Приворот для Золушки Зарецкая Людмила

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Глава 1

Расстройство привычек

Чтобы выглядеть как богиня, нужно 20 минут.

Но чтобы выглядеть естественно, нужно 3 часа.

Янина Ипохорская

Моему деду, под фамилией которого выходят мои книги. Умение складывать слова в предложения мне досталось по наследству именно от него, всю жизнь проработавшего журналистом. Помню и люблю.

«Матре-на! Матре-на!»

Голос за окном был настолько пронзительным, что проснувшаяся Наталья невольно поморщилась. Взгляд на часы подтвердил ее худшие опасения. Полседьмого, еще можно спать часа полтора. Но уснуть вряд ли удастся, через двадцать минут встанет Ленчик, захлопает дверью туалета, собака засуетится в предчувствии завтрака, зацокает лапами по плитке в прихожей. Вода застучит тугой струей о дно ванны. В общем, дом наполнится утренними звуками, неспособными разбудить, если ты крепко спишь, но и не дающими заснуть, если ты уже проснулась.

«Матре-е-ена! Кис-кис-кис. Иди сюда, я тебе рыбку принесла».

Тьфу ты, проклятие. Эту Матрену, толстую облезлую кошку с наглыми глазами, Наталья ненавидела. Животина смотрела всепонимающе, заставляя ее вспоминать о своих грехах (а их, что ж поделать, было немало). Кроме того, кошка безбожно гадила в подъезде. В любое время года, выходя на лестничную клетку или входя в подъезд, Наталья чувствовала неповторимое амбре, опускающее их вполне благопристойный дом до уровня окраинной хрущобы.

Хозяйку кошки Матрены Наталья не любила еще больше. Между вертлявой тощей старушенцией по имени Мария Ивановна и семьей Удальцовых давно возникло противостояние, неделю назад переросшее в открытую войну.

Восьмилетний Ромка, уходя в школу, забыл дома ключ. Ленчик не проверил, а Наталья, как водится, еще спала. В результате сын, вернувшись с уроков, поцеловал входную дверь. В подъезд он все-таки попал благодаря спешившим на обед соседям. Парень не растерялся, с соседского мобильника (о своем второклассник Ромка еще только мечтал) позвонил Наталье и остался ее ждать, уютно устроившись на подоконнике между вторым и третьим этажом.

Здесь-то его и застукала возвращавшаяся из магазина Мария Ивановна. Уж чем ей не угодил болтающий ногами пацан, так и осталось тайной. Но бабулька, несмотря на немощь, обладающая недюжинной силой, стащила его за эти самые ноги на пол.

Прискакавшая с работы Наталья обнаружила сына заходящимся в рыданиях, забившимся под лестницу, с огромной шишкой на голове. Вечером вернувшийся с работы Ленчик отправился разбираться с бабкой. Он орал на весь подъезд, а назавтра к Удальцовым пришел участковый. Мария Ивановна написала заявление о рукоприкладстве.

Ленчик лишился дара речи, потому что не трогал старуху даже пальцем. Участковый сочувственно кивал головой, цену Марии Ивановне и ее рассказам он знал отлично, но, уходя, посоветовал быть аккуратнее.

Удальцовы стали избегать старушенции. Наталья даже начала встречать Ромку из школы, чтобы он не входил в подъезд один. Однако подлая старуха не успокаивалась. Жалобу на то, что сосед Леонид Удальцов систематически оскорбляет ее нецензурной бранью, а также избивает ногами, она отнесла в ЖЭК и вдобавок отправила Наташке на работу. Место работы самого Ленчика она, к счастью, не знала.

Еще одним вариантом мести со стороны бабки был мусор, регулярно подкладываемый в почтовый ящик Удальцовых. К примеру, только вчера Наталья обнаружила там наполовину сгнившую селедочную голову. Пользоваться продизенфицированным, но все равно воняющим ящиком стало невозможно. Как избавиться от напасти в виде полоумной соседки, Наталья совершенно не представляла.

«Матре-е-на!»

Еще раз тяжело вздохнув, Наталья вылезла из кровати и поплелась в ванную. Из зеркала на нее смотрело бледное лицо с синими подглазниками и взлохмаченными волосами. «И что Развольский во мне нашел?» – привычно подумала она.

Утренняя маета проходила, мысли прояснялись. Боль, привычная, застарелая, возвращалась на свое законное место, распускаясь кольцами, занимая все пространство и в голове, и между животом и сердцем, где, по разумению Натальи, обреталась душа.

Причину этой боли – любовь к своему шефу, красавцу и ловеласу Станиславу Развольскому, – Наталья привыкла считать чем-то средним между бедой и болезнью. Насколько спокойной с самого начала была ее семейная жизнь с Ленчиком, настолько бурным и мучительным стал этот затянувшийся и, по большому счету, никому не нужный роман.

Наталья точно знала, что Развольский изменяет жене не только с ней, но и с другими женщинами. Даже на работе у него приключались две-три интрижки в год, которые зарождались, расцветали и отмирали у нее на глазах. Наталья мучилась, но терпела. Стоило только Развольскому посмотреть на нее глазами цвета топленого шоколада, отороченными пушистыми, по-женски длинными ресницами, как она тут же таяла и забывала все данные самой себе клятвы выжечь любовь к нему каленым железом.

В разговоре с подругами Наталья утверждала, что последние пять лет у нее функционирует только одно полушарие. Лишь половина мозга контролирует ведение всех дел их турагентства, воспитание Ромки, хлопоты по хозяйству, общение с мамой, встречи с друзьями, минимальное внимание к Ленчику и разгадывание кроссвордов – хобби с институтских времен…

Второе полушарие наглухо занято Развольским. Его настроением, обострившимся геморроем, ссорами с женой, недовольной складкой на переносице, взглядом, которым он «не так» одарил ее, Наталью, возможными причинами его недовольства. Хотя Наталья очень старалась, чтобы этих причин не было.

Развольский присутствовал в ее мыслях постоянно. Иногда уходя на задний план, например, когда у Ромки поднималась температура, но все-таки не покидая их насовсем.

Функционировать одним полушарием было трудновато, но Наталья пока справлялась.

