Клятва на стали Хьюлик Дуглас
– Ты… ты хочешь сказать, что все это время хранил его при себе? – Рааз сделал большие глаза.
– Я имперец, живу с оравой актеров в гостинице посреди Джана – где, черт возьми, мне его спрятать?
– Я просто думал… – Рааз покачал головой и издал смешок. – Нет, не важно, о чем я думал. Ты прав: лучше отдать сейчас, особенно если ты будешь без жетона. Без покровителя и так нелегко, но если найдут бумаги? Из такой переделки не выпутаться даже торговцу-шейху!
– Хорошо сказано, да, я не торговец-шейх. Вот незадача! Я и на родине всего лишь преступник, а здесь и говорить не приходится. Мне даже не хочется думать, что произойдет, если…
Я замолк и перестал орудовать ножом. Поднял взгляд на Рааза и ухмыльнулся. Тот чуть отпрянул:
– Если – что?
– Птицеловка! – Я опустил лезвие и повернулся к лестнице.
– Позволь спросить… – начал Рааз.
– Птицеловка!
– Неужели что-то…
– Какого хрена тебе надо? – долетел с лестницы голос Птицеловки, сопроводившийся ею самой с пылу с жару.
– Иди и скажи Тобину, чтобы прекратили сборы. – Я указал на двор. – И даже нет: пусть распаковываются. Живо!
– Распаковываются? – переспросила Птицеловка. – Почему?
– Потому что им пора репетировать.
– Я думала, что с прослушиванием покончено.
– Покончено и перезакончено.
– Что это за тарабарщина?
– Ступай и останови их. Потом объясню.
Птицеловка сверкнула глазами и заворчала, но вышла за дверь.
Рааз откашлялся.
– Все это очень красочно, – признал он и наклонился совсем чуть-чуть, потянувшись к дублету. – Но нельзя ли мне забрать бумаги Джелема?
Я полностью распорол шов и вынул остаток посылки.
– Не ты ли сказал, что даже шейху не вывернуться, если люди деспота найдут у него этот пакет?
– Д-да…
– Ну а что, по-твоему, случится, если его найдут у Принца Закура?
Взгляд Рааза исполнился понимания, быстро сменившегося ужасом.
– Нет, – произнес он, вставая. – Нет, я не могу…
– Сядь, – велел я и сел сам. – Успокойся. И позволь рассказать небольшую историю о засаде, группе нейяджинов и беседе во тьме…
28
– Хорош возиться, – сказал я.
– Да пошел ты!..
– Отлично, делай по-своему. – Я уронил руки и отступил от Птицеловки. – Но это не проканает.
– Черта с два не проканает. – Птицеловка передвинула зачехленный нож дальше на поясницу. – Ну как?
Я помотал головой, оценив ее более чем скромный костюм и латунную рукоятку, которую было прекрасно видно как минимум с трех разных ракурсов.
– Проклятье! – Нож ударился о деревянный пол с тупым злым стуком.
– Тсс! – прошипел Езак, стоявший в нескольких шагах поодаль. Он указал на сцену и послал нам свирепый взгляд.
Птицеловка ответила жестом по своему вкусу. Езак закатил глаза и переключил внимание на представление.
Мы стояли в кулисах одного из падишахских амфитеатров во втором кольце Эль-Куаддиса. Мне объяснили, что за годы трудов сын деспота окружил город несколькими театрами для трупп и исполнителей, которым он оказывал поддержку. Каждый был предназначен для представлений отдельного рода с подобающей акустикой, освещением, сценами подвижными и заглубленными; позаботились даже о передвижных садах. Хотя мы играли джанийскую пьесу, труппе выделили театр, построенный в имперском стиле: высокие стены, крыша без потолка и деревянная сцена, продолжавшаяся в открытую зону, или партер, где публика попроще смотрела спектакль стоя. Те, что были при капусте, или занимали положение поважнее, или то и другое, обосновались на ярусах и балконах, предпочитая взирать на нас сверху.
