Душитель из Пентекост-элли Перри Энн

Глава 10

Эмили вернулась домой, полная решимости сделать все, чтобы помешать свершиться несправедливости, нависшей, словно грозовая туча, над головой Финли Фитцджеймса. Ей хотелось сделать это в первую очередь ради Таллулы, чем ради ее брата, однако в нем она тоже почувствовала страх и смятение, не оставившие ее равнодушной. Миссис Рэдли могла бы под присягой поклясться, что Финли не знает, каким образом его вещи попали в комнату Ады Маккинли и кто подложил их туда. По крайней мере, в этом странном и запутанном деле ни у кого не вызывало сомнений, что все это было сделано с одной лишь целью – обвинить его в смерти девушки.

Где-то прятался убийца, невидимый и беспощадный враг, полный ненависти и находящийся на грани безумия. Почему? Финли, судя по его поведению, сам не мог понять, кто и почему мог быть так одержим местью. Чем больше Эмили думала об этом, тем сильнее склонялась к мысли, что все это было направлено скорее против отца, чем против сына.

Утром за завтраком, как только мистер Рэдли занял свое место за столом, его жена решила воспользоваться представившейся возможностью.

– У меня не выходит из головы новое дело Томаса, – начала она, не дожидаясь, пока муж положит себе на тарелку ломтик бекона. – Мне кажется, мы должны сделать все, чтобы помочь ему. – Она положила себе немножко омлета и поджаренный хлеб. – Мы же знаем, что Финли Фитцджеймс невиновен…

– Нет, мы этого не знаем, – резко ответил Джек. – Он вполне может оказаться виновным. Единственный, кто теперь вне подозрений, – это бедняга Альберт Костиган.

С неприятным замиранием сердца молодая женщина поняла, что угодила в собственную ловушку. Разумеется, она не сказала мужу о своем посещении дома на Бофорт-стрит. Джек не простил бы ей этого. В прежние времена он, возможно, и сам полюбопытствовал бы и принял участие в подобной вечеринке, но теперь, когда он стал членом парламента, респектабельным человеком и отцом семейства и пуще всего дорожил своей репутацией, это было для него неприемлемо.

– О-о!.. – неопределенно протянула Эмили и пошла на попятный. Теперь надо было придумать какое-то объяснение, чтобы супруг ничего не заподозрил. Безопаснее всего в таких случаях было говорить нечто противоположное тому, что она намеревалась сказать вначале. – Возможно, я приняла желаемое за действительное. Я… – миссис Рэдли решила не упоминать о Таллуле, побоявшись, что это может еще больше все осложнить, – не могу поверить, что Томас ошибся…

Джек взял два яйца всмятку и положил их себе на тарелку.

– Ты хочешь сказать, что Костиган был виновен? – спросил он, внимательно посмотрев на жену.

– Нет… я о другом. Я хотела сказать, что Томас не мог снять подозрение с Финли Фитцджеймса просто так, только потому, что тот – Фитцджеймс. Он не стал им заниматься, потому что… – Эмили умолкла. Муж смотрел на нее с терпеливым недоверием.

– Ты знакома с Финли Фитцджеймсом? – поинтересовался он.

– Мне приходилось видеть его в свете. – Миссис Рэдли никогда не прибегала к откровенной лжи. Между обманом и хитроумной осторожностью – дистанция огромного размера. – Я видела его всего дважды, не более, и совсем случайно. Я его не знаю.

– И тем не менее ты не сомневаешься в том, что он не виноват. – Джек не спрашивал, он констатировал факт.

– Я… – На мгновение молодая женщина оказалась в конфликте сама с собой. Встать на защиту справедливости и помочь Таллуле, бесспорно, было очень важным для нее – ведь вопрос шел о победе правды над ложью. Но быть честной с Джеком и сохранить взаимное доверие между ними было для нее неизмеримо более важным – это она поняла пять минут назад. – Я знакома с его сестрой, – призналась наконец Эмили.

– И она, конечно, сказала тебе что-то такое, что заставило тебя поверить в невиновность ее брата, – заметил Рэдли.

Супруга не ожидала от него такой проницательности и была смущена.

– Да, – промолвила она, уже не столь уверенная в себе.

– Что же?

– Прости, я не поняла…

– Что же такое сказала тебе его сестра?

– О! Просто то, что она видела Финли в тот вечер совсем в другом месте. Томас знает об этом. Конечно, это еще не доказательство…

– Бесспорно, нет, – подтвердил Джек с натянутой улыбкой и принялся расправляться с яйцами и беконом.

Эмили немного расслабилась. Она тоже притронулась к своему омлету и стала намазывать поджаренный хлеб маслом. В полной тишине было слышно, как нож скользит по хрустящей хлебной корочке.

– Где сестра его видела? – спросил Рэдли.

