Париж. Любовь, вино, короли и… дьявол Розенберг Александр
Здесь художники открывали для себя новый смысл живописи, впитывая спокойный свет и воздух Иль-де-Франс, который обволакивал собой набережные Сены на участке от Лувра до собора Нотр-Дам-де-Пари. В результате встречи больших художников-иностранцев (Пикассо, Шагала, Цадкина, Ван Донгена) с французскими мастерами кисти (Матиссом, Дереном, Вламингом, Утрилло и другими) родилось движение, которое еще выше подняло престиж Франции и которое назвали «парижской школой».
Расцвет Монмартра длился около 15 лет, за которые, однако, квартал приобрел мировую известность. Эта эпоха пришлась на период между двумя мировыми войнами. Оккупация Парижа немцами завершила разрушение всего, что составляло привлекательность квартала, но не до конца.
А на Монпарнасе уже возникло новое пристанище художников — знаменитый «Улей», весьма схожий своими удобствами с «Бато Лавуар» — то же отсутствие воды и газа, но квартирная плата — одна из самых дешевых. Названием здание обязано круглой форме, напоминающей улей.
Дом разместил в себе большую группу приезжей бедноты. Наряду с русскими и итальянцами, не имеющими ничего общего с искусством, там жили Фернан Леже, Марк Шагал, Хаим Сутин, сюда приходили Аполлинер и Делоне, Сандрар и Модильяни.
В начале XX века Париж населяли русские студенты, художники, артисты, политэмигранты (как большевики, так и меньшевики). Накануне Первой мировой войны на территории Франции официально зарегистрировано 35 016 «подданных российской короны».
После Октябрьской революции только в Париже проживало 45 тысяч русских. Здесь существовал Русский эмигрантский комитет, который вступил в переговоры с Лигой Наций о положении русских беженцев, живущих не только во Франции, но и в других странах. В Париже открываются средние и высшие учебные заведения: Высший Технический институт, Высшая русская школа общественных наук, русские отделения в Сорбонне, а также Богословский институт, который учреждается в год открытия Сергиевского Подворья (1925).
Жизнь русских эмигрантов была чрезвычайно трудной. Очень небольшая часть — казаки — оседает на земле на юго-востоке Франции.
Около трети общего числа эмигрантов трудится на сталелитейных и автомобильных предприятиях Рено и Ситроена, расположенных на юго-западе Парижа в Биянкуре, который получил шутливое название Биянкурска. Рестораны этого района играют очень важную роль: они предоставляют помещения для встреч членов Объединения русских эмигрантов Биянкура, для проведения лекций Русского народного университета, для выступлений русских артистов и поэтов. Сюда приезжает Вертинский, читает стихи Бальмонт. В 1929 году рождается русский театр. Открывается православная церковь и русская гимназия.
О жизни русских шоферов в Париже рассказал в своем романе «Ночные дороги» Гайто Газданов, большую часть своей французской жизни проработавший ночным таксистом. Местом, где было много русских, был и Монпарнас, и Пигаль — район развлечений близ Монмартра. Но здесь они не жили — это было пространство, занятое множеством кафе, ресторанов, варьете, обслуживаемых русскими, цыганами, казаками. Знаменитые цыганские фамилии: Соколовы, Поляковы, Панины — вместе с белыми покинули в 1917 году Россию и стали неотъемлемой частью русских ресторанов. Первое в Париже русское кабаре открылось в 1922 году на улице Пигаль, 4.
После Первой мировой войны на участке, где пересекались бульвары Распай и Монпарнас, возник особый мир, сюда перекочевали с Монмартра художники, здесь же проходили встречи молодых эмигрантов — писателей и поэтов, образовался «русский Монпарнас».
По воскресеньям завсегдатаи русского Монпарнаса перемещались на улицу Колонель Бонне в Пасси к Мережковским, где у них с четырех до семи происходили традиционные собрания писателей. Хозяева всегда интересовались новыми людьми и были весьма расположены к младшему поколению.
