Хронология хаоса. Контркультурная проза (сборник) Мельников Виктор
Неожиданно я хочу прервать монолог нашего сталкера и спросить о городе Щёлкино, который строился специально для работников АЭС, что с ним, но меня останавливает Регина на полуслове, негромко говорит: «Цыц!». И я умолкаю…
– …Металлоконструкции постепенно разворовываются и растаскиваются по частям. Это продолжается и по сей день, – завершает Геша свой рассказ, делает короткую паузу и добавляет, ставя как бы жирную точку в конце предложения: – Непременный атрибут жизни – это смерть. Се ля ви. Вариаций может быть много, а исход один.
По шатким лестницам поднимаемся выше на уровень крана.
Отсюда видно всё помещение гермозоны. Ходить здесь довольно опасно. Под ногами металлические штыри (я пробиваю подошву кроссовок, накалываю ногу); узкие переходы по металлическим балкам – я боюсь высоты, но не показываю виду (девушки смело ступают вперёд, вместе с ними Женя, чем я хуже, который не принадлежит к слабому полу?); листы железа вместо мостиков; ещё какой-то мелкий металлический мусор под ногами… Из гермозоны во внешний мир ведёт, пожалуй, самая огромная и толстенная гермодверь. Баллончиком на её створке написано «Z». Туда мы и направляемся…
Опять попадаем в кромешную тьму, но это ненадолго. Буквально через пять этажей мы выходим на крышу АЭС. И вот он пейзаж, о котором говорил Геша!.. С этой высоты впечатляющее зрелище! Виден город Щёлкино, останки экспериментальных электростанций, солнечной и ветровой, а так же видна нефтедобывающая платформа в море, принадлежащая америкосам.
«СМОТРИ НА МИР СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ».
И у меня захватывает дух, а ветер бьёт в лицо, усиливая впечатление. Я здесь, я «щастлив», а это почти настоящее счастье!
21
Сажусь на какой-то бетонный выступ. Все вспомогательные постройки, водохранилище, заводы вдали лежат как на ладони. Выше только ржавеющий кран, стоящий рядом со станцией, и цилиндрическая часть реактора, которая должна была сверху накрываться большим металлическим куполом, который давно разрезали на куски.
– Самые первые Казантипы как раз проводились под этим самым куполом, – говорит Геша, приближаясь к самому краю крыши. – Если кто боится высоты, лучше стойте там, где стоите, – добавляет он.
Его трюк повторяет только Женя. Но тут же отходит от края. Затем он начинает фотографировать девушек.
Вскоре они остаются без ничего, в чём мать родила, Женя командует: «Так, хорошо! А теперь покажите попки… Ага. Поворачивайтесь ко мне» – чем вводит Гешу в неописуемый восторг. Он смотрит на это зрелище, раскрыв рот, и я понимаю, что этот момент надо заснять, но Женя не замечает ничего. Что говорит о его непрофессионализме. Право, его интересуют только девушки, и я даже начинаю сомневаться в том, что он не способен жить ни с одной женщиной, они ему безразличны.
Звоню Ромке.
Он берёт трубку не сразу.
– Привет! Как дела? – его голос не выражает никаких эмоций как будто.
– Не поверишь, звоню тебе с крыши Крымской АЭС.
– Откуда? Не понял.
– И не поймёшь. Потом расскажу. Что нового в городе?
Возникает некоторая пауза в разговоре. Мне она не нравится.
– Кирилл, ты наделал таких дел, что я тоже попал под пресс системы. Просто так. Я-то ладно, а Андрей исчез.
– Знаю.
– Где он? Не говорил?
Ромка излишне любопытен.
– Он мне не сказал, – вру я.
– А сам куда отправился?
– Об этом после, – я уже жалею, что сказал про АЭС. – Что за дела такие, лучше рассказывай.
– Сергеева могут снять. Это в лучшем случае.
– Не сожалей. В худшем – посадить, понятно. Сам чего на меня злишься? Не говори, что я ошибаюсь.