У его собеседницы упало сердце.

– На вечеринке, – выговорила она с заметным усилием.

– Это едва ли что-то объясняет. Не заставляй меня силком вытягивать из тебя каждое слово, Эмили. Что это была за вечеринка? Попойка, я полагаю, и теперь никто не помнит, был ли он на ней или ему это померещилось? Куда уж там помнить, были ли другие!..

– Да, именно так и получилось. – Миссис Рэдли решила, что это будет самым простым ответом. Любое пояснение грозило новыми объяснениями. Молодая дама все острее чувствовала, что ее ждет, если она потеряет доверие своего любимого или его уважение. Этого она не вынесет. Возможно, ей следует самой признаться, что она была на Бофорт-стрит, прежде чем муж узнает об этом из других источников?

– Таллула сказала об этом Томасу? – спросил Джек.

– Нет… Она испугалась, что ей никто не поверит, и к тому же она уже солгала, сказав, что была в другом месте.

– Но ты все-таки продолжаешь ей верить?

– Да.

– Ты не хочешь объяснить мне, почему веришь ей? Есть на это какая-то особая причина?

– Нет, по сути дела…

Джек всецело занялся беконом и яйцами всмятку. У Эмили не было уверенности, что он поверил ей.

– Ты знаком с Огастесом Фитцджеймсом? – решила она подойти с другой стороны в надежде на успех.

Рэдли не поднял глаз, но на его губах мелькнуло подобие удовлетворенной улыбки. Эмили даже показалось, что муж сейчас рассмеется.

– Выуживаешь информацию? – добродушно спросил он.

– Выуживаю, – быстро откликнулась она. – А ты разве нет?

– Ну, как сказать… понемногу. Но я не знаю, кто этот тип, который так ненавидит старого Фитцджеймса, что ради мести готов опуститься до его уровня. Впрочем, я постараюсь кое-что разузнать ради Томаса.

– Спасибо, милый. – Миссис Рэдли облегченно вздохнула. – Он действительно такой ужасный человек?

– Огастес? Да, я уверен. Все, что я о нем знаю, говорит о том, что он не просто беспричинно жесток, он к тому же равнодушен. У него обостренное чувство престижа, семьи, если хочешь знать, своей, так сказать, династии. Довольно странно для по сути безродного человека. А возможно, в этом как раз главная причина. За деньги Фитцджеймс купил все, чем сейчас владеет, и он убежден, что может и дальше покупать все, что пожелает. Страшно то, что в большинстве случаев ему это удается.

– Ты намерен разузнать, кто его заклятые враги?

– Разумеется. Неужели ты думаешь, что меня меньше твоего беспокоит положение, в котором оказался Томас? Надо подготовиться к запросам в парламенте. Атака будет нешуточной. – Глаза политика посерьезнели, и теперь в них сквозило беспокойство.

– Но все должно обойтись, не так ли? Как ты считаешь? – Эмили не на шутку встревожилась, думая уже не о Таллуле и Финли Фитцджеймсах, а о Шарлотте и о самом Джеке, если станет ясно, на чьей он стороне. Она не решилась спросить мужа, как далеко он готов зайти, защищая Томаса, но по его лицу поняла, что он от своего не отступится. А границ может и не быть. Джек, если потребуется, может поставить под угрозу и свою карьеру со всеми ее перспективами, однако Питта не предаст.

Прежде чем Рэдли ответил, его жена уже улыбалась, счастливая и растроганная. В глазах у нее стояли слезы.

Джек, взяв ее руку, повернул ее ладонью вверх и нежно поцеловал.

– Не знаю, дорогая, – честно признался он и сжал ее пальцы.

Вид у Корнуоллиса был утомленный. Пригласив Питта сесть, он сам, слишком взволнованный, заходил по кабинету, то и дело останавливаясь. Помощник комиссара ни слова не сказал своему подчиненному о том, что движение за реабилитацию Костигана ширится, но они оба и так прекрасно это знали. Не упомянул Джон и о нескольких запросах в палате общин, где Томаса обвинили не только в том, что из-за него на британское правосудие пало пятно позора, но и что сам он порочит органы внутренних дел.

– Вы что-нибудь узнали? – тихо спросил Корнуоллис. В его голосе не было ни гнева, ни упрека. В минуты кризиса этот человек умел собираться. Его лояльность наилучшим образом проверялась в особо критических ситуациях.

– Ничего существенного, – честно признался Питт. – Снова беседовал с Тирлстоуном и Хеллиуэллом, но они оба не помнят ни одной серьезной ссоры или размолвки, хотя их неприязнь к Фитцджеймсу весьма заметна. Они расстались отнюдь не друзьями, но причина мне неизвестна. В сущности, – добавил он, – я не думаю, что это так уж существенно.