Поэты и писатели «русского Монпарнаса» достойны постоянного и вдумчивого чтения — среди них наиболее яркими были Гайто Газда-нов и Борис Поплавский, проживший недолгую, но яркую жизнь.
На бульваре Монпарнас в доме 10, который принадлежал издательству YMCA, в 1926 году разместилось Русское Студенческое Христианское движение. Инициатором его создания был Николай Бердяев, который за два года до этого переехал из Берлина, куда он был отправлен из России в 1922 году. В Париже Бердяев написал «Новое Средневековье» и «Источники и смысл русского коммунизма».
Русский Париж оставался русским, став значительной частью нашей культуры XX века.
Аполлинер в своих газетных статьях пропагандирует новые направления в искусстве — кубизм, символизм, авангардизм. И пишет стихи, сделавшие его национальным поэтом Франции.
- Сохрани меня, память грядущих людей,
- Век, в который я жил, был концом королей…
Так напишет он о своей эпохе.
Долгое время Аполлинер, как и многие его друзья, не имел французского гражданства — он получил его лишь незадолго до смерти, после фронтового ранения.
С Аполлинером связан и скандал, разразившийся в Париже в 1911 году в связи с кражей «Джоконды». Его секретарь, авантюрист-бельгиец Жери Пьерре, имел привычку виртуозно таскать из Лувра статуэтки. Однажды он выложил их на стол в присутствии Аполлинера, а потом продал за скоромную сумму ценителю художественной старины — Пикассо. Судьбе было угодно, чтобы в это время неизвестный злоумышленник похитил из Лувра прославленную «Джоконду». Администрация Лувра произвела спешную инвентаризацию. Тогда-то и было обнаружено исчезновение трехсот более или менее ценных произведений искусства, числившихся в реестрах музея. По подсчетам, каждый десятый или двадцатый посетитель Лувра выносил под одеждой понравившуюся ему картину, миниатюру или статуэтку. Конечно, все эти кражи представлялись детскими проказами по сравнению с кражей «Джоконды».
Аполлинер испугался не на шутку и заставил Пьерре возвратить через посредство редакции «Пари-Журналь» одну из украденных статуэток, а впоследствии, вместе с Пикассо, — и все остальные. Но редакционная тайна не был соблюдена, и Аполлинер был арестован по обвинению в краже «Джоконды». В одной из газет появилась статья с броским заголовком «Поляк Костровицкий во главе международной шайки похитителей произведений искусства». И только письмо сбежавшего из Парижа от греха подальше Пьерре спасло дело — Аполлинера освободили.
У вокзала Монпарнас есть площадь де Ренн, на которой в старые добрые времена можно было встретить много художников, особенно в кафе «Версаль». На бульваре Монпарнас сейчас большие кафе, несколько ресторанов, бары-дансинги, книжные лавки, где продают издания по искусству, репродукции современной живописи, газеты и журналы. Магазины одежды предлагают самые смелые новинки моды. Здесь есть несколько антикварных магазинов, лавки с красками и аксессуарами для художников, большой цветочный магазин и совсем немного галерей по торговле картинами.
В доме № 89 находится «Фойе художников», где творческие работники могут поесть за весьма умеренную цену, а прибывшие издалека — отдохнуть в спокойной обстановке. Здесь сделано все, чтобы жизнь художников стала немножко приятнее. Тут устраиваются встречи, конференции, a раз в году — большой костюмированный бал, приводящий в смятение весь квартал. Даже Матисс в один из таких праздников согласился возглавить жюри конкурса на самую прекрасную модель.
После Первой мировой войны в Париж хлынул новый поток иностранцев. Чернокожие американцы стремились остаться в Париже, где пользовались огромной популярностью. В труппе «Ревю Негре» выступали оркестр Клода Хопкинса, звезда-саксофонист Сидни Беше, танцор Джо Алекс, певица и танцовщица Жозефина Бейкер со своим «танцем дикаря», выступлением, где девушки выходили на сцену топлесс. Жозефина иногда танцевала в юбке из бананов, а любимым местом ее выступлений был «Мулен Руж», хотя дебютировала она перед парижской публикой в 1925 году на Елисейских Полях.
