Золотая дева Литвиновы Анна и Сергей

«Обойдусь уж без такого покровителя!» – едва не вырвалось у нее. Пока беседовали, она присмотрелась к охраннику внимательнее и обнаружила изрядно дополнительных дефектов: и зубы плохие, и футболка подванивает. А уж пухлые, слюнявые губы вообще ниже всякой критики.

Тут, к счастью, ее Лиза выручила. Крикнула весело:

– Маша, смотри! Я сейчас на ногах съезжать буду!

И няня, конечно, пулей кинулась к ней. Но добежать до горки не успела. Лиза ловко (действительно как обезьянка!) взобралась по лестнице и уверенно заскользила вниз. Но на ногах все же не удержалась – с половины пути скатилась кубарем.

У Марии все внутри обмерло. Да еще и охранник масла в огонь подлил. Бежит рядом с ней, одышливо шипит в ухо:

– Вот вам, девушка, и штрафик первый. На половину зарплаты…

И, похоже, не зря пугает – видок у Лизы действительно устрашающий. Курточка вся в грязи, на щеке ссадина… «Ох, дура я, дура, что болтала с ним вместо того, чтоб за девчонкой следить!»

Она подхватила свою подопечную на руки, прижала к себе, забормотала:

– Лиза, ты как? Где болит?!.

Девчонка же лишь состроила кислую рожицу. Требовательно вырвалась из няниных объятий. И сказала с интонацией абсолютно взрослого человека:

– Не будьте вы клушей, Мария Николаевна. А то хуже Насти, честное слово…

Охранник хохотнул. А хозяйская дочь мигом обратила свой взор на него. Припечатала:

– А ты ей чего не сказал, что мне стоя кататься нельзя?

И тот угодливо забормотал:

– Ты же, Лизочка, так быстро на горку залезла, что я и не успел ничего сказать…

– Вот и не мешай моей няне за мной следить, – надменно произнесла девчонка. И велела Марии: – Пошли домой. Надо куртку переодеть.

Та, естественно, повиновалась. А пока шагали рядышком по дорожке, Лиза требовательно спросила:

– Этот Сашка тебе что, понравился?..

В педагогическом институте Марию учили: на подобные вопросы отвечать нельзя. Скажешь «да» – маленький ребенок решит, что здесь любовь. Ответишь «нет» – напридумывает про жестокую ссору. И вообще негоже позволять малышке лезть в отношения старших.

Но реальная жизнь – особенно в миллионерском особняке – она ведь от педагогики далека. И потому Маша сказала честно:

– Нет. Не понравился.

И Лиза неожиданно просияла:

– Что, правда? Я Сашку тоже терпеть не могу! Даже папу сколько раз просила, чтоб его уволил…

– А за что ты Сашу не любишь? – осторожно спросила Маша.

– Противный он, – вздохнула девчонка. – И конфеты мне дает всегда невкусные.

– А если бы вкусные давал? – улыбнулась няня.

– Все равно был бы противный, – серьезно ответила Лиза. И добавила: – Я и Насте, ну, своей прежней няне, говорила, чтоб она с ним не водилась. Только Настя меня не слушалась…

И обиженно закончила:

– И вообще несправедливо: я одна играю, а Настька с Сашкой болтают.

– Ладно, Лизочка, не волнуйся, – успокоила Мария. – Я теперь на площадке всегда с тобой буду. А Саша пусть один на лавочке сидит. Договорились?

– Договорились! – просияла Лиза. И доверчиво добавила: – Только не обмани меня, ладно? А то Настя сколько раз мне обещала, что мы с ней поиграем… Но все равно: как Сашка появится – сразу к нему. И на меня наплевать… Ты так никогда не делай, ладно?

– Ладно, – пообещала Маша.

А про себя подумала: «Только бы этот охранник мне козни не начал строить…»

Кася уже третий час билась с лестницей. Ох и не любила она это занятие! Построил Кривцов чудище! Что дом трехэтажный – ладно. Даже у них в деревне один такой есть. Но только нормальные люди – те не выпендриваются. Деревянные лестницы в свои покои прокладывают. И прочно, и уютно, и возни никакой – протер влажной тряпкой, вот и полная чистота. Но Кривцов – буржуй из буржуев! – себе с первого на второй этаж вместо нормальных ступенек жуткое кованое сооружение возвел. Меж перильных столбов извиваются наяды, это тетки такие. Целых семь штук. Железные. У каждой в руке какой-нибудь предмет. Лоза, там, виноградная или ваза с фруктами. Искусство, короче. И ступени – не сплошные, а все в завитушках. Удумали тоже, вообще смех! Даже сами Кривцовы, когда приемы устраивают, гостей предупреждают, чтоб по лестнице ступали аккуратней. Особенно дамочки, кто на шпильках, – не то конец всем Маноло Бланикам придет.

Самой Касе-то щели в ступеньках не страшны, она в кривцовском доме в тапочках ходит. Но вот когда ей выпадает лестницу чистить – вообще страх, из-за этих завитушек проклятых. Приходится колупаться с целым комплектом мягких ершиков. Большим она общее загрязнение сметает. Средний – для наядиных лиц. Ну и совсем крошечный – между железными виноградинками почистить. А чтоб всю лестницу, восемнадцать ступенек, в порядок привести, часа четыре надо потратить. Кому дома расскажи – ни за что не поверят. У них, в деревне-то, все проще. Из всех чистящих средств – сода да хлорка. И «Комбат», от тараканов. А тут, у Кривцовых, целая кладовка есть, а в ней – банок сорок различных порошков да протирок. И щетки, конечно, всякие разные. И даже перчатки хозяйственные. Кася сначала, как их увидела, растрогалась: неужели ж домовладельцы о сотрудниках позаботились? Чтоб у тех руки не сохли, ногти не слоились? Но вторая горничная, Верка, просветила: не в заботе дело. Просто у мадам Кривцовой на чистящие средства аллергия. Если вдруг, не дай бог, унюхает, что от рук уборщицы химией пахнет, сразу чихать начинает и ругаться.