– А как с Джонсом? – продолжил Корнуоллис. – Вы о нем даже не упомянули. – Лицо шефа Томаса опять стало напряженным, и было ясно, насколько ему неприятно то, что он намерен сейчас сказать. – Я знаю, что он священник и выполняет благородную миссию в Уайтчепеле, однако это не означает, что у него не может быть личной неприязни и даже ненависти к такому человеку, как Фитцджеймс. Ведь нам неизвестно, какие старые грехи и обиды остались непрощенными в их прошлой жизни. – Он с силой сунул руки в карманы, оттопырив их. – Человек слаб и беззащитен перед испытаниями голодом или одиночеством. Нам известно, как в конце концов они могут сломить даже сильную личность. Джонс избрал путь самоотречения, а он еще так молод… Случается, что мы часто требуем от себя слишком многого и вдруг обнаруживаем, что наши слабости сильнее нас и бороться с ними нам не под силу.

Суперинтендант прислушивался к ноткам тревоги и волнения в голосе начальника. Неужели он говорит все это только о Яго Джонсе? Или он сам испытал одиночество, служа долгие годы на флоте, в той изоляции, на которую неизбежно обречен командир корабля? Джон знал, что такое ответственность за каждого члена команды и отсутствие общения с равными себе в течение долгих месяцев…

– Это мне известно, – тихо ответил Питт. – Дай бог, чтобы это был не Джонс, и сам я убежден в этом. Но все возможно. Я повидаюсь с ним. А затем вернусь к самому началу – к обстоятельствам смерти Норы Гаф. Я хочу узнать о ней побольше.

– Что-нибудь связывает эти две жертвы? – спросил Корнуоллис и снова зашагал по кабинету, а потом внезапно застыл, ступив на пятно солнечного света на ковре. – Вне их профессии и окружения?

– Пока не знаю. Но я еще повидаюсь с Юартом. Он, возможно, что-то уже разузнал.

– Он исправный служака, – заметил помощник комиссара. – Я просматривал его дело. Отзывы хорошие, не только как о профессионале, но и как о человеке тоже. У него отличная репутация. Спокоен, добросовестен в работе, хороший семьянин. Много трудится, откладывает деньги впрок… – В его голосе зазвучало даже удивленное восхищение. – У него трое сыновей и одна дочь, которая удачно вышла замуж за фермера в Кенте. Дела у них идут хорошо. Старший сын поступает в университет, и двое остальных тоже собираются последовать его примеру. Немалая заслуга отца. – Джон, однако, не добавил «простого полицейского». Чувство такта не позволило ему сделать так, но, видимо, он все время имел это в виду. – Лучшей кандидатуры нам не найти.

– Да, – согласился Томас. – Инспектор – хороший человек. А знаете, ведь он сразу сказал, что Фитцджеймс не может быть замешанным в убийстве Ады Маккинли. Он всегда считал, что это сделал кто-то другой, из местных. Возможно, он и прав. Это действительно могла быть одна из «семейных» трагедий, как он ее определил. Мне следовало бы прислушаться к его словам и оценке этого дела. Юарт не придавал никакого значения версии о причастности Фитцджеймса, и, возможно, так оно и есть. Завтра я этим и займусь.

– Выходит, Фитцджеймс не центральная фигура? – нахмурившись, задумчиво произнес Корнуоллис, как бы примеряясь к новому повороту событий. Он остановился перед секстантом и телескопом на стене. Солнце падало на его лицо и на начищенные бронзовые части навигационных приборов. – А как быть с носовым платком? Он мог принадлежать Фитцджеймсу. Это проверенно? Платок его?

– Нет. У любого мог быть такой носовой платок.

– А пуговица?

– Пуговица дорогая сама по себе, но ее легко можно купить, зайдя к хорошему портному.

– Следовательно, эти улики практически ничего не стоят?

– Они не доказывают, что Фитцджеймс был в комнате Норы Гаф, – поправил начальника суперинтендант. – Но это означает, что кому-то очень хочется заставить нас поверить, что он был там. И этот кто-то – уже не Костиган.

Помощник комиссара чуть качнул головой в знак понимания и помрачнел.

– Итак, мы снова возвращаемся к Джонсу, – тихо сказал он. – Все как будто сходится на нем, Питт.

– Знаю.

– Придется заняться этим. Узнайте, где он находился в те часы, когда были убиты эти несчастные женщины. Работайте с уликами, ищите причину убийства. Джонс был членом этого треклятого клуба, он живет и работает в Уайтчепеле, он знал Аду Маккинли, а возможно, и Нору Гаф тоже. – Корнуоллис снова покачал головой. – Я понимаю, что, зная его, в это трудно поверить, но что на самом деле вы о нем знаете?