«Сухой закон» в Америке 1920-х был суров, и Париж превратился не только в убежище для богемы, но и стал идеальным сочетанием коктейль-бара и культурной жизни. Самыми знаменитыми американскими мигрантами были Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицджеральд с женой Зельдой, Дос Пассос. Настоящим центром американских литераторов стал книжный магазин «Шекспир и К» на улице Одеон. Париж 1920-х годов был храмом модерна, а центром изобразительного искусства, литературы и пьянства служил Монпарнас.
У перекрестка Вавен, сердца Монпарнаса, расположились знаменитые кафе — «Куполь», «Дом» и «Ротонда». Они еще открыты, но встретить здесь какую-нибудь знаменитость можно только случайно.
«Куполь» (бульвар Монпарнас, дом 102) появилось на свет в 1927 году на месте угольного склада. Его стены расписывали сюрреалисты и знаменитая Мария Васильева. Это кафе славилось своей демократичностью, недорогой едой и расположенным в подвале танцевальным залом. Здесь Эльза Триоле, сестра Лили Брик, познакомилась с Луи Арагоном. Здесь Генри Миллер, в пору своего парижского нищенствования, пытался расплатиться за ужин обручальным кольцом. Здесь, много позже, засиживались, правда за разными столиками, Габриэль Гарсия Маркес и Франсуаза Саган. Именно в «Куполь» день за днем писал свои репортажи для «Известий» Илья Эренбург, вокруг которого постепенно сложился, как иронизировали американцы, «коммунистический уголок».
Знаменитое кафе «Клозери де Лиля» (дом 171 по бульвару Монпарнас) было когда-то постоялым двором на пути из Парижа в Фонтенбло и Орлеан. До начала 1920-х, когда здесь дни напролет, работая, просиживал Хэмингуэй, кафе было любимым обиталищем писателей-символистов. С 1905 по 1914 год в кафе находилась — в лице одного человека, Поля Фора — редакция журнала «Поэзия и Проза». Этот журнал первым опубликовал Андре Жида и Жюля Ромэна. Бодлер, Верлен, Метерлинк назначали друг другу встречи в этом кафе.
Следующим литературным поколением, избравшим это кафе, были дадаисты и сюрреалисты. Почти каждое заседание писателей, избравших источником своего творчества подсознание, заканчивалось скандалом. В 1920-х здесь часто сиживал Джеймс Джойс, в 1950-х — Самуэль Беккет.
Еще более весомое место занимает «Клозери де Лиля» в американской литературе. Хэмингу-эй здесь работал над окончательным вариантом «И восходит солнце», за одним из столиков Дос Пассос написал — от начала до конца — великую трилогию «США». Работал в нем и Томас Вулф; он, в частности, упоминает кафе в романе «О времени и о реке».
Легендарная «Ротонда» расположена по адресу: бульвар Монпарнас, 105. Сегодня это фешенебельный ресторан, и в атмосфере его уже нет той дымной, горькой, полуголодной богемности, которая питала своих гениев.
В начале XX века владелец «Ротонды» Либион выкупил маленькое бистро на углу бульваров Распай и Монпарнас. В то время анисовая водка стоила там пять су, а легкий завтрак — десять су. Перед конкурентами у «Ротонды» было два преимущества: машинка для счета денег — большая редкость по тем временам — и солнечная терраса. Первым облюбовал «Ротонду» Пикассо, затем туда потянулись Шагал, Вламинк, Кандинский, Леже, Брак и Аполлинер, который позлее напишет: «Монпарнас стал для художников и поэтов тем, чем раньше был для них Монмартр: приютом для красивой и свободной простоты».