Несмотря на сказанное Езаком во дворе насчет того, что Тобин хотел выступить в Джане, я сомневался в его желании остаться, особенно после письма Хирона. Но когда я об этом заговорил, он ни секунды не колебался.
– Лады, – сказал он и приготовился отдать своим людям команду.
– Прямо с ходу?
– Сударь, мы актеры. Ты наш патрон. Ты сказал мне, что будут площадка для игры и зрители. Какие еще нужны причины?
– Я запросто найду еще полдесятка.
– Как и я, – улыбнулся он. – Но какой мне с них прок? Я Лицедей, сударь. Актер. Я скорее заслужу ссылку языком и походкой, чем поплетусь прочь побитым псом. Как, полагаю, и остальные. Нет, не говори мне о твоих собственных причинах, замыслах и построениях. Того, что ты готов встать между визирем и нами, вполне достаточно, чтобы взойти на подмостки. – Он просиял. – Подмостки Джана, не меньше!
И вот он был там.
– А что же я? – возопил Тобин со сцены, играя роль Абу Ахзреда, будущего первого деспота, с очарованием и пылом большими, чем я видел на репетициях. – Неужто нынче ночью мне выпадет просто стоять в стороне и выглядеть глупцом?
– Чем эта ночь отличается от прочих ночей? – драматически прошептала, обращаясь к публике, Марианна – исполнительница главных женских ролей.
Кривляясь, она исподтишка сделала Тобину рожки. Сегодня она была джинном Эфферрой, завернутая в шелка с бусами и крохотными кимвалами, внятно звеневшими и сверкавшими при каждом движении.
Толпа отозвалась смехом и разрозненными возгласами. Пьеса шла на имперском языке, но в ней хватало грубых шуток – равно как переводчиков, рассеянных среди публики за счет падишаха: все, что угодно, лишь бы спектакль удался.
Я подобрал нож, тронул Птицеловку за локоть и увлек подальше в кулисы. Легкие тени, которые отбрасывались благодаря магическим световым шарам, зависшим над сценой, ложились на подмостки даже там, средь декораций и суеты.
– Послушай, – сказал я. – Ты знаешь, как это будет. Я вообще едва уломал Жирное Кресло явиться сюда на встречу. Эта сволочь свалит, если увидит, что вокруг шныряют твои ребята с полуобнаженными клинками. Или устроит что-то похуже.
– Меня даже рядом с тобой не будет, – возразила Птицеловка. – Где катастрофа-то?
– И чем это мне поможет?
Птицеловка поджала губы и отвернулась. Когда Тобин предложил ей роль духа Секкетех, который является искушать будущего деспота картинами эротизма и жестокости, она едва сумела достаточно быстро произнести «да». Однако теперь, когда я задумал встретиться с Жирным Креслом во время представления, ее подмывало отшвырнуть костюм и пойти прикрывать мою спину. Одна беда: на сцене было не обойтись без нее, а я хотел, чтобы спектакль продолжался. Без представления и запланированного мною финала мне было никак не подставить Жирное Кресло – тем паче выбраться из театра живым и через весь город добежать до Хирона.
Мне предстояло пройти по лезвию. И оно было острее, чем мне хотелось и чем я показывал Птицеловке. Это была еще одна причина держать ее подальше. Я и мысли не допускал подвергнуть моих людей опасности сверх необходимого. Не здесь и не сегодня.
Я положил руку на плечо Птицеловки. Она не выкрутила мне запястье, и это был добрый знак.
– Мне нужно, чтобы ты держала ухо востро, – сказал я. – Если что-то пойдет не так, мне нужен верный человек, который мигом уловит сигнал и придет на помощь.
– Если что-то пойдет не так, – возразила она, – то будет уже не важно, как быстро я замечу сигнал, потому что все равно не поспею.
– Тогда мне придется не допустить, чтобы что-то пошло не так, согласна?
Это прозвучало жалко даже в моем исполнении и показалось еще хуже, когда она обернулась и тревожно уставилась на меня.
– Разреши мне с тобой, – попросила она. – Я могу держаться в тени, никто меня не увидит.
– В таком наряде?
– Ты знаешь, о чем речь.