– Чтобы ты делал на моём месте, когда не дают спокойно работать. Скажи спасибо, что я не знаю твоего местонахождения. Наверное, если бы знал, то сказал. Я не из тех людей, которые предают, но ты подставил Андрея и меня. Часть клиентов ушли, отказались от моих услуг. Понимаешь?
– Я понимаю… – резко жму кнопку, прерываю разговор, злюсь… Сам же советовал мне исчезнуть…
Доля вины моей есть. Я не могу спорить с самим собой. Это так. И мне хочется кричать. И я ору! Долго! Куда-то ввысь. Своим криком пугаю всех своих новых знакомых и трёх голубей, взмывающих в небо. Затем хватаю железный прут, кидаю вниз.
– Что случилось? – Женя напуган моим поведением. Девушки тоже. Они быстро одеваются.
– Ничего.
«УБЕЖДАЙСЯ».
Геша потирает бородавку, и вдруг попадает в самую точку, когда говорит:
– Учись у стен. Молчать. Их разрушают, превращая в песок, а они не роняют ни звука.
Андрею отправляю sms, чтобы, если позвонит Ромка, не говорил, где он отдыхает. Тому не нужно это знать.
Побродив наверху, мы начинаем спускаться вниз. Но уже по другому маршруту. Проходим через помещение, стены которого полностью оббиты металлическими листами. Минуем вентиляционные отделения. Оставляем в стороне внешнюю стенку гермозоны, затем спускаемся через технические помещения, где приходится опять проходить практически на ощупь, открывая и закрывая толстые гермодвери, мешающие проходу. Геша то и дело закрывает металлическими листами, так сказать, повороты не туда.
На обратном пути идём молча, поднимаемся либо вверх, то опускаемся вниз. Я в самом конце, как и прежде. Вокруг тихо, темно и пыльно. Мы вместе (и вдруг я чувствую, что это не так, я как будто один в этом обширном, запутанном, как лабиринт, сооружении) – в то же время каждый сам за себя. У каждого свои эмоции и чувства. В одном мы сходимся – радости мало, созерцая молчаливые стены, которых скоро не станет.
Выходим из огромного прохода, который, как поясняет Геша, когда-то закрывали ворота, но их самыми первыми спилили на металлолом.
Таксисту звоню, прошу нас забрать.
Он приезжает довольно быстро. На автозаправке меняю доллары на гривны.
В Поповке покупаю обещанную Геше бутылку водки. Расплачиваюсь. Он уходит, пожав мне крепко руку.
Идём в кафе, заказываем местную азовскую уху, которая оказывается безумно вкусной. Видимо, мы проголодались очень. Что не удивительно.
Ужин оплачивает Женя.
Возвращаемся домой. Я успокаиваю себя. Всё, что со мной происходит в последние годы, можно описывать и публиковать детективные повести. Но я не Гарднер и Перри Мейсен у меня из-под пера не выйдет. Поэтому публикую газету. И, можно не сомневаться, она у меня хорошо получается, раз нахожусь на Казантипе.
В сон я проваливаюсь мгновенно, как в какую-то пропасть.
22
Просыпаюсь довольно поздно. Тело разбито, мышцы ломят, то ли от вчерашних физических перегрузок, то ли телефонный разговор с другом, Ромкой, вывел меня из себя, и я растерян, потому что не могу понять, где я не прав. Или всё это вместе навалилось на меня. Я встаю с постели, подхожу к зеркалу, и неизбывная грусть наполняет пространство. Создаётся впечатление, что я опускаюсь в неё, как в наполненную холодной водой ванну, кожа делается гусиной; часть воды переливается через край, но масса тела остаётся той же… Предыдущего мэра города, Валерия Лиса, убили через три месяца после назначения. Версии у следствия были разные: от его попыток переделать ЖКХ до его попыток влияния на земельную политику, которой вообще-то заведует район. На скрытую камеру оперативники говорили, что потенциальным заказчиком мог стать глава района, Сергеев, – эту версию я развивал в своей газете. Но дело в том, что Лис опозорил Сергеева в глазах федеральных и областных структур. То есть, являясь «меньшим по званию», но имея лучшие связи, Лис к нему подкатил и взял его во временные, так сказать, союзники, пообещав назначить городским управляющим человека Сергеева. А потом изменил своему обещанию, поставил своего человека. Сергеев упал в глазах губернатора, как человек, который не может довести дела до конца, а это для него явилось непростительной обидой: в городе всё происходило без его участия.