В кафе всегда тепло, постоянным клиентам можно купить контрабандных сигарет. В «Ротонде» можно было танцевать на столах, но дамам запрещалось снимать шляпку и курить.
Здесь застенчивый Хаим Сутин брал уроки французского в обмен на чашечку кофе со сливками и писал работы, которые на аукционах «Кристи» в начале 1990-х годов будут уходить за миллионы долларов и оседать у потомков Чаплина и Шагала, в руках Френсиса Форда Копполы и Изабеллы Росселлини.
Здесь Модильяни делал портреты почти всех знаменитых посетителей «Ротонды» в обмен на горячий обед или рюмочку полынной водки. Его работы при жизни почти не пользовались спросом. Жан Кокто раздавал посетителям поэмы, где Макс Жакоб и Аполлинер высмеивали снобизм. Говорят, в «Ротонду» заглядывали Ленин и Троцкий.
Художник, поэт и любитель погадать на картах Макс Жакоб не вписывался ни в одну категорию искусств. Последователь Рембо, друг Аполлинера, Пабло Пикассо и Андре Сальмона, он принадлежал к узкому кругу богемы начала века, единственной оправдывавшей этот термин.
Макс, как фамильярно его называли друзья, был наиболее странной фигурой движения модернистов 1900-х годов. Еврей, принявший христианство, Макс, который провел последние дни свои в Сан-Бенуа-сюр-Луар в тени разрушенного монастыря, был вынужден носить желтую звезду, а после ареста заключен в лагерь Дранси, где он умер от воспаления легких.
Макс Жакоб вырос в бретонском городке Кампер. В 1893 году, получив школьную премию по философии, он отправился завоевывать Париж, где, проучившись еще два года в Школе Колоний, решил взять псевдоним Леон Давид и стать художественным критиком.
В 1901 году Макс Жакоб встречает Пабло Пикассо. Пикассо знакомит Макса с двумя поэтами, перевернувшими его жизнь: с Андре Сальмоном в 1903 году и с Аполлинером в 1904-м.
Ранний период Жакоба в Париже — это жизнь с Пикассо в одной комнате. Спали они по очереди. Если Пикассо работал днем и ложился спать ночью, то спал Жакоб — и наоборот.
В 1909 году Максу Жакобу было видение. Ему явился Христос. Через шесть лет Макс принял католичество, и Пикассо стал его крестным отцом. Его обращение вызвало скандал в артистической среде — многими это было воспринято как провокация.
В 1916 году Модильяни написал знаменитый портрет Макса Жакоба. Через год Жакоб печатает «Стаканчик для игральных костей» — за свой счет. В 1920 году он устраивает выставку своих живописных работ. В 1921-м он покидает Париж и селится в полуразвалившемся монастыре Сан-Бенуа-сюр-Луар. Он много пишет, и его проза, как, к примеру, «Не прерывайте телефонную линию, или Погрешности телефонной подстанции», иллюстрирует Хуан Грис.
В артистической кампании начала века вращался и Жан Кокто. Он писал стихи, выпускал книги рисунков, делал афиши, плакаты и декорации к спектаклям, а помимо того — удивительно расписал несколько церквей в окрестностях Парижа, в Вильфранш-сюр-Мер и даже в Лондоне. Пьесы Кокто-драматурга собирали лучших актеров — Шарля Дюллена, Ивонн де Бре, Жанну Моро, Эдвиж Фейер, Жана Маре, — «Священные чудовища», «Ужасные родители», «Двуглавый орел», «Человеческий голос». По сценариям Кокто поставлены фильмы «Вечное возвращение», «Ужасные дети», «Рюи Блаз»; сняты как режиссером, с собственным сценарием «Кровь поэта», «Орфей», «Завещание Орфея». Не раз Кокто выступал и как актер.
