Восход звезды Ласки Кэтрин
Кровавая ночь
Тихо кинулся в глубину пещеры – Эсперо забился туда, воюя с летучими мышами, и мальчику пришлось уворачиваться от огромных копыт жеребца. Воздух наполняло сумасшедшее хлопанье кожистых крыльев. Он закричал на тварей, отчаянно размахивая руками. Морду Эсперо покрывала кровь. Три мыши висели у него на груди, еще две – на шее. Тихо колотил по ним, пока большая часть не разлетелась, хотя прикосновения к их тельцам заставляли мальчика передергиваться.
Эсперо заржал – резко, рассерженно и обвиняюще: Тихо оставил его в пещере спящим.
Тихо осторожно подошел к жеребцу. Мальчик знал, что, чтобы вывести коня из пещеры, нужно сесть ему на спину, но поблизости не было ни одного камня, на который можно было бы забраться, как на подставку.
Однако каким-то образом ему все-таки удалось вскарабкаться на спину Эсперо, как раз в тот момент, когда вернулись летучие мыши. Тихо оторвал вампира, присосавшегося к холке коня, осторожно тронул его бока пятками, и жеребец вырвался из пещеры галопом, неся на груди и шее присосавшихся тварей.
Дождь продолжал лить как из ведра, но никогда еще они не были ему так рады. Тихо сбил с коня оставшихся мышей, которые медленно полетели обратно к пещере. Крылья их быстро намокли, полет давался с трудом. Мальчик наклонился и отодрал последнего вампира с конского бока.
– Больше никаких пещер! – фыркнул Эсперо.
– Это точно, – согласился Тихо.
Эсперо прядал ушами и тряс головой, как будто все еще слышал, как хлопают вокруг кожистые крылья.
Тихо снял с головы повязку из оленьей кожи и вытер ею кровь с морды Эсперо. В мешке у него были припасены травы, которые могли бы остановить кровь. Но в следующее мгновение он с ужасом понял, что мешок остался в пещере. Нужно вернуться за ним – там трубка Гару и лекарства.
Мальчик продолжал вытирать Эсперо куском шкуры, напевая тихую мелодию, которую когда-то пела ему Гару. Жеребец понял, что Тихо придется вернуться обратно в пещеру, и задрожал от ужаса. Мальчик прижался щекой к морде коня, а потом снял с пояса маленькую охотничью пращу, чтобы показать, что никакие мыши ему не страшны.
Когда Тихо, забрав мешок, вышел из пещеры и направился туда, где он оставил Эсперо, дождь уже совсем прекратился. Но вдруг мальчик задержал дыхание и остановился как вкопанный. Перед ним, в луче лунного света, двигалась странная фигура. Это было то самое длинноухое существо, которое он раньше заметил на вершине холма. Теперь оно спускалось вниз, навстречу ему. Животное это походило на лошадь, но как будто не до конца.
Мальчик испугался и прижался к жеребцу. Тут ветер неожиданно поменялся, и конь учуял запах. Он нерешительно заржал. Незнакомое существо потрусило к ним, издавая странные звуки, похожие не столько на ржание, сколько на гусиный гогот. Между животными начался разговор, непонятный для Тихо.
Чем дольше он смотрел на это существо, тем более занятным оно ему казалось. Спина у него сильно прогибалась, копытца были очень маленькими, а уши – очень длинными. В нем как будто смешались черты, плохо сочетающиеся между собой.
– Ее зовут Йязз. – Эсперо кивнул в сторону существа, но вид у него при этом был несколько обеспокоенный. Тихо прижался к нему еще теснее.
– А кто она такая?
– Она – мул. Сбежала от жестокого испанца по имени Эль-Миэдо, у которого много лошадей и мулов. Быть мулом вообще несладко, даже у хорошего хозяина.
Йязз повернулась к Тихо и, удивленно моргая, издала свое странное ржание.
– Этот мальчик что, разговаривает по-лошадиному?
– Не совсем, – ответил Эсперо. – Но он разговаривает не по-испански. – Он помолчал и чуть прижал уши. – Испанцы близко?
– Я вижу, что он не испанец. И их нет поблизости. Тебе не о чем беспокоиться.
Йязз подошла ближе и вновь заморгала, разглядывая мальчика. Он заморгал в ответ. Оба оказались друг для друга практически неизвестными существами, и у обоих возникла одна и та же мысль: «Я видел похожих существ, но все-таки не таких».
Потом Йязз сказала что-то, чего Тихо не понял. Его заворожили ее огромные сияющие глаза, настолько темные и блестящие, что он мог видеть в них отражение своего лица так же ясно, как в черной неподвижной воде. У Эсперо глаза обычно были подернуты тонкой дымкой. Иногда Тихо улавливал в них какие-нибудь смутные отражения, ни одно из которых не походило на его лицо.