– Почти ничего, – ответил Томас, неохотно произнося каждое слово. – Да я никогда и не говорил, что знаю его. – Он поднялся. – Я зайду к нему завтра, после того как повидаюсь с Юартом.

У Питта не хватило бы духу встретиться с Яго сегодня. Он знал, где тот будет вечером: будет раздавать бесплатный суп на Кок-стрит. Суперинтендант не собирался задавать свои вопросы человеку, занимающемуся богоугодным делом. Меньше всего ему хотелось допрашивать кого-либо сейчас, да еще зная, что за привычной маской он может увидеть совсем незнакомое лицо. Завтра не за горами, а сегодня это невозможно.

Вечером Шарлотта была заботлива, но молчалива. Ее, видимо, долго не было дома, так как она наконец отвезла детей к матери, чтобы избавить их от досужих разговоров и сплетен на улице и насмешек в школе.

Ни Питт, ни его жена не упоминали о расследовании. Томасу хотелось забыть об этом хотя бы на один вечер. У него не было ни новых мыслей, ни наводок – ничего такого, над чем следовало бы поломать голову. Он наслаждался тишиной и мог спокойно думать о чем-то приятном и имеющем смысл – например, о саде и о том, что неплохо было бы выкрасить в другой цвет стены спальни Дэниела, теперь, когда мальчик уже подрос. Не мешает также вспомнить о том, что Грейси заслужила очередное повышение жалованья…

Рано утром суперинтендант отправился в Уайтчепел, но Юарт уже находился у себя. Он выглядел усталым и явно был в подавленном состоянии. Питту не пришлось расспрашивать коллегу, нашел ли тот что-нибудь достойное внимания: лицо и понурая фигура Юарта красноречиво говорили о полной неудаче. К тому же, бреясь, инспектор порезался и от этого выглядел совсем несчастным.

– Я ничего не нарыл, – сразу же сказал он, не дожидаясь вопроса Томаса. – Свидетельские показания ничего нового не дали. – Полицейский еще глубже втиснулся в кресло своим усталым телом. У него был вид побежденного, хотя все удары по-прежнему сыпались на Питта. Теперь Юарт мог быть доволен, что это дело с самого начала передали суперинтенданту и он не несет за него ответственности.

– Я понимаю, что пуговица и носовой платок – это недостаточные улики, – успокоил его Питт и сел на единственный стул. – Что помимо этого?

– Ничего. – Инспектор красноречиво развел руками. – Мы побеседовали со всеми женщинами из дома. И они утверждают, что видели моложавого мужчину со светлыми волнистыми волосами. Хотя все уже начинают сомневаться в этом. Как будто теперь это имеет значение! – Он сделал кислую гримасу. – Освещение может сыграть злую шутку с кем угодно. Но мы ищем того, кого нам описали свидетели. У меня уже есть несколько человек на примете, однако под это описание может подойти кто угодно. Какой-нибудь хлыщ из богатых кварталов, до которого нам никогда не добраться…

Питт пристально смотрел на Юарта. Странно было слышать пораженческие речи от полицейского такого ранга и опыта. Если речь идет о негодяе, пытавшем и убившем двух молодых женщин, полиция обязана его найти, чего бы это ей ни стоило. Неужели инспектор по-прежнему опасается, что это может быть Финли Фитцджеймс, и его пугают те неприятности, которые в этом случае грозят следствию, обвинения в невыполнении долга, предвзятости и даже коррупции? Томасу были понятны его опасения и даже желание держаться подальше, но простить этого коллеге он не мог.

Суперинтендант довольно резко склонился над Юартом.

– Что ж, если это тот, кто убил Нору Гаф и Аду Маккинли, мы, черт побери, сделаем все, чтобы найти его! – Питт произнес эту фразу громче, чем хотел. – Кто-то должен был его видеть! Он пришел, он ушел. Вы передали женщинам в Пентекост-элли описание мужчины, сделанное свидетелями с Мирдл-стрит?

– Да, передал. – Инспектор был так расстроен, что не смог ответить столь же резко. – Они тоже согласны, что он смахивает на Костигана. Пожалуй, это так.

– У Костигана есть родственники, братья, кузены или еще кто-нибудь? – поинтересовался суперинтендант.

Его коллега горько улыбнулся:

– Я думал об этом и навел справки. У него нет родственников. А Роза Берк и Нэн Салливан уверены, что в случае с Адой Маккинли это сделал Костиган.

– А кто, по их мнению, убил Нору Гаф? – не без сарказма спросил Питт.

– Они не знают. Какой-то маньяк, решивший подражать Берту.

– Зачем, черт побери? Откуда он мог знать, что обвинят именно сутенера?