Всегда рядом с Кокто были сильные, решительные, яркие женщины — Мися Серт, Шанель, Эдит Пиаф, Франсин Вейсвейлер. Он принимал опеку. Эдит Пиаф в одном из писем говорила Кокто, что ей всегда хочется защитить его от жестокостей мира, но после каждой встречи она чувствует, как Жан помогает ей жить в этом мире. Он был возлюбленным и другом Раймону Радиге, Жану Деборду и Жану Маре — и помог состояться каждому из них.
В 1903-м в «Ротонде» юная Габриэль Шанель исполняла незатейливые народные песенки под бурные аплодисменты публики и возгласы «ко-ко-ко!» Здесь же она встретила богатого покровителя, с которым позже поселилась в аристократическом Виши и стала королевой моды.
В промежутке между двух войн в «Ротонде» художников заменили писатели: сюрреалисты — Андре Бретон, Луи Арагон, Жак Превер, Раймонд Кено, модные молодые таланты — Арто, Радике, Пикабия, неизвестные Парижу иностранцы — Эрнест Хемингуэй, Генри Миллер, Скотт Фицджеральд… Здесь же бывает уже набирающий популярность бельгиец Жорж Сименон.
Описывая атмосферу времени, Илья Эренбург напишет: «Мы приходили в “Ротонду” потому, что нас влекло друг к другу. Не скандалы нас привлекали; мы даже не вдохновлялись смелыми эстетическими теориями; мы просто тянулись друг к другу: нас роднило ощущение общего неблагополучия». Здесь все были знакомы друг с другом. Однажды Алексей Толстой послал в «Ротонду» открытку для Эренбурга, где вместо фамилии указал: «Плохо причесанному господину», и открытка нашла своего адресата.
В кафе «Динго Бар» на рю Деламбр, 10, познакомились у стойки Хемингуэй со Скоттом Фицджеральдом, она лее была известным местом встреч Пикассо и Кокто. В 1924 году, когда послевоенная Франция еще не пришла в себя от шока и разрухи Первой мировой войны, знаменитое место перекупили американцы.
Кладбище Монпарнаса, открытое в 1824 году, стало последним пристанищем для Бодлера, Мопассана, Сутина, Сен-Санса, Хулио Кортасара, Бурделя, Десноса.
Многое изменилось на Монпарнасе. Но по-прежнему открыта в доме № 14 по улице Гранд-Шомьер основанная в 1904 году художественная академия живописи. Здесь в начале прошлого века работали русские и польские живописцы, родоначальники «парижской школы». На этой же улице стоит дом № 10, где находилась Академия Шарпантье и писали Гоген, Мане и Уистлер.
Музей Монпарнаса находится в помещении бывшей мастерской русской художницы Марии Ивановны Васильевой (1884-1957), которая жила в Париже с 1907 года на авеню дю Мэн, основав (в доме № 54 этой лее улицы) в 1910 году Русскую Академию, более известную как «Академия Васильевой». Двумя годами позже она снимает мастерскую в доме №21, где сегодня и находится музей.
В мастерской Васильевой на авеню дю Мэн в эпоху расцвета художественного Монпарнаса бывали Пикассо, Брак, Модильяни, Сутин, Цадкин, Макс Жакоб и Матисс, чьей ученицей была Васильева. Фернан Леже дважды выступал в Русской академии с докладами «о современном искусстве». Говорят, что знаменитый русский коллекционер живописи Щукин начал покупать работы Матисса после того, как Васильева написала о нем статью в журнале «Золотое руно», издаваемом в Москве Рябушинским. Щукин заказал Матиссу несколько картин для своего московского дома, одну из которых («Танец») можно увидеть в Эрмитаже.
Мария Васильева посещала студию Матисса на бульваре Инвалидов, выставлялась на Парижских осенних салонах. До 1914 года много путешествовала, возвращалась в Россию, в начале Первой мировой войны была медсестрой во Французском Красном Кресте.
В этот же период, когда многие художники в Париже лишились доходов, Васильева основала в своей мастерской столовую — обед там стоил менее 65 сантимов.