Лис начал собирать вокруг себя предпринимателей, заново диктовать условия, мол, если вы договорились о строительстве с районом, то вам это не построить, потому что сначала нужно договориться со мной. За месяц до убийства глава района начинает изображать любовь к Лису. Он просит встречи перед местными телекамерами, чтобы только «пожать руку» Лису. Когда Валерия Лиса убили, Сергеев в первый же день отверг свою причастность: «Кто сказал, что мы враждовали?» (Говорил об этом в «Провинциальном репортёре» только я.) Поэтому жизнь не даёт никаких гарантий, а смерть их не предоставляет… Следующий мэр, Николай Решетников, сразу признался в любви к главе района и попросил у него помощи. Он был, насколько мне известно, Ромкиным клиентом – ни его ли он потерял?..
В комнату входит Рита, отрывает от неприятных раздумий. Я смотрю на неё – она прелестна. Хотя её лицо слегка помято после сна.
– Я только встала. Где все?
– Не знаю.
– Регина не ночевала со мной.
– Может, она с Женей? Давай позвоню. Тебя не стала будить, когда уходила, просто.
– Не надо, – Рита оживляется, – к морю идёшь?
– Надо умыться.
– Мне тоже.
– Встречаемся через полчаса?
– Жди меня у себя за столиком. Постараюсь управиться быстро.
Рита уходит. Я думаю, с женщинами ещё сложней обстоят дела. Они не предсказуемы в своих эмоциях и чувствах. Вдруг вспоминаю о Наде, своей бывшей жене, о тех изменах, которые стали горькой правдой. Надю я ни в чём не виню… Теперь уже. И думаю обо всех тех женщинах, которых знал вообще.
«НАХОДИ СЕБЯ».
Мне кажется, многие мне не достались, потому что я не проявил достаточного упорства. А те, кто уходил, не были, наверное, до конца поняты мной, и я остался для них тем же Сфинксом, каменной глыбой, каким был на этапе знакомства. Попытка отыскать справедливость, видимо, сравнима с поиском той самой любимой и единственной женщины. И возникает мысль, что это почти невозможно. Та, которая мне нравится, – она ли это? И надо ли заниматься поисками, чтобы найти и успокоиться после?
23
Дожидаясь Риту, курю сигарету.
Анна Васильевна подходит тихо сзади, неожиданно начинает разговор:
– Правильно, Кирилл, что не пошёл туда с Ритой, – чем пугает меня, и я давлюсь дымом, кашляю.
– Туда?..
– Ага. Нечего там делать.
– То есть куда? Вы говорите о Жене и Регине?
– Рано утром случайно услыхала их голоса. Выходила во двор, не спалось.
– Интересно…
Анна Васильевна говорит тихонько, наклоняясь ко мне, как будто чего-то боится:
– В общественный туалет отправились, сегодня ночью там проходила «голубая вечеринка». Содом и Гоморра! Это позор для уважающего себя мужика, и для женщины тоже, если она лесбиянка. Тьфу!
– Не берите к сердцу.
– Как же не брать! Что это такое?!! – здесь она восклицает громко.
– Гомофобство, – шучу я. Мне интересна реакция пожилой женщины. И я с ней солидарен.
– Чего?
Подходит Рита:
– Идём? – спрашивает.
Анне Васильевне говорю:
– Разберёмся.