Причуда, конечно, если не сказать – явный бред. Но Касю еще на курсах предупреждали: в элитных домах свои законы. А самый верный путь, чтобы с тепленького местечка вылететь, – над этими законами посмеяться.

Вот Кася, человек разумный, и старалась держать рот на замке. Хотя не всегда получалось… Дочка-то хозяйская, Лизка, с головой конкретно не дружит, как это не обсудить! Тем более что у них в деревне была одна почти такая же. С виду нормальная, глазищи огромные, глубокие, и умная даже. Рисовала, стихи писала, по лесу гуляла, природу наблюдала. А потом вдруг – бац! бац! – и зарубила родных отца с матерью, пока те спали. И на следствии абсолютную пургу несла – вроде как ей голоса велели. Потому что в родителей бес вселился.

Вот и Лизка, считала Кася, того же поля ягодка. Можно сколько угодно ее и конфетами угощать и кукол потерявшихся помогать искать, а она тебя потом – топором, если ей голоса подскажут.

Впрочем, ей, по счастью, с Лизой часто сталкиваться не приходилось. Пищу маленькая барыня принимала, естественно, отдельно. Ванная с туалетом у нее свои. И убирала – не только в детской, но и во всем доме – Кася строго в отсутствие девочки. Чтобы ребеночек, нежное создание, не дай бог, пыли не наглотался.

Вот и сейчас Кася возилась с проклятой лестницей и из огромного, высотой в два этажа, окна видела – Лиза с новой няней в саду гуляет. Кася вообще-то думала, что девчонка с той дичиться начнет. Или, что скорее, скандалы закатывать. Но хозяйская дочка, на удивление, вела себя мирно. Послушно шагала рядом с этой новенькой. Подбирала с земли пожелтелые листочки – гербарий, что ли, собирают? Но зачем, интересно, Лизке гербарий, если у нее в детской атлас всех деревьев мира стоит? Огромный том, килограмма на четыре. И к каждому дереву прилагается настоящий, аккуратно запаянный в целлофан свой листик?..

– А Лизку-то нашу, похоже, укротили! – вдруг раздалось за ее спиной.

Кася обернулась: ясное дело, Сашка. Охранник. Он вечно к ней прикапывается, если никого из хозяев дома нет. Впрочем, не только к ней. Сашка – он вообще озабоченный. На любую бабу от шестнадцати до сорока слюни пускает. Причем на комплименты там или на ухаживания времени не тратит – сразу хватает за попу. Но с хозяевами себя, хитрец, держит безупречно. Да и регалий у него целая куча – бывший гонщик, заслуженный борец, стреляет, как дьявол. Потому Кривцов с Кривцовой на него молятся. А когда повариха пожаловалась, что ее Санек однажды в кухне зажал и она от неожиданности борщом ошпарилась, ей же и досталось. Сама, сказали, его спровоцировала, что в легкой маечке ходит и в юбке короткой. Только как, интересно, в кухню одеваться – когда там вечно жарища, одновременно шесть конфорок горят?

Кася быстро переместилась, чтобы оказаться к Сашке лицом. И незаметненько взяла в руки самый большой из своих ершиков. Не бог весть какое оружие, однако ручка стальная. Пусть только сунется – мигом получит по лбу.

Но Сашка, к счастью, подниматься по лестнице не стал. Остался внизу. Попробовал, правда, Касю за щиколотку цапнуть (она на пятой ступеньке стояла), да девушка успела отдернуть ногу.

– Ну, что ты вредничаешь, Каська?! – заворчал Санек.

– Иди, иди, куда шел, – строго произнесла горничная.

– Так я к тебе шел! – осклабился тот. – Посмотреть на тебя… такую горяченькую. И пахнет от тебя сладенько… Хозяйским шампунем, что ли, помылась?

– Слушай, Сань, отвали, а? – буркнула Кася.

– Да к кому ж мне валить? – обезоруживающе улыбнулся тот. – Товарка твоя для меня старовата. Повариха тоже не в моем вкусе – слишком толстая. У садовницы нашей муж. Одна Настена была – так и та в мир иной отправилась…

Будь на Сашкином месте кто другой – Кася бы мигом оборвала. Что нельзя о мертвых так небрежно, мимоходом. Но Санька, она знала, воспитать невозможно. Не поможет никакое воспитание, коли агрегат у человека в постоянной готовности.

– Ну, пойди к новой няньке приклейся, – не удержалась от насмешки Кася.

– Пробовал уже, – печально вздохнул Санек. – Кобенится, мымра! Хотя у самой – ни рожи, ни кожи.

– Нормальная у нее рожа. И кожа хорошая, – расплылась в улыбке Кася. – И вообще, кажется, девчонка ничего. Вон, гляди, как Лизу нашу построила! Повариха сказала: девчонка даже всю кашу съела. Сама. И вообще уже полдня прошло – а пока только один концерт… И то Машка с ним справилась.

– Ну, полдня – это не показатель, – насупился Санек.

И, Кася с облегчением увидела, на лестницу облокачиваться перестал. Значит, можно не бояться, что сейчас бросится.

Она отложила свой ершик, присела на ступеньку. Пожаловалась:

– Ох и задолбала меня эта лестница!