Сегодня дело помощи бедствующим художникам продолжает французская ассоциация «Immanence», которая в помещении мастерской на авеню дю Мэн устраивает распродажи.
КВАРТАЛ СЕН-ЖЕРМЕН-ДЕ-ПРЕ
Об этом квартале, где бурлит светская жизнь, ходят легенды. Сен-Жермен-де-Пре — один из центральных кварталов Парижа, расположенный на левом берегу Сены. В 1930-е годы парижане творческих профессий, до того предпочитавшие Монмартр, затем Елисейские Поля и Монпарнас, облюбовали сен-жермен-ские бистро и кафе для встреч и общения. Это перемещение отчасти объяснялось тем, что здесь, по соседству с Латинским кварталом, расположились переплетные мастерские, книжные магазины и солидные издательства, такие, как «Грассе», «Сток», «Фламмарион», «Галлимар». Некоторые писатели даже снимали квартиры в этом районе. На улице Дофин жил одно время Жак Превер, на улице Бонапарт — Сартр, на улице Сен-Бенуа — Маргерит Дюрас. Еще там проживали Робер Деснос, Раймон Кено, Леон-Поль Фарг и другие.
Самые знаменитые и колоритные заведения Сен-Жермен-де-Пре — это «Липп», «Де Маго» и «Флора». Перед Второй мировой «Флора» привлекла к себе внимание благодаря шумным сходкам «компании» Жака Превера, то есть театральной группы «Октябрь», которая в 1933-м участвовала в московской Олимпиаде рабочих театров и заняла первое место. Кроме того, по соседству находился театр «Вье Коломбье», так что во «Флору» приходили не только литераторы, но и актеры, режиссеры, художники.
Зимой 1942-го во «Флоре» появился Жан-Поль Сартр в сопровождении своей подруги, молоденькой учительницы Симоны де Бовуар. Они расположились как дома и погрузились в работу. Шли дни; Сартра во «Флоре» стали навещать ученики, знакомые начали звонить в кафе по телефону. Постепенно «Флора» превратилась в географический центр экзистенциализма. За столиками сидели Сартр с компанией друзей-философов. Каждый день, как на службу, приходил поэт Жак Превер. Он собирал со столиков меню, клочки бумаги (бывало, туалетной тоже), писал на них, иногда забывал. После его ухода хозяин кафе Бубал аккуратно их собирал и вручал месье Преверу на следующий день.
Кафе «Де Маго» в доме 170 на бульваре Сен-Жермен недолгий период было любимым местом поэтов Рембо, Верлена, поэта и драматурга Малларме. Иногда приходил завтракать живший неподалеку Оскар Уайльд, после тюрьмы приехавший в Париж умирать — что он и сделал с наступлением нового века. К могиле Уайльда на кладбище Пер-Лашез по-прежнему приходят толпы поклонников. Они выражают свою любовь к писателю с помощью граффити, а также оставляют на его надгробном камне поцелуи со следами губной помады — а между тем могила писателя считается историческим памятником.
Не дождались прихода нового века Поль Верлен и Артюр Рембо, талантливые поэты нетрадиционной (как и Уайльд) сексуальной ориентации. Верлен умер в 1896 году, а Рембо — в 1891-м. В 1871 году семнадцатилетний Рембо прислал Верлену, как родственной душе, свои стихи и попросил принять его в своем доме. Верлен пришел в восторг от стихов никому не известного гениального поэта и позвал его в Париж — на свою голову. Общение и роман с гениальным юношей стоили Верлену семьи и карьеры, а возможно, и веры в человечество — Рембо вертел им как хотел и наконец бросил. Но он никогда об этом не жалел — годы, проведенные с Рембо, он считал самым счастливым временем в своей жизни. В Париже они проводили время в бесконечных прогулках, беседах и попойках, и наиболее любимым местом было «Де Маго».