Я протянул руку и пропустил меж пальцев прядь ее солнечно-золотистых волос. Покачал головой.
– Не в такой толпе, Птицеловка. Даже если ты вымажешься и переоденешься в уличное. – Я отпустил ее и заставил себя взять более деловой тон: – Ты уверена, что все разложено по местам?
– Уличные шмотки и меч Дегана я спрятала неподалеку. – Птицеловка кивнула. – Когда все кончится, я заберу их и буду ждать тебя в Черном Притоне.
– Хорошо.
Мне не хотелось расставаться с мечом Дегана, но перспектива забраться с ним в логово падишаха нравилась еще меньше. Мало что лишний груз – меня угнетала мысль о том, что в случае неудачи он может оказаться у какого-нибудь стражника и никогда не вернуться к Дегану. Пусть лучше побудет у Птицеловки.
– Поосторожнее уходи, – сказал я.
– Ты тоже. И смотри за Волком. Он, может, и согласился помочь, но я не верю этому гаду ни на грош.
– Совпадаем.
Повернувшись, я направился к артистической уборной и маленькой двери за ней, которая вела в основное помещение театра.
– Эй! – позвала Птицеловка.
– Что? – Я остановился, оглянулся.
– Ты врубаешься, что, когда я говорила тебе действовать как Серый Принц, то не советовала подражать покойникам?
– Порядок, теперь уразумел.
Я улыбнулся. Птицеловка улыбнулась в ответ, и ни один из нас не поверил в личину другого. Затем я вышел.
– Будь добр объяснить, – взглянул на меня Жирное Кресло, – почему я не должен прикончить тебя на месте.
Мы находились на балконе, который располагался примерно на середине левой стены театра. С обеих сторон нас отделяли от соседних лож ширмы с резными виноградными лозами, а невысокий барьер с витым поручнем оберегал от случайного падения вниз. Жирное Кресло восседал передо мной на длинной низкой кушетке, которую явно приволокли специально для него; она занимала участок, где поместились бы пять кресел. Теперь приходилось стараться, чтобы никто не выпал и места хватило мне, ему и двум подручным, которых он привел на балкон.
Нельзя сказать, что я не начал обдумывать эту мысль…
– Мало того что мы договорились избежать кровопролития, нам никуда не деться и от них, – ответил я и показал мимо пахана на просторную ложу под балдахином, которая располагалась по центру выше галереи на две трети ее высоты. До нее было запросто докричаться. – Не думаю, что охрана падишаха оценит убийство в столь близком соседстве с ее подопечным, даже притом, что это всего-навсего мы. По-моему, они в этом смысле пристрастны.
Жирное Кресло оглянулся на ложу и два ряда стражей в зеленых жакетах, окружавших ее с трех сторон. Внутри стояло наготове еще несколько солдат, а также кучка чиновников, слуг и советников. В центре на широкой подушке сидел и следил за действием тонколицый мужчина с бугристыми щеками и поджатыми губами. Он был одет в шелка, блиставшие даже издали; его тюрбан был настолько замысловат, что не помешал бы на всякий случай каркас. Кольца и самоцветы сверкали, как дождевые капли после ливня, и я не мог отделаться от мысли, что ловкий Щипач с проворными руками за считаные секунды рядом с ним обогатился бы до конца своих дней. Но я опять-таки не мог представить вора, который, как бы ни был хорош, ушел бы оттуда живым, ибо казалось, будто глаза падишаха подмечали решительно все – не только пьесу, но и партер, сидящую публику, а также игру теней и света от колебания на сквозняке тканей, которые его окружали.
И это не считая свиты, включавшей, как я с удовольствием отметил, Хирона и визиря.
Жирное Кресло глухо всхрапнул и вновь повернулся ко мне. От этого усилия над верхней губой выступили капли пота. Он вытер взопревшие усы и осведомился:
– По-твоему, мой человек не в состоянии убить тебя тихо?
– Ты не подумал, что я наделаю много шума, если он сунется?