– Нечего тут разбираться! – вдруг она заявляет грозно. – Жаль, что я с них наперёд деньги взяла, а то бы уже выгнала!
Рита смотрит на хозяйку удивлённо, она не слышала разговора, поэтому не понимает о чём речь.
Мы уходим, идём по узкой асфальтовой дорожке, Риту пропускаю вперёд, и говорю Анне Васильевне:
– Правильно думаете. Гнать их надо! В шею!
– Да, Кирилл, гнать!
Море необычайно чистое, вода прозрачная. Рита раздевается. Чтобы загар получился равномерным, обнажает грудь. Риту я уже видел и в более интимной обстановке, но она продолжает меня возбуждать. Разумеется, потрясающая сексуальность, которую девушки Казантипа распространяют в воздухе, словно волны радиации, у представителей мужского населения почти не находит отклика – это на первый взгляд; среди оголённых женских тел ходят как будто абсолютно асексуальные мужские особи – видимо, я один из них, только сижу на песке. На самом деле всё не так. Лишь малая часть, подобная Жене, существует среди них. Остальные – в норме. И это радует. Как только темнеет, за каждой Казантипской подворотней можно увидеть совокупление мужских и женских тел, услышать охи и вздохи – сотни оргазмов, если не тысячи, случаются за ночь. Это пульс Казантипа. Его не остановить. И я ощущаю себя правителем гигантских оргий.
«ИБИЦА СОСЁТ! КАЗИК РЕШАЕТ».
Мне хочется намазать Риту кремом для загара. Она позволяет это сделать. И я получаю огромное удовольствие, притронувшись к её телу, – я делаю это впервые.
– Что за общественный туалет? – спрашиваю её. – Ночью там проходила вечеринка.
– Регина пошла туда?
– Видимо, да. Вместе с Женей.
– Сучка! Ненавижу!
– Ревнуешь?
– А как мне поступать?
– Здесь я тебе не советчик. Что там происходит?
– Обычное сборище людей нетрадиционной ориентации и тех, кто хочет на них посмотреть. Те же танцы до утра, с морем выпивки. Всё остальное, насколько я знаю, как и везде. Разве только проходит это «пати» в самом большом в Европе общественном туалете, – Рита переворачивается на живот, и я втираю ей крем в спину и ягодицы.
– Ничего интересного, – делаю вывод.
– Не знаю, я там не была. И не пошла бы, если Регина позвала. Зачем? Чтобы снова испытывать чувство ревности? Она, наверно, специально так делает, чтобы мне было больно.
Я закрываю тюбик пробкой.
– Казантип в один момент любишь – и ненавидишь, – продолжает говорить Рита. – Сюда рвёшься, получаешь массу удовольствия в самом начале, а потом мечтаешь отсюда свалить. Люди раскрепощены, а я не такая. Регина – да.
Чем-то мы схожи. Даже в рассуждениях.
– Казантип – это полная атмосфера непринуждённости и безответственности, – замечаю. – Я здесь, я «щастлив», а это не то счастье.
Рита садится рядом со мной.
– Ты хороший, Кирилл. Что-то в тебе есть…
– Но я тебе не дам, – говорю, как бы продолжая мысль Риты.
Она смеётся, делает мне подзатыльник.
– Не дам! А зачем тебе?
– Для разнообразия.
– Не, Кирилл. Неправда. Ты говоришь не то, что думаешь. Так хочет твой член. Это его слова, – Рита встаёт и тянет меня за руку. – Пошли купаться!
В море мы целуемся. Но попытка овладеть девушкой заканчивается крахом.
– Если не хочешь со мной поругаться, больше так не делай. Я – не Регина!
Я чувствую своё поражение. И ретируюсь.
Когда выходим на берег, видим возле наших вещей Женю с Региной. Мне кажется, что они пьяны. Женя нас фотографирует. А после показывает снимки.
– А я хорошо смотрюсь с Кириллом, – говорит Рита.
«ПОНИМАЙ!»
