкручивай. Дождь хлещет по голой груди.

Мама сбегает с крыльца, берет меня за локоть. Я пячусь, глядя на Роба. Слышу его шепот: «Ты и я. Ты и…»

Мама втаскивает меня в дом, хватает полотенце и бесцеремонно вытирает мои волосы. Второе полотенце обматывает вокруг моих плеч. Фигура Роба меркнет. Его голос еще звучит, но все слабее.

«Ты и я…»

Он исчезает под шквалом маминых вопросов.

– Зачем ты шлялся по двору? И чего тебя понесло в эту гребаную школу? Карл, что с тобой происходит?

Она не дает мне времени на ответ. Это хорошо. Мне не до разговоров.

Потом она умолкает. Стоит с полотенцем в руках и смотрит на меня. Глаза у нее красные от выпивки, да и на ногах держится нетвердо. Но вопросы задает совершенно здравые. Она хочет услышать объяснения.

– Что происходит?

– Ничего. Мам, ничего не случилось.

– Не делай из меня дуру. Что на тебя сегодня нашло? Как угораздило руку на мать поднять? А потом струсил и сбежал?

– Мама, это случайно вышло. Недоразумение. Прости меня. Я думал, это не ты…

– А кто? Дебс? Считаешь, тебе позволено бить свою тетку? Чем она тебя обидела?

– Я не про нее. Я подумал, это был…

– Мало того, что ты дома натворил, тебя еще понесло школу поджигать. Карл, что все это значит? Я надеялась, случившееся тебя хоть чему-то научит. Думала, наконец-то ты поймешь, что нельзя себя вести как… как головорез. А ты так ничему и не научился. Ни-че-му!

Она кричит, срывается на визг. Вот и тетка проснулась.

– Керр, ты что кричишь? Что-то случилось?

– Все нормально, Дебс. Спи.

– Долго она собирается торчать у нас? – спрашиваю я.

– Она? Между прочим, это моя сестра, и гостить может столько, сколько захочет. Она приехала, чтобы мне помочь. Мне не справиться одной. Я не знаю, как дотяну до похорон. От нее помощь, а от тебя, Карл, никакой. Я всего-то прошу не мотать мне нервы.

– Прости. Прости. Прости. Прости…

– Ты только бросаешься словами. Сегодня ты меня так подвел. Мне перед Дебс стыдно. Карл, я очень тебя прошу подумать над моими словами. Так дальше продолжаться не может.

Мама тащится в кухню. Я пользуюсь моментом, чтобы удрать наверх. Плотно закрываю дверь, но мне все равно слышно, как поскрипывают ступеньки под мамиными ногами. Стаскиваю мокрые спортивные штаны. Мама и Дебби разбирают меня по косточкам. Забираюсь в спальный мешок и пытаюсь отстраниться от их голосов, превратить их разговор в обычный шум. Но я слышу не только мать и тетку. Появляется третий голос. Совсем тихий.

Выпивка сделала свое дело. Галдеж за стенкой все тише. Паузы между ответами удлиняются. Вскоре до меня доносится парный храп.

А шепот остается. Третий голос. Я напрягаю слух, улавливаю тон, ритм, особенности голоса.

«Ты и я, Карл. Ты и я…»

Сажусь и ощупью ищу выключатель. Зажигаю свет и тут же прикрываю ладонью глаза, давая им привыкнуть. Свет проникает во все уголки захламленной комнаты. От него не спрячешься. Смотреть здесь не на что, не считая двух матрасов со спальными мешками, вороха нестираной одежды, двух удочек и сырого пятна в углу. Однако теперь это не просто пятно. Оно соединяет пространство между матрасами. Тянется к моей половине комнаты. Его рваные края ползут вперед, вытягиваясь и стремясь что-то схватить. Я прикладываю руку к стене в полуметре от мокрого пятна. Тоже сырая, холодная и липкая.

«Убей эту суку».

Он здесь. В комнате. Он никогда не отстанет от меня.

Куда бы я ни отправился, чем бы ни занялся, он будет рядом.

Сую руку в мокрые джинсы на полу. Пальцы находят клочки разорванной фотографии. Вытаскиваю их. С ладони на меня смотрит глаз. Темно-карий. Он искрится светом. Нейша. Моя Нейша. Вспоминаю о других снимках; тех, что у него в телефоне.

