Новые письма счастья Быков Дмитрий

ЖЕЛАНИЕ БЫТЬ ДВОЙНЫМ

На сайте ФСБ России, по адресу http://www.fsb.ru/contact/ contact.htm, я обнаружил следующее приглашение:

«Российские граждане, сотрудничающие с иностранными разведками, могут связаться с ФСБ России по телефону доверия с тем, чтобы стать агентами-двойниками. В этом случае денежное вознаграждение, получаемое такими агентами от иностранных спецслужб, будет полностью сохранено, и с ними будут работать сотрудники ФСБ РФ высочайшего класса. Телефон 914-22-22»

Желаю быть двойным агентом! Иметь профессию «двойник»! Желаю получать аргентум сперва у нас, потом у них! Сдавать британцам атом мирный, но чтобы знал об этом ФЭД. Иметь в России кличку Жирный, а в Альбионе – кличку Fat. О жизни этого накала я грезил весь четвертый класс, во дни просмотра сериала, где заявлял о чем-то ТАСС.

О, счастье быть двойным агентом! Озноб, горящее нутро, проход с секретным документом по гулким станциям метро... О, страха знобкая болтанка! О, риска сладостный ожог! Пароль: «Простите, где Лубянка?» – и отзыв: «Вот она, дружок!» Да, быть одним из миллиона, судьбу Земли держать в руке, оставить папку у шпиона или в секретном тайнике, а после, вымокши от пота и от удач захорошев, – туда, где главная работа, где главный долг и главный шеф. Вокруг бурлит людская масса, кипит, закручиваясь в жгут... Специалисты экстра-класса меня в секретном месте ждут. Весь в предвкушении пролезу в глухой заброшенный подвал... «Ну что, вы передали дезу?» – «Товарищ Пронин! Передал!» И видя, как, покорно-смирный, я скромно перед ним стою, он скажет мне: «Спасибо, Жирный!» – «Служу Советскому Сою...»

Я верю телетайпным лентам: шпионов вновь у нас полно. Желаю быть двойным агентом! Двойным я стал уже давно: разочарован в патриотах – но либералы мне враги; на двух работаю работах в упрямых поисках деньги. В совок я не хотел бы снова, но много взял бы из совка... Меня, мучительно двойного, заметь, родимая ЧК! В моей груди пылает пламень, не дай ему дотлеть в дыму. Хочу найти секретный камень и тайну выложить ему. Пусть знают, сволочи, в Нью-Йорке иль на Потомак-реке, что говорили на планерке в секретном нашем «Огоньке»! Инфляцией замучен лютой (ее отнюдь не погребли), я получать хочу валютой, а от своих иметь рубли... Но я не жажду подаянья. С поэтом лучше не шутить. Хочу блаженство покаянья со страшной силой ощутить! Хочу сказать по телефону – смотрите номер наверху: «Я выдал “Огонек” шпиону! Все рыло у меня в пуху!» И скажет мне незримый Пронин, бессмертный, как Мафусаил: «Теперь ты будешь двусторонен. Благодарю, что позвонил».

Как Пиркс – герой рассказов Лема, я стал бы выдержан и крут... Но у меня одна проблема: меня британцы не берут, американцы не вербуют, кося под тихих простаков... Я говорю им: «Do it, do it!» – они в ответ: «Fuck off, fuck off!» Порой мне хочется по пьянке служить Лубянке просто так – но на фиг нужен я Лубянке, коль мной пренебрегает враг?! Уйди ты, скажут, не позорься. Пиши стишонки, паренек.

Ау, британское посольство! Пишите мне на «Огонек»!

ТУРИНИЗМ

Болеть за нашу олимпийскую сборную в Турин отправился могучий десант из политиков, бизнесменов и деятелей культуры.

Ценя комфорт чужого быта, еду и мягкую постель, когда-то русская элита любила ездить в Куршевель. Веселый строй рвачей и выжиг, на двадцать лет помолодев, слетал с горы на горных лыжах под визг и хохот русских дев. Им пели собственные барды. В дыму забав, в пылу игры они сбывали миллиарды халявной рыночной поры. От ноября и до апреля был русским город Куршевель. Так шла эпоха Куршевеля и, верно, длилась бы досель, но власть в Отечестве сменилась, раздалось общее «пардон!», и олигархи чтут за милость, коль их пускают за кордон. Сместились мировые оси, забав не стало ни хрена. Кудрин хотел пожить в Давосе, но не пустили Кудрина! Хоть пять мильярдов заработав – езжай в глубинку отдохнуть. Сегодня ценят патриотов, космополитов же – отнюдь.

Но мы в душе космополиты! Любовью к странствиям горим! Нашелся выход у элиты – она поехала в Турин. Настала русская неделя. Бомонд разлился соловьем. Турин не лучше Куршевеля, однако можно жить и в нем! Такого мощного десанта никто сюда не засылал: единороссов три десятка (Россия шлет привет сынам!) и прочих пасынков Госдумы десятков пять, а может, шесть сюда слетелись тратить суммы, болеть за наших, пить и есть! Турин заполнен русской знатью. Артистов шумная толпа, Никита М. с лицом и статью Александрийского столпа, министры, бизнес, вип-персоны… В «Российском доме» на столах стоят такие разносолы, что весь Турин не при делах! Элита тронулась в дорогу подальше от родных осин; как будто не Турин, ей-богу, а наш расширенный Совмин. Министр, пренебрегая дачей, сенатор, сессию закрыв, бегут сюда. Не хрен собачий – патриотический порыв! Совсем не то, что в Куршевеле, в кругу элиты деловой. Там если чем-то и болели, то лишь с похмелья головой. А здесь, довольные по праву, вовсю скандируя: «Быстрей!», сидят болельцы за державу – хоккей, катанье и бобслей! Один уже брильянт привесил спортсменке, типа, за труды… Буквально в половине кресел – родные крепкие зады! Ползут, бегут по всем дорогам владельцы незабвенных морд под благовиднейшим предлогом – болеть за наш российский спорт. Турина хрупкое пространство трещит под нами, как кровать. В Госдуме кто-нибудь остался? Там есть кому голосовать? Силовики, солдаты чести, в Турин послали чуть не треть. А ФСБ-то хоть на месте? Иль тоже выбыла болеть? Россия празднует богато, со всем размахом двух столиц. Скорей на Родину, ребята! Страна бесхозная стоит…

Мне не пристала роль фискала. Я рад и даже не скрывал. Элита повод отыскала себе устроить карнавал. Я рад, что бабок не жалеют, кутя без ложного стыда. Покуда там они болеют, мне здесь спокойней, господа! Им чаще отвлекаться надо, не то такого натворят!

И жалко, что Олимпиада еще не каждый год подряд.

НЕ-ЖЕРТВА

Генеральная прокуратура России отказалась признать Николая II жертвой политических репрессий.

Прекрасное еще случается порой. Вот прокурорские, как сообщают в прессе, не хочут признавать, что Николай Второй явился жертвой политических репрессий. Конечно, он в дому Ипатьевском сидел и был со всей семьей безжалостно расстрелян – однако это был банальный беспредел, который был тогда буквально беспределен. Такая версия, бесспорно, породит восторг у жуликов. Убей ли, укради там – и возгордись собой: Юровский был бандит, и Свердлов был бандит, и Ленин был бандитом! Подробности, увы, погружены во тьму. Убит несчастный царь, помянутый в молебнах, но нет свидетельства причастности к тому ни властных органов, ни органов судебных. Должно быть, это так. Ведь, грубо говоря, ни разу наш Ильич настолько не забылся, чтоб написать письмо «Прошу убить царя» или статью «Марксизм – залог детоубийства». Что революция случилась – тоже ложь. Она мечталась всем и, в сущности, могла быть – однако это был классический грабеж, а Маркса приплели, чтоб веселее грабить. Известный Железняк – типичный хулиган, Дзержинский был маньяк и грубая скотина, их волновал не строй, а только чистоган (плюс Феликсу еще хотелось кокаина). Царь тоже виноват: умей руководить! Ведь власть – ответственность, а не икра белужья... Итак, цареубийц резонней осудить за незаконное хранение оружья.

Об этой версии я думал много лет – теперь и наша власть до этого дозрела. Нет политических у нас репрессий, нет! Есть неизменное пространство беспредела. Как много всякого примешано вранья к родной истории, изученной лажово! Ягода был маньяк, Урицкий был маньяк и Берия маньяк (молчу уж про Ежова). Допустим, полстраны при Сталине сидит, а всяк оставшийся дрожит, как паралитик; но тот, кто посадил, естественно, бандит, а мастер-пыточник – подавно не политик! Словцо «репрессии» лишь замутняет суть, оно историку не оставляет шанса. «Репрессии» – когда подавлен кто-нибудь, а здесь кого давить? Никто не возмущался! Когда один стучит, другой на нарах спит, а третий робко ждет посадки неминучей – так это не террор, а лотерея «Спринт»; где тут политика? – сплошной несчастный случай!

Кто первым углядел репрессии у нас? Кто смеет колебать высокий трон московский? Их не было тогда, их нету и сейчас: классический пример – известный Ходорковский. Затерян под Читой, в урановой глуши, он рукавицы шьет, а остальным наука-с. Где тут политика? Белковский, не смеши. Тут экономика, она зовется «Юкос». Политику ищи, где убежденья есть, где личная вражда – в узде идейной склоки; а здесь, куда ни глянь, сплошной грабеж и месть, непримиримая, как всюду на Востоке. Правозащитники, оставьте ваш бардак, кончайте защищать сомнительную прессу: репрессий нет в стране. А давят просто так – для развлечения, из нежности к процессу. И тот, кто убивал, и тот, кто лишь глядел, и тот, кто воровал, и тот, кто строил козни, суть не политики, а тот же беспредел с заметной примесью национальной розни. И если этот мой невинный культпросвет в демократической нуждается защите – так ведь политики у нас в журнале нет. Я просто хулиган. Вот так и запишите.

САМ СЕБЕ ГОРБАЧЕВ

В дни юбилея первого президента СССР стало понятно: страна невзлюбила его за то, что он дал ей свободу.