В 1920-х годах кафе облюбовали сюрреалисты Андре Бретон и Антонен Арто. Симона де Бовуар читала здесь Гегеля, Луи Арагон сочинял свои литературные манифесты.
В 1958 году хозяин брассри «Липп» (дом 151 по бульвару Сен-Жермен) Марселин Липп был награжден орденом Почетного Легиона за «лучший литературный салон Парижа». Это кафе основали беженцы из Эльзаса, который после франкопрусской войны 1870 года перешел к Германии. По давно установившейся традиции завтракают тут бизнесмены, обедают политики и актеры, а к ужину собираются писатели. «Липп» любили посещать писатель Сент-Экзюпери и будущий президент Миттеран, но по-настоящему его прославил Эрнест Хемингуэй, писавший здесь «Праздник, который всегда с тобой».
На улице Сен-Бенуа находятся еще два известных кафе — «Монтана» (дом № 28) и «Ла Палетт» (дом № 43). Несколько десятилетий тому назад «Монтану» постоянно посещали режиссеры Годар, Трюффо и Рено. От дыма сигарет в «Монтане» был такой туман, что люди за соседними столиками не могли друг друга разглядеть. «Ла Палетт» облюбовали поэты — Аполлинер и Андре Сальмон.
На рю де Мон-Аламбер, в доме № 7, что неподалеку от издательства «Галлимар», находится бар «Пон-Рояль». Писатели заходили сюда на переговоры с редакторами — обсудить свои книги или просто пообщаться друг с другом. Здесь любили бывать Пруст, Камю, Сименон, Жид, Сартр, Арагон, Кокто.
В 1945-1950 годах вновь начинается эпоха джаза — в Париже побывали Рекс Стюарт, Чарли Паркер, Коулмен Хокинс, Эррол Гарнер, Майлс Дэвис и другие. Встречал их, сопровождал, развлекал и угощал музыкант, любитель джаза и знаменитый писатель Борис Виан (вместе со своей неизменной спутницей Мишель) — одна из легенд Сен-Жерменде-Пре. Вопреки слухам о русском происхождении писателя Виана (поводом служило его необычное для француза имя), у него не было славянских корней. Имя дала ему мать — она получила блестящее музыкальное образование, играла на фортепьяно и арфе, страстно любила оперу. Борис получил свое имя в честь «Бориса Годунова», ее самой любимой оперы.
Завсегдатаи кафе, баров и ресторанов в те годы находили джаз слишком шумным, и молодым музыкантам пришлось спрятаться в подвалы. Их было немного: «Табу», «Клуб Сен-Жермен», «Квод либет», «Клуб Вье Коломбье», «Красная роза» и еще несколько. История одного из них, «Табу», особенно богата событиями.
Первым парижским подвальчиком такого рода был «Лорианте» и находился он не в Сен-Жермен, а в Латинском квартале. Официальное открытие состоялось в июне 1946-го; хозяин пригласил к себе Виана и кларнетиста Клода Лютера, и в течение нескольких месяцев они играли там каждый вечер. Потом Виан ушел в «Табу», а Лютер остался и превратил прежний винный погреб в «храм новоорлеанского джаза».
Подвал в доме № 33 по улице Дофин, будущий «Табу», согласно преданию, открыла Жюльет Греко. Как-то она сидела в бистро «Зеленый бар», повесив пальто на перила лестницы. Пальто упало, и она, отправившись его искать, обнаружила заброшенное подвальное помещение.
Вдохновившись успехом «Лорианте» и уступив уговорам своих именитых клиентов, среди которых были Сартр, Камю и Кено, хозяин «Зеленого бара» решил устроить в этом подвале танцевально-музыкальный клуб. Так 11 апреля 1947 года открылся знаменитый «Табу». В качестве музыкантов туда были приглашены братья Виан, Клод Абади и контрабасист Ги Монтассю.