– Не знаю, – вздохнул Юарт. – Возможно, потому, что все видели Костигана и решили, что тот влип, что он конченый человек и скоро за все поплатится. Могли думать что угодно, теперь это уже значения не имеет. Кто-то побывал в квартале – кто-то молодой, с густыми вьющимися волосами. Кроме него, никто не приходил и не уходил. Значит, это был он. Один Господь знает, кто это был… Я так вот не знаю!

– И больше никто там не появлялся? – еще раз переспросил Томас.

– Нет, не появлялся. – Юарт казался совершенно подавленным, словно переживал личную трагедию, а не очередное происшествие, каких было немало в его службе. – Все твердят одно и то же.

– Вы узнали подробности об этом человеке? – упорствовал суперинтендант. – Какого он был роста, телосложения? Откуда пришел? Какие у него уши? Это важная деталь при описании человека. Может, кто-нибудь заметил в нем что-то особенное, что заставило бы задуматься, что-то вспомнить…

– Не учите меня, как работать! – рассердился вдруг инспектор. – Я задавал им все эти вопросы. Никто особенно не приглядывался к нему. Подумаешь, очередной клиент…

– Разве дом не под охраной? Никто не следит, кто входит и выходит? – Питт не хотел упускать и этот последний шанс, других у него уже не осталось. – Неужели никто не защищает такие дома и девиц? Например, не ведет счет посетителям, чтобы убедиться, что проститутки не надувают сутенеров и честно делятся заработанным?

– Да… ведет. Но всем запомнилась только хорошая одежда и густая шевелюра клиента. – Юарт совсем забыл, что Томас старше его по рангу, и разговаривал с ним запросто, забыв о субординации. – Я несколько раз возвращался в квартал. Заставил полицейских прочесать все окрестности, авось найдут похожего человека. Мои люди побывали во всех борделях и притонах, от Майл-Энда к северу, от Ламбета на восток и от Тауэра на запад. Опрошенные прохожие сказали, что видели примерно с десяток джентльменов, по описанию похожих на того, кто нам нужен. – Он хотел было добавить еще что-то, но осекся. – Вот и всё.

Питт устало откинулся на спинку стула. Неужели в конце концов это окажется Финли Фитцджеймс? Или же Яго Джонс, одержимый безумством и ненавистью к проституткам, к бывшему другу, а с ним и к собственному прошлому и к себе самому, каким он был и каким его знает Финли? Возможно, это младший Фитцджеймс приобщил Яго к чему-то недостойному, и в этом причина его безумства. Что, если Финли заставил его раскрыть в себе грешника с неуемными вожделениями?

– Что с вами? – насторожился Юарт и, неожиданно выпрямившись, нечаянно сбил локтем со стола папку с бумагами. – Вы что-то знаете?

– Нет, ничего, – приходя в себя, ответил его коллега. – Но, кажется, мне не миновать встречи с преподобным отцом Яго Джонсом.

– С Джонсом? – удивился инспектор, так и оставив бумаги лежать на полу. – Вы думаете, он что-то знает? Сомневаюсь. Это неплохой человек, но не от мира сего. Если бы он что-то знал, то непременно сказал бы нам. – Голос его снова стал равнодушным, словно угасла еще одна имевшаяся у него надежда. – Ваша встреча с ним – пустая трата времени. Он не выдаст вам тайны своего прихода, даже если будет знать, кто убийца. Обет священника, и все такое прочее. Лучше разузнать все про Нору и Аду, найти тех, кто знал обеих. Я уже начал этим заниматься. – Наклонившись, Юарт порылся в груде бумаг на полу, извлек из них несколько листков и протянул их Питту. – Вот список тех, кто знал и ту и другую женщину. Эти люди общались с ними и, в той или иной мере, снабжали их одеждой, чулками, косметикой, лекарствами, продуктами питания, обувью и даже постельным бельем. – Он хмыкнул. – Никогда не думал, что проститутки расходуют так много постельного белья. Лишь немногие из них ограничиваются малым.

– Что же тут странного, – ответил Томас, взяв бумаги, хотя и без особой надежды найти в них что-ниудь важное. – Думаю, что таких торговцев в этом небольшом квартале не так уж много. Кто-либо подошел под описание подозреваемого?

– Пока нет. Большинство из них – люди среднего возраста, имеют семьи. – Инспектор снова помрачнел и обмяк в кресле.

– А что слышно от Леннокса?

– Ничего нового. Нора была убита тем же способом. – Юарт поморщился, и на лице его отразились страдание и гнев. – Те же пытки. Все совпадает до мелочей, вплоть до того, что было известно только нам.

– Может, хоть что-то отличает это убийство от первого? – в который уже раз тихо спросил суперинтендант. Он начал задыхаться в этой обшарпанной комнатушке, слишком крохотной, чтобы она могла вместить столько эмоций.

– Нет, ничегошеньки, – уныло ответил Юарт.

– Нашли что-нибудь, кроме уже известного носового платка и пуговицы? – упорствовал Питт.

