Стальная петля Глушков Роман
Много ли вам доводилось слышать легенд, поведанных устами их главных героев? Сдается мне, значительно меньше, нежели пересказанных по сороковому разу с чьих-то слов, баек, домыслов, слухов, а то и вовсе откровенного бреда. Поэтому можете считать, что сегодня вам крупно повезло… ну, разумеется, если вы интересуетесь историей Пятизонья и его знаменитых обитателей. Если же нет, все равно можете посидеть и послушать, ибо рассказ мой так или иначе не раз затронет вещи, о коих, полагаю, вы прекрасно осведомлены.
Точнее, это вы думаете, что осведомлены, а ведь я могу сделать и так, что после моего рассказа ваше представление о Зоне может запросто перевернуться с ног на голову. Не верите? Проверьте. И проверять не хотите? Что ж, ваше право. Значит, проходите мимо, не задерживайтесь и не мешайте тем, кто твердо решил остаться и приобщиться к истине у ее первоисточника.
«Да кто ты вообще такой? – презрительно огрызнутся на меня прогоняемые мной скептики. – Из какой помойки ты, грязный, одноглазый урод, вылез? И ладно бы просто вылез и скромненько помалкивал в тряпочку! Так нет же, еще и имеешь наглость называть себя знатоком доселе неведомых истин и героем какой-то там легенды!»
«Совершенно верно, имею такую наглость», – как ни в чем не бывало отвечу я. А за то, что не слишком похож на легендарную личность, прошу прощения. Впрочем, и история моя будет не о рыцарях Круглого стола или иных богоподобных воителях древности, а обо мне – обычном человеке, угодившем волею судьбы в такой переплет, что до сих пор диву даюсь, почему я еще жив.
Однако, когда вы узнаете, что за странные осколки торчат у меня в левом глазу, в шее, груди, животе и ногах, готов поспорить: ваш скепсис испарится бесследно. И многие из вас признают-таки за мной право называться легендой Пятизонья, чьих обитателей, к слову, ни в чем таком давным-давно не нужно убеждать.
Равно как не нужно мне представляться и тем слушателям, кому уже рассказывали пару-тройку занимательных баек об Алмазном Мангусте. Вы, многоуважаемые любители здешнего фольклора, конечно, безо всяких подсказок догадались, с кем вам сегодня посчастливилось встретиться. И все же, будучи человеком культурным и не вконец одичалым, представлюсь: Алмазный Мангуст. Да-да, тот самый Мангуст, чья голова вот уже пять лет считается у сталкеров Пятизонья самым желанным охотничьим трофеем.
Кое-кто и по сей день упорно полагает, будто я – миф, придуманный жадной мафией, чтобы завлечь в наши края побольше доверчивых охотников за легкой наживой. Это не так. Я существую, и я действительно сгубил немало сталкерских жизней, пытаясь изо всех сил сберечь свою. Однако мало кому известно, кто таков на самом деле Алмазный Мангуст, откуда он взялся и за какой Синей птицей одержимо гоняется. Так что, если у вас есть свободное время и желание послушать, как одна из одиозных легенд Пятизонья развенчивает сама себя, – оставайтесь. Хотя бы потому, что мир, в котором я живу – или, вернее, выживаю, – чертовски непредсказуем, и вполне может статься, что уже завтра мне придется покинуть его самым простым и распространенным здесь способом. Тем же способом, которым я спровадил в Ад большинство охотников за моей драгоценной персоной…
Увы, но нынешние легенды, не в пример стародавним, и впрямь умирают очень быстро – практически одновременно со своими героями. Вот и ловите момент, пока я жив, имею шанс выговориться и не передумал откровенничать. Да и кто еще, кроме меня, даст вам возможность взглянуть на Пятизонье глазами человека, чьей единственной целью было не обогащение, борьба за власть или служение каким-либо высоким идеалам, а стремление поскорее вырваться из этого проклятого мира?
Итак, если вы готовы, а все, кого мои истории не интересуют, разошлись восвояси, давайте начнем…
Это был самый обычный, ничем не примечательный день. И тем не менее он оказался вполне подходящим днем для охоты на Алмазного Мангуста, которую устроил вышедший на мой след сталкер – бог весть какой по счету, самонадеянный одиночка, явно решивший, что делить мою дорогостоящую шкуру с кем-либо еще – удел слабаков.
В общем, хотелось мне того или нет, но я опять был вынужден отложить все дела и доказывать очередному горе-охотнику, что выбранная им стратегия, мягко говоря, ошибочна…
Глава 1
– …А ну-ка повтори, что ты сказал! – потребовал я у оплошавшего охотника. Подвешенный за ногу к фонарному столбу, он наконец-то понял, что освободиться из петли ему не удастся, и прекратил трепыхаться. А заодно и орать, костеря меня на чем свет стоит. И лишь когда до этого идиота дошло, что его игра проиграна, он решил снизойти до разговора со мной.
Хотя лучше бы продолжал отмалчиваться. Ересь, которую он начал нести, вмиг испортила мне настроение от одержанной победы. Пусть и легкой, но вполне справедливой и заслуженной.
– Можешь меня убить, но тебе, Избранный, никогда не уничтожить Узел! – вновь с вызовом прокричал охотник, раскачиваясь будто маятник на длинном металлическом тросе. – Ни-ког-да! Сейчас ты победил, но скоро за тобой придут мои братья! Много братьев! Они отомстят за меня, и ты подохнешь самой страшной смертью! Такой, какую ты себе даже представить не можешь!
– По-моему, у тебя с головой не все в порядке, – заметил я. Предположение мое являлось чисто риторическим, ибо в Пятизонье попросту нет сталкеров, у кого были бы нормальные, не выжженные имплантами и нановирусами мозги. – С какого перепуга ты, дубина стоеросовая, решил, что я – Избранный? Разве в легенде о нем сказано, что он станет лазать по столбам, а в левой глазнице у него будет торчать алмаз весом в пятьсот с лишним карат?..
Я взобрался на верхнюю столбовую перекладину, на которой также висели давным-давно разбитый фонарь и моя нынешняя жертва, не потому что выпендривался или мне было лень задирать голову, разговаривая с горе-охотником. Просто я давно следовал принципу, что, раз уж Зона одарила меня невиданной ловкостью, грех пренебрегать ею, ведь в здешних суровых краях надо быть постоянно начеку.
Это не выпендреж, а банальный практицизм: что ни говори, а наблюдать за округой с десятиметровой мачты гораздо удобнее, чем с земли. Да и ловить отсюда подобных горе-охотников – ни с чем не сравнимое удовольствие. Нужно лишь дождаться, когда из-за туч выглянет солнце, потому что чем оно ярче, тем меньше я заметен для сталкерских глаз. Да, вы не ослышались: я действительно становлюсь невидимым на ярком свету, который является моим другом и спасителем, как для вампира – ночной сумрак. За это опять же следует сказать спасибо Зоне, сотворившей Алмазного Мангуста таким, каков я сегодня есть.
Вот только разумно ли благодарить судьбу, которая научила вас быстро плавать уже после того, как вышвырнула за борт, в кишащее акулами море? Нет уж, пусть подавится – вовек не дождаться ей от меня благодарности!..
– А что ты, мать твою, за тварь такая, если не Избранный? – спросил, в свою очередь, рыцарь-узловик. Я смекнул, что он из Ордена, еще до того, как изловил ублюдка. Эту публику ни с кем не спутаешь: первоклассная экипировка, большой перстень-печатка да аксельбант в виде орденского герба – морского Кандального узла. Рыцари сами дают узнать себя еще издалека, подобно крестоносцам в землях Палестины. «Крутые парни не таятся!» – таков их второй негласный девиз, помимо официального: «Nodus sancti est» – «Узел священен!»
– Ты что, олух, ослеп: я – тот, кого вся Зона кличет Алмазным Мангустом! – представился я на всякий случай, хотя не верилось, будто мой враг не знает, с кем имеет дело. – И если тебя послали ловить Избранного, значит, ты ошибся и охотился не за тем. Мои сожаления!
Узловик – довольно молодой сталкер-энергик, явный неофит – вновь дернулся и замахал руками, пытаясь пережечь трос сгенерированным электроимпульсом. Но шаровая молния, что образовалась на кончиках его пальцевых имплантов-генераторов и полетела к цели, была жалкой – размером лишь с мячик для пинг-понга. Не чета тем снарядам, какие охотник метал в меня, когда я только вздернул его на столбе.
Пшик! «Шаровуха» ударилась в трос и испарилась, не причинив ему ни малейшего вреда. Точно, неофит! Когда угодил в петлю, выронил с перепугу свой «карташ» и начал шарахать электричеством направо и налево, пока не растранжирил все силы и не выдохся. Нет бы по-быстрому взять себя в руки и вместо того, чтобы палить наобум, перешибить молнией фонарный столб! Слишком поздно, братец! Теперь тебя только на безобидные «пшики» и хватает. Так что виси и не дрыгайся. Смиряйся со своей незавидной участью, а я покамест подумаю, оставлять тебя в живых или нет.
– Бесполезно. Даже не пытайся, – отмахнулся я, глядя, как незадачливый узловик буквально выдавливает из пальца новую, еще более чахлую «шаровуху». – Это особый, артефактный трос. Когда-то он был «виселицей», но я закоротил им «Сердце Зверя» и убил на тросе всю нанофауну. Она спеклась на нем оболочкой, а ее уже не возьмешь ни кусачками, ни плазмой, ни тем более молнией. А такой пустышкой, какой ты хочешь меня напугать, и подавно.
На сей раз сталкер, как ни странно, мне поверил. Но, дабы зазря не пропадать добру, решил пульнуть своей слабенькой «шаровухой» в меня. Я лениво уклонился от медленно летящего снаряда и, зевнув, проследил, как он поднимается вверх, а затем лопается и распадается на множество голубых искр.