– Слушай… – задумался Сашка, – а может, тебе ее пылесосом попробовать, а? Берешь насадочку такую маленькую, что для мебели, и вычищаешь! Гораздо быстрей получится.

– Ага, а с меня потом Кривцова семь шкур сдерет. За то, что я пылесос, хрен знает какой навороченный, о железные ступеньки исцарапала.

– Ну, Кривцовой сейчас нет, – пожал плечами Саня. – А я тебя не выдам. – И не удержался, добавил: —…Если дашь, конечно.

– Ох, – вздохнула Кася. – Купил бы себе бабу резиновую, что ли.

– Резиновую! Да они щас живые дешевле. Только я больше люблю за интерес, ты ж знаешь.

Санек перевел взгляд за окно – там, в саду, по-прежнему дружно бродили Лиза за руку с новой няней – и задумчиво произнес:

– Нет, совсем не нравится мне эта новая коза… Мутная она какая-то. И на няню совсем не похожа.

– А на кого похожа?

– Ну, не знаю. На училку. На докторицу. На переводчицу.

– Так сейчас все няни с образованием, – пожала плечами Кася. – И эта педагогический окончила. Да и у Насти высшее образование было…

– Ага. Только Настька за свою работу как за соломинку последнюю держалась, – хмыкнул Саша. – Над Лизкой тряслась, все капризы ее сносила. А эта с таким видом ходит, будто одолжение тут всем оказывает.

– Да ладно! Ты злишься просто, что отшила она тебя! – фыркнула Кася. – Чего сказала-то? Что хозяину пожалуется?

– Не важно, что сказала, – насупился Сашка.

Вновь перевел взгляд в сад и с угрозой в голосе произнес:

– Думает, что она крепкий орешек, ха! Только мы и не таких раскусывали. Возможности, слава богу, есть…

Костя сменился с суточного дежурства, как всегда, в восемь. Еле дождался, пока наконец впрыгнет в машину и отчалит от кривцовского особняка. Проклятый холод не отступал, и даже печка, включенная на полную мощность, его не спасала. И настроение было хуже некуда. Любого урода, кто в левом ряду будто черепаха плелся, пристрелить хотелось. Хотя чего злиться, если можно просто справа обогнать?..

Но ничего поделать с собой он не мог.

Что же такое с ним происходит?

Костя постарался отвлечься. Не про холод думать – про что-нибудь нейтральное. Хоть про ту же дочку хозяйскую, Лизу Кривцову. Они вместе с другими охранниками часто девчонке косточки перемывали. Хотя сам Костик относился к ней лучше, чем остальной персонал. Чего ребенка обвинять, если еще товарищ Маркс доказал: именно бытие определяет сознание. А Лизке это бытие с самого рождения создают. Уже из роддома привезли в специальном конвертике, из нежнейшего шелка, украшенном кружевами ручной работы. Каська, горничная, потом ему ценник показала: две тысячи условных единиц. И это за вещичку, которую единственный раз надели, а потом засунули навечно в чулан!

И ладно бы просто дорогущие вещи, младенец их ценности все равно не ведает, но ведь и желания все выполняются быстрей, чем по мановению волшебной палочки! Ночью заревела – немедленно к няне на руки, и таскают хоть час, хоть два. За обедом плюется – ах, какая Лизочка забавная! Игрушки ломает – тоже не страшно. Ребенок мир познает. За волосы няню дергает – опять нормально. Пусть больно, зато дите какую-то мелкую моторику таким образом развивает. Хотя полезней было бы если не влепить – просто поговорить строго – и ребенок бы шелковый стал.

Но у них же, у буржуев, ко всему свой подход. Все желания единственной наследницы должны немедленно исполняться, и точка.

Только неужели они не понимают, что счастливое детство совсем другими методами создается? Вон у него, Костика, двое братьев-погодков, и мама не работала, и папаша несерьезную зарплату в дом приносил – только все равно он годы, когда маленьким был, с удовольствием вспоминает. Потому что мама хотя и покрикивала на сыновей, и подзатыльники раздавала щедро, но всегда время приласкать находила. Моет тебе голову – обязательно мимоходом чмокнет в мокрую щеку. Коленку расшибешь – подует на ранку, скажет, что «съела бо-бо», и сразу не больно почти. А Лизиной мамаше до ребенка и дела нет. Вся в собственных заботах, дочку почти не видит. Какие там вечерние игры или, допустим, сказки на ночь! Даже завтракает отдельно. А вечерами приезжает, когда девочка спит давно. Только на фотосессиях и видятся – это у мадам Кривцовой теперь новая забава. Набивается полный дом разных журналистов-фотографов-стилистов. Навозят целый ворох одежды. У Кривцовых, конечно, и у самих есть во что одеться, но так положено. Чтоб потом под фотографиями приписать: «Наряды предоставлены бутиком таким-то». Вот тут-то – когда уже наложен грим и подобраны одежки – мамаша до ребенка и снисходит. И обнимает, и просит, чтоб девочка ей голову на колени положила, и в куклы они будто бы вместе играют. А фотограф: щелк! щелк! щелк! Смотрите все: какая материнская любовь, достаток, гламур! А как Кривцова на дочку шипит: «Убери с лица это кислое выражение!» – никто ж не слышит…

Понятно, конечно, что хозяйка своим бизнесом занята и поздним вечером, когда возвращается, сразу в кровать падает и засыпает мгновенно. Да и ребенок у нее получился поздний – в сорок-то лет куда сложней к малявкам привыкать, чем в положенные природой двадцать. Но только у папаши, Кривцова, бизнес еще и посерьезней будет. Да и постарше он, ему почти к полтиннику. Но к отцу Лиза хотя бы иногда на колени забирается. И кружит он ее по комнате – как самого Костика тоже отец когда-то кружил. Хозяин дочку даже в цирк вывозил недавно – сам, без няни, и оба вернулись страшно довольные.