– Нет.

– Странно, не правда ли?

– Что?

– Почему и в первом, и во втором случае улики свидетельствуют против Финли Фитцджеймса…

– Улики косвенные, – почему-то очень быстро ответил инспектор и снова опустился в кресло; лицо его побелело.

– Я хотел сказать, – промолвил расстроенный и удивленный Томас, – что все это кажется странным. Чем дольше я думаю, тем больше начинаю верить, что в обоих случаях улики были подброшены с единственной целью: чтобы мы их нашли. Кто-либо из обитателей дома в Пентекост-элли и дома на Мирдл-стрит видел когда-либо Финли Фитцджеймса?

Юарт, вздрогнув, выпрямился в кресле.

– Нет! – В его глазах снова появился лучик надежды. – Завтра же я опрошу их всех снова, но я уверен, что они не видели его. Вы правы. Слишком много совпадений, чтобы поверить в версию, будто он пришел сюда впервые, чтобы убить женщину, которую до этого и в глаза не видел. Если, конечно, он не сумасшедший. Он мог бы сделать это однажды… – Инспектор глотнул воздух от волнения, словно у него пересохло в горле. – Если бы был пьян… или обезумел от похоти, злобы или еще чего-то, что случается с человеком. Но одного раза для него было бы совершенно достаточно, чтобы до смерти испугаться того, что он сотворил! Он никогда бы не вернулся снова через два месяца, чтобы повторить это еще раз. Притом хорошо зная, что его уже подозревают.

Юарт нагнулся над столом. Черты его лица заострились, и он стал напряженно вглядываться в суперинтенданта:

– Вы видели его, Питт. Он показался вам человеком одержимым, безумным? Или он такой же, как и любой другой молодой человек его круга, который временами ведет себя как круглый идиот, теряет контроль над собой, может выпить лишку и не помнить, где был накануне вечером, а потом дрожать от страха, что его обвинят в том, чего он не совершал? Он вечно боится уронить честь семьи, потерять уважение отца, чье негодование и презрение потом может сильно осложнить ему жизнь на месяцы, а то и на годы, не правда ли?

Именно такое впечатление производил на Томаса Финли Фитцджеймс каждый раз, когда он с ним встречался. Сам Питт не смог бы охарактеризовать его лучше, чем это сделал сейчас его коллега. Суперинтендант признался себе, что, пожалуй, недооценивал своего помощника.

– Вы правы, Юарт, – сказал он громко. – И все кончается тем, что находится кто-то, кто с удовольствием обвиняет его. – Он внимательно посмотрел на инспектора. – Где мы ошиблись с Костиганом? Я был полностью уверен, что я прав. Мне было трудно объяснить подвязку на руке и связанные ботинки, но я не сомневался, что это он убил Аду Маккинли.

– И я тоже, – быстро и серьезно согласился Юарт. – И до сих пор остаюсь при этом мнении. Что касается ботинок и подвязки, то это проделки ее последнего клиента.

– А как же с Норой? – спросил Питт. – У нее был тот же самый клиент?

– Нет, это сделал тот, кто подбросил носовой платок и пуговицу, чтобы доказать, что второе убийство – дело рук одного и того же человека. – Инспектор сжал губы. – Мне очень жаль, сэр, но это может быть похоже на преподобного отца. Тут мы имеем дело с чем-то похожим на фанатизм. Я хочу сказать… когда состоятельный джентльмен внезапно отказывается от всего земного и готовит себя к сану священника, да еще выбирает себе приход в Уайтчепеле, тут есть над чем задуматься, не так ли? – Он покачал головой. – Такие, как он, могут ведь и не работать. Возьмите остальных членов «Клуба Адского Пламени»… Хеллиуэлл работает в Сити, но только тогда, когда ему хочется. Он может и совсем не работать. Ему нравится жить на широкую ногу. Он женат, и, наверное, у него уже есть дети. Имеет экипаж, большой дом, слуг, любит устраивать званые вечера… Его жена тратит на наряды больше, чем Яго Джонс зарабатывает за добрый десяток месяцев.

Питт не стал спорить. Ему не давали покоя иные мысли.

– Тирлстоун, – продолжал Юарт с явным раздражением в голосе. – Изображает из себя художника. Денег это ему не приносит, да он в них и не нуждается. Живет в свое удовольствие. Шляется по всяким артистическим сборищам, прогуливается по Гайд-парку, ходит по мастерским художников и на выставки. Фитцджеймс мечтает стать послом или членом парламента, но для этого ему совсем незачем работать каждый день, как вам или мне. Он ходит в Министерство иностранных дел, когда ему заблагорассудится. Главное его занятие – заводить знакомства с нужными людьми и появляться в престижных местах.

Томас молчал. Он слышал горькие нотки сарказма в голосе коллеги, понимал его и даже разделял его презрение.