Хотя Тихо еще плохо представлял, что это за животное – мул, в присутствии Йязз ему почему-то стало спокойнее. Мальчик перестал чувствовать себя одиноким с тех пор, как встретил Эсперо, но теперь их маленькая компания стала как будто еще более дружной. Луна уже высоко поднялась, и Тихо казалось, что их окружает кокон серебряного света.
Они медленно прошли несколько шагов. Ярость грозы утихла, и на землю вокруг снизошел удивительный покой. Звезды струили сверху ровный свет. Тихо сидел на спине у Эсперо. Иногда кто-нибудь произносил несколько слов, но большую часть времени они были погружены в молчание, когда разговор не только не нужен – он лишний.
Эсперо объяснил Йязз, что они направляются на север в надежде воссоединиться с Эстреллой и Первым Табуном и найти сытную траву.
Они пересекали плоскогорье, по которому беспрепятственно разгуливал холодный пронизывающий ветер. Эсперо и Йязз на ходу прижимались ближе друг к другу. Тихо совсем распластался на спине жеребца, чтобы уменьшить сопротивление ветру.
На пути то и дело встречались россыпи щебня и булыжников. Однако Йязз с ее маленькими копытами ступала по ним на удивление устойчиво. Их окружала неприветливая местность, укрыться было негде, и им ничего не оставалось, как идти вперед.
Шли дни, молчание между Эсперо и Йязз прерывалось все чаще, и Тихо начал лучше понимать непривычный голос мулицы. Жеребца весьма интересовало все, связанное с Эль-Миэдо, особенно огромный табун, который привез с собой этот жестокий человек. Возможно, в его табуне есть кто-то из тех, с кем он был знаком в Старом Свете.
Но все-таки Тихо не всё понимал и удивился, когда Эсперо вдруг остановился на месте как вкопанный, едва не перекинув мальчика через голову.
– Пегасус! Ты сказала, что у Эль-Миэдо есть жеребец по имени Пегасус?
– Эль-Миэдо зовет его по-другому, но сам жеребец утверждает, что его назвали в честь звездного коня Пегаса.
– Я знаю Пегасуса. Можешь мне поверить, если его хозяин действительно так жесток, как ты говоришь, то Пегасус – самый подходящий конь для него. Вдвоем они будут неотразимо ужасны.
С этого момента Тихо стал ощущать, как растет беспокойство Эсперо. Конь то и дело вертел головой по сторонам, пытаясь уловить в дуновении ветра запахи – запахи людей и коварного жеребца по имени Пегасус.
– Не волнуйся, друг мой, – сказала Йязз, когда на следующее утро Эсперо в очередной раз остановился, втягивая ноздрями воздух. – Это не запах испанцев. Здесь нам стоит опасаться только пум.
– Пум? – Эсперо вздрогнул, его уши подались вперед.
– Да, – кивнула Йязз. – Они умны и очень хитрые. Как койоты.
Тихо уловил обрывки этого разговора. «Пумы!» Он согнул пальцы на руке, не сжимая кулак до конца, и сделал жест, как будто царапает воздух. Да, он знал, что это за звери. Свирепые, куда сообразительнее, чем другая кошка, и куда беспощаднее, чем любой койот. В племени их называли убийцами детей, потому что они умели пробираться в хижины и утаскивать младенцев прямо из колыбелей. Так потеряла своего ребенка Гару – пума прыгнула на нее с дерева и сорвала ребенка прямо с материнской спины.
Эта история заставила Тихо плакать.
– Зато теперь у меня есть ты, – утешала его Гару.
– А если бы нас было у тебя двое, то у меня был бы друг, брат.
– Действительно, – задумчиво проговорила Гару.
Тогда Тихо поклялся себе, что когда-нибудь станет большим, сильным и умным и обязательно поймает и убьет пуму.
Эсперо внимательно слушал рассказ Йязз о том, как пумы напали на лагерь испанцев и убили жеребенка.
– Значит, у нас два общих врага – пумы и испанцы, – мрачно заметил Эсперо.
– Главное – не сколько у тебя врагов, а сколько друзей, – отозвалась Йязз. – Я, кажется, уже двоих нашла. – Она пристально посмотрела на Эсперо, потом повернула голову к Тихо.
Жеребец вздохнул. Его уши расслабились, хвост взметнулся туда-сюда.
– Да, мы твои друзья. Потому что этот мальчик – совсем не такой, как другие люди.
– Я верю тебе, – тихо ответила Йязз.