Но если приоритеты расставлять – Лиза и у папаши окажется на каком-нибудь…цатом месте. После работы, охоты, массажей и много чего прочего, включая, естественно, сауну с девочками.

А у малышки-то мозг, как у всех детей, пока слабенький. Вот и не может понять, почему так: все желания исполняются. Но при этом – никто ее не любит.

Няня прежняя, Настька (царствие ей небесное!), к девочке неплохо относилась. И целовала ее, и играли они вместе весело. Но, глупая курица, тряслась над ребенком невероятно. Вдруг упадет? Расшибется? Заболеет? Потеряется? Испугается?.. И завидовала, конечно, Настена своей питомице. Никому не признавалась, но они ж не слепые. Как не завидовать, когда у самой Настьки тоже дочка немногим постарше Лизы. Сидит на Украине, в ветхой мазанке. До школы – пять верст пешком, и в Киеве только однажды побывала – в то время как юная Кривцова с двух лет по всему миру раскатывает, первый класс, пять звезд.

А разве можно любить того, кому одновременно и завидуешь, и кого боишься? Даже если это всего лишь пятилетний ребенок?!

Вот и выходило, что только Костик (хотя за компанию с коллегами и поругивал хозяйскую дочку) на самом деле девчонку жалел. У нее ж в глазах – не искорки веселые, как у всех детей, а черная, беспросветная тоска. И как другие не видят? И все эти ее капризы – не только от безнаказанности, но и от обиды. А если с девчонкой по-человечески – она себя нормально ведет. Сам убедился.

Пару недель назад Лиза с няней, с Настей еще, по саду бродили. В самый дальний угол забрались, где садовник малину развел, а урожай почему-то не снял. Ягоды по осенней поре пожухли, конечно, но все равно выглядели аппетитно. Девчонка и набросилась на малину. А няня естественно, расквохталась, что нельзя есть немытые. Лиза ягодки срывает, а Настька охает и все пытается их влажной салфеткой протереть. Девчонка же вопит, что малина после салфетки получается давленой и невкусной. Спорят, ругаются… Так увлеклись, что не заметили, как туча подкралась. А зонта с собой, конечно, не взяли. Ну, тут уж няня совсем в панике: промокнет ребенок! Простудится! Лето кончилось, осенний дождь холодный, вдруг пневмония, беда! Схватила Лизку в охапку, пытается с себя кофту сдернуть, девчонку укутать. Та, разумеется, орет, вырывается – детям-то дождь любимая забава…

Ну а он, Костик, как раз в дежурке у мониторов сидел. Решил: надо бежать на помощь. Подхватил зонт, взревел квадроциклом, за минуту примчался в малинник… Няня уже совсем была невменяемая – девчонка благополучно у нее вырвалась, скачет в легких туфельках по мокрой траве, подставляет мордаху под дождевые струи. Увидела его огромный раскрытый зонт – расхохоталась в голос, припустила прочь, оступилась, упала, вся измазалась, нос расшибла, руку поцарапала… Заревела, естественно. А у няни одно на устах: «Что Кривцов скажет?»

Один Костик не растерялся. Сгреб девчонку в охапку, из багажника квадроцикла плед извлек, закутал. Та, конечно, вякать пыталась, но у него разговор короткий: «Про осеннюю бабу-ягу слышала? Нет? Тогда смотри внимательно. Она как раз в дождь выходит. Плохих детей к себе забирает. Видишь, и тебя за руку попыталась схватить, поцарапала… Так что решай. Или с ней оставайся, или, так уж и быть, до дома тебя довезу».

И Лиза сразу утихла, обняла, покорно положила головку ему на плечо. И в квадроцикл уселась безропотно, и даже попросила, чтобы ей самой зонтик держать. А потом, когда дома оказались, еще и требовала, чтоб именно он, Костик, ей ссадины йодом помазал… Ему даже на короткий миг показалось, что она его дочка. Или, по крайней мере, младшая сестренка.

Ну, и за что ее не любить, эту девчонку? Что та над няней издевается? Так не давай над собой издеваться – и всех делов.

И хотя промок он тогда под дождем до нитки, и боялся, что на него снова злой, страшный холод накатит, а совсем не замерз. Когда на квадроцикле вместе ехали, девчушка его, наоборот, грела. Доверчивым взглядом своим, нежными горячими ручками…

Что ж, хоть это хорошо. По крайней мере, гарантия есть, что хозяйской дочке он вреда не причинит. А если кто другой пострадает от его ледяного приступа – Кривцовы переживут.

Денек у Елены Анатольевны выдался препоганый. С открытием очередного клуба просто с ума сойти можно. Казалось бы: не первый день она в этом бизнесе, все подходы должны быть изведаны, все дорожки проторены. Но то ли бюрократы борзеют, то ли персонал разболтался. И, несмотря на финансовый кризис, цены только растут! Система очистки воды в бассейне подорожала в сравнении с прошлым годом чуть не вдвое. Елена попыталась попросить скидку – в ответ ей лишь ухмыльнулись: «Не можете платить – дезинфицируйте хлоркой».