Пахан глянул мне за плечо. Я подавил желание обернуться, зыркнуть, напрячь спину. Пресловутый человек был ближайшим из двух, стоявших сзади, и у него был холодный взгляд. Женщина хоть кивнула, когда я вошел, однако она же отобрала у меня единственный оставшийся кинжал – от прочего оружия меня избавили еще до того, как допустили на галерею. Двое на одного, и оба сзади. Скверный расклад.
– Очень хорошо, – произнес Жирное Кресло. – Никто не посмеет сказать, будто я не держу слова. – Он откинулся на кушетке, взял со стоявшего рядом столика листок бумаги и поднял его. – Какие-нибудь пожелания?
– Как насчет патронажного письма?
– А может быть, хватит жетона? – Он сморщил лицо и хохотнул. – Нет, это вряд ли. Не то чтобы я был недостаточно хорош… но нет.
– Даже за сложенные бумажки?
– Какого рода бумажки? – спросил он, помедлив.
– Такого, что тебе не захочется пустить их на птичек, обезьян и Ангелы знают кого еще, чтобы на эти бумажки наткнулись слуги деспота.
– Значит, я был прав: ты занимаешься контрабандой магии, – зыркнул на меня он.
– Я много чем занимаюсь, но только не ссорами с Закуром.
Я полез в дублет – медленно, чтобы не дернулось бычье с ножами, наставленными на меня сзади, – и выудил бумажную зверушку, которую купил по пути. Поставил фигурку на край кушетки оскаленными зубами к нему и пушистым бумажным хвостом к себе.
– Я совершил глупость, наехав на волка в его собственном логове. Это было ошибкой, и я приношу за нее извинения.
Он взял волка и повертел в руках. Тот был сделан из хрустящей белоснежной бумаги со сгибами острыми как нож. Тщательно нанесенные краски местами аккуратно размыли, благодаря чему казалось, что тварь готова дышать, прыгать и выть, – достаточно произнести нужные слова.
– Бесподобно. – Жирное Кресло поднял его к свету, лившемуся со сцены.
Еще бы, черт побери, я заплатил за него немало.
– Но все-таки ты мне солгал. – Он снова повертел фигурку.
– Это когда пара Резунов взяла меня в оборот и препроводила к твоему креслу? Конечно солгал. – Я сделал шаг и наклонился. За ним мне было видно сцену, Тобина и нанятых йазани, которые контролировали магические эффекты из огороженной канатами зоны сразу внизу. – Но я не лгал, когда говорил, что кое-кого ищу и у меня есть другие причины здесь околачиваться.
– Ты имеешь в виду Щура?
– Его каналы, – солгал я. – Я не случайно пырнул его в глаз и прибыл в Эль-Куаддис не по капризу. Все еще собираю ошметки его организации и строю его людей, но это вопрос только времени. А когда закончу, буду готов переправлять глиммер. Вот почему я здесь, и вот почему я поначалу послал тебя к дьяволу: мне показалось, что я и сам разберусь с Кентами в Имперском квартале.
– Но теперь ты считаешь иначе.
– Теперь иначе, – согласился я.
– А как же они? – Жирное Кресло посмотрел на сцену с актерами.
– Они провели меня в город. Но как бы ни выступили, утром их все равно выпроводят. Это дело решенное.
– Падишах?
– Его визирь.
– Они уйдут, а ты хочешь остаться. – Жирное Кресло кивнул, как будто услышал нечто безусловно разумное.
– Я же сказал, что у меня есть другие дела.
– Например, попробовать договориться со мной.
– В том числе.
– Полагаю, у тебя есть некое предложение? – Пахан отложил волка и сплел пальцы на выпиравшей округлости, под которой безнадежно скрылась талия.
– Как всегда, деловое, – улыбнулся я.
– И какое же? – Жирное Кресло моргнул.
– Самое простое: ты продолжаешь гнать магию на север, а я – отправлять деньги на юг.
Жирное Кресло ощупал костяшки пальцев один раз, другой.
– И? – произнес он наконец.
– И – что?
– И что насчет Имперского квартала?
– А что насчет него? – удивился я. – У Щура там никого не было.
Во всяком случае, насколько я сумел выяснить.