Ползу по полу, вытаскиваю из кармана куртки мобильник. Включаю, листаю меню, добираюсь до галереи и самих снимков. Сейчас я не смотрю на ее тело, только на лицо. На боль в глазах.

«Он меня бил».

Решаю удалить все снимки. Вызываю нужный пункт меню. «Вы уверены, что хотите это удалить?» Да. И так, пока все фото не исчезают из памяти телефона. Тогда я возвращаю его в карман.

Я бы никогда ее не ударил и никому не позволил бы подобного. Но я поступил еще хуже: нагородил вранья, поддался ревности и совершенно детскому чувству обиды. Я разозлил брата, и он взорвался. Подобные стычки происходили у нас постоянно, и эта окончилась как обычно: мне досталось от Роба. Я и подумать не мог… я даже не представлял…

Это надо прекращать. Но как мне его остановить?

Комната пропиталась им. Она заражена им, и я тоже. Он вползает мне в голову. Как червяк. Он и есть червь в моих мозгах.

Может, его притягивает место? Надо убраться отсюда. Но он здесь не останется, последует за мной. Я ношу его в себе. Это я тащу его в парк, на улицу, в школу.

Я… ношу… его… в себе.

Теперь я знаю, как поступить. Отец Нейши отчасти прав, но ядовит не город, а я. Нужно убраться из города, из дома, и забрать Роба с собой, чтобы он не дотянулся до Нейши.

Бежать. Немедленно. Найти место, где я никому не причиню зла, ничего не разрушу и ни во что не вляпаюсь. Попробовать начать жизнь заново. Только я и моя тень. Я и он… навсегда.

«Ты не можешь свалить. Я тебя не отпущу».

Он по-прежнему здесь. Он знает о моих планах. Естественно, знает. Я отскакиваю от стены и выпрямляюсь во весь рост.

«Я сказал, что прикончу тебя, и я это сделаю».

Оглядываю комнату и решаю, что из вещей возьму с собой. Надеваю трусы, носки, джинсы. Нахожу еще одну футболку, добавляю к ней две пары трусов. Все это умещается в кармане куртки. Там есть место и для моей книги. Единственная вещь, которая действительно моя. Больше у меня ничего нет. Никаких безделушек и сувениров. Я хочу все оставить за спиной. Все, кроме порванного снимка. Фотографии моей девушки.

Нейша.

Могу ли я бросить ее и уехать? Увижу ли я ее когда-нибудь снова? Не раньше чем найду способ навсегда избавиться от Роба. Может, тогда и вернусь.

Я могу позвонить ей завтра, когда буду далеко отсюда. Попробую все объяснить. Она обязательно поймет. Возможно, даже согласится меня ждать.

Не уверен. Зато знаю точно другое: бегство из города – единственное верное решение.

Поднимается ветер. Он скулит и ударяет в угол дома, но стука дождя я не слышу. А мне сейчас нужен дождь. Нужно, чтобы он лил на волосы и кожу, чтобы я снова промок. Мокрый, я утащу с собой Роба.

Смотрю в щель между шторами и думаю. У меня нет ни грусти, ни сожаления. Я принял правильное решение.

И как по заказу, в стекло ударяет крупная капля. Вот и дождь. Пора уходить. Я подпоясываю куртку, останавливаюсь на пороге и окидываю взглядом комнату. Пятно на стене превращается в темную, сырую пещеру. Если останусь, задохнусь. Пора уходить.

Храп в маминой комнате стих, слышно лишь сопение. Интересно, скоро ли она поймет, что я уехал? Она очень расстроится, если я не приду на похороны. Пожалуй, надо оставить записку, иначе мама поднимет шум и начнет меня искать. Возвращаюсь, нахожу старый учебник. Последняя страница чистая. Вырываю ее. Затем роюсь в поисках ручки или карандаша.

Дорогая мама.

Другого обращения на ум не приходит. Пятнадцать лет мы прожили вместе, но я не уверен, что она для меня дорогая.

прости но я должен уехать. так будет лучше. поверь мне. не ищи меня. всем будет лучше если ты меня не найдешь.

Большего я написать не могу. Даже не могу заставить себя приписать обычное «с любовью» и просто ставлю свое имя: Карл Адамс. Зачем я написал фамилию? Глупость какая-то. Хочу порвать записку и написать новую, но еще сильнее мне хочется побыстрее отсюда убраться. Действительно пора уходить.

На цыпочках спускаюсь и кладу записку на кухонный стол.