Дневники мотоциклиста Грек Данни
– Пошли, – с нескрываемой радостью вскочил я со стула, быстрым движением смахнув их со стола и убрав во внутренний карман куртки.
Мы быстро спустились вниз и вышли через задние ворота павильона, закатили мотоцикл в кузов транспортера, и водитель стал аккуратно крепить его ремнями к бокам, словно инструктор парашютного спорта перед моим первым прыжком. Это был пожилой тучный мужчина в кепке как у таксистов и выражением лица как у ответственного за стеклянную вазу.
– Ну что, удачи, – с выражением глаз старшего брата протянул мне руку Макс. – Будь аккуратнее.
– Счастливо, еще увидимся, – крепко сжав его руку, ответил я, услышав за спиной щелчки захлопнутой двери транспортера.
Водитель выдержал паузу и, кивнув Максу как старый добрый приятель, слегка поторопил меня, пригласив рукой в кабину, хотя я спешил не меньше его.
С Максом мы больше не встречались, и когда мы отъезжали, он продолжал стоять, задумчиво смотря в небо, которое было нежно-голубого цвета и без единого облачка. Его фигура скрылась в боковом зеркале, стоило нам уйти за поворот, и я, развалившись на пассажирском сидении, подумал, что он отличный парень, и побольше бы таких.
Дорога заняла около часа, и почти весь путь мы молчали. Водитель перевозчика оказался довольно молчаливым человеком, а я был настолько поглощен мыслями о том, как уже совсем скоро я буду проноситься мимо этих машин со скоростью ветра, что мне было не до разговоров.
По дороге нам встретилась пара мотоциклистов, внезапно появившихся и за секунду исчезнувших в точке горизонта. Рисуя на дороге своими перестроениями геометрические фигуры, они как жужжащие пчелы, не оглядываясь, неслись в свой улей. Это даже слегка напугало водителя, он в обоих случаях подпрыгнул на своем сиденье, и если в первом он сдержался от брани, то во втором уже не смог:
– Вот, черти, не поймешь, откуда появляются, и не пойми куда исчезают, носятся как очумелые, – сплюнув в окно, чертыхнулся он.
– Наверно, так же гоняешь? – оторвав свой взгляд от дороги, с осуждением посмотрел он на меня.
– Нет… пока не гоняю, это первый, – вспомнив реакцию Макса и в ожидании таких же изумленных глаз, ответил я.
Но водитель лишь настороженно посмотрел на меня, оценивая, и, слегка задумавшись, вновь переключил свое внимание на дорогу.
– М-да… – выдавил он после затянувшейся паузы и, сменив задумчивость на равнодушие, принялся вести перевозчик дальше, вглядываясь в горизонт.
– Как приедем, выгрузи меня на мойке, хочу помыть красавца, – обрывая кромешную тишину, воцарившуюся в машине, обратился я к нему.
– Хорошо, покажешь где, – прозвучало мне в ответ с тем же безразличием.
Так и не найдя, о чем поговорить, мы продолжили свой путь в молчании, лишь изредка пересекаясь изучающими друг друга взглядами.
На мойке собралась целая толпа ожидающих свою очередь зевак. Они окружили меня и это творение инженерной мысли, выгруженное из транспортера как спортивный болид. Разглядывали и негромко что-то обсуждали, пока не нашелся самый смелый из них и не оборвал все эти обсуждения своим вопросом:
– И сколько интересно эта дура едет? – спросил он со знанием дела, но по его глазам можно было прочесть, что так близко он видит мотоцикл впервые.
– Не знаю, – оглядываясь вокруг, ответил я, понимая, что интерес к моей персоне среди этих зевак быстро растет.
– Ну, точно за двести, – вырвалось из толпы.
– Даже за двести пятьдесят, – сказал я, сам того не зная.
По толпе пронеслось нескрываемое восхищение, и в глазах у каждого из них появился азартный огонек, как будто они стояли не на мойке перед мотоциклом, а в казино перед колесом удачи и судорожно ждали, на какой цифре оно остановится. Их глаза блестели в ожидании зрелища, а вокруг посеялось молчание.
«Надо сесть и показать эти отцам, что такое мощь…» – пронеслось у меня в голове. Пусть вечером они придут домой и расскажут о ней своим детям и женам, а проснувшись утром будут долго разглядывать себя в зеркале и, наконец, разглядят в нем тусклость своих уставших глаз… И если хотя бы одному из них станет невыносимо горько из-за того, что молодость прошла, а с ней канули в лету все их мечты и желания, погрязшие в суете и бесконечной гонке за богатством, то все это не зря!
На этой мысли меня позвал мойщик, указав мне на свободный угол по соседству со стареньким седаном, и я без труда вкатил свой мотоцикл в этот водяной ангар. Выйдя из него, я уже не был такой интересной персоной, и мое окружение ожидавших своей очереди, расселось по своим машинам. Через несколько минут я вновь стоял на том же месте, смахивая остатки воды после мойки плохо отжатой тряпкой, что мойщиков совершенно не смущало, лишь владелец тряпки ждал, пока я закончу его работу. Но мне было в радость сделать ее, ведь только сейчас, своими же руками, я мог ощутить все изгибы своего приобретения, Я повернул ключ зажигания, и двигатель взревел, распугав всех птиц, которые, не ожидая опасности, звонко чирикали и щебетали совсем рядом. Этот звук прогнал их, как бы намекая, кто тут хозяин, и даже рассевшиеся по машинам вновь окружили меня.
Я отошел метров на пять и стал разглядывать уже чистого, блестящего, своего нового друга.
После мойки он походил на беспризорника, которого только что отдраили мочалками, высушили и причесали. Он весь сиял, переливаясь в лучах весеннего солнца, а его черные бока отражали наши силуэты. Вся его пыльная усталость была смыта водяным пистолетом и машинным шампунем, преображая его истинную красоту четких линий в целую конструкцию. Металлические детали блистали так, что пускали солнечных зайчиков на не совсем чистые машины, а вода, оставшаяся на его разогретом двигателе, стала испаряться, поднимаясь над ним белым облаком. Вот оно, творение человека, нарисованное сначала на бумаге, а потом отчеканенное на станке; вот она, задумка инженеров, вставшая на конвейер. Испарившееся облако окончательно исчезло в воздухе, и я быстро протер запотевшие части. Двигатель ушел в свое привычное монотонное звучание, а я сел на кожаное сиденье и всем своим телом ощутил всю его мощь, дернув пару раз ручку газа до отсечки. Эта мощь сопровождалась громогласным рыком, что привлекало к себе всеобщее внимание, но это внимание меня не интересовало, тогда я был целиком поглощен изучением этого пластикового монстра. Зеваки уже ждали, когда я верну им их мнимую тишину и удалю свою персону с их глаз, но на это я не обращал никакого внимания, я пытался сосредоточиться.
