Завещание рождественской утки Донцова Дарья

Глава 1

Если хотите отомстить мужчине, наведите идеальный порядок в его гараже.

– Ну почему папа разозлился? – ныла Вера Филиппова, устремив на меня взгляд своих странных разноцветных глаз. – Что плохого я сделала? Зашла в бокс, хотя раньше никогда туда не заглядывала, и ахнула – там просто бардак бардакович! На полках полно пустых банок из-под растворимого кофе, в которые прямо-таки инфернальная дрянь насыпана: ржавые гвозди, запутанные бечевки, винтики, гайки. Коробок гора громоздится, а внутри детские колготки рваные, тряпки замасленные, гора полотенец, которые давно выбросить пора. По углам валяются пустые пластиковые бутылки, кипы газет-журналов. Короче – мрак! У одной стены засаленная софа, она раньше у бабушки на даче в сарае стояла. Я когда дом Ангелины Федоровны после ее смерти переделывать начала, папу попросила тахту на помойку оттащить. Думала, эта ровесница египетских пирамид давно сгнила. Ан нет, мой родитель ее в гараж приволок. Настоящий Плюшкин! Но самое великолепное – телевизор. Представляешь, черно-белый, еще советского производства, похожий на гроб. В качестве антенны из него торчали длинные вязальные спицы, а к ним крепилась крышка от бака для кипячения белья… Вилка, очнись, ты меня слушаешь?

– Очень даже внимательно, – ответила я. – И как ты поступила, увидев живописную инсталляцию, созданную Георгием Петровичем?

– Воспользовалась тем, что отец уехал на две недели в санаторий, засучила рукава и разгребла все, привела гараж в идеальное состояние, – пояснила Вера. – Выкинула всю хрень-дребедень, отмыла полки, застелила их красивыми скатерками. Чуть не умерла, пока софу вытаскивала! Не поленилась съездить в магазин, приобрела раскладное кресло. Новое! Идеальный вариант – если хочешь прилечь, оно кровать, а в собранном виде лишнего места не занимает. Накрыла его прелестным голубеньким флисовым пледиком.

– И от телика избавилась? – еле сдерживая смех, поинтересовалась я.

– Конечно, – подтвердила Филиппова. – Оцени мои старания: установила современный, с плоским экраном и прекрасной антенной, который кучу каналов ловит. В качестве завершающей точки принесла оригинальную круглую вазу с букетом роз.

– Ну ты даешь! – хихикнула я. – Небось, допотопные «Жигули» Георгия Петровича пришли в восторг при виде цветов? Ты была первая, кто им букет подарил. Автомобиль не зарыдал от умиления?

– Человек должен жить красиво! – взвилась Вера. – Вот почему все пожилые люди такие? Как на дачу выедут – бомжами вырядятся, в гаражах помойку устраивают, склад ненужных вещей. Да и дома у них прямо лавка старьевщика. Между прочим, бокс я украсила не живыми цветами, а композицией из искусственных, они смотрятся даже лучше настоящих и пахнут волшебно. Это новая фишка – лепестки тряпичные, но с ароматом, их стойкими духами опрыскивают. А папа… Ты даже не представляешь, что он сказал!

– Почему же? Догадываюсь, каким эпитетом Георгий Петрович наградил «прелестный голубенький флисовый пледик», – сдавленным голосом произнесла я и, не сдержавшись, расхохоталась.

Начальница пиар-отдела издательства, которое выпускает детективы Арины Виоловой (это, напомню, псевдоним, под которым выходят в свет опусы Виолы Таракановой, то есть мои), постучала кулачком по столу.

– Вот, вот, все на мой рассказ одинаково реагируют. Главный редактор глаза закатил: «Верка, ты идиотка». Я пожаловалась на отца, который меня не поблагодарил, а, наоборот, обозлился, нашему начальнику охраны, а тот заорал: «Филиппова, я б тебя за такое убил!» За какое – «такое»? За идеальный порядок на месте свинарника? Вилка, ты меня удивила. Я считала, что у нас в «Элефанте» мужики странные подобрались, а ты женщина, писатель, и туда же!

Вера опустила уголки рта и отвернулась.

– Не дуйся, – попросила я. – Лучше скажи, зачем попросила меня приехать.

У Филипповой легкий характер. Она не злопамятна и может сердиться на вас от силы две минуты. Услышав мой вопрос, Вера мигом выкинула из головы мысли о гараже и затараторила:

– Определился победитель конкурса. Им стал Иван Николаевич Зарецкий, милейший дядька. Вы легко найдете общий язык, понравитесь друг другу. Встречаетесь сегодня через два часа. Зарецкий расскажет тебе о своем заветном желании… Вилка! Почему ты молчишь?

– Извини, пока не знаю, о чем речь, – призналась я.

Вера схватила со стола лист бумаги и начала им обмахиваться.

– Я же тебе в январе всю акцию в подробностях описала!

– Прости, – смиренно произнесла я, – на дворе середина декабря, прошел почти год, девичья память госпожи Таракановой дала сбой. Сделай одолжение, введи меня еще раз в курс дела.

Филиппова стала рыться в кипах папок, заваливавших ее стол. Я молча ждала, пока она отыщет нужную.

Верочка трудится в «Элефанте» со дня основания издательства. Пришла на должность секретарши, параллельно с работой училась и поднималась вверх по карьерной лестнице. Ей никто не помогал, у нее не было влиятельных друзей, богатых родителей или чиновного мужа. Одним словом, Филиппова – реальный пример того, как при помощи трудолюбия, исполнительности и любви к своему делу можно многого в жизни добиться. Сейчас Вера входит в совет директоров «Элефанта», возглавляет отдел рекламы и пиара. Но «медные трубы» не сделали ее ни чванливой, ни заносчивой, ни хамоватой, она по-прежнему приветлива как с сотрудниками, так и с авторами. Кстати, вы замечали, что хорошие люди, как правило, выглядят намного моложе своих злых, завистливых и подлых ровесников? Филиппова кажется юной выпускницей школы, хотя, думаю, ей за тридцать. И для меня загадка, почему Верочка, весьма симпатичная внешне, со стройной фигуркой, веселая, умная, хорошо зарабатывающая, до сих пор не имеет семьи.

Однажды Люся Коткина, заведующая отделом прозы, на вечеринке, посвященной Восьмому марта, выпив слишком много шампанского, громогласно заявила Филипповой:

– Не прикидывайся ангелом, я знаю: ты настоящая ведьма! Потому и кукуешь одна. Не будет у тебе личного счастья.

Вера решила превратить ее грубость в шутку:

– Метла бы мне не помешала, а то сегодня я простояла в пробке четыре часа. Представляешь, как круто? Народ толкается на дороге, а я лечу, оседлав помело!

Но Коткину так просто не остановишь.

– У всех колдуний глаза разные! – заорала она. – Вот и у тебя один карий, другой голубой. Тебя замуж никто никогда не возьмет!

Помнится, у меня тогда мелькнула мысль: вдруг мужчины, как и Люся, верят в глупые приметы и именно поэтому Верочка не нашла свою вторую половинку?

К слову сказать, в последнее время Людмила совершенно распоясалась. Хотя Коткина и раньше не отличалась вежливостью. Она вполне могла, столкнувшись с вами в коридоре «Элефанта», вместо «здравствуй» сказать: «Зря ты в белые брюки вырядилась – и так задница здоровенная, а сейчас вообще шире Сибири стала». С начала весны она упорно оттачивает свое «остроумие» на Филипповой, не упускает момента, чтобы побольней ущипнуть ее.

Когда Людмила Павловна стала демонстрировать открытую нелюбовь к Вере, я подумала, что Филиппову хотят уволить. Коткина, позиционирующая себя как предельно откровенного человека, всегда говорящего людям в лицо исключительно то, что она о них думает, никогда не хамит ни начальству «Элефанта», ни топовым авторам, вот такое у нее избирательное правдолюбие. То есть я хочу сказать, что заведующая отделом прозы этакая лакмусовая бумажка, и если вы слышите от нее пакости, следует насторожиться: вероятно, вас ждут неприятности. Но Филиппова до сих пор руководит пиар-службой, и я не понимаю, почему Людмила, изменив своим правилам, ее шпыняет. Слегка напрягает меня и позиция Верочки, которая вообще-то может адекватно ответить хамке, но она лишь улыбается, делая вид, что не слышит мерзких оскорблений.

Тогда, на празднике Восьмого марта, Филиппова просто отошла в сторону. А спустя пару дней я приехала в издательство и увидела, что у Веры… оба глаза карие. Очевидно, мне не удалось скрыть удивление, потому что она сказала:

– Ну давай, спрашивай… Ты будешь сто пятьдесят пятым человеком, интересующимся цветом моих очей. Ладно, сразу объясню: я вставила линзы.

– Не стоит обращать внимание на Коткину, – забубнила я, – она полная идиотка.

Верочка похлопала длинными, по-кукольному загнутыми ресницами.

– Я давно привыкла к реакции людей на то, что глаза у меня разные. В детстве из-за этого меня часто обзывали уродкой. А в садике воспитательница постоянно орала: «Верка, хорош на меня зыркать! Из-за твоих взглядов у меня несчастья случаются!» Правда, потом я в детдом попала, и вот там никто мне слова плохого не сказал.

– Милая дама… – пробормотала я, по достоинству оценив педагогические способности воспитательницы. – Не знала, что ты росла в приюте.

– А зачем об этом на всю округу кричать? – улыбнулась Вера. – Хотя я не скрываю подробности своей биографии. Попала в интернат в восемь лет, когда мама и папа умерли. А родственников у меня нет. Сначала нелегко было. Каждый вечер, укладываясь спать, я думала: «Почему бог такой злой? По какой причине не послал ко мне доброго ангела, который спас бы меня от приюта?» Но постепенно привыкла. А через два года решила: хватит ныть, надо работать, никто мне не поможет, единственный мой шанс пробиться – получить золотую медаль и поступить в институт. А вот как я отличного аттестата добивалась, это отдельная история.

– Но у тебя же есть отец, Георгий Петрович! И была бабушка! – с запозданием вспомнила я.

– Точно, – заулыбалась Вера, – только они мне не родные. Отец работал мастером на заводе, который над детдомом шефствовал. И как-то под Новый год Георгий Петрович по поручению месткома привез детям подарки. Ничего особенного, кулечки с конфетами. Вручил их, с ребятами у елки хоровод поводил, домой засобирался. Двинул к выходу и услышал в закутке тихий плач, заглянул туда, а там я хнычу, потому что хулиган Боря Юрков отнял у меня подарок. Интернат был хороший, нас ни воспитатели, ни учителя, ни заведующая не обижали, кормили вкусно, даже баловали, но дети попадались разные. Вот этот Борька на глазах у педагогов пай-мальчика из себя строил, а когда старшие отворачивались, маленьких бил, игрушки и вкусности у них отбирал. Ух, как Георгий Петрович тогда разозлился! Скандал устроил, потребовал наказать хулигана, на директрису наорал, педагогический состав построил, пообещал комиссию в детдом прислать, чтобы порядок навели. И уехал. А мне потом от Юркова по полной досталось. Мерзкий мальчишка поплакал в кабинете заведующей, пообещал более никогда никого не обижать, а сам дождался, когда Георгий Петрович уедет, подстерег меня в укромном месте и поколотил от всей души. Потом увидел, что натворил – у меня все лицо в крови было, – испугался и припугнул: «Если скажешь, что я тебя за ябедничество наказал, из окна вытолкну. Будут спрашивать, почему морда разукрашенная, – отвечай, что упала и об пол стукнулась. Не то еще хуже будет!» Я побежала в ванную умываться и в холле наткнулась на Георгия Петровича, он шапку на вешалке забыл, вернулся за ней с полдороги.

Филиппова засмеялась.

– Мало Борьке не показалось. До сих пор приятно вспоминать, как отец ему уши драл. С той поры Георгий Петрович обо мне и заботится. Хотел удочерить, но не разрешили – он же холостяк, никогда жены не было, жил с матерью, а по тогдашним законам сироту только в полную семью отдавали. Но он не сдался, уговорил заведующую, чтобы та разрешила мне субботу и воскресенье в его с Ангелиной Федоровной доме проводить. И я стала жить в ожидании вечера пятницы. Ну а когда в институт поступила и из приюта ушла, перебралась к Мишкиным навсегда. Они для меня самые родные и близкие люди, папа и бабуля. Ангелина Федоровна завещала мне свою дачу в поселке Тихий, это теперь, считай, Москва. Да ты не раз у меня там бывала, видела, как я ее перестроила.

– Благоустроенный коттедж с очень красивым интерьером, – похвалила я жилище Филипповой.

– Обожаю свой дом, – кивнула Вера. – Воздух в поселке упоительный. И хоть железная дорога неподалеку, это не мешает. А папе не особенно на природе нравится. Я ему комнату обустроила, но он предпочитает в городе задыхаться, еле-еле его в санаторий выталкиваю… Нет, Вилка, я не переживаю по поводу своих разноцветных глаз. И не обращаю внимания на лягушек, которые выпрыгивают изо рта Коткиной. А линзы нацепила потому, что вдруг на корпоративе в голову пришла мысль: я могу менять цвет глаз под наряд. Понимаешь? Мне повезло как никому!

Тот разговор состоялся весной, а сегодня Филиппова была в своем, так сказать, естественном виде, без контактных линз.

– Нашла! – объявила она, наконец вытаскивая на свет божий пару листов. – Слушай. «В связи с положением на книжном рынке…»

– Пожалуйста, не надо зачитывать весь документ, – взмолилась я, – передай смысл своими словами.

Верочка откашлялась.

– Попробую. Ты получаешь деньги с каждой проданной книги, поэтому заинтересована в больших тиражах. Издательство тоже хочет увеличить прибыль. О’кей, наши интересы совпадают. Нам надо, чтобы имя «Арина Виолова» мелькало в прессе. В принципе, все равно, что говорят, лишь бы не молчали. Поэтому «Элефант» постоянно устраивает акции. В начале года мы запустили проект «Арина Виолова выполняет заветные желания». Условия конкурса простые: купи книгу детективщицы, найди в ней купон, напиши на нем, о чем мечтаешь, и отправь нам по почте.