– Ну и какого хрена ты ждешь, Избранный? – раздраженно бросил мне вконец обессилевший энергик. – Поиздеваться надо мной хочешь? Что ж, тварь, давай, делай свое грязное дело! Но знай: когда мои братья тебя схватят, ты ответишь за все мучения, какие мне причинил! Сполна ответишь, не сомневайся!
– Вот заладил: сделай мне больно, сделай мне больно! – передразнил я готовящегося к смерти рыцаря и погрозил ему пальцем. – Допросишься: разозлюсь и впрямь сделаю!.. Кстати, как тебя зовут, друг сердешный?
– Чего-о-о?! – протянул удивленный пленник, видимо, пытаясь сообразить, почему я мешкаю с его расправой.
– Как звать, спрашиваю? – повторил я.
– На кой черт Избранному сдалось мое имя? – огрызнулся недоумевающий сталкер.
– Открытку твоей семье за Барьер пошлю, – мрачно пошутил я. – С цветами и соболезнованиями.
– Нет у меня там семьи! – проронил узловик, внезапно сменив тон с дерзкого на почти доверительный. Кажется, я, сам того не ведая, затронул крайне болезненную для него тему. Болезненную настолько, что даже на пороге смерти она продолжала саднить у него в душе. – Никого, кроме отца… Да и тому я не нужен – у него одни лишь деньги на уме! Деньги, деньги, ничего, кроме денег! Даже когда спит, и то, наверное, их во сне видит! Больно нужна папаше твоя открытка! Да он ее, не читая, в мусоропровод выбросит! Вот если ты к ней чек на шестизначную сумму приложишь, тогда – да! Отец бы это оценил, а цветы… Орден Священного Узла – вот моя настоящая семья! Командор Савва Хантер и братья – единственные на этом свете, кто относится ко мне, как к человеку! Доверяют мне! Ты хоть понимаешь, Избранный, что это такое – доверие товарищей по оружию? Его ведь еще заслужить надо! Потом и кровью!
– О да, прекрасно понимаю, – кивнул я, но сочувствие мое было наигранным, а из уст изливался нескрываемый сарказм. – Стало быть, это Командор возложил на тебя миссию найти и убить Избранного? Для пущего, так сказать, укрепления вашего взаимного доверия!
– Не твое собачье дело! – вновь взялся за старое неофит Ордена, очевидно, смекнув, что начал заговариваться. – И вообще, мне больше нечего тебе сказать! Я пришел тебя убить, а не беседы с тобой вести! Или умереть! Ради Командора и братьев мне это не страшно, клянусь! Человек – ничто! Узел – священен! Смерть Избранному! Смерть! Смерть!..
– Знаешь, когда Хантер промывал тебе мозги, похоже, половина из них вместе с водой в раковину утекла, – с горестным вздохом заметил я. После чего внезапно спохватился, осененный пришедшей на ум мыслью. – А, проклятье! Ну конечно! И почему я раньше до этого не догадался! Эй, слышь, как там тебя!.. Сейчас я тебе докажу, что я – не Избранный! Сейчас, погоди!..
Спустившись по столбу до того уровня, на котором висел вверх ногами узловик, я достал из кармана свой потертый офицерский билет и, раскрыв корочки, ткнул ими пленнику в нос.
– Читай внимательно! – велел я ему при этом. – Особенно графу, где дата рождения указана!
– Ничего не вижу! – буркнул энергик, вытаращившись на предъявленный ему документ налитыми кровью глазами. Лицо его было пунцовым, как свекла, и провиси он так еще час, точно заработал бы кровоизлияние в мозг. – В ушах шумит, а перед глазами одни круги… Так что можешь взять свою «ксиву» и засунуть ее себе в задницу – туда, где ей и место!
– Нет уж, болван, черта с два ты умрешь, не убедившись, что напал не на того!.. – Это было лишь запугивание. Я не настолько разозлился на этого идиота, чтобы убивать его, но перед тем, как расстаться с ним и пойти своей дорогой, решил из принципа доказать ему, что он в корне заблуждается. – Не дергайся – сейчас сниму тебя отсюда. И побереги голову! Смотри, не стукнись ею о землю! А впрочем, без разницы! Сотрясения мозга надо боятся тем, у кого он есть, а у тебя к этой болезни, похоже, врожденный иммунитет…
Через минуту сталкер уже сидел на земле, прислонившись спиной к столбу, и пытался совладать с головокружением. А я, отшвырнув подальше его импульсный пулемет, стоял напротив помилованного пленника и, не спуская с него глаз, сматывал не нужный мне больше трос.
Полностью выдохшегося энергика я не опасался. Пройдет не один час, прежде чем он опять сможет воспользоваться своими грозными имплантами. А его висевший на поясе нож был мне подавно не страшен. Пока обессиленный рыцарь выхватит его из ножен, я успею пустить ему пулю в лоб из своего револьвера. Или, пожалев дефицитные патроны, попросту огрею узловика револьверной рукояткой по темечку.
«Кольт-анаконда» столетней давности и калибра «магнум.44» – это вам не нынешние облегченные пистолеты, в которых давно нет той искры божьего гнева, что присутствует в старинном пороховом оружии. С тех пор как современные, высокотехнологичные устройства, какие только побывали в моих руках, стали все до единого выходить из строя, я могу пользоваться лишь таким механическим старьем. Даже бреюсь, вы не поверите, опасной бритвой, найденной мной в одном из музеев новосибирского Академгородка. Для техники второй половины двадцать первого века я был сущим проклятьем, ибо неминуемо приводил ее в негодность. Впрочем, она отвечала мне взаимностью. В меня неоднократно стреляли из всех видов оружия, какое только имеется в Зоне. А технос – начиная от мизерных мозго-клюев и заканчивая гигантскими бронезаврами и драконами – норовил растерзать меня столь же рьяно, как и своих главных врагов – сталкеров. И нет мне покоя на этой многогрешной земле вот уже пять с лишним лет. Даже удивительно, как еще она меня носит…
– Читай! – повторил я, вновь тыча рыцарю в нос свой офицерский билет, чудом сохранившийся после всех злоключений, пережитых мной в Зоне и за ее пределами.
Слегка оклемавшийся пленник посмотрел на меня исподлобья, но, поскольку я не требовал от него ничего предосудительного и не выпытывал никаких секретов, он решил подчиниться моей настойчивой просьбе.
– Хомяков Геннадий Валерьевич, – пробубнил узловик, пялясь в предъявленный ему документ. – Состоит на действительной военной службе в Вооруженных Силах Российской Федерации. Личный номер…
– Ниже! – потребовал я. – Смотри на дату рождения!
Энергик рассмотрел и ее. Она и близко не напоминала дату рождения того, за кого он меня принял. Согласно этому удостоверению, я был младше Избранного на сорок один с половиной год. По легенде, будущий уничтожитель Узла и Зоны, а также спаситель всего человечества родился в день первой чернобыльской катастрофы: двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. То есть даже на шестнадцать лет раньше моего отца. Комментарии, как говорится, излишни. Алмазный Мангуст никаким боком не вписывался в миф о пришествии Избранного. Точка. Тема закрыта.
– Откуда мне знать, что это не подделка? Или что ты не отобрал эти «корочки» у какого-нибудь военного сталкера? – усомнился рыцарь, переводя взгляд с фотографии в билете на мое лицо.
Изрезанное шрамами, обветренное и «инкрустированное» торчащим в левой глазнице крупным алмазом, оно, конечно, разительно отличалось от круглощекого юного лица, что взирало на сталкера из моего удостоверения. Того Геннадия Хомякова и меня разделяла пропасть в дюжину лет, и признать во мне прежнего бравого лейтенанта, что летал на красавце-вертолете «Ка-85», было сегодня практически невозможно. Узловик фактически видел перед собой две разные личности: уродливого, потрепанного жизнью хищника и молодого, еще необстрелянного офицера, чье будущее казалось ему тогда исключительно безоблачным, а жизнь – долгой и радостной…
Да, опознать меня по старой армейской фотографии было очень непросто. К тому же солнце, выглянувшее из-за туч в самый неподходящий момент, отразилось в моем алмазном глазу, и для сталкера я просто взял и растворился в воздухе. Вместе с одеждой, оружием, рюкзачком и документом, который я держал перед лицом пленника…
Помнится, всезнающий Мерлин говорил, что секрет моей мерцающей невидимости сокрыт в особом поле. Оно якобы окружает меня, когда вплавленные в мое тело алмазы начинают рассеивать падающие на них прямые солнечные лучи. Но происходит это лишь в Зоне, поблизости от входов в гиперпространственные тоннели.
Ученые в свое время так и не выяснили истинную природу этих камней. На вид они – неограненные, идеально чистые бриллианты по пятьсот с лишним карат каждый. И по структуре они абсолютно идентичны обычным алмазам. Официальная версия их происхождения гласит, что они – неведомые науке энергетические сгустки, прилетевшие в наш мир из гиперпространства. Эти раскаленные аномальные брызги впились в меня и сразу застыли, отчего им и удалось так глубоко и основательно укорениться в моем организме.
С той поры я весь буквально пронизан густой сетью непонятных нановолокон. Вкупе с алмазами они являют собой компоненты единой энергетической системы. Став неразрывной частью моего тела, она убивает его за пределами Зоны, но рядом с открытыми входами в гиперпространство не только позволяет мне жить без боли, но еще и наделяет меня необходимыми для выживания здесь силой, ловкостью и иными качествами.
Что же за паразит из разверзнувшегося на Земле Ада сделал меня, лейтенанта Хомякова, своим носителем в тот приснопамятный день, о котором я поведаю вам чуть позже?
Эта тварь не подчиняла себе мой разум и не лишала меня воли, но боролась за свою жизнь не менее яростно, чем я сегодня борюсь за свою. Любые попытки хирургов извлечь хотя бы один из моих алмазов неизменно укладывали меня на реанимационный стол. А боли, которые затем терзали, казалось, каждую клетку моего тела, были такими, что с ними едва справлялись самые мощные анальгетики.
