Фея с золотыми зубами Донцова Дарья
– Скажите, «Раклет», он…
Молодой человек не дал мне договорить, скривил угол рта и, заговорщицки понизив голос, протянул:
– Не советую. Ваше фондю[3] превратится в гротеск, извратится по виду и не принесет удовольствия. Этот «Раклет» не айс!
Я приняла озабоченный вид.
– Гран мерси! То, что не айс, безобразие, а как насчет «Маасдама»?
Юноша приподнял бровь:
– Он с мягкой корочкой.
– О… о… о… – протянула я.
– Мягкая корочка, это не жесткая корочка, – продолжал продавец.
– Конечно, конечно, – поспешила согласиться я, – вы абсолютно правы.
– Мягкая корочка даже не полутвердая корочка, – выводил соловьем паренек, – и уж совсем трудно назвать ее белой корочкой, потому что она коричневая.
Я сглотнула слюну.
– Извините, воск, в который упакована головка, вроде синий, а не цвета шоколада.
Продавец скрестил руки на груди.
– Абсолютно верно, синяя коричневость.
Я растерялась.
– Право, боюсь спросить про «Грюйер второго сорта!»
– Конечно, – возбудился юноша, – он именно второго сорта!
Я почувствовала себя увереннее:
– Второй сорт не первый!
– Естественно, и не экстра, – подхватил консультант, – не советую выбирать «Грюйер» такой зрелости. Он должен быть помоложе, молодой сыр лучше пожилого.
Вот с последней сентенцией не поспоришь. Я абсолютно уверена, что ее можно адресовать и мне, ну например: «Юная Вилка лучше пожилой Виолы!»
Глава 5
– «Каркатун с яблоками» это просто каркатун с яблоками? – продолжила я познавательную беседу.
– Ничего особенного, – нехотя сказал доброе слово о продукте паренек, – можете взять, цены у нас умеренные, мы их не задираем, затариваемся сырами напрямую у изготовителя.
Я посмотрела на ценник. Пятьсот рублей за килограмм! На мой взгляд, дороговато, но один раз, в день въезда в новую, так долго ремонтируемую квартиру можно позволить себе такой расход.
– Нарежьте полкило, – решилась я, – но только не очень тонкими ломтиками.
– Осталось всего ничего, – удрученно ответил продавец и ткнул пальцем в крохотный сверток размером со спичечную коробку. – Четыреста семьдесят рублей. Даже на сто граммчиков не тянет.
Я едва удержала удивленный возглас. Пятьсот целковых надо отдать за сто граммов? Из чего сделан сыр? Даже за райские яблоки запросят меньше.
– Берете? – с томным видом поинтересовался торговец.
– Слишком маленькая порция, – небрежно заявила я. – Да! Чуть не забыла! У меня сейчас ремонт, в квартире гастарбайтеры! Им тоже небось есть охота. Найдите недорогой сыр, ну не «Каркатуном» же их кормить!
Как я и ожидала, парень продемонстрировал крайний снобизм.
– Не поймут они нормальной еды, вон там, в самом углу, лежит «Вкусный», возьмите, пусть будут счастливы, что хозяйка попалась щедрая.
На секунду меня охватило негодование. Парень за прилавком сильно «акает», он явно рос в Москве, но разве в том его заслуга? Мы не выбираем, где и у кого родиться. Чем молодой человек из Украины, Молдавии, Туркмении или какого-нибудь российского села хуже этого сыроторговца? Ему просто повезло появиться на свет в столице России. Честный, работящий, талантливый человек везде такой, а негодяй, мерзавец или просто чванливый урод останется уродом в любом месте от Нью-Йорка до Чукотки. Я уже приоткрыла рот, но вовремя прикусила язык и уткнулась носом в витрину. Сама виновата, постеснялась признаться этому снобу, что намерена купить сыр по божеской цене, вот и получила достойный ответ.
– Левее гляньте, – подсказал продавец.