Эсперо кое-что знал о мулах, но он никогда не мог представить себе до конца, каково это – всю жизнь тянуть канаты и таскать камни. Такое существование казалось ему хуже всего, что только могло выпасть на долю коня. Мундштуки, кнуты и шпоры, с которыми был знаком он, – сущая ерунда в сравнении с жуткой тяжелой упряжью, которую надевали на тех, кто крутил ворот лебедки. В этот ворот могли запрягать одновременно от восьми до двадцати животных, и не все они были мулами.
– Да, лошадей туда тоже запрягают. Конечно, не таких прекрасных жеребцов, как ты, Эсперо.
– Не стоит мне льстить.
– Это не лесть. Они держат чистокровок, таких как ты, для сражений и парадов. Ты рожден для скорости и изящества. – Йязз вздохнула. – А мы, странные создания, получившиеся от скрещивания осла и кобылы, выведены для силы, а не для скорости. Наши копыта помогают сохранять устойчивость. А еще у нас покладистый характер.
– Но почему ты в конце концов решилась уйти? Что придало тебе смелости? – спросил Тихо.
– Почему мы все уходим? – ответила вопросом на вопрос Йязз, глядя на Эсперо.
Повисло молчание.
– Принадлежать кому-то, – наконец проговорил Эсперо, – это неправильно.
– До сих пор кажется, что у меня на плечах висит хомут. Я слышу, как стучит по моим ногам палка, и чувствую ссадины от пряжек на спине. Мне даже кажется, что рядом со мной – призраки товарищей по упряжке.
– Это постепенно пройдет, – сказал Эсперо. – Постарайся не вспоминать.
– Знаю, – ответила Йязз. – Но вспоминать куда легче, чем найти что-нибудь новое, о чем стоит помнить. – В глазах мулицы мелькнула искорка.
«Йязз права», – подумал Эсперо. Ему столько всего хотелось запомнить из своего путешествия с Первым Табуном после прибытия в Новый Свет – все то, чего ему сейчас так не хватало: не только малышку Эстреллу, но и добродушное ворчание Корасон и Анжелы, здравый смысл Грулло, мечтательное выражение, которой порой набегало на морду Селесто с одним голубым, как небо, и вторым черным, как ночь, глазами. Он не хотел забывать их.
Тихо молчал, пока животные разговаривали. Он не хотел ничего забывать. Он не хотел забывать Гару. Он не хотел забывать истории, которые она рассказывала ему, песни, которые пела ему на ночь. Гару научила его сбивать камнем из пращи стрижей и печь их прямо в перьях на кедровых дровах. Еще очень многое он узнал от нее и теперь не хотел, чтобы это стиралось из памяти.
Солнце поднялось совсем высоко, стало припекать, и они устроились на отдых под большим раскидистым тополем. Тихо подумал, что ближе к вечеру стоит сходить к реке и попробовать поймать форель на самодельную удочку. Эсперо и Йязз рыба не интересовала. Они ели только траву. «Какие же мы все-таки разные», – подумал Тихо.
По мере того как стремление Эсперо найти Эстреллу и остальных росло, Тихо все больше беспокоился. Что они скажут о нем? После всего, что мальчик слышал о жестоких людях, которые засовывали мундштуки лошадям в рот или запрягали мулов в лебедку, он боялся того, что могут сделать лошади, когда увидят его. «Я для них враг», – думал он.
Однако с каждым днем он все больше и больше понимал из разговоров Эсперо и Йязз. Они называли это лошадиным языком, хотя мулица некоторые слова произносила иначе, чем жеребец.
Одновременно мальчик стал так редко пользоваться своим родным языком, что иногда ему даже снились лошадиные сны, и он невольно задумывался, не становится ли он сам больше лошадью, чем человеком? Но что же тогда с ним будет, если табун его не примет? Что делать, если лошади его прогонят? Вернуться к клану, люди в котором терпели его только потому, что он был под защитой Гару, – немыслимо. Так что теперь его судьбу предстояло решить лошадям – Первому Табуну.
Глава десятая
«Кто я такой?»
Наступил рассвет. Накануне они прекратили поиски Эсперо, но далеко уйти не успели – земля, жесткая и неровная, не позволяла скакать галопом. На отдых лошади остановились почти перед самым рассветом.
Эстрелла паслась чуть в стороне от остального табуна. Она не жалела о решении прекратить поиски, но ничего не могла поделать с пустотой, которая никуда не исчезла, с призраком дружбы, которой кобылка лишилась.
Какой-то частью разума Эстрелла все равно пыталась расслышать стук копыт, биение сердца могучего жеребца, скачущего рядом, его радостное ржание, которым он приветствовал каждый новый день в этом мире свободы.
Ветер слегка изменил направление и стал усиливаться. На горизонте низким клубящимся куполом громоздились облака. Эстрелла обернулась и только тут заметила, что молодой жеребец Селесто подошел к ней чуть ли не вплотную. На нее он не обращал внимания – чутко навострив уши, он принюхивался и прислушивался к порывам ветра.