Гиперпространственный паразит вселился в мой организм с неведомой мне целью. Я резонно опасался, что, когда мой дьявольский иждивенец достигнет ее и решит разорвать наш симбиоз, он просто-напросто выйдет наружу, растерзав меня на мелкие кусочки. Хорошо, если это произойдет быстро и я не успею ничего почувствовать. Но вдруг паразит будет выбираться из меня медленно: часами, днями, неделями?..
Бр-р! Жуть! Даже думать об этом противно! Я и так чуть было не сошел с ума от боли, когда шесть лет назад хирурги безуспешно пытались выковырять из меня эти проклятые алмазы. Не хочу, просто отказываюсь верить, что мне уготованы куда более суровые и долгие муки…
Солнце, выглянув из-за туч, почти сразу скрылось обратно, и узловик, перед которым я внезапно исчез и вновь материализовался, даже толком не испугался. Его рука метнулась было к ножнам, но так и замерла на рукояти ножа, не успев расстегнуть на ней страховочный ремешок. Еще бы – ведь мой «кольт-анаконда» уже упирался дулом пленнику в лоб.
– Забыл тебя предупредить, – добавил я, взводя пальцем револьверный курок. – Не надо дергаться, кричать или пытаться убежать, когда я внезапно пропадаю. И вообще не обращай внимания на эту мою странность. Просто считай ее… ну, скажем, нервным тиком. Ты ведь не шарахаешься в испуге от людей, которые страдают нервным тиком или заиканием, верно?
– Нет, не шарахаюсь, – ответил узловик и убрал руку с ножен. – Я это… все понял. Больше не буду. Правда. Уберите пушку… Геннадий Валерьич.
Ага, значит, уже не Избранный! Все-таки сопляк мне поверил! Или решил подыграть врагу, пустив ему пыль в глаза, а потом снова напасть?
Ну да бог с ним. Не похож этот простачок на своих лицемерных братьев, которые служат Ордену уже не первый год. Когда-то я сам был молодым и легковерным, разве что не таким глупым. По крайней мере, никто меня тогда в петлю не ловил и за ноги к фонарю не подвешивал.
Я плавно спустил курок и вернул «кольт» в кобуру. Выхватываю я его и впрямь молниеносно и виртуозно – ковбои точно позавидовали бы. Но вот стреляю просто отвратительно. Старые магнумовские патроны здесь редки и стоят бешеных денег, поэтому тратить их на тренировочную стрельбу по бутылкам – непозволительная роскошь. А с пистолетами и револьверами меньшего калибра на местную живность не поохотишься. Иное же раритетное оружие при моем образе жизни мне не подходит. Одно – слишком тяжелое, другое – недостаточно компактное, а третье вроде бы и легкое, и удобное, и скорострельное, но засоряется и выходит из строя в самый неподходящий момент. А грязь здесь, сами понимаете, особая. Стоит только какой-нибудь едкой нанодряни чуть-чуть подточить пружину или разбалансировать автоматику, и все – пушку можно выбрасывать. В итоге я и остановил свой выбор на револьвере – простом, мощном и легко чистящемся оружии. И если оно меня когда-либо подводило, в этом был виноват лишь я сам и мои недоразвитые стрелковые навыки…
– Значит, вы меня не убьете? – полюбопытствовал узловик, понурив голову.
– Убью, – пообещал я, но, едва пленник снова напрягся, уточнил: – Только не сегодня. Вот пошлют тебя снова за моей головой, тогда и убью. А пока живи и радуйся, что не успел разозлить Геннадия Валерьича как следует. Обычно у меня с вашим братом-охотником разговор короткий… Прощай, недотепа.
И, развернувшись, я собрался было двинуться прочь, однако не успел сделать и пяти шагов, как сталкер меня окликнул:
– Эй, погодите! Вы, кажется, что-то обронили!
Я оглянулся. Все еще сидящий у столба энергик указывал пальцем на лежащий перед ним белый пластиковый прямоугольник. Небольшой – аккурат размером с мой офицерский билет. Собственно говоря, оттуда этот листок и выпал, очевидно, когда я выхватывал револьвер. Выпал и едва не потерялся. А я еще узловика недотепой обозвал! Сам-то чем лучше его?
Оброненный мной кусочек пластика являлся обычной фотографией, упавшей на землю изображением вниз. Я решил вернуться и подобрать ее, но сталкер меня опередил. Отстранившись от столба, он протянул руку и первым поднял мою потерю. После чего так и остался сидеть на корточках, с интересом разглядывая снимок.
Поначалу меня это рассердило, и я хотел было потребовать у наглеца немедля отдать мне фото. Но, заметив вмиг посветлевшее лицо узловика и тронувшую его губы улыбку, вдруг ощутил, как моя злоба стремительно испаряется, а на ее место приходит изрядно позабытая мной за минувшие годы жалость. Жалость к этому обделенному отцовским вниманием, но явно не деньгами простаку. Который, желая отомстить ненавистному родителю, снабжает его капиталами Орден Священного Узла; разумеется, теми капиталами, к которым нерадивый сын имеет доступ. А уж Командор найдет способ, как выжать из неофита побольше средств. Если уже не выжал из него все до копейки. Сомнительно, чтобы Хантер отправил на верную смерть – а ловля Алмазного Мангуста для такого глупого сталкера ничем иным закончиться и не могла – одну из своих «дойных коров».
– Кто это? – спросил продолжающий улыбаться узловик, не сводя взгляд с фотографии.
– Это моя жена Елизавета и наша десятилетняя дочь Аня, – ответил я, после чего счел необходимым уточнить: – Вернее, Ане исполнилось десять, когда был сделан этот снимок. К сожалению, более нового у меня пока нет… до поры до времени. Вот так я и слежу за тем, как растет моя дочь. Пять лет уже слежу. Обидно, конечно, но что поделать, раз по-другому нельзя.
– Она милая, – почтительно заметил рыцарь. – И ваша жена тоже очень красивая… Это точно… – И, протянув мне фотографию, признался: – А меня Георгием зовут. Георгий Дюймовый… В смысле, фамилия моя такая. Не то чтобы она была сильно известна там, за Барьером, но в деловых кругах моего отца хорошо знают. Осип Дюймовый – владелец нескольких транспортных компаний. Ну, вы понимаете: туризм, грузоперевозки и все такое.
– Понимаю, – кивнул я, пряча фотографию обратно в офицерский билет, и усмехнулся: – Ты небось, Жорик, в Священный Узел подался еще и потому, что в Ордене прозвища друг другу давать не принято, верно? Как ни крути, а «брат Георгий» звучит куда солиднее, чем… Ну, ты тоже меня понимаешь.
– Ага, – усмехнулся мне в ответ узловик, правда, не слишком весело. – Вы угадали: меня в школе Дюймовочкой аж до пятого класса дразнили. В общем, пока в спортивную секцию не записался и сдачи давать не научился. После этого сразу отстали. А когда поняли, кто у меня отец и сколько он мне выдает на карманные расходы, все до единого стали в друзья напрашиваться. Сначала в школе, затем в институте. Только ну их к черту таких друзей, правильно? Эх, знали бы вы, Геннадий Валерьич, сколько мы, бывало, за одну ночь в клубах бабла просаживали! Ужас!..
– А сколько ты уже Командору отстегнул, если не секрет? Он ведь тоже тебя не за бесплатно братом называет, – ехидно полюбопытствовал я, нехотя втягиваясь в разговор. Редко, очень редко мне доводится вот так, по-простецки, поболтать в Зоне со сталкерами. А особенно с теми, кто приходит меня убить.
Жорик уставился на меня с таким обиженным выражением лица, будто я не задал ему откровенный вопрос, а отвесил пощечину.
– Нет, ну вы скажете тоже! – набычившись, проворчал он. – Это ж две очень большие разницы: на выпивку, травку и девчонок деньги спускать или помогать моим братьям делать большое, нужное дело! Я ведь давно не маленький, могу отличить, что хорошо, а что – плохо!
– И все-таки, – настаивал я, – сколько ты, брат Георгий, уже потратил на поиски Узла, установление нового мирового порядка и прочую благотворительность?
– Мне для братьев ничего не жалко! – ответствовал рыцарь, чье самолюбие было явно задето моей дотошностью. – Я – реалист и осознаю, что даже на благие дела порой нужны немалые средства. Все деньги, какие у меня были, я передал Ордену! Зачем они мне в Зоне, сами посудите? Братья снабдят меня всем, что необходимо, и всегда придут на помощь в трудную минуту. Мы – одна семья! Великая семья! И если бы отец не заблокировал мои счета, я помогал бы Ордену деньгами и поныне. Но поскольку это больше невозможно, значит, я обязан проявить себя в другом священном деле. Например, в поиске Избранного. Таков мой рыцарский долг!
– Все ясно. Именно так я и думал, – хмыкнул я, довольный тем, что раскусил простофилю еще до того, как он сам мне во всем признался. – И как, Жорик, ты теперь оправдаешься перед Хантером в том, что не убил меня? Ведь братья на тебя рассчитывали, а ты их подвел.
– Да запросто, – пожал плечами сталкер. – Меня послали убить Избранного, но поскольку вы – точно не он, значит, тот, кто подсунул Командору эту информацию, допустил ошибку. Скажу всю правду: так, мол, и так, мы пользовались ложной информацией – Алмазный Мангуст вовсе не Избранный, а обычный человек… Ну, то есть не совсем обычный, но явно не тот, кто нам нужен. Скажу еще, что вас зовут Геннадий Хомяков и что за Барьером у вас есть семья, и вообще…
– И о моей семье, Жорик, и обо мне Командору давным-давно все известно, – перебил я собеседника. – И если бы Хантер мог до нее добраться, он, не мешкая, сделал бы это, не сомневайся. Он охотится за мной не потому, что считает меня Избранным. Все дело в этом. – Я щелкнул пальцем сначала по своему алмазному глазу, а потом по камню, вплавленному мне в шею рядом с гортанью. – Орден, «барьерная» мафия, сталкеры-одиночки, которые по локациям промышляют, – все хотят мои сокровища к рукам прибрать. Да и у тебя, гляжу, глаза загорелись – тоже небось был бы не прочь таким камушком разжиться?