На эти слова Регина реагирует еле заметным судорожным движением плеча. От моего взгляда это не уходит. Она спрашивает:
– Женя, скажи, пожалуйста, что ты считаешь самым главным? – Регина пьяна, я не ошибся.
– Поспать.
– А пожрать?
– И по чебуреку!
– А по пивку?
– А… похуй…
Женя не в лучшем состоянии.
– Надо спать кусочками, – советует Рита. – Идите, проспитесь.
– Мы сегодня немножко в ненормальном состоянии… неадекватном состоянии, но хочется иногда плавать в песочке… сосать носочки… и летать суперменом… – Женя поднимает Регину. Обнявшись, они уходят.
– Придурки, – отзывается Рита.
А я понимаю, что, если никого не сниму сегодня, мне предстоит танец бешеной руки. Но, сука, я здесь, я «щастлив», а это почти настоящее счастье.
24
Обедаем с Ритой в кафе. Заказываем салат из свежих овощей, рыбные шарики под майонезом «по-Поповски». Вкус этих шариков такой, что, кажется, будто они сделаны не из рыбного фарша, а из свиного или говяжьего мяса. А это уже необычно, если во всём этом нет поварской фальсификации.
– Вкусно?
– Мне нравится, – говорит Рита. – Я ем всё. На еду нельзя обижаться.
Больше почти не разговариваем. Я думаю, если бы Рита вдруг стала моей девушкой, убери её ориентацию, или, более того, женой – что дальше? И я представляю себе сексуальное будущее с этой красивой девушкой как восхождение на какую-нибудь высокую гору. Если бы я дошёл до вершины с ней в первый же или второй день, что бы я делал в дальнейшем?.. Верно, пошёл вниз. Наверное, искать другую скалолазку. Видимо, тот, кто сверху, заранее предусмотрел для меня подобное развитие событий, познакомив сначала с Региной, а после с её подругой. Внешность Риты – это яркая обёртка обычной ириски. Не более того. В паре с ней – я за пределами любви. Ибо чаще всего это чувство угасает медленно, с годами. Я же пережил такой закат чувств за несколько минут.
После обеда она возвращается взглянуть на Регину, спит ли? А я снова иду на пляж блукать по белым пескам запредельного мира.
25
От нечего делать, чтобы убить время, медленно обхожу всю огороженную территорию Республики «Z». Случайно встречаю президента Никиту I (видимо, он тоже осматривал свои владения), беру у него интервью, записываю на диктофон мобильного телефона (он отвечает на вопросы, как будто у нас с ним была назначена встреча, и он готовился к ней), а после сижу на пляже. Море катит свои сине-серо-зелёные волны на берег. Ветер чуть-чуть усиливается. Рядом шумит группа ребят, а позади под огромным шатром цирка на высоте десяти метров в виде НЛО расположился клуб, из которого играет музыка в стиле «хаус».
Некоторые полуобнажённые девушки, чувствующие в себе незримую красоту, вышагивают по пляжу с независимым видом в надежде, что их заметят, подберут те, кто оставил свои «хаммеры» и «чероки» у самого входа. Но определить «денежного мешка» сложно – Республика «Z» уравнивает всех в одном статусе, классового разделения нет. А вообще, к всеобщей радости, атмосфера здесь весёлая (слышится объявление: «площадка Live on Mars начнёт жить чуть раньше остальных, вы увидите и услышите…»), одиночество исчезает даже если ты один-одинёшенек, есть возможность заняться чем-то другим, а не просто так сидеть на песке, как это делаю я.
«НЕЙТРАЛИЗУЙ СКУКУ».
К примеру, в эту минуту можно пройти курс боди-арта. Выразить свои мысли и фантазии на теле другого человека – недалеко от меня создаётся очередь из нескольких девушек, которых местный художник покрывает слоями краски. Можно стать частью команды по пин-болу и окатить соперника мощной струёй краски из автомата. Ещё (как я узнал из календаря праздников): в День неZависимости все стараются почувствовать себя абсолютно независимыми от чего бы то ни было, даже от себя; в День Ветра появляется множество летающих объектов, в том числе и НЛО; День без трусов символизирует смелость, свободу от комплексов и раскрепощённость; День Огня – в это время вечером зажигают факелы и все жгут, что есть силы; День народного артиста – народное творчество граждан Республики, где любой желающий созидает в том или ином виде искусств, а вечером Никита I торжественно награждает победителя, вручает бесплатную визу на следующий год … и много других праздников. А прямо сейчас есть возможность присоединиться к сисьпараду. Или даже стать его участником. Это зависит от того (никуда от этого не деться) – кого и чем наградила природа.
«НАХУЙ КОЛПАКИ!»
Вообще, я удивляюсь, граждане Казантипа обожают собираться вместе по поводу и без повода (нечего греха таить, это наследственная болезнь, передающаяся из поколения в поколение), организовывать шествия, митинги, саммиты и групповые собрания. Сисьпарад – тому подтверждение. Он проходит в нескольких метрах от меня. На Казантипе всегда присутствует дух раздолбайства. Безвизовые панки и ужратые малолетки, ползающие в Поповской белой пыли у стен Республики, никуда не исчезнут! Всё это звенья одной цепи…
Я поднимаюсь с песка, иду в направлении толпы. Неожиданно замечаю, что Женя, Рита и Регина уже среди участников шествия. Останавливаюсь. Мне не хочется с ними встречаться.
«СИСЬКИ ПРАВЯТ МИРОМ!»
«РАЗМЕР НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ».
Народ празднует избрание сись-королевы, праздник подходит уже к концу, словом. Я опоздал, чтобы насладиться зрелищем. Ну, и ладно! Королевой, видится мне, становится Рита. Её поднимают на какой-то подиум, вручают корону.
Смотрю на парад несколько минут в стороне и, кажется, надо бы приветствовать эту абсурдизацию, потому что чем быстрее всё докатится до полного абсурда, тем скорее, возможно, обновится; но с другой стороны, жизнь при абсурде – она не способствует морали.
Отхожу подальше от толпы. Я понимаю, что устал, но возвращаться к Анне Васильевне, в свою душную комнату, не хочется.
«ФЛЭШМОБ „МОЧАЛКА“ СОВЕСТЬ НЕ ОТМОЕТ».
Сажусь прямо здесь, где стоял. Доносится голос ведущего «сисьпарад» в громкоговоритель:
– Можно создать свой собственный мир – мир того, чего может не быть. Возможно, в этом мире тоже не будет совершенства… пускай…
26
Всё, что происходит вокруг, для меня в порядке вещей. Я сам выбрал место, куда захотел отправиться. Да и, честно признаться, сама необычность атмосферы, словно заморская пряность в обычном блюде, делает моё пребывание в этой оранжевой Республике неким приключением, в котором отсутствует испуг и страх. То есть не так, как это случается с главными героями в приключенческих фильмах или романах. Мне нравится здесь. И я подумываю, не отправиться ли сюда в следующем году, спланировав поездку, а не спонтанно, как в этот раз, сбежав из города?
Достаю измятую пачку сигарет из кармана, закуриваю. Замечаю девушку, которая идёт по береговой линии, как бы пошатываясь и заплетая оголённые стройные ноги. На пьяную она не похожа. По-видимому, у неё такая походка. Она ненадолго останавливается, смотрит на море, а после продолжает свой путь. На ней оранжевая футболка с длинным рукавом; на спине футболки нарисована белая буква «Z». Мне кажется, что её прогулка не похожа на те, которые устраивают другие полуобнажённые девицы, создавая вокруг себя ауру неприступности. Это прогулка романтичного человека, и я улавливаю флюиды особой силы, передающиеся мне.
Девушка останавливается снова, садится на песок, голову втягивает в плечи, носом утыкается в колени, как будто плачет. Но это не так. Грустит? Правда, в этой позе находится не долго. Затем поднимает голову, оборачивается, смотрит какое-то мгновение на меня, снова отворачивается, чтобы посмотреть на проходящего мимо парня.
Я внимательно наблюдаю за ней. У неё яркие рыжие волосы до плеч, цвет футболки и идущего на закат солнца сливаются с цветом волос. Мне кажется, она с кем-то поругалась. Хотя я могу ошибаться. Для меня – это повод познакомиться.
«ЩАСТЬЕ ПЕРЕДАЁТСЯ ПОЛОВЫМ ПУТЁМ. ЗАРАЖАЙ!»
Закапываю окурок в песок, встаю, подхожу к рыжеволосой красавице, спрашиваю:
– Гармония оранжевого цвета сорвала меня с места, и, простите за любопытство, цвет волос ваш, родной? Никогда не встречал такого. Выглядите восхитительно! – кажется, я сморозил полнейшую чушь.
Она смотрит на меня, поправляет чёлку – это хороший знак, – улыбается и говорит:
– Несколько дней назад перекрасилась. Перед самым приездом на Казантип. Я шатенка, вообще-то. Вам нравится?
– Очень! – я присаживаюсь рядом. – Меня зовут Кирилл.
– Оксана.
– Добрый вечер, Оксана!
– Добрый! – она подхватывает мою волну.
– Ты одна здесь? – перехожу с ней на «ты».
– Нет, с друзьями – вон они, – девушка вытягивает руку. – Но сейчас одна. Ты угадал, – смеётся.
Я смотрю, куда она показывает. Вижу одного парня и ещё двух девушек. Они тоже смотрят в нашу сторону.
«ТЕБЯ ДОЛЖНЫ ЛЮБИТЬ НЕ ТОЛЬКО СОБАКИ».
– Если хочешь, пошли вместе гулять. Я – один.
– Совсем?
– Совсем-совсем…
Оксана поднимается, вытягивает руки вверх, начинает лёгкий танец; я продолжаю сидеть, любоваться её стройными ножками. Когда музыка заканчивается, она спрашивает:
– В какую сторону пойдём?
Я отвожу взгляд от неё, смотрю налево – там возвышается Башня Влюблённых, самое высокое строение на Казантипе.
– А пошли туда. Какая нам разница, правильно?
– Никакой, Кирилл.
Взявшись за руки, как влюблённая парочка, уходим, оставляя её друзей у себя за спиной.
– Пускай поволнуются, – говорит Оксана.
– Тебе так хочется?
– Надоели!
– Мои новые знакомые, с которыми я познакомился на Казантипе и от которых устал за несколько дней, мне тоже, – я показываю на шею свободной рукой, – во где сидят!
«ПОСТЕРЕГИСЬ ДАВАТЬ СОВЕТЫ».
– Как так вышло?
Объяснять, говорить правду не хочется, и я отвечаю:
– Боюсь, что ты не поймёшь, Оксана.
– Почему?
– Очень просто: они и я – мы разные люди.
– Только и всего? А я хотела предположить, что вы поругались.
– То же самое я только что думал, когда увидел тебя, прогуливающуюся одну.
– Нет, всё нормально. Я ни с кем не ругалась. Здесь сложно это сделать. И зачем?
– Верно. Тем более что все наши неожиданные встречи и знакомства – часто следствие одной миллиардной вероятности.
– Каким же методом ты исчисляешь такую вероятность?
– А тебе другой метод известен, Оксан?
– Мне кажется, ты математик.
– Не, с этой наукой я не дружу. Редактирую газету.
– А я учусь. Я – юрист.
«УЧИ МАТЧАСТЬ».
Мне хочется сказать, что страна погрязла в юристах, экономистах, продавцах, погрязла в работниках силовых структур, но вовремя сдерживаюсь – я не за своим письменным столом, это не к месту. Говорю:
– Это ещё ничего не значит.