– Что это? – спросила Эстрелла, тоже уловившая странный запах. Он был похож на лошадиный, но все же чем-то отличался.
В следующее мгновение их ноздрей коснулся куда более отчётливый, но пугающий до дрожи запах. Человек! Эстрелла с Селесто прижали уши и замерли, дрожа.
– Не может быть! – сказал Селесто.
– Только без паники! – отозвалась Эстрелла, вытягивая верхнюю губу и стараясь уловить мельчайшие частички запаха. Уши ее вращались как заведённые – со стороны могло показаться, что юная лошадка отгоняет невидимых мух.
Запах приближался. Вскоре послышался стук копыт Грулло, Аррьеро и остальных лошадей.
– Что это? – спросил Аррьеро.
– Мальчишка, – ответила Корасон. – Маленький человек.
– Но там есть еще чей-то запах, – уточнила Эстрелла.
– Мул, – ответила Анжела.
– Или осел, – добавил Грулло, растягивая губы.
– Нет, думаю, это мул, – не согласилась Анжела.
Эстрелла понятия не имела, о чем они говорят.
– Мул? Осел? – в замешательстве переспросила она.
Корасон сделала шаг вперед и повернулась к остальным.
– Эстрелла родилась не на земле. А если вы помните, на корабле у Искателя мулов не было.
Неожиданно Эстрелла уловила знакомый до боли запах.
– Эсперо! Эсперо! – Бешеным галопом она понеслась навстречу старому другу. – Эсперо! Это ты! – отчаянно ржала кобылка, но в следующее мгновение, обмерев от удивления и страха, споткнулась и чуть не перекувыркнулась на полном скаку.
На спине у Эсперо сидел человек, а гордая голова жеребца клонилась к земле, как будто он что-то вынюхивал. Может быть, ему стыдно? Великолепный серебристый хвост, раньше летевший позади него, словно хвост кометы, теперь превратился в обгорелый пенек. Эсперо болезненно исхудал, даже мощная грудь жеребца как будто сжалась. И на спине у него сидел человек!
Серебристый конь тоже чувствовал себя так, словно его ударило молнией. Только что подруга, которую он так хорошо знал, бежала навстречу с радостным приветственным ржанием и вдруг остановилась как вкопанная, издав жалобный звук, будто захлебнувшись. Эстрелла не решалась подойти, и Эсперо понимал, что с ней случилось, что ее остановило.
Он легонько взбрыкнул – раз, другой, – давая Тихо понять: «Слезай! Слезай с меня!»
Это оказалось последнее, что мальчик смог разобрать. В следующее мгновение с лошадиным языком, который он уже почти выучил, что-то произошло: звуки и движения потеряли свой смысл, Тихо перестал их понимать.
Молодая кобылка недоверчиво смотрела на Эсперо. «Это что, сон? – думала она. – Разве это может быть правдой?» Она сделала один осторожный шаг навстречу жеребцу и выгнула шею. Потом, растянув губы, вдохнула острый запах Эсперо.
Серебристый жеребец тоже впитывал в себя исходящий от Эстреллы травяной аромат. Его нюх стал настолько тонким, что один только запах маленькой кобылки раскрыл ему всю историю ее короткой, но уже очень сложной жизни. Он различал вкус молока ее матери Перлины, морскую соль, густой влажный запах джунглей, через которые они пробирались далеко на юге, пыль равнин и пепел пожара в каньоне. Эсперо слышал частое дыхание Эстреллы и ее нервное фырканье, но шаг за шагом лошадка осторожно приближалась к старому приятелю. Уже через несколько мгновений они терлись друг об друга мордами, купаясь в океане запахов.
Тихо, пошатываясь, стоял в сторонке. Он чувствовал себя так, словно ему внезапно стало чего-то не хватать, и впервые за много дней вспомнил о своей хромоте. Мальчик с тоской глядел на четыре сильные ноги нового друга, которые унесли его так далеко, и чувствовал на себе взгляды остальных лошадей.
Йязз не сводила глаз с Эсперо и Эстреллы, ощущая их радость и радуясь за них; потом обвела взглядом остальных лошадей табуна. Какие же они все красивые! Несмотря на запутавшиеся в шерсти колючки, лошади все равно выглядели элегантно и величественно. Самой себе мулица сейчас казалась уродливой и несуразной. Но она знала, что должна выйти вперед и что-то сделать.
В воздухе повисло напряжение, подобное грозе, собиравшейся с силами, чтобы выплеснуть на землю всю мощь. Трое взрослых жеребцов замерли, явно с трудом сдерживая гнев. Их глаза метали грозные взгляды. Кобылы дрожали от страха. Жеребята готовы были броситься наутек.
