Солнце и луна, лед и снег Джордж Джессика

Глава 16

И потекли похожие друг на друга дни. Ласси читала стихи и романы и обсуждала их с исбьорном. Она вела дневник, пополняла словарь и методично обшаривала замок в поисках подсказок. Время от времени она захаживала в кухню и разговаривала с остальными слугами, а в покоях ей продолжала прислуживать угрюмая селки Фиона.

Ласси выяснила, что минотавр родом с маленького островка у побережья Греции, а Эразм — с другого греческого острова. А мадам Грей потому кажется вытесанной из камня, что на самом деле из него сделана, и порой она целыми днями просиживает на крыше дворца, не шевелясь и даже не дыша, и погода ее совершенно не волнует.

Но ничто из этого не помогало ласси понять, как слуги попали сюда. Правда, кто-то из саламандр раз обмолвился, что причиной падения Фионы послужило ее тщеславие. В отличие от истории возлюбленной Эразма, Нареллы, истории других не вызвали у троллей желания запечатлеть их на стенах дворца. Ни у троллей, ни у Ханса Петера.

— Я помню вашего брата, — заявил однажды один из саламандр. — Он был очень высокий.

Саламандры доходили ласси только до колена, поэтому она предположила, что для них все высокие, но в данном случае он был прав.

— Да, он высокий.

— Он что, жив? — Саламандра был явно изумлен.

— Да, конечно. — Ласси вздрогнула, представив иной вариант.

— Ой, как интересно!

Повар юркнул обратно в большой кухонный очаг, и вся троица оживленно зашипела между собой.

— Как интересно, — повторил он, снова выбираясь из огня.

— Что еще ты помнишь про моего брата? — И тут до нее кое-что дошло. Она-то думала, только Эразм знал, что Ханс Петер приходится ей братом. — Откуда ты знаешь, что мой брат здесь был?

Саламандры хитренько переглянулись.

— Нам фавн рассказал, — заявил второй, тоже выбираясь из очага. Ласси с трудом их различала, но это их, похоже, не беспокоило. — Но мы больше никому не сказали.

— Да, это небезопасно, — согласился первый. Он огляделся, но в кухне они были одни. — Эразм знал, что мы не проболтаемся.

— Вы очень добры. Так что еще вы помните? Что-нибудь… интересное?

— Он любил читать при любой возможности и вырезать. Изучал книги в библиотеке, а потом вырезал всякие штуки на каминной полке. Но не на колоннах.

— А кто покрыл резьбой колонны?

— Кое-что было там всегда, даже дольше нас, — сказал третий саламандра. У него голос был повыше и помягче, чем у остальных, и ласси подозревала, что это девочка. — А прочие знаки вырезало то или иное несчастное человеческое создание.

Двое других саламандр зашикали на нее, и все трое метнулись обратно в огонь. Больше они разговаривать не желали, и ласси отправилась к себе наверх.

Каждое утро после завтрака она писала отцу и Хансу Петеру, а те писали в ответ. В то утро, когда она открыла книжку, ее уже ждало сообщение, на сей раз от Йорунн.

«Дорогая сестрица, — говорилось в нем, — мне горько тебе об этом писать, но папа серьезно ранен».

Ласси ахнула и поднесла книжечку ближе к глазам, словно это могло помочь ей читать быстрее.

«Вчера он рубил дерево, и оно на него упало. Правая нога и рука просто в лепешку. Он работал недалеко от фермы Харальдсонов, их старший его и обнаружил. Здешний доктор мало что смог поделать, поэтому Ханс Петер повез отца в Христианию. У папы началась лихорадка. Я тоже хотела поехать, но мне совсем скоро рожать. Тордис уехала с ними на своих санях.

Я знаю, ты не можешь приехать, но я хотела тебе сказать, чтобы ты молилась за папу.

Со всей любовью, Йорунн».

Некоторое время юная ласси в полном оцепенении сидела за изящным письменным столиком. Вскоре пробудился от утренней дремы Ролло и подошел узнать новости. Когда он ткнулся мокрым носом в ее раскрытую ладонь, она вздрогнула и посмотрела на него.

— Кажется, папа умирает, — произнесла девушка еле слышным шепотом. Она сглотнула, подавилась, закашлялась и начала всхлипывать. — Папа умирает!

Она схватила книжечку и побежала по дворцу. Она пронеслась сквозь библиотеку, сквозь комнату, набитую прялками, сквозь комнату маслобоек, по большой галерее, заполненной инструментами, картинами и печатными станками. На бегу она выкрикивала:

— Исбьорн! Исбьорн!