– Точно, – откликнулся Жирное Кресло. – Он так и не дотянулся дальше приграничных провинций. Но ты? Явился в Джан с магией в кармане; добрался до Эль-Куаддиса, во избежание подозрений представляясь патроном актерской труппы. Зачем это все?
– Мне просто… – Я нервно облизнул губы.
– Я скажу тебе зачем, – перебил меня Жирное Кресло. Он подвинулся на кушетке и сел так, чтобы свесить свои слоновьи ножищи. – Ты хочешь не только переправлять на север нашу магию, ты задумал направить на юг свою. К твоим людям. Твоей организации в Эль-Куаддисе. – Он возложил ладони на колени. – Ты собираешься утвердиться в Имперском квартале и бросить вызов Закуру. И в качестве первого шага постараешься показать, что способен наделить магией тамошних Кентов.
– Что? – вскинулся я. – Ты хоть знаешь, как далеко мы находимся от империи? Какого дьявола мне этим заниматься? Мне ни в какую не победить.
– Согласен, – молвил Жирное Кресло.
Он медленно вздохнул и кое-как встал. Я машинально отступил, чтобы освободить ему место…
И угодил прямо в лапы его Резуна.
Проклятье!
– Но вдруг за тобой стоит тал? – произнес Жирное Кресло, и его подручный крепче сжал мои плечи. – Достаточно опальный, чтобы помочь Кругу в обмен на поставки тебе магических безделушек, которых мы тебя лишили? Если ты соберешь достаточно людей и денег, не говоря о магии, то Закуру дорого обойдется тебя сковырнуть. Ты можешь вынудить нас заключить с тобой сделку – по крайней мере, на время. – Он нагнулся, подобрал бумажного волка и сунул мне под нос. – Твоя личная крохотная деляночка посреди наших угодий. – Он еще секунду полюбовался фигуркой и уронил ее на пол. – Очень жаль, что этому не бывать.
Я дернулся, пытаясь ослабить хватку Резуна и прорваться вперед или хотя бы очутиться рядом с Жирным Креслом – чтобы увидеть сцену и обозначиться самому, подать сигнал.
Без толку. Резун не шелохнулся.
Я поднял взгляд на Жирное Кресло. Над губой у него снова блестело. Почти таким же блеском, как в глазах.
– Послушай, – проговорил я. – Понятно, я замочил Щура, но…
Жирное Кресло глянул мимо меня и кивнул. Я набрал полную грудь воздуха, чтобы истошно завопить и тем привлечь внимание актеров, падишаховых слуг, даже Волка, будь он неладен, но сзади вдруг что-то пробормотали. Загривок налился мягкой тяжестью, и мышцы внезапно отказались мне служить. Набранный воздух с присвистом вылетел.
– Спасибо, Назин, – сказал Жирное Кресло, взглянул на меня и улыбнулся. – Ах да, ты же имперец – небось не привык, чтобы маги повиновались тебе по первому зову? И впрямь позорище, они бывают очень полезны. – Он обратился к человеку позади меня: – Поскольку он прибыл на переговоры, пакет может быть при нем. Проверь.
Руки убрались с моих запястий и зашарили по мне, охлопывая рукава, расстегивая пуговицы, обыскивая снаружи и изнутри. Когда они наткнулись на длинную треугольную иглу ассасина, которую я вшил по рукавному шву, их обладатель одобрительно присвистнул.
– Смышленый гад, – обронил он, извлекши восемь дюймов заточенной стали и положив их поверх бумаг своего хозяина. После этого он стал искать осторожнее.
Что касалось йазани, то она встала рядом со мной и принялась поправлять и подвязывать магический шарф, которым обвила мою шею, внимательно следя, чтобы он исправно соприкасался с кожей. От нее пахло табаком и мятой; она мурчала себе под нос, пока трудилась.
И все это время я стоял, дыша (и только), моргая (изредка) и пялясь на Жирное Кресло, поскольку другого выхода не осталось. Он ответил не менее пристальным взглядом.