– Тогда оно никогда не дойдет, – хмыкнула я.

– Можно воспользоваться Интернетом, там специально открыли сайт под это мероприятие, – продолжала Верочка. – А еще надо сфотографировать твои книги, те, что есть у читателя дома, и снимок тоже отослать. В начале ноября мы подведем итог и выберем победителя. Ты исполнишь его желание, и тогда мы созовем журналистов, устроим торжественное закрытие акции, фуршет. Здорово?

– Угу, – пробормотала я, – прекрасная идея. Но меня смущает роль доброй волшебницы. Что прикажешь делать, если человек попросит купить ему квартиру или дорогую иномарку, надумает отправиться в кругосветное путешествие?

– Ну я же не дура, – обиделась Вера. – Алчных мы сразу отсеяли, выбрали милейшего мужчину, Ивана Николаевича Зарецкого. Я беседовала с ним по телефону не один раз и могу заверить, что это адекватный, воспитанный, не молодой, но и не старый человек, сорока девяти лет, причем весьма обеспеченный – ему ни жилья, ни денег, ни машин не надо. И вот самое главное, Вилка: он тебя обожает, хранит дома полное собрание твоих сочинений, подсадил на детективы Арины Виоловой своих служащих. Зарецкий – владелец крупного коммерческого банка.

– Что же он хочет? – удивилась я.

– Повеселиться, – засмеялась Филиппова. – Иван Николаевич объяснил нам: «Скоро у меня состоится торжественное событие. Мечтаю, чтобы Арина участвовала в его подготовке, съездила со мной пару раз в агентство, помогла найти ресторан, ну и так далее. Обещаю учесть все ее пожелания. Если она решит, что для презентабельности нужен слон, его приведут. С деньгами проблем нет». Вчера банкир получил от нас сертификат, где написано: «Сценарий торжества от Арины». Прямо вижу заголовки в прессе: «Писательница подарила фанату праздник». Красиво, благородно и прекрасно сочетается с твоим имиджем.

– Он же сам оплачивает мероприятие, – напомнила я, – это не совсем подарок получается.

– Нас интересует, как отреагируют журналюги, а не правда жизни, – отмахнулась Вера. И насторожилась: – Эй, ты не хочешь помогать Зарецкому?

– Ну… если честно, времени жаль… – протянула я. – Кстати, наконец-то я вспомнила, как ты мне прошлой зимой об этой акции рассказывала. Если не ошибаюсь, ты пообещала: «Не волнуйся, просто сходишь с фанатом пообедать». А теперь совсем иное вырисовывается.

– Нам идея с торжеством показалась замечательной, – растерялась Вера. – И что теперь делать? Сертификат выдан, отнять его – нонсенс. Но, Вилочка, если ты категорически не желаешь…

– Нет, нет, – остановила я Филиппову, – просто у меня приступ хандры. Костя вчера улетел в Америку, у него там дела, вернется через неделю или две, вот я и впала в уныние. Говори, где надо встретиться с Зарецким, с моей стороны ни малейших проблем не возникнет.

– Ты золото! – обрадовалась Вера. – Самородок чистой воды на сто карат!

– Тогда уж бриллиант, – поправила я.

– Ты наша общая радость! – продолжала Вера. – Слушай, приезжай сегодня ко мне домой в районе девяти. О’кей? Есть новая гениальная идея по твоей раскрутке.

– Спасибо за приглашение, но нет, – отказалась я, – у меня занятия по скалолазанию.

Вера понизила голос:

– Кстати, о твоем новом увлечении… Честно говоря, не нравится оно мне.

– Скалолазанием я занимаюсь с прошлой зимы, – возразила я, – и сделала большие успехи. Обычный фитнес – бассейн, йога и прочее – кажется мне неинтересным, а пришла на полигон – и сразу поняла: вот это мое.

– Опасно же! – не утихала Филиппова. – А ну как упадешь? Покалечишься?

Я пустилась в объяснения:

– Тренировки проходят в специально оборудованном месте, с тренером, нас страхуют. И я не только взбираюсь по стенам, еще осваиваю разные технические штучки. Сейчас полно всяких приспособлений. Например, особый крюк с веревками – цепляешь его за верх стены, садишься на перекладину, пультом включаешь механизм, и тебя медленно втаскивает наверх, руки не задействованы. Гениальное устройство, занимает мало места, простое в обращении. Слушай, хочешь, я тебя с собой на полигон возьму? Поверь, невероятно позитивные ощущения испытаешь.

Вера прищурилась:

– Я пока не готова к экстриму. И очень прошу, отложи сегодняшнюю забаву в стиле человека-паука. Знаешь, в моем кабинете кое-какие вопросы обсуждать невозможно, стены здесь тонкие, дверь вообще фанерная, а я не желаю, чтобы кто-то услышал нашу с тобой беседу. Поверь, новый проект, о котором я хочу рассказать, фантастичен. Арина Виолова станет звездой экстра-класса!

– Но меня ждет инструктор, – вяло сопротивлялась я.

Филиппова перешла на шепот.

– Не дури. Еле-еле уговорила Реброва дать денег на реализацию этой идеи. Буду откровенна: Гарик хотел сделать центром новой необычной акции литератора Богданова, но я отстояла тебя. Вилка, не упусти свой шанс! Потом, когда о Богданове вся пресса заговорит, ты руки до локтей от досады сгрызешь. Не глупи! Короче, жду тебя в двадцать один ноль-ноль. Как раз, учитывая пробки, с работы прикачу. Сядем в столовой и спокойно, без нервов и оглядки на дверь, все обсудим.

– Может, завтра? – предприняла я последнюю попытку отвертеться. – В девять часов поздно, это долгий разговор, спать захочется, а мне потом ночью домой ехать.

– Костя в Америке, зачем тебе к себе ехать? Останешься у меня, – отмела все сомнения Вера. – Впрочем, если не хочешь получить миллионные тиражи…

– Хочу, – выпалила я.

Филиппова улыбнулась.

– Значит, договорились: как только телевизор начнет показ программы «Время», ты появишься у меня. И останешься ночевать.

– Хорошо, – кивнула я, вслушиваясь в неожиданно возникший в коридоре шум.

Обычно в «Элефанте» стоит тишина, но сейчас за дверью нарастал гул голосов. Затем дверь кабинета Филипповой резко распахнулась, внутрь с воплем «Он умирает!» влетела кругленькая, смахивающая на пончик девушка.

Я вздрогнула, но Вера не проявила беспокойства:

– Петрова, давай без истерик! Вдох-выдох!

Девушка послушно засопела.

– Молодец, – похвалила Вера, – теперь вещай.

Девушка застрекотала сорокой:

– Он с Олесей говорил, и тут его скрючило. Ноги-руки задергались. Страшно, аж жуть! Тамара Геннадьевна прибежала и Людмила Коткина. Сейчас там стоят. А его колбасит и плющит.

Филиппова скрестила на груди руки.

– Анна, ты работаешь в крупном издательстве, лучшем в России и Европе. Подумай, к лицу ли младшему сотруднику пиар-службы употреблять глаголы «колбасит» и «плющит»? Если я правильно тебя поняла, кому-то в вашем с Королевой кабинете стало плохо и сотрудники позвали заведующую отделом научной книги Тамару Рогову, ранее работавшую врачом. Пошли посмотрим, что происходит.

– Вызывайте «Скорую»! – крикнул из коридора пронзительный дискант. – Да предупредите, чтоб ехали быстрее!

Филиппова вскочила и бросилась к двери, мы с Анной поспешили за ней.

Глава 2

В большой комнате на полу лежал молодой мужчина. Около него на коленях стояла женщина лет шестидесяти.

– Боже, Иосиф… – ахнула Вера. – Что с ним, Тома?

– Приступ эпилепсии, – ответила Рогова. – Но не сильный, думаю, он регулярно лекарство принимает. Нужно вызвать «Скорую», необходимо понаблюдать за больным после припадка.

Мужчина открыл глаза и попытался сесть, Тамара Геннадьевна удержала его за плечи:

– Иосиф Петрович, вам лучше не двигаться.

– Порядок, – тихо ответил тот, – это не падучая.

Рогова прищурилась.

– Да? Вы уверены?

Он вытянул вперед руки.

– Помогите мне сесть. Извините, что напугал. У меня вегетососудистая дистония.

Петрова ойкнула и шарахнулась в сторону.

– Это не заразно, – сказала Тамара.

– Верно, – подтвердил Иосиф. – Года два как началось – руки-ноги немеют, и я падаю. Еще раз прошу прощения, отмените приезд докторов. Я сам имею медобразование, правда среднее, но хорошо знаю: бригада «Скорой» ничем в моей ситуации не поможет.

– Пойдемте ко мне, – засуетилась Верочка. – Полежите на диване, попьете чаю… Аня, сбегай в столовую. Иосиф Петрович, вам надо подкрепиться. Петрова, помоги нашему любимому автору.

– Я сам, – сердито произнес Иосиф.

Затем он довольно резко поднялся и пошатнулся. Но был подхвачен под руки Аней и незнакомой мне, молча стоявшей у стены девушкой, а потом под предводительством Филипповой уведен из кабинета. Мы с Роговой остались одни.

– Жаль парня, – вздохнула Тамара, – с эпилепсией жить не просто. Он молодец, сразу после припадка встал, хотя это практически невозможно, делает вид, что ничего не случилось. Такие сильные люди могут подчинить себе болезнь, контролировать ее. Думаю, он принимает правильные лекарства.

– Иосиф говорил о дистонии, – прервала я Рогову.

Тамара Геннадьевна села в кресло.

– Вилочка, многие больные скрывают свой недуг. Видела, как глупая Аня от него даже при словах «вегетососудистая дистония» шарахнулась? Дремучесть населения поражает, Петрова испугалась заразы. Многие полагают, что от эпилептика надо держаться подальше, а то, не дай бог, подцепишь падучую. Наверное, Иосиф сталкивался с дураками, отсюда и лукавство. Ну и еще он не хочет ставить издательство в известность о своих проблемах со здоровьем. Нам предстоит подписать с ним контракт на пять лет, будем его раскручивать. Небось бедняга опасается, что издательство побоится вкладывать деньги в человека, страдающего эпилепсией, решит не связываться с хроником. Некоторый резон в его страхе есть. В прошлом году мы собирались масштабно выводить на рынок Ольгу Соломину, прекрасного повара, написавшую замечательную кулинарную книгу. «Элефант» выстроил стратегию развития бренда, намеревался отправить Олю в тур по России, ей предстояло давать мастер-классы, обучать желающих жарке-варке. И вдруг выяснилось, что у нее СПИД – ей во время кесарева сечения переливали кровь, а та оказалась от зараженного донора. Проект умер, не родившись.

– Да, мало найдется желающих обучаться кулинарному искусству под руководством носителя вируса иммунодефицита, но у Иосифа Петровича другой случай, – заспорила я. – Эпилепсией, даже если порежешь палец, никого не заразишь, и воздушно-капельным путем она не передается.

– Еще раз вспомни Аню, – напомнила Тамара Геннадьевна.

– А что Иосиф Петрович пишет? – полюбопытствовала я.

– Варламов – замечательный массажист и хиропрактик, – пустилась в объяснения Рогова. – Да, у него за плечами не институт, а всего лишь медучилище, однако, я уверена, не все дипломированные врачи знают столько, сколько Иосиф, и не относятся к больным так трепетно, как он. Его откопал наш главный редактор. У Юры беда с шеей приключилась, он постоянно болеутоляющее пил, головокружениями страдал, собирался в Германии операцию делать по замене одного из позвонков на искусственный. И тут ему кто-то посоветовал Варламова. Спустя три месяца Юрий о болезни забыл, а Иосиф стал всех наших лечить. Он не просто делает массаж, а меняет стиль жизни больного: составляет особый рацион питания, рекомендует специальные упражнения, следит, как пациент себя ведет. И постоянно остается на связи с подопечным, ему можно позвонить в любое время – днем, ночью, в праздник. Уникальный человек, врач от бога! Я не оговорилась, называя Иосифа врачом, хотя терпеть не могу тех, кто, не имея специального образования, лечит людей. Кстати, знаешь, что один известный телелекарь не имеет ни малейшего отношения к медицине? Он слесарь, учился в ПТУ. Юрий попросил Иосифа написать книгу, и мы ее выпустили под названием «Жизнь в радость». Тираж зашкалил, планов у издательства образовалось громадье. Варламов очень работоспособный человек, успевает писать и больными заниматься. А еще он мне нашел замечательного переводчика. Понимаешь, переводчика для художественного произведения отыскать не так уж и трудно, а вот с научной литературой в этом плане сложнее, надо хорошо знать специальные термины. Иосиф предложил мне поработать с неким Павлом Олеговичем. Это его пациент, лежачий больной, спинальник, из дома не выходит. Так ты не поверишь, каким тот прекрасным профессионалом оказался. Варламов очень добрый человек! Ведь мог и не помогать клиенту, а он позаботился о нем. И сейчас возит ему заказы от меня и доставляет в издательство готовую работу, является представителем Павла. Переводчик массажисту генеральную доверенность на ведение всех своих дел написал. Много ты знаешь людей, которые так о постороннем заботиться станут? Да большинству народа и до близких-то родственников нет дела!

Тамара Геннадьевна вдруг осеклась. Затем встала, подошла ко мне, взяла за руку и проникновенно сказала:

– Вилка, знаю, ты не болтлива и совсем не вредный человек, но все равно прошу: пожалуйста, не говори никому, что у Варламова эпилепсия. Я могу ошибаться, да и не ставят диагноз на основании беглого осмотра. Иосиф говорил про дистонию? Что ж, ему лучше знать, чем он страдает.

– Не стоит волноваться, – успокоила я Рогову. – Мне известно, что падучая не имеет ничего общего с душевным заболеванием и ею страдали гениальные люди, например Цезарь, эрцгерцог Карл, папа Пий Девятый, Достоевский, Флобер. Скорее всего, у Иосифа действительно вегетативная система шалит. Ну все, мне пора бежать.

– Спасибо, – кивнула Тамара Геннадьевна.

Я помахала Роговой рукой, вышла в коридор и сразу наткнулась на Веру.

– Так ты точно приедешь в девять ко мне? – сразу продолжила та прерванную приходом Петровой беседу.

Меня немного удивила настойчивость Филипповой – обычно она не бывает настырной, ей не свойственна роль «штучки-липучки». Сколько раз я говорила Вере: «Извини, сегодня не могу приехать, занята», и она всегда отвечала: «О’кей, перенесем беседу на другой день». А сейчас едет на меня танком.

– Не забудешь? – настаивала Вера.

– Конечно нет, – успокоила я ее. – Как только двинусь в твою сторону, сразу позвоню. Надеюсь, господин Зарецкий меня не задержит.

– Веруня! – закричали из дальнего конца коридора.

Мы обе повернули голову на зов и увидели Настю, личного секретаря Реброва.

– Привет, Вилка, – поздоровалась она. – Вера, где фото?

– Какое? – заморгала Филиппова.

– На доску почета! – отчеканила Настюша.

– Опять забыла, – смутилась пиарщица.

Анастасия уперла руки в боки.

– Значит, так! Или ты завтра вручаешь мне свой снимок, или я велю нашему Диме тебя щелкнуть и не стану слушать твои стоны о том, что издательский фотограф криворукий и косоглазый.

– Ладно, ладно, – забормотала Вера, – завтра фото принесу непременно. Гарик на месте?

– Нет, Елена потащила его на склад, хочет там новых книг для своего дома престарелых набрать, – ответила Настя и убежала.

Я постаралась не рассмеяться. У Гарика есть младшая, нежно им любимая сестра Леночка, врач по образованию и мать Тереза по состоянию души. Пару лет назад она стала заведующей самого обычного муниципального дома престарелых и моментально принялась его ремонтировать и перестраивать. Денег от доброго государства Лена не получила, одинокие больные старики никому не нужны, им со стола дотаций достаются крохи, дом престарелых фактически содержит Гарик. Он богатый человек и ни в чем не может отказать сестре. Думаю, сегодня одними книгами дело не обойдется, они небось приедут к подопечным Елены вместе со стеллажами и картинами для украшения библиотеки.

– Надо бы записать где-то про фото… – пробормотала Вера.

– Доска почета меняет дизайн? – улыбнулась я.

– Нет, – поморщилась Филиппова, – кто-то содрал мой снимок. Давно, еще летом. Настя просила новый из дома принести, а у меня в голове дырка. Декабрь на дворе, скоро Новый год, вот у Анастасии терпение и лопнуло.

– Кто-то украл твое фото? – удивилась я. – Похоже, в «Элефанте» работает тайно влюбленный в тебя мужчина.

– Скорей, завистливая баба, – хмыкнула Вера и посмотрела на часы. – Ой! Тебе пора срочно выезжать на встречу с Иваном Николаевичем!

Из моей груди вырвался тяжелый вздох.

– Уже спешу в паркинг.

Для беседы со мной Зарецкий выбрал один из самых пафосных и дорогих ресторанов Москвы. То ли банкир посчитал, что меня неприлично звать в скромную «Чаеманию», то ли является завсегдатаем места, где чашечка кофе стоит как золотое кольцо.

Едва войдя в зал, я услышала зычный голос:

– Виола Ленинидовна!

Статный мужчина в дорогом костюме бросился мне навстречу, чуть не сбив с ног официанта.

– Как я рад вас видеть! До последнего не верил, что придете.

– Добрая волшебница никогда не обманывает, – улыбнулась я. – Извините, слегка опоздала: сказочный единорог, на котором я скакала, попал в небольшую пробку.

– Виола Ленинидовна, звезда вашего ранга не опаздывает, а задерживается, – произнес Иван Николаевич. – Антон! И где букет?

– Несу, – откликнулся густой бас.

Я повернула голову на звук и оторопела. По огромному залу плыла клумба из роз. По краям размещались цветы бежево-кремового цвета, а в середине пламенели выложенные из темно-бордовых роз буквы «АВ».

– Нравится? – осведомился Зарецкий.

Вообще-то я не люблю срезанные цветы, грустно видеть, как они умирают в вазах, поэтому, если хотите сделать мне приятное, подарите горшок с геранью. А еще лучше вручите коробку шоколадных конфет – я заслуженный мастер спорта по их поеданию. Но сейчас я, стараясь улыбаться как можно шире, вежливо ответила:

– Очень.

– Композицию делал лучший флорист Европы, – похвастался банкир, – розы сегодня утром прибыли из Голландии. Разрешите Антону отнести букетик в вашу машину?

– У меня малолитражка, – смутилась я, – боюсь, он в нее не влезет.

Иван Николаевич чуть приподнял бровь.

– Тогда мои ребята доставят композицию вам на дом. О’кей?

Я начала рыться в сумке.

– Не ищите визитку, – остановил меня фанат, – мне известно, где вы живете. Садитесь, пожалуйста. Предпочитаете рыбу, ведь верно? С овощами на пару.

– Съем с удовольствием, – согласилась я, мысленно ругая про себя Филиппову.

Три года назад Вере пришло в голову, что я должна стать пропагандисткой здорового образа жизни.

– Поверь мне, так надо, – сладко журчала пиарщица. – Сегодня наши соотечественники курят, жрут картошку с мясом, чураются спортивных занятий, но я чую носом перемены. Вот увидишь, очень скоро к нам придет мировая мода на правильное питание, фитнес и отказ от сигарет. Ты будешь первой, кто начнет внушать людям, как следует жить. Расскажешь, чем питаешься сама…

– Обожаю бутерброды с докторской колбасой, – испугалась я. – И не хочу от них отказываться! От пирожных, кстати, тоже!

– И не нужно, – хихикнула Вера. – Однако в интервью журналистам отныне будешь говорить, что обожаешь рыбку и овощи на пару, а лучшим отдыхом считаешь пробежку с гантелями по спортзалу. Писатель обязан подавать хороший пример.

Мне стало смешно.

– А как насчет того, что алкоголизм является профессиональной болезнью большинства литераторов?

Филиппова округлила глаза:

– Ты же не пьешь!

– Верно, – согласилась я. – Но люблю сосиски с жареной картошкой.

Мы поспорили еще немного, и мне, как обычно, пришлось капитулировать. Вера умеет добиваться своего. И вот результат акции Филипповой – где бы ни появилась Арина Виолова, ей сразу говорят: «Знаем, знаем, вы адепт правильного образа жизни!» – и тащат паровую рыбу с брокколи. Боюсь, у меня скоро плавники с жабрами отрастут.

– Лосося и капусту брокколи сейчас приготовят, – пообещал официант, одетый в красный кафтан с золотым шитьем.

– Э, нет! – взвился банкир. – Так нельзя! Любезный, тушка откуда?

– Из Шотландии, – объяснил парень.

Зарецкий побарабанил пальцами по столу.

– Общие сведения. Конкретно, название местности?

– Река Деверон, – не замедлил с ответом молодой человек.

– Рыба дикая или выращенная? – не успокаивался Зарецкий.

– Появилась на свет в естественных условиях, – торжественно объявил служащий ресторана.

Иван Николаевич открыл кошелек, выудил оттуда сто долларов и продолжил:

– Как тебя величать, любезный?

– Сергей, – представился официант.

– Так вот, Сережа, – нежно пробасил мой фанат, – я-то могу слопать любую еду, не особенно искушен в деликатесах, более всего жареную картошечку на постном масле уважаю. А вот дама! Она великая писательница, властительница дум миллионов людей…

Я почувствовала, как мои щеки начинают гореть, а Зарецкий продолжал петь осанну:

– Достоевский и все Толстые рядом с Виолой Ленинидовной просто пшик. Можно ли ей подать лосося, которого выловили в луже у нефтеперерабатывающего завода ловкорукие гастарбайтеры?

– Никак нет, – прошептал Сергей, живо пряча банкноту. – Возьмите лучше чилийский сибас.

– Отлично, – обрадовался Иван. – А брокколи? Она как?

– От всей души не советую, – еле слышно ответил парень. – Закажите рыбу в соли, она без гарнира.

– Дорогая Виола Ленинидовна, – торжественно завел Зарецкий, когда официант испарился, – вы слышали фамилию Кузьмичев?

– Лично с ним не знакома, но знаю, что он берет у «Элефанта» очень много изданий, поскольку является крупнейшим оптовиком не только в России, но и за рубежом, – ответила я. – И давайте обойдемся без отчества, мне будет приятно, если вы станете называть меня просто Виола.

– Спасибо! – обрадовался Иван Николаевич. – Для меня это большая честь! О чем я толковал? Ах да, Кузьмичев. Я сегодня купил его бизнес и теперь сам буду распространять ваши книги. Уж поверьте, в России не останется уголка, куда бы их не доставили. Виолова будет повсюду: в аэропортах, на вокзалах, в деревенских лавках, учреждениях, больницах, на автозаправках, даже в космосе.

– Может, не надо? – ошарашенно пропищала я.

– Надо! – сверкнул глазами банкир и отныне книготорговец.

– Давайте обсудим ваш праздник, – ловко переключилась я на другую тему. – Хотите, чтобы я написала сценарий?

Зарецкий привстал.

– Никогда не посмею просить вас о подобном! Мне нужен дружеский совет. Несколько поездок совместно со мной в агентство, и все!

– Отлично, – кивнула я, – можем начать прямо завтра.

Собеседник прикрыл глаза ладонью.