Глупо, конечно, было звать его так. Раньше отсутствие имени у белого медведя не казалось ей странным — в конце концов, свое она ему тоже не назвала, но теперь ее больно кольнуло, что он ведь и не спрашивал.

— Исбьорн! Исбьорн!

— Что такое? — Он несся ей навстречу по длинному коридору, где располагались неиспользуемые спальни.

Зареванная и запыхавшаяся, она протянула ему книжечку, не заботясь о том, как глупо выглядит.

— Папа умирает, — всхлипнула она.

Исбьорн прищурился, глядя на неразборчивый почерк Йорунн, и сел. Посмотрел на картину, висящую на стене над ними, — там резвились некие существа с лошадиными ногами и человеческими телами, — а затем на ласси, на ее помятые и сбившиеся юбки синего бархата.

— Мне надо домой, — всхлипнула она.

— Нельзя.

— Пожалуйста, — взмолилась девушка. Она вцепилась в мех на шее медведя и развернула его голову к себе. — Пожалуйста. Я вернусь. Мне бы только его повидать.

Он испустил один из свойственных ему печальных раскатистых стонов, так похожих на коровье мычание.

— Ты вернешься?

— Да, если ты по-прежнему будешь нуждаться во мне.

— Ты нужна мне, — отозвался он. — Я отвезу тебя к родне сегодня же, но ты должна обещать мне, что вернешься. Ты должна прожить здесь год.

— Да, конечно. — Она вытащила обшитый кружевами носовой платок и утерла лицо. — Спасибо тебе, огромное спасибо!

— Ты должна пообещать мне кое-что еще, — сказал медведь сурово.

— Все, что угодно!

— Обещай мне, что никому не расскажешь о тайнах дворца.

— Что? — Ласси перестала сморкаться и уставилась на него. Она и не думала, что ему известно о ее открытиях. — Ты имеешь в виду, про тр…

— Тсс! Нe выдавай ни одной из наших тайн. Никому.

— Ладно. — Надежда скоро увидеться с родными придала ей силы. — Пойду собираться. — И она чуть ли не бегом отправилась к себе.

Ролло вошел несколько минут спустя.

— Где ты была? — спросил он, тяжело дыша.

— С исбьорном разговаривала. А ты где был?

С громким треском она оторвала юбку от лифа уродливого желтого платья. Затем разложила юбку на кровати и принялась складывать на нее платья и сорочки. В старый ранец новая одежда не влезла бы, а ласси не желала являться в Христианию замарашкой.

— Я тоже искал исбьорна, — надулся Ролло. — А вместо него нашел мадам Грей. Затем медведь проревел тем, кто в кухне, что мы отправляемся в Христианию, и я пришел тебе сказать.

— Я знаю. И пытаюсь сложить вещи. — Она добавила к куче несколько пар туфель.

— Вот, госпожа. — Мадам Грей вошла с большим кожаным ранцем в руках.

— Ой. — Ласси взглянула на только что уничтоженное платье. — Спасибо, мадам Грей.

Пока девушка переодевалась в старые штаны и белую парку, горгулья сложила ее вещи по-своему и упихала их в ранец.

Не прошло и часа, как они с исбьорном уже летели через снежную равнину, а Ролло несся по пятам. Солнце сверкало на снегу так ярко, что ласси надвинула капюшон парки на глаза и зарылась лицом в медвежий мех. Пока они мчались через бескрайние белые поля и углублялись в лес, она дремала. Зато потом, меньше напуганная и выбитая из колеи скачкой, нежели в прошлый раз, с интересом разглядывала местность, которую они пересекали. Исбьорн бежал через холмы и замерзшие фьорды. Ночь застала их на склоне горы. А когда ласси проснулась, горы остались далеко позади. Ласси не помнила этого по первому путешествию и села на медвежьей спине как можно прямее, чтобы смотреть по сторонам.

— Где мы? — Ей приходилось кричать, а то бы ее не услышали.

— В Норвегии, — отозвался исбьорн.

— В прошлый раз мы здесь не проезжали! — крикнула она.

— Мы направляемся на юго-запад, в Христианию, — был ответ.

Тут медведь опустил голову и побежал еще быстрее по подножиям холмов, лавируя между деревьями и валунами. Ролло мчался рядом, даже не запыхавшись. Ласси то и дело пригибалась, чтобы ее не сшибло веткой.