– Будь это просто деловым вопросом, – заметил он мне, – я мог бы разрешить тебе покинуть город без пальца или, может быть, четырех. В конце концов, план был блестящий, и я не хочу баламутить твоих людей в квартале. Но ты убил С’ада, и этого я спустить не могу. Он был мне дальним родственником, но все-таки не чужим, и мы поддерживали тесные отношения. – Жирное Кресло почти печально покачал головой. – Мои товарищи не обрадуются, когда я убью тебя, но клан превыше всего.
Хорошо, что я не мог отреагировать, иначе расхохотался бы ему в лицо. Он делал именно то, на что рассчитывала Мамаша Левая Рука, и даже не понимал, сколь глубоко ошибался. Болван, ее правда.
И все-таки я отдал бы что угодно за возможность заговорить и сказать ему, что у меня не было людей в Эль-Куаддисе; что я и вполовину не так умен, как ему мнилось; что я действительно прибыл с целью найти одного человека и оказать услугу йазани. Но вместо этого я знай стоял столбом, прислушивался к буханью сердца и гадал, не суждено ли мне захлебнуться в блевотине, если меня вывернет.
Вскоре Резун обнаружил пакет Джелема – я не очень старался спрятать его, благо все равно собирался отдать – и протянул небольшой сверток йазани. Та пропела несколько слов и втерла в восковые печати серебристо-бурый порошок, после чего они воскурились дымком и отвалились.
– Ну? – спросил Жирное Кресло, когда женщина развернула и просмотрела бумаги.
Ее глаза расширились, как я заметил боковым зрением. Она что-то шепнула Жирному Креслу, вызвав примерно такую же реакцию. Он выхватил у нее листы, уставился в них и затем обратился взором ко мне.
Теперь у него взмокла не только губа.
– Что… – начал он было, но голос сорвался. Он махнул на меня бумагой, как будто я мог ответить.
Я моргнул.
– Беру свои слова назад, – произнес он чуть не шепотом. – Ты не блестящ. Ты безумен. Безумен и проклят. – Он обратился к Резуну: – Сведи его в третье кольцо и брось в первом же переулке. Когда закончишь, постарайся, чтобы его никто не опознал. – Свернув бумаги Джелема, он сунул их в свой кушак. – Мне нужно, чтобы никто как можно дольше не знал, что он лишился этого груза.
Резун тронул меня за шарф.
– Поворачивайся и шагай, – велел он.
К моему великому огорчению, я подчинился. Плавно.
Он вывел меня из ложи и направил по коридору к узким ступенькам, которые уходили вниз на следующий уровень. Сквозь стены доносились рукоплескания и крики; подошвами я ощущал топот множества зрительских ног. К добру или худу, но пьеса явно производила сильное впечатление. Мне оставалось пожелать себе подольше этому радоваться.
Мы спустились по лестнице. У подножия обнаружился еще один подручный Жирного Кресла. Я проходил мимо него, когда шел наверх, и сдал ему на попечение оружие. Он не потрудился взглянуть, когда мы приблизились. Вместо этого так и остался сидеть в кресле, вытянув скрещенные ноги и уронив на грудь голову, – скучал или спал.
Мы почти поравнялись с ним, когда до шагавшего сзади Резуна дошло, что его товарищ не заскучал и не заснул, а умер. Но было уже поздно.
Волк выступил из входа на галерею, где скрывался, как мы и условились накануне. Он успокоил Резуна единичным и чистым выпадом через мое плечо. Я услышал, как клинок пронзил кожу; учуял запах масла, которым была смазана сталь; ощутил дуновение воздуха, им рассеченного, и брызги крови на спине. И все же шел дальше.
– Ну что же, это было… эй, куда навострился?
Волк заступил мне дорогу. Я врезался в него. Он сделал шаг назад и придержал меня рукой.
– Что за шутки… а! – Он нахмурился. – Как это похоже на джанийцев: прибегнуть к магии там, где хватило бы хорошего кляпа и куска веревки. Проклятые позеры!
Он толкнул меня в плечо, и я накренился в сторону. Затем он выбил из-под меня ноги.
Я рухнул, как подрубленное дерево.