– Да нет, я с камнями как-то не очень… Их ведь надо еще в деньги обращать, а это столько проблем! А то еще возьмут и не заплатят – самого прикончат, а товар просто так отберут, – попытался вяло оправдаться рыцарь и отвел глаза, дабы они не выдали, что он, мягко говоря, лукавит. – Но почему вы Орден и мафию под одну гребенку стрижете? Неужели всерьез боитесь, что Командор захватит вашу семью в заложники, как поступили бы бандиты?
– Боюсь, Жорик. Еще как боюсь, – признался я. – Поэтому в свое время и сделал все возможное, чтобы такого не случилось. Если бы Орден и мафия могли, они давно схватили бы мою жену и дочь. Семь превосходных бриллиантов, каждый – величиной с абрикос… Против такого искушения даже будущие спасители мира, такие, как твой Савва Хантер, не устоят! И пойдут на любые меры, чтобы заполучить эти камушки. Я это предвидел еще до того, как в Зону подался, и сделал все возможное, чтобы данная проблема меня не беспокоила. Думаешь, стал бы я просто так разгуливать по Зоне с этой фотографией в кармане и рассказывать тебе о Лизе и Анечке?
– Нет, наверное.
– То-то и оно. Теперь они под надежной защитой, и я за них полностью спокоен.
– Это хорошо… Это просто здорово, – кивнул узловик, а затем решительно помотал головой. – И все равно вы не правы. Точно вам говорю, Геннадий Валерьич: вы заблуждаетесь! Мы с братьями, конечно, не святые и запросто можем ошибиться, приняв вас за Избранного, но чтобы пытать вашу семью из-за каких-то алмазов!.. Нет, исключено. Мы ж, в конце концов, не звери какие-то? У нас вон и кодекс чести имеется!
– Ты хороший человек, Жорик, – заметил я совершенно искренне, – и сегодня твоя святая простота, возможно, спасла тебе жизнь. Однако, поскольку ты все еще продолжаешь верить в честность и благородство своих старших братьев по Ордену, значит, либо ты очень недолго прожил в Зоне, либо слишком наивен, либо то и другое вместе. Согласен, без Ордена здесь царила бы и вовсе махровая анархия. Но и тот порядок, какой он насаждает, лишь с большой натяжкой можно назвать справедливым. Приговоры, которые выносят ваши суды, напрямую зависят от того, насколько проступок того или иного сталкера затронул интересы Священного Узла. Что, сам понимаешь, далеко от канонов подлинной справедливости. Слишком уж однобоким получается ваше правосудие, брат Георгий. Я на каждом шагу вижу, как исповедуемая Саввой доктрина расходится с делами, какие вы в действительности творите. И мне будет жаль, если день, когда ты сам осознаешь это, станет последним днем в твоей жизни. Беги из Зоны, Жорик. Беги, пока не поздно, и стань опять нормальным человеком. Ведь тебе, в отличие от меня, сделать это намного проще и безболезненней…
В небе над нами что-то мелькнуло. Какой-то объект – слишком мелкий и чересчур стремительный для биомеха вроде гарпии. Да и летел он не параллельно земле, а по крутой траектории ввысь. Узловик его и вовсе не заметил, поскольку смотрел в другую сторону.
Впрочем, даже пялься сейчас Жорик в небо, вряд ли он засек бы взмывший в зенит предмет, похожий на сигару. Я и то обнаружил его лишь посредством своего алмазного ока. Оно воспринимало мир в особой проекции и накладывало ее на то изображение, какое я вижу нормальным глазом. Проще говоря, на картинке, что поступала мне в мозг, все статичные или медленно движущиеся предметы были окружены специфическими аурами. И любой возникающий у меня перед глазами новый объект, который был крупнее куриного яйца и двигался быстрее бегущего человека, оставлял на фоне этих аур четкий след.
Именно такой след и прочертила для меня сигарообразная хреновина, запущенная в небо неизвестно кем и для чего. Прочертила и, истратив свой взлетный потенциал, замерла на мгновение в вышине, а затем устремилась вниз.
Судя по траектории, объект должен был упасть метрах в трехстах от нас. Однако его свободное падение продолжалось всего пару секунд. Внезапно по бокам снижающегося предмета возникли две пары коротких крыльев, а из задней его части вырвалась огненная струя. После чего курс его полета резко изменился. Заложив крутой вираж, эта маленькая ракета развернулась в воздухе и нацелила свой нос прямо на нас.
– Бежим! – крикнул я все еще ни о чем не подозревающему Жорику и, схватив его за шиворот, рывком поставил сталкера на ноги. На его счастье, он не стал задавать дурацких вопросов о том, с чего это я вдруг переполошился. Вскочив, узловик не мешкая и без оглядки припустил за мной.
Я бежал в сторону, противоположную той, где засел стрелок, выпустивший по нам из подствольного гранатомета так называемый плазменный привет – гранату «ГП-40». Точнее, одну из наиболее коварных ее разновидностей: антиснайперскую «АС». Ту, что, будучи выстреленной по навесной траектории, способна мгновенно просканировать расположенную внизу местность и, обнаружив по характерному излучению все имеющееся на ней импульсное оружие, нанести удар либо по какой-то конкретной его модели, либо просто по наибольшему скоплению такового – в зависимости от заданной программы.
Из-за узкоспециализированного назначения «АС» стрелок применял ее лишь тогда, когда был точно уверен, что в зоне ее поражения находятся только враги. В нашем случае это означало, что шарахнувший в нас из подствольника тип не видел меня и рыцаря, но знал о нашем присутствии. И о том, что среди нас нет тех, о чьей смерти гранатометчику пришлось бы потом сожалеть.
Как здорово, что я отшвырнул Жориков пулемет подальше! Это позволило нам отыграть сейчас у врага несколько жизненно важных секунд. Настроенная на электронику «карташа», ракета ударит туда, где он валяется, и у нас есть шанс не угодить в плазменную вспышку. Чуть больший – у меня, чуть меньший – у узловика, резвость которого, в отличие от моей, оставляла желать лучшего.
Местность по обе стороны разбитой дороги (судя по редким сохранившимся указателям, когда-то она называлась Краснопресненским проспектом), где я изловил недотепу-сталкера, была изрыта «носорогами» и «бронезаврами» так, словно они устраивали здесь брачные игрища. Дабы не изжариться заживо, нам предстояло удрать от эпицентра грядущей вспышки не менее чем на шестьдесят метров. И барьеров на нашей дистанции было не меньше, чем на стометровке для соревнований по стипль-чезу.
Напичкавший себя боевыми имплантами Жорик, похоже, решил сэкономить на мышечных ускорителях, хотя такому увальню, как он, подобные примочки явно не помешали бы. Я не собирался его дожидаться – чай, не друзья-товарищи – и потому быстро ушел от него в отрыв. И прислушивался я не к топоту и сопению узловика, а к шуму снижающейся ракеты. Он стремительно нарастал, но поскольку я уже сталкивался с таким оружием, то смел надеяться, что не провороню момент, когда надо будет сигать в укрытие.
Три… два… один… Пора!
– Ложись! Мордой в землю и не дышать! – не оборачиваясь, гаркнул я отставшему рыцарю. Теперь неважно, сколько он пробежал. Нам еще надо успеть зарыться в глину – авось да убережем лица и руки от ожогов. За прочие части собственного тела, защищенные легким и огнеупорным пилотским комбезом, я не переживал. Облаченному в доспехи брату Георгию тоже можно не опасаться сильных ожогов. Но из-за того, что он отбежал от столба не так далеко, как я, все могло обернуться для Жорика намного хуже.
Я нырком сиганул в траншею, на край которой в этот момент выскочил, и, скатившись на самое дно, погрузил кисти рук и лицо в рыхлую глинистую осыпь, что съехала со склона вместе со мной. А спустя две секунды понял, что малость ошибся в расчетах и мог бы пробежать десяток лишних шагов, аккурат до следующей канавы. А узловик, в свою очередь, вероятно, успел бы допрыгать до этой…
Ну да ладно, что сделано, то сделано. В конце концов, я – обычный человек, не вшивший себе в голову боевой компьютер, и потому имею право на ошибку. Даже на такую, которая может стать для нас с Дюймовым фатальной.
«Плазменный привет» я не вижу, но отлично его чувствую. Ощущения такие, словно меня шутки ради втолкнули в раскаленную парную и снаружи подперли дверь. От жара, что ураганной волной растекся по округе, никуда не деться. Уши, кажется, натуральным образом сворачиваются в трубочку. Спину припекает даже сквозь плотную ткань комбеза. Хочется засунуть голову в сырую, холодную глину еще глубже, по самый затылок, но любое, даже незначительное движение обжигает кожу и делает жар еще нестерпимее. Вот мне и остается одно – лежать без движения и, стиснув зубы, стойко сносить мучения. И радоваться тому, что за пределами траншеи свирепствует и вовсе адское пекло, от которого у меня вмиг выгорели бы волосы и обуглилась кожа.
Как там, интересно, дела у Жорика? Хватило у него ума укрыться в траншее, или этот олух залег на поверхности и сейчас покрывается хрустящей, но отнюдь не аппетитной корочкой? Не хотелось бы мне потом добивать его, смертельно обгоревшего и бьющегося в агонии. Не по нутру мне такое сталкерское милосердие. Уж лучше пусть сукин сын умрет быстро или, хрен с ним, выживет. Одно из двух, а что именно, мне, сказать по правде, на это начхать. Я не расстроюсь при виде мертвого узловика, но и не стану ликовать, если мой несостоявшийся убийца спасется.
Волна жара быстро сошла на нет, но, прежде чем вновь начать дышать, я выждал несколько секунд. Даже не слишком горячий воздух способен обжечь легкие при первом глубоком вдохе, который я сделаю, продержавшись без воздуха почти минуту. Лучше еще немного потерпеть и подстраховаться.