«Это тот же велосипед… – проговаривал я про себя… – только побольше, и потяжелее… – продолжал я успокаивать, заколотившее быстрым ритмом сердце… – Все просто… Так… привыкни к ручки газа… Да!.. Хорошая реакция, а тормоз все же жестковат, хотя, может, он такой и должен быть, откуда мне знать… Так… Сцепление… Коробка передач… Все просто…» – продолжал я этот монолог, понимая, что чем больше я думаю, тем больше сомнений появляется в моей голове, и с каждой секундой сделать первый шаг мне становится сложнее… «Ведь с машиной было так же… – вспомнив свой первый опыт, убеждал себя я… – Сел… Порулил… И поехал… А чем это сложнее?!..» – но я ошибался, и это было не так просто, как мне тогда показалось.
Все эти мысли шли параллельно с вырезками из роликов про мотоциклистов, где они проносились с ошеломляющей скоростью по шоссе, где они падали, попадали в аварии и просто что-то бурно рассказывали, сидя верхом на своих байках. На секунду я напомнил себе летчика испытателя, прослушавшего полугодичный курс лекций, и прогулявшего всю практику на тренажерах, посаженного в кабину боевого истребителя, со словом «Дерзай!».
Время тянулось, как вязкая смола, и мне показалось, что это вечность, и я уже приобретаю глупый вид в глазах столпившихся, но прошло всего несколько минут.
Все! Последнее повторение… И поехали! «А ты уж меня не подведи…» – представив, что мотор это огромное сильное стальное сердце, к которому я обращаюсь, прошептал себе я.
Я обвел всю свою публику улыбчивым взглядом и выжал сцепление.
«Первая вниз… Остальные наверх…» – повторил я про себя один из увиденных уроков и опустил лапку передач. Раздался щелчок, и на табло перестала гореть буква N.
«Скорость включили, теперь медленно отпускаем сцепление и трогаемся…» – слова звучали у меня внутри как заученные теоремы, и вот я уже двигаюсь, оставив зевак без зрелища.
Все мое тело напоминало разогнутую рессору, хоть это было и не совсем удобно на «спорте», но по-другому сидеть я просто не умел. Мышцы были напряжены как перекрученные канаты, а в голове бегущей строкой пробегала вся моя теория, но я улавливал лишь какие-то отрывки.
«Так… Надо успокоиться…» – сказал я себе, уже выехав на только что политую дорогу и медленно остановился, выжав сцепление и нажав на передний тормоз.
«Все заново… Но спокойнее, и все получится!» – продолжал я, вновь трогаясь от обочины… А теперь домой, за экипировкой!
Мой путь до дома составлял метров восемьсот по прямой с одним светофором и заездом в арку, но тогда восемьсот метров были для меня восемью километрами, и я медленно катился по дороге, практически не открывая глаз. Обдуваемые теплым ветром мои мышцы стали расслабляться, а голову понемногу заполняло безмятежное спокойствие.
«Все получится… Все уже получается!..» – мелькало в моих мыслях, и я медленно въехал во двор, подъехал к подъезду и остановился.
Я слез с мотоцикла и только тогда смог окончательно расслабиться. Оглядевшись по сторонам, как ни странно, я не увидел вокруг себя ни одного знакомого лица; мой двор будто вымер, и лишь с детской площадки доносился заразительный детский смех. Мне не терпелось скорее облачиться в «латы» и продолжить знакомство с моим новым другом. Я вбежал в подъезд и быстро поднялся на свой этаж по лестнице, на ходу доставая ключи от квартиры. Лучи солнца, пробиваясь через окна, оставляли на подъездных, обшарпанных стенах мозаики из рисунков, и под это освещение я быстро открыл дверь в квартиру, прислушиваясь к звукам.
Звуки доносились с кухни, где мои родители что-то бурно обсуждали, заглушая своими голосами работающий телевизор. Их голоса смешивались, и создавалось впечатление, что я попал на собрание депутатов думы. Я прошел в свою комнату и плотно прикрыл дверь. Быстро облачился в купленный еще зимой комбинезон и достал спрятанные мотоботы, схватил шлем и выскочил в коридор.
Вся моя новая экипировка ждала меня аккуратно сложенная в шкафу, и даже если бы в моей комнате проводили обыск, ее бы вряд ли нашли, потому что, складывая ее, я сохранил все условия конспирации.
На мгновение, стоя в своем новом обличии, я замешкался и, прислушиваясь к звукам, доносящимся с кухни, думал только об одном, как мои уже немолодые родители отнесутся к такой перемене.
Надо сказать… кружилось в моей голове… «Пойти и показать им нового меня…» – все так же прислушиваясь, повторял я, боясь осуждения, но об этом я думал меньше всего и, сделав несколько шагов к их голосам, вошел на кухню с единственной мыслью… Пусть они порадуются за меня, порадуются за то, что я могу исполнять свои мечты, а остальное неважно…
Мой отец сидел напротив двери и сразу обратил на меня внимание, оторвав свой взгляд от разложенной на столе газеты, мама стояла ко мне спиной и заваривала душистый чай, чей аромат уже наполнил пространство кухни и начал вырываться в коридор через распахнутую дверь. На лице отца сразу отразился вопрос, и по его глазам я понял, что если я промедлю, то он его задаст, но я оборвал его.
– Ну как я вам? – произнес я, делая шаг вперед и всем своим видом показывая свою важность.
– Отлично, – все с тем же вопросом в глазах ответил отец, переведя свой взгляд на мать.
Услышав меня, она обернулась, не выпуская чайника из рук, и застыла как каменное изваяние, разглядывая меня с ног до головы. И в этом взгляде я увидел страх и непонимание всего происходящего.
