Избранник Газового космоса Хорсун Максим
«Спасены! – подумал я. – Глаз зрит, дыхание Брахмы велико и холодно, и затеряться среди туч в межпланетной пустыне – легче легкого. Все-таки асуры способны на многое; поучиться бы у них нашим космопроходцам».
Мироход был уже близко. Я почему-то представил, что внизу гондолы откроется люк, и титаническая машина поглотит нас. Однако все произошло по-другому.
Мироход уравнял скорость относительно монгольфьера. Лег на параллельный курс и вырубил двигатели, чтобы воздушный шар не намотало на какой-нибудь винт. Затем сквозь доменный гул Глаза и Вишала, сквозь вой ветра прорезался стрекот дизелей самолета.
Это была особая, предназначенная для полетов в дыхании Брахмы модель. Одинарные крылья, длинный фонарь, под которым виднелись головы трех пилотов, сидящих в ряд, двигатели и сопла, направленные назад и вперед. Раздваивающийся, как у стрижа, хвост тоже был утяжелен винтами, похожими на вертолетные. Крылья и фюзеляж имели осиную раскраску, благодаря которой самолет можно было увидеть издалека в светлой мути газовой среды.
И снова здесь было чему изумиться: эти глазопоклонники, оказывается, знали толк в гироскопах. Маленький и невесомый летательный аппарат вел себя на удивление устойчиво. Он уверенно скользил по воздушным потокам, гарцуя на них, как молодой бактр.
Асуры без особых церемоний всадили в шар крюк-кошку. Оболочка порвалась, обмякла, но самолет уже лег на крыло, разворачивая монгольфьер за собою.
Наверное, мы кричали. Я, конечно, ничего не слышал из-за свиста ветра и завываний двигателей. Когда корзина перевернулась, я, Бакхи и девушки оказались ногами над кучевыми облаками Целлиона. На Мире меня, конечно, готовили ко всякому, и умирать довелось дважды… но в те мгновения мне было страшно до исступления. Мы цеплялись за ременные петли и сетку с обреченным отчаянием котят, которых стаскивают с верхних ветвей. А самолет тем временем подтягивал нас к мироходу.
Глядя, как болтаются свободные петли, я подумал, что Исчадие должны были опутать ими с голов и до пят, дабы драгоценный груз не сорвался болидом на стойбища туземных почитателей. То-то удивятся асуры, когда обнаружат в корзине не единого в четырех лицах, а четырех по одному.
Вскоре мы оказались под брюхом мирохода. Каким образом желто-черный самолет пристыковался, я не видел: не до того было, ведь мы продолжали биться в сети мелкой рыбешкой. С мирохода на нас направили прожекторы. Почти сразу же я увидел силуэты, которые скользили на тросах вниз.
Большие, зазубренные лезвия раскромсали сеть. Кого-то вытянули из пут, и вот уже два силуэта отправились вверх. Сеть разошлась и надо мной. Сначала я увидел руку, обтянутую толстой, армированной железом резиной. Потом передо мною возник шлем, похожий одновременно на допотопный батискаф и на казан для плова. Меня схватили за шкирку и потянули вверх. Я подался навстречу, обхватил асура двумя руками. Тот оказался холодным и скользким, как тюлень. Вокруг был хаос, глаза слезились от ветра, а слезы норовили тут же замерзнуть, но я все же видел, как несется мимо холодный туман, как трепещут обрывки оболочки монгольфьера и разрезанные веревки. Асур дал отмашку. Трос, прикрепленный к его поясу, натянулся струной, и мы рванули вверх.
Сквозь яркий свет прожекторов, наперекор ветру, который, не желая отдавать жертву, напустился на нас что было мочи. Мелькнула обшивка мирохода; она была покрыта рыже-зеленой слизью, в которой копошился целый зоопарк паразитов и личинок.
А потом я словно ослеп и оглох.
Я поплыл в невесомости, не ощущая ничего, кроме боли в обмороженных руках и лице. А боль становилась ощутимее и ощутимее, неуклонно вытесняя прочие ощущения.
Меня притянули к палубе, накинули на плечи что-то мягкое и теплое. Спросили о чем-то. Поскольку я не ответил, спросили еще раз, обдав запахом не очень здоровых зубов.
Толку от меня все равно не было. Тогда мне вручили теплый бурдюк, помогли поймать мундштук губами. Я хлебнул подогретого вина со специями. Хлебнул раз, другой, ну и потом – сколько хватило дыхания, столько и выпил.
Постепенно в голове прояснилось.
Асуры, участвовавшие в захвате монгольфьера, стягивали скафандры. Под сводом болтались вниз головой вооруженные акинаками бойцы. Они готовы были потрошить нас, как селедок, вздумай мы что-нибудь учудить. Нила, кутаясь в шерстяное одеяло, уже докладывала двум посвященным. Те слушали с каменными лицами.
Бакхи и Сита тоже были здесь. Слуга прижимал к животу сундучок с деньгами. Клешнею он расправлял мокрые волосы, и с них срывались мутные капли. Сита громко стучала зубами и с мольбой глядела на меня. Я передал ей бурдюк.