Инструкторы тоже обнаглели. Потрясают какими-то сомнительными сертификатами и требуют несуразной зарплаты. Будто она не знает, как большая часть этих бумажек делается: съездил Вася Пупкин отдохнуть на Гоа, позанимался с аниматорами йогой, и – оп-па! – готов документ, что товарищ имеет право преподавать в группах начального уровня…

Да еще и до конца года обязательно нужно фирму перерегистрировать. Закон новый, видите ли, вышел – о внесении изменений в Гражданский кодекс. Был учредительный договор, теперь вместо него устав компании. А долевое участие нужно оформлять отдельным документом. Обычная бумажная волокита. И бухгалтеры, конечно, все бумаги подготовят. Но положено, чтоб в налоговую явился учредитель, лично. И томился там в несусветных очередях, потому что перерегистрирует ООО единственная инспекция на всю Москву. Специально, что ли, это придумали? Чтоб бизнесменов к народу приблизить?..

В общем, мало того, что сегодня день тяжелый, – завтра еще хуже может получиться.

Значит, нужно запастись силами. Потому Елена домой решила не торопиться. Понятно, конечно, что надо бы все проконтролировать – первый день няня новая, и Лиза после недавнего убийства в особняке ведет себя не всегда адекватно. Но только она сама ведь тоже человек! И нуждается хотя бы в минимальном релаксе. Тем более что индустрию отдыха выстроила своими руками, и вот она, совсем под боком.

Лена спустилась на рецепшн, лучезарно улыбнулась дежурной администраторше, быстро просмотрела расписание тренировок. Отлично! Наташка, лучший в столице тренер по пилатесу, как раз сейчас заканчивает занятия в группе. Значит, для начала припашем ее на индивидуальную, разумеется, тренировку. Растянем мышцы, расслабим спину – а потом можно и немного силовой себе позволить. А дальше, на полчасика, в бассейн. Народу, правда, в это время будет многовато, зато, как наставляет помощница по пиару, весьма для имиджа полезно: плескаться на одной дорожке с клиентами. Ну а в девять – отправимся к косметологу. Авось на это время к той не записаны ни Даша Жукова, ни Ксюша Собчак – а всех остальных можно и передвинуть.

…В итоге дома Елена оказалась только в начале двенадцатого. Умиротворенная, расслабленная, похорошевшая. Лиза, конечно, давно уже спит, но она обязательно зайдет в ее комнату. Поцелует. А что муж, скорее всего, тоже в объятьях Морфея – это еще лучше. Макар – он в последние недели нервный, все с кем-то судится, воюет, по крайней мере, адвокат все время при нем. И ничего супруга не радует. Даже старое доброе средство, горячий секс, интересовать перестало. То ли устал, постарел, а может, и очередная девица из мира саун в душу запала. Впрочем, Лена по этому поводу не заморачивалась. Ее саму Макар и в молодости-то интересовал не шибко. А сейчас о влечении или, пуще того, о любви говорить и вовсе смешно. Есть муж – пусть себе существует. В своем параллельном мире. А обеспечить себе качественный секс прекрасно можно и не привлекая супруга.

Сначала она хотела прямо в свою спальню пойти. Там уж на Макара точно не нарвешься. Да и искушения не появится перехватить на сон грядущий конфету-другую. Но есть после вечерних гимнастических упражнений хотелось зверски. И Кривцова решила все же завернуть в кухню. Никаких углеводов с жирами она себе, разумеется, не позволит, а вот яблоко или стебелек сельдерея будет в самый раз. Только бы на столе свежеиспеченного торта не оказалось… Их повариха по кондитерским изделиям – первая мастерица в Москве. И колдует над своими шедеврами всегда почему-то вечерами, а потом оставляет тортик жесточайшим искушением на столе до утра. Елена уже сколько раз просила прятать его в холодильник или хотя бы в шкаф, но повариху, когда та на своем поле играет, переупрямить невозможно. Изделию, видите ли, комнатная температура нужна и простор, иначе засохнет-осядет. А то, что даже в самом маленьком кусочке не меньше четырехсот калорий и вообще есть на ночь сладкое смерти (для фигуры) подобно, кулинарку не волнует. В самой сто килограммов весу, и другим того же желает. Постоянно и Лизу крендельками пичкает, и Макара соблазняет икрой на собственноручно выпеченном хлебе.

…Сегодня торта на столе, по счастью, не было. Но едва Елена извлекла из холодильника пресловутый сельдерей, а в придачу к нему кумкват и бутылочку лимонного сока, дверь в кухню хлопнула. На пороге показался супруг. Глаза красные, взгляд колючий, на щеках неопрятной синевой пробивается щетина… Кривцова за долгие годы совместного бытия мужа изучила прекрасно и сейчас безошибочно определила: устал. Разозлен. И – поддатый.

Он хмуро глянул на нее. Буркнул:

– Чего так поздно?

– Работа, – пожала плечами Елена.

Макар с сомнением уставился ей в лицо, размягченное сауной, разглаженное сеансом пластифицирующего массажа. Усмехнулся:

– Болтай больше: работа! Вся сияешь. Опять небось со своим фигуристом миловалась…

– Прекрати, Макар, – поморщилась Елена.

– А то я не знаю, что любовь у вас совсем не на льду! – осклабился муженек.

Вот достал! Сам ради пиара и ленточки везде перерезает, и на ток-шоу ходит, самые глупейшие, только чтобы засветиться, а к ней претензии. Наверняка просто завидует – шоу «Любовь на льду» ведь на центральном канале идет. Каждую неделю, в прайм-тайме. И пара Кривцова – Илюшин там далеко не в аутсайдерах.

– Ты прекрасно знаешь, что я никогда не смешиваю секс и работу, – начала закипать Елена. – А шоу – это работа, и ничего больше. Мне каждый эфир клиентов приносит больше, чем вся реклама и пиар за год.

– …А юная сперма – омолаживает организм, – прищурился муж.

Кажется, назревает ссора. Причем абсолютно на пустом месте.

– Не понимаю тебя, – пожала плечами Елена. – Ты ведь, по-моему, даже гордился, когда меня в «Любовь на льду» взяли. И насчет Илюшина говорил, что мне очень повезло. Потому что тот – спортсмен с огромной харизмой, а значит, и я на его фоне заиграю. Забыл, что ли?..

– Да я вот и смотрю, что ты совсем заигралась, – зловеще молвил супруг.

– Ты ревнуешь, что ли? – улыбнулась Елена.

– Нужна ты мне – ревновать. Развлекайся, как хочешь. Меня это не волнует, – обидно усмехнулся Макар. И без перехода продолжил: – Лиза сегодня опять весь вечер проплакала.

– С новой няней не поладила? – нахмурилась Елена.

– Да при чем тут няня! – отмахнулся супруг. – Днем у них все нормально было. А вечером Лиза легла уже – как обычно, в половине десятого. А в десять вдруг проснулась, и в слезы. И нянька с ней билась, и я, и Кася прибежала – все без толку. Кричит, даже заикаться начала…

– Что ж мне не позвонили? – упрекнула Елена.

– А что бы ты сделала? – едко парировал муж. – Успокоила ребенка в нежных материнских объятиях?..

Крыть было нечем.

В доме все знали, что материнские объятия девочку не привлекают. И когда Лизе снились страшные сны или она болела – за утешением всегда бежала к няне, к папе. Даже к горничным. И никогда – к ней, родной матери.

– Ну, вы ведь справились? – Елена ласково коснулась мужниной руки.

И удивилась, с каким остервенением тот шарахнулся от ее прикосновения.

– Конечно, мы справились, – саркастически откликнулся муж. – Мы давно уже научились справляться сами со всем. Не тебе ж поручать! А то устроишь, как тогда, с Лизиной аллергией.

– Слушай, хватит об этом, а? – вспылила Елена. – Ты, между прочим, и такого врача найти не мог.

…Дурацкая на самом деле и очень давняя история – однако Макар ее готов вечно вспоминать. Когда Лизе исполнилось два, у нее вдруг открылась страшнейшая аллергия. Какие там общеизвестные цитрусовые или клубника! Девочка реагировала в буквальном смысле на все. Аллергенами становились и безобидный кусочек хлеба с кунжутом. И осветленный яблочный сок. И даже отварная курица. Ребенком, естественно, занимались лучшие столичные врачи – и указания, как часто это бывает, давали самые противоречивые. Девочке лучше не становилось. И тогда Елена приняла волевое решение: выгнала всех, привела в дом известного травника и постановила, что отныне пользовать ее дочку будет только он. Дядька посадил Лизу на жесткую диету, максимум восемьсот килокалорий в день, и аллергия действительно очень быстро исчезла. А то, что девочке теперь постоянно хотелось есть и она быстро стала терять в весе, – это, считали и «светило», и мать, всего лишь побочный эффект. Макар, правда, утверждал, что ребенка довели в буквальном смысле до дистрофии, и однажды, когда Елена была в командировке, травника со скандалом выгнал. Муж лично повез Елизавету к очередному врачу и, когда жена вернулась, с гневом продемонстрировал ей справку, что, мол, у ребенка полнейшее истощение… Однако Елена все равно продолжала считать, что была права. Пусть истощение – зато теперь-то Лиза ест все и аллергия исчезла бесследно! А у Макара просто характер такой. Сам для семьи ничего не делает, а когда ты стараешься, только наезжает.

И Елена гневно сказала:

– Ты тоже хорош! Обещал, между прочим, Елизавете, что сам ей няню подбирать будешь. На кастинг, кажется, собирался в агентство сходить? Ну, и как? Выкроил в своем расписании время?

– Можно подумать, ты ходила, – пожал плечами муж. – Первую няньку, что тебе предложили, и хапнула!..

– А ты думаешь, у меня много свободного времени? – возмутилась жена.

– Конечно, конечно, ты у нас, как пчелка, сутками трудишься. С маникюра на педикюр. С педикюра – на массаж. С массажа на каток. С катка – на банкет…

– Господи, опять двадцать пять. – Елена уже с трудом удерживалась, чтоб не запустить мужу кумкватом в физиономию. И чего он вдруг разошелся? Ведь как было хорошо в последнее время: у нее своя жизнь, у него – своя. Вежливо здороваются за ужином и совершенно не касаются проблем друг друга…

– Вся из себя такая светская, элитарная… – продолжал глумиться супруг. – Утром она в Лондоне, у самого модного парикмахера. А к вечеру перемещается со своей неописуемой прической на благотворительный бал в Париж.

– Ну, и что в том плохого? – Елена из последних сил пыталась купировать ссору. – Я сама зарабатываю. Могу себе позволить.

– Сама ты зарабатываешь, как же! – хрюкнул муж. – Как в том анекдоте: купил мандарин за рубль, продал – за два. А потом умер дедушка и оставил миллион в наследство…

– На что ты намекаешь, Макар? – нахмурилась Елена. – На те жалкие четыреста тысяч, что ты дал мне на первый клуб? В девяносто каком-то лохматом году?.. Но я, кажется, те деньги давно тебе вернула. Или память мне изменяет?

– Не прикидывайся, милая, – поморщился он. – Четыреста тысяч – копейки, мелочь. А если б я тебя не поддерживал все то время, лопнул бы твой клуб. Точно мыльный пузырь.

Что спорить – Макар, конечно, ей помогал. И связями своими, и советами, особенно поначалу. Но только и она не на диване валялась. Получила образование, обросла нужными знакомыми. И последние лет десять муженек ее бизнеса не касается. Еще и своим дружкам хвастался, как ему повезло: на жену ни копейки тратить не надо, сама себя обеспечивает.

И оба ситуацией до поры были довольны. А тут вдруг Макарка завелся…

Или он просто из-за Лизы переживает?

И Лена брякнула первое, что пришло в голову:

– Слушай, Макар. Мы оба просто устали, наверно. Давай вместе отдохнуть съездим, а? Только мы втроем. Ты, я и Лиза. Куда-нибудь недалеко, в простое место, типа Болгарии, например. И даже няню с собой не будем брать.

Он презрительно взглянул на нее. Усмехнулся:

– Чего это с тобой? Материнские чувства проснулись?

– А зря, между прочим, смеешься, – спокойно заявила Елена. – Чтоб ты знал, материнская любовь разной бывает. Некоторые женщины – да, влюблены в своих младенцев с первого крика. И памперсы вонючие чуть не целуют. Но очень у многих чувства к детям просыпаются постепенно. Мне одна певица рассказывала: она своего сына вообще полюбила, только когда он в школу пошел. И с ним поговорить можно нормально стало обо всем, а не только про колобка с курочкой рябой…

– Заверяю: тебе это не грозит, – вновь усмехнулся Макар. – И когда Лиза в школу пойдет. Вообще никогда.

«Вот упрямая тварь! Но наше оружие – не крик. Гибкость», – подумала Елена. И мягко добавила:

– Но все-таки давай попробуем. Сейчас только я всю эту хлопотню с новым клубом закончу…

И муж, похоже, сменил гнев на милость. Не поцеловал, конечно, и даже не улыбнулся. Но и дверью шваркать не стал, как умеет. Просто молча повернулся и вышел. Елена же с отвращением вернула сельдерей с кумкватом в холодильник. Имеются свои плюсы и в ссорах с мужем – есть ей расхотелось совершенно. Но все-таки этот паршивый с самого утра день закончился очень даже неплохо. Счастье, что ей удалось своей показной кротостью погасить семейный скандал. Потому что глупо, вдобавок ко всем проблемам, еще и с мужем разругаться.

Она взглянула на часы, чертыхнулась – опять уже почти час ночи! – и отправилась в спальню. И, конечно, не ведала, что Макар в своей комнате первым делом схватился за телефон. Пока шли гудки, в нетерпении барабанил пальцами по спинке кровати. А едва ему ответили, деловито произнес:

– Нурлан? Это Макар. Я все решил. Ждать мы не будем.

Морщась, выслушал ответную тираду. И безапелляционно закончил:

– А я сказал: нет. Начинай прямо завтра.

Вечером Лиза опять устроила истерику. И тут уж ничего не помогло. Ни педагогические приемы – приласкать, уговорить, отвлечь… Ни пресловутое поле, на которое Маша изо всех сил пыталась настроиться.

Девочка с остервенением вырывалась из ее объятий и повторяла одно:

– Мне страшно! Страшно!..

На крик и горничные прибежали, и повариха, и даже отец (матери дома не было), но Лиза все равно успокоилась только через час. Просто упала в постель – и мгновенно уснула.

Маша виновато взглянула на хозяина. Пробормотала:

– Простите… Я сделала все, что могла…

Ждала упреков, однако Кривцов против ожидания лишь ласково улыбнулся:

– Да что вы, милая! Не расстраивайтесь. С Лизой такое бывает.

Интимно потрепал по плечу и добавил:

– Привыкнете.

Просто милейший мужчина… Только вот, когда плеча ее касался, глаза полыхнули. И дышал как-то часто, будто хотелось ему утешать ее и утешать… Совсем не по-товарищески. Вот черт! Может, не зря ее тот противный охранник, Сашка, пугал? Что хозяин до нянь, особенно молодых, охоч?..

За разъяснениями она решила обратиться к горничной Касе – тем более что та сама ее позвала вместе почаевничать, когда Лиза уснет.

И, когда по обоюдному решению девушки решили сдобрить чай хозяйским коньяком, Маша как можно более простодушно спросила:

– Слушай. Меня тут Сашка, ну, охранник, напугал…

– Пистолет свой показывал? – улыбнулась та.

– Да нет. Про хозяина что-то бормотал…

– В смысле? – нахмурилась Кася.

– Ну, мол, Кривцов ко всем девушкам, кто у него в доме работает, пристает.

– Это тебе Сашка такое сказал? Вот дурак, а?! – горничная расхохоталась. А отсмеявшись, уверенно заявила: – «Прекрасной няни» в обычной жизни не бывает. И не надейся. Где мы – и где Кривцов! Нужны мы ему сто лет! У него знаешь какие подружки?! Сплошь модели…

– Сама видела? – подмигнула Маша.

– Костик рассказывал, – не смутилась Кася. – Ну, второй охранник. Он вместе с Володиным – это который у них старший – хозяина в сауну возит. Внутрь-то его не берут, конечно, но однажды он видел, как шеф, совсем голый, из парной на снег выскочил. И с ним – три девчонки. Все как одна блондинки и девяносто-шестьдесят-девяносто.

– Да уж, весело тут у них… – покачала головой няня.

– Весело, – согласилась горничная. – Но только нас это веселье не касается. Хотя с охранниками спать можно, конечно. Если желание есть. Сашка, например, с Настей спал. Но он вообще со всеми готов. Кто ему дает.

А у самой лицо важное-важное. Всем своим видом показывает: уж она-то точно не снизойдет до простого телохранителя. Может, сама на хозяина нацелилась?.. А что, девушка Кася видная, фигуристая, на язычок острая.