В «Табу» вела длинная крутая лестница, небезопасная для новичков. Под низкими сводами, в глубине узкого, длинного зала, на некотором возвышении располагался оркестр. Для танцев в середине зала было отведено небольшое пространство, остальные посетители сидели за столиками в густых клубах табачного дыма. Пили в «Табу» в основном кока-колу (летом). Напиток вызывал самые противоречивые эмоции и жаркие споры. В холода пили горячий кофе. Когда оркестр отдыхал, на помост выходили молодые поэты и, перекрывая шум, выкрикивали свои стихи. Одним из них был Ален, младший брат Бориса, человек энергичный, одаренный и старавшийся ни в чем не уступать брату. Он читал свои рискованные сатирические поэмы, которые потом подписывал непереводимым приличными словами псевдонимом Никола Вержанседр.
Приходили «муза экзистенциализма» Жюльет Греко и ее подруга, журналистка Анн-Мари Казалис, посещал «Табу» и Марк Делнитц, мим и актер, большой друг Греко и организатор ночных празднеств, вошедших в историю под названиями «Ночь невинности» и «Ночь кино».
Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар показывались здесь достаточно редко, зато регулярно бывали Альбер Камю, Жан Кокто с Жаном Маре, сыновья Клода Мориака, Орсон Уэллс, Марсель Ашар.
С наступлением сумерек сюда стекалась молодежь со всего Парижа, копирующая сенжерменский стиль. Для мужчин стали модными американские клетчатые рубашки, часто на шнуровке, если не хватало пуговиц; носки в яркую полоску и кеды — пожертвования американцев. У Виана молодежь «заимствовала» вельветовую куртку и галстук-бабочку. Женщины копировали Жюльет Греко: облегающий черный свитер, черные брюки, сандалии на босу ногу, длинные прямые волосы, отсутствие косметики.
В октябре 1949-го издательство «Тутен» заказало Виану путеводитель для туристов по Сен-Жермен-де-Пре. То, что сделал Виан, сильно отличалось от первоначального плана. Издатели книги уведомляли: «Борис Виан — хоть он в этом и не признается — играл наиглавнейшую роль в организации сен-жерменских погребков, осаждаемых сумасшедшими красотками и кинозвездами из всех стран мира. Он собрал там богатейший урожай анекдотов и баек, порой достаточно фривольных, проиллюстрировал их сотней рисунков лучших французских юмористов, и получился этот вот учебник, ставший катехизисом истинного сен-жерменца».
Символом «Табу» Виан был около года. Потом неповторимая атмосфера изменилась, появилось много посторонних, и организаторы подвала решили учредить новый клуб, совсем рядом с первым, — «Клуб Сен-Жермен». Торжественное открытие состоялось в июне 1948-го и вызвало небывалое столпотворение в узких улочках квартала.
Однажды в Париж приехал Дюк Эллингтон, кумир Виана. На вокзале его встречала ликующая толпа, а Мишель, жена Виана, даже привезла с собой четырехмесячную дочь (Кароль Виан родилась 16 апреля 1948 года) и дала ее подержать Дюку. Эллингтон пробыл в Париже около недели, в течение которой Борис и Мишель не оставляли его ни на минуту, затем торжественно отбыл на гастроли в Германию. Через несколько дней он вернулся инкогнито и около трех ночи позвонил в дверь на бульваре Фобур-Пуассоньер. Остаток ночи прошел в разговорах обо всем на свете; в половине восьмого утра Борис доставил Дюка на вокзал и посадил в поезд. А история эта вошла в легенду.
Талантливый человек талантлив во всем — Борис Виан, помимо того, что был замечательным писателем, еще и рисовал, играл на корнете, снимался в кино… Но меньше всего был известен в качестве писателя. Сейчас никто и не вспомнит о Виане-актере или музыканте, а «Пену дней» и «Осень в Пекине» знают почти все.
Город-мечта, город-легенда, город-убежище, город любви… Париж многолик, он неповторим, великолепен, загадочен, величествен, призрачен и прозрачен…
ИЛЛЮСТРАЦИИ