– Но отец Джонс работает не покладая рук с восхода до заката, – заключил инспектор. – И по воскресеньям тоже. Не знаю, какие гроши ему платят, но недаром существует поговорка: «Беден, как церковная мышь». На нем старая одежда, и питается он так же, как и все в этом квартале. Зимой, видимо, мерзнет со всеми, может, даже еще сильнее, чем я. Зачем это ему?

– Не знаю. – Питт поднялся. – Этот вопрос еще требует ответа. Займитесь тем, кто последним видел Нору живой.

– Я уже не знаю, кого еще опрашивать, – запротестовал Юарт. – Мы опросили всех женщин в доме на Мирдл-стрит, работников бутылочной фабрики напротив, местных жителей, лавочников…

– Попробуйте расспросить нищих на улице, дворников, уборщиков мусора… – Суперинтендант остановился на пороге. – Всех, кого можно. Вдруг кто-то из них видел убийцу. Он не мог появиться незаметно и исчезнуть, как невидимка. – Повернул ручку двери. – Если, конечно, у вас нет идей получше.

Оставив инспектора в его мрачном неопрятном кабинете, Питт направился на Мирдл-стрит. Его беспокоил исчезнувший клиент Норы. Скорее всего, именно он и убил девушку, но то обстоятельство, что никто не видел, как он уходил, наводило Томаса на размышления. Впрочем, никто также не заметил, как этот человек пришел. В доме был бордель, и в нем, как всегда, присутствовали посетители. Но если это хорошо поставленный бизнес, то безопасность должна быть его составной частью. Каждой проститутке с улицы известно, какую угрозу может представлять для нее любой клиент: один может оказаться жестоким и грубым, другой не захочет платить, у третьего могут быть извращенные вкусы и привычки, а иной может требовать такого, от чего неизбежно приходится отказываться. Все это очень опасно.

Раздумывая обо всем этом, Питт быстро шагал по серым пыльным улицам, переполненным людьми и повозками. Здесь каждый спешил по своим делам: прохожие, клерки, посыльные, уличные торговцы и мальчишки, продающие утренние газеты.

Убийство Норы все еще занимало первые полосы газет, как и требования признать Костигана невиновным. Вносились предложения о проведении полицейской реформы, вплоть до упразднения полицейских сил, оказавшихся неспособными в прошлом поймать маньяка, совершившего массовые убийства, а теперь не справляющихся с новой вспышкой насилия.

Суперинтендант избегал смотреть в сторону газетчиков, и вместе с тем заголовки как магнит притягивали его взор. Его фантазия рисовала жуткие картины, но реальность оказалась еще беспощадней. «Полиция зашла в тупик!», «Уайтчепелу снова угрожает террор!» – кричали набранные крупным шрифтом заголовки. Двусторонние рекламные щиты пугали вопросами: «Неужели Джек Потрошитель снова вернулся? Полиция бессильна!», «Суперинтендант Питт ходит по замкнутому кругу? Так ли это? Он что-то знает, но помалкивает? Кто он, этот убийца из Уайтчепела?».

Когда Томас добрался до борделя на Мирдл-стрит, нервы его были напряжены до предела, а сам он чувствовал себя разбитым и усталым. Девушки еще не вставали, но в доме все шло по заведенному порядку. Чтобы получить долг, не надо дожидаться погожего утра, гласит поговорка. Тот факт, что в публичном доме было совершено убийство, не отбил охоту у клиентуры.

Питт с трудом разбудил Эдди, и она наконец вышла к нему на кухню в конце коридора. Ее длинные темные волосы были в беспорядке, лицо опухло со сна, а небрежно накинутый капот кое-как прикрывал ее тело. Профессия давно отучила эту женщину от приличий и скромности.

– Зачем зря тратить время? – недовольно проворчала она, садясь на стул с прямой твердой спинкой. – Мы сказали вам все, что знали, добавить нечего. Никого мы больше не видели в тот вечер, кроме своих клиентов. Не знаем, кто этот хлыщ со светлыми волосами, что пришел к Норе. Ничего не слышали, ничего не видели.

– Знаю, знаю, – терпеливо успокаивал ее полицейский. – Но вот вопрос: на улице его тоже никто не видел. Вам это не кажется странным?

– Да, пожалуй. Ну и что? Вы хотите сказать, что он прокрался, аки тать, задушил Нору и исчез? – Его собеседница поежилась и потеснее запахнула на себе капот. – Вы с ума сошли? Такого не бывает. Просто кто-то врет. Кто-то видел его, но не говорит.

– Таких людей я могу насчитать несколько, – ответил Томас, призадумавшись. – Но почему тот, кто видел преступника, молчит?