Нила, продолжая отчитываться, указала в мою сторону. Двое бойцов сейчас же подплыли ко мне, схватили за плечи и толкнули к посвященным. Один акинаком разрезал пояс халата, второй приказал оголить грудь. Хочешь не хочешь, пришлось подчиниться.
– Оно выбрало очередного несчастного, – сказал первый посвященный.
– И снова – никакой уверенности… – пожаловался второй.
Нет ничего приятного в том, что два кретина с татуированными лбами пялятся на тебя, как на картину, и беседуют о чем-то своем, понятном не всякому.
– Оно не позволило бы убить себя вот так – мечом по горлу, – высказался первый. – Вне сомнений, эта смерть имеет смысл.
– Смысл есть: больше не будет кандидатов из другого мира, – пожал плечами второй. – Оно было уверено, что выполнило свою миссию.
– И приказало себя убить, – договорил первый. – Но что мы имеем теперь?
– Последнюю возможность, – ответил второй. – Следует доложить об Избраннике радже.
Я посмотрел на Нилу. Мне показалось, что и она не очень-то понимает, о чем речь.
– О какой возможности вы говорите, достопочтенные? – просипел я. Оказывается, я здорово посадил связки на последнем этапе полета нашего героического монгольфьера.
Сита ахнула, Нила потемнела лицом, я же ощутил у горла холод лезвия акинака.
– Он действительно перехожий чужак, раз смеет вмешиваться в беседу высших асуров, – улыбнулся первый посвященный.
– Уберите мечи, – приказал второй. – Отныне эти люди – гости на борту «Аравинды», к ним нельзя относиться как к прочим ползающим в грязи. Гостей следует одеть, накормить и обогреть. – Посвященный взглянул на меня исподлобья. – Помыть тоже не помешает, от Избранника до сих пор несет смертью. Раджа примет гостей, как только они будут готовы.
– Это касается и слуг? – спросила Нила, чуть поморщившись. Бакхи и Сита переглянулись.
– Всех, – отрубили посвященные. Затем развернулись и поплыли, волоча за собой туго заплетенные косицы, к люку, ведущему на верхние палубы.
Мечники убрали акинаки в ножны. Прошло несколько секунд, прежде чем им удалось переменить пластинку. Удивительная негибкость для членов столь высокой касты; наверняка внутреннее устройство касты асуров напоминало структуру муравейника. В ней нашлось место и собственной гвардии, и разведчикам, и слугам (тем заносчивым людишкам в черных сюртуках, с которыми мне не раз доводилось сталкиваться), и мудрецам. Я готов был побиться об заклад, что для асуров-слуг и асуров-гвардейцев воздухоплавание и устройство мирохода – нечто непостижимое, как и для простолюдинов из низших каст.
– Добро пожаловать на борт, друзья, – прогудел один из мечников. Скорее всего, это был салар. Держался он важно, то и дело подкручивал седой ус.
Сначала – на два уровня вверх, потом – по обшитому деревянными панелями коридору, вдоль медного поручня, точно по путеводной нити, – в сторону кормы. Гвардейцы поспешили перепоручить нас слугам, а те препроводили гостей в душевые.
Ванная комната напомнила мне аэродинамическую трубу, через которую мощный вентилятор гнал горячий воздух. Капли воды срывались с форсунок и летели горизонтально: неправильный и не очень щедрый дождик. Я висел, закрепив руки и ноги в ременных петлях, а слуга драил меня щеткой на длинной ручке. Примерно такой же щеткой я мыл свою машину. Давно это было… И дома.
Драный халат, подаренный кшатрами, и панталоны из гардероба Сандро Урии отправились в печь. Взамен я получил новенькое белье, сорочку, брюки, кафтан и тюрбан. Все было белого цвета. Бакхи примерил на себя такой же костюм и пощелкал от удовольствия клешней. Сита надела белую тунику, отороченную серебряной нитью, и узкие брюки.
Нилу приводили в порядок отдельно. После беседы с посвященными нас сразу разделили.
Подали обед: печеное филе птицы, фрукты, лаваш, сухое вино в бурдюках. Оказалось, я не забыл, каково это – жевать и глотать в условиях невесомости. Тело Сандро Урии не думало сопротивляться. Сандро Урия уплетал так, что за ушами трещало. Так, что асуры-слуги украдкой переглядывались.
Бакхи и Сите, наоборот, кусок в горло не лез. Мыслями они были еще в перевернутой корзине монгольфьера, цеплялись за ремни и болтали ногами в пустоте. В глазах обоих читались страх и уныние. Им бы поплакаться в чью-нибудь жилетку… Вот только в чью? Вряд ли экипаж мирохода комплектуется психологом.
– Пожалуй, мы готовы встретиться с раджой, – объявил я слугам после того, как наелся от пуза и осушил бурдюк. Бакхи несколько раз громко икнул, поймал ладонью проплывающие мимо него куски филе, подтолкнул их к асурам. Те уже держали наготове маленькие сачки. Взмах-другой, и недоеденное отправилось в специальные глиняные емкости для отходов.
Нас проводили через пустынные коридоры в носовую часть мирохода. Я рвался вперед, мне хотелось действия и ответов на вопросы, мне хотелось, в конце концов, увидеть Нилу… а Бакхи с дочерью плыли в кильватере, точно снулые рыбы. Их присутствие снова начало меня раздражать.
Чем ближе мы перемещались к носу «Аравинды», тем громче слышалась монотонная мантра, которую читали в несколько десятков голосов. И еще там били в тамтамы; творилось, в общем, что-то ритуальное, наполненное сакральным смыслом…
Слуга-асур открыл перед нами дверь. Мы влетели в зал, битком набитый посвященными. До нас им не было дела, как, впрочем, не было дела и до тучного белокожего человека, который под чтение мантр и изнуряющий грохот тамтамов установил в нише клетку с целлионским драконом. Помимо клетки в этой нише уже болтались две связки бананов, несколько бурдюков и головка сыра. Действо озарялось вспышками молний, свет которых проникал через иллюминаторы. Дракон был в ужасе, я буквально кожей ощущал липкие эманации его предчувствия скорой смерти.
Управившись с клеткой, тучный человек завинтил крышку люка, загерметизировав нишу. Грохот тамтамов достиг апогея. Здоровяк оттолкнулся от стены босыми ногами, подплыл к рычагу, торчащему из потолка. Зацепился за ременные петли и рванул ручку к себе. Посвященные оборвали мантру на полуслове и тут же ринулись к иллюминаторам. Я тоже собрался посмотреть, что происходит, но не тут-то было: возле каждого иллюминатора уже висел какой-нибудь посвященный. Но вскоре прозвучало: «Дыхание поглотило жертву без остатка! Хвала помазаннику Глазову радже Аджант-Бабе, вимана-мироход достигнет цели!» И мне все стало яснее ясного.
Толстяк смахнул со лба испарину и улыбнулся. Он очень устал, но был доволен тем, что услышал.
Глядя на него, я вспоминал свое прибытие в порт Целлиона, шумную толпу в здании терминала и паланкин, на котором восседал хозяин мирохода. Тот был похож на раджу «Аравинды» как родной брат. Те же великанские размеры, бочкообразное брюхо, почти женская грудь и круглое, отталкивающее лицо кастрата. Высших асуров словно в инкубаторе клонировали… Впрочем, посвященные тоже были для меня на одно лицо. Вот что бывает, когда место в касте из века в век передается по наследству и лишь небольшому количеству людей.
Выходит, в муравейнике-мироходе есть рабочие и солдаты, администраторы и навигаторы. Посвященные в тайны Глаза психократы, способные вырубить просто смертного одним взглядом или словом. А над всеми ними – большебрюхая муравьиная матка, а точнее – папка: раджа, помазанник Глазов, хозяин мирохода.
– Во славу Зрака! – объявил раджа противным бабьим голосом, и я сразу подумал, что он действительно может быть кастратом. – «Аравинду» дождутся на Арракане!
«Арракан? – удивился я про себя. – Друзья мои, я не заказывал тур по мирам Колеса!»
Раджа, наконец, заметил нас. Не знаю, может, стоило реверанс сделать или какую-другую ерунду. Я же висел ногами к потолку, скрестив на груди заново обросшие мускулами руки Сандро Урии.
– Оставьте нас! – приказал раджа.
Посвященные без ропота направились к дверям. Через минуту зал опустел. После толпы остался лишь тяжелый запах пота.
Раджа крутанул в воздухе «бочку», подплыл сначала ко мне. Поглядел с одной стороны, затем – с другой. Затем он облетел вокруг Бакхи, мимоходом взглянул на Ситу и снова вернулся ко мне.
– Покажи знак! – потребовал он.
Пришлось опять расстегивать сорочку. Раджа внимательно, как доктор, осмотрел мою грудь. На круглом лице появилась грустная улыбка.
– Там нет ничего, – сказал он. – Смешно, правда?
Я пожал плечами. Мне было не до смеха.
– Мне нужно на Синфеон, – без обиняков заявил я.
– Как тебя зовут? – раджа снова улыбнулся. – Я имею в виду – твое настоящее имя? С Сандро Урией, промышленником и восседающим на Диване, я знаком.
Вот как!
– Лазар, орбитер-майор, личный номер 652292, – ответил я с испугавшей меня самого заминкой. Родное имя словно нехотя вынырнуло из-под наносной шелухи, с которой приходилось жить сейчас. Что делать – абсорбируюсь, как таблетка аспирина в желудке Брахмы.
Бакхи опять громко икнул, а Сита запричитала шепотом. Она отчаянно не верила, что ее драгоценнейший хозяин давно сгинул, уступив толстую шкуру пришельцу из неведомого мира. Да и кто бы поверил? Я и сам не очень-то… Вдруг это всего лишь мгновения предсмертной агонии, растянувшиеся в сознании астролетчика и космонавта-исследователя?
– Последняя воля Исчадия… – раджа повертел плечами, потряс жиром на боках. – Считать тебя Избранником… И ты хочешь попасть на Синфеон. Сначала тебе было нужно на Пещерный Остров, а теперь – на Синфеон. А потом понадобится еще куда-то. Тяжела доля Избранника. Долог его путь и опасен.
– Да уж, достопочтенный. У меня не было выбора, – ответил я.
Бакхи со свистом втянул воздух, точно от резкой зубной боли, и принялся отвешивать радже мелкие поклоны, насколько это было возможно в невесомости.
– Как ты умер? – маленькие раскосые глазки раджи сверкнули. А он, оказывается, нехороший человек. Подавай ему, видите ли, подробности.
– Какая разница, – холодно ответил я. – Я не умер. Я живее всех живых. И я докопаюсь до сути! – «Поскольку иного смысла существования в газовом космосе Глаза у меня явно нет…» – договорил я про себя.
– Ты заряжен энергией Брахмы до предела, – мне показалось, что хозяин мирохода «Аравинда» одобрил мои гордые речи. – Я даже рад, что Исчадие осталось на Целлионе. Доставить из мира в мир одного Избранника, пусть даже со слугой и рабыней, куда проще и дешевле, чем четырехголовое чудище, которое никогда не спит и только и делает, что уничтожает припасы, гадит и пророчествует. На «Аравинде» нет места для армии браминов, которые бы подтирали Исчадию зады.
Раджа снова мило улыбнулся и отплыл назад.
– Мироход отвезет тебя на Синфеон, – сказал он. – Идти против воли Избранника – лишь зря гневить Зрак. Любой, кто нюхал дыхание Брахмы, не станет баловаться с высшими силами, тем более – сейчас, когда они качают нас на ладонях.
Слава Глазу! Похоже, с царьком все договорено, и проездной на мироход – в кармане. Вот только это навязанное мессианство меня беспокоит. Боюсь, ничего доброго оно мне не принесет. Слишком уж жесток мир под Взором.
– Для чего я избран?
Мой голос все-таки дрогнул! Позор на седины Сандро Урии!
– Мне не дано знать такие вещи. – Раджа помотал головой. – Об этом тебе будет сказано на Синфеоне.
«Хитрит! – сразу понял я. – Нехорошо, капитан!»
– И все-таки, раджа. Я не верю, что такой высокопоставленный асур, как ты, достопочтенный, может быть несведущим.
Хозяин мирохода поморщился.
– Тьма наступает. Хаос наступает, – ответил он неохотно.
Ясно. Как всегда: задаешь конкретный вопрос и слышишь в ответ бабушкины сказки… Но что еще можно ожидать от человека, который верит, будто живет внутри черепа Брахмы?
– Пока никто из избранных не смог как-либо помочь Колесу, – договорил раджа.
– А что нужно сделать? – полюбопытствовал я.
– Мне не дано знать, – снова вильнул раджа. – Для этого нам и нужен избранный, чтобы понять – что нужно сделать, – добавил он. – Добро пожаловать на борт «Аравинды», Избранник, слуга-мертвец и рабыня-дочь, она же – рабыня-мать. Мы берем курс на Синфеон!
Вот и договорились.
Раджа кликнул слуг, и они с почтением препроводили нас в каюты. Ситу направили в женскую половину. Перед тем как проститься с нею, я попросил передать привет Ниле. Сита ответила: «Не смею ослушаться» и печально так потупила взор.
И все же как Сита, дочь вольного слуги, стала моей рабыней? Надо будет на досуге поговорить с этой парочкой по душам.
Нам с Бакхи отвели отдельную каюту. Большая кровать под балдахином предназначалась для Избранника. Мне выдали шелковую ночную рубашку, помогли переодеться и затем прикрепили ремнями к ложу. Белье было чистым и накрахмаленным до хруста. В каюте пахло благовониями, несколько вентиляторов гоняли теплый воздух. Ярко сияли под плафонами электрические лампы.
Бакхи устроили на соседней кровати. Заветный сундучок старый прохвост привязал к ножке стальной цепочкой.
– Спи, раб! – приказал посвященный. Мой слуга запрокинул голову, что-то забормотал и отключился.
Татуированное чело возникло надо мной. Глаз, который на всех зрит, словно хотел мне подмигнуть.
– Спи, Избранник.
И Глаз действительно принялся моргать в приступе безудержного нервного тика. Я понял, что уже сплю.
Часть вторая
Глава 11
Жертва была напрасна. Вимана-мироход не достиг цели. Может быть, потому, что мы сменили первоначальный курс? Брахма разберет…
Сквозь проломы в оболочке гондолы взору открывалась сплошная стена зарослей. Масса зелени, пронизанной сиянием Глаза. Если бы не ничтожная сила тяжести, могло показаться, что гигантский воздушный корабль рухнул на одну из планет Колеса. Но скорее всего, это был астероид: каменюка гораздо крупнее той, что торчала из обшивки мирохода, виденного мною в первый день пребывания на Целлионе. А может, и не одна каменюка, а целый дрейфующий архипелаг.
Похоже, у меня будет много времени, чтобы разобраться в этом.
Пованивало горелым. Среди обломков мирохода парили трупы асуров и живые, но оглушенные воздухоплаватели. Выжившие осматривали повреждения, собирали уцелевшую утварь.
Пользуясь привилегированным положением Избранника, я подозвал ближайшего асура. Судя по шнуровке, тот был механиком.
– Что случилось, достопочтенный? – спросил я.
Черные глаза молодого асура смотрели на меня исподлобья, но без вызова.
– Глаз Брахмы больше не зрит на нас, – пробурчал он.
– А конкретнее?
Механик пожал плечами.
– Мой долг блюсти огненные сосуды виманы, – произнес он со свойственной обитателям мира Колеса вычурностью. – Те, кто отвечает за сноровку и проворность корабля, были в рубке, когда мироход столкнулся с Бродячим Хребтом. Они погибли.
Вероятно, это случилось в тот момент, когда я проснулся. Собственно, ужасающий грохот и треск и вырвали меня из гипнотического сна. Привязные ремни лопнули, меня припечатало к покореженной переборке. Благо я успел выставить руки – сработали рефлексы космонавта, – иначе мою «избранную» физиономию украшал бы сейчас расквашенный нос. Синяки и царапины – не в счет. Их я прикрыл халатом, шароварами и тюрбаном. А вот разукрашенная физия сильно подпортила бы мне имидж…
– Я должен спешить, Избранник, – сказал молодой асур. – Десятник велел осмотреть топливные вместилища.
– Да-да, поспешай, – откликнулся я, думая о своем.
Точнее – о Ниле. Жива ли? Цела ли?
Бакхи вместе с сундучком из нашей общей каюты пропал: я видел оборванную цепочку. Впрочем, судьбы его и Ситы меня волновали в последнюю очередь. Слуги есть слуги. Рассуждай я таким образом на Мире, наверняка бы подвергся осуждению, но в газовом космосе это было само собой разумеющимся, и стыдиться тут нечего.
Размышляя, я пробирался к пролому. Осколки иллюминаторов не хрустели у меня под ногами, а собирались под потолком в стеклянистые неторопливые ручьи. Поврежденные шпангоуты и свисающие то тут, то там шланги и кабели служили надежной опорой.
Я ухватился для верности за излом обшивки, выглянул наружу.
– Осторожнее, Избранник, – буркнул проплывающий мимо седоусый асур-гвардеец.
– Почему? – не преминул поинтересоваться я.
– Хриши, – непонятно объяснил он. – Мигом откусят голову, достопочтенный, и не посмотрят, что ты отмечен Глазом…
Не церемонясь, он подтянул за ногу труп своего товарища, снял с его пояса устройство, на поверку оказавшееся полуавтоматическим арбалетом с револьверной обоймой. Швырнул мне.
– На вот, держи!
Я машинально подхватил оружие, пробурчав сварливо:
– А ничего посолиднее не нашлось?
Гвардеец усмехнулся.
– Огнестрел здесь опаснее хришей, – отозвался он и удалился по своим делам.
Я провел рукой по внешней обшивке гондолы. Воззрился на испачканные сажей пальцы. Смысл сказанного гвардейцем медленно, но верно доходил до меня.
Бродячий Хребет – скопление астероидов, скрепленное в одно целое растительностью. Я видел длинные, протяженностью в десятки миль, лианы толщиной с портовый трос. Лианы тянулись от одной летающей горы к другой, словно ванты исполинского подвесного моста, построенного безумным инженером. Нетрудно было догадаться, что лианы эти полые и наполнены легким горючим газом. Водородом, скорее всего. Когда мироход наскочил на Хребет, произошел взрыв. Его-то я и услышал сквозь сон. Пожар, впрочем, быстро погас. Парящие джунгли полны влаги. Но это не значит, что здесь можно безнаказанно палить из магазинников и пулеметов.
Держа арбалет наготове, я вновь высунулся за пределы оболочки. Дух занялся от красоты, открывшейся моему взору. Лианы разбегались вверх и вниз, вправо и влево; вокруг них парили клубки изумрудной паутины, подвешенные к гроздьям молочно-розовых пузырьков. Ни дать ни взять спутанные ожерелья жемчуга на зеленых нитках. Морщинистые коричневые стволы лиан усеивали радужные пятна – то ли цветы наподобие орхидей, то ли бабочки.
Подул легкий ветерок, и «орхидеи-бабочки» сорвались с места, закружились, выпустили жгутики, застрекотали и унеслись в верхние ярусы воздушного леса. Это было красиво. Настолько красиво, что я едва не поплатился за это жизнью. На мою голову обрушилось что-то тяжелое. К счастью, мне удалось отпрянуть – неведомая тварь успела сорвать с меня только чалму. Я натолкнулся спиной на отогнутый лист обшивки, рефлекторно ухватился свободной рукой за болтающийся в воздухе шланг, повис на нем, как бандерлог.
Клекот, в котором мне почудилось разочарование и ярость, донесся снаружи. Послышалось хлопанье крыльев. Я присмотрелся к беснующейся за бортом твари. Это была не птица, а… демон. Самый натуральный демон – тощий, длинный, с широкой клинообразной грудью, большой уродливой головой, усеянной шишковатыми выростами и гребнями. Демон трепетал кожистыми крыльями, точнее – единой перепонкой, соединяющей верхние конечности с нижними, скалил острые зубы и клекотал совсем как диатрима в целлионской пустыне.
– Чего орешь! – крикнул я, демонстрируя демону арбалет. – Убирайся, пока цел!
Летающая тварь вняла предупреждению. Разодрала в клочья мою роскошную чалму, взмахнула хвостом и канула в мерцающую бездну.
– Зря ты его пощадил, Лазар! – раздался позади меня мелодичный голос.
Я обернулся. Это была Нила, летчица моя ненаглядная. Жива и здорова. Если она и переодевалась в шелковые одежды, то теперь опять сменила их на кожаные. Кому как, а мне она в них нравилась. На поясе Нилы болталась кобура с магазинником, как будто летчицы не касалось предупреждение насчет огнестрелов, к левой руке был пристегнут небольшой арбалет, более изящный, чем мой. В глазах ее не читалось ничего, кроме сосредоточенности и холодной решимости.
– Почему – зря? – спросил я, стараясь не выдать своей радости. – Пусть живет, уродец.
– Это хриш, – сказала Нила. – Если человек попадет к хришам в плен, они живьем сдерут с него кожу, чтобы насладиться воплями, и лишь потом сожрут. У нас, асуров, бытует поговорка: «Сколько раз ты встретишь хриша, столько раз и убей». Ясно тебе, Избранник?
– Ясно, – проворчал я. – Чего тут неясного. В следующий раз – непременно.
– Этот следующий раз скоро случится, – откликнулась она. – Хриш, которого ты пощадил, – разведчик. Не пройдет и часа, как здесь будет вся стая.
«Ладно-ладно, устыдила, – подумал я. – Могла бы и что-нибудь приятное сказать. Например, что рада видеть меня целым и невредимым. Никакой благодарности… А ведь я, считай, дважды спас ей жизнь».
– Надо бы сообщить радже, – сказал я.
Нила кивнула.
– Собственно, я за тобой, Лазар, – проговорила она. – Раджа собирает совет.
Цепляясь за что попало, уворачиваясь от мертвецов и массивных обломков, мы проникли в уцелевшие помещения гондолы. Здесь царил почти идеальный порядок. Асуры-слуги успели закрепить все, что сорвалось с места, и выбросить мусор. Гудели вентиляторы, нагнетали прохладный воздух. Только здесь я почувствовал, насколько же снаружи жарко. Неудивительно, что растительность процветает на Бродячем Хребте. Непонятно только, что служит источником этого аномального для газовой среды тепла. Ведь там, на орбите Целлиона, дыхание Брахмы было леденящим.
Я невольно взглянул на свои руки, покрытые розоватой, почти младенческой кожей на обмороженных местах. Выходит, я проспал немало времени, прежде чем «Аравинда» наскочила на эти цветущие рифы в газовом океане. Куда же нас занесло? Если учесть, что мы сменили курс и направились к орбите Синфеона, то есть внутрь системы Глаза, неудивительно, что здесь так жарко…
Почтительные слуги распахнули украшенные причудливым орнаментом двустворчатые двери. За ними оказались просторные покои, битком набитые асурами. В центре покоев возвышалась громадная кровать. Балдахин над нею был подвязан к верхней части рамы. Среди пышных шелковых подушек восседал в позе лотоса сам помазанник Глазов раджа Аджант-Баба. Вокруг него, прилепившись к потолку и стенам, угнездились начальники рангом пониже, главенствующие над слугами, пилотами, механиками и гвардейцами. Посвященные с татуировками на лбу разместились в изножье хозяйского ложа. В дальнем углу я разглядел своих преданных слуг. Сита воззрилась на меня полными счастливых слез глазами, а Бакхи, баюкающий на руках заветный сундучок, лишь коротко, как старому знакомому, кивнул. Куда опять подевалось его раболепие?
– А вот и сам Избранник! – воскликнул раджа. – Почтил нас своим присутствием.
Сарказм в его голосе меня не порадовал. Тем более что остальные асуры посматривали в мою сторону с плохо скрываемой враждебностью.
Они что, винят в катастрофе меня?
– Начнем, пожалуй, – пробормотал хозяин «Аравинды». – Достопочтенный Босхо, – обратился он к худому, мрачному асуру в темном халате с серебряной шнуровкой, – сообщите о происшедшем.
Голова Босхо была перебинтована. По узкому желчному лицу скользнула гримаса боли.
– Достопочтенным асурам известно, – начал он глухо, – что после смены курса, – быстрый злобный взгляд на меня, – Брахма оставил нас своими милостями. Переход между Целлионом и Бхаскаром, который в обычных условиях занимает не более пяти дней, на этот раз занял пятнадцать – триста фарсахов мы шли против встречного течения. Жернова равновесия едва удерживали нас на курсе. Мои люди сменялись каждые три часа и все равно валились с ног от усталости. На выходе из встречки нас потрепало грозой. Заклинило винт пятого сосуда по левому борту. Топливное вместилище второй правой спарки дало течь. Лишь ценою жизни двух механиков удалось избежать воспламенения. Наконец, мы воспользовались силой Вишала и вышли на спицу внутреннего обода Колеса. Но напрасно мы возглашали благодарственные гимны – вихревое течение между Вишалом и Арраканом вынесло «Аравинду» в полосу штормов, где нас трепало двадцать дней, пока не выбросило на рифы Бродячего Хребта. Сменные навигаторы в рубке погибли от взрыва горючего газа в стволах лиан. Хвала Глазу, что не сдетонировали наши собственные вместилища, как это случилось с «Рамой» и «Кришной», но как единое целое вимана-мироход «Аравинда» больше не существует. Если великий раджа сочтет меня заслуживающим кары, я с покорностью приму ее.
Асур Босхо поклонился хозяину мирохода и застыл в позе эмбриона. Приторно-сладкое лицо раджи стало еще слаще.
– Начальник навигаторов выполнил свой долг и достоин награды, – возгласил он.
Босхо выпрямился, преданно глядя на хозяина. Тот снял с жирного пальца платиновый перстень с рубином и бросил его начальнику навигаторов.
– Что скажет достопочтенный врачеватель Сахи? – спросил раджа.
Из тесных рядов выбрался маленький и на вид весьма жизнерадостный асур.
– По подсчетам моих людей, о великий помазанник Глазов, потери наши составили около двадцати четырех процентов…
– Назови точные цифры, – прервал его хозяин мирохода.
– Тридцать пять погибшими, восемьдесят три ранеными, из них пятнадцать – тяжелые, – уточнил Сахи.
«Значит, всего на борту мирохода порядка пятисот человек», – подсчитал я.
– Скорблю о потерях, – пропищал раджа. – Очищающее погребение в Огне здесь небезопасно, – продолжил он, – посему воспользуемся древним обычаем первых мироходцев… – Раджа воздел заплывшие очи горе. – Да примет дыхание Брахмы их души.
Все присутствующие, кроме единственного атеиста – меня, – забормотали молитву.
– Настало время выслушать начальника гвардии салара Рахула, – сказал хозяин «Аравинды», когда умолкли самые благочестивые. – Долго ли нам ждать нападения брахмомерзких хришей, достопочтенный?
С потолка спустился давешний гвардеец, вооруживший меня арбалетом. Оглядел молодецки почтенное собрание, оскалился весело. Чем-то он напоминал мне покойного Алака, только зубы не подпиленные, а наоборот – крупные, ровные, белые.
– Хриши могут напасть в любой момент, достопочтенные, – сказал Рахул. – Придется драться. А, как известно, дерутся они, словно сущие дьяволы. Мои гвардейцы могут не устоять, если за мечи и арбалеты не возьмутся все способные держать оружие.
– Обещаю тебе, салар, – проговорил раджа, – если понадобится, под ружье встанут все, включая поваров и моих личных слуг.
– Мудрость твоя не знает границ, – отозвался Рахул.
Хозяин мирохода перешел к опросу начальников меньшего ранга. Я не особенно прислушивался, о чем они говорили. И без того было ясно, что дело наше плохо. Что потерпели мы катастрофу вдали от основных транспортных путей, и что меньше всего искать нас будут здесь. А самим нам отсюда вовек не выбраться.
Раджа вызвал некоего Даорака. Сердце мое ёкнуло: неужто старый знакомый из Джавдада? Но, увы, здешний Даорак оказался пожилым, лишь немного уступающим в тучности хозяину мирохода мужчиной со знаком посвященного на морщинистом лбу.
– Что можешь сообщить нам ты, достопочтенный Даорак? – спросил его раджа. – Зрит ли еще на нас Глаз?
– Зрит, – твердо сказал посвященный. – Бродячий Хребет – проклятое место, это всем известно. В третьем свитке Книги Нисхождения сказано: «Да низринет Брахма всякого, кто не следует путями его, да погребет он его в месте забвения…» Мы дважды нарушили повеление Брахмы. Первый раз – когда вместо Исчадия приняли на борт Избранника. Второй – когда изменили первоначальный курс…
Почтительно внимавшие ему асуры загомонили, испепеляя меня взглядами. Я заметил, что Нила, Сита и Бакхи стали потихоньку придвигаться ко мне, бесцеремонно цепляясь за одежды и плечи других участников совещания.
Раджа Аджант-Баба повелительным жестом заставил подчиненных умолкнуть.
– Если мы настолько провинились перед Брахмой, – сказал он недовольным голосом, – то почему, достопочтенный, ты утверждаешь, что Глаз Его все еще зрит на нас?
– Потому, великий помазанник, что на окраине Хребта браминами была воздвигнута Пирамида спасения, откуда можно послать на Карабеллу незримого вестника.
«Ага, – подумал я, – все-таки радиосвязь…»
– Мы немедленно направим к Пирамиде лучших гвардейцев и механиков, – изрек раджа. – Надеюсь, достопочтенный Даорак, ты не откажешься сопровождать их.
– Как я могу, – проговорил тот, пожав рыхлыми плечами.
– Ты захватишь с собой также наших гостей… Я опасаюсь волнения среди других пассажиров, которые оплатили путь до Арракана, а вместо него оказались… гм… в месте забвения…
– Это мудрое решение, великий помазанник Глазов, – отозвался Даорак, отчего-то покосившись на меня.
– Тогда не мешкайте, собирайтесь немедленно, – приказал Аджант-Баба.
– Не лучше ли принести Избранника и его слуг в жертву? – вдруг спросил начальник навигаторов Босхо. – Если гнев Брахмы вызван появлением чужака на борту, не стоит усугублять нашей вины перед пассажирами. Люди и так в ярости, а что будет, если они узнают, что мы стараемся укрыть так называемого Избранника в надежных стенах Пирамиды спасения? Ему, – он яростно ткнул пальцем в мою сторону, – придется доказать, что он необходим там!
Поднявшийся среди асуров ропот свидетельствовал, что большинство разделяет точку зрения Босхо. Бакхи и обе девушки возникли рядом со мною. В руке старого слуги блеснул кинжал. Нила стиснула рукоять пистолета. А Сита сняла с локтя летчицы маленький арбалет. В минуту опасности для Избранника она, похоже, забыла о своей неприязни к сопернице. Это радовало.
Огорчало лишь то, что сам помазанник Глазов помалкивал и испытующе смотрел на меня. Даорак и Рахул тоже чего-то ждали. Я понял, что жизнь моя и моих спутников целиком зависит от того, оправдаю ли я доверие этих трех высокопоставленных асуров.
Что же такого сказать, чтобы вся эта шатия заткнулась? Что-нибудь такое, что их удивит. Причем – всех сразу. Независимо от того, враги они или мои сторонники. Ведь я, шаках задери, Избранник, а не…
– Я умею обращаться с машиной незримого вестника, – ляпнул я первое, что пришло на ум.
В спальной раджи на мгновение повисла тишина. А затем асуры загомонили. Все сразу.
– Хвала Глазу, наконец-то толковый перехожий нашелся…
– Ведь одни беспомощные безумцы попадались…
– А я говорил вам, не могло Исчадие избрать кого попало…
– Мы еще посмотрим, как он умеет обращаться с вестником…
– А я ему верю – что я, перехожих не видел…
Даорак знаком велел следовать за собой. Мы поклонились радже и гуськом выплыли из спальни. Замыкающим был Рахул, он счастливо улыбался и постукивал твердыми коричневыми пальцами по изукрашенной сапфирами рукояти своего акинака. Не длинной, но почти торжественной процессией проплывали мы по коридорам уцелевшей части гондолы. Встречные асуры почтительно уступали нам дорогу. Из открытых дверей спален доносились стоны и хрипы раненых, вентиляция гнала волны не слишком приятных запахов – смесь аммиака и хлороформа, но я ни на что не обращал внимания. Мозаика сложилась в моей голове.
Безумные перехожие? Значит, видение, посетившее меня, когда я умирал в приемной короля браминов, не было предсмертным бредом. Выходит, я не первый перехожий из нашего мира в газовом космосе, но, похоже, первый удачный. Исчадие не напрасно избрало именно меня, наделив невидимым мне изображением Глаза на волосатой груди Сандро Урии. Несчастные мои предшественники… Оказываясь в мире, напоминающем видение умалишенного, они быстро погибали или, в лучшем случае, слетали с катушек. Наконец, Исчадие остановило выбор на мне, провело через смерть и воскрешение, дабы подготовить к выполнению некой миссии; а потом мутант приказал убить его – умертвить мозг, который служил мостом между Центром Розы и газовым космосом.
Это все, конечно, благородно, но как узнать, в чем именно заключается моя миссия? Поговорить, разве, с посвященным Даораком?..
Нила вдруг прижалась ко мне и прошептала:
– А ты мне нравишься, Лазар… Раньше думала: грязный похотливый старик, а теперь гляжу – молодой батыр! То-то твоя рабыня на меня зыркает, сама на тебя слюнки распустила…
Удивленный столь внезапной откровенностью, казалось бы, неприступной летчицы, я не нашелся что ответить. А когда нашелся – не успел. Распахнулась очередная дверь, мы вылетели в обширную залу, в переборках которой зияли проломы. И в эти проломы лезли, словно тараканы, крылатые демоны.
– Хриши! – взвизгнула Нила, выдергивая из кобуры магазинник.
– Харра! – прорычал командир асуров-гвардейцев.
Он оттолкнулся от комингса, как заправский космонавт, несколько раз перекувыркнулся через голову – меч в его руке сверкал, будто пила-циркулярка, – и стремительно врезался в толпу хришей. Полетели отрубленные конечности, рассеченные перепонки затрепетали. В воздухе поплыли стайки кровавых пузырьков. Но хришей это не остановило. Всё новые и новые демоны протискивались в зал. Нила уворачивалась от их бросков, с завидным хладнокровием всаживая пули в уродливые головы.
Я был прав, ей было наплевать и на опасность применения огнестрельного оружия в насыщенной горючим газом среде, и на то, что отдача от выстрела швыряла ее по всей зале по причудливой и непредсказуемой траектории. Она сама была непредсказуема, отчаянная моя валькирия. И такой она нам с Урией и Шакаджи нравилась больше всего.
Впрочем, Сита старалась не отставать от соперницы. Стрелять она, правда, не умела, но своим визгом оглушала даже демонов. Во всяком случае – они от нее шарахались. Бакхи придерживал дочь за шелковый пояс, а сам азартно отмахивался от наседающих хришей кинжалом. Заветный сундучок он сжимал ногами.