По нашим меркам юный и красивый, он потащил Россию на горбу и бросил все недюжинные силы на антиалкогольную борьбу. Тогда его роман с народной гущей явил свою двусмысленную суть: он бросил пить (да он и был непьющий!), но прочие не бросили отнюдь. Вот так он ощутил себя в пустыне. Коварное свершилось волшебство: чего бы он ни затевал отныне – все для него годилось одного. Не выдумать проклятия лютее: Отчизны безраздельный господин, он сам платил за все свои затеи – и по своим законам жил один. Когда страна устала от старенья, властям уже в открытую грубя, он изобрел доктрину ускоренья, однако смог ускорить лишь себя. В отличие от среднего министра, подобного медлительным теням, он быстро говорил, и думал быстро, и так же быстро кресло потерял. Как только перестройку он устроил, избавясь от дряхлеющих химер, он сам себя успешно перестроил на перспективный западный манер, отринул облик грозного генсека, сменил словарь, и шляпу, и пальто, но местного простого человека не перестроит, думаю, никто.

Когда он дал Отечеству свободу, являя неожиданную прыть, то вольница потребовалась сброду лишь для того, чтобы его урыть. Раздался мрачный гул из преисподней, ворвался запах серы и углей, никто не стал ни чище, ни свободней, но половина сделалась наглей. Он это все терпел – и тем потряс нас. Кричали: «Лжец! Иуда! Ренегат!» И вскорости исчерпывалась гласность лишь тем, что все могли его ругать.

Когда он отворил врата на Запад, как открывают пафосный отель, и публика почувствовала запах халявы, доносящийся оттель, и страстно, как Коперник к телескопу, припала к щели в каменной гряде, и устремилась в Азию, Европу, Израиль, Штаты, далее везде, балдея от свобод, от изобилий, от фуа-гра и красного вина, – его по всей планете полюбили, а нас не полюбили ни хрена. Но обижаясь или ерепенясь, признаемся, проныры и врали: он вел себя как истый европеец, а мы совсем не так себя вели!

Устав от казнокрадов, казнокрадок и прочего родного бардака, он захотел ввести в стране порядок, прикручивая гаечки слегка. Чтоб усмирить врагов и разгильдяев, он грозно посмотрел из-под очков – и на олимпе выросли Янаев, железный Пуго, Павлов и Крючков. Он был бы вправе ожидать идиллий, он думал, что смирится большинство, но никого они не посадили, а заперли в Форосе лишь его. Оплеванный в освобожденной прессе, покинутый народом, так сказать, он стал один объектом всех репрессий, которые грозился развязать. Потом промчалось меньше полугода – и стал другой хозяином в дому. Добавим, что законность и свобода понадобились только одному: не прибегая к жалобам и стонам, покинул он родное шапито, уйдя в отставку строго по законам, и больше так не уходил никто. Родная героическая фронда привычно улюлюкала вослед. Он ничего не взял, помимо фонда (а если честно, то и фонда нет).

Его не понимаем до сих пор мы. И не поймем, должно быть, никогда. Одно понятно: все его реформы лишь для него годились, господа. Россия же верна своей природе, как то у нас водилось испокон... Лишь он один умеет при свободе не воровать и соблюдать закон, с уверенностью русского де Голля с трибуны говорить почти полдня – и делать это все без алкоголя, чего не вышло даже у меня. Пускай заря пылает кумачово, пусть демократы смотрят веселей, поздравим с юбилеем Горбачева, он заслужил народный юбилей! И хорошо, что, «муж суров и правед», без земляков, охраны и ЦК он в наше время лишь собою правит.

Мы до него не доросли пока.

МИЛЛИОН ОДИН

О новом членском рекорде «Единой России»

Кого о главном факте ни спроси я (больших событий, слава богу, нет), все говорят: «Единая Россия» вручает миллионный партбилет! Топлю избыток чувства в алкоголе, не в силах больше думать ни о чем: о да, я рад! Я рад до слез, до боли, но, боже правый, как я огорчен! Не стать Тимуром мне, Наполеоном, из трупов не воздвигнуть пьедестал... Но этим крайним, этим миллионным я мог бы стать! Я им почти что стал! Я чувствовал, что там уже малина, красавицы, карьера, злата звон, что там уже Кабаева Алина, а с нею Розенбаум и Кобзон...

Бывало, чуть проснусь, подъем осилю, ополосну под краном нос и лоб, а сам шепчу: «Вступай, вступай в “Россию”! Назавтра будет поздно, долбошлеп! Когда настанет полная свобода и мы достигнем истинных высот, начнут смотреть: кто там с какого года? И это, может быть, тебя спасет! Проверены, конечно, будем все мы, но вдруг сухими выйдем из воды? Заметь, однопартийные системы привыкли вычищать свои ряды: тогда одни окажутся на нарах, другим же – слава и медаль на грудь! При всех режимах чистят самых старых и молодых, а средним – светлый путь! Таков закон. Прошу его обрамить и всюду вешать на манер холстов. Все те, кого привлек Борис Абрамыч, лишатся партбилетов и постов. Всех, кто вступил, поддавшись конъюнктуре, увидевши, куда задул пассат, – погонят прочь (в родной литературе не раз успели это описать).

Довольно задавать себе вопросы, ты выскочил из возраста юнца! Вступай сейчас, пока единороссы всевластны – но еще не до конца!» К их вымени готовился припасть я, цвета меняя, как хамелеон: я чувствовал, что рубежом всевла-стья бесспорно станет первый миллион. Как будто кто-то пальцем раскаленным сверлил мне мозг. Я слышал там и тут: «А вдруг ты станешь этим миллионным? Ты представляешь, что ему дадут?!» Букет цветов? Икры бесплатной центнер? Автографы от первых лиц страны? Автомобиль? Квартиру в самом центре? Билет на шоу Галкина? Штаны? Патрон как символ мощи оборонной? Медведя? Русский флаг? Подшивку «Правд»?.. ПредчувстВую, что этот миллионный прославится, как первый космонавт, в аплодисментах искренних потонет, осуществит карьеру без помех, и главное – никто его не тронет ни разу. Даже если тронут всех.

Увы, не задалась моя карьера. Воспой мой опыт, грустная строфа! Когда носил я галстук пионера – препятствовала пятая графа... Когда в ряды вступил я комсомола, мне было стыдно попадать в струю: тогда антисоветская крамола за-дуривала голову мою. Я видел, комсомол предсмертно тухнет, всю молодежь советскую вобрав, и вообще система скоро рухнет... Святая дева, как я был неправ! Терзаясь от сердитого бессилья, пополнивши собой армейский взвод – я понял все. В КПСС вступил я, и партия накрылась через год. В ряды «ЕР» готовился вступить я, им предъявить готовился труды – но показали новые событья, что опоздал и в эти я ряды. Такие вещи больно бьют по нервам. Я прячу заявленье под сукно. Вступить к ним что ли миллионно-первым? Нет, не могу. Позорище одно.

БОЖИЙ СПИРТ

Астрономы при помощи телескопа MERLIN обнаружили в нашей галактике облако метилового спирта протяженностью 463 миллиарда километров. Возможно, именно в этой области рождаются новые звезды.

В небеса гляжу – и мне не спится. Выхожу курить, надев доху. Облако метилового спирта тихо проплывает наверху. Сбрасываю скуку и усталость. Не сидится в четырех стенах. Вот что Маяковскому мечталось в эпилоге «Облака в штанах»! Знать, не зря поэты всех народов, лучшие земные голоса, рассекали толпы пешеходов, воздевая очи в небеса. Небеса задумчивы и грозны. Мокнет крыш ржавеющая жесть. Но не зря мы все глядим на звезды, повторяя: «В небе что-то есть!» Что-то есть. Оно насущней хлеба и важней рабочего стола. Заболтавшись, ветреная Геба половину кубка пролила. Видимо, Господь, творя умело наши кособокие мирцы, тоже уважает это дело, как и все реальные творцы. Выхожу один я на дорогу (или с кем-нибудь иду в кусты), наливаю и пеняю Богу: «Господи, чего наделал ты?» Глядя на серебряную реку весело мигающих светил, Бог глотает звездный свой метил и в ответ пеняет человеку: «Ну а ты чего наворотил?» Так мы выпиваем вместе с Богом, спирт его течет по бороде, пьем себе и говорим о многом: «Есть ли ты? И если да, то где?» Хоть людей метиловые пьянки превращают запросто в калек – Богу можно вылакать полбанки, потому что Он – не человек.

Млечный путь – серебряная спинка древней рыбы средь небесной тьмы... Здесь, в России, кто ж не любит спирта? Кто ж его и любит так, как мы? Уроженцы города, села ли, белый викинг, смуглый азиат... Не за ним ли Юру посылали сорок пять годков тому назад? Как бы он такой полет осилил, если бы, как светлое крыло, над полуразрушенной Россией облако такое не плыло? Нет, не MERLIN, электронный разум, славный в государстве островном, – это невооруженным глазом разглядел российский астроном. И среди мучительного быта, в вечной неурядице, в грязи космонавту дал наказ Никита: «Долети туда! И привези!» Впрочем, мне фантазии хватает и не на такой еще рассказ. Может, там, в галактике, летает русский стратегический запас? От врагов спасаючи заклятых, что грозили русским, как орда, может, мы его в пятидесятых вывезли на спутниках туда? Он сияет там, смущая прочих, недоступный для бандитских НАС. Это мы, я знаю этот почерк. Так никто не может, кроме нас.

Или, может, низкая доходность привела давно уже к тому, что вспорхнула русская духовность и снялась в космическую тьму? Может, средь космического флирта Марса и Венеры, не спеша, облаком метилового спирта пролетает русская душа? Тяготят объятия грехов нас, грустно нам на крайнем рубеже... Ищем, ищем: братцы, где духовность? А духовность в космосе уже...