– Не знаю. Какая мне разница? Я просто хочу, чтобы этого ублюдка поскорее поймали и повесили. – Эдди поднесла руку с тонкими пальцами к лицу, словно хотела закрыть его. – Нора была стервозной девчонкой, это верно, но никто не заслуживает такой смерти. Меня саму не раз подмывало проучить Нору за ее делишки. У нас это случается, никто зарока не давал.

– Чем же она вам насолила?

Эдди скорчила насмешливую гримасу:

– Наверное, тем, что была красива. Умела подцепить мужчину, а то и отбить чужого. – Она окинула Питта скептическим взглядом. – Я не о клиентах. Я о своих парнях. Она не раз уводила их у других наших девочек.

– Не клиентов? – переспросил суперинтендант, не совсем еще понимая. – То есть тех, кто не платит деньги, что ли?

– Ну а что тут такого? Ведь можно что-то сделать и для собственного удовольствия, – рассердилась Эдди. – Не часто, а так… изредка. Разве плохо, если есть кто-то, кому ты нравишься? Просто так. Без денег. Кто считает тебя ровней, а не покупает. Хорошо иметь такого парня, приласкаться к нему, подурачиться, пошутить…

– Да, конечно. Значит, Нора отбивала таких друзей у вас и у других?

– Не всегда и не так уж часто, но отбивала. Вот, например, у меня. Он мне нравился, но не так, чтобы очень. Просто привыкли друг к другу. А она поссорила нас… А так Нора была неплохой девчонкой. Если бы я знала, как помочь вам поймать того, кто убил ее, я бы в лепешку расшиблась, но помогла. Да на вас вот надежда совсем плоха, ничего-то вы не можете! – Женщина провела ладонью по волосам. – Черт! И все же этот слизняк Костиган не убивал Аду, а вы до сих пор не нашли убийцу, хотя он уже прикончил двух. Ждете, когда он снова до кого-нибудь из нас доберется? Думаете, что уж на третий раз он обязательно попадется? Или будет как в восемьдесят восьмом и он снова натянет вам нос? – Эдди встала и оправила капот. – Я больше ничего не знаю, пойду посплю. Не знаю, за что вам деньги платят. Если бы я на своем месте работала так, как работаете вы, то давно бы с голоду ноги протянула.

Питт побеседовал еще с Перл и Мэйбл, но и они лишь повторили свои прежние показания.

Был полдень, и Томас проголодался. Спустившись к реке, он заметил ближайшую таверну на Свен-стрит, ту самую, в которой они с Юартом и Ленноксом встречались и беседовали за два дня до казни Костигана.

Неужели это была его ошибка? Торопясь найти убийцу, он, возможно, слишком поспешно поверил в виновность Берта, неправильно истолковав его показания. Надо было мысленно вернуться назад, но Томас уже не помнил слов Костигана. Помнил лишь собственное убеждение, что они были более чем достаточным доказательством его виновности.

Суперинтендант не раздумывая зашел в таверну, где заказал пинту сидра и сэндвич с сыром и соленым огурцом. Сев за столик, он принялся жевать сэндвич, даже не чувствуя его вкуса. В таверне было шумно: уличные торговцы, ломовые извозчики и рабочие с лесопилки обычно захаживали сюда на ланч. Пахло дегтем и опилками, слышались громкие разговоры и смех. Питт медленно ел бутерброд, запивая его сидром, как вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Крупный мужчина в расстегнутом пиджаке внимательно приглядывался к нему.

– Полицейский! – наконец уверенно воскликнул он. – Тот самый, что вздернул Костигана, не так ли?

Томас поднял голову.

– Я не вешал его, – поправил он незнакомца, глядя ему в глаза. – Арестовал его я, это верно. Его судил суд, присяжные нашли его виновным, а судья вынес приговор. – Откусив от сэндвича, суперинтендант отвернулся.

За ближними столиками наступила тишина.

– Так-то оно так! – повысив голос, продолжал мужчина в расстегнутом пиджаке. – Чего отворачиваетесь, вы глядите прямо, да на нас! Правда, для вас мы ничто, так, простой люд из Уайтчепела. Вздернули нашего парня и небось спокойненько пошли спать, не так ли? – В его голосе все сильнее чувствовалась ядовитая насмешка. – Вам спокойно спится, господин полицейский? А вот Костиган уже не проснется. Его повесили. И что? Это не остановило какого-то ублюдка из ваших западных кварталов. Он пришел опять, чтобы использовать нашу девчонку, получил ее в свое удовольствие, а затем задушил. Так я говорю или не так?

Теперь он был уже не один. Другой мужчина, с перекошенным от злобы лицом, тоже присоединил к его речи свой голос:

– Сколько вам заплатили, а? Иуда!

– Иуда! – подхватил десяток голосов. Все забыли о еде, разговоры за столиками затихли.

Кто-то уже вскочