Падшие боги Грановский Антон

4

Лодка оказалась жутко узкой и неудобной. Глеба, однако, это не слишком-то беспокоило. Беспокоило и пугало его другое. А именно – странность происходящего.

Теперь у него было время все тщательно обдумать.

Парень с волшебной гнилушкой в руках, мертвый оборотень, голодная тень, разорвавшая оборотня на куски и едва не утащившая Глеба в чащу... Ужас, который испытывал Васька перед ружьем... Ясно лишь одно: в реальности ничего этого быть не может. Не может, и все тут.

«Что происходит?» – в который уже раз спрашивал себя Глеб. На этот вопрос было всего два варианта ответа. Первый – Глеб Орлов, модный журналист, дебошир и бабник, сошел с ума. Значит, все, что он видел и видит, – это никакая не реальность, а всего лишь его галлюцинации.

Второй вариант – все это действительно происходит. И тогда слова профессора Земцова о странных смещениях пространства и времени в аномальной зоне обретают смысл. То есть... Он попал в прошлое.

Но насколько далекое это прошлое?

– Слышь, друг... А какой сейчас год?

– Двадцать пятый, ежели считать от Большого пожара в Белом Яру.

– А если считать от Рождества Христова?

– Как это?

– Не понимаешь? Ты не знаешь, кто такой Иисус Христос?

– А, ты про Иисуса, – понял Васька. – Это бог, в которого верят греки да болгары, и он все время плачет.

– А ты в него веришь?

Васька пожал плечами:

– Да на что он мне? Тетка Яронега сказывала, что Иисус чужой бог. А у нас и своих богов полно.

Глеб нахмурился. Плохо дело. Самые мрачные его догадки подтверждались. Поверить в то, что он реально попал в далекое прошлое, было сложно. Но еще сложнее было поверить в собственное сумасшествие. Галлюцинации не бывают такими яркими и убедительными. Деревья, трава, вода... Все это настоящее. И тварь, которую он убил у межи, тоже настоящая. К тому же он неплохо себя чувствует. Разве больной человек может себя хорошо чувствовать?

– Слышь, Васька? – снова окликнул он парня.

– Чегось? – отозвался тот.

– Я похож на безумца?

– Ты? – Парень вгляделся в лицо Глеба и покачал головой: – Не. Я видал безумцев, они не такие. Был у нас в деревне один безумец, Пузейка Рыжий, так он даже в лютый мороз голым бегал. И тараканов в рот запихивал. Ты не такой.

– Это верно, – согласился Глеб и вздохнул. – До тараканов пока дело не дошло. Послушай-ка, Василий... а в какой стране ты живешь?

– Ась?

– Живешь, говорю, где?

Васька улыбнулся:

– Где и все, в Хлынь-граде.

– Хлынь? – Глеб наморщил лоб, пытаясь припомнить, где он встречал это название. Что-то такое мелькало в подкорке, но толком вспомнить не удалось. Тогда Глеб продолжил допрос: – Васька, а этот твой Хлынь, он большой город?

– Немалый. Тут сам князь живет, посему и княжество наше Хлынским зовется.

– Хлынское княжество, – задумчиво проговорил Глеб. – Что-то я такого не... А какие княжества его окружают?

– Известно какие. Есть Кривичское, есть Радимичское, есть Голядь, а есть махонькое Пригорное... Разные. Иные и на княжества-то не похожи. Так, одно название. А ты почему спрашиваешь?

Глеб снова задумался. Наряду с известными названиями княжеств в Васькином перечне были и совершенно незнакомые. Может быть, Глеб попал в эпоху, когда формирование княжеств только началось?

Орлов вздохнул: черт его знает. Но, как бы то ни было, если он действительно каким-то невероятным образом попал в прошлое, то нужно расценивать это не как беду, а как невероятный шанс, который послала ему судьба.

Ну а если это сумасшествие... что ж, когда-нибудь галлюцинации пройдут, и он увидит перед собой белые халаты врачей. А покуда этого не случилось, нужно верить собственным глазам.

«Пусть будет, что будет», – подумал Глеб. А потом повторил это вслух:

– Пусть будет, что будет.

Эта простая фраза помогла ему успокоиться, но жутковатый осадок в душе остался. Во всем происходящем – будь то психическое расстройство или перемещение во времени, о котором говорил профессор Земцов, – было что-то патологическое, неправильное. И ощущение этой неправильности действовало на Глеба угнетающе.

– Васька! – снова окликнул он.

– Чего?

– Твое имя – оно ведь не славянское?

– Не славянское, – подтвердил парень. – У нас таких много. То еще при дедах наших случилось. Пришли к нам знающие грамоте люди из Македонской Булгарии. Подружились они с нашими властителями, буквам глаголицы их обучили. В их честь наши властители детишек своих нарекли. А там и прочие подхватили. И пошло-поехало. Дурное дело нехитрое, – заключил Васька.

– Погоди... – Глеб напряг память. – Скажи-ка, эти гости были христиане?

– Ну.

– Если не ошибаюсь, в Болгарии христианство приняли в девятом веке. А на Руси – в десятом. Значит, мы сейчас... где-то посередине? Уф-ф... – Глеб вспотел. – Бред какой-то. Этого не может быть.

– Чего не может-то? – не понял Васька.

– Пару дней назад я пил виски и болтал по телефону с Катькой Корольковой. А сегодня сижу в допотопной лодке с парнем, обутым в дырявые сапоги.

Васька обиженно просопел:

– Теперь тебе и ичиги мои не угодили. Вот погоди, разбогатею – куплю себе десять пар яловых сапог! Вот тогда и посмотришь, каким гоголем Васька Ольха ходить может!

Васька насупленно отвернулся и более на Глеба не смотрел.

5

До Хлынь-града добрались уже в плотных сумерках.

Широченные дубовые створки огромных городских ворот были распахнуты. У ворот стояли ратники, числом не менее пятнадцати, и о чем-то негромко переговаривались. На Ваську Ольху и Глеба они не обратили внимания, как на всякую входящую в город либо покидающую его шушеру.

Васька и Глеб миновали ряды низких, ветхих, похожих на собачьи будки избушек, в которых ютилась беднота. Потом прошли через площадь, мимо тесно громоздящихся дощатых лавок, балаганов, рогожных палаток. Торговцы уже убирали с шестов товары, навешивали на двери тяжелые замки. В калашном ряду, несмотря на сумерки, дымили печки, от них доносился запах пирогов.

На земле, у одной из лавок, сидел нищий. Завидев Глеба и Ваську Ольху, он протянул тощую грязную руку и тихонько и тоненько заблеял:

– Пода-а-айте убогому сиротке... с го-о-олоду помираю.

– Боги подадут, – небрежно сказал ему Васька Ольха.

Глеб чувствовал себя так, словно попал в чей-то сон. Все вокруг было нереально, сумеречно, как бы не по-настоящему. На душе у Глеба было так тоскливо, что он едва сдерживался от слез.

Васька Ольха что-то рассказывал, но Глеб слушал его вполуха. У рогожной палатки стояли, тихо переговариваясь, два бородатых мужика в летних кафтанах. В сумерках их тихие голоса были слышны отчетливо и ясно.

– Плохо стало жить, – с какой-то неизбывной печалью говорил один другому. – Скуднее, тревожнее. То одна беда, то другая. За охрану от оборотней – своя мзда, от волколаков – своя. Последнюю рубаху сыми, а отдай. А кому пожалуешься, кто защитит?

– Верно говоришь, – кивнул второй. – Совсем худо стало. Повез давеча в Яров-град на ярмарку шелку-сырца и зелья огневого. И опасничать не стал – дорогой обходной поехал, а все одно проклятые достали. Две лошади упыри разорвали. Товар пропал. Как сам ушел, ума не приложу.

– Да, дела... – горестно и тихо проговорил другой. – А рыбаки из-за русавок, я слыхал, совсем обнищали. В реку уже не ходят, а разбрелись врозь и нищенствуют... Скоро сами разбойниками станут. Темные времена настают, Главан.

– Темные, Маламир. Ой темные.

Заметив, что Глеб на них смотрит, мужики замолчали и уставились на него в ответ суровыми, неприязненными взглядами. Глеб поспешно отвел глаза.

– Гляди-ка! – сказал вдруг Васька и показал пальцем на большой дом со множеством окон и с большим красным коньком на крыше.

Над дверьми дома был прибит коровий череп. У невысокого крылечка, в грязи, с разбитыми в кровь физиономиями, валялись пьяницы. Некоторые из них были в одних портках.

– Это что? – спросил Глеб.

– Кружало, – объяснил Васька Ольха. – Изба питейная.

– Кабак, что ли?

Васька кивнул:

– Угу.

Глебу вдруг до смерти захотелось выпить. Он понял, что если не пропустит сейчас стаканчик-другой, просто сойдет с ума.

– Зайдем? – предложил он Ваське.

– Можно, – ответил тот. – А у тебя деньги-то есть?

Глеб качнул головой:

– Нет.

– А серебро?

– Откуда?

Васька улыбнулся:

– А на пальце что!

Глеб рассеянно посмотрел на свою левую руку и ответил:

– Кольцо серебряное.

– Ну, так сымай!

– А разве этого хватит?

– А то! На кувшин бражки да на ведро кашки!

Васька довольно засмеялся.

Распахнув тяжелую, обитую рогожей дверь, они шагнули внутрь кабака. В паре саженей от порога, за высокой деревянной стойкой, стоял толстый широкоплечий мужик.

– Кто это? – с опаской спросил Глеб.

– Озар. Кабацкий целовальник. Он здесь заглавный. С ним не шути, сурьезный мужчина.

Всю большую комнату занимали деревянные столы и такие же лавки. Глебу обстановка кабака, стилизованная под русскую старину, напомнила любимый спортбар «Пивная пена». Не хватало только больших телеэкранов на стенах и смазливых официанток. Да и вони такой, как здесь, там не было.

Васька забрал у Глеба кольцо и положил его на деревянную стойку.

– Дядька Озар, дай нам бражки и закуски, – сказал он.

Целовальник взял кольцо толстыми, покрытыми черными волосками пальцами, осмотрел его, ковырнул лиловым ногтем. Затем повернулся к деревянным полкам, уставленным кувшинами, сгреб с полки огромный кувшин и две оловянные кружки и брякнул все это на стойку.

– Закуску принесу опосля! – пробасил он.

– Хорошо, дядька Озар. – Васька взял кувшин и пошел к дубовому столу. – Чего стоишь? – бросил он через плечо. – Кружки бери!

Глеб взял со стойки кружки и последовал за ним. Усевшись за стол, Васька разлил брагу по кружкам, поднял свою и сказал:

– Здраве будем! – И шумно отхлебнул браги.

Глеб тоже отпил глоток. Почмокал губами.

– Как? – спросил Васька.

– Не фонтан, – без особого энтузиазма отозвался Глеб.

Он запрокинул голову и – глоток за глотком – опустошил кружку.

Подошел целовальник, с грохотом поставил на стол деревянные чаши с закусками. Здесь были капуста с брусникой, вяленая рыба, студень, жареный хлеб и каша. Васька глянул на закуски, и глазки его замаслились от предвкушения пиршества.

– Лепота, – с наслаждением проговорил он.

Васька взял кувшин и снова наполнил кружки.

После второй кружки в голове у Глеба зашумело. Воняла брага жутко, а на вкус была и того хуже. Глеб отодвинул кружку и, поморщившись, спросил:

– У вас что, самогонку не умеют гнать?

Васька вскинул брови:

– Чегось?

Глеб когда-то писал статью об алкогольных напитках. Он помнил, что простым сбраживанием невозможно получить напиток крепче двадцати четырех градусов – продукты брожения останавливают процесс. В большинстве же бродящих напитков содержание алкоголя не превышает пяти процентов.

Если это далекое прошлое, то крепких напитков у них скорей всего еще нет. Смирившись, Глеб выпил еще одну кружку. Голова Орлова отяжелела, но на душе у него стало чуть легче.

– Васька! – окликнул Глеб.

– Ась? – вскинул кудлатую голову Ольха.

– Твоя брага – дерьмо. Перебродившая моча. На свете есть множество отличных крепких напитков. Водка, виски, джин, текила... Скажи-ка, ты когда-нибудь пробовал текилу?

– Чегось?

Глеб вздохнул:

– Эх, темный ты человек, Васька Ольха. Налей-ка еще браги.

За соседним столом беседовали купцы. Глеб прислушался к их разговору.

– Поляне нынче – лучшие друзья хазар, – говорил один купец, приземистый, рыжий, краснолицый. – Когда хазарскому кагану самому за дело браться лень, он полянских князей науськивает.

– А тем только того и надо, – отозвался чернявый купец. – Уж который год на земли древлян и дреговичей походами ходят и дани берут. Не ровен час и до нас доберутся.

– Полянам самим несладко, – возразил третий купец, белесый, с козлиной бородкой. – Их, окромя хазар, еще и печенеги клюют.

– Клюют, – согласился рыжий. – Вот они на нас и отыгрываются. Сами-то хазары давно на нас не хаживали. Все больше грозятся.

– А чего на нас ходить, – пожал плечами чернявый купец. – Мы дань исправно платим. По серебряному щелягу с сохи – как и положено. А иногда и поболе. У меня о прошлую осень хазары две подводы с вяленой рыбой, беличьими шкурками и рыбьим клеем забрали.

– Постыдно это, – сказал козлинобородый купец.

– Постыдно, – согласился чернявый. – И так дотоле будет, пока с соседями не сдружимся и вместе по кагану хазарскому не вдарим.

– Сдружишься ты с ними, как же, – усмехнулся рыжий. – Попадешься какому древлянину, так он с тебя шкуру живьем снимет. И не посмотрит, что брат-славянин.

Купцы повздыхали.

– Я слыхал, Киев-то хазарский богатеет, – снова заговорил чернявый. – В первые города по торговле выбивается.

– Это тот Киев, что на хазарской Израй-реке? – уточнил козлинобородый.

Чернявый кивнул:

– Угу. Только поляне эту реку Днепром кличут. Править Киевом хазарский каган варягов посадил. Аскольда и Дира. А те за собой всю свою варяжскую родню притащили.

– И кто ж теперь в Киеве хозяйничает – поляне, хазары аль варяги? – осведомился рыжий купец.

Чернявый дернул толстой щекой:

– Их там теперь сам леший не разберет. Не ровен час, хазарский властитель в Киев-град свою столицу перенесет. Поляне того боятся, думают, что хазары их всех в евреев переделают.

– Как это? – не понял козлинобородый.

– А просто. Возьмет пархатый хазар свой ножик и устроит всем славянским мужикам обрезание.

Купцы переглянулись и захихикали. Отсмеявшись, рыжий купец отер мокрые глаза и сказал:

– Слыхал я давеча, что князь Орлик из Голяди на нас походом идти хотел.

– Чего ж не пошел? – спросил козлинобородый.

– Булгарцев волжских поджидал. Те обещались ему на помощь прийти, да не дошли. Сперва их лесная мордва под Муромом потрепала, а потом и хазары набежали, стрелами всех перекололи, саблями порубили.

– Туда им и дорога, – мрачно изрек чернявый купец.

А козлинобородый тяжело и горестно вздохнул:

– Эх... Живут же ильменцы. И ведь от нас мало чем отличаются. Даже на языке похожем говорим. А у них там всем вече народное верховодит, и даже сам князь под вечем ходит.

– Потому как – славяне, – объяснил чернявый. – А наш-то князь Аскольд из-под варягов. До его двоюродного деда у нас всем тоже вече народное заправляло. А теперь, вишь, по каждому поводу князю в ноги бухайся. Все плохое из-за бугра к нам прет, – заключил чернявый купец со вздохом.

– Точно, – подтвердил рыжий. – Жили бы сами по себе, даже у самого паршивого вятичского или радимичского бродяги пузо б до земли отвисало.

Купцы поухмылялись, повздыхали.

– Нам бы Перуна в главные боги, – мечтательно произнес козлинобородый. – Этот спуску никому не даст – ни хазарам, ни гофам, ни нечисти печенежской. Да и меж нашими князьями мир учинит.

– Это как же, интересно? – поинтересовался чернявый.

– Да просто. Замахнется молнией да и скажет: «Эй, князья славянские, коли будете промеж собою драться – каждому по молнии на макушку кину!»

Чернявый хмыкнул:

– Гляди, как бы тебе Велес за такие россказни товар не сгноил.

Козлинобородый усмехнулся:

– Ничего. Я с Велесом на короткой ноге. Десятую часть прибыли на жертвенные костры трачу. Не жмусь.

Глеб отхлебнул браги и повернул голову в противоположную сторону. За другим столом толстый длинноволосый бородач, переубеждая в чем-то собутыльников, повысил голос:

– Что есть жена? Светла лицом и высокими очами мигающа, и огонь лютый в членах возжигающа! Что есть жена? Покоище змеиное, болезнь, бесовская сковорода, увет дьявола!

Глеб покосился на толстяка и шепотом спросил у Васьки:

– Кто это?

– Не знаю, – ответил Васька, отламывая кусок от вяленой рыбы. – Похож на лекаря христянского. Я видал одного лекаря. У него изо рта дух шел зело целебный. У нас Щепетуха понести не могла, так этот лекарь юбку ей задрал и во чрево дунул.

– И чего?

– Да ничего. Понесла Щепетуха. А через девять месяцев мальца родила с двумя головами и четырьмя ногами. Назвали Гудимкой.

– А, это. – Глеб кивнул. – Это я знаю. Называется «сиамские близнецы». На самом деле их двое, а не один. Просто они... в общем, они срослись.

Васька посмотрел на Глеба насмешливым взглядом.

– Смешные вещи говоришь. Как же двое, когда тулово едино и руки две? Ты колдун, а простых вещей не знаешь.

– Можно подумать, ты много знаешь, – обиделся Глеб.

Васька усмехнулся.

– Да уж поболе твоего!

– Да ну? Может быть, ты знаешь, что такое ядерный ускоритель?

– А ты знаешь, сколько рыжих перьев в хвосте у сирина?

– А ты знаешь, что такое адронный коллайдер?

– А ты знаешь, куда зимой улетает гамаюн?

Глеб вдруг вспомнил, что находится в прошлом, и в сердце у него снова засаднила тоска. Ему стало так страшно, что к горлу подкатила тошнота. Он вздохнул и хрипло проговорил:

– Выйду на улицу, глотну свежего воздуха.

– Зачем? – не понял Васька.

– Душно здесь.

Васька понюхал воздух и пожал плечами.

– Как всегда. Это тебя после Гиблого места колотит. Чудом ведь смерти избежал. Даром что колдун.

Глеб вспомнил ледяное прикосновение таинственной тени, вспомнил, с какой легкостью невидимый монстр разорвал на куски пса, – вспомнил и поежился.

– Эта тень... – проговорил он, запинаясь. – Тень, которая пришла к нам из леса... Ты раньше с такой сталкивался?

Васька сдвинул брови и сухо ответил:

– Нет. И я не хочу об этом говорить.

Глеб пригляделся к парню внимательнее и с удивлением заметил, что тот тоже отбивает зубами дробь.

– У тебя что, тоже колотун? – удивился он. – Тебя тоже колотит, верно?

– У меня после Гиблого места всегда так, – хмуро отозвался парень, не глядя на Глеба.

– Вот как? А ты ведь говорил, что забрел в Гиблое место случайно. Погоди... – Глеб прищурился. – Кажется, я понимаю. Ты вовсе не заблудился, верно? Ты «добытчик»!

– Тс-с! – шыкнул на него Васька и боязливо зыркнул глазами по сторонам.

– Ладно, не бойся, – примирительно произнес Глеб. – Я никому не расскажу про твою тайну.

Покачиваясь от выпитой браги, Глеб поднялся из-за стола.

– Я тебя провожу, – сказал Васька и тоже встал.

Проходя мимо стойки, Васька Ольха сказал целовальнику:

– Мы скоро вернемся, дядька Озар.

Целовальник сдержанно кивнул.

6

На улице было по-ночному темно, но участок дороги перед кружалом был освещен светом, падавшим из окон, и берестяными факелами, призывно горящими по обе стороны от входа в питейное заведение.

Глеб вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. На душе у него было паршиво.