Отражаясь в Черном и Каспийском, медленно скользя по зыби вод, облако, пропитанное спиртом, по родной галактике плывет. Наполняет негою и праной наши беспокойные умы. Понимаю: мог бы только пьяный замутить такой проект, как мы! Мы, от инфузории до лося, от лианы до полезной ржи... Боже, если столько пролилося, сколько же ты выхлебал, скажи! О, насколько нам тебя хватило бы, ледяное звездное вино!

Впрочем, если бы он был этиловый, мы его бы выпили давно.

ПОДРАЖАНИЕ ВОЗНЕСЕНСКОМУ

Член Общественной палаты при президенте России Евгений Велихов направил Борису Грызлову письмо с предложением штрафовать чиновников за употребление слов «евро» и «доллар». Это, по его мнению, повысит авторитет российской валюты.

Я не знаю, как это сделать, но прошу, товарищ ЦК, снять названия чуждых денег из российского языка. Стыдно нам, прожившим десятки не особенно легких лет, слышать в долларах сумму взятки. Что, российской валюты нет? Предлагаю публично высечь, как всегда велось на Руси, тех, кто требует десять тысяч евробаксов. В рублях проси! Я не враг самой взяткодачи – здесь безрукий и то берет. Так бери, раз нельзя иначе, но хотя бы как патриот!

Я двумя руками за Велихова. Я люблю боевых мужчин. Поощрить бы на самом деле кого – так его, за лучший почин. Я просил бы без спора долгого эти штрафы ввести в стране: брать за «доллар» – в размере доллара, а за «евро» – ву компрене. И тогда мы в случае лучшем, контролируя наш бомонд, всех от импортных слов отучим! Ну а в худшем – треснет Стабфонд.

Пусть Губенко воюет с матом и с картинками неглиже – с этим вызовом мелковатым разбирался я тут уже. Но такого, братцы, шедевра от мыслителя-чудака, как запрет на доллар и евро, мы не видывали пока. Чтоб упрочить здесь гигиену и очистить родимый край, я еще запретил бы иену – лира ладно, лира пускай. А еще мне очень противно, добавляю комплекта для, украинское слово «гривна», ибо гривна больше рубля.

Как поэт, я считаю долгом заявить в стихах, господа, что противного слова «доллар» не любил вообще никогда. Я желал бы добавить гневно, что и к евро я не добрей: в неприязненном слове «евро» «невро» слышится и «еврей». То ли дело родимый рублик! Это врут, что он невелик. В нем мне слышится слово «бублик», слово «облик» и слово «блик». В нем и привкус котлеты рубленой, и трубы водосточной жесть, и от русской жизни загубленной в нем пронзительный призвук есть…

Пусть Госдума выше возденет этот велиховский призыв. Уберите Франклина с денег, пальцем Западу погрозив. Наша фирма не вяжет веников и не любит западных слов. Пусть на долларе будет Велихов, а на евро, скажем, Грызлов. Это больше иранской бомбы удивит заграничный люд. Баксы делать из этих лбов бы – тверже не было бы валют!

ХАМАССКАЯ БАЛЛАДА

Россия пообещала правительству Палестинской автономии (то есть победившей партии ХАМАС) 10 миллионов долларов в порядке ежемесячного вспомоществования

Не убоясь оскала буржуазных анаконд, Россия отыскала, куда вложить Стабфонд. Предвижу возраженья широких местных масс, но лучшее вложенье, разумеется, ХАМАС. Любимый современник, страна у нас странна, куда ни вложишь денег, не лучше ни хрена. Сколько ни вмести в нас, народ опять не рад. В ХАМАСе эффективность нагляднее стократ. Израилю-вражине опять сломали ось. Позавчера вложили – сегодня взорвалось.

Алмазны наши копи, чиста у нас вода, но в Штатах и Европе нас не любят никогда. Хоть распусти мы армию, хоть партию суди, хоть самую бездарную политику веди, хоть нищими мы станем, но и теперь и впредь для них мы только Сталин, Лубянка и медведь. Уж лучше дохроматься до прежней колеи. Вот парни из ХАМАСа для нас всегда свои. Так начертал когда-то бесстрастный мел судьбы. Эх, нету Арафата, порадовался бы.

Ах, как мы часто вкладывали во всяческий ХАМАС, как бескорыстно радовали бесчисленных бокасс! О спектре наших вкусов хоть «Рухнаму» пиши: мы любим белорусов, мы чтим Туркменбаши... Пускай нас кроют матом – нам нравится ХАМАС; иранский мирный атом – опять же не без нас... Доколь сидеть в грязи нам? Возьмем и отожжем! Поссоримся с грузином и запретим боржом; ущучим всех – хоть в малом, зато по многу раз! Хохлов завалим салом и перекроем газ. Все будет, как обычно, в родной моей стране. Все негигиенично, зато ХАМАС – вполне. Боролись мы с террором и видим: толку нет. Давайте лучше хором дадим ему монет.

Пока нефтянка стоила по тридцать – тридцать пять, нас загоняли в стойло и заставляли спать, и западные критики втирали нам очки, и, собственно, в политике нас не было почти. Теперь нефтянка стала по семьдесят уже, и Родина предстала в привычном кураже. Ругайтесь, сатанейте, хватайтесь за вихры – мы экспортеры нефти, а не хухры-мухры! Америка, не тычь нас в развал родной земли. Мы нашу идентичность обратно обрели! Хотим – дадим ХАМАСу (как видите, хотим). Хотим – наварим квасу, а колу запретим. Словечка не скажи нам – навалимся, и хрусть! Даем любым режимам, хоть людоедским – пусть, и с ангелами ада играем в домино...

Фидель, тебе не надо?

А то у нас полно!

ПАМЯТНИК

Петербургские пенсионеры требуют восстановления памятника Сталину в городе или области.

В столице на Неве (хотя товарищ Сталин ее и не любил за непокорный нрав) хотят, чтоб памятник тирану был поставлен. Я думаю, народ на самом деле прав. Их много в Питере – раздетых, пеших, конных, и львов, и Кировых у каждой проходной, атлантов, и лепнин, и завитков балконных – не рухнут небеса из-за еще одной. В былые времена (тому годов и ста нет) вождь гробил питерцев, как некий фараон… Но если б Сталин знал, чьей родиною станет сей город на Неве, его берег бы он!

Я, в принципе, за то, чтоб жаждущим в угоду расставить по стране советских заправил. Вон Ленин-то стоит, а он небось народу не меньше Сталина за жизнь передавил. Не верю, что народ когда-то был свободным: он статуи взрывал, от страха трепеща. Все это делалось не мнением народным, не волей бунтарей, а манием Хруща. Реформы русские обычно мимо кассы. Что демократия! – не грабили хотя б… А вот вернуть вождя как раз желают массы. Пусть массы сделают, чего они хотят. Воспитывать грешно, витийствовать довольно. Другого нет у нас наследия отцов. Пускай страна в ярмо влезает добровольно: ей будет некого винить, в конце концов. Чтоб статую вернуть, у всех свои резоны. Не должен отвечать за всех один грузин! По всей родной стране разбил бы я газоны и в центре каждого по бюсту водрузил. Отечество мое! Ты от Гайдара ноешь, на Грефа сетуешь с утра до темноты, а вот тебе Ежов, Вышинский, Каганович: сравни, любезное, кого терпело ты! Вот наше прошлое. К чему язык эзопов? Вся карта – памятник мучительных годин. Я Рыбинск бы назад переназвал в Андропов: рыб множество в стране – Андропов был один! И чтоб на постамент – цитаты, бредни, фразы: не из учебников, а подлинные, те! На то и памятник, чтоб помнили, заразы. А то забыли все и просят о кнуте.

Да! Вижу в этом я не вызов, не угрозу – примету времени. Вертись же, колесо! Не знаю лишь пока, какую выбрать позу и антураж какой для грозного Сосо. Какой бы жест найти достаточно победный? Весь Питер в статуях, не свергнутых пока. На медном скакуне воздвигся Всадник медный, и руку протянул Ильич с броневика; вот Катька в садике, на молодежь глазея, торчит среди кустов, построенных в каре; вот Пушкин ручкою у Русского музея как будто пробует – не дождь ли на дворе. На что бы водрузить тебя, герой отважный, телами подданных мостивший нашу гать? На лошадь, может быть? – но ты ездок неважный: ты ездил лишь на тех, кто не умел лягать. Поставить бы тебя на небольшую площадь в холодном Питере, раз Питер захотел, но вижу под тобой не броневик, не лошадь, а упомянутую груду мертвых тел. Вот славный постамент. Вернись сюда, скиталец, двукратно свергнутый, и обрети покой, Отечеству большой показывая палец (на демонстрации я помню кадр такой). Все, дескать, правильно! В порядке варианта – не палец будет пусть, а с той же пленки нос. Вот будет памятник – тебе и нам приятно. И точно, главное. Прими мой первый взнос.

ОТКЛЮЧЕННЫЕ

В столице начался сезон отключения горячей воды. Три недели профилактики – и вы взглянете на жизнь по-новому.

О счастье! Не стало горячей воды. Вот, значит, и лето настало в державе. Незримое РЭУ взялось за труды, а мы, как обычно, побудем моржами. Всегда коммунальщики после зимы воды нас лишают. О власть ностальгии! Теперь уже ясно, что это не мы, не мы, не жиды, а другие, другие! Зачем профилактика – сам не скажу. Не знаю. Тем более – на три недели... Но людям на пользу, понятно ежу, чтоб мы без горячей воды посидели. Полезны лишенья и тяготы – раз. Нам надо понять с прямотою предельной, что жизнь незаслуженно балует нас. Вон Пушкин в Михайловском жил без котельной! Я, может быть, способом этим простым решил бы вопрос поколенческой связи: почувствуй себя Достоевским, Толстым... Наташи Ростовы, и Мышкины-князи, и все, кем культурные люди горды, поэты, мыслители, архиереи – все жили тогда без горячей воды! И даже без, блин, паровой батареи. Я, может, порой отключал бы и газ, и свет иногда, профилактики ради, – почувствуй себя, как трудящийся класс! Как воин в окопе! Как Питер в блокаде! Как пахарь, пустые хлебающий щи, как В. Маяковский, творивший в разрухе... А счастья источник в себе отыщи – не в пошлых удобствах, а в творческом духе.

Замечу второй утешительный плюс. Обычно нечасто я вижусь с друзьями, а тут – постоянно к друзьям тороплюсь: «У вас отключили? Помыться нельзя ли?» У нас коммунальные службы мудры. Звонит моя дочь, молодая девица: на Ленинском все раскопали дворы, зато на Мосфильмовской можно помыться! И вот с полотенчиком едешь к друзьям – на Курский, Тишинку, на площадь Свободы, – и телу тепло, и на сердце бальзам. А так бы еще не увиделись годы. Опять же и третье добавлю в разряд пленительных плюсов, отмеченных нами. Стихийные бедствия как-то роднят, особенно если они не цунами. «Грядет расслоенье! – кликуша орет. – Разрушена нация! Будет, как в Чили!..» А в мае мы снова единый народ. «У вас отключили?» – «У нас отключили!» Хрущоба и башня, крепыш и больной, богач и бедняк, депутат и путана себя ощущают единой страной, вздыхая при виде горячего крана. Пускай не торопятся трубы разрыть, пусть вовсе не чинят (и это не чудо)... А главное, можно посуду не мыть, а есть с одноразовой. Тоже посуда. Ликуй, детвора! Закаляйся, страна! Учись лишь одним обходиться из кранов – от этого станешь бодра и сильна, как учит учитель Порфирий Иванов. Смеясь, под холодной струею стою. Советскому жителю нет переводу. О, как мы горячую пустим струю, когда возвратят нам горячую воду!

ВСЕ СВОБОДНЫ

Новое молодежное движение «Все свободны» возглавит светская девушка Ксения Собчак.

Сюрпризы стали ежегодны. Москва нагрелась, как очаг. Прикинь, движенье «Все свободны!» возглавит Ксения Собчак. Движенье будет молодежным (на то и дочка Собчака!) и во главе с таким пирожным сплотит людей наверняка. Конечно, есть уже и «Наши» у молодежи наших дней, но незаметней их тусовка и, если честно, победней. Теперь, прости за выраженье, не только «Наши», но «Свои», чтоб молодежное движенье объединяло все слои. Сплотится молодежь Рублевки – держите, мамочки, помру – не для понюшки и тусовки, а для стремления к добру.

Не стоит спрашивать до хрипа: куда их на фиг повело? Боюсь, что это будет типа такое правое крыло. Возглавит юная повеса всю молодежь крутых кровей, чтоб сделать вроде Эспеэса, но погламурней, поправей. Их наберется тысяч десять, влюбленных в птичье молоко, желающих уравновесить идеи Чуева и Ко... Чего еще желать народу? И так шевелится с трудом... А тут движенье за свободу – свободу видеть шоу «Дом»! Вот обращаюсь к интернету, решаюсь в форумы залезть – все пишут, что свободы нету. Неправда, блин. Свобода есть. Пускай визжит уже полгода патриотический общак – у населенья есть свобода смотреть на Ксению Собчак!

Все возражения бесплодны. Признай, родимая страна: они действительно свободны – она и эти, с кем она. Вам обобщения угодны? Скажу без комплекса вины, что мы не только все свободны, но, если честно, все равны. Простите мне вопрос толковый: кто тут сторонник крайних мер? Персоны вроде Стебенковой и Нарочницкой, например. Кто здесь защитники морали? Кто поднимает главный гам? Так вот, напомнить не пора ли, что мы равны своим врагам? Когда пороки здесь бичует и педерастию клеймит уже воспетый мною Чуев или другой какой наймит, то знайте, мирные народы: имеет два плеча рычаг. Тогда защитницей свободы здесь будет Ксения Собчак.

Когда-то Леонид Филатов, печален, желчен и умен, сказал, в усы усмешку спрятав: «Ты знаешь знак конца времен? Страна исчезнет из природы, уйдет в болота и пески, когда у власти и свободы равно сторонники мерзки. Не верил собственным глазам я, но врать себе уже устал». Он сделал это предсказанье, но исполненья не застал. Должно быть, Господу угодны и те, кто подведет черту. Все стало ясно. Все свободны. Спасибо, Ксюш, за прямоту.

КОЭЛЬО ЕДЕТ

Весна 2006

Коэльо едет по России. Он повторяет: «Ай лав ю», с улыбкой кроткого мессии распределяя интервью. Как фат, собравшийся жениться, он быстр. Глаза его остры. Он едет, словно Солженицын, но не в Москву, а из Москвы. Его на всех вокзалах толпы качают, встречею горды. Ему несут в подарок торбы подарков, ягод и еды. Всяк умоляет: «Дай автограф!» Ведут и в баню, и в сельмаг. Судачат местные: «А кто, брат, такой приехал?» – «Светлый маг!» Дождливо накануне лета. Сухого места не найдешь. «Коэльо, блин! Ты воин света!» – кричит из лужи молодежь. Однако мага что-то гложет. Смиряя собственную прыть, он шепчет под нос: «Быть не может». Кричит во сне: «Не может быть!»

Коэльо едет по Сибири. Над ним охранник держит зонт. При встречах лыбится все шире его встречающий бомонд. Администрация готова припасть к руке его, к ноге; все повторяют слово в слово: «Мы любим вас у нас в тайге!» Коэльо всюду слышит крики: «Нигде вас лучше не поймут! Мы без ума от “Вероники” и чтим “Одиннадцать минут!” Нам ваше каждое изделье на память просится само!..» «Не может быть!» – кричит Коэльо. И повторяет: «Быть не мо...» Коэльо едет вдоль Байкала. Его вагон широк, как дом. Он пьет из тонкого бокала сок апельсиновый со льдом. Меняют блюда и подносы, подносят киви и хурму, а пресса задает вопросы, как надо жить и почему. Все умоляют: дай ума нам, спаси, останови развал! А шарлатаном, графоманом никто ни разу не назвал! Никто не рявкнул грубым матом, дурных намерений – ни в ком, владивостокский губернатор в порыве чувств назвал братком... О нем одном страна судачит, о нем одном мечтает Русь. «Не может быть! – Коэльо плачет. – Сейчас в Бразилии проснусь! Пора назад, в родную келью!» – бормочет, запахнув пальто...

Но тут доносят, что Коэльо желает видеть Кое-кто. И приглашает с этой целью на площадь, главную в стране.

«Отлично! – думает Коэльо. – Уж он-то правду скажет мне».

Выходит он из самолета в Москву, в сияющую тьму. Во тьме к нему подходит Кто-то и провожает к Кой-кому. С повадкой вежливой и плавной слегка испуганный мудрец ему речет: «Ты самый главный. Открой мне тайну наконец! Но только честно, кроме шуток. Я честно знаю свой шесток. Я, как король, двенадцать суток в вагоне ехал на Восток, я интервью давал вначале и сигнатуры без конца, меня как гения встречали и провожали как отца, – везде, трюизмы изрекая, я обращался к небесам... Но я посредственность такая, что это знаю даже сам! Ужели обкурилась дури на это время вся страна? Ведь всей моей литературе в базарный день пятак цена! Слова пустые, разум птичий, идеи девственно просты... Ужель у вас такой обычай – богов творить из пустоты?!»

И Кое-кто, скользнув расческой по бледно-русым волосам, ему сказал с усмешкой жесткой:

– Да. Это так. Проверил сам.

ЗА ВСЕХ!

На прошлой неделе Госдума в первом чтении проголосовала за отмену графы «Против всех».

Снимаются последние вопросы. Все громче, заразительнее смех. И вот еще восторг: единороссы расстанутся с графою «Против всех». Россия много лет была готова отвергнуть кандидатов всех элит, но, по словам Андрея Воробьева, такой подход удачи не сулит. Пристойно только пьяному поэту, пропившему патриотизм и честь, мечтать о том, чего в России нету. Учись голосовать за то, что есть!

Как следует вдохнем и громко скажем, чтоб слышали и в Штатах, и в ЕС: «Кто против всех, тот хочет саботажем сорвать демократический процесс».

Прошла эпоха ангелов и пугал – отныне мы реальность изберем. Россия вечно ищет пятый угол. Пора уже привыкнуть к четырем.

По «Против всех» давно цензура плачет. В самой формулировке – смертный грех. Когда ты против всех, то это значит, что ты и против этих... то есть тех... короче, тех, кого никто не против! Они хранят наш общий каравай! А ты бормочешь, рожу скосоротив: мол, мне еще кого-то подавай... Представь себе Андрея Воробьева, подкравшегося, аки тать в ночи: «Ты заслужил кого-нибудь другого? Не заслужил? Ну вот и получи!»

Другой пример. Заходишь в ресторан ты и требуешь, не проглядев меню, уху из осетровых, виски, манты, сациви и компот из ревеню. К тебе толпой бегут официанты, а ты, в плохой работе их виня, все требуешь свою уху и манты и кислый свой компот из ревеня... Чего ты смуту пестуешь, раскольник, наносишь заведению урон? Ведь сказано тебе, что есть рассольник и порция ослизлых макарон! И жирный нож, и грязная посуда в расчете на простого едока. Ты против макарон? Иди отсюда. Мы никого не держим тут (пока). Ступай к бигмаку, к ростиксу, к фастфуду, где на еде – растления печать, и получи бумажную посуду, и там права попробуй покачать! А мы открыты кротким и покорным, которым хоть хами, хоть плюй в глаза. Кто против макарон – того не кормим. И по нечетным кормим тех, кто за.

Любой демократический инспектор поймет, что мы блюдем свои права: у нас же, блин, представлен полный спектр! Брюнет, блондин, шатен и лысых два! Все разное – от роста до работы. Пускай народ спокойно изберет. А то, что все по взглядам патриоты – так кто у нас теперь не патриот?

Короче, несогласный, вон отсюда. Да здравствует единство без прорех. А я хочу, для довершенья чуда, ввести еще одну графу: «За всех». Я этого потребую прилюдно, поскольку лозунг – в духе наших дней. Все так милы, что даже выбрать трудно. Так уж назначьте сами. Вам видней.

ФЛАГ В РУКИ

Госдума разрешила вывешивать государственные флаги всем, кто хочет. Причем не только в праздники, но и в будни!

В слезах обнимаются внуки и деды. Все в шоке. Замри, злопыхатель, и ляг. По случаю всякой российской победы теперь разрешается вывесить флаг! Еремин-герой, Крашенинников-гений пробили решенье. Такие дела. Ведь у государственных лишь учреждений всегда привилегия эта была! Бывало, по случаю роста Стабфонда хотелось мне вывесить флаг из окна, чтоб знала российская кислая фронда, как наша мошна перманентно полна. Хотелось воскликнуть: «Отечеству – слава!», гербом двухголовым украсить балкон... Но этого чистого, гордого права нас прежде лишал устаревший закон. Уж как мы от этого выли, бедняги! Бывало, у нас на восьмом этаже всем хочется вывесить русские флаги, мы даже и флаги пошили уже, – не вывесить знамени, сколько ни сетуй. Не выкрикнуть: «Слава Отчизне родной!» Другие проблемы в сравнении с этой казались нам попросту жалкой фигней. Да, был я бесправным, нагим и босым был, щетинисто-колким, подобно ежу, а нынче любой государственный символ достану и запросто всем покажу! Пою, не жалеючи данных природных, чтоб слышал и Запад, и весь закордон: «Союз нерушимый республик свободных!» – простите, ошибся, опелся, пардон: «Россия – священная наша держава, Россия – любимая наша страна!» И флаги полощутся слева и справа, и гордость всеобщая обострена.

Как поводов много для вывески флага! Бывало, ругали мы наших вождей, а нынче любое решение – благо, и даже не знаешь, какое важней. ХАМАС ли в Кремле принимают со славой, отменят отсрочки для юных салаг, грузинские вина объявят отравой – немедленно хочется вывесить флаг. Рамзана Кадырова сделают главным, коварному НАТО покажут кулак, Устинова снимут решением плавным – немедленно хочется вывесить флаг. Объявят Андропова белым-пушистым, великим проектом объявят ГУЛАГ иль антифашиста объявят фашистом – немедленно хочется вывесить флаг! Строптивый ли Киев поссорится с нами, толкает ли Чейни речугу свою – опять-таки хочется вывесить знамя, чтоб знали, как я за Россию стою. В глазах закипает умильная влага, теснится в сознании лозунгов рать... А ежели кто-то не вывесит флага – всем ясно, что можно являться и брать.

Не знаю, дождемся ли мы, бедолаги, решенья Госдумы короткой строкой, что можно вывешивать разные флаги – кому по характеру ближе какой. В походе за счастьем, крутом и тернистом, мы многое знали на нашем веку. Достанется красное пусть коммунистам, а «Роджер веселый» – налоговику... А тем, кто устал от российской бодяги, безвыходно длящейся тысячу лет, пора бы вывешивать белые флаги.

Авось пощадят.

Но похоже, что нет.

НЕРУШИМЫЙ

По признанию Татьяны Михалковой, ее свекор Сергей Михалков завершил работу над гимном команды «Челси», принадлежащей Роману Абрамовичу.

Кусайте коленки, завидуйте, черти! Сдувайтесь, соперники, офонарев. Прославленный клуб Абрамовича «Челси» отныне по статусу близок к РФ. От ревности лютой сгорают бездымно фанаты «Динамо» и всех «Спартаков». Британцы теперь – обладатели гимна, которого автор – Сергей Михалков. Поют его грозно, очами сверкая, чтоб «Челси» боялись чужие края: «Одна ты на свете, одна ты такая, хранимая Богом команда моя! Сейчас ты соперника классно умоешь. От нашего форварда всяк убежит. Тобою владеет Роман Абрамович, Роман Абрамович – серьезный мужик!» Гимн – средоточие важного самого. Он футболисту нужней, чем нога. Музыка, верно, теперь Александрова: Глинка уже не рулит ни фига!

Британские фаны от счастья зарделись, команду, по сути, в страну превратив. Но может у «Челси» смениться владелец – ведь это непрофильный, в общем, актив! Подкинуть дровишек Чукотке не надо ль? Доставить еду, починить подогрев? И деньги за «Челси» поедут в Анадырь, а «Челси» прикупят Закаев с Редгрейв. А то – Березовский с лицом хитроватым: бабла уже мало, но все-таки есть (не то чтобы он почитался фанатом, но важен же принцип, суровая месть!). Роман, поседев от афронта такого, уедет в Россию, вражду затая, и грянет исправленный гимн Михалкова: «Одна ты на свете, команда моя! Соперник привычно вкушает позор свой. Куда они прут? Во дворе им играть! Тобою владеет Борис Березовский, Борис Березовский – политэмигрант!»

Трудно ли гимн переписывать заново? Это профессия: вынь да положь. Музыка будет опять Александрова – люди привыкли, травмировать что ж…

Но время настало завинчивать гайки. Повеяло в мире российской зимой, и скоро стараньями Юрия Чайки Борис Березовский поедет домой. Довольно, любимый. Напилси, наелси – ты знал, чем закончится этот сюжет. А следом в Россию отправится «Челси» – ее конфискуют в российский бюджет. Владелец получит по самые гланды и будет стенать, о пощаде моля… И новый появится гимн у команды: «Одна ты на свете, команда моя! Футбол боевой ты покажешь на деле. Соперник дрожит и немеет нутром. Довольно злодеи тобою владели – отныне тобою владеет Газпром!»

Это не повод для юмора сального. Слава России сегодня – в трубе.

Музыка будет опять Александрова, текст – Михалкова, а форма – х/б.

НОРМЫ ВТО

Из цикла «Мои кошмары»

…И снится мне: вступаю в ВТО я. Моя семья на этом огребла костюм американского покроя, большой фастфуд и толику бабла. Теперь мне репутацию починят, хоть я уже давно не либерал! Теперь во всех домах я буду принят, где прежде у порога обмирал. Желанным гостем в каждой части света я сделаюсь теперь наверняка. В порыве благодарности за это хочу писать статью для «Огонька» – о перспективах нового расклада, о притяженье мировой души… Но слышу голос:

– Этого не надо. Умри, Денис, и больше не пиши. Свои публицистические сопли втяните в нос, а слезы счастья – в глаз. Увы, неконкурентно вы способны. Полно своих писателей у нас.

– Ну ладно, – говорю, слегка сконфужен. – Зато я больше не страна-изгой… Коль я в своей профессии не нужен, могу себя попробовать в другой. У всякого имеются резервы. Не посягнув на собственность ничью, попробую прожить за счет фазенды, на даче огородничать начну…

И вновь в окошке некто показался и мне заметил жестко, как врагу:

– Простите, ваше сельское хозяйство рентабельным назвать я не могу, поэтому его оставьте тоже. Фазенда ваша – хлам и буерак. Дотировать ее – себе дороже, а пайку хлеба вам дадут и так.

– Ну что же, – говорю. – Не больно надо. Отрезан, говорю, и этот путь – но есть любовь. Она моя отрада. Забудусь-ка в объятьях чьих-нибудь! Конечно, секс – сомнительная доблесть, умеет даже мышь плодить мышат, но это, знать, единственная область, в которой мне трудиться разрешат!

Но слышу голос:

– Секс? С таким-то пузом?! Сидите дома, жалкий удалец, и предоставьте действовать французам, американцам, немцам, наконец! Они доводят женщину до криков, а вам, любезный, время на покой. Сидите на фазенде, мистер Быков, трудясь своею собственной рукой.

– Ну что же, – соглашаюсь я, не споря, – отправлюсь на покой во цвете лет. Мне остается лишь напиться с горя. Тут, я надеюсь, конкурентов нет? (А сам при этом думаю тревожно: умеют пить и немчура, и чех…)

– Нет, – отвечает голос, – это можно. По этой части вы сильнее всех.

Приободрился я. Не верю чуду. Купил еды, бутылку приволок...

– А можно, – говорю, – еще я буду поплевывать при этом в потолок?

– Да, – говорят, – а то, ворон считая, баклуши бейте – вот они, прошу. И предоставьте гражданам Китая производить игрушки и лапшу.

Смотрю на них, хозяев полусвета, не знающих ни страха, ни стыда...

– А будете ли вы меня за это считать цивилизованным?

– О да. Лежите тут, нагуливайте жира, и вас сочтут – ручаюсь головой – хорошим парнем, гражданином мира и винтиком системы мировой.

Вот, думаю, удача-то какая. Ведь сколько помню, я мечтал всегда лежать, извечной лени потакая, избавившись от скучного труда, пить джин энд тоник, наслаждаться летом, порою обращаться к колбасе, но чтобы уважать себя при этом! И чтоб соседи уважали все!

– Ну, милый друг, – по стойке «смирно» стоя, ответил я с улыбкой чудака, – уговорил. Вступаю в ВТО я.

И в тот же миг проснулся от звонка.

Редакция без всякого участья напомнила мне быстро, где живу:

– Марш на работу! Сдайте «Письма счастья».

Блаженства не бывает наяву!

ДОРОГАЯ МОЯ

Юрий Лужков заявил о намерении мэрии исправить международный имидж Москвы. На программу «повышения международного авторитета и формирования положительного имиджа» выделено 700 миллионов рублей.

Я по свету немало хаживал и не раз наблюдал, увы, как противник обезображивал позитивный имидж Москвы. Поначалу-то были робки, но чем далее, тем хужей. То напишут, что в центре пробки, то наврут, что полно бомжей... Вечно, гады, наводят морок. Я от ярости аж кричал. Часто пишут, что город дорог. Да, он дорог! Всем москвичам! Или, скажем, что город грязен... Заграница, ты зажралась. Вы бы съездили хоть в Калязин, а потом писали про грязь! Мне по нраву наши порядки, ненавязчивый их уют. Говорят, что в столице взятки; я не знаю, мне не дают, но ведь это мой недостаток! Я горою за город свой: что, в Анадыре нету взяток? А сравните его с Москвой! Кремль, овеянный древней славой... Отраженья крестов в воде... Что до зелени – Боже правый! Столько зелени нет нигде: миллиарды. Их не отнимешь даже в новые времена. Надо только подправить имидж – и Нью-Йорк отправится на…

Мы не прячемся. Мы бы рады, скажем больше – почтем за честь звать в столицу Олимпиады (а для саммитов Питер есть). Почему к нам никто не рвется? Почему кобенится, гад? Примем каждого инородца, даже негра, если богат. Наши органы не скрывают – на старуху бывает грех: гастарбайтеров убивают. Но не всех, заметим, не всех! Нас, приезжие, не ругайте вы и не верьте лживым словам. Вы же, гады, не гастарбайтеры, так чего же бояться вам? Почему Москве не добиться, чтоб признали ее права?! Выдай денег, моя столица! Дай на имидж, моя Москва!

Да, признаемся осторожно, ибо скепсис для нас не нов, – эти деньги пустить бы можно, например, на отлов скинов, на строительство эстакады или станций под буквой М и на прочие эскапады, не решающие проблем. Мэр столичный не этим занят. Все – пиар, как учил Кокто. Можно сделать, а кто узнает? Если честно сказать, никто. И лежит столица, распарена – всей России мать и жена, безнадежно недопи-арена и безмерно сокрушена.

Мы владеем методом новым. Для того, чтоб уесть врага, мы работать будем со словом, а с реальностью – ни фига. Пусть порой лишаемся тока мы от изношенности сетей, пусть жилплощадь дороже Токио, а милиция все лютей – мы, не тратя времени даром и не слушая большинства, глушим скептиков семинаром «Дорогая моя Москва»! Мы отряд советников вышлем, в Рим и Лондон зашлем гонца, пропаганды разрядом высшим привлекая к себе сердца. Вавилонов и Илионов много стерто с лица земли. Будь у них семьсот миллионов – их бы сроду не извели! Отыщись они у Приама – их Гомеру бы отдал он, и Гомер заявил бы прямо, что ахейцев бьет Илион! Вавилонскую башню строить – тоже, в общем, резону нет. Можно было бюджет освоить и построить ее макет, забашлять создателям Библии, сколько сказано, в аккурат, все теперь уверены были бы, что достроили зиккурат!

Я уверен, страсти остынут. Прочитав о нашей красе, к нам широким потоком хлынут флаги все и спортсмены все. Мы подсыплем скептикам яду, а друзьям отсыплем монет, мы устроим Олимпиаду, форум, саммит, парад планет. Если мы добавим к бюджету хоть еще один миллион – может быть, убедим планету на Арбат поселить ООН. Но ведь это же что же выйдет?! Как пиаром заменишь суть? Ведь приедут – и все увидят, и расскажут кому-нибудь!

Впрочем, эти проблемы трудные здесь решает любой префект. Можно дать очки изумрудные. Стоит дешево, а эффект...

Клевета на корню загублена. Свищут птички. Шумит листва.

Славься, город нового Гудвина, золотая моя Москва!

ЖИВАЯ РОДИНА

Объединение Партии жизни и «Родины» поставило передо мной дилемму: жизнь за Родину или Родину за жизнь?

Громче, гитара моя, дербалызни. Муза, я слышу твое труля-ля! Партия «Родина» с Партией жизни объединились по слову Кремля. Враз у Зюганова пять миллионов, если не больше, откусят они. Партия жизни, чей лидер – Миронов, с первых шагов пребывает в тени. Ей не хватало народного гнева – «Родине» же не хватало манер. «Родина» будет за Путина слева. В центре за Путина будет ЕР. А СПС, чья звенящая слава, видимо, в прошлом (Немцову салют!), будет поддерживать Путина справа. Или ее с Жириновским сольют.

Что мне до партий? Катулл и Гораций живы, а дрязги сенаторов – нет. От политических конфигураций нынче ни жарко, ни холодно мне. Вечно политики Третьего Рима бьются в грязи, не снимаючи тог... Все предсказуемо, все повторимо. Мне эстетический важен итог. Раньше – в бою ли, на лесоповале, бросив семью, забывая уют, – вечно за Родину жизнь отдавали. Нынче за «Родину» «Жизнь» выдают! Братцы, прошли времена боевые. Выше башку! Отряхните старье! Гибнуть за Родину хватит. Впервые нам разрешают пожить за нее!

Тут ни при чем ни среда, ни эпоха. Честно скажу, не склонив головы: Родина наша, как правило, плохо соединяется с жизнью. Увы. Не помогают ни врач, ни аптека. Не сочетаются жизнь и страна, как с христианством – права человека (формула эта Кириллом дана). Вечно от страха дыхание сперто, тошно ушам от топочущих лап... Только ухватишь кусочек комфорта – Родина тут же проснется, и цап! Гибни немедленно – кстати ль, некстати ль... Все поглощается черной дырой. Каждый живущий – немного предатель, каждый покойник – немного герой. Часто меж дачных копа-яся грядок иль за грибами спускаясь в овраг, «Жив? – говорю я себе. – Непорядок! Ты поступаешь как внутренний враг. Надо великой идее в угоду сдохнуть. Тем более возраст Рембо... Нужно ли Родине столько народу?! Нет. Так решайся!» – но как-то слабо. Так и живу, расползаясь все шире, небо коптя, опускаясь на дно, мучаясь совестью...

Но – разрешили! Родина с жизнью теперь заодно.

Что же вы кукситесь, будто на тризне, левые-правые, слякоть и слизь? Партия Родины с Партией жизни в блок жи-вородный публично слились. Чтоб одолеть остальные напасти, слить бы вдобавок, товарищ Мирон, партию Родины с партией власти...

Не получается. Оксюморон.

КЛЭПТОМАНИЯ

На минувшей неделе на Красной площади вместо Эрика Клэптона выступили попы и десантники.

В Отечестве, уже довольно крепком, уютней и надежней, чем в тюрьме. В Россию не приехал Эрик Клэптон – он думал нами завершить турне. На площади плясала вместо шоу десантников восторженная рать. Я думаю, что это хорошоу (другую рифму мне не подобрать). Америка, от зависти опухни! Гуляли, закусивши удила. Кругом стояли полевые кухни, и гречневая каша в них была. На этом фоне Клэптон был бы жалок. А чтоб заткнулись вражьи голоса, у каши музыкальный был аналог – «Блестящие» блистали три часа. Пускай другие в царстве тридесятом глядят на рок. А я смотреть готов на кашу в сочетании с десантом, с «Блестящими» и с сотнями ментов. Не надо нам сомнительного рока. Мелодика его для нас мелка. Мы отмечаем день Ильи-пророка, десантника Господнего полка.

Везите прочь заморского мужчину. Нам хочется глядеть своих ребят. Мы дружно отмечаем годовщину Ильинского набата. Сей набат от тысяча шестьсот шестого года собрал героев рати и труда, означив битву русского народа с поляками. Их выгнали тогда герой Пожарский с Мининым-адептом плюс весь народ, поднявшийся с колен. Встает вопрос: участвовал ли Клэптон в изгнании? Я думаю, что хрен. Все это наша воинская слава, а не его сомнительная честь. Какое ж он тогда имеет право в подобный день на нашу площадь лезть? Давным-давно, во времена детанта и временной потери головы, мы, может, вместо русского десанта хотели б видеть Клэптона. Увы, хоть на фиг провода перегрызи ты, хоть всю границу обнеси горой – возможного противника визиты сюда еще случаются порой. Вы на меня руками не махайте! Вам до меня руками не достать. Я помню, приезжал сюда Маккартни... А я бы предпочел смотреть десант! Парад-балет! Набег казаков с Дона. Салют. Кавалерийскую езду. Я слышал, к нам намылилась Мадонна. Кто пригласил сюда порнозвезду?! Она поет про связи половые. На Лобном месте встанем как один, кругом расставим кухни полевые и путь разврату перегородим! «Мы едем к вам с намереньем благим, мол...» Россию растлевать бы только им! Вот давеча, к примеру, съездил Гил-мор. А он измлада нюхал кокаин! Увижу где-нибудь – лицо расквашу. Контроль у нас позорно мягкотел. Когда б он нюхал гречневую кашу – пускай поет! Но он же не хотел! Я не хочу сказать, что в Голливуде сегодня правит бал сплошная жесть. Там тоже есть талантливые люди. Конечно, не «Блестящие» – но есть. Пусть лучше бы приехал Стивен Сигал, собрал бы кое-как Колонный зал, с десантниками нашими попрыгал и несколько приемов показал... Назад бы он, боюсь, поехал с гипсом. Ему бы живо остудили пыл... А лучше бы всего приехал Гибсон. Он знает, кто из крана воду пил!

Нам дух важней, чем каша или хлеб там. Наш эталон – десантная братва. Нет, мы не против, чтоб приехал Клэптон, но пусть сперва послужит года два! Кто не усвоит этого урока – тот не постигнет нынешних годин...

И пусть не ездят в день Ильи-пророка!

Илью-пророка мы не отдадим!

СТАВКА МЕНЬШЕ, ЧЕМ ЖИЗНЬ

Я вчера услышал, что поляки классике перекрывают кран: «Четырем танкистам и собаке» не дают вернуться на экран. Сам министр сказал об этом прессе. Что тут скажешь, братцы, чем воздашь? Это же, ребята, наша «Лесси», это же, ребята, «Флиппер» наш! Ветераны Армии крайовы, собираясь в прошлый выходной, молвили, что сериал (хреновый). Может быть. Но он же был родной! Подтасовка, фальшь и трали-вали... И вдобавок, в свете наших дней, говорят – не вместе воевали. Говорят, что было все трудней. Черт их знает. Может быть, и правы. Я же лишь читал про те дела. Может, наша армия Варшавы в сорок пятом тоже не брала? Я всегда готов понять поляков. Мало ли фальшивок мы печем. Может быть, когда спасали Краков, Штирлиц был и вправду ни при чем.

Я одно хочу спросить, ребята, пусть вам тошен вид моей земли: чем теперь собака виновата? Шарикова, тоже мне, нашли... Это ж не про то, как нашим ротным трудно приходилось на войне, это ж, братцы, про любовь к животным, то есть так тогда казалось мне! Всем известно, что Россия – бяка, власть тупая, а народ босой; но ведь это польская собака, вскормленная польской колбасой! Поменялись у эпохи знаки. Минули года, сменился враг... Нынешние польские собаки русских бы загрызли только так.

Это б ладно. Но цена вопроса, завладевшего моей душой, – запрещенье капитана Клосса, помните, со ставкою большой? Был он быстр и гибок, как пиранья. Я смотрел, хоть был довольно мал. Правда, сериального названья я тогда еще не понимал. Думал, что зарплата – это ставка. Больше жизни трудно получать! В транспорте была буквально давка – все спешили ящики включать... Ах, как все когда-то было просто. Все дружили – чех, поляк, чечен... Ну и чем им глаз мозолит Клосс-то? Тем, что любит русских, или чем? Но ведь он любимец миллионов! Все его смотрели сорок лет! Не хотите про своих шпионов – поменяйте форму, и привет. Что за горизонты завиднелись, что за вести двинулись с полей... Ради бога, пусть он будет немец, если вам Германия милей.

Впрочем, я готов понять и это. Действуют отнюдь не наобум. Это вместо, так сказать, ответа на российский антипольский бум. Прежней дружбы даже не оплакав, ненавистью древнею горя, празднуем изгнание поляков, отменив седьмое ноября. Вспоминаю, что во время оно, победив ценою жестких мер, мы погнали вспять Наполеона – но поляки хуже не в пример. Оттого-то тысячи мальчишек и девчонок, в школу не ходя, празднуют конец Марины Мнишек – злой подруги нашего вождя. Забывать обиды нам негоже. Польша – враг. Общению кранты.

Можете спросить меня: а что же так при этом радуешься ты? Можно ли Европу рвать на части, нагло, без особенной нужды? Ты же сочиняешь письма счастья, а не письма гнева и вражды! Мы, конечно, яростней и больше, мы бываем гадки и пошлы – но теперь, похоже, в скромной Польше нас по этой части превзошли. Мы порой пятнаем лапти щами, но, хотя наш нрав неукротим, краковских колбас не запрещали, слушаем Марылю, Вайду чтим... Граждане! Ругать себя не смейте. Обнимитесь с властию, низы. Слава богу, есть еще на свете персонажи хуже нас в разы.

ДЕВИАНТНАЯ РОТА

Деградация призывников, а вовсе не дедовщина – вот истинная причина многочисленных самоубийств солдат-срочников в железногорской воинской части. После проверки было решено часть расформировать.

Близ Красноярска, под Железногорском, стоит большая воинская часть. Она на положении изгойском: Господь, не приведи туда попасть. Вся армия – не сахар для народа: там голод, дедовщина и т. п., но здесь страшнее. Здесь с начала года уже случилось десять штук ЧП. Съезжались компетентнейшие лица: чего случилось? Все же не война. Один солдат пытался удавиться, другой недавно выпал из окна. Быть может, командиры жестковаты? А может быть, продслужба стала красть? Короче, в Красноярске депутаты задумали проверить эту часть. Ведь ежели здоровые мужчины, которым жизнь покуда дорога, бегут и даже мрут от дедовщины – что будет от реального врага?

Чтоб в вере укрепились маловеры и чтоб от церкви был реальный толк, задумали принять крутые меры – и освятили невезучий полк. Чтоб прекратились образом волшебным побеги, самострелы и бардак – в проблемный полк отправились с молебном священники при белых бородах. Они молебен чинно отслужили, святой водой казарму окропив – и, повинуясь православной силе, нечистый было сделал перерыв, чтоб неповадно было прессе лживой кричать, что наша армия больна! Но через месяц юноша-служивый опять случайно выпал из окна. А что ж он думал? Служба не для слабых! Но он в живых остался как на грех и объяснил: деды желали бабок. А он никак не мог достать на всех.

Как это понимать? Дошло до верха. Созрела исполнительная власть, и скоро прокурорская проверка отправилась в таинственную часть. Обследовала кухню, вход и выход, проверила казарму, фас и тыл – и вскоре обнародовала вывод, который всех утешить должен был. Как оказалось, все не так уж горько. Нет дедовщины в части боевой. А попросту в район Железногорска ссылали тех, кто болен головой. Деды, быть может, есть, но только горстка. За этим в части пристально следят. А главная беда Железногорска – преобладанье рехнутых солдат.

Ну, слава богу! Нету дедовщины. Идет себе нормальный ратный труд. Неясно, правда, для какой причины несчастных психов в армию берут? Чтоб угрожать расслабленным Европам? Мол, вот ликует русская орда, ложитесь все! Но почему их скопом засовывают именно сюда? На пользу ль им железногорский климат – целебная вода, сухой песок? А может, психи армию поднимут – ведь дух у них, как водится, высок?

По крайней мере, красноярский гений, пославший в часть проверку из СибВО, нам предложил одно из объяснений, способное утешить хоть кого. В родном экономическом пейзаже в последние четыре сотни лет все навевает мысль о саботаже и даже о вредительстве – но нет! Министры, ФСБ, экономисты, весь интеллектуальный фонд страны – вы полагали, на руку нечисты? О нет, они психически больны! Солдаты, кандидаты, депутаты, крутые отмыватели лаве, братки, менты ни в чем не виноваты. Им не хватает масла в голове. Ведь все – от нервов. От такой работы. От страшных снов (по Фрейду-старику). А так они, конечно, патриоты. И профессионалы. Но ку-ку.

И если вам покажется когда-то (случается крошиться и кремню), что я пишу порою резковато, а иногда и попросту хамлю, не возглашайте, братцы, с колоколен, что Быков – враг прогресса и труда.

Я, может быть, и сам душевно болен, и вы ничем не лучше, господа!

АНАФЕМА

Как настоящий мужчина и меломан я тоже хочу быть замеченным Мадонной.

В Россию движется Мадонна, чья совесть очень нечиста, самонадеянность бездонна, а бабок просто до черта. Она брильянтами блистает, и дразнит публику свою, и миллион условий ставит – иначе, дескать, не спою. Перед концертом – свежих вишен, среди концерта – апельсин, убрать из номера кондишен (она несовместима с ним), на ужин – мед, на завтрак – пудинг, в постели – черное белье. И чтобы лично принял Путин на Красной площади ее!

Мы помогли бы ей с бельишком, дадим и йогурта, и мед, но чтобы Путин – это слишком! Пускай, когда она поет, визжат, от радости икая, все нимфоманки на земле, но братцы! Кто она такая, чтоб принимать ее в Кремле? Она певец срамного низа, нечистой совести певец! Она не Буш, не Кондолиза, не Блэр, не ванна, наконец! Едва ли наша власть упрочит авторитет в ее лице. К тому же этого не хочет и ФСБ. И РПЦ.

Уже народные мессии, объединенные в союз «За возрождение России» (боюсь, сограждане, боюсь!), решили выразиться ярко, испортить девушке житье – и попросили Патриарха предать анафеме ее. А с ней, для полного концепта, чтоб устрашилось большинство, и устроителей концерта, и посетителей его. Посланье, страшное по тону, приятно русскому уму: предать анафеме Мадонну не удавалось никому.

Меня отчасти ободряет и утешает, например, что РПЦ не одобряет подобных радикальных мер. Едва ли нам прибавит веса проклятье в адрес поп-звезды. Нас не поймет родная пресса, чьи руки потны и грязны. Но сколько б суффиксов и флексий ни громоздил писучий люд – однако Патриарх Алексий насчет Мадонны очень лют. Он избежал проклятий явных, чтоб не запугивать приход, но призывает православных Мадонне объявить бойкот. Пакет духовного попкорна отсюда должен быть изъят! И православные покорно билеты возвращают взад и говорят, сложив ладони: «Чикконе, хватит срамоты!», и шлют послания Мадонне: «Приедешь, дрянь, тебе кранты! Ты строишь из себя крутую? Возьмись за разум и остынь. Кто с чем придет на Русь святую – тем и накроется. Аминь!»

О да, Мадонна, лидер фриков, – не ангел, Господи прости. Но будь я Путин, а не Быков, – я знал бы, как себя вести! Страна больна и тяжко бредит. Играют кто во что горазд: одна без Путина не едет, другой анафеме предаст... Однако, в свете новой моды на церковь и святых отцов, есть вариант, который мог бы устроить всех в конце концов. О Путин! Действуй необычно, как некий доблестный джедай: прими в Кремле ее – и лично ее анафеме предай!

ГРЫЗУНЫ

Главный санитарный врач России Онищенко заявил, что одна из главных бед современной России – небывалое засилье грызунов.

В России очень много грызунов. Подобный инцидент для нас не нов, привычен нам, и мы к нему готовы. Во всем у нас виновны грызуны (иначе, население страны, подумаете не то вы). Онищенко, наш общий поводырь, вчера озвучил свежую цифирь, пугающую, как порывы ветра: мы замерли на страшном рубеже. Один грызун приходится уже на каждых два квадратных километра! Да, тут система, а не эпизод. Повсюду кто-то и кто-нибудь грызет. От скрежета закладывает уши. Амбар изгрызен, склад продуктов пуст. Куда ни кинься – всюду слышен хруст, стоящий над восьмою частью суши.

Покончить с грызунами не пора ль? Взгляните: кем изгрызена мораль? Кто по ночам, от страха холодея, но тем жадней нацеливаясь есть, ворует нашу совесть, нашу честь? Кем сгрызена и русская идея? Идешь на рынок, в баню иль гальюн, в кино, в метро – везде сидит грызун. Источены зубами верх ли, низ ли… Грызун страшнее сотни анаконд. За этим и выводится Стабфонд, чтоб паразиты здесь его не сгрызли! Зайдешь в парламент – крысы там и тут: разъелись – аж трещат и все растут… Откроешь прессу – всюду писк мышиный. Когда бы не засилье грызунов, уже давно Сергей бы Иванов решительно покончил с дедовщиной! Уставши беспредельничать и красть, грызутся оппозиция и власть и «Родина», чей рейтинг очень низок. Вон, челюсти держа наперевес, безжалостно догрызли СПС, от «Яблока» оставили огрызок… Казалось бы – живи себе, страна! Нефть дорожает, денег до хрена… Ликуй да пой хвалы второму сроку, пока никто тебя не перегрыз! Но в государстве, где избыток крыс, от всякого прибытка мало проку. Под звуки перегрызенной струны отгрызены окраины страны – живой укор российскому бессилью. Все сгрызено: свобода мыслей, слов и творчества. Остался лишь Грызлов, пощаженный, должно быть, за фамилью.

Бывает иногда – поймаешь мышь и на нее в смущении глядишь: ужели этим неказистым тельцем и зубками, что день и ночь грызут, – ТВ и СМИ разрушены, и суд, и все, что сдали Горбачев и Ельцин? Они грызут трубу и провода – и вымерзают наши города… Вся наша жизнь – один привычный вывих. В Отечестве воруют искони, но неужели это все они?!

Они, они, Онищенко, лови их!

МОИ НАЦПРОЕКТЫ

Исполняется год со дня старта так называемых национальных проектов.

Вот год прошел с тех пор, как нацпроекты запущены в работу всей страной. Иной спросил бы – где же их эффекты? А я скажу: задумайся, иной! Великий план по воле власти начат, но это дело масс. Не то кранты. Проект национален – это значит, что заниматься им обязан ты. У нас, а не у них, должно быть шило в известном месте. Понял, молодой? Свои проблемы власть давно решила – со здравоохраненьем и с едой. А если нацпроекты – значит, все мы, вся Родина, большая, как вокзал, обязаны решать свои проблемы. В порядке том, что Кремль указал.

И я решаю. Ждать ли, чтобы кто-то занялся мной? Ведь это жизнь моя! Все помыслы мои и вся работа подчинены строительству жилья. Доступное жилье подобно шару – не ухватить и не догнать в пути… Проблема есть, и я ее решаю. И дорешал до метров двадцати. На это – после многих напряжений, статей, программ, стихов для «Огонька» – хватило бы суммарных сбережений моих, жены, дочурки и сынка. По-моему, достигли мы заметных, достойных рубежей. Отчизна-мать! Клянусь тебе по пять квадратных метров к запасам ежегодно прибавлять. И если б даже нам и не хватило всей жизни – я судьбы не прокляну. Ведь внуком будет куплена квартира! Поближе к центру. В Троицке, в Клину...

А здравоохраненье? Тоже дело! В России это риск – ходить к врачу. И вот я сам – покуда неумело, но с каждым днем умней, – себя лечу. Так делают и все другие люди, которым местный врач страшней чумы. Я знаю все, что пьется при простуде, запоре, наступлении зимы… А если вдруг, живя по скромной смете, я подцеплю цирроз или артроз и залечу себя до полной смерти – решится и квартирный мой вопрос. Образованье – нету выше цели. Кто не обучен – тот и не умен. И это, слава богу, мы успели решить еще до ельцинских времен. Осталось дать образованье детям, вкачать багаж в родное существо – и я вседневно занимаюсь этим, поскольку в школе всем не до того. Сидит, бывало, ночью математик, считает: рупь – на сахар, рупь – на чай… Тут на бюджет способностей не хватит – еще детей при этом обучай! Но стыдно, уподобясь демагогу, ругаться. Педагогам всей страны прибавили зарплату, слава богу! Теперь хватает даже на штаны!

Я сам себе подонком бы казался, я от стыда себе заткнул бы рот, когда б не поднял сельское хозяйство. Забор подправлен, вскопан огород, смородина растет, цветет картоха, огурчик крепок, кабачок здоров… С животноводством, правда, очень плохо. На даче тяжело держать коров. Но, по квартире толстый зад таская и делать не желая ни хрена, живет в моей семье свинья морская. В голодный год сгодится и она!

ВОЗИТЬ ПРЕЗИДЕНТА

Наш поэтический обозреватель посмотрел на пребывание президента в Калининграде – и обзавидовался в рифму.

Вот Путин посетил Калининград – и, чем бродить по городу бесцельно и озирать небрежно все подряд, он поспешил к микрорайону Сельма. По Сельме рядом с ним ходил Боос (люблю смотреть, как он себя катает!), а Путин людям задавал вопрос: скажите, люди, что вам не хватает? Толпа, что состояла из разинь испуганных, отвешивала челюсть. Просила: хорошо бы магазин… Автобус… Если можно-с, то качели-с… Мы всем довольны, как заведено-с… Чего бы попросить у вас еще-то? И Путин говорил: «Пиши, Боос! Я от тебя потребую отчета!» Ему тащили свежий огурец, соленый гриб, мешок с какой-то сластью… Народ рыдал от счастья: наконец он был услышан собственною властью! Гармония, как в веке золотом. Приятно обращаться к высшей силе. Я ни на миг не сомневаюсь в том, что все устроят, как они просили. Теперь Боос не сможет позабыть, запамятовать, сунуть в долгий ящик… И главное – я обнаружил путь к решению проблем, меня томящих.

Ну например: на нас протек сосед. Сижу под душем и хожу по лужам. Звоню я в жэк – но там кого-то нет, как раз того, кто мне насущно нужен. Писать – не хватит никаких чернил. Мне проще дозвониться до министра. Но если бы им Путин позвонил – они бы все нашлись довольно быстро! Бывают и покруче виражи – любимая районная управа у нас все время сносит гаражи, а, между прочим, не имеет права! Чиновничество, наш бессмертный класс, любого недовольного схомячит. Я ездил к ним не знаю сколько раз – они меня гоняли, словно мячик! Да, Путин занят. Дел-то миллион. Но, так сказать, письмо зовет в дорогу. Ведь если бы со мной приехал он – они его бы приняли, ей-богу! Так водится среди родных осин: здесь верят лишь тому, что скажет главный. Еще пример: мой непослушный сын жрет эскимо, застуживая гланды. Я говорю: не ешь! – воротит нос. Кричу – он убегает, огрызаясь. Но если б это Путин произнес, он явно бы послушался, мерзавец! Покорна власти дерзкая орда, пираты книжек, ластиков и ранцев… Ведь даже Буш послушался, когда его просили не бомбить иранцев!

Моя идея, кажется, важна – и, главное, при этом выполнима. Вот русский наш проект: возить вождя! И так уже объездил он полмира – достаточно. Пора и по стране, пускай не ежедневно, раз в неделю – пусть чинит все. Теперь не надо мне искать национальную идею. А нам не надо будет голосить, выпрашивая слесаря, врача ли… Довольно президента попросить, чтоб справку дали, воду откачали… Иные скажут: ты и сам бы мог, забросив поэтическую славу, по жэкам бегать, не жалея ног, иль отыскать управу на управу, гараж отстроить, сына наказать, сантехника позвать, купить жилплощадь…

Да, я могу. Но должен вам сказать, что с Путиным связаться много проще!

НЕСНИМАЕМЫЙ

Рамзан Кадыров попросил земляков снять его портреты, висящие на улицах и перекрестках. Чечня ответила акциями протеста.

В Чечне, не поверите, новый скандал. Чечня взбаламучена заново: Кадыров Рамзан указание дал, чтоб не было культа Рамзанова. Портреты Рамзана – на каждом шагу. Чеченцы хотят лицезреть его. Рамзан говорит: «Я уже не могу! Снимите хоть каждого третьего!» Но так уж Кадыров любезен глазам – Чечня засмотрела до дыр его. На доме – Рамзан, в кабинете – Рамзан, все улицы – в лицах Кадырова! На всех перекрестках, на каждом углу – повсюду портреты коханого! (Там есть еще, правда, Алханов Алу, но кто же там помнит Алханова?!)

В отчаянье видит Кадыров Рамзан, что стал популярнее Чавеса. «Снимите хоть несколько! Я приказал! Ведь это же культ получается! Любовь ваша жаркая как кипяток меня утомила. Достаточно! Москва уже просит – снимите пяток, а лучше б не меньше десяточка!» Но дружно чеченцы ответствуют: «Нет! Чечня уже многое видела. В стране, где свободно снимают портрет, – там запросто снимут и лидера. А мы никому тебя снять не дадим! Ни равного нет, ни похожего. Наш путь обозначен, наш лидер един, и пусть он висит как положено!»

Что делать с народной любовью такой? Рамзан утвердился на практике: принес он в Чечню долгожданный покой, спокойнее только в Антарктике. Рамзан обладает привычкой царить. С чеченским он справился вывихом. Уж он Кондопогу хотел усмирить – и даже почти уже выехал… Чечней он владеет, что твой фараон, хотя и без титла «величество», – и многие втайне хотят, чтобы он чеченцами не ограничился. Он страху нагнал, подкрепляя огнем решенья свои государевы, – зато независимость стала при нем заметнее, чем при Дудаеве. Он здорово дал прикурить сволочне. Он, может, лоялен по сути – но… Рамзана Кадырова любят в Чечне значительно больше, чем следует.

Россия опять собралась по частям, амбиции кажутся прежними – и как она стала лояльна к властям! Так не было даже при Брежневе! История наша – суровая мать. Что брошено – снова подобрано. Чечня запрещает портреты снимать: вы видели что-то подобное?! Менять Конституцию требует Русь – все вместе, родители, дети ли, – и я, господа, предсказать не берусь, отпустим ли мы благодетеля. Дивится Америка издалека. Россию не купишь манатками! Каких-то тринадцати лет бардака хватило для новой монархии!

Портретов не трогайте. Вива, Рамзан! Оценят Европа и мир его. Довольно в стране воцарялся развал – теперь она любит Кадырова. Пускай же оклеится каждый подъезд Рамзана харизмой угрюмою!

Быть может, тогда им самим надоест…