Таким образом они двигались до следующего дня, остановившись только раз, чтобы подкрепиться едой, припасенной для них саламандрами. К ночи второго дня путники добрались до окраин великого города Христиании, где исбьорну пришлось оставить ласси и Ролло.

— Полагаю, Христиания не место для белого медведя, — с деланым весельем сказала ласси.

Она тревожилась об отце, но ей так же больно было покидать исбьорна.

— Нет, — сказал он. Чем дальше от ледяного дворца, тем медленнее и скупее делалась его речь. — Помни обещания.

— Помню: я пробуду с семьей всего пять дней, а затем встречусь с тобой здесь, чтобы вернуться во дворец.

Визит получался ужасно коротким, но исбьорн настаивал, чтобы она не задерживалась ни на день.

— И?

— И не стану никому рассказывать ни о каких наших тайнах, — добавила она. Затем протянула руку и положила ладонь медведю на лоб. — Береги себя, — с трудом произнесла она. — Не показывайся никому на глаза.

— Не буду.

Она сморгнула неожиданную влагу с глаз и отвернулась.

— Идем, Ролло.

Они торопливо покинули приютившую их небольшую рощицу и вышли на дорогу в город.

— Мы вернемся через пять дней, — крикнула ласси, обернувшись.

Медведь в ответ зарычал, и ласси разглядела вспышку сияющей белизны, когда тот повернулся и прыжками двинулся вглубь леса.

«Всего пять дней, а затем вернемся домой… в смысле, в ледяной дворец», — сказала она себе.

— Ты знаешь, как добраться до дома Аскеладдена? — Когти Ролло цокали по твердой мощеной дороге.

— Нет, но, когда мы попадем в город, нам останется только спросить, — ответила ласси, поудобнее пристраивая на плечах здоровенный ранец. — Наверняка кто-нибудь да знает, где живет королевский охотник.

Ролло скептически фыркнул. Влияние исбьорна таяло, и он дышал все тяжелее, а голова свешивалась ниже.

— Еще топать и топать.

— Прекрати нытьё, — одернула его хозяйка. — Всего лишь через час мы будем сидеть перед теплым очагом с папой и Хансом Петером, как в старые добрые времена.

— Хотелось бы верить, — пробурчал волк.

Ласси не стала с ним спорить. Она тоже чувствовала себя странно. Как в старые добрые времена уже никогда не будет. Отец ранен, возможно, умирает. Она узнала кое-какие тайны Ханса Петера, и участь семьи резко переменилась.

И все из-за медведя.

Глава 17

Когда они отыскали дом Аскеладдена, уже почти рассвело. Улицы Христиании собьют с толку любого, кто в жизни не видел деревни с населением больше пятидесяти человек. К тому же стояла глухая ночь, и не у кого было спросить дорогу.

Наконец они добрались до ворот самого дворца. Человеческий дворец, приземистый и сложенный из теплого желтого камня, выглядел дружелюбно даже в тусклом свете висящих снаружи факелов. Привратник отечески расспросил девушку, какое у нее дело, и она посетовала, что никак не найдет дом Аскеладдена Ярлсона.

— А, королевского охотника? Ты одна из его многочисленных сестер? — Человек по-доброму рассмеялся. — Чуть дальше по этой улице, вон тот большой серый каменный дом.

У ласси слегка закружилась голова. Аскель живет в большом сером каменном доме? «Чуть дальше по улице» от королевского дворца? Она глянула на Ролло, но тот и сам опешил.

— Спасибо, — поблагодарила она привратника, придя в себя.

Затем пошла к дому, уверенная, что тут какая-то ошибка. Дом был роскошный, с черепичной крышей, с богатыми занавесями на окнах. Перед крыльцом стояла изящная карета, запряженная парой гнедых, и державший поводья слуга с любопытством уставился на незнакомку.

Изобразив уверенность, ласси подняла руку и громко постучала в дверь. Не успела она разжать кулак, как дверь распахнулась.

В потоке яркого света стоял юноша. На нем была ночная рубашка, наполовину заправленная в зеленые штаны.

— Вы сиделка?

Она вытаращилась на него:

— Эйнар?

— Пика? — Второй по старшинству из братьев кинулся ее обнимать. — Не могу поверить, что ты здесь! Я думал, тот исбьорн тебя съел!

Он крепко стиснул сестру, а затем нагнулся потрепать Ролло по бокам. Волк с достоинством вытерпел приветствие.

— Нет-нет, — просипела ласси задушенно. — Со мной все хорошо! Как папа?

Эйнар отстранился, лицо его посуровело. Теперь он меньше был похож на молодого мужчину и больше — на юношу, каким она его видела в последний раз.

— Плохо. Доктор еще у него. Аскель послал за личным врачом короля. — В голосе юноши зазвучало благоговение. — А теперь вызвал и частную сиделку. За нее-то я тебя и принял.

— Я слышала. — Она заставила себя рассмеяться. — Можно… Можно мне его увидеть?

— Конечно! Тордис здесь. И Ханс Петер. Остальным мы тоже отправили весточку, да не знаю, когда она до них дойдет.

Эйнар провел ее через прихожую с высоким потолком к широкой, изящно изогнутой лестнице полированного дерева. Тут он остановился.

— Ой! Мне же положено ждать у дверей сиделку.

— Все в порядке. Сюда-то я добралась.

— Как поднимешься по лестнице, первая комната направо.

Эйнар еще раз быстро сжал ее плечи и вернулся на свой пост.

Ласси двинулась вверх по лестнице, чувствуя, как сильно бьется сердце. Рядом неслышно ступал Ролло. Их шаги приглушал роскошный ковер с узором из роз, а верхнюю площадку лестницы украшал столик с вазой в восточном стиле. Ласси не знала, что ее тревожит больше: то, что Аскеладден живет в такой роскоши, или то, что за дверью рядом со столиком находится раненый отец.

Призвав еще больше мужества, чем ей требовалось прежде, девушка осторожно постучала в спальню. От ее стука дверь отворилась, поскольку не была как следует закрыта. Внутри все оказалось так, как и ожидала ласси: мать, сестра Тордис, трое старших братьев — все собрались у постели, где лежал бледный и замотанный в еще более бледные бинты отец. Над ним склонился похожий на аиста мужчина в черном — доктор.

— Привет! — Ласси стиснула загривок Ролло в поисках поддержки.

Все взгляды, даже затуманенный взгляд отца, обратились к ней. На миг все застыли. А потом комната словно взорвалась.

— Ласси!

— Сестренка!

— Доченька!

— Как ты сюда попала?

— Тихо все! — Последнее высказывание принадлежало врачу. — Мастеру Оскарсону нужен покой!

Ханс Петер добрался до ласси первым и крепко обнял ее. Затем Тордис, за ней Торст. Аскель не полез обниматься, он стоял, сунув руки в карманы шикарных панталон.

— Все в порядке, доктор Олафсон. Это моя младшая сестра, — произнес он важным голосом.

Мать тоже не обняла ласси. Она стояла за спиной у Аскеладдена и теребила длинную шелковую бахрому новой шали.

— Дочка. — Ярл протянул здоровую руку.

Ласси медленно направилась к нему. Пока она шла, от тепла в комнате на лбу у нее выступил пот, и она скинула белую парку.

Правая сломанная рука у Ярла была обмотана бинтами. С правой ноги, тоже сломанной и запеленатой в неимоверное количество слоев белого льна, откинули одеяло. Оба глаза опухли, а на правой щеке темнел громадный синяк. Девушка опустилась на колени рядом с постелью и взяла отца за здоровую руку.

— Папа, мне так жаль, — сказала она, глотая слезы.

— Ты не виновата, дочка, — отозвался он слабым голосом и еле заметно сжал ей ладонь.

Она замотала головой. Ее не покидало ужасное ощущение, что все это как-то связано с ее положением. Неспроста невезение в Норвегии называют «тролльским счастьем».

— Да, так… — Доктор откашлялся, чувствуя себя неловко. — Когда прибудет сиделка, я выдам ей лекарства от боли и от лихорадки. Она знает, что делать.

— Спасибо, доктор Олафсон, — произнес Аскеладден. Он шагнул вперед и пожал врачу руку. — Я провожу вас.

Ласси невольно уставилась вслед брату. Он был такой лощеный, такой вежливый, что делалось не по себе. Заметив выражение ее лица, Ханс Петер разразился лающим смехом.

— Как видишь, Аскель нашел свое место в жизни, — сухо заметил он.

— И хорошо, что нашел, — сурово одернула его мать. — Где бы был ваш бедный отец, не имей Аскеладден возможности позвать личного врача короля?

Ханс Петер склонил голову и промолчал. Мать повернулась к ласси.

— Ты нарушила слово? — Лицо у Фриды было чопорное, но в материнских глазах девушке почудился отблеск страха.

На миг смутившись, она моргнула, но потом решительно помотала головой:

— Нет, исбьорн привез меня в город, чтобы я могла побыть с папой. Мне надо вернуться через несколько дней.

Фрида коротко кивнула:

— Смотри у меня.

И тут младшую дочь осенило. Фрида действительно боится. Боится, что, если ласси нарушила данное медведю слово, у них отберут новообретенное богатство.

— Так ненадолго, — прошептал Ярл.

Затем он соскользнул в сон.

Младшая дочь со страхом наблюдала за отцом, пока не увидела, как мерно поднимается и опускается его грудь в такт дыханию спящего. Тогда она отпустила отцовскую ладонь и накрыла ее одеялом.

— Врач дал ему лекарство для облегчения боли. — Тордис подошла и обняла ласси за плечи. — Говорит, от этого спят.

— Он поправится?

— Конечно поправится, — сипло отозвался Торст. Лицо у него было белое и напряженное, как и у всех остальных, но он нашел в себе силы улыбнуться. — Ему просто нужен отдых. Так доктор сказал.

Но Ханс Петер хмурился.

— Надо дать отцу поспать, — резко сказал он, подобрал свою парку и направился к двери.

Фрида и Торст последовали за ним, но Тордис и ласси остались с Ярлом. Спустя несколько минут вошла деловитая женщина с венком из седых кос на голове и в длинном переднике. Она улыбнулась двум девушкам, одновременно проверяя пульс у больного.

— Вы сиделка? — прошептала Тордис.

Женщина кивнула и приложила палец к губам. Переглянувшись, сестры выскользнули из комнаты.

Притихшие после увиденного, девушки спускались по широкой лестнице в молчании. Тордис привела ласси в гостиную, где собралось остальное семейство.

Ласси села на диван рядом с сестрой и приняла из рук слуги чашку чая и кусок хлеба с сыром. Она оглядела роскошно обставленную комнату, а затем своих родных. Тордис практически не изменилась. Тот же домотканый наряд, ярко окрашенный и замысловато скроенный. Ханс Петер в толстой и простой шерстяной одежде, как обычно, но не видать ни заплаток, ни обтрепанных рукавов. Аскель, Торст, Фрида и Эйнар одеты нарядно, по-городскому, хотя и несколько растрепаны.

— Отец поправится? — На сей раз пугающий вопрос задал Эйнар.

— Конечно поправится, — отозвался Аскеладден с деланой сердечностью.

Он отпил слишком большой глоток кофе и подавился. Торст постучал его по спине.

— Будет чудом, если ваш отец когда-нибудь снова сможет ходить, — сказала Фрида. — Руку он не потеряет, но пальцами пользоваться, похоже, не сможет. Хвала небесам, что Аскеладден способен нас обеспечить. Хотя бы один из моих детей не пустышка, — фыркнула она.

— У отца достаточно средств, чтобы позаботиться о себе самому, — напомнил Ханс Петер. Он все еще держал в руках белую парку. Большим пальцем он гладил синюю ленту, которая шла по рукаву вниз, и ласси стало любопытно, заметил ли он, что ее снимали, а потом пришили обратно. — Правда, ради нынешнего положения нам пришлось принести в жертву колдовству самую младшую из нас. Но уверен, это того стоило. — Голос его сочился ядом.

— Да, стоило. — Ласси вздернула подбородок и твердо произнесла: — Отец переживет это несчастье. Его лечат лучшие доктора, за ним ухаживает настоящая сиделка. У Аскеля с мамой уютный дом…

— Он и твой тоже, — перебил Аскель. — Когда вернешься насовсем, приходи сюда.

Она знала, чего стоило Аскелю проявить щедрость, поэтому улыбнулась брату и поблагодарила его.

— Откажись я уехать с исбьорном, — продолжала она, — мы бы по-прежнему ютились в крохотной хижине с протекающей крышей. А когда с папой случилось бы несчастье, нам пришлось бы самим выхаживать его у очага в кухне. — Она завершила свою речь коротким кивком и отпила глоток остывшего чая.

— Ты думаешь, несчастье случилось бы с отцом, даже если бы исбьорн никогда к нам не приходил? — озвучил Ханс Петер ее собственные страхи. — Пойду посплю. — Он твердым шагом вышел из комнаты.

Ласси поспешила за ним и у подножия лестницы поймала брата за рукав.

— Ханс Петер, — произнесла она, понизив голос, — если ты знаешь об этом заклятии что-то способное мне помочь, я бы очень хотела это услышать.

— Будь осторожна. Выжди свой год. Вернись домой, — сказал он.

Затем стряхнул ее руку и понесся наверх через две ступени.

Она последовала за ним не так быстро, позволив Тордис нагнать ее. Наверху ласси обнаружила спальню, приготовленную для нее одним из многочисленных Аскелевых слуг. Она невольно отметила, что комната гораздо меньше ее спальни дома… то есть в ледяном дворце. Тут не было отдельной умывальной, только горшок и тазик с кувшином горячей воды рядом. Она наскоро помылась, надела чистую сорочку и забралась в постель.

Ласси убеждала себя, что не может заснуть, потому что кровать уже, чем она привыкла, простыни грубее, а мебель отбрасывает не такие тени.

Она отказывалась признаться самой себе, что ждет, когда на кровати рядом с ней устроится знакомая тяжесть. Ждет мягкого дуновения знакомого дыхания на своей щеке. В конце концов она взяла в кровать Ролло, и теперь он храпел и брыкался рядом, не давая ей уснуть. На рассвете она сдалась, встала и оделась.

Глава 18

Три дня пролетели стремительно. Большую часть времени ласси проводила в отцовской комнате, держа Ярла за здоровую руку и разговаривая с ним. Она «придумывала» истории о существах под названием фавны, саламандры и селки, населяющих фантастический дворец изо льда. Пересказывала книги, прочитанные в дворцовой библиотеке. Наплела, будто взялась самостоятельно осваивать новый язык, но, когда отец спросил какой, торопливо ответила: «Французский». Незачем ему знать, что его младшенькая учит тролльский.

Ласси послала Эйнара в ближайшую книжную лавку купить пачку модных романов, и они с Тордис по очереди читали Ярлу. Сестры уходили, только когда сиделка меняла отцу повязки или купала его, но даже такая разлука была мучительна для ласси.

На следующий день после ее приезда Ханс Петер запряг оленей и вернулся в их старый домик. Все умоляли его остаться, но он отказывался. Отговаривался делами («Ха!» — фыркнула на это Фрида) и тем, что Йорунн с ума сойдет от беспокойства.

— Жаль, я не привезла свою книжечку, а то мы могли бы ей написать, — сказала ласси, гладя беломордую оленуху по носу, пока Ханс Петер грузил в фургон узелок со своей одеждой и большой тюк с едой. — Тогда ты мог бы остаться.

— Я бы все равно не остался, — раздраженно ответил он.

— Мне надо с тобой поговорить, — настойчиво сказала ласси.

Она твердила об этом последние полтора дня. Ей не терпелось поговорить с братом наедине и расспросить его про ледяной дворец и заклятие.

— Нет, не надо, — отрезал Ханс Петер. Затем вздохнул и опустился на козлы. — Ладно, дорогая моя маленькая ласси, слушай хорошенько. Ты права: я был там. Я видел великую снежную равнину и дворец изо льда. Я знаю фавна Эразма и саламандр, которые готовят такую вкусную еду. Но я также знаю хозяйку этого дома и знаю, насколько велика ее власть над теми, кто в нем обитает. Вот почему я говорю тебе: будь осторожна, выжди свой год и вернись домой.

— Но вдруг мне удастся…

— Будь осторожна. Выжди свой год. Вернись домой, — повторил он, подобрал вожжи и отпустил тормоз переднего левого колеса. — Можешь пока оставить себе парку, но я бы хотел получить ее обратно, когда ты вернешься.

Ханс Петер тряхнул вожжами и свистнул, и ласси поспешила убраться с дороги. Олени сорвались с места. Доехав до конца улицы, брат быстро обернулся и помахал. Его волосы блеснули на солнце белизной, и от этого он показался глубоким стариком.

— Ну и ну! — Фрида спустилась по ступенькам и сердито уставилась вслед фургону. — Уехал, а? И даже до свидания матери не сказал. И брату, гостеприимством которого воспользовался, тоже.

От сварливого голоса матери у ласси заныли зубы.

— Ты же знаешь, Ханс Петер не любит прощаний. И Аскель тоже. Обоим было бы просто неловко.

Мать только фыркнула:

— Пойду внутрь. Зябко на улице.

Слишком скоро визит подошел к концу, и вот уже настало утро последнего дня. Вечером Аскель обещал отвезти ласси за город, чтобы она могла встретиться с исбьорном в сумерках, но сейчас Ярл дремал, а остальные разошлись, поэтому девушка начала укладывать ранец. Хорошенькое голубое платье она снимать не торопилась, но достала штаны, свитер и парку, чтобы переодеться позже.