Благодаря раннему пробуждению времени было навалом. Поэтому она с удовольствием приняла душ с тонизирующим гелем, намазала тело душистым молочком, подходящим к любимым духам, представила, как Развольский блаженно вздохнет, уткнувшись носом в ложбинку между грудями, крепко зажмурилась от последовавшей за этим картины, решительно помотала головой, отгоняя наваждение, и стала ожесточенно тереть лицо скрабом.

Минут через пятнадцать, когда в коридоре зашлепали шаги мужа, она была уже вполне довольна собой.

«Килограммов бы пять скинуть», – напоследок подумала она и, намотав на голову полотенце, выплыла из ванной.

– Ты чего в такую рань встала? – спросил возившийся на кухне Ленчик.

– Да бабка проклятая опять свою кошку звала. Я от нее, Лень, когда-нибудь с ума сойду, – жалобно ответила Наталья.

– От кого от нее, от бабки или от кошки? – Ленчик преподавал в педуниверситете русский язык и не терпел вольного обращения со словом.

– Да от обеих, – махнула рукой Наталья и заглянула в холодильник, размышляя, что бы съесть.

С лишним весом она боролась ожесточенно. Борьба была беспощадной и бессмысленной, как русский бунт. Потерянные ценой двухнедельного голодания килограммы через пару дней обычного питания упорно возвращались обратно. Ленчик всех этих мучений не понимал, считая 46-й размер жены вполне нормальным.

Подруги Лелька, носившая 48-й, и Настя, имеющая добрый 52-й, оставляли Наталье надежду, что жизнь все-таки проходит не напрасно. Однако ее лучшая со школьных времен подруга Алиса носила 44-й, а Инка и вообще 42-й, так что, глядя на них, Наталья всегда чувствовала себя жирной неудачницей.

Самое печальное, что жена Развольского Ирина тоже держалась в 42-м размере. Отправляясь с Натальей за границу, Стас обязательно покупал какое-нибудь Burberry или еще что-нибудь подобное из мира высокой моды с наглой надписью XS, европейским числом 34 или американской четверкой на бирке. Наталья застывала у стойки с восьмеркой или «эмкой», стесняясь примерить понравившуюся вещь. Ирину она ненавидела.

Оглядев полку с ровными рядами творожка «Данон», Наталья в сотый раз за утро вздохнула и закрыла холодильник. Вьющийся рядом коккер-спаниель Сеня, любимец всей семьи и главный враг кошки Матрены, на мгновение застыл и тоже вздохнул. Он уважал только открытый холодильник.

– Бутерброд сделать? – участливо спросил Ленчик. Наталья ожесточенно замотала головой.

Муж варил кофе. Все девять лет их брака Наталья, просыпаясь, находила на плите турку со свежесваренным, пусть и остывшим кофе. Она даже привыкла пить его холодным, потому что подогревать было лень.

«И почему я его не люблю, – снова привычно подумала она, глядя, как Ленчик сосредоточенно следит за поднимающейся, словно вязаной пеной. – Он в тысячу раз лучше Стаса. Порядочный, добрый, чуткий. Хотя нет. Лучше Стаса никого быть не может. Он – особенный. Самый красивый, самый сексуальный, самый потрясающий…»

Поймав себя на том, что она вновь позволила мыслям свернуть на Развольского, Наталья вздохнула в сто первый раз.

– Что вздыхаешь, соня? – тут же отреагировал Ленчик. – Не выспалась? Нужно было утренние сны смотреть, а не бабку сумасшедшую слушать. Будешь теперь целый день носом клевать.

В комнате у Ромки зазвенел будильник. Звонко застучали маленькие пятки, зажурчало в туалете, снова топот, и в кухню ворвался сын – круглая заспанная мордуленция, тощая попка, обтянутая пижамными штанами, копна вьющихся (смерть девкам) волос, на носу конопушки.

– Доброе утро, пап. Мам, а ты чего встала?

Отпивая маленькими глотками кофе, Наталья с удовольствием наблюдала за утренней суетой своего семейства. Обычно она просыпалась, когда дома оставался один Сеня. Вот Ленчик жарит Ромке яичницу, а сын деловито решает, прокалывать сегодня «глаза» или нет… Вот Сеня торопливо ест свою кашу, а потом возвращается на «вахтенное место», поближе к Ромке, который, конечно же, втихаря спускает ему под стол здоровенный кусман булки с маслом… Вот ее мужики натягивают ветровки и проверяют, не забыли ли они чего: Ленчик, хлопает себя по карманам в поисках ключей, Ромка судорожно роется в школьном рюкзаке.

Чмок. Чмок. Хлопает входная дверь. Ромка убежал в школу, а Ленчик сейчас выгуляет Сеню и ненадолго вернется. Надо выйти в коридор, чмокнуть его еще раз, а то обидится. Интересно, а Ирина целует Развольского перед его уходом на работу?

Спустя час элегантно одетая и умело накрашенная Наталья вышла из дома, счастливо избежав встречи с неприятной соседкой, села в свой «Фольксваген» и поехала в агентство. Ее ждала настоящая жизнь, которая начиналась каждый день, кроме выходных, ровно в 9 утра – со встречи с Развольским и не сулила на сегодня никаких неприятностей. В тот момент Наталья считала именно так.

Любовь – это болезнь. Это не я придумала, а ученые подтвердили. И не какие-то там никому не известные, а эксперты Всемирной организации здравоохранения. ВОЗ даже присвоила этой болезни международный шифр F63.9 и внесла в раздел нервных болезней под пунктом «Расстройство привычек и влечений неуточненное». Вместе с алкоголизмом, клептоманией, игроманией и токсикоманией. Соседство, конечно, малоприятное. Зато правда.

И заражаются этой болезнью все без исключения. Правда, в зависимости от защитных сил организма по-разному. Кто-то легко подхватывает «инфекцию» при первом же сквозняке чувств. Зато и переносит ее легко, как насморк, практически на ногах.

Кто-то переживает любовь, как малярию, с тяжелыми приступами жара, сменяющегося диким ознобом, трясясь в лихорадке, стуча зубами в непереносимой муке и расслабляясь между приступами, возвращаясь к нормальной жизни, в которой ничто не напоминает о том, как это было. Ничто не предвещает нового припадка, но он, как ты знаешь, обязательно будет.

Для кого-то любовь – корь. Детская, совсем не страшная болезнь, запоминающаяся высокой температурой (всего лишь на несколько дней, подумаешь) и оставляющая стойкий иммунитет на всю жизнь. Для кого-то – вирусный гепатит, чреватый серьезными последствиями для печени и приводящий к летальному исходу в случае осложнений.

Для кого-то любовь – рак, разъедающий внутренности. Разрастающаяся опухоль, вытесняющая нормальные мысли и эмоции, заполоняющая собой весь организм, заставляющая его работать только на себя, съедающая его без остатка. Единственное спасение – в своевременном хирургическом вмешательстве. Если повезет, оно пройдет успешно и есть шанс выжить. Если нет, то тебе уже никто и ничто не поможет. Метастазы твоей любви заставят корчиться в жутких муках, сожгут дотла, выпьют все соки, равнодушно наблюдая изнутри за твоими страданиями. Смеясь над твоей болью. Над твоими слезами. Твоими тщетными попытками остаться в живых.

Ученые из Всемирной организации здравоохранения! Ну придумайте же прививку от такой страшной, непоправимой болезни, как любовь. Мы все – переболевшие и пока не заразившиеся, выжившие и погибшие – мы все очень надеемся на вас!

Неужели это он? Господи, помоги мне не ошибиться! Это ведь так важно! Десять лет мне снилось это лицо. Красивое, это да, но какое-то порочное. Может быть, мне так кажется, потому что я знаю, что он действительно порочен. До мозга костей, до последней капельки своей вонючей подлой крови.

Я никак не ожидала его увидеть. Тем более вот так. Без всякого предупреждения. Десять лет как я ищу это лицо на улицах. Не специально – подсознательно. Надеюсь встретить и сказать: «Ты подонок. Ты убил мою сестру».

Было время, когда я мечтала об этой встрече, бредила ею. Представляла, как он бледнеет, теряет самообладание, как на нас начинают оборачиваться окружающие, а я рассказываю им всю правду про этого мерзавца. Севу, Савву, Славу? Господи, я уже даже забыла, какое имя назвала мне Лена тогда, когда я первый и последний раз его увидела.

С годами мечта стала мельчать, стираться. Я поняла, что Лена ушла совсем, и никакая встреча и никакая правда не способна ее вернуть. Я успокоилась, перестала часами бродить по улицам, пересаживаться из одного троллейбуса в другой, перескакивать из трамвая в трамвай в надежде поймать это красивое ненавистное мне лицо с чуть искривленным носом, тонковатыми, немужскими губами и чубом над лбом.

Я почти забыла это лицо. И теперь, когда я его наконец-то увидела, я не уверена, что не обозналась. Решено. Как только вернусь, я снова пойду туда, чтобы как следует его рассмотреть. Если это действительно он, я его уничтожу. Я сделаю так, что от него уйдет жена, если, конечно, она у него есть. Его выгонят с работы. Его имя будет покрыто несмываемым позором. И тогда Лена будет отомщена. Хотя ее это, конечно, все равно не вернет.

Глава 2

Правила женской конкуренции

Если женщина идет с опущенной головой, у нее есть любовник.

Если женщина идет с высокоподнятой головой, – у нее есть любовник.

Если женщина держит голову прямо – у нее есть любовник.

И вообще – если у женщины есть голова, то у нее есть любовник.

Фаина Раневская

Поднявшись на второй этаж крупного офисного центра, где располагалось туристическое агентство «VIP-тур», Наталья счастливо поняла, что Развольский уже приехал. В воздухе висел густой запах его одеколона, который она даже при сильном насморке не могла перепутать ни с каким другим. Развольский всегда благоухал «Живанши», и Наталья этот запах обожала.

Она вспомнила, как однажды стояла в небольшой очереди, создавшейся у кассы в книжном магазине, и вдруг почувствовала этот аромат, сводивший ее с ума. Сердце подскочило к горлу от мысли, что рядом стоит Стас. Наталья стремительно обернулась. Позади обнаружился благообразный дядечка средних лет. Поймав взгляд симпатичной блондинки, он улыбнулся, но Наталья не смогла скрыть недовольной гримасы. Стремительно накатилось разочарование. Не он. Показалось. Не увижу.

Но сейчас в офисе пахло именно Развольским, и, входя в их общую приемную, Наталья чуть ли не напевала.

При виде секретарши Ани ее настроение, впрочем, слегка испортилось. Аня работала у них третью неделю и старательно липла к Развольскому. В ход были пущены обычные женские уловки: юбка, открывающая длинные ноги и едва прикрывающая попу, короткие маечки, из-под которых при каждом движении вылезал проколотый пупок с фальшивым бриллиантом, соблазнительное покачивание бедрами при ходьбе и томные взмахи ресницами.

Пару дней назад секретарша пустила в ход убойное оружие и принесла на работу альбомчик с видами своего летнего отдыха. Наклонившись над столом Развольского так, что он практически упал носом в ее вырез, Анечка демонстрировала шефу товар, что называется, лицом. На фотографиях она была в весьма откровенном купальнике, который многообещающе намекал Развольскому на то, ЧТО именно он может приобрести в свое пользование.

При виде всего этого Наталья озверела, а Развольский самодовольно заулыбался. Если он пока и не переспал с очаровательной секретуткой, то точно намеревался сделать это в самое ближайшее время.

Сегодня Аня была в новой джинсовой мини-юбке, туго обтягивающей ляжки, турецкой майке с надписью «Шанель», колготках в сеточку и босоножках из искусственной кожи. Проходя мимо, Наталья фальшиво улыбнулась и мимоходом заметила, что лак на ногах у секретарши изрядно облупился. «Боже мой, какая дешевка, – с горечью подумала она. – А ведь Стас все равно ее трахнет. Он эстет, конечно, но только до некоторого томления в паху».

Переборов желание сразу же зайти к нему, чтобы поздороваться, Наталья взялась за дверную ручку своего кабинета, но тут Развольский стремительно вылетел в приемную, и Наталью затопила привычная волна нежности. «Стас. Стасик. Родной мой. Как же я по тебе соскучилась со вчерашнего дня», – пронеслось у нее в голове, но она лишь дежурно улыбнулась, соблюдая приличия.

– Доброе утро, Стас.

– Привет, Натусь. Я планерку созвал на 9.30. Ты загляни ко мне, обсудим, что и как.

– Конечно, сейчас сумку только положу, – ответила Наталья, огромным усилием воли заставляя себя не мчаться со всех ног к нему в кабинет.

– Анютка, душа моя, а ты свари мне кофе и проследи, чтобы нам с Натальей Петровной никто не мешал. Нам нужно обсудить вопрос возможного стратегического партнерства со шведами.

– Хорошо, Станислав Николаич, – «душа» взмахнула ресницами с налипшей тушью и встала со стула, вильнув бедром. Наталье захотелось ее задушить.

Когда все необходимые к планерке бумаги были разложены на столе для переговоров, кофе сварен и подан (при этом мерзавка Анечка умудрилась ягодицей задеть Стасову руку), а дверь закрыта, Развольский подошел к Наталье и грубо притянул ее к себе:

– Ну, здравствуй, Заяц.

Ласкательные имена Наталья ненавидела. От них на версту разило чем-то ненатуральным. Похожим на фальшивый бриллиант в пупке секретарши. Однако Развольский такие словечки обожал. Жену Ирину он в телефонных разговорах звал Масюськой. А она его, Наталья своими ушами однажды это слышала, – Масяськой. Ее, Наталью, тогда от этого чуть не стошнило.

У них в семье мама и папа всегда называли друг друга только по имени. И с Ленчиком у них было не принято обмениваться какими-то дурацкими кличками. Но Развольскому Наталья прощала все, в том числе это.

– Здравствуй, солнце мое. Как вечер прошел, как ночь?

Вопрос не был праздным. Развольский, а вслед за ним и Наталья, трепетно относился к собственному здоровью. Вскочивший на лице прыщик был явным началом раковой опухоли. Запор грозил отравлением организма шлаками. Понос, спаси господи, обезвоживанием.

При малейшем подозрении на насморк Развольский спешил в постель. Участь обкладывать его бутылками с горячей водой и подносить обильное питье выпадала на долю Ирины, которой Наталья безумно завидовала.

– Все нормально, Заяц. Печень, правда, немного пошаливает, но ты не волнуйся, – Развольский заметил, как у Натальи изменилось лицо, – думаю, это от креветок. Не надо было есть их на ночь.

Он рывком вытащил блузку Натальи из юбки и жадно схватил ее за грудь.

– Как тут у нас?

– Стас, перестань, планерка же сейчас. Вдруг войдет кто, – слабо засопротивлялась Наталья, чувствуя горячую волну, стремительно нараставшую между ногами. Почему она так реагировала на своего начальника, было для нее загадкой. Совершенно спокойно относящаяся к сексу в принципе, Наталья прекращала соображать, стоило только Станиславу взять ее за руку.

– Неа, не перестану. Я соскучился, – пробурчал Развольский, припадая губами к ее соску.

– Перестань сейчас же. Немедленно. Что люди скажут?

– Ничего не скажут, – Развольский нехотя выпустил Наталью и вернулся в кресло, поправляя вздувшиеся спереди брюки от дорогого костюма. – Ничего не скажут, Заяц, будут завидовать молча.

– Кому завидовать? – Наталья судорожно заправляла блузку, ей показалось, что в приемной хлопнула дверь.

– Тебе, конечно, – Развольский оглушительно захохотал. – Как будто ты не знаешь, что по мне половина нашего коллектива сохнет. Так что тебе, Заяц, сильно повезло в этой жизни.

– Так же сильно, как и второй половине нашего коллектива, – съязвила Наталья.

– Ну-ну, перестань ревновать. Я, между прочим, пять лет с тобой встречаюсь. Честно говоря, сам от себя не ожидал такого постоянства.

– А что там со шведами? – спросила Наталья, пытаясь переменить тему.

– Да ничего. Это я нашей курочке для отвода глаз сказал.

– Жаль, – искренне огорчилась Наталья, – я их ответа уже три недели жду.

– Ой, Натусь, да не относись ты к этому с таким фанатизмом. Неделей меньше, неделей больше, какая разница.

– Как какая? – Наталья даже рот открыла от изумления. – Это же выводит нашу фирму на совершенно новый уровень! Стас, ну будь ты серьезней. Это же твой бизнес, не мой. Я тут всего лишь исполнительный директор, наемный работник. А ты владелец. Ты же не можешь не понимать, что нам сулит сотрудничество со шведами! И вообще. Я столько сил убила на эти переговоры…

– Я ценю, Натусь. Честное слово, ценю. Просто у меня все мысли внизу. Прямо сидеть неудобно, – и Развольский неприлично облизал губы. Наталью охватил жар, от которого зарделись щеки и запылали уши.

Постепенно кабинет набивался сотрудниками. Поднялся обычный деловой шум. Лето уже позади, но бархатный сезон в самом разгаре, и туристический ажиотаж пока не спадал. Деньки для агентства были довольно жаркими. Где-то посольства тянули с выдачей виз. Где-то зарубежные партнеры подвели с трансфером. Кто-то из клиентов потерял в чужой стране паспорт и не мог вернуться домой забронированным рейсом.

Наталья умело управляла рутинными потоками, давала поручения, выслушивала отчеты. Развольский барственно развалился в кресле, особо не вникая в происходящее. Он знал, что она ничего не пропустит.

– Володя, а что у нас с новыми рекламными буклетами? – спросила Наталья у директора по маркетингу. Парень ей нравился. Он обладал бульдожьей хваткой, умело выбивал скидки с рекламных агентств и никогда ничего не забывал. Это качество Наталья в нем ценила больше всего, пожалуй, за исключением легкого открытого характера.

– Все нормально, Наталья Петровна, после планерки я их вам занесу. Выберете, что понравится, – откликнулся он, и Наталья благодарно улыбнулась.

В этот момент открылась входная дверь, и в кабинет ввалилась Верочка, менеджер по продажам.

– Представляете, – возбужденно закричала она, – одна из наших клиенток в восемь утра выбросилась из окна! Только вчера вечером вернулась из Турции – и того, каюк. Из милиции звонили, сейчас приедут. Они у нее на столе договор с нашим агентством нашли.

В кабинете повисла нехорошая тишина.

«Интересно, эта пигалица сама в окно сиганула или все-таки помог кто?» – лениво думал капитан Бунин по дороге с места происшествия в крупнейшее городское турагентство. С одной стороны, никаких следов, указывающих на то, что 28-летнюю Ангелину Степановну Маркелову (незамужняя, бездетная, образование высшее, кредитный инспектор в банке) выбросили с восьмого этажа, не было. С другой – предсмертной записки она не оставила, да и причин покончить жизнь самоубийством у нее, если верить соседям, тоже не наблюдалось?»

В квартире Маркеловой (добротно отремонтированной и со вкусом обставленной) все свидетельствовало, что гражданка явно не бедствовала. На прикроватной тумбочке валялись небрежно брошенные колечки – два с бриллиантами, третье с сапфиром. В ушах, как Иван успел заметить, тоже были брюлики.

«Ирке бы такое колечко подарить, – мимоходом подумал Бунин. – Вот бы обрадовалась. Но мне с моей зарплатой не осилить. Кстати, девушка Маркелова у нас всего лишь кредитный инспектор, тогда камушки откуда? От родителей? От любовника? Вот дождусь, что Ируська тоже себе такого найдет, богатого. Хотя нет, Ирка – она не такая…»

На столике в гостиной лежал договор с туристической компанией, в комнате стоял наполовину распотрошенный чемодан, и бдительная соседка с третьего этажа доложилась, что «Гелечка буквально вчера вернулась из турне». В заграничном паспорте действительно стояла свежая турецкая виза.

Один из оперативников отправился к Маркеловой на работу, другому выпала печальная участь сообщить о происшествии ее родителям, а Бунин поехал в турагентство. Чем черт не шутит, вдруг в путешествие девушка ездила не одна. Глядишь, и найдется какой-нибудь богатенький Буратино, способный выдавать на гора бриллианты и поездки к морю.

В агентстве Бунину были не рады. Скрытую агрессию он почувствовал прямо с порога дорого обставленного кабинета, табличка на котором (он успел ее прочитать) гласила: «Наталья Петровна Удальцова, исполнительный директор».

Этой Наталье Петровне было слегка за тридцать. Фигура неплохая, женственная, округлая, без модных нынче угловатостей. Одежда дорогая, сразу видно. И подобрана со вкусом. Не то что у девчонки в приемной. Лицо симпатичное, смутно знакомое, но бледное. «Волнуется, – понял Бунин, подбираясь, как гончая перед рывком. – А с чего бы ей волноваться? Или она близко знала убитую?»

– Проходите, – отрывисто бросила Наталья Петровна и рукой указала на дорогое, обитое кожей кресло. – Простите, но у меня очень мало времени.

– А я могу и не к вам, – покладисто кивнул головой Иван. – Директором у вас трудится господин Развольский, если не ошибаюсь. Я готов переговорить с ним, раз вы заняты.

– Станислав Николаевич занят еще больше. Кроме того, речь, насколько я поняла, идет о гибели нашей клиентки, а клиентскую базу веду я. Так что он не сможет быть вам полезен.

– Как скажете, – согласился Иван и опустился в удобнючее кресло, вновь испытав легкий укол классовой неприязни. – Погибла Ангелина Степановна Маркелова, только вчера утром возвратившаяся из Турции, куда она ездила по вашей путевке. Что вы можете о ней рассказать?

– Ничего, – пожала плечами Удальцова. – Вернее, почти ничего. Я знаю ее паспортные данные, вот, пожалуй, и все. Услугами нашего агентства она пользовалась впервые, так что ее пристрастия в выборе стран и курортов мне неизвестны.

– Она уехала одна?

– Нет.

– А с кем?

– Простите, как вас зовут?

– Капитан Бунин Иван Александрович.

– Бунин? Я про вас слышала.

– Естественно, только плохое, – Иван изогнул бровь.

– Нет, разное. Дело в том, что я подруга Алисы Михайловны Стрельцовой.

– Тьфу ты, блин, – вырвалось у Ивана, прежде чем он успел поймать себя за язык.

К Алисе Михайловне Стрельцовой у него было сложное отношение. Она проходила свидетельницей по недавно завершенному делу. Ее любовника убили, и дама почему-то вообразила, что Бунин считает ее причастной к этому преступлению. Это было полным бредом, но Алиса начала собственное расследование, чуть было не став еще одной жертвой преступника. (Подробнее в романе «Ураган по имени «Алиса»).

С Буниным у нее не заладилось с самой первой встречи, когда Алиса снабдила его противной кличкой Таракан. Для того чтобы от нее отвязаться, он даже сбрил свои рыжеватые усы. Хотя нет, про усы его попросила Ирочка, с которой он познакомился в конторе у этой самой Алисы. Так что Стрельцовой он благодарен хотя бы за встречу с Ирочкой. Тем более что та говорит, что ее начальница – отличная баба. А это, получается, ее подруга. Тоже та еще фифа, по всему видно.

– Так вот, уважаемый Иван Александрович, – вылетевший «блин» фифа предпочла не замечать, – Ангелина Маркелова ездила отдыхать не одна. У нее был заказан двухкомнатный люкс в одном из лучших отелей Турции, в «Титанике», если вам это о чем-нибудь говорит, конечно.

– Конечно, – закивал головой Бунин, – «Титаник» – это такой утонувший американский корабль.

– Не ёрничайте. Вам не идет, – серьезно сказала подруга Алисы Стрельцовой, и Бунин сразу вспомнил про Таракана. – Путевка в этот отель на 11 дней стоила почти пять тысяч долларов на двоих. Нашим партнером выступила самая дорогая и надежная туристическая фирма «Тур Тревел», перелет был заказан в самой лучшей авиакомпании, индивидуальный трансфер до отеля, дополнительная медицинская страховка на каждого… В общем, я хочу вам сказать, что Ангелина Степановна, конечно, не смогла бы оплатить такой отдых самостоятельно.

– Ну и?

Удальцова недоуменно посмотрела на капитана:

– Что?

– Я жду фамилию того человека, с которым она летала в Турцию.

– Иван Александрович, это очень известный человек. Я не сомневаюсь, что вы тоже знаете его фамилию. Не думаю, что мы вправе нарушить тайну его личной жизни. Сами понимаете, он женат.

– Наталья Петровна, речь идет либо о самоубийстве, либо, что не исключено, об убийстве человека. Давайте не будем разводить эти ваши бабские антимонии и деловой этикет. Вы прекрасно понимаете, что я подниму авиабилеты и все равно узнаю, кто сидел в соседнем кресле с убитой.

– Понимаю, – вздохнула Наталья и удрученно посмотрела на капитана. – Это был Сергей Васильевич Муромцев.

Бунин смачно и от души выругался.

Несмотря на утреннее происшествие, настроение у него было отличное. В конце концов, эта дура давно нарывалась на неприятности. Что ж, теперь она больше никогда не будет ему докучать. С ним эти бабские штуки не проходят. И предупреждал ведь, чтобы она никогда, никогда не позволяла себе повышать на него голос. Да еще это дурацкое требование жениться… Интересно, все-таки почему бабы так устроены, что им обязательно нужно создать себе курятник?

В общем, он рад, что наконец-то от нее избавился. Она кричала, что он останется один. Ну, точно, дура – она дура и есть. Да у него от баб отбоя нет. Ему стоит только пальцем щелкнуть, как у него тут же появится новая любовница. Да хоть три, только это больно уж хлопотно. Да и дорого тоже, чего скрывать. И хотя с деньгами у него давно уже нет проблем, глупо тратить их на баб. Все равно не оценят.

Интересно, кого теперь выбрать? Может быть, Карину? Хороша девка, ничего не скажешь. Но цену себе знает. Недавно, недели три назад, он кинул пробный шар – сводил ее пообедать. Так она, игриво глядя на него, заказала тигровых креветок в соусе. Полторы тысячи за порцию. И сказала, проникновенно глядя в глаза: «Я, знаешь ли, девушка избалованная, мне угодить непросто».

Он тогда намек понял и отвалил. Тем более что с прежней любовницей на тот момент отношения пока еще не испортились. А сейчас… Может, попробовать? Попытка – не пытка, как говорил товарищ Сталин. Денег, конечно, придется потратить немало. Не без этого. Зато девка – огонь, в постели, сразу видно, кувыркать будет умело. Он такие вещи на раз просекает. С его-то опытом.

А может быть, остановиться на Юльке? С той проблем совсем не будет. Смотрит, овца, влюбленными глазами… Да она с него пылинки сдувать станет. От радости, что он на нее внимание обратил. Она, правда, похоже, неопытная совсем, но опыт – дело наживное. Иногда ради разнообразия даже интересно почувствовать себя учителем. Тем более что запасной аэродром у него всегда есть. Сколько он с ней лет? Больше пятнадцати, это точно. Эта баба – в его жизни большая удача. Страстная, терпеливая, ничего не просит, все прощает. Пришел – хорошо. Не пришел – тоже ладно. Таких бы побольше, житуха была бы – закачаешься.

В общем, пожалуй, сегодня он ее приголубит, а дальше видно будет. Куда кривая вывезет, там и хорошо. И здорово все же, что он от этой козы отделался. Даже не ожидал, что это будет так легко. Прям прет от этого со страшной силой! Полдня настроение хорошее. Пожалуй, так он в дальнейшем и будет поступать всегда. Ему этих коз не жалко.

Глава 3

Как титан сбежал с «Титаника»

Чтобы достичь успеха, нужно быть обаятельным. Обаяние проявляется во всем и ни в чем одновременно – в исходящей от вас энергии, во взгляде, походке, телосложении, звуке голоса, изящной жестикуляции. Вовсе не обязательно быть признанным красавцем или красавицей, главное – обладать личным обаянием.

Сара Бернар

Она обожала море. Уже по дороге из аэропорта, после годового перерыва увидев волны, набегающие на прибрежную гальку, она поняла, что отпуск обязательно будет удачным.

Во-первых, так, как на море, Алиса Стрельцова не отдыхала нигде. Оно лечило не только тело, но и душу. Лежа на пляже, она просто физически ощущала, что становится совершенно другим человеком. Никакие заботы, проблемы, бизнес не имели никакого значения. Во-вторых, в этом году она особенно заслужила релакс.

«Интересно, еще когда-нибудь в моей жизни будет столько событий, сколько приключилось за последние шесть месяцев? – лениво думала она, лежа на пляже и глядя на волны, лизавшие песок. – Сначала я влюбилась в человека, который использовал меня в своем частном расследовании. Более того, некоторое время он даже считал меня преступницей, торгующей наркотиками и человеческим телом, а я, дура наивная, искренне собиралась за него замуж».

Она с горечью вспомнила, как этот человек бросил ее ради ее же одноклассницы и даже сходил с ней в ЗАГС. Правда, позже выяснилось, что это тоже было частью игры: одноклассницу он не любил, но Алисе от этого, в принципе, было не легче.

Она вздрогнула, представив, что было потом. Ее несостоявшегося жениха убили, а она сама оказалась в эпицентре детективных страстей. Мысль о том, как она взялась самостоятельно искать преступника, была ей неприятна. Себе Алиса всегда старалась говорить правду. А теперь она отчетливо понимала, сколько глупостей наделала. Оскорбила нескольких ни в чем не повинных людей, в том числе собственную свекровь. К счастью, бывшую. Более того, до последней секунды так и не смогла правильно вычислить убийцу. Озарение снизошло на нее в тот момент, когда она уже оказалась в его лапах, то бишь немного поздновато…

Спастись удалось только благодаря тому, что она с детства была смекалистой девицей. В последний момент Алиса успела нажать кнопку вызова на мобильном телефоне, и человек, которому она звонила, обо всем догадался и выручил ее.

За то, что она осталась в живых, Алиса Стрельцова горячо благодарила не только Бога и своего нового знакомого Игоря Стрелецкого, но еще и капитана Ивана Бунина. Крови он ей попортил изрядно (правда, Стрельцова признавала, что ему она ее отравила гораздо больше), зато именно он возглавил операцию по ее спасению, в которой комар носа не подточил.

Алиса до сих пор жалела, что при первой встрече прозвала этого достойного человека Тараканом (но рыжие усы придавали ему потрясающее сходство с этим представителем отряда прямокрылых). При ближайшем рассмотрении он оказался очень милым. А Ирина, сотрудница брачного агентства «Зимняя вишня», владелицей которого была Стрельцова, в него и вообще влюбилась. Опыт свахи (очень солидный) подсказывал Алисе, что к Новому году они точно сыграют свадьбу.

Ну и, конечно, самое главное, что в ходе всех этих детективных событий Алиса познакомилась с Игорем. Это был лучший друг ее убитого возлюбленного. И оказавшись в руках убийцы, она бросилась за помощью именно к Игорю. С этим самым лучшим, самым умным, самым верным и самым надежным человеком она теперь связывала некоторые надежды на будущее.

Стрельцова старалась не загадывать, будут ли они вместе. И все-таки загадывала, старательно скрещивая пальцы на руке. Из суеверия. Уезжая от него в отпуск, она поставила себе задачу разобраться в собственных чувствах и мыслях. Скучать начала еще в Домодедово, когда с сыном Сережкой прошла паспортный контроль и повернулась помахать Игорю, который конечно же поехал их провожать. Он помахал в ответ, и она сразу почувствовала, что его уже не хватает.

Правда, первые пять дней, проведенные в Турции, она еще чувствовала себя ничего. Потому что практически все время спала. Ее подруга Наташка, работающая в туристическом агентстве, подобрала им с Сережкой замечательный отель неподалеку от Кемера. Построенный в виде большого корабля, носом разрезающего водную гладь бассейна, он назывался «Титаник». От красоты вокруг захватывало дух. У Алисы с сыном был роскошный номер, где она валялась в кровати до десяти утра. А затем шла на пляж, чтобы полюбоваться морем, затем минут тридцать покачаться на волнах, а потом уснуть на лежаке под навесом.

После обеда Алиса располагалась у бассейна, где тоже мирно подремывала, мало интересуясь окружающими событиями, а после обильного ужина снова шла на платформу у моря, где дышала мокрым морским воздухом, раскинувшись на огромных надувных подушках. Сережка, благодаря великолепной бригаде аниматоров, жил отдельной жизнью и совсем матери не докучал. Встречались они лишь в номере, часов в одиннадцать вечера.

Через пять дней такой растительной жизни Алиса поняла, что наконец-то начала испытывать эмоции. Во-первых, тоску по Игорю, с каждым днем все более острую. Он же, как на грех, вел себя очень странно. Они созванивались каждый день, но он явно чего-то недоговаривал. Алиса с некоторой горечью начала думать, что этот мужчина так и останется ее мечтой и самым лучшим воспоминанием.

Во-вторых, чтобы отвлечься от грустных мыслей, она с любопытством разглядывала отдыхающих. Сами знаете, как это интересно, – наблюдать за парочками, пытаясь угадать, кто они такие, и придумывать, какой жизнью они живут.

На немцев, коих в отеле было большинство, она внимания не обращала. Они все совершенно одинаковые, запрограммированные, словно роботы. Каждый день делают одно и то же в одно и то же время. Занимают одни и те же лежаки у бассейна и столики в ресторане, по команде каждые полчаса ходят в море, вечерами сидят в одних и тех же летних кафе неподалеку…

А вот русские туристы – настоящая отрада для разгулявшейся женской фантазии. Особенно любопытно было наблюдать за одной парой, которую Алиса заприметила еще в самолете. Девицу она не знала. Той было лет двадцать шесть – двадцать восемь, и она выглядела как типичная любовница, которую богатый «папик» вывез за границу. Щебечущая сексуальная курочка, обвешанная бриллиантами в полкарата. Она в них ходила даже на пляж.

А вот в «папике» Стрельцова с некоторым изумлением узнала довольно крупного в их городе бизнесмена Сергея Муромцева и сделала вывод, что он приехал в этот отель тоже через Наташкину фирму. Все приличные люди их города, а Муромцев, несомненно, входил в разряд приличных, пользовались исключительно услугами «VIP-тура».

Сделав это открытие, Алиса переключила свое внимание на другие пары. Походы господина Муромцева налево ей были в общем-то по барабану. Однако через несколько дней пара вновь стала вызывать ее пристальный интерес.

Между ними явно что-то происходило. Девица, которую Муромцев звал Ангелочком, была чем-то сильно расстроена. Выглядела взвинченной, беспрестанно курила, при этом у нее дрожали руки. Однажды Алиса услышала, что они разговаривают на повышенных тонах, но тактично прошла мимо.

Назавтра Муромцев исчез. Как вскоре выяснилось, попросту улетел домой, бросив Ангелочка одну в чужой стране. Алиса недоумевала, чем могла до того насолить ему бедная девушка, чтобы он так жестоко с ней поступил. Ангелочек два дня проходила с красными глазами, много плакала, а потом тоже исчезла. Вернее, уехала. Сережка доложил Алисе, что видел, как она с большим чемоданом садилась в такси у ресепшен. Видимо, решила не оставаться одна и поменяла рейс.

Впрочем, долго думать об этом Алисе не пришлось, потому что в тот день, когда Ангелочек покинула отель, к ней приехал Игорь. Алиса нежилась в шезлонге у бассейна и пила очень вкусный коктейль «Малибу» (белый ром «Баккарди», синий ликер «Кюрасао», ананасовый сок, кокосовый сироп, взбитые сливки, кусочек апельсина – все вместе безумно вкусно!), как вдруг увидела мчащегося со всех ног со стороны отеля Сережку, который махал руками и громко кричал.

Бежал он при этом не к матери, а мимо нее, навстречу к какому-то господину в белых льняных штанах, стоимость которых Алиса на глаз оценила долларов в семьсот. Когда же с проснувшимся интересом она подняла глаза выше, то обнаружила, что к ней по песку идет улыбающийся Стрелецкий. И заорала примерно так же, как Сережка, переполошив кучкующихся рядом степенных немцев, которые отдыхали с двумя внучками.

– Игорь! – вопила Алиса, повиснув у него на шее и покрывая его поцелуями. Меткость попадания значения не имела. – Почему ты мне не сказал, что собираешься приехать?

– Хотел сделать сюрприз, – смеялся он, подхватывая ее поудобнее. – Как вижу, он у меня получился.

– Получился, еще бы не получился! – Очередной поцелуй пришелся ему в ухо. – Как здорово, что ты приехал, ты даже представить себе не можешь, как я по тебе соскучилась!

– Почему же, очень даже могу, иначе бы меня тут не было, – отвечал он.

Влюбленные быстренько собрали имущество и практически бегом отправились в номер. Сережка проводил их понимающим взглядом и прокричал, что, пожалуй, пойдет часика полтора покатается на водных горках.

Оставшиеся четыре дня пребывания в Турции обещали быть весьма приятными, так что несчастная Ангелочек и бросивший ее господин Муромцев окончательно вылетели у Алисы из головы. Ей не было до них никакого дела.

Она с нескрываемым любопытством смотрела на сидящего перед ней капитана. Он так виртуозно выругался, услышав фамилию Муромцев, что Наталья аж рот раскрыла. Ругательство было многоэтажным, сложным, раскрывающим всю глубину охвативших капитана эмоций, и при этом совершенно цензурным. Повторить его Наталья не смогла бы при всем желании.

В общем-то, она даже понимала, почему известие о друге Ангелины Маркеловой вызвало такую реакцию. Сергея Муромцева в городе знала каждая собака. Знала и предпочитала обходить стороной.

Ему было чуть за пятьдесят. С младых ногтей Сергей Васильевич занимался антиквариатом, в основном иконами. И официальные власти далеко не всегда одобряли его увлечение. В студенческие годы Муромцев отсидел пять лет за скупку краденого, но от любимого дела не отказался, дав себе, правда, зарок никогда больше не попадать за решетку.

Именно поэтому вся его дальнейшая, весьма бурная деятельность проходила на грани фола. Но все-таки удерживалась на этой грани. Закон он предпочитал не нарушать, а обходить, причем делал это до того легко и красиво, что все только диву давались.

Помимо своего первого, все же законченного после тюрьмы юридического образования Муромцев получил еще и второе – экономическое. В годы перестройки его фирмы росли, как трава после прополки дождливым летом. Сфера его интересов начиналась на антиквариате и… нигде не заканчивалась. Он продавал срубы для бани, чернику и клюкву, иконы, деревенские прялки, чугун, орехи и чернобыльские яблоки, контрабандой ввозимые из Белоруссии.

Кроме того, он писал книги. Исторические труды с претензией на научность кляли историки и писатели, предавали анафеме священники и сметали с прилавков читатели. Последней любовью Муромцева стала политика. Он регулярно участвовал во всевозможных выборах и вот уже три года числился депутатом областного Законодательного собрания. К недовольству остальных депутатов, ярости губернатора и восторгу журналистов, которые на каждой сессии получали вожделенное шоу, по несколько дней не сходившее с экранов телевизоров и страниц газет.

Обо всем этом Наталья знала благодаря своей подруге Инне Полянской (творческий псевдоним Инесса Перцева). Инна работала журналистом в крупнейшей городской газете, а потому была полностью в курсе всех событий и биографий. Сергея Муромцева она характеризовала как «обаятельную сволочь», использовала как источник информации, но особо ему не доверяла, зная, что он в любой момент подставит и не задумается.

Для самой Натальи это был один из самых выгодных клиентов. По своей привычке брать лучшее Муромцев в частые заграничные поездки отправлялся только через агентство «VIP-тур». Работала с ним лично Наталья. И особым условием их договора был пункт о неразглашении как мест, в которых бывал Сергей Васильевич, так и сопровождающих его лиц.

До сегодняшнего дня Наталья свято блюла эти договоренности, и то, что ей пришлось нарушить данное слово, ее немного тревожило.

По реакции сидевшего перед ней блюстителя порядка она понимала, что персона нового фигуранта в деле ему не нравится. Личность Сергея Васильевича Муромцева гарантировала Ивану Александровичу Бунину хлопотные будни, несварение желудка и обязательный головомой от начальства. Наталья ему от души сочувствовала, но помочь ничем не могла.

В то, что Муромцев мог выбросить Маркелову из окна, Наталья не верила. Слишком осторожным он был для этого, слишком расчетливым.

Капитан, которого ее подруга Алиса прозвала Тараканом, выругался еще раз, выбрался из удобного кожаного кресла и начал прощаться. Минут через пять после его ухода в кабинет заглянул Развольский.

– Натусь, пойдем пообедаем, – предложил он, и хорошее настроение к ней вернулось.

Она обожала смотреть, как Стас ест. Как настоящий сибарит, он выбирал в меню самые изысканные блюда и тонкие вина, после чего приступал к священнодейству. Глядя, как он отправляет в рот маленькие аккуратные кусочки, Наталья иногда забывала есть сама, настолько увлекала ее эта картина.

Полюбоваться жующим шефом ей удавалось нечасто. Конечно, когда в город приезжали иногородние делегации или предстояла встреча с деловыми партнерами, Развольский всегда брал ее с собой. Но последний обед вдвоем ей выпал почти полгода назад, после их возвращения с Мальты.

Наталья накинула плащ, схватила сумку и выскочила в приемную.

– Мы с Натальей Петровной пообедаем, потом я в налоговую, – бросил Стас секретарше, во взгляде которой Наталье почудился укор. Мол, как же не ее, такую красивую и сексапильную в сетчатых колготках, этот красавец мужчина ведет в ресторан? «Лак свой облезлый смой», – зло подумала Наталья и поспешила к выходу.

– Куда сегодня едем? – спросила она у Развольского, когда машина вырулила со стоянки.

– На квартиру, – бросил он.

– Как? – удивилась Наталья. – Ты ведь сказал – на обед.

– Сегодня твой обед – это я, – самодовольно ответил Развольский. – Ты что, не понимаешь, я с утра ни о чем больше думать не могу. Такое волнение в штанах, что сидеть больно. Ты ведь не хочешь, чтобы мне было больно, а, Заяц? – и Развольский положил ее ладонь на вспученную спереди молнию.