Должно быть, плохо живется дереву.
Я услышал, как Волк вытер и вложил в ножны клинок. Он опустился возле меня на колени. Мои ноги все так и шли.
– Прости за нос, – сказал он.
Мой нос? Что с ним такое?
– Магия, значит. – Волк осмотрел меня. – Полагаю, я убил не шамана, а стало быть, у него было что-то для управления тобой. А из этого вытекает…
Деган обнажил нож, взмахнул им у моего горла и убрал, уложившись в срок между двумя ударами сердца. Мгновением позже шарф свалился с моей шеи, и я опять обрел мои мышцы.
Я хапнул воздух. Застонал. Скрючился на боку. И да, я дотронулся до носа.
Не сломан, и все как будто на месте. Только кровил. Уже что-то.
– С жирным порядок? – осведомился Волк, вставая.
Он ухватил мертвого Резуна за щиколотки и оттащил под лестницу.
– Если ты о приманке, то он ее заглотил, – ответил я, как только сел. – Хотя, если честно, я сомневался, что доживу до финала.
– Поэтому надо было просто убить его, как я и советовал.
– Я объяснил, почему это не вариант.
– Тогда и старуху прикончить.
Волк толканул труп в последний раз и выбрался наружу. Не идеально, но при таком освещении заметить Резуна удастся, только если смотреть прицельно.
– Мамаша Левая Рука не из тех, кого просто…
Я осекся и встряхнул башкой. Кто я такой, черт возьми, чтобы спорить с Волком насчет убийства пахана? Во имя Ангелов – мы оба так поступили. Вдобавок мы уже обсудили это, когда двумя днями раньше я расписал ему план и нехотя попросил о помощи, – но что я мог сделать, мне не хватало рук. Он согласился, хотя и беспокоился, не маловато ли будет трупов.
– Главное, что пакет у Жирного Кресла, – сказал я. – Осталось подать сигнал.
– Тогда давай-ка и займемся этим. Ты уже достаточно отвлекся.
– Отвлекся! – подхватил я. – Именно так. Подумаешь, награда за голову, а половина преступной организации на хвосте – вообще ерунда!
Волк протянул руку и помог мне подняться.
– Отвлекся, если это не относится к розыску и возвращению Бронзы.
– Наверно, здорово жить в такой простоте.
– Не путай простые задачи с простотой человеческой.
– Буду иметь в виду.
Я отряхнул штаны и осторожно пнул рассеченный шарф. Мое тело осталось при мне, а потому я поднял шарф и вытер затылок. Там было меньше крови Резуна, чем мне казалось. Я промокнул и нос.
– К тому же я говорил, что нынешние события касаются не только Закура. Если выйдет по-моему, то утром я надеюсь тебя порадовать.
Я забрал мои ножи и рапиры оттуда, куда сложил их Резун, и тронулся с места. Волк присоединился.
– Меня подмывает пойти с тобой и выяснить сегодня же, – признался он.
– Нет, пойду один. – Я помотал головой. – Или так, или ищи наводки сам.
Это мы тоже успели обговорить. Ему не понравилась идея отпустить меня одного, зато мне еще меньше понравилась идея просветить его насчет Хирона, не говоря о висевшем на стене мече. Сколько бы я не проигрывал сцену нашего совместного похода в библиотеку, она ни разу не завершилась добром.
– Очень хорошо. – Волк посмурнел. – Но если ты что-нибудь найдешь, я хочу услышать об этом первым.
– Не парься.
Он что-то проворчал, но не больше. Достигнув подножия следующей лестницы, мы свернули в арочный проход, который вел в партер. Я остановился на три ступеньки выше толпы и посмотрел на сцену.
Второй акт был в самом разгаре. Вместо Тобина там находился Езак в роли калифа Хесада. Он расхаживал по подмосткам, оправдывая Тобина, то бишь Абу Ахзреда, перед членами совета. Конечно же, разглагольствовал он, такие слухи о столь верном и ценном советнике не могут не оказаться ложью! Он не удостоит их дара доверия! И так далее, и тому подобное…