Что ж, пожалуй, достаточно. Я выкопался из глины и, шумно вдохнув полной грудью, наскоро отер от грязи лицо и руки. Можно сказать, пронесло, но полностью уповать на это пока не стоило. За минуту гранатометчик мог подобраться к нам на расстояние прямого выстрела и повторить попытку приготовить из нас жаркое.
Да, рано благодарить судьбу. Самое время высунуться из траншеи, осмотреться и выяснить, кому на сей раз вздумалось поохотиться на Алмазного Мангуста. Что ни говори, а этот пока невидимый враг пугал меня значительно больше простака Дюймовочки…
Глава 2
Жорику повезло. Он не только сообразил нырнуть в траншею, но вдобавок успел забиться под лежащий в ней обломок бетонной плиты. Верно подмечено: жить захочешь – вмиг поумнеешь. На прилетевшем вслед за волной жара холодном ветру от нагретых доспехов рыцаря шел пар. Лицо везунчика раскраснелось, кончики волос у него на голове были опалены, но он остался жив, и это главное.
Завидев подкрадывающегося меня, сталкер тоже решил было вылезти из канавы. Но я подал ему знак сидеть на месте и помалкивать, после чего сам спрыгнул к нему в укрытие. А затем высунул из траншеи нос и уставился в том направлении, откуда мы сюда примчались.
Заметил враг наше бегство или нет, неизвестно. Но с минуты на минуту он обязательно явится на выжженный пятачок, оставшийся после вспышки плазменной гранаты. Стрелку надлежало выяснить, что с нами произошло. Либо он обратил нас в золу, либо мы, недожаренные, корчимся неподалеку, либо дорогостоящая «ГП-40АС» была потрачена им впустую.
Мы с моим невольным собратом по несчастью испытывали к врагу не меньший интерес. Я – по уже упомянутой выше причине, а рыцарю явно хотелось узнать, что за наглец осмелился покуситься на члена Ордена, бросив ему тем самым открытый вызов. Яростно сопящий и от злобы, и от сбитого при бегстве дыхания, узловик тоже высунулся из траншеи, но был тут же грубо одернут мной, ибо его бестолковая голова так и напрашивалась, чтобы ее кто-нибудь отстрелил.
– Спокойнее, Жорик, – добавил я при этом. – Не кипятись, наберись терпения. Забыл, что ли, правило: охотник мимо подстреленной добычи не пройдет. Скоро выясним, что за ублюдочная тварь дерзнула подпалить тебе шевелюру.
Сия малоприятная истина открылась нам, не успели мы еще толком отдышаться. Неожиданная разгадка удивила даже меня, а Дюймового не только удивила, но и огорчила до глубины души. Смотреть сейчас на брата Георгия было воистину жалко. При появлении на дороге наших врагов его челюсть ошарашенно отвисла и задрожала, а вытаращенные глаза заблестели, но уже не от злости, а от накативших на них слез нескрываемой обиды.
Жорик был отважным парнем, это бесспорно. Но стойко выдержать нанесенный ему судьбой вероломный удар под дых у него не получилось. Впрочем, я в его возрасте тоже наверняка испытал бы шок и был бы морально раздавлен, предай меня вдруг, к примеру, мои лучшие товарищи по летному училищу. К счастью, в те годы бог оградил меня от подобных потрясений – видимо, рассудил, что мне с лихвой хватит проблем в будущем. А вот Георгию Дюймовому в этом плане не подфартило. Люди, с которыми его связывали, казалось бы, наикрепчайшие братские узы, поступили с ним отнюдь не по-братски.
Вот не думал, что мое пророчество насчет ожидающего Жорика вскорости прозрения сбудется настолько быстро! Увидев выходящих на дорогу пятерых узловиков, я тоже немало удивился, поскольку ожидал лицезреть не их, а военных-чистильщиков. Только армейцы поголовно ненавидели всех сталкеров-нелегалов и имели право стрелять без предупреждения по любому из них, не делая разницы между наемниками, рыцарями, егерями и обычными вольными промысловиками.
Пальнуть по узловику исподтишка мог и обычный сталкер, не в меру озлобленный по какой-либо причине на судей Зоны. Но чтобы члены Ордена убивали друг друга – с подобной разборкой я сталкивался впервые. Подозревал, что эти двуличные типы на такое способны, однако до сей поры думал, что мои подозрения все же преувеличены. У Хантера хватит совести отправить своего не слишком ценного бойца на верную гибель, но использовать его в качестве приманки для антиснайперской ракеты являло собой вершину командорского цинизма. Ничего не скажешь: хорошенькую благодарность заслужил брат Георгий за свои щедрые денежные пожертвования Священному Узлу!
– Как же так? – дрожащим голосом промямлил Жорик, таращась на приближающихся к месту взрыва узловиков. – Брат Ипат! Брат Улдис! Брат Мераб! Но ведь они сказали, что будут дожидаться меня на Ходынке! Сказали, чтобы я шел и проверил, верны ли слухи, будто Избранный скрывается возле Живописного моста, а потом вернулся назад и доложил! Сказали, а сами почему-то сейчас здесь!.. Что ж это получается? Значит, все время они незаметно шли следом за мной?
– Во-о-он оно как! – вполголоса заметил я, смекая, что к чему. – Забавная складывается ситуевина! Стало быть, Жорик, тебя послали всего лишь на разведку, а ты нарушил приказ старших братьев и вздумал геройствовать! А ведь они, ручаюсь, знали, что именно так ты и поступишь: заметишь Избранного и не устоишь перед искушением расправиться с ним в одиночку! Иными словами, не упустишь шанса выслужиться перед Командором!
– Но даже если знали… Почему так? Зачем по мне… ракетой? – вконец сник сталкер. – Ведь я же – свой! Мы же с ними братья… вроде бы.
– Хороший вопрос, юноша, – согласился я с ним. – Особенно учитывая, что всей Зоне известно: Мангуст принципиально не пользуется современным оружием. А значит, ракету однозначно наводили на твой «карташ». И впрямь, с чего бы вдруг? Может, эти парни – твои должники? Ты случаем не обыграл их накануне в карты? Сам понимаешь: загнанный в большие долги человек мало чем отличается от загнанного в угол зверя…
Между тем узловики достигли места, где до этого околачивались мы, и стали внимательно изучать выжженное плазмой пространство. Я понятия не имел, кто из рыцарей – братья Улдис и Мераб, – но Ипата опознал сразу. Известная в Пятизонье личность. Толкуют, что именно он станет следующим орденским надзирателем-приором Московской локации. Опытный сталкер-мнемотехник, способный, по слухам, подчинять себе даже неукротимых биомехов. Такого аса Командор точно не отправил бы, как брата Георгия, вызывать огонь на себя. А вот на ловлю Алмазного Мангуста – вполне вероятно, пусть прежде Ипат этим никогда не занимался. Да и Улдис с Мерабом тоже явно не рядовые члены Ордена. Не зря же Жорик выделил их из группы наряду с матерым мнемотехником?
– Я не играю в карты, и никто мне ничего не должен! – пробубнил несостоявшийся Авель, немного отойдя от потрясения. – Это я чувствовал себя перед ними в долгу. Я всегда был готов умереть за братьев! Но им стоило меня об этом просто попросить, а не втыкать мне нож в спину! Почему? Неужели они мне не верили? А я-то думал, что давно заслужил их доверие! Да и они сами мне об этом не раз говорили! Лжецы!..
Я не стал спорить мысленно сам с собой, расплачется Жорик или нет, но тот «я», который думал, что он вот-вот расклеится, проиграл бы. Судьба крепко треснула брата Георгия, но, к моему очередному удивлению, он все-таки устоял на ногах.
А вот ума, увы, не набрался.
Шок у обманутого узловика быстро перерос в праведный гнев, а гневаться молча такой прямодушный парень попросту не умел. Я поздно спохватился и опоздал шикнуть на него до того, как он обозвал собратьев лжецами. Негодующая тирада сталкера была начата полушепотом, а завершена уже довольно громким возгласом, который вмиг долетел до чутких ушей узловиков, вынюхивающих нас на дороге.
– Жорик, ты кретин! – змеей прошипел я, с головой юркнув в траншею, когда Ипат и его напарники дружно повернулись в нашу сторону. – Чертов гребаный кретин! На кой хрен я вообще с тобой связался!
Дюймовый открыл было рот, видимо, желая оправдаться, но в этот момент рыцари вскинули оружие и открыли стрельбу сразу из всех стволов. Два легких импульсных пистолета-пулемета «шторм», два «карташа» – таких же, какой был у Георгия, – и один лазерный армган шарахнули по нам неприцельным огнем, взрывая и выжигая до корки берега траншеи. На нас посыпались глиняные комья и обломки бетона, и мне пришлось забыть о перебранке с пустоголовым увальнем, который вновь накликал на мою голову беду.
Нет, с таким напарником далеко не уедешь! Да и нужен он мне, как бронезавру автомагнитола! Самое время распрощаться с этим болваном и рвать когти, пока рыцари не похоронили нас обоих в одной канаве, словно в братской могиле.
– А ну живо под плиту! – прикрикнул я на сталкера и подтолкнул его в направлении убежища, где он только что прятался от плазменной вспышки. – Забейся в нору, как мышь, и молись, чтобы Ипат всю свою банду за мной увел! И не вздумай больше мне на глаза попадаться! Никогда в жизни! Клянусь: будешь меня преследовать – снова вздерну на тросе! Только на сей раз за шею! Усек?!
Что ответил мне брат Георгий, я не расслышал, поскольку, пригрозив ему, в следующий миг уже бежал по дну траншеи в сторону Гребного канала. И тоже молился. Но не о том, чтобы рыцарский квинтет потерял нас с Жориком из виду – этим вопросом должен был озадачить Всевышнего Дюймовый.
Моя молитва была обращена к солнцу, на чью помощь я уповал сегодня гораздо чаще, чем на вмешательство в мою судьбу Господа Бога. В отличие от него, солнце выручало меня регулярно. А он если и помогал, то лишь в качестве запоздалой компенсации за свою злую шутку. Ту самую шутку, что он сыграл со мной шесть лет назад, когда одарил меня многомиллионными сокровищами, которые не принесли мне ничего, кроме страданий и боли.