– Это что? – наконец произнесла она, отставив чайник обратно на кухонную стойку.
– Это моя новая одежда, – немного стесняясь, и в то же время, гордясь самим собой, ответил я. – Так сейчас модно. Посмотрите в окно, там моя новая игрушка.
Отец перевел взгляд от меня к маме и направился к окну. Быстрым движением он раздвинул жалюзи пальцами и бегло стал вглядываться во двор. Мама же так и осталась стоять на своем месте, разглядывая мой новый наряд.
– Мать, ты посмотри, что твой сын называет новой игрушкой, – окликнул он её, тем самым вернув ее к способности говорить. Она медленно подошла к окну, и отец раздвинул жалюзи пониже, чтоб и она смогла посмотреть.
– Где? – быстро оглядывая улицу, спросила она, видимо, от растерянности не замечая то, что стояло перед ее глазами.
– Да вон, под подъездом, черный, – подбородком показал, куда смотреть, отец, и взгляд мамы остановился.
– Это что? – пыталась, было, возмутиться она, но, предвкушая последующий разговор, я тут же перевел их внимание на себя.
– Ну, я помчался, – обрывая всякое продолжение, заявил я, переведя их взгляды обратно в квартиру. – Буду вечером, не скучайте.
– А… как же… обед? – смотря на меня как растерянный ребенок, произнесла мама и хотела что-то добавить, но и тут я опередил ее.
– Потом поем, как вернусь… Всё, пока, – сказал я и, развернувшись, направился к двери.
«Лучше побыстрее исчезнуть, пока не опомнились…» – промелькнуло в моей голове, и уже закрывая дверь, услышал голос отца.
– Аккуратнее! – воскликнул он, словно это слово могло что-то изменить, но единственное, что мне оставалось, это согласиться.
– Хорошо, – ответил я, уже захлопывая дверь, и вряд ли это услышал мой отец.
Иногда, слова, которые мы говорим, улетают в пустоту, и мы убегаем дальше, по спирали своих судеб, без возможности повторить их снова…
Новые друзья
В этих обновках мне было не особо удобно спускать по лестнице, но, проделав этот путь как неваляшка, я решил раз и навсегда, что на такой подвиг я теперь подпишусь лишь тогда, когда все лифтеры страны устроят забастовку. Последний рубеж в виде стальной двери был пройден, и я вновь оказался на улице.
Солнце отражалось в окнах припаркованных машин, а птицы, восседающие на деревьях, пели весенние песни. Детвора играла в песочнице на детской площадке, не обращая никакого внимания на присевших на лавочки мамаш, а их мужья только заканчивали свой трудовой день, чтобы вновь присоединиться к своим семьям. Весь двор, все вокруг меня жило весенней жизнью, и погода дарила свою теплоту каждому присутствующему от мала до велика. Но только в детстве мы рады солнцу, больше, чем с высоты своих прожитых лет.
«Так, главное сейчас все сделать, правильно…» – натягивая шлем и вглядываясь в свой этаж, подумал я, ведь за мной наблюдают из окна, где я отчетливо видел два силуэта.
Я обошел мотоцикл, вставил ключ в зажигание, повернул его и запустил мотор. И снова этот непривычный, но уже родной звук, и опять мы с ним наедине, и всё, что вокруг нас, становится менее значимым. Я сел на мотоцикл, выжал сцепление, ткнул передачу и тронулся, оставляя за своей спиной подъезд за подъездом, а главное, и те родные глаза, для которых эта новость стала еще одним поводом для обсуждения моей очередной выходки.
Но им ничего и не оставалось, и я отчетливо это понимал, ведь они уже никак не могли повлиять на мое решение, впрочем, как и всегда.
Моя мама иногда шутила после очередного повода для разговоров, и после бурного обсуждения с отцом говорила такие слова:
– Вот смотрю я на тебя и на твои выходки и складывается такое впечатление, что в роддоме тебя подменили, а наш ребенок сейчас учится в какой-нибудь музыкальной школе по классу фортепиано. Он всегда приходит вовремя домой и проводит все выходные за книжками, а его маму точно не вызывают в школу за очередной фокус перед учителями или за очередную драку. Он прилежно себя ведет, и в десять не на подходе домой только, а уже в кровати. «Вот кому-то повезло», – улыбаясь, повторяла она, и эта улыбка давала мне понять, что даже со всеми своими выходками я все равно любимый сын. И всё равно после этих слов я так же опаздывал, гулял по ночам, приходил со сбитыми в кровь кулаками, и всегда без объяснений ложился спать. Быть трудным это не великая заслуга, но, наверно, каждый должен пройти через что-нибудь подобное, ведь только так формируется что-то своё, а таких музыкальных или просто положительных мальчиков – гордости родителей и так уже немало. У них нет своих решений, и даже жен им выбирают мамы. А потом, взяв эстафету, ими продолжают рулить жены, говоря: «Вот так правильно, а вот это нам не нужно». Эстафетные палочки с одиночеством внутри и полным подчинением снаружи, всю жизнь на вторых ролях, но это их выбор, и осуждать его я не имею никакого права.
Я выехал из двора на дорогу, и в кармане зазвонил телефон, и это оказалось проблемой под номером два, решаемой только гарнитурой, но тогда я об этом даже не успел подумать. Я прижался к обочине, остановил байк и достал трубку из кармана. Но тут нарисовалась еще одна проблема, проблема номер три – как ответить, голова-то в шлеме. Хорошо, что придумали функцию громкая связь, и, нажав кнопку ответа, я засунул телефон в шлем, опустив визор, создавая тем самым своего рода стерео разговор.
– Да… я слушаю, – прокричал я, думая, что прорывающийся звук мотора глушит мой голос.
– Здорово, ну что, пригнал? – послышался голос Андрюхи. – Уже катаешься? – пытаясь заглушить все тот же звук, спросил он.
– Да, уже на нём, – важно, заявил я. – А ты где?
– Я на пятачке, давай подъезжай, поедем, покатаемся, нас тут уже много собралось, – пробормотал он и добавил: – Только тебя ждем.
– Хорошо, сейчас буду, – сказал я и положил трубку, достав ее из шлема.
«Ну что, поедем, познакомимся с «их много»…» – проговорил я про себя и направил свой мотоцикл на пятачок.
