Смуглая ведьма Робертс Нора
Она наложила руку на неглубокий порез, закрыла глаза. Увидела его кисть — сильную, широкую, завораживающую видом шрамов на костяшках пальцев — следов его боксерского прошлого. Кровь, а под кожей, если заглянуть глубже, — тонкая черная линия, полоска яда, внесенного Кэвоном.
Этого она и боялась.
Вытянуть его, приказала она себе. Вытянуть яд и выкинуть прочь. Снова белое против черного. Свет против мрака. Вытянуть и выкинуть, пока он не проник глубже и не растекся по организму.
Она чувствовала, как понемногу уходит яд, словно выгорает. По тому, как онемела его рука, она знала, что Бойлу больно. Но рана теперь была чиста. Медленно и бережно она приступила к заживлению царапины. Теперь больно было ей — легкие покалывания, жжение. Но они делались все слабее и слабее.
Теперь, когда яд был удален, осталась просто царапина, как он и говорил.
Она открыла глаза — он смотрел на нее.
— Ты побледнела.
— Пришлось потрудиться. В первый раз такое делаю. — У нее немного кружилась голова и пару раз свело живот.
Но рана была чистая, а теперь и вовсе затянулась. Айона внимательно осмотрела руку и осталась довольна.
— Он применил яд. Не знаю, насколько яд был опасен, но он мог разойтись по телу с кровотоком. Невелика хитрость, зато теперь яда нет. Неплохо бы Коннору показаться.
Бойл не сводил с нее глаз. Пальцы его сжались в кулак.
— Я бы сказал, ты отлично справилась.
— Интересно, был ли он готов к тому, что я утяну тебя с собой. Сама не пойму, как это вышло. Но ты мне подсказывал, что надо делать. Огонь. Это ты мне подсказал, и все сработало.
— Ты сожгла его дотла.
— Ну, это не первый и, уверена, не последний раз.
— Уж точно не последний.
— Ты уж извини, что я тебя с собой утащила, но я очень рада, что ты был со мной.
— Во всяком случае, получили очередной опыт.
Опыт, который дал ему приличную встряску, а еще больше озадачил. Бойл недоумевал, почему все время он ощущал полное спокойствие, абсолютную веру в то, что все, что нужно, Айона сделает.
— Это было как во сне, — продолжил он, — когда соображаешь медленно и не удивляешься никаким странностям.
— Я произнесу заговор над кроватью, а лучше — пусть это сделает Брэнна. Должно помочь.
— Я его ранил. — Бойл еще раз размял пальцы. — Думаю, удара он не ожидал. А удар был хороший, это я точно могу сказать. И еще я думаю, яд предназначался тебе. А случись такое, сумел бы я вытянуть его из раны, как это сделала ты для меня? Не знаешь? А если бы я это сделал, мог бы своевременно доставить тебя к Коннору за помощью, если бы счел это необходимым?
— Ты знал, что делать. — Она машинально принялась массировать ему плечи и обнаружила, что они напряжены. — Ты знал, что нам поможет огонь, и ты был так спокоен! Твое спокойствие передалось и мне. Теперь буду знать, что, если он когда-нибудь опять на нас нападет, ты подскажешь, что делать.
Она глубоко вздохнула.
— Есть хочу — умираю. Пойду приготовлю завтрак.
— Я сделаю. Повар из тебя никудышный.
— Святая правда. Хорошо, ты готовь. А я позвоню Брэнне, расскажу ей — на всякий случай. Поездка-то не отменяется?
— Не вижу, что могло измениться.
— Отлично. Пойду приму душ, а потом позвоню Брэнне. Подобрее будет, если лишние пятнадцать минут поспит.
— Поставлю чайник.
Но сперва он взял телефон и, пока она была в ванной, набрал номер Фина. Прежде чем жарить бекон, ему надо услышать, что скажет Финбар Бэрк.
Глава 15
Это была страна, откуда вел свое начало ее род. Сейчас, оглядывая из окна пикапа ее холмы и низины, ее зеленые просторы, Айона поняла, что эта страна не только близка ей по крови, но и мила ее сердцу.
Подобно глотку виски студеным вечером, неся тепло и уют, она проникала в самую ее душу. Зеленые холмы перекатывались под небом, закрытым слоистыми облаками, напоминающими стопку белья. Сквозь них тут и там в похожие на опалы голубые окошки проникало солнце. На изумрудных полях, разделенных нестрижеными зелеными изгородями или сложенными из камней серебристо-серыми стенками, паслись тучные коровы и пушистые овцы.
Дорога поворачивала и вилась, по обе стороны то и дело возникали фермерские жилища, амбары и прелестные маленькие домики, разбросанные по словно сошедшему с открытки, чарующему в своей девственной чистоте краю. Палисадники уже дышали весной, повсюду распускались ярко-синие, дерзко-оранжевые и деликатно-белые цветы, то тут, то там дополняемые гонцами весны — нарциссами с их нежными трубочками.
Она встретит весну в Ирландии! Впервые в жизни! И она преисполнилась решимости цвести под стать этим отважным цветам.
Дорога повернула, потом превратилась в туннель, огороженный высоченными рядами дикой фуксии, обнимающими каждый поворот и каждый изгиб стены зелени с ниспадающими алыми цветами, похожими на капли крови. Потом перед ними снова распахнулся весь мир — холмы, поля и захватывающие дух тени гор.
— Как вы это выдерживаете? — удивлялась Айона. — Неужели от этой красоты у тебя не слепит глаза, не перехватывает дыхание, не щемит сердце?
— Это мой дом, — просто ответил Бойл. — Ни о каком другом я и не мечтаю. Меня устраивает этот.
— Да… Меня тоже. — И кажется, подумала она, я этот мир теперь тоже устраиваю.
Задул ветер, дождь ударил в лобовое стекло. Потом сквозь тучи выглянуло солнце, превратив капли дождя в миниатюрную радугу.
Чудо. Простое волшебство. Айона смотрела во все глаза.
Таким же было и аббатство Бэллинтаббер.
Его чистые линии придавали спокойное достоинство старым серым камням. Аббатство расположилось в красивом месте, на фоне широких пастбищ и зеленых холмов с высящимися на заднем плане горами.
Простое величие, подумала она, сочтя оксюморон идеальным определением для этой старины и тихо текущей вокруг нее жизни. Она вышла из машины, чтобы пройтись по дорожкам, погулять по саду, не страшащемуся последних отголосков зимы, и улыбнулась при звуке принесенного ветром овечьего блеяния.
Она подумала, что могла бы сесть на траву и счастливо провести так целый день, ничего не делая — только глядя вокруг и слушая.
— Наверное, ты хотела бы знать историю этого места?
Кое-что она прочла в путеводителе, но решила, что послушать версию Бойла будет интереснее.
— Не возражала бы.
— Ну, что… Построил его Конхувар — Красная Рука Катл Мор из клана О’Конноров, так что он один из ваших.
— Ах, ну да. — Как же давно течет здесь ее кровь, подумала Айона. Какое чудо! — Как и Эшфорд, пока его не отбили Бэрки.
— Точно. И было это в 1216 году. Дату знаю потому, что восточное крыло готовятся реставрировать — кажется, по случаю восьмисотлетней годовщины. И вот легенда — одна из них — говорит, что Катл был сыном короля Тэрлаха, оказался вынужденно разлучен с матерью и должен был скрываться и работать, прежде чем занять трон. И был один человек, отнесшийся к нему со всей добротой. И вот Катл, когда занял трон, спросил, чем он мог бы его отблагодарить. И этот человек, уже старик, захотел церковь в Бэллинтаббере, и Катл повелел ее построить.
Они прогуливались по дорожке, Бойл пересказывал ей легенду, и голос его звучал то выше, то ниже под аккомпанемент овечьего хора. Оглупев от счастья, Айона взяла Бойла за руку, стараясь запечатлеть в памяти этот миг.
— По прошествии нескольких лет король вновь повстречался со стариком и получил упрек за то, что не сдержал слова. Церковь-то была построена, только в Роскоммоне.
Айона со смехом подняла на него глаза.
— Ну и ну!
— Вот именно. Тогда Катл приказал выстроить еще одну церковь, и так появилось аббатство Бэллинтаббер.
— Человек слова.
— Так говорит предание.
— Приятно сознавать, что среди твоих предков был благодарный и честный король.
— Причем наследие оказалось долговечным, потому что, как считается, это единственная церковь в Ирландии, основанная ирландским королем и действующая до сих пор.
— По-моему, это замечательно. Слишком часто люди сносят старое, чтобы на его месте воздвигнуть что-то новое, вместо того чтобы понять душу этого наследия.
— Теперь стали ценить прошлое, — добавил Бойл. — Несколько лет назад здесь играл свадьбу Пирс Броснан, и это придало аббатству новую популярность. А раньше оно было знаменито тропой Торхар Фодриг.
— То есть паломническим путем к горе Святого Патрика. Читала об этом.
— Еще рассказывают, что тут похоронен некий Шон-на-Сагарт, борец с нечестивыми священниками. Вон под тем большим деревом. — Бойл показал рукой. — Во всяком случае, так гласит предание.
— Хорошее место. Чистое. И сила в нем чувствуется. И мне кажется, я чувствую с ним какую-то глубинную связь. Странно, да?
— Так ведь твой предок строил! — развел руками Бойл.
— И ты сделал его первой точкой на нашем маршруте. — Она с улыбкой прижалась к его руке. — Спасибо тебе. — Айона посмотрела на старинный выщербленный камень с выбитой на нем надписью. — Возложение тернового венца?
— Это же не только аббатство, но здесь и хоронили, и все, какие положено, требы справляли. Это часть крестного пути. Они сделали здесь дорогу Святого Розария, то есть путь молитв, и вон там небольшая пещера, оформленная как хлев, место рождества Христова. Но это немного странно.
— Это замечательно! — Потянув его за рукав, Айона пошла по дорожке, примечая другие камни и отметки в окружении аккуратных прелестных садиков. — Такая абстракция, и в то же время так современно — настоящая находка, на фоне всей этой древности.
Она задержалась у небольшого ручья с берегами, поросшими раскидистым невысоким кустарником, чуть выше переходящим в грубые камни. Наверху стоял крест, символизирующий Распятие.
— Я понимаю, что это должно навевать грусть. И почтение. Все это так, но главное — что берет за душу! И еще это… — Она ступила в пещеру и осмотрела фигуры Марии, Иосифа и младенца Иисуса. — Это тоже чудесно — милый китч. Думаю, королю Катлу понравилось бы, что тут сделали.
— Мне, во всяком случае, ни о каких его претензиях не известно.
Они вошли в каменное святилище. Вот где ее охватило безмолвное благоговение.
— При Кромвеле здесь был пожар, — вел рассказ Бойл. — По развалинам вокруг видно, что жилые и вспомогательные помещения монастыря оказались разрушены. Но церковь устояла. Стоит и до сих пор. Вон той купели, говорят, уже тысяча лет.
— Приятно сознавать, что построенное руками человека может стоять так долго. Красиво! Витражи… Камень…
И эхо ее шагов, разносящееся в тишине, было сообразно атмосфере.
— Ты много про это место знаешь, — заметила она. — Готовился?
— Не было необходимости. У меня тут дядя работал, когда реконструкцию проводили.
— Значит, мои предки это строили, а твои — помогали сохранить. Еще одна связь!
— Верно. А еще у меня двое двоюродных братьев и несколько приятелей здесь венчались, так что я тут не один раз бывал.
— Хорошее место для свадьбы. Преемственность, забота о сохранности, уважение… И ко всему этому романтически насыщенная аура этого места — истории королей и борцов со священнослужителями, Кромвель и Джеймс Бонд… Ты только вдумайся!
Бойл рассмеялся, но она лишь улыбнулась. Она чувствовала здесь что-то особенное. Родство, узнавание, а теперь и определенное понимание.
Айона поняла, что бывала здесь раньше. Или ее предки бывали.
Возможно, приходили посидеть в этой благословенной тиши.
— Свечи и цветы, свет и аромат. И музыка. Женщины в нарядных платьях и красивые мужчины. — Она опять принялась бродить, рисуя в воображении эту картину. — Кто-то успокаивает испуганного малыша. Шуршат шаги. Радость, предвкушение и клятва в любви и верности. Да, это хорошее место для свадьбы.
Она бы и сама хотела сыграть свадьбу в этом месте, олицетворяющем старину, контрасты и долговечность.
Она вернулась туда, где стоял Бойл, и снова взяла его за руку.
— Обеты, данные здесь, всегда будут иметь силу, и если люди давали их искренне, то никогда не нарушат.
Оказавшись за пределами монастыря, она побродила по руинам, провела рукой по старому камню, походила по кладбищу, где покоились давно усопшие.
Потом сделала несколько снимков на память и, не обращая внимания на ворчание Бойла, уговорила его сделать вместе с ней телефонный снимок — этакий совместный автопортрет.
— Пошлю бабуле, — сказала она. — Она придет в восторг, когда увидит… — Она умолкла.
— Что? Что такое?
— Свет. Видишь свет? — Она протянула ему телефон. — Смотри!
На снимке были они оба, Айона и Бойл, она прильнула к нему головой. Она — с веселой улыбкой, он — более сдержан.
И их изображение окружал ореол света, белого, как воск.
— Может быть, ты под таким углом взяла… Блик от солнца?
— Ты сам знаешь, что дело не в том.
— Да, не в том, — согласился он.
— Дело в самом этом месте, — благоговейно прошептала она. — Оно основано моими предками, сохранено твоими — и это далеко не все. Хорошее, сильное место. Надежное. Думаю, первые трое сюда приходили. И их потомки тоже. Теперь вот я. Я чувствую, что мне здесь рады. Это хороший свет, Бойл. Это добрая магия.
Она взяла его за руку и вгляделась в тыльную сторону кисти, где оставила рану черная магия.
— Коннор сказал, рана чистая, — напомнил он.
— Да. Свет изгоняет тени. В этом Мира была права. — Не выпуская его руки, она заглянула ему в глаза. — Но как в данные обеты, в свет тоже надо верить.
— А ты веришь?
— Верю. — Она поднесла свободную руку к его лицу и привстала на цыпочки, чтобы поцеловать.
Она верила. На самом дне души она хранила и веру, и решимость. И сердцем приняла то, что поняла сегодня, когда бродила с ним по дорожкам и чистым садикам, дышащим весной, среди витающих здесь духов, легенд и обетов, принесенных ее соплеменниками.
Она полюбила. Наконец это произошло. Полюбила так, как всегда мечтала. Он был ее единственным, мужчиной ее жизни. И с ним ей придется учиться терпению и исповедовать только одну веру. Веру в то, что он тоже будет любить, как любит она.
Она улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.
— Что у нас дальше?
— Есть еще аббатство Росс. По сути, это мужской монастырь. Росс Эрилли. Это недалеко. Думаю, тебе будет интересно.
— Едем.
Они зашагали к машине, но Айона уже знала, что непременно сюда вернется. Может быть, для того, чтобы повторить крестный путь, а может быть — просто постоять на ветру и полюбоваться просторами.
Она вернется сюда, как возвращались ее предки.
Но сейчас Бойл вел машину, а она смотрела вперед.
Айона увидела его с дороги, оно было как недоброе предзнаменование, массивное сооружение с островерхими башнями и беспорядочным нагромождением стен. Под плотной облачностью оно напоминало место из старого кино, место, где прячутся и плетут свои замыслы рыщущие во мраке неведомые существа.
Ей не терпелось посмотреть это место поближе.
Пикап подскакивал на узкой дороге, с одной стороны которой стояли хорошенькие маленькие домики, одетые в кружево садов, упрямо расцветающих вопреки холодам. По другую сторону раскинулись пастбища со множеством коров и овец.
Впереди, за всей этой чистенькой пасторальной картинкой, высились развалины.
— Я не готовился, — предупредил Бойл, — но знаю, что монастырь старый. Конечно, не такой, как аббатство, но тоже древний.
Айона прошла вперед, и стал слышен свист ветра в каменных развалинах стен и башен, хлопанье птичьих крыльев, мычание скота.
Центральная башня высоко выступала над стенами, крыша не сохранилась вовсе.
Она шагнула в дверной проем, и под ногами зашуршал гравий.
Ниши для усопших, в других случаях — утопленные в пол надгробные камни.
— Думаю, британцы, по обыкновению, выкинули всех монахов, потом, по своему обыкновению, солдаты Кромвеля довели дело до конца и все разграбили. А в довершение еще и сожгли.
— А он огромный. — Айона прошла под аркой и посмотрела вверх на башню и кружащих вокруг нее черных птиц.
Воздух словно уплотнился — будет дождь, решила она. Ветер гудел в стрельчатых окнах, свистел по узкой винтовой лестнице.
— Здесь, наверное, была кухня. — Ей не понравилось, как ее голос отразился от стен, но она все же шагнула ближе к отверстию, похожему на сухой колодец. — Встань вот тут. — Она показала на очаг, размеры которого позволяли жарить на вертеле целого быка.
Бойл переступил с ноги на ногу и жалобно взглянул на Айону.
— Да не люблю я фотографироваться!
— Ну, доставь мне удовольствие. Большой очаг — а ты такой большой мужчина.
Она сделала несколько кадров.
— Они, значит, растили для себя скот, возделывали огород, мололи муку. Вон в том колодце разводили рыбу. Францисканцы.
Айона вышла на открытое место, вынужденная даже при своем малом росте пригнуться под низким арочным перекрытием.
Череда арок, надгробные камни, трава.
— Монашеская жизнь, — проговорила она. — Раздумья в тиши… рясы… сложенные на животе руки. Внешне — сплошное благочестие, но одни были весельчаки, другие — честолюбцы. Зависть, алчность, похоть — даже в таком месте.
— Айона!
Но она продолжала идти и остановилась у ступеней рядом с нишей, где стояла каменная фигура Христа.
— Символы имеют большое значение. В этом христиане пошли по стопам язычников, вырезая и раскрашивая собственного Бога, как те вырезали и раскрашивали своих бесчисленных божеств. И никто не задумывается, что один — это часть множества, а много — это части одного.
Она шагнула на узкую балюстраду, волосы растрепал ветер. Бойл крепко взял ее за локоть.
— Здесь я умерла. Или кто-то из моих предков — чувство такое же. Это случилось по пути домой. Она слишком старая или слишком больная, чтобы ехать дальше. Одни хотели сжечь ведьму, время такое было, но ее сила угасла, и ей дали приют. На ней знак, но они не ведают, как его толковать. Медная лошадь.
Айона сжала свой амулет.
— Но он знает. Он чует ее слабость. Он пока выжидает, но придет. Завершить путешествие ей уже не удастся. И она чувствует, что он приближается и жаждет забрать то, что у нее осталось. У него же теперь осталось меньше, чем было, но этого будет достаточно. Пока достаточно. А у нее нет выбора. Сразиться с ним на своей территории, там, где источник ее силы, уже не получится. Он шепчет. Слышишь?
— Уходи отсюда немедленно!
Она обернулась.
— Дело не сделано, его надо закончить. У нее есть внучка, они очень близки, и в молодой сила бьет ключом. Она передает ей то, что осталось, как сделала самая первая из их рода, как сама получила от своего отца, и вместе со своей силой отдает и амулет. Свою ношу. Как камень с сердца. Для нее этот дар всегда был тяжким бременем, и никакая радость не могла его уравновесить. Так что силу свою и знак она передает с печалью в сердце.
А грачи бьют крыльями. На холме воет волк. По земле ползет туман. Она говорит свои последние слова.
Голос Айоны зазвенел, ветер унес слова. Ирландские слова. Выше слоистых облаков что-то прогрохотало — может быть, гром, может быть, разбуженная сила. Кружившие в вышине птицы с испуганными криками взнеслись, и над головой остались только камни и небо.
— Зазвонили колокола — как будто знали, — продолжала Айона. — Девушка плакала, но в то же время чувствовала, как в ней растет сила, жаркая и белая. Она стояла сильная, молодая, полная жизни и страсти. Так что ему в очередной раз не удалось заполучить вожделенное. И снова, и снова он ждет.
У Айоны закатились глаза. Она пошатнулась, но Бойл крепко прижал ее к себе.
— Мне надо отсюда уходить, — слабым голосом проговорила девушка.
— И поскорее. — Он подхватил ее и на руках понес по узкой лестнице, через многочисленные арки, где ему всякий раз приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, и вышел на воздух, под начинающийся дождь.
Влага на щеках вдохнула в Айону жизнь. Ощущение было божественное.
— Со мной все в порядке. Только голова немного кружится. Не знаю, что это было.
— Видение. Я как-то наблюдал Коннора в подобной ситуации.
— Я все видела: старуху, девушку, и как она умывает своей бабушке лицо. У той был жар, она как будто изнутри вся горела. Я слышала, как они говорят. И его я слышала. Как он пытался ее уговорить, вытянуть из нее все. Чувствовала ее боль, и физическую, и душевную. И как ей хотелось оградить свою любимую девочку от всех опасностей и от ответственности. Но выбора не было, да и времени тоже.
Бойл чуть подвинул ее, чтобы открыть дверь машины, усадил на сиденье, удивляясь, как у него не дрожат руки, — потому что сердце его трепетало.
— Ты говорила по-ирландски.
— Я? — Айона пригладила волосы. — Не помню. Что-то смутное… И что я сказала?
— Все я не расслышал. Что-то вроде «ты одна, а должно быть трое». И еще, кажется, «для меня это конец, а для тебя — начало». Что-то в этом духе, остальное я не понял. Глаза у тебя были черные, как у ворона, а кожа, наоборот, мертвенно бледная.
— А что глаза?
— Все как было, — успокоил он и погладил ее по щеке. — Небесно-голубые.
— Мне надо больше практиковаться. Это все равно что соваться на олимпиаду, когда не научился толком вожжи держать. А это сильнодействующее место, здесь мощная энергетика!
Он бывал тут и раньше, но ничего, кроме любопытства, не испытывал. Но сегодня, с ней…
— Оно тебя зацепило, это место, — решил он. — Или ты его.
— Или меня зацепила она, старуха. Она здесь похоронена. Когда-нибудь мы вернемся — когда все будет позади — и положим на ее могилу цветы.
Сейчас у него не было планов когда-либо еще ее сюда привозить. Однако, пока он обходил машину, чтобы сесть за руль, дождь прекратился.
— Смотри! — она взяла его за руку и показала на радугу, засиявшую над развалинами. — Свет побеждает.
Она улыбнулась. И, в восторге от этой радуги, наклонилась к Бойлу и поцеловала его.
— Умираю — есть хочу!
Ни о чем не думая, он притянул ее к себе и наградил долгим поцелуем, таким долгим, что забыл, как она только что чуть не упала в обморок.
— Тут есть одно место неподалеку, там жарят отличную рыбу с картошкой. И я бы от пива не отказался, честное слово.
— Как раз то, что нужно. Спасибо! — добавила она.
— За что?
— За то, что показал мне два удивительных места и что не дал мне упасть.
Она оглянулась на монастырь, на черных птиц над ним, на радугу. Ее жизнь изменилась — раз и навсегда. Но, в отличие от своей прапрапрабабки, Айона расценивала это как подарок небес.
В уютной кухне, с собакой, лежащей у ее ног, Айона рассказывала брату и сестре о событиях сегодняшнего дня.
— Напряженный у тебя выдался денек! — прокомментировал Коннор.
— Ох, напряженный…
— За одни сутки — три события, если можно их так назвать.
Брэнна задумчиво пила чай. Она даже не успела распустить волосы, как обычно делала после работы.
— Но только в первом участвовал Кэвон.
— В последнем тоже! — напомнила Айона. Она же чувствовала его приближение.
— Видение из прошлого. Твое или чье-то еще — все равно из прошлого. Не думаю, что он теперь замахнется на такую даль. — Брэнна посмотрела на Коннора.
— Только не сейчас. Нет. Да и к чему бы? Расскажи, что ты чувствовала — до видения, во время него и после.
— До видения? Точно не могу сказать. У меня было ощущение, что я там уже бывала. Как и в аббатстве, только там это было светлое чувство, а здесь — нет. Здесь — наоборот, какое-то тяжелое, печальное. Я видела, где все происходит и в чем суть дела, но теперь понимаю, что это была не я, а она, наша прапрабабка. У меня в голове были ее мысли, и некоторые из них — очень и очень горькие. Она понимала, что умирает, но ее страшила не смерть, а то, что она должна передать амулет, свой дар и ответственность внучке.
Я не помню, как шла по лестнице. Я просто там оказалась. Старая женщина в постели, седые, почти белые волосы. Лицо посеревшее, потное от высокой температуры. И рядом с ней — девушка, она ее умывает. Длинные рыжие волосы. Имор. По-моему, она называла девушку Имор.
— А что ты говорила по-ирландски — не помнишь? — спросил Коннор.
— Нет, только то, что Бойл услышал. Точнее — как он понял. Я помню горе, страх, а потом в комнату ворвался свет. На какой-то миг, но это было ощущение силы, необузданной, огромной. Вроде… как бы точнее сказать?… вроде шикарного оргазма. А потом опять все посерело и закружилось. Меня повело, в ногах слабость, ничего не соображаю… А когда полегчало — жуткий голод.
— Со временем приступы головокружения пройдут, — сказал Коннор. — Хорошо, что ты была не одна. А ты, значит, такого не ожидала? — повернулся он к Брэнне.
— Пока — нет. Пока нет. Я хочу сказать, она… то есть ты, — поправилась она, обращаясь к Айоне, — стремительно продвигаешься. Думаю, этому способствует твое окружение. Мы все вместе, поэтому твой дар созревает быстрее, чем мог бы. И это хорошо. Ты сделаешься сильнее, будешь менее уязвима.
— Мне стоит ждать новых сюрпризов?
— Будешь разбираться по мере поступления.
— Давай вернемся чуточку назад. Этот сон. Мы с Бойлом видели одно и то же. Это из-за того, что мы были вместе?
— Секс. — Коннор откинулся в кресле. — Сильнейший объединяющий фактор. Во всяком случае, потенциально.
— Значит, если я сплю с Бойлом, он может оказаться втянутым во все это? Но он пострадал! Поранил руку. Да еще этот яд.
— Ты с ним прекрасно справилась. У тебя хорошая интуиция.
— Но в другой раз может быть и хуже!
— По мере поступления, — повторила Брэнна. — Кэвон ранил Бойла, но тот его тоже! Кэвон ощутил удар — настоящий, реальный удар, а было это во сне, — вот что, по-моему, интересно.
— Яд был черный, он был у Бойла в крови, я видела. Если бы он проник в кровоток чуть раньше…
— Но этого не случилось! — оборвала ее Брэнна. — Мы имеем дело с тем, что есть. А всякие «если», да еще эмоции лишь затмевают суть дела.