Нынче солнце тоже не особо спешило мне на подмогу. Оно пряталось за облаками, не позволяя, таким образом, избежать стычки с узловиками наиболее легким способом. Траншея протянулась от силы на полста метров, так что я не рассчитывал покинуть ее незамеченным. Добежав до ее восточного конца, я в последней надежде молитвенно возвел очи к небу – нет, светило выйдет из-за туч еще не скоро – и, чертыхнувшись, в один прыжок выскочил на край склона.
Благо, хоть мое обезьянье проворство не зависит от погодных явлений, как невидимость. Разве только под дождем я, боясь поскользнуться и свернуть себе шею, не рискую забираться чересчур высоко и держусь по возможности ближе к земле. Но нынче, к счастью, сухо, а значит, этим охотникам придется ловить меня по всем правилам. То есть без поддавков с моей стороны.
Продолжая стрелять по тому участку канавы, где они нас засекли, Ипат со товарищи подступили к склону. Они не знали, по какому из двух доступных нам направлений мы рванем, и потому растянулись в короткую цепь, перекрыв таким порядком половину траншейного берега. Ближайший ко мне узловик – судя по его кавказской наружности, это был Мераб – обнаружил мое появление и моментально выпустил по мне очередь из «ИПП». Но пока враг разворачивался, я в два гигантских стремительных прыжка достиг следующего рва и сиганул в него. Пули взрыли землю там, где отпечатались мои следы, и, пронесшись у меня над головой, ударили в склон траншеи. Но все выстрелы Мераба были сделаны впустую. Я снова скрылся от стрелков в мертвой зоне.
– Во имя Священного Узла, приказываю тебе сдаться его слугам, Мангуст! – прогремел над округой усиленный голосовыми имплантами властный голос. – Бегство бесполезно! Ты окружен!..
Если бы всякий раз, когда ко мне обращались с подобными угрозами, я получал от преследователей по десять баксов, то уже купался бы в деньгах, как Жориков папаша – Осип Дюймовый. А если бы еще при этом приплачивали за каждую выпущенную в меня пулю, я, наверное, давно организовал бы собственный Орден и сидел под защитой армии телохранителей, поплевывая от скуки в потолок. Но, увы, все устроители сафари на Мангуста как на подбор оказывались скрягами и не считали должным платить мне за доставленное им удовольствие. Кто знает, может, поэтому я и питал хроническую неприязнь ко всему здешнему миру?
Сегодняшних ловцов было мало, но лучше бы за мной гналась дюжина обычных наемников или прельщенных блеском моих камушков вольных сталкеров. Что конкретно подвигло такого авторитетного узловика, как Ипат, лично взяться за мою травлю, я не догадывался, но свою ловушку он подготовил на совесть. Дал мне поверить, будто это я поймал Жорика, а оказалось, тот служил лишь приманкой – такой, в которой Мангусту будет крайне сложно учуять подвох.
Возможно, охотники полагали, что на момент, когда они нанесут по мне ракетный удар, брат Георгий будет уже мертв и на них не ляжет клеймо братоубийства. Так что чудом выживший Дюймовый зря обвинял Ипата в тяжком грехе – мнемотехник пытался откреститься от него со всей присущей узловикам изворотливостью.
Впрочем, это был уже пройденный этап. Теперь, когда рыцари подобрались ко мне на расстояние прямого выстрела, необходимость таиться для них отпала. И они накинулись на меня с остервенением поваров элитного ресторана, узревших у себя на кухне мышь.
Ипат и впрямь решил не мелочиться и оснастил сразу двух членов своей команды сплит-артефактами «Джампер». Знакомая дрянь. В прошлом на меня уже охотился сталкер-прыгун, нацепивший пояс, сплетенный из автона, под названием «Титановый вьюн». Будучи подцепленным к «Сердцу Зверя», этот пояс включался посредством перчатки-«Фрича», после чего его владелец мог совершать гигантские прыжки – на дюжину метров в высоту и на полста в длину. А безопасное снижение после такого подскока происходило за счет затухания эффекта левитации, возникавшего при контакте «Фрича» с наэлектризованным «Титановым вьюном».
Каждый сталкер мечтал заполучить себе «Джампер», но, во-первых, далеко не каждому он был по карману, а во-вторых, отыскать на просторах Пятизонья вышеназванный автон было ненамного легче, чем пресловутый цветок папоротника. Так что, даже скопив подходящую для покупки левитирующего сплит-артефакта сумму, вы могли еще невесть сколько дожидаться, когда эта диковинка появится в продаже на сталкерском рынке. А затем скрестить пальцы на удачу, чтобы, не дай боже, какой-нибудь более пронырливый и богатый покупатель не увел «Джампер» прямо у вас из-под носа.
Сразу, как только прыгуны-узловики активировали свои пояса, выбранная мной тактика – бегство по дну траншей – утратила свое преимущество. Перескакивая изо рва в ров, я планировал добраться таким образом до руин спорткомплекса «Крылатское». Его запутанные лабиринты мне, в отличие от рыцарей, было запросто преодолеть напрямик – поверху. Но теперь, когда выяснилось, что двое преследователей могут скакать по развалинам гораздо шустрее меня, соваться туда отпало всякое желание. Улепетывать по открытой местности, вдоль Москвы-реки, и подавно нельзя. При ярком солнце – еще куда ни шло, но не сейчас. К тому же вчера я заметил ошивающихся на берегу колесных ботов, которых мнемотехник тоже мог шутя на меня натравить.
Оставалось два пути. Первый: переплывать реку, рискуя повторить участь легендарного комдива Чапаева либо быть обглоданным до костей скоргами-пираньями. И второй путь: улепетывать к Живописному мосту. Или, вернее, к тому, что от него ныне осталось.
Вскарабкавшись на это полуразрушенное сооружение, я создам прыгунам дополнительные проблемы и тем самым увеличу свои шансы на успех. А затем переберусь на другой берег реки. Пусть не туда, куда я направлялся до встречи с Жориком, но поблизости от Курчатника мне будет проще отделаться от погони.
В тех краях полным-полно всевозможного техноса, не то что здесь. На одном тамошнем квадратном километре пасется гораздо больше тварей, чем их сможет подчинить себе зараз Ипат. Мне останется лишь обнаружить с высоты ближайшую стаю биомехов и выманить на нее врагов. Вот и пусть грызутся между собой, а я в это время посижу в укромном уголке и поболею за ту команду, какая мне больше приглянется.
Но об этом я задумаюсь, лишь когда пересеку реку. А пока моей главной задачей являлся штурм Живописного моста.
Сталкеры, которые оказывались в данном районе Москвы уже после Катастрофы и впервые видели этот мост, часто думали, будто он тоже стал тогда жертвой аномальной стихии, как и большинство строений в локациях Пятизонья. Думали и ошибались, потому что Живописный, напротив, являл собой одно из его редких сооружений, сохранивших свой относительно первозданный вид и месторасположение. А то, что сие архитектурное творение, вопреки законам логики, пересекало реку не перпендикулярно, а по диагонали, было целиком заслугой его создателей. Это по их замыслу оно вписалось в облик Москвы начала нашего века именно таким экстравагантным способом. Зачем и почему – мне неведомо, а справиться об этом теперь не у кого. Да и не особо это меня волнует – вокруг с избытком хватает иных, более загадочных чудес.
Конечно, пережить катаклизм совсем безболезненно Живописному мосту не посчастливилось. Мощные тектонические подвижки речных берегов обрушили оба съезда с него. Плюс наделали иных бед: обломили несколько опор и заставили прогнуться до самой воды пару пролетов. А также заметно покосили пилон – стометровую подковообразную арку, что возвышалась над серединой моста и поддерживала ее при помощи длинных стальных вант. Часть их полопалась, но остальные продолжали героически нести на себе немалый вес конструкции, слава о беспримерной стойкости которой давно пересекла границы Пятизонья.
Петляя, как настигаемый гончими заяц, я пронесся до обвалившегося мостового съезда. А затем, перепрыгивая с камня на камень, начал подбираться по их груде к свисающему крайнему пролету, чей обломанный край маячил довольно-таки высоко над береговой поверхностью.
Летающие узловики не отставали, преследуя меня, подобно двум огромным кузнечикам: взлетали вверх, планировали на землю и вновь взлетали, отчего траектория их бега напоминала неровную линию энцефалограммы. Меткость стрельбы охотников, правда, при этом снизилась. Удерживая «шторм» в одной руке, второй рукой – той, на которой была надета перчатка-«Фрич», – прыгун беспрерывно колотил себя по поясной пряжке, активируя таким образом раз за разом «Джампер». Патроны рыцари также старались экономить. Иначе им пришлось бы слишком часто останавливаться на перезарядку оружия, в то время как я продолжал бы нестись во весь опор дальше.
Мое усердное петляние, помноженное на прыжки врагов, грозило лишь случайным попаданием пули мне в спину. Однако по мере того, как рыцари сокращали разделяющую нас дистанцию, случайность эта становилась все более вероятной. Я, разумеется, не мог сигать вверх на дюжину метров; перемахнуть трехметровый барьер с хорошего разбега – вот мой нынешний прыжковый потолок. Впрочем, этого было вполне достаточно, чтобы ухватиться за торчащую из кромки обвалившегося пролета арматуру. А затем – подтянуться, подыскать опору для ног, оттолкнуться от нее и – вуаля! – я на Живописном!
При моем специфическом образе жизни мне приходится хвататься за все подряд по сто раз на дню, и потому на руках у меня – крепчайшие горнострелковые перчатки. Тело от ссадин и ушибов тоже защищено на совесть. Заботу о нем я доверил привычному серому летному комбинезону, который в прежние времена был практически моей второй кожей. Вшитые в него гибкие, но прочные налокотники и наколенники приняли на себя уже столько ударов, сколько хватило бы, пожалуй, на раздробление тысячи суставов. И обувь я опять-таки ношу особую. Сталкерские ботинки для меня тяжелы, поэтому я предпочитаю им легкие скалолазные кроссовки с шипами.
А вот от шлема пришлось отказаться, заменив его простой банданой. Носить его постоянно неудобно, а надевать лишь при виде опасности – значит терять всякий раз по нескольку драгоценных секунд. Ну уж нет! Я с куда большей пользой потрачу их на бегство, маскировку или превентивную контратаку. А вместо шлема я лучше брошу в рюкзачок дюжину-другую лишних патронов. Они, конечно, не оградят мою голову от шишек и сотрясений, зато избавят от тех напастей, от каких шлем точно не спасет.
Очутившись на Живописном, я во все лопатки рванул вдоль по нему, но это продлилось недолго. Еще до того, как прыгуны «вспорхнули» следом за мной на мост, я достиг первой подвернувшейся на пути уцелевшей ванты, вскочил на нее и, помогая себе руками, стал карабкаться по ней вверх. Прямо на арку.
Прикрепленный к ней под углом в сорок пять градусов упрятанный в кожух стальной трос был чуть толще фонарного столба, на котором я подвесил Жорика. Для обычного человека восхождение на стометровую высоту по такой головокружительной дороге практически невозможно. Но я вполне мог постараться спастись от погони и таким маршрутом…
Вы, конечно, давно обратили внимание на то, как небрежно я рассуждаю о подобных вещах: забраться на высокий столб, выпрыгнуть из глубокой траншеи, скакать по развалинам, бегать на стометровой высоте по узким наклонным вантам… Ну да, все так и есть. Эти и прочие выкрутасы действительно отнимают у меня столько сил, сколько у вас отнимет, например, бег в среднем темпе по пересеченной местности.
Удивительно? Ничуть. Весь фокус в том, что в наших краях нет нормальных людей, а тех, какие здесь обитают, мои способности не удивляют.
Не верите? Хорошо, давайте займемся сравнительным анализом. Заставьте меня пересечь бегом любую из локаций Зоны напрямик, преодолевая по пути рвы, нагромождения руин и иные преграды, – а это в среднем километров тридцать с лишним, – я рухну от изнеможения, не пробежав и четверти этой дистанции. Сталкеры – не все, а только те, кто напичкал себя по самую макушку имплантами-усилителями и нанокатализаторами, – сдадутся где-то на половине. Носители левитирующих поясов-«Джамперов» одолеют не меньше двух третей означенного пути. И только укротившие и оседлавшие какого-нибудь крупного биомеха сталкеры-мнемотехники имеют шанс дойти в нашем гипотетическом кроссе до финиша. И это лишь в теории, без учета яростных стычек с техносом, коих при таком испытании никак не избежать.
Вот и оцените мои таланты через призму здешней реальности. Как видите, они довольно скромны. А если вспомнить, что я лишен возможности пользоваться современным оружием, имплантами и терапевтическими инъекциями нанороботов, эти жестокие по меркам Зоны ограничения и вовсе делают меня местным анахронизмом. Таким же, как мой неразлучный антикварный друг «кольт-анаконда»…
Итак, я полез на арку. И, как вы поняли, не от избытка куража, а сугубо из тактических соображений. Мне нужно было продержаться еще несколько минут – ровно до того момента, пока из-за облаков не вынырнет солнце. Когда это произойдет, я улизну с пилона буквально под носом у рыцарей, пусть даже они обложат меня на верхотуре со всех сторон.
Как минимум два десятка вант все еще были прицеплены к арке с западной стороны и примерно столько же – с восточной. По какому из тросов я – невидимка – спущусь на мост? Поди, Ипат, угадай! Даже если у тебя или у кого-то из твоей команды есть импланты-тепловизоры, проку от них не будет. Маскировочное поле, которое окружает меня на ярком свету, не пропускает наружу инфракрасное излучение моего тела. Узловикам останется лишь перегородить Живописный с обеих концов, но и это им вряд ли поможет. В таком случае я слезу по самому пилону на любое из двух его оснований и задам стрекача или обратно в Крылатское, или, на худой конец, в Серебряный бор; ненавижу это место, но, коли нужда подопрет, стисну зубы и побегу туда как миленький.
Прыгуны наступали мне за пятки и, уподобившись охотничьим псам, были раззадорены погоней. Я понимал, что они сейчас чувствуют, – сам порой, преследуя врагов, увлекался и забывал обо всем на свете, даже об осторожности. Однако у этих двоих азарт все-таки не застил рассудок. Вместо того чтобы палить по мне, мелькающему в вышине, из автоматов, узловики поступили практичнее: решили отстрелить трос, по которому я карабкался.
Я понял это, когда он завибрировал подо мной от ударов бьющих в него пуль. «ИПП» – это, конечно, не импульсная картечница «мегера», которая перешибла бы ванту с одного выстрела. Но при скорострельности «штормов» у меня все равно было очень мало времени на поиск спасительного решения. Двигаясь вверх со скоростью бегущего трусцой человека, я проделал лишь две трети пути и понял, что трос лопнет раньше, чем я доберусь до арки. Пришлось поспешно перепрыгивать на соседний, который располагался тремя метрами левее и был прицеплен к пилону под более крутым углом.
Внизу также находилась одна из вант, более пологая. Соскочить на нее было бы куда проще, но я вовремя смекнул, чем это для меня опасно. И не ошибся. Отстреленный узловиками трос лопнул и, срывая с себя кожух, стеганул по мосту гигантской плетью. И первым делом ее могучий удар пришелся по ванте, идущей прямо под ней. Той самой, на которую я благоразумно остерегся прыгать. Она также разорвалась, издав хлесткий металлический щелчок, похожий на выстрел моего револьвера. Правда, ей, натянутой гораздо слабее, не удалось продолжить начатую было череду обрывов, но и те, что уже случились, изрядно усложнили мне жизнь.
От двух лопнувших подряд многотонных тросов арка заходила ходуном. Ее колебания тут же передались остальным вантам, и я был вынужден приостановить подъем, дабы не свалиться на мост. Обняв руками и ногами толстый кожух, я оседлал его, стуча зубами в такт вибрации, сотрясавшей мой и без того неустойчивый путь.
Подстрелить меня в этой неподвижной позе было значительно проще, но рыцарей сейчас беспокоило иное. Сами того не желая, они очутились под опасно колеблющейся, покосившейся махиной и потому решили отступить от нее подальше, дабы их не прибило обрывками болтающихся тросов. Или не придавило пилоном, если тот вдруг вздумает рухнуть.
Когда болтанка малость утихла и я вновь смог удерживать равновесие на своей «лиане», на Живописном находились уже не двое, а все пятеро охотников. Раздумывать, каким способом Ипат и остальные враги взобрались на мост – с помощью армейских штурмовых лебедок или по приделанной к одной из мостовых опор лестнице, – было некогда. Также некогда было гадать и о судьбе Жорика. Пока узловики боялись приближаться к качающейся арке, я воспользовался моментом и, цепляясь покрепче за трос, покарабкался дальше.
Я не боялся лазать по верхотуре – как-никак, за плечами летное училище и пятилетний стаж пилота боевого вертолета. Но теперь, когда ванта подо мной вибрировала и грозила в любой миг оборваться, изгнать страх одним лишь усилием воли не получалось. Пожалуй, впервые за долгое время я ощутил изрядно подзабытую боязнь высоты. Она выбралась на поверхность из-под груды других накопившихся у меня в душе страхов, и на минуту полностью затмила их.
На вершине пилона завывал холодный ветер, но меня все равно бросило в пот, а по конечностям растеклась предательская слабость. Дьявол, не хватало еще, чтобы у меня подкосились ноги и я сверзился на мост со стометровой высоты! Какая откровенно бесславная смерть ждет в таком случае Алмазного Мангуста! Даже скоропостижно умерший от малярии великий завоеватель Александр Македонский и тот небось так не огорчался в свои предсмертные минуты, как огорчусь я, падая вниз, прямо к ногам своих врагов. Иными словами, опозорюсь на всю Зону да вдобавок фактически преподнесу узловикам свои бриллианты на блюдечке.
Нет уж, не бывать этому! По крайней мере, не здесь и не сейчас! Кто он такой, скажите на милость, этот Ипат, чтобы получить от меня на халяву столь щедрый подарок?
Воистину, жадность может не только погубить, но и спасти! Вот вам, господа моралисты всех времен и народов, наглядный тому пример! Стоило лишь мне подумать о том, что какая-то мразь, посмеиваясь, вырежет из моего мертвого тела алмазы, как я вновь исполнился решимости и, собравшись с духом, рывком преодолел отделявшее меня от пилона расстояние. После чего спрыгнул с троса на сооруженную внутри арочного каркаса лестницу и, усевшись на ступеньку, наконец-то позволил себе передышку.
Не думал, однако, что сегодняшний денек выдастся таким суетливым. И, что хуже всего, основная суета и беготня мне еще только предстояла…
Глава 3
Путь, который я с таким трудом преодолел, вывел меня почти на самый верх возвышающейся над рекой «подковы». Под ее сводом еще сохранилась смотровая площадка-ресторан. Она напоминала по форме лежащий горизонтально овальный медальон примерно тридцатиметровой длины. Или, с учетом его габаритов, – залетевший под арку НЛО. Ширина и высота у него были соответственно порядка двадцати и десяти метров.
Войти в бывший ресторан можно было по неширокому крытому мосту. Точно такие же мост и лестница имелись на второй половине пилона, легкий крен которого к западу отразился и на смотровой площадке. Лишенная половины стекол, она тем не менее все еще уверенно висела на четырех массивных креплениях и, судя по всему, должна была рухнуть только вместе с аркой, не раньше.
Я глянул с высоты на противников и вновь устремил взор к небу. Нет, узловики определенно взберутся на пилон раньше, чем я увижу солнце. Досадно. Но, с другой стороны, здесь, в поднебесье, палить по мне напропалую из «карташей» и «штормов» они не станут. Все очень просто: арка Живописного – это решетчатая конструкция, собранная из мощных металлических узлов. Прострелить такое толстое железо насквозь выпущенная из «ИПП» пуля может, лишь угодив в препятствие по перпендикулярной траектории. Отсюда следует, что каждый сделанный внутри «подковного» каркаса выстрел будет чреват каскадом рикошетов. Но кто из моих врагов станет сейчас заниматься дотошными расчетами траекторий своих выстрелов? Ясен пень, никто, даже присутствуй среди них лауреаты Нобелевской премии по математике. Впрочем, у Ипата и компании имелось при себе не только импульсное оружие, так что радоваться пока было рано.
Что ж, братья-рыцари, посмотрим, чем вы теперь меня удивите.
Преодолев оставшиеся до перехода на смотровую площадку лестничные пролеты, я затем пересек и его. Бежал, не скрываясь: пусть враги видят, куда я намылился. Да и где еще здесь скроешься, не будучи невидимкой?
Внутри НЛО-образного ресторана царили привычные разруха и запустение. Я был отнюдь не первым его посетителем после Катастрофы, а предыдущие визитеры, как было заметно, покуражились тут на славу. Хотя, может быть, я напрасно ставлю им в вину этот разгром. Не исключено, что им тоже пришлось держать на арке оборону от врагов. Но не от биомехов, это точно. Монстры подвергли бы ресторан куда большим разрушениям, если вообще не разнесли бы его вдребезги.
Мне позарез нужно было солнце, и потому я не стал задерживаться на смотровой площадке, которую закрывала тень арочного свода. Выбравшись – на сей раз незаметно, поскольку внутри «капсулы» я перестал быть виден снизу, – через один из проломов сначала на крышу ресторана, а с нее – снова на «подкову», я очутился на самой ее вершине. Все, баста, выше мне уже не подняться. Ну и ладно – и так вскарабкался черт знает куда. Самое время начинать задумываться, как отсюда слезать.
Дабы не попасться на глаза узловикам, я улегся животом на одну из толстых каркасных перемычек и стал аккуратно наблюдать за маневрами противника. А рыцари, зная о моей излюбленной тактике, решили не дожидаться, когда над Живописным засверкает солнце, и тотчас приступили к штурму арки. Настолько стремительному, что поначалу я даже оторопел. Думая, что у меня есть еще две-три минуты на передышку, я жестоко просчитался: на то, чтобы подготовиться ко второму раунду схватки, мне отводилось не более тридцати секунд…
Первостепенной угрозой опять стали прыгуны. Не отважившись гнаться за мной по вантам, они тем не менее нашли свой способ быстрого восхождения на пилон. Не по лестницам, нет. По ним – тесным, извилистым и крутым – легкие на подъем рыцари взбирались бы ненамного быстрее своих нелетающих собратьев. Перво-наперво носители «Джамперов» соскочили с моста к арочным основаниям: один – к южному, другой – к северному. А затем, снова взявшись за свои сплит-артефакты, оба узловика ринулись вверх прямо по крутым опорам, ловко перепрыгивая с перемычки на перемычку.
Лихость, с какой мои противники начали штурм, была не чета той, с которой карабкался на «подкову» я. Прыгуны не лезли на нее – они буквально бежали к вершине, словно соревнуясь между собой, кто быстрее преодолеет крутой подъем. Их усиленного «Джампером» шага хватало, чтобы легко перемахивать с распорки на распорку. Потом – короткая пауза для подзарядки артефакта, а дальше все по-новому.
Неудивительно, что в первые секунды вражеской атаки я оторопел. Но растерянность всегда была мне отвратительным советчиком, поэтому пришлось отринуть ее и спешно призвать на подмогу смекалку. В компании этой подруги мне обычно сопутствовало везение. Жаль только, она не всегда откликалась на мои призывы о помощи.
Пока я отчаянно размышлял, как противостоять прыгунам, их менее проворные приятели также не сидели сложа руки. Двое рыцарей двинули вслед за авангардом по обычным лестницам, а один остался внизу – на случай, если мне таки повезет просочиться или прорваться с пилона обратно на мост. Прикрывающий соратников узловик расположился точно под аркой, готовясь перехватить меня, независимо от того, с какой стороны я буду спускаться. В руках у него был лазерный армган – вполне подходящая винтовка для такого огневого прикрытия.
А проклятое облако, заслонившее мое вожделенное солнце, как будто застыло на месте и ни туда ни сюда! Пока я устраивал ловушку на Жорика, погода мне всячески благоволила, хотя изловить того идиота можно было и не прибегая к маскировке. Теперь же, когда невидимость была мне жизненно необходима, я торчал на вершине арки, обложенный со всех сторон охотниками, а солнце даже на полминуты не желало явить мне свою милость. Ирония судьбы? Какое там – наглая, вероломная подстава, иначе не скажешь!
– Вот, значит, как ты со мной, да?! Ну хорошо! – процедил я сквозь зубы, пеняя на светило. – Ладно, без тебя справлюсь! Подумаешь, пять рыцарей! Тоже мне проблема! Смотри и учись!
И, сдернув с плеча трос, юркнул в хитросплетение решетчатого каркаса. То, что прыгуны еще меня не засекли, оставалось моим единственным преимуществом.
Чтобы его сохранить, мне следовало как можно дольше скрываться, а стало быть, палить из револьвера сейчас нельзя. Чем выше подбирались прыгуны к вершине дугообразного пилона, тем положе становился их путь. Теперь, чтобы удержаться на нем во время пауз, они были вынуждены приседать и хвататься за перемычки, в то время как поначалу могли просто опираться о них.
Перемещаясь от распорки к распорке, я крался навстречу тому узловику, что поднимался по южной опоре, и должен был столкнуться с ним на крыше идущего к ресторану моста. Я знал, что враг не пропустит столь удобный плацдарм для очередного прыжка. Тут-то мы с ним и выясним, кто настоящий царь этой горы. И сделать это надо так, чтобы никто из нас не упал вниз. Я – по вполне очевидной причине, а узловик – чтобы не растревожить преждевременно соратников.
Краска с пилона давно облупилась. Покрытый пылью и ржавчиной, теперь он был почти под цвет моему потертому, замызганному комбезу. Припав к толстой перемычке, что пролегала аккурат над ресторанным мостом, я дождался, когда ботинки рыцаря коснутся крыши, и набросился на него, пока он не обрел равновесие. Враг и опомниться не успел, как сверху ему на шею была наброшена стальная петля. Другой конец троса я пропустил через распорку и, намотав его на руку, тоже спрыгнул на крышу.
Качнувшись на тросе подобно летящему на лиане Тарзану – только без его знаменитого вопля, – я с раскачки саданул пойманному за шею узловику ногами в грудь. Сорвавшись с крыши, он повис в затянувшейся петле и, будучи гораздо тяжелее, чем я, потащил меня на тросе вверх, обратно к распорке. Так, как я, в принципе, и рассчитывал.
По-быстрому зацепив за нее трос, я, однако, не собирался ждать, когда висельник умрет от удушья. Он еще мог запросто спастись, поймав ногами одну из распорок и встав на нее. Дабы мои старания не пропали зазря, я не мешкая перескочил на натянутый под весом вражеского тела трос и стремительно скатился по нему до самого конца. Вернее, до дрыгающего ногами, хрипящего от удушья противника. После чего без лишних церемоний двинул ему сначала каблуком по шлему, а затем повис на ошарашенном узловике всей своей массой, помогая тем самым удавке поскорее доделать ее грязную работу.
Дернувшись в последний раз, рыцарь обмяк и мешком повис всего в шаге от спасительной для него перемычки. Перепрыгнув на нее, я поскорее затянул туда же свою жертву, чтобы она не привлекла к себе внимание прочих врагов. Вынув мертвеца из петли, я оставил его лежать поперек распорки, а сам добрался до лестницы и побежал обратно отцеплять трос. Бросать его было для меня все равно что лишиться одной из конечностей. Снимать с прыгуна его драгоценный сплит-артефакт тоже не стал. Будучи надетым на меня, он гарантированно выйдет из строя в течение считаных минут. И когда я донесу свой трофей до ближайшего барыги, это будет уже не «Джампер», а самый обычный пояс, годный лишь для ношения подсумков и поддержания штанов.
Завывание ветра и дребезжание под его порывами арки заглушили звуки нашей схватки с узловиком. Вернув себе трос, я задрал голову, дабы разглядеть сквозь просветы в каркасе второго прыгуна. По всем расчетам, сейчас он должен был достичь вершины пилона.
Так и оказалось – охотник уже был там. Не обнаружив наверху никого, он торчал точно над рестораном и высматривал меня через дыры в его стеклянной крыше. Опоздание напарника пока не тревожило верхолаза – короткая заминка при таком восхождении вполне простительна, – но это наверняка вот-вот произойдет. И мне кровь из носу нужно воспользоваться моментом, пока враг не всполошится и не станет искать меня в другом месте.
Ага, значит, прежде чем соваться на площадку, прыгун хочет дождаться своего напарника! Прекрасно! Им-то я и стану. Ненадолго – ровно до того мгновения, как следящий за рестораном узловик повернет голову и убедится, что спешащий к нему человек – вовсе не тот, которого он надеется лицезреть.
Что ж, самое время доставать «кольт». Я и не рассчитывал, что мне удастся приблизиться к противнику вплотную и прикончить его исподтишка ножом или удавкой. Это ведь не глупый разиня Жорик, а матерый убийца с отменным чутьем и реакцией. Моя задача-минимум: успеть сократить с ним дистанцию настолько, чтобы уложить его наповал первым же выстрелом. Я и стоя на ровной земле погано стреляю, а на бегу, да еще балансируя над пропастью, палить по цели для меня – серьезное испытание. Но ценой меньшего риска с этим гадом не разобраться. На подходе к площадке находятся еще двое узловиков, и, если все они объединят усилия, мне с ними подавно не совладать.