Этот своего рода «пятачок», как в последующем я узнал, оказался довольно знаменитым местом среди любителей скорости, крутых байков, навороченных тачек, и просто тех, кто любит потусоваться. Находилось это место в пяти минутах пешком от моего дома или нескольких секундах езды. Днём это была обычная площадка для учителей и учеников, новых райдеров московских улочек, а ночью это место видоизменялось до неузнаваемости. С асфальта исчезали оранжево-красные конусы, а главное, эти машины с дублирующими педалями и буквой «У» в треугольнике, которые в последующем были не раз высмеяны и обсуждены в компаниях двухколесных. Ночью здесь была совсем иная жизнь. Подъезжали и отъезжали машины разных марок и статусов, играла музыка, там пританцовывали, а там просто что-то горячо выкрикивали, это была ночная жизнь ночной молодежи, любителей драйва и не любителей ранних подъемов.
Мой путь к этому месту составил меньше минуты, и уже на подъезде я заметил кучку мотоциклов, стоящих по центру. Около них стояли ребята, молодые и не очень, в пестрых кожаных мотоциклетных куртках и комбезах, ну и, конечно, девушки, куда же без них. Некоторые из них даже специально покупали шлем, не имея мотоцикла, чтобы их только покатали, и ответ дарителя незабываемых эмоций: «Нет второго шлема» здесь уже не проходил.
На той площадке, меня встретили более чем радостно, мне показалось, что их просто предупредил Андрюха, и теперь они знали, что в их рядах прибыло. Я подъехал в самую кучку мотоконей из железа и пластика и поставил свой байк на подножку, заглушив мотор. Не успел я слезть с мотоцикла, как меня уже окружили со всех сторон эти дядьки в кожаных комбинезонах, приветственно улыбаясь и что-то говоря, но пока я был в шлеме, я их не слышал. Среди них был Андрей, и он был единственным человеком, кого я знал в этой толпе со своих юных лет. Он был старше меня на четыре года, но знали мы друг друга уже лет десять. По лицам, окружившим меня, было ясно, что он уже заочно меня всем представил, и мне остается только пожать всем руки. Стянув с себя шлем и повесив его на зеркало, я все же представился.
– Здорово… Данила, – протянул я руку первому, кто стоял передо мной.
– Привет, а я Большой, то есть Паша, – обменялся со мной крепким рукопожатием высокий, слегка ссутулившийся, коротко подстриженный здоровяк с широким лицом и такой же широкой улыбкой. Он напомнил мне фотографии из сводок в передаче «Петровка 38», но его лицо было слишком улыбчивое для бандита с большой дороги.
– Поздравляю с покупкой, – сказал он, оценивая мой мотоцикл и, обернувшись, добавил: – Первый?
– Ну… да, – ответил я, развернувшись к остальным.
На что Пашка лишь ухмыльнулся и высказал лишь одно слово: – Отчаянный.
– Да, он такой, – опередив меня, из-за чьей-то спины послышался голос Андрюхи, но его заслонял побритый наголо парень.
– Дима, – протянул он руку, напомнив мне солдата, прибывшего на побывку.
– Даниил, – поздоровался я и, наконец, увидел Андрея, который выскочил из-за его спины.
– Саша… Вадим… Олег… Миша… Коля… – это рукопожатие показалось мне бесконечным, но теперь я знал каждого по имени.
Когда знакомство закончилось, последовали расспросы… Откуда байк? Что по деньгам? Какой пробег? В общем, стандартный набор вопросов мотоциклистов, а мой недоумевающий вид был, видимо, настолько забавен, что они продолжались и продолжались, пока всех не оборвал Большой.
– Ну! Хватит! Набросились на пацана, сказал же – первый он у него, что тут еще можно сказать, – обрезал всех Пашка и, развернувшись к своему мотоциклу, добавил: – Поехали лучше подубасим… Только без жести, среди нас новенькие, – подметил он и как учитель указкой указал на меня своей рукой.
– Хорошо, – пронеслось по толпе многогласным эхо, и все разбрелись по своим двухколесным друзьям.
– Только не теряйся, – подмигивая мне, натянул шлем Андрюха и, завязывая петли, добавил. – Без жести вряд ли получится, посмотри, сколько нас.
– Постараюсь, – ответил я, оглядев всех присутствующих, которые уже облачились в свои шлемы. Но вскоре и мой шлем восседал у меня на голове, и я был готов к старту. Ключ, подножка, кнопка старта и моторы заревели в монотонном урчании как хор органных инструментов, заглушая всё и всех, кто был поблизости. Только немногочисленные обладатели четырехколесных болидов, оставаясь на своих местах, провожали нас завистливыми взглядами, проговаривая про себя: «Побыстрей бы они уже исчезли!».
Мы не заставили себя долго ждать и рванули с места, и тут я понял слова Андрюхи: тихо точно не получится.
Нашу группу из десяти мотоциклов возглавил Пашка на своём Судзуки GSX1000R бело-синего цвета, который величаво восседал во главе колонны, поглядывая в свои зеркала.
Этот мотоцикл я узнал сразу, его легенда началась с фильма «Байкеры», что наверно был в фильмотеке каждого, кто любил эти пластиковые штуки, и, увидев его воочию, я был поражен его размерами. Огромный, с неповторимым дизайном и безумной дурью под баком, он легко переводил стрелку тахометра в красную зону, оставляя под впечатлением каждого. Следом за ним выстроилась целая вереница. Две литровых Эрки, пестро-синий Димкин и красно-белый взрослого, молчаливого Романа, один серый Хорнет, пара спортивных четырехсоток, один Классик и один красный Шторм, а мы с Андрюхой на своих Сиберах замыкали эту делегацию.
Мы ехали в конце не потому, что наши мотоциклы не позволяли нам ехать впереди, а потому, что это не позволял наш опыт и навыки.
У Андюхи был точно такой же мотоцикл как и у меня, красный с черными полосками, как будто только с конвейера, он блистал своим общим видом и красотой цвета, мой же рядом с ним походил на какого-то сорванца, черные бока которого разбавляли этот пестрый тандем. Андрюха и имя ему придумал, правда, девичье, и между нами он величаво называл его «Ласточка».
И вот вся наша колонна, разрежая воздух ревом моторов и прямоточных глушителей, выехала из района, направляясь к МКАДу. Со стороны, наверно, впечатляющее зрелище, и мы были его незаменимыми участниками, влюбленными в свои мотоциклы.
Вот первый уже оказался в потоке, да и второй уже съехал с развилки, а за ним третий, четвертый, пятый… Они, как пчелы, хаотично рассыпались по трассе и устремлялись от меня вдаль. Я шел замыкающим, понимая, что стоит лишь чуточку их отпустить, и всё, мне уже их не догнать. Но рука еще не привыкла к ручке газа, а мне ничего не оставалось делать, как бороться со своими страхами. Я съехал на кольцо и устремился вслед за своими новоиспеченными товарищами, держа в своей видимости их красные стопы. Но вскоре они исчезли, разбежавшись по широким линиям дороги, словно высыпанный на пол горох.
«Мы снова одни…» – подумал я, откручивая ручку газа с легкой боязнью в попытке догнать.
Множество машин, куда-то мчащихся, перестраивающихся из ряда в ряд и беспричинно тормозящих – вот это и есть самое малое из названия «московская кольцевая автомобильная дорога». Здесь есть все – фуры длинномеры, малолитражки и представительные седаны, газели и автобусы, со своими плохо говорящими на русском хозяевами, джипы, старые раритеты, новинки автомобильной промышленности и, конечно, мотоциклы. По этой дороге растянулись тонны железа, и каждый день их устремляют по своим потребностям люди разной веры, разных сословий, разных предпочтений, с разными судьбами, и мы всегда отдельная их каста со своей религией.
МКАД – московская кольцевая автомобильная дорога, это сейчас она стала шириной в пять полос, отбойными разделяющими бетонными блоками посередине и с хорошим освещением, а раньше она считалась дорогой смерти. По две полосы в каждую сторону, из освещения она имела только фары проезжающих мимо машин, и каждую ночь ждала очередного любителя скорости, чтоб лишить его жизни без особого сожаления. Черная дорога смерти, которую объезжали через центр, и на которую не совались без особой надобности. Теперь она стала круговым автобаном, но всё равно не утратила своей прежней славы. Её постоянно преследуют какие-нибудь ремонтные работы, доделки, доработки, постройка новых развязок, но как бы её ни улучшали, здесь и по сей день можно встретить километровые пробки. В них заезжаешь днем, а можешь выехать на следующий день. Здесь беременеют, рожают детей и умирают, так и не доехав до больницы в карете скорой помощи. Здесь может произойти всё что угодно, и тысячи зевак из проезжающих мимо машин наблюдают за всем этим с особым любопытством. Эту дорогу в скором будущем я очень полюбил, но тогда я был слегка растерян.
Уже последний одиночный стоп сигнал практически исчез за горизонтом, а я будто стоял на месте. Нет, я ехал, но видимо не так быстро, как они. Я встал в ряд, как будто у меня тоже четыре колеса, и двигался со скоростью общего потока. Сто километров в час, и тогда для меня эта скорость казалась, огромной, и это был мой предел, который пересечь я просто не мог. Но мой мотоцикл, напротив, рвался в бой, и как только я слегка открывал газ, он пытался выпрыгнуть из-под меня. Вот оно, безумное чувство адреналина, которое постепенно начало просачиваться и заражать меня через ветер и выхлопные газы. Наверно, то же самое чувствует наркоман, который в первый раз попробовал тяжелый наркотик. Дыхание захватывает, но руки всё равно делают, в голове проносится бегущей строкой: «Это опасно… остановись… тебе это не нужно…», но с каждой секундой это становится менее важным. Ты уже попал в эти сети, как только захотел это попробовать. Вот он, момент беспредельной радости, который уже проникает в тебя, пропитывает твою кожу, овладевает твоим разумом, и ты уже не представляешь своей жизни без этого. Каждый наркоман никогда не сознается в том, что он зависим, так же как и мы, никогда не сознаемся в том, что уже не представляем своей жизни без адреналина скорости, и кому из нас проще, это еще вопрос. Для них существуют клиники, медицинские центры реабилитации, врачи, которые защищают диссертации на тему «Общество и наркотики» – целые системы исправления от этого недуга, для нас же ничего подобно нет. Общество не считает это проблемой и принимает вечерние новости дорожного патруля как само собой разумеющееся. Для них неважно, что сегодня молодой парень или девушка никогда уже не вернутся домой. Под словами «Не справился с управлением…» голос диктора за экраном сообщит об очередной семейной трагедии, а на следующий день об этом все забудут. Очередной персонаж закончил свою роль на эстраде жизни.
По мне такие слова, как: «Не справился с управлением» очень похожи на слова: «Передознулся… преувеличил свои возможности и способности и расплатился за это своей жизнью».
Да, машина просто повернула через две сплошные, и ты впечатался в неё на скорости за двести, да, она не оставила тебе шансов на другой исход, да, вина нарушения правил очевидна, но это уже совсем не важно, ведь ты «передознулся».
Если ты садишься за руль мотоцикла, предназначенного для трековых гонок, ты должен думать не только за себя, а еще за эти груды метала, которые тебя окружают. А ты просто находился «под кайфом», «под кайфом» адреналина, который отключил твоё чувство самосохранения и привел тебя к такому печальному итогу.
Всегда думать, всегда стараться предугадать и всегда сохранять холодный ум с ясной головой!
Всё это пришло ко мне с опытом, тогда же я был зеленым фруктом в круговороте металла и двигался осторожно, неуверенно, строго в своей полосе, притормаживая и отпуская впереди идущего автомобилиста. В таком медленном ритме я доковылял до съезда на шоссе Энтузиастов, где, припарковавшись на обочине, меня ждали мои новоиспеченные друзья. Медленно перестраиваясь, слыша сигналы идущих сзади машин, я всё же доехал до этой хохочущей толпы, которая приветствовала меня как спортсмена в гонках на выживание, где не главное прийти первым, а главное – доехать до финиша.
– Ты шлем не снимай, сейчас поедем дальше, – услышал я веселый голос Пашки.
– Ну что, как первые впечатления? – донеслось откуда-то из толпы как продолжение.
– Отлично, – ответил я, но понимая, что меня не особо слышно, поднял большой палец вверх.
По толпе пронеслись возгласы одобрения.
– Ну что, перекур закончен, можно двигаться дальше, – сказал Большой и, глядя на меня, тут же добавил:
– Мы сейчас поедем медленней, старайся держаться последнего, – сказал он и поспешил к своему мотоциклу.
Я ответил кивком головы в этой спасительной капсуле под названием шлем.
Как же все-таки слегка нелепо мы смотримся в этой мотоэкипировке, она сковывает наши движения, видоизменяет осанку, меняет походку и делает из нас несколько других людей, чем мы есть на самом деле. На нас смотрят как на космонавтов, перепутавших место высадки и взявшихся ниоткуда на этой планете, но мы незаметно заняли неотъемлемую часть этого общества и теперь заполняем наши города с удвоенной скоростью.
Вот и наша толпа не осталась без внимания и привлекла множество изумленных взглядов из проезжающих мимо машин. Все присутствующие «инопланетяне» расселись по своим байкам, и опять в воздухе зазвучала эта громкая симфония моторов. Колонна медленно тронулась и напоминала движение на параде, где все четко заняли свои места и даже не думали кого-либо обгонять. Таким вот кучным отрядом мы развернулись под мостом и направились обратно в сторону нашего района, на уже нашу площадку, где мы стали своими в доску лишь для асфальта под нашей разогретой резиной.
Как потом выяснилось, там, где она находилась, жили только мы трое: я, Большой и Андрюха, остальные же были с других районов и даже с других городов-спутников, граничивших с нашим населенным пунктом. Дружной колонной мы двигались с крейсерской скоростью сто километров в час, разгоняя перед собой машины дальним ксеноном и ревем глушителей. Правда, моя радость, что этот ритм будет до конца, длилась недолго.
Пашка начал прибавлять газ, а следом, как по цепочке, и все остальные. И тут я увидел на своем спидометре свои первые сто шестьдесят километров в час, и впервые почувствовал первые вспышки настоящего адреналина, которые проникали в меня через визор мотошлема.
Для меня вообще многое в тот день было впервые. Незабываемые ощущения, о которых я часто вспоминал позже, и которые стали неотъемлемой частью моей сезонной жизни.
Наше полуторачасовое отсутствие особо никто не заметил, кроме солнца, которое уже скрылось за горизонтом, и мы возвращались не под его угасающими лучами, а под искусственным светом придорожных мачт. Тот же рев, те же изумленные лица – всё было так же, как и в момент нашего отъезда, и так же стремительно мы вернулись обратно на площадку, на которой машин и людей только прибавилось. Важное шествие закончилось на том же месте, откуда и началось, и мой первый опыт заставил меня улыбаться, как я давно не улыбался, радоваться жизни, радоваться этим людям, которые окружили меня, радоваться моему новому братству единомышленников, потому что в их глазах читалось лишь одно слово, которое было теперь и у меня, и это слово «Свобода».
Мы выстроились в ряд, клацая подножками своих байков об асфальт, и вскоре, покидав свои шлемы на зеркала, баки и сиденья, мы вновь пустились в обсуждения.
– Ну как, доволен покупкой? – услышал я вопрос худощавого весельчака с простым именем Иван, который быстрее всех стянул шлем и уже прикуривал сигарету.
– Очень, – ответил я, не скрывая своих эмоций.
– Да он еще на самом деле не понял, что купил, – посмеиваясь, подметил Большой, и в этом была весомая доля его правды.
– Хорошо ума хватило сразу себе свежий литр не взять, – похлопывая меня по плечу, подключился Андрюха. – Это я его отговорил, – хвастаясь, добавил он. – А ведь мог.
– Да, рисковый парень, – улыбнулся Пашка. – А ты вообще когда-нибудь на двух колесах ездил?
– Нет, только один раз, в деревне, по полю, то ли на ИЖе, то ли на Яве – сейчас уже и не вспомню, а больше – нет.
– Вообще? Вообще!? – донеслось из толпы.
– Совсем, – улыбнулся я, прочитав в глазах своих новых друзей непонимание, но это непонимание быстро оборвал Большой.
– Ну… для первого раза совсем неплохо, главное, с головой и без фанатизма, и всё у тебя получится, – кивком головы подтверждая свои слова, сказал Пашка, и смотрящие на меня глаза тут же сменили свое выражение лица.
Это было сказано так, что я не смог сдержать смеха, и сквозь него я лишь выдавил: – Постараюсь…
Нет, мой смех был вызван не этой фразой, он был вызван ее подачей, и хоть я и знал Пашку всего несколько часов, но эта гримаса осталась со мной навсегда.
Как старый, мудрый Каа из детского мультфильма нравоучал Маугли, так и он проговорил это с той же значимостью, с той же тягучей размеренностью, с тем же величием. И это заметил каждый из присутствующих, но придать этому веселый смысл смог только я, и в конечном итоге все залились заразительным смехом. На этой ноте легкие нравоучения для меня кончились.
Следом все углубились, впрочем, как и всегда, в яростные обсуждения нашей стремительной поездки.
– Видел ту Газель, которая меня чуть не снесла, как я её обошел… – заливаясь праведным гневом, начал Димка.
– Да, я четко за тобой шел… еле оттормозился… – поддержал его Роман и, сменив свою сдержанность на всеобщее возмущение, негромко добавил. – Надо было ей лопухи отломать… чтобы в следующий раз смотрел в них или на их отсутствие…
– В следующий раз так и сделаю, – согласился Ромка.
Лопухами они называли боковые зеркала заднего вида, которые своей формой и вправду напоминали зеленые растения, выросшие из металлической кабины.
– А этого маленького «корейца»… с огромной буквой «У» на заднем стекле… и мадам за рулем… Помните? – продолжил Олег, чья вишневая четырехсотка еле его обрулила.
– Конечно, помним, – переключилась толпа. Она вообще как на КАМАЗе ехала! Включаем поворотник… и не смотря, что с боку… на счет три… Поворачиваем!..
– Это как в игре… Кто не спрятался, я не виноват, – подытожил все тот же Ромка, тем самым надев на наши лица подобие понимания этой злой шутки.
Вот именно, машину купили, права подарили, а ездить не научили, а если даже и учили, то не всякий человек обучаем, некоторым просто не дано, но они все равно выползают на наши улицы, каждый день подвергая себя и других смертельной опасности…
– Да, и таких становится всё больше и больше, – задумчиво произнес Большой, но тогда времени на серьезные разговоры не было, вечер только начинался, и Димка решил снова перевести нашу беседу в веселое русло.
– Анекдот хотите? – вставил он своё слово. – Правда, он не совсем по этой теме, но тоже пойдет… – заинтересованно оглядев всех, добавил он.
– Ну, давай… Жги, – сказал кто-то из толпы, и все, как сговорившись, образовали круг, в центре которого оказался Димка.
– Хорошо, значит, дело было так, – начал он.
– Дружили два друга… разных профессий, разных увлечений, разных убеждений… давно дружили, и все это не мешало их крепкой дружбе. Один был директором мотомагазина, а другой был директором городского кладбища… Но, несмотря на такую разную занятость, это не мешало им встречаться и беседовать за кружечкой кофе… Так вот, встречаются они, значит, в начале осени, и один другого спрашивает:
Слушай, как твой бизнес? Как продажи,? Ты сколько за это лето мотоциклов продал? – спрашивает своего друга могильщик.
Да нормально – отвечает второй. – Хорошие продажи… пятнадцать мотоциклов за сезон продал… Все отлично!
Странно… значит двое еще где-то ездят, – озадачился первый.
Секундное молчание, и по толпе пронеслись слегка истеричные смешки, кто-то хмыкнул, кто-то задумался, а некоторые вообще залились нездоровым смехом. Один Пашка стоял с серьезным видом и тут же добавил: – В самую тему, но я его уже слышал…
– Да ладно тебе, такой вид изображать… – всё так же заливаясь смехом над своим маленьким рассказом сказал Димка, и быстро осознав, что Большой даже не думал смеяться, поправился: – Все мы рано или поздно там будем, никуда от этого не деться!
– Все, да не все, некоторые уже там, – всё с тем же видом ответил Пашка и отошел в сторону.
– Жизнь вообще сложная штука, – выдал из-за спины Димки немногословный Женька, но эта фраза ушла лишь в затылок Большого.
В нашей компании воцарилось молчание, молчание как лишний повод подумать, кто мы, и посмотреть в глаза друг друга.
Для меня тогда был не совсем понятен печальный вид некоторых после порции черного юмора, и мне ничего не оставалось, как принять эти правила молчаливого боя самим с собой. Но оно не могло длиться долго, и вскоре все разбились на несколько кучек, выбрав для себя свои темы для разговоров.
В моей голове уже совсем поутихли эмоции, полученные от первой поездки, а вечер полностью завладел этой улицей, и тут меня настигло безумное чувство голода. Я вспомнил, что единственное, что было в моём желудке за весь день, это недоеденный бутерброд, кофе и бутылка газировки, выпитая совсем недавно. Пора было, наконец, нормально отужинать.
– Ладно, я отъеду, вы здесь будете? – обратился я к своей кучке, в которой стоял Андрюха и Большой.
– Да здесь, вроде больше никуда не собираемся, – ответил Андрей. – Но если отъедем, то вернемся или созвонимся.
– Тогда увидимся, – уже залезая на байк, сказал я и повернул ключ зажигания.
Отъезжая от места нашего сбора, я подметил, как маленькие кучки вновь сошлись в большом круге, и обсуждения чего-то вновь возобновились. Может, причиной их разговора стал снова я, а может, очередной анекдот, этого я уже не слышал, но то, что провожающие меня взгляды были добрыми, это я видел отчетливо.
Анализируя каждого из новых друзей и контролируя ручку газа, я не заметил, как въехал во двор, и остановил мотоцикл на прежнем месте.
Да, денёк выдался не простой, совсем не простой… – подумал я, зайдя в подъезд и пытаясь оставить свои мысли за дверной чертой.
Пытаясь собрать их воедино, я поднялся на лифте, и уже перед дверью понял, что меня ждет второй раунд расспросов и наставлений моих домашних. Но к моему великому удивлению домашние уже спали или делали такой вид. Я медленно разделся, стараясь не шуметь, и прошел на кухню, достав из холодильника свой замороженный обед. Но не успел я дойти до ванны, как раздался звук открывающейся двери, и следом послышались шаги, своей тональностью напоминающие отца. Через мгновенье на меня смотрело заспанное лицо отца, который преградил путь в мою комнату. Посмотрев на его глаза, я понял, что мне лучше остаться.
– Ну, сын, ты в своём репертуаре, – наливая воду из графина в стакан, стоя ко мне спиной, проговорил он. – Быстро ты убежал, а мать успокаивал я, – с нотками укора, все так же стоя ко мне спиной, добавил он.
– Успокоил? – представляя, что случилось после моего ухода, спросил я, но представить это было сложно.
– Да, – развернувшись ко мне, с важностью произнес отец и, не дав мне порадоваться за удачный исход, тут же продолжил: – Не заставляй её переживать, потом все это слушаю я, о том, какой ты и в кого, а ты в эти моменты сладко спишь.
– Пап, нуу… – хотел я, было, ответить, но, не дождавшись моего уже знакомого ему ответа, он не дал мне вставить и слова.
– Ты понимаешь, мы стареем, ты взрослеешь, и ты наш любимый сын… Не заставляй нас переживать – это самое малое, о чем я могу тебя попросить, – сказал он, всматриваясь в мои глаза, и еще раз осмотрев меня с ног до головы.
Но вдруг он изменился в лице и сменил нравоучения на отцовскую гордость.
– Хотя, ты молодец, – уже допивая стакан с водой, сказал он. – Берешь от жизни все, что хочешь. Молодец! А я спать. Но я тебя прошу, будь молодцом во всем, и будь поаккуратнее…
– Хорошо, – слегка расчувствовавшись от такого маленького откровения отца, ответил я, все так же стоя на своем месте.
Закрывая кухонную дверь, он еще раз заглянул ко мне, подмигнув и высказав своё маленькое, но всё же одобрение моего выбора:
– А мотоцикл – красавец! – произнес он эти слова с нотой гордости, и я не мог этому не порадоваться.
– Спасибо… Спокойной ночи, пап, – ответил я, улыбаясь этой оценке.
Отец удалился, и я быстро закидал в себя все, что нашел в холодильнике. Запивая свой завтрак, обед и ужин обжигающим чаем, я торопился опять выскочить на улицу, чтобы вновь окунуться в этот драйв адреналина. Через полчаса я стоял перед своим мотоциклом, вид которого стал еще более агрессивным в свете дворовых фонарей.
В этом ночном сумраке его черный цвет стал еще более насыщенным, а наклейки по бокам более выразительными, и в этом свете он был великолепен. Облачившийся в эту пеструю шкуру так же, как и я, он красиво смотрелся, не особо бросаясь в глаза, но всё равно привлекал к себе взгляды случайных прохожих. Я завел мотор и неспеша выехал со двора на дорогу.
Неожиданное знакомство
«Ну что, проверим, на что мы способны…» – подумал я, все больше откручивая ручку газа… Сейчас нам никто не помешает… от блуждающих машин не осталось и следа, и многие светофоры переведены в мигающий оранжевый цвет, а главное, я получил тот маленький, но все же, первый опыт…
Я направил свой байк в соседний, новый район со его хорошим, свежим асфальтом и отсутствием безумного количества припаркованных машин. Наши два района соединяла длинная дорога с двумя затяжными поворотами, по которой можно было развить довольно приличную скорость даже на машине. А я был на мотоцикле и вновь откручивал ручку газа до скорости в сто пятьдесят километров в час.
Эйфория, подпитываемая безграничным чувством свободы, вперемешку с щекочущим мои нервы адреналином, уносили меня прочь от моего дома.
Не очень теплый, но все-таки уже совсем весенний ветер залетал ко мне в шлем через воздухозаборники, передавая мне запах дороги и прогретых покрышек. Я был наедине с самим собой, лишь звук моего двигателя разрезал тишину вечерней улицы, так громко заявляя о нас всем в округе. Разметка из прерывистой линии превращалась в сплошную, и картинка сменяла картинку, кадр за кадром добавляя в мою жизнь новые эмоции и впечатления.
Тот я, который проснулся с утра, уже точно никогда не вернется домой… с каждым новым метром я понимал это все отчетливей… Тот я остался во вчерашнем дне… Тот я стал свободнее… Тот я больше никогда не будет прежним.
Все эти чувства были для меня пыльным клубком, лежащим высоко на полке, теперь же он оказался в моих руках, и я завязывал его концы на своем стержне.
Как же немного надо человеку, чтобы так много понять, чтобы в глаза вернулся блеск, чтобы мысли, что делать дальше, обрели свою оболочку, чтобы жизнь забурлила вновь в остывших венах, толкая обладателя этого дара на новые поступки в жизни.
Пересекая последний рубеж соседнего спального района и оставив новостройки за своей спиной, я остановился на его окраине. Это была практически такая же площадка, как и в моем районе, только она была совершенно пуста. Ни машин, ни людей, ни шума, ни пыли, и мачты без света добавляли тому месту немного мрачности, но это тихое одиночество уничтожил я, медленно подкатываясь к свежеположенному бордюру. Заглушив мотор, я слился с той тишиной воедино, вдыхая полной грудью прохладный апрельский воздух. Вот она, тихая Московская ночь на своей окраине, и вот то, чего мне так сильно не хватало последнее время.
Эти пятнадцать минут, что я простоял там, в тихом одиночестве со своим первым железным другом, запомнились мне надолго, и я возвращался туда всегда, когда мои мысли наполняла грусть. Я разглядывал свой сверкающий город с той возвышенности и улыбался, радуясь тому выходу, что нашел меня сам еще много лет назад, и теперь каждый новый день открывал мне новые дороги. Конечно, дороги моего города были теми, что и всегда, но теперь мое понимание их было совершенно иное.
Заглядывая в темные, еще не освещенные окна совершенно нового дома, что стоял по мою правую руку, я представлял счастливые глаза, которые там уже скоро появятся. Их чувство нового и краткосрочное чувство радости, что заполнят эти квартиры уже в ближайшем будущем. Они будут сверкать там до первого неугомонного соседа, который будет обустраивать свои стены, вонзая в них сверла от рассвета до заката. Люди со счастливыми лицами заполнят эти подъезды, в суматохе будут затаскивать свои вещи в пустые квартиры, но в скором будущем радость нового будет разбавлена бытом неблагоприятного соседства, а детский смех, постепенно заполняющий эти этажные пролеты, в последующем превратит лестничные площадки в места для вечерних посиделок. Так было и так будет, так есть, и с этим уже ничего не поделаешь, и каждое чувство нового всегда сменяется чувством однообразного «полдника».
Я смотрел на те окна, и передо мной пронеслись несколько лет их жизни, и, глядя на них, я радовался новому в своей жизни, не имея и малейшего представления, что произойдет со мной завтра.
Как многого я тогда еще не знал… и как сильно я тогда ошибался…
Телефон, лежащий в моем кармане, выдал непрерывную трель, оторвав меня, от полуночной тихой идиллии.
– Ну, ты где есть? – не успев что-либо сказать, я услышал голос Андрея.
– Да, я сейчас приеду, – пытаясь перекричать его фон из рычащих моторов и визга шин, произнес я. – А вы где?
– Что? Где ты?.. Не слышу! – все так же кричал он.
– Сейчас буду, – более громко прокричал я. – Где вы?
– Мы там же! – наконец услышав меня, произнес он. – Давай, мы ждем! – и, не дождавшись моего ответа, повесил трубку.
Мне ничего не оставалось, как еще раз посмотреть на этот сверкающий город и выдвинуться обратно.
Всё так же осторожно и размеренно разрезая ночной ветер, я, как и по пути туда, был один. Всё те же фонари, провожающие меня, подмигивали в зеркалах и, прокладывая мой путь как по фарватеру, исчезали в темном горизонте. Все та же опустевшая дорога, с теми же заплатками от многочисленных ремонтов, все те же дома, все те же окна; я вернулся в свой район, не успев досчитать до ста, и вот последний светофор – меня ждали мои друзья. Но… в наших жизнях всегда присутствует какое-то «Но…», которое всегда появляется тогда, когда ты не готов. Как говорят: «Век живи, век учись». Вот и я жил, жил и учился, и встретил своё «Но…» совершенно не ожидая, чтобы оно меня чему-то научило.