Я посмотрела на ценник. «Вкусный», 45 %-ной жирности, из коровьего молока, б/у». Две буквы, разделенные черточкой, меня удивили. Бывший в употреблении?
– Извините, – проблеяла я, – вы продаете сыр, который уже кто-то один раз съел?
Парень отпрянул к стойке с колбасами.
– Ну и глупости приходят покупателям в голову! Как можно слопать еду дважды? Это же не платье, которое в химчистку сдают!
– Вот-вот, – подхватила я, – а в витрине написано «б/у».
– Ну да, – не понял торгаш, – верно, б/у. И что?
– Бывший в употреблении, – расшифровала я аббревиатуру. – Как иначе?
Продавец постоял некоторое время молча, затем ехидно ответил:
– Тетя, б/у – это бумажная упаковка. Типа совсем дешевое барахло, его жаль в воск запихивать. Уж, простите, я доступно объясняю. Вы врубились?
– Врубилась, – закивала я, – пожалуй, лучше взять колбаски.
– Мудрое решение, – поддержал меня юноша.
Я бочком начала продвигаться в сторону больших холодильников, где лежала в вакуумных упаковках всевозможная нарезка. А ведь совсем недавно я потешалась над мужем одной из своих подруг Владиком Головачевым. Парень принадлежит к той счастливой категории мужчин, которые, отдав жене большую часть зарплаты и припрятав совсем немного себе на мелкие радости, не задумываются ни о каких домашних делах. В холодильнике, как по мановению волшебной палочки, появляется вкусная еда, рубашки стираются и гладятся сами собой, собака выгуливается, дети прилежно учатся в школе. Нет, в глубине души Владик подозревал, что хозяйством крепкой рукой руководит его жена Лена, но предпочитал ни во что не вникать. Вечером приходил домой, съедал вкусный ужин, возился с псом, целовал на ночь сына с дочкой и мирно валялся на диване у телика. Жизнь казалась ему прекрасной до тех пор, пока не заболела теща. Лена вся в слезах, прихватив детей, уехала в город Новопольск. Владик остался с пуделем Чарликом.
Первую неделю Головачев не испытывал никаких трудностей: он ел приготовленные впрок заботливой женушкой блюда и, в конце концов, опустошил холодильник. Теща слегла надолго, беспокоить супругу в тяжелый момент муж не хотел. Владик любит Лену, он решил бороться с трудностями в одиночку. Вспомнив о студенческих временах, он пошел в ближайший магазин и купил банки с тушенкой. Там же он приобрел консервы для Чарлика и ничтоже сумняшеся вспорол вечером две жестянки. Содержимое одной отправилось в миску к пуделю, а из второй Владик намеревался полакомиться сам.
Увы, тушенка разочаровала Головачева: комкастая какая-то, пахнет странно. Она совсем не походила на тот продукт, который Владик употреблял, живя в общежитии. Вот Чарлик был доволен, он мигом истребил харч и выпросил у хозяина добавку. Следующие две недели до возвращения Лены Владик давился малосъедобной тушенкой. К сожалению, он купил много банок, а выбросить их мешала простая человеческая жадность. Когда жена увидела в ведре пустые жестянки, она спросила:
– Кто это ел?
– Мы с Чарликом, – грустно ответил муж, – его корм с синей этикеткой, а мой с красной.
– Вкусно? – прищурилась Лена.
– Отвратительно, – признался супруг, – нынче тушенка не та, что раньше!
– Милый, – нежно протянула вторая половина, – я давно тебе твержу: учи английский, в жизни пригодится.
– При чем тут английский? – разозлился Головачев.
– А при том! Владея им, ты бы прочитал, что на твоей тушенке написано «Диетический корм для старых собак», – ответила Лена и заржала в голос.
Владик от полнейшей растерянности спросил:
– Почему для пожилых-то?
– Так на этикетке указано, – давясь смехом, пояснила жена, – думаешь, лакомые кусочки для щенков тебе понравились бы больше?
– Продавщица, дура, перепутала! – осенило Головачева. – Дала мне не «человеческие» консервы, а жрачку для полканов!
– Угу, – согласилась Лена и снова сложилась пополам.
Владик до сих пор не владеет языком Шекспира и категорически отказывается отпускать Ленку к матери. Моя подруга по секрету разболтала о казусе всем приятелям, и народ, при встрече с Головачевым, начал с самым серьезным видом интересоваться, не болит ли у Владика на перемену погоды хвост, как обстоят дела с шерстью и какой поводок он предпочитает для прогулок: кожаный или из тесьмы. Я была в числе тех, кто зубоскалил больше всех. Надеюсь, ни Владик, ни Ленка никогда не узнают, как я хотела приобрести бывший в употреблении сыр.
Через полчаса я с туго набитым пакетом вернулась домой и спросила у Юры:
– Ну и где Алексей?
– В спальне, – потер руки Шумаков, – пошли, познакомлю.
– Может, мне стоит напудрить носик? – шепотом поинтересовалась я.
– Не-а, – засмеялся Юра, – двигай так, выглядишь шикарно.
Я не успела возразить, как Шумаков схватил меня за плечи и впихнул в комнату, где мы планировали устроить опочивальню.
Посреди пустого помещения громоздилось ложе на резных деревянных ножках, с кисейным пологом и необъятным матрасом. Я совершенно не ожидала увидеть ничего подобного, поэтому в первый момент ойкнула, а потом пролепетала:
– Это что?
– Ну ты даешь! – удивился Юра. – Кровать!
– Откуда? – не успокаивалась я.
– Из магазина, – гордо возвестил Шумаков. – Хотел сделать тебе сюрприз. Ты полагала, что нам предстоит еще не один месяц спать на полу, ан нет, получите Алешу Просторного.
Я начала озираться.
– Где же он?
– Кто? – заморгал Юра.
– Твой друг, Алексей, – уточнила я.
Шумаков с удивлением спросил:
– Ты что, не видишь?
Мне надоела дурацкая ситуация.
– Леша решил пошутить и залез под кровать?
Юра захохотал:
– Нет! Мебель так называется.
– Кровать «Алеша Просторный»? – не поверила я.
– Ага, – кивнул Юрик, – российского производства. Хотя, если честно, деревянные части приехали из Италии, матрас американский, а вот собрали «Алешу» в Москве.
– Занятно, – вздохнула я, – ты отослал меня в магазин, чтобы это «просторное» ложе внесли в квартиру? А какие еще в магазине были кровати?
– Не помню, – надулся Шумаков.
Я вспомнила очередное золотое правило счастливой семейной жизни: если любимый купил в дом некую вещь, хвали и его приобретение.
– Солнышко! Какая прелесть!
– Тебе правда нравится? – с недоверием поинтересовался Юрик. – А мне показалось, ты недовольна.
Я решила добавить восторга:
– Восхитительно! Невероятно! Красота!
Юра сложил брови домиком, а я продолжала петь осанну его приобретению:
– Нет слов. Сама бы такую купила!
Лицо Юры посветлело.
– Да ну?
– Конечно! – горячо заверила я и в порыве вдохновения прибавила: – Дас ист фантастиш!
Юра почесал в затылке.
– Можем ее испробовать.
В голове всплыло очередное правило: если Он предлагает, Она никогда не должна отказываться.
– Ты еще не знаешь основной феньки, – сказал Шумаков, – а ну, ложись!
Мы сбросили одежду и устроились на ложе.
– Какой ты молодец, – на этот раз абсолютно искренне сказала я, – ничего не забыл, ни подушки, ни одеяла, ни постельного белья.
– Я дико предусмотрительный, – не упустил шанса похвастаться Шумаков, – но лежи молча. Чувствуешь?
– Что? – заморгала я.
– Сейчас скорость прибавлю, – пообещал Шумаков.
Я удивилась, может, мой любимый уснул и ему грезится болид, в котором он гордо восседает на водительском месте?
По матрасу словно волна пробежала. Мое тело стало слегка покачиваться, уши уловили странное бульканье, сопровождаемое натужным то ли покашливанием, то ли хрипом.
– Ну? А сейчас? – хитро улыбнулся Юра.
– Прикольно, – выдавила я, не понимая, что происходит.
– Ща круче будет, – пообещал Юрасик.
Матрас начал мерно извиваться. Мое тело повторяло волнообразное движение. Это напоминало морскую болтанку.
– Супер, да? – прошептал Юра.
– Офигеть, – борясь с подступающей тошнотой, солгала я. – Вот только не понимаю, каким образом достигается данный эффект.
Юра попытался сесть, но потерпел неудачу и снова лег.
– «Алеша Просторный» – модель с водяным матрасом, можно спать и одновременно получать сеанс массажа.
Значит, бульканье и хрипы мне не почудились: грубо говоря, я устроилась на мешке с водой, который будто бьется в эпилептическом припадке.
– Нравится? – не успокаивался Юра.
Я очутилась в непростом положении. С одной стороны, я отлично помню золотые правила совместной счастливой жизни и обязана выражать восторг, чтобы не отбить у Юры желания в дальнейшем проявлять инициативу. С другой – представляю, сколько денег Шумаков отвалил за последний писк сошедшей с ума мебельной моды. С третьей… я категорически не хочу спать в желе, которое то ли хлюпает, то ли чавкает, то ли бьется в бронхиальном спазме.
– Ты как? – уже тихо спросил Юра.
Я не решилась сказать правду и, ругая себя за малодушие, в очередной раз солгала:
– Супер.
– Что-то меня мутит, – протянул Юрасик. – Может, сначала поедим?
– Отличная идея! – подхватила я, готовая на все, лишь бы вырваться из объятий «Алеши Просторного».
В моей жизни однажды уже состоялась встреча с технически навороченной кроватью:[4] некоторое время я прожила в так называемом «умном доме». Но нынешний вариант куда ядренее того, что был в съемном коттедже. Тот матрас легко вибрировал, а этот изображает бурю в океане.
– Подтолкни меня, что-то встать не могу, – попросил Юра, – давно пора пойти в спортзал, да все времени нет.
Юра задумал повернуться на бок, но маневр не удался. Матрас решительно воспротивился его желанию уйти.
– Еще раз на счет «три», – приказал Шумаков, – ну, айн, цвай, драй!
Я изо всех сил пнула Юрку в спину, но он вновь скатился к центру ложа.
– Неужели нельзя постараться? – возмутился Шумаков.
Если мужчина терпит бедствие, он непременно обвинит в этом свою женщину. Это не золотое правило счастливой семейной жизни, а всего лишь мое наблюдение.
– Извини, милый, – смиренно отозвалась я, – скажи, можно ли выключить «Алешу Просторного»? Думается, если матрас перестанет биться в судорогах, мы быстрее очутимся на ногах.
– Я его уже обездвижил, – воскликнул Юра, – нажал на кнопку «стоп».
Глава 6
Пару минут мы лежали молча, потом Шумаков простонал:
– У меня желудок в носу.
– Чудесно, – на автомате ответила я, тихо радуясь, что идея испытать «Алешу Просторного» пришла Шумакову в голову до ужина.
– Издеваешься? – прошептал Юра.
– Нет, – опомнилась я, – меня тоже слегка мутит, давай попытаемся освободить более мелкого из терпящих бедствие, то есть меня.
Шумаков толкнул меня в плечо, я стала поворачиваться, вода под нами угрожающе забулькала, край матраса вздыбился девятым валом и отбросил меня назад. Бульканье перешло в хрип, постель начала извиваться, как удав, подцепивший пляску Святого Витта.[5]
– Сделай что-нибудь, – взмолился Юра, – сползи отсюда, спрыгни, укатись и выруби электричество на щитке. Вероятно, заклинило пульт управления кроватью.
– Собери все свои силы и сбрось меня на пол, – велела я.
Юрик шумно вдохнул, уперся в мою спину ладонями и… я вырвалась из объятий «Алеши Просторного», издав «чпок», словно пробка из бутылки с шампанским. Очертив замысловатую траекторию, я угодила в стену, затем стекла по ней на пол. Тот, кто видел мультики из серии «Том и Джерри», поймет, что произошло: несчастный кот частенько оказывался в столь же плачевной ситуации.
– Вынь теперь меня отсюда, – жалобно заканючил Юра.
Я с кряхтеньем поднялась, с ненавистью посмотрела на «Алешу Просторного» и спросила:
– Что отключать на щитке?
– Не знаю, но у тебя получится, – убежденно сказал Юра.
Уверенность Шумакова налагала на меня огромную ответственность, разве можно разочаровать человека, который нисколько не сомневается в том, что я способна справиться с любой бедой?!
– Поторопись, – зашептал Шумаков. – Я умираю, похоже, мотор заклинило!
Секунду я пребывала в растерянности, потом ринулась в прихожую и выскочила на лестничную клетку к большой железной дверце, за которой прятались разнообразные тумблеры. Отлично помню, как электрик, делавший в моей квартире проводку, подходил к щитку и щелкал рычажками, отключая разные участки от сети. По счастью, дверца была не заперта и передо мной предстало великое множество кнопок. На какую нажать, чтобы «Алеша Просторный» перестал танцевать тяжелый рок? Неужели в моей квартире так много проводов? Удивиться как следует я не успела, потому что сообразила: каждый выключатель отвечает за свою территорию. Ну, допустим, вон тот, желтый, обеспечивает электричеством кухню, а зеленый – туалет. А если наоборот? Почему противный электрик пристроил под каждой пупочкой крохотную табличку с номером, а не написал «гостиная», «спальня», «коридор»?
Палец сам собой нажал на кнопку под номером «семь», она легко ушла внутрь, да так и осталась утопленной, а я поторопилась назад.
Свет по-прежнему горел во всей квартире, вероятно, «семерка» отвечала за несуществующую электропроводку на лоджии. Я вздохнула и потащилась назад, буду действовать методом тыка, до сих пор он меня не подводил. Очутившись у щитка, я дернула за большую черную ручку, торчавшую в правом углу. И снова ничего. «Алеша Просторный» трясся в лихорадке, люстры горели, Юра жаловался на тошноту.
Я опять поспешила на лестницу и была остановлена странным звуком, похожим на выстрел, ноги сами понесли меня назад.
Кровать не шевелилась. Посередине матраса, прижимая к себе кошку, сидел Юрасик.
– Матрас сломался! – Я не смогла скрыть радости и, тут же осознав свою оплошность, лицемерно добавила: – Какая жалость! Надеюсь, его можно починить?
Шумаков встал, по-прежнему обнимая киску.
– Больше никаких вибрирующих агрегатов. Только самая обычная мебель. Фердинанд спас меня от верной гибели.
Я испугалась, долговременная тряска не лучшим образом влияет на человеческий организм. Мозг, бултыхаясь в черепной коробке, перестает разумно оценивать действительность, причем у некоторых людей мыслительная функция не восстанавливается.
– Кто такой Фердинанд? – спросила я.
Юра нежно погладил кота.
– Он. Прыгнул на кровать, начал сгребать в кучу одеяло, простыню, и чертова постель замерла. Не зря я кису привел, он тут же продемонстрировал ум и сообразительность. Фердя хороший!
Юрик принялся нежно поглаживать котяру по спинке, а я поинтересовалась:
– Фердинанд? Почему тебе взбрело в голову это имя?
Шумаков пожал плечами.
– Понятия не имею. Давай спать на полу.
– Правильно, – обрадовалась я, – не дай бог, «Алеша» снова включится. Сейчас пошарю по коробкам, найду парочку одеял, на паркет постелю.
Юра, пошатываясь, сходил в коридор и принес большой пакет.
– Я тут надувной матрас прихватил. Был шанс, что «Алешу Просторного» вовремя не доставят, поэтому я позаботился о запасном варианте.
– Какой ты молодец, – не замедлила я с похвалой, – значит, получил эсэмэс, подтверждающую доставку мебели, и отослал меня под благовидным предлогом в магазин, чтобы устроить сюрприз?
– Угадала, – подтвердил Юрик, – но фокус не удался. Сегодня не надо распаковываться, начнем завтра вечером.
У меня тоже не было ни малейшего желания копаться в коробках и узлах. Да и куда развешивать и распихивать вещи? Мыло и полотенца в ванной есть, остальное не понадобится.
Юра надул матрас, мы наконец-то смогли лечь спать. Фердинанд, которого я из гигиенических соображений тщательно вымыла на ночь, нагло влез между нами и задремал, издавая звук, похожий на храп. Я повернулась на правый бок и, оказавшись, так сказать, лицом к лицу с котом, невольно удивилась. Морда у зверюги была длинной, уши круглые, менее всего он походил на мурку. А еще новый член семьи, несмотря на принятую ванну, пах, как кусок рокфора.
Назавтра около двух часов дня я позвонила в дверь Ласкиных, и меня впустила горничная Рита, хмурая девушка, которая за все время нашего знакомства ни разу не раскрыла рта. По первости я пыталась завязать с Ритой беседу, спрашивала ее о самочувствии, произносила дежурные фразы про погоду, но девица, затянутая в черное шелковое платье, на контакт не шла, максимум, что можно было от нее услышать, это мрачное «добрый день».
Поэтому я лишь улыбнулась и протянула ей куртку.
Маргарита взяла ее, но вдруг неожиданно прошептала:
– Вам лучше уйти.
Я не поверила своим ушам. Рита, оказывается, способна произносить целые фразы.
– Меня велели отправить назад?
Маргарита округлила глаза.
– Нет, но думаю, вам следует держаться от Лизы подальше.
– Это дружеский совет? – рассердилась я. – Если так, то я его у вас не просила.
– Считаете ниже своего достоинства беседовать с прислугой? – окончательно обнаглела Маргарита.
Я не нашлась что ответить, поэтому перешла в наступление:
– Вот здорово! Сколько раз я вас спрашивала: «Как дела?» – и ни разу не услышала ответа.
– Нам запрещено разговаривать с теми, кто приходит к хозяевам, – отчеканила домработница. – Я ни с кем не чешу языком: ни с Егором, который чистит аквариум, ни с Игорем – сантехником, ни с Женей – электриком. Но…
Дальше события развивались совсем уж непредсказуемым образом.
В прихожую вбежала растрепанная Лиза.
– Ну наконец-то, – закричала она, – где ты была?
– Дома, – ответила я, – потом в дороге, а что?
– Рита, – топнула ногой Лиза, – иди отсюда! Стоит и подслушивает!
Вместо того чтобы тенью скользнуть в служебное помещение, горничная подбоченилась:
– Вы мне замечаний не делайте!
– Маргарита! – возмутилась Лиза. – Что ты себе позволяешь? Ты уволена!
– Я сама ухожу, – громко объявила девушка, – оставайся, блин, со своим хозяйством.
Лиза опустилась на обитую бархатом банкетку. Рита сдернула кружевной передник, швырнула на пол, наступила на него, тщательно вытерла подошвы, плюнула, сдернула с вешалки пальто, подхватила туго набитую сумку и удалилась.
– Она сошла с ума? – прошептала я. – Надо позвать экономку. Пусть Люсьена вызовет ей «Скорую».
Елизавета оперлась руками о колени.
– Крысы бегут с тонущего корабля. Не ожидала тебя увидеть, думала, ты смоешься первой.
Я присела перед ней на корточки.
– Что происходит?