Хотя вряд ли.

А горничная продолжала ее наставлять:

– Ты, Машка, с Кривцовым осторожней держись. Он только на вид такой заботливый, сладкий. Всегда и как дела спросит, и комплиментик, и подарочек к Новому году… Но на самом деле ему на нас всех плевать. С высокой колокольни.

Она понизила голос, склонилась к уху товарки:

– Знаешь, что я подслушала в то утро, когда Настю убили? Никому не говорила – а тебе расскажу. Дурдом был полный: везде менты шныряют, а всех наших, когда допросили, на кухню согнали. Велели сидеть, не высовываться. Но туалета-то в кухне нет, а мне приспичило как раз. Я и пошла тихонько… Мимо гостиной шагаю, а там Кривцов, и с ним какой-то чин милицейский. Важный, похоже. Ну, и дверь приоткрыта. Святое ж дело: разнюхать, что к чему. Я остановилась, конечно. Слушаю. Только у них там разговор совсем не про убийцу шел. Слышу, Кривцов говорит этому чину: мол, на все вопросы, какие мог, я ответил и убедительно прошу – чтобы вся дальнейшая возня меня не касалась. Ну, мент, естественно, рожу скривил, бурчит грозно так, что следствие есть следствие и препятствовать ему никто не вправе. А Кривцов в ответ: да вы не поняли, мол! Я не про следствие. Просто больше слышать об этой Павлючковой не хочу. И уж тем более ее родственникам о смерти сообщать или похороны организовывать… Я, говорит, занят, жена – тоже, да и Лизочка уже и без того вся на нервах. Не хватает нам только, чтоб родня этой няни сюда заявилась. Забирайте, типа, тело, все вещи ее – и чтоб забыть о Павлючковой.

– А что мент? – заинтересовалась Маша.

– Сначала не хотел, конечно, – усмехнулась Кася. – Его, типа, задача убийцу искать. А с родственниками безутешными он общаться не обязан – это работодателей дело. Но только ж у Кривцова свой аргумент есть. Я сама видела: неслабую такую пачку «зеленых», естественно, менту протянул, чтоб компенсировать хлопоты. Тот, ясное дело, хапнул. И отработал, врать не буду, добросовестно. Сначала тело забрали, потом криминалисты уехали. И в тот же вечер еще какие-то парни явились, все Настькины вещи в сумки побросали и увезли. А мне Кривцов велел ее комнату до блеска вылизать, чтоб на убийство и ни намека. А на следующий уже день там новая няня жила. Временная, из агентства… А нам Кривцов сказал: кто про Настену хотя бы упомянет – уволит тут же. И так, типа, столько хлопот из-за нее…

– Что ж. Сразу видно – деловой человек, – прокомментировала Маша.

– Это понятно, что деловой, – вздохнула Кася. – Только у Насти на Украине дочка осталась. Школьница. И мама старенькая…

– Ну, может, Кривцов им тоже как-то поспособствовал, – предположила Мария.

– Да ничего подобного! – отмахнулась Кася. – Зачем ему? Он тому менту ясно сказал: организовывай все сам, а мне про Настю не напоминай. Хотя она тут почти пять лет работала. И Кривцов, если в духе, всегда на нее сироп лил: и вы наш ангел-хранитель, да спасибо вам большое, да вы Лизочке больше, чем мама. Так что, – закончила горничная, – когда хозяин тебя хвалить будет, ты, конечно, кивай и притворяйся, что рада. Но, если что случится, имей в виду: возиться с тобой не будут. Мигом вышвырнут. Как рваную половую тряпку. Поняла?

– Поняла, – вздохнула Мария. И тепло улыбнулась горничной: – Спасибо тебе, Кася.

Но та лишь усмехнулась:

– Не стоит благодарности. Я просто указание хозяина выполняю…

– Какое?

– Ну, присмотреть за тобой, ввести в курс дела. Но выручать тебя не стану. Тут, у Кривцовых, свой закон. Каждый сам за себя.

Что хуже – открытая рана или крошечная, почти незаметная заноза?

Елена Кривцова знала ответ с раннего детства. Когда была еще нищей, никому не нужной девчонкой, но уже поставила себе цель вскарабкаться к самым вершинам. Тогда и поняла: очевидное заболевание излечить на самом деле проще. И от явного врага избавиться легче. И вообще гораздо удобнее, когда проблема – вот она, во всей своей очевидности и красе. Сразу мобилизуешь все силы, бросаешь на ее решение все умение и просто не даешь себе расслабиться.

А заноза не болит себе и не болит. И жить особенно не мешает. Но только именно такие неприметные и безобидные ранки часто и вырастают в самые наимощнейшие гнойники. А хватишься, возьмешься наконец вскрывать – может оказаться, что уже и поздно… Сепсис, кома и смерть.

Вот и сейчас Елену Кривцову беспокоила именно такая, едва саднящая болячка. И она даже понять не могла – где эта зараза прячется.

На работе неприятностей, крупных и мелких, конечно, вагон, но ничего абсолютно неразрешимого нет. Муж устроил ей безобразную сцену, но к этому Елене тоже не привыкать. С любимой дочкой, Лизой, контакта как не было, так и не предвидится. И это вроде давно не новость… Но где же тогда проблема, где?..

Логического решения сей задачки Елена найти не могла. Но интуиция все же подсказывала: заноза, досадная мелочь, кроется где-то дома… Но что не так? Кто-то из персонала – проверенного, хорошо оплачиваемого и в меру запуганного – начал сливать информацию? Журналистам, налоговикам, кому угодно?.. Возможно. Только что они особенного могут знать, все эти горничные, поварихи, охранники?