Йязз понимала, что лошадей поразило появление человека, тем более едущего верхом без уздечки и седла, и сочувствовала мальчику. Тихо, совершенно растерянный, отошел в сторонку, волоча хромую ногу, как птица подбитое крыло.
Йязз заговорила – заговорила странным своим голосом, который начинался как ржание, но потом скатывался до низкого «иа».
– Вы правы. У него нет уздечки. Нет седла. А жеребец почти слеп. – Она повернулась и вопросительно посмотрела на Тихо, издав звук, более близкий к лошадиному ржанию. – Расскажи им, как у вас получилось так замечательно путешествовать вместе без мундштука и поводьев?
Тихо развел руками, подняв ладони вверх.
– Что такое мундштук?
– Он говорит по-лошадиному? – спросил Грулло. Жеребец не совсем понял, что сказал мальчик. Однако остальные лошади стали тревожно переговариваться друг с другом, нервно вскидывая головы.
– Я ни за что не поверю, что он нас понимает, – пробормотала Корасон.
– Но, кажется, так оно и есть, – прошептала в ответ Анжела.
– Ерунда! – фыркнул Бобтейл.
Тихо кивнул вороному – в ответ на его реплику.
Лошади отшатнулись от странного чужака, каким-то образом затесавшегося к ним в табун.
Йязз медленно подошла к Тихо.
– Может быть, ты покажешь этим лошадям, как ездишь верхом? Садись мне на спину.
– Чудные эти мулы, – пробормотал Бобтейл.
– Да уж, мы такие, – весело отозвалась Йязз, а потом сделала нечто, чего никто из них никогда еще не видел. Мулица опустилась на одно колено, чтобы мальчишке с искалеченной ногой проще было на нее забраться.
Тихо уселся на спину к мулице, а лошади смотрели на них в потрясенном молчании. Мальчик не щелкал языком, как это часто делали испанцы, не вжимал пятки в бока Йязз. Его руки оставались свободными, он даже за гриву не хватался. Однако мулица сначала тронулась неспешной рысью, затем перешла в галоп. Что-то происходило между человеком и животным, потому что мулица начала вдруг выделывать причудливые фигуры, двигаясь петлями и кругами. А мальчик продолжал сидеть на ее спине, идеально удерживая равновесие. Никто из лошадей никогда еще не видел такого всадника. Они даже начали сомневаться, а можно ли называть его этим словом. Он как будто сливался с Йязз.
Эстрелла тоже видела это, тоже почувствовала волшебное слияние – слияние человека и животного. Мальчик и мул превратились в нечто большее, чем сумма двух существ.
Эсперо стоял, внимательно следя за тем, что происходило вокруг, и дрожал от напряжения. Его слух был настолько тонок, что жеребец мог видеть практически все, что проделывали Тихо и Йязз. Сможет ли табун понять то, что он сам понял об этом мальчике? Сможет ли Тихо также завоевать их доверие?
– У него нет даже веревки, – сказал Грулло.
– Конечно нет, – резко бросил Эсперо.
– Но как он это делает? – Корасон дернула головой, словно вспоминая поводья и мундштук.
– Это тайна, – ответил Эсперо. – Как и все лучшее в этой жизни.
Он высоко поднял голову и заржал:
– Иди сюда, Тихо! Покажи им, как ты ездишь на старом, слепом и очень глупом жеребце.
– Это невозможно, – тихонько проржал Селесто.
– Не знаю, что и думать. – Грулло потряс головой, как будто ответ мог каким-то образом слететь с его гривы, словно запутавшаяся колючка.
Йязз рысью подбежала к Эсперо, и одним ловким движением Тихо перебрался с ее спины на жеребца.
Они помчались по равнине. Конь и мальчик скакали еще более сложным маршрутом, причем Эсперо точно перепрыгивал через встречавшийся на пути кустарник. Он безупречно выбирал момент для каждого прыжка, но при этом лошади не видели, чтобы мальчик подавал коню какие-то команды. Это было просто потрясающе.
«Потрясающе и очень тревожно», – подумала Эстрелла. В непонятной связи между Эсперо и Тихо ей чудилось что-то смутно опасное. Что-то такое, чего не могли разглядеть она и остальные лошади. Может быть, мальчишка заколдовал коня?
Она услышала, как Корасон шепнула на ухо Анжеле:
– Брухо!
Этого испанского слова Эстрелла не знала. Она повернулась к кобылам:
– Что это значит?
– Брухо – это чародей, дьявол, – ответила Анжела, прищуренными глазами наблюдая за представлением, которое устраивали мальчик и жеребец.
– Он что, наложил на Эсперо заклятье? – спросила Эстрелла.
– Такое впечатление, что да, – с дрожью в голосе ответила Корасон. – Это магия. Черная магия.
От этих слов сердце Эстреллы пронзило ледяной иглой.
Лошади не понимали, что происходит, и явно нервничали. Тихо и Йязз смотрели, как они собрались тесным кружком, как нередко поступают животные зимой, в метель, поворачиваясь крупами к холодному ветру.
– Я им точно не понравился, – сказал Тихо.
– Спокойно. Пусть они к тебе привыкнут, – ответила Йязз.
– Думаешь, у меня есть на это время? – Ему не хотелось говорить об этом, но он чувствовал, что лошадиные табуны и человеческие кланы, видимо, не сильно отличаются друг от друга. И у тех, и у других есть правила и предрассудки. Возможно, идея изначально была обречена на провал. Глупо думать, что он найдет дом среди лошадей, если он не смог найти его даже среди людей. Куда же ему теперь идти?
– Дело не только в тебе, Тихо, – сказала Йязз. – Они и меня обсуждают. – Мулица почти не слышала, о чем говорят лошади, но угадала тему их разговора по взглядам, которые на нее бросали. Йязз наклонила голову, подошла чуть ближе и навострила свои удивительные уши – вдвое длиннее, чем у любой лошади.
– Мне это не нравится, – говорил тем временем Бобтейл. – Совсем не нравится. Мальчик очень странный, да еще и мулица… Вы же знаете, какие они, эти мулы. – Он повернулся к Корасон.
– Ну да, они… они точно не нашего…
– Круга, – закончила за нее Анжела.
– Они неотесанные, – сказал Бобтейл.
– Йязз очень умная, – возразил Эсперо.
– Мулица – умная? – усомнился Аррьеро.
– Да, Аррьеро! – резко выдохнул Эсперо. Подумать только, он невыносимо долго стремился воссоединиться с Первым Табуном, но все оказалось совсем не так, как ожидалось.
Жеребец повернулся к Эстрелле.
Та не решалась посмотреть ему в глаза и, хотя знала, что он все равно не сможет ее толком разглядеть, боролась с желанием прижать в его присутствии уши. Она боялась не его. Она боялась странных существ, что пришли с ним.
– А ты что скажешь, Эстрелла?
– Мне кажется, мальчик какой-то странный, и я… я боюсь, что он… наложил заклятье на тебя и на мулицу, поэтому и может на вас ездить.
– Что? – Эсперо чуть не упал с копыт от удивления: он считал, что уж кому-кому, а ему точно известно, как молодая лошадка думает. Он видел, как вечером накануне пожара в каньоне койот заманил Эстреллу в кусты, где росло особое растение – флора лока. Кобылка на время потеряла рассудок, и в лихорадочных грезах ей примерещилось, что койот – это ее мать Перлина.
Эстрелла задрожала и стала нервно рыть копытом землю. Она не хотела вспоминать о том, что тогда случилось, о том, как глупо она себя повела. А теперь ко всему прочему малышка совершенно не знала, что ответить Эсперо. Ей было невыносимо даже представить, что Эсперо плохо думает о ней. К тому же, если бы не этот мальчик, она никогда бы снова не встретилась со старым другом.
– Послушайте все, – сказал Грулло. – Мы не должны забывать о том, что мальчик помог Эсперо. Он заменил ему глаза. Кто знает, что могло бы случиться, если бы они не встретились? – Он фыркнул и вскинул голову. – Поэтому, прежде чем говорить «нет» мальчику и мулице, мы должны дать им шанс. Пусть они хотя бы какое-то время побудут с нами.
– Где один человек, там может оказаться и много, – возразил Бобтейл.
– Мы должны попытаться, – убежденно отозвался Грулло.
Все повернулись к Эстрелле, ожидая ее решения, и молодая лошадка снова обнаружила себя в совершенно невыносимом положении. Мальчик заставлял ее нервничать: его запах, его движения – все вызывало в ней воспоминания об ужасных людях, которые оставили ее мать погибать в океане. Но она понимала, что, изгнав его, тем самым предаст Эсперо, своего лучшего друга в целом мире. «Пусть пока остается. А потом мы решим, что лучше».
Несмотря на то что говорил Грулло, лошади Первого Табуна не спешили принимать новоприбывших за своих. После обеда, когда солнце стояло еще высоко, они остановились, чтобы немного отдохнуть под раскидистыми кронами трех тополей. Табун намеренно расположился так, чтобы мулица и Тихо остались за пределами группы.
– Иди к нам, – позвала Анжела Эсперо. – Здесь, в тени, прохладнее. Осенние дни еще бывают очень даже жаркими.
– Нет, спасибо, – ответил Эсперо. – Я лучше останусь здесь.
Тихо потянулся и потрепал его по шее:
– Можешь идти.
Жеребец тихонько заржал в ответ:
– Мне с тобой больше нравится.
Простые слова – «мне с тобой больше нравится» – вспыхнули в голове Тихо как самые яркие звезды. Мальчик однажды уже попрощался с самым дорогим ему человеком, Гару, и попрощаться с Эсперо было бы для него невыносимо.
Глава одиннадцатая
«Он назовет тебя Пегасусом»
Эль-Миэдо со скотом и людьми двигался на север, восседая на новом великолепном скакуне Эль-Нобле. Они вступили на территорию пум, и животные нервничали – все, кроме его прекрасного коня. Казалось, Эль-Нобле ничто не могло испугать. Он, конечно, тоже чуял пум, но они были ему не страшны. Он уже сражался с ними и победил с помощью Койота, когда путешествовал с Асуль, двумя кобылами и маленькой Лурдес.
На самом деле пумы просто знали, что жеребец с Койотом заодно, а Койота они боялись, несмотря на всю свою хитрость, ловкость и силу.
«Все складывается как нельзя лучше», – думал Пегасус, вышагивая по широкой равнине, пересеченной двумя реками. Когда он глядел на серебристую траву, которая, дрожа, расступалась перед ними, ему казалось, что сама местность преклоняется перед их с Эль-Миэдо властью. Они вели за собой пять сотен людей, восемьдесят три повозки, двадцать четыре мула и почти шесть сотен лошадей. Все эти люди и животные как будто сливались в единое громадное существо, мощную природную силу, наступавшую на равнину, словно неукротимый морской прилив.
Койот привел Пегасуса к Эль-Миэдо, и Эль-Миэдо сразу же разглядел его исключительность и благородство.
Жеребцу хотелось, чтобы те жалкие лошади из Первого Табуна видели его сейчас. Они не захотели, чтобы он стал их вожаком, предпочтя ему мелочь, девчонку Эстреллу. Она ничегошеньки не знала о жизни, но они все равно в нее поверили. Но он-то знал, что ее родословная ни в какое сравнение не шла с его по древности и чистоте крови. Ее мать была серебристо-серой, и ее, как и многих лошадей такой масти, считали обладательницей Древнего Глаза, или Глаза Времени. Все это, конечно, полная ерунда. Но другие в это верили.
Вот все эти глупые лошади, что когда-то отвернулись от него, увидели бы его сейчас! Сейчас, когда за ним идут больше шести сотен лошадей, пять сотен людей и семь дюжин повозок. Он теперь Эль-Нобле, конь, который в звоне толедской стали и скрипе повозок несет на спине величайшего конкистадора. Они – сила, которая покорит этот новый мир.
Конечно, Первый Табун вряд ли спасся из пожара в каньоне. Однако ему почти хотелось, чтобы они выжили, ради того, чтобы смогли увидеть его сейчас. Эта девчонка Эстрелла слишком много о себе возомнила. У Эль-Миэдо от нее остались бы окровавленные клочки, как от той мулицы Дженни. И хотя говорили, что Бобтейл был любимцем Искателя, равняться с Пегасусом он не мог. Сгодился бы разве что на роль второго помощника.
Пегасус чувствовал, что впереди его ждет еще больший успех. Эль-Миэдо стал губернатором. А Искатель – нет. Это означало, что новый мир принадлежит им! Они уже нашли много серебра, но теперь, для того чтобы выстроить губернаторский дворец, Эль-Миэдо нужны были рабы, и у него есть на этот счет определенные планы. Он уже послал вперед разведчиков. По пути им наверняка попадутся индейские деревни, и Эль-Миэдо рассчитывал захватить их, когда придет подходящее время. Но кроме того, им были нужны еще лошади. Дюжина или больше и еще десять мулов сбежали в ту ночь, когда Йязз проломила сгнившую ограду кораля.
Прошлой ночью Койот снова приходил. Он проскользнул в лагерь и нашел Пегасуса у отдельного корыта с водой, стоявшего исключительно для любимцев Эль-Миэдо. Но сейчас поблизости никого больше не было.
– Привет, – проржал жеребец.
– Кажется, ты неплохо устроился, – ответил Койот и по-хозяйски огляделся. – А табун-то уменьшился. Их уже меньше шести сотен. Тебе не хотелось сбежать, как другим, когда мулица сломала ограду?
– Нет. Зачем? Я веду самый большой отряд в Новом Свете. Мой хозяин меня любит.
– Умно, – ответил Койот. – Он тебя любит, потому что ты такой же, как он – Тот, Кого Все Боятся.
Пегасус задрал хвост от удовольствия. Это не ускользнуло от Койота.
– Время пришло, – сказал он.
– Время для чего?
– Время для отмщения и… и… – голос его упал до хриплого шепота, – возвышения. – Койот считал себя немного поэтом и часто говорил в рифму. – Для отмщения и возвышения, – повторил он и поглядел наверх, где, если бы грозовые тучи не скрывали небо, было бы видно звездного коня, скачущего во тьме. – Ты же бог, так ведь? – Пегасус ощутил внутри себя дрожь восторга и не смог удержаться от легкого кивка. – Пришло время. Твое время.
– О чем речь? Что я должен делать?
– Ох! Для бога у тебя порой слишком короткие уши. Ты что, меня не слышишь? Твои враги живы.
– Эстрелла и Первый Табун? Они живы? – Пегасус прижал уши и вытянул верхнюю губу, словно стараясь учуять запах кобылки.
– Да, – ответил Койот с ноткой раздражения в голосе. – И это не моя вина. Однако есть кое-что, что может тебя утешить. Старый жеребец Эсперо ослеп. – Он помолчал, потом добавил, исходя сарказмом: – Будем ли мы оплакивать его? Рыдать горючими слезами? О, я забыл – лошади же не умеют плакать.
От Койота исходила такая злоба, что любому животному стало бы не по себе. Пегасус же не обратил на это ни малейшего внимания.
– Да уж. А как себя чувствует Эстрелла?
– На ней ни царапины. – Койот помолчал. – Но не расстраивайся. Если ты еще не понял, твоему хозяину, Эль-Миэдо, очень нужны лошади, так как с мулицей сбежало… Сколько? Пятнадцать? Двадцать лошадей? Только представь, как он будет тебе благодарен, если ты приведешь его к Первому Табуну. Он станет любить тебя еще больше. И ты, друг мой… ты возвысишься. Ты станешь вожаком самого большого табуна на целом континенте. Эль-Миэдо попросит священника благословить тебя. Сейчас он зовет тебя Эль-Нобле. Но я тебе обещаю, когда он увидит, что ты сделал, он – конечно, я ему в этом помогу, – посмотрит на небеса и назовет тебя Пегасусом!
Койот ничего не сказал о Тихо или о том, что он хотел отомстить и за себя самого. Он не рассказывал, что сам когда-то был обманут Гару – когда хищник выполз из логова, услышав плач мальчика, и почти уже утащил брошенного крошку к себе, женщина буквально вырвала младенца из его зубов. Но не одна только месть двигала им. Койот хотел власти. Большой власти. Он знал, что его мир меняется с приходом новых необыкновенных животных – лошадей, которые несли на себе людей, прибывших из далеких земель, лежащих за океаном.
Сказав всё это, Койот скрылся в ночи, в дожде и тумане.
- Я Койот,
- Я Койот.
- Меня называют Извечной Злобой.
- Я создаю сны,
- Я забираю сны.
- Смотри как хочешь,
- Но ничего не поймешь,
- Пока я колдую
- И создаю черную иллюзию.
- Если бы не я,
- Не было бы тебя.
- Я знаю твои секреты,
- Во мне нет жалости.
- Я охочусь на сны,
- Проносящиеся в твоей голове,
- Оставляя тела
- Падальщикам.
- Я кормлюсь снами,
- Я Койот!
Глава двенадцатая
Ткачи времени
Еще недавно можно было рассуждать, стоит ли оставаться на солнце в самые жаркие дневные часы. Сейчас же никаких «самых жарких часов» уже не было. Солнце даже в полдень грело совсем слабо. Воздух обжигал морозом. Зима и в Старом Свете оказывалась для лошадей нелёгким испытанием, несмотря на то что испанцы держали лошадей в конюшнях и каждый день кормили их овсом. А уж в новом мире пережить зиму было еще труднее. И все лошади в Первом Табуне знали, что не смогут выжить друг без друга.
Эсперо, Йязз и Тихо путешествовали с табуном уже несколько дней. Вчера они остановились у небольшого источника. Аррьеро оглянулся на Тихо, прижав уши, и наклонился к воде. Было ясно, что он имеет в виду: «Найди себе другой водопой».
Мальчик отвернулся. Эстрелла смотрела, как он медленно ковыляет вниз по течению. «Я ничего не знаю о колдунах и воде, – подумала она. – Но мне хорошо известно, что такое одиночество».
Тихо не чувствовал себя одиноким, только когда ехал верхом на Эсперо или Йязз. И хоть именно это и пугало табун больше всего, никто из лошадей не мог оторвать от них глаз.
– Как он командует тобой? – спросил Селесто, когда мальчик и Эсперо вернулись с травами, которые нужны были им для приготовления целебных мазей.
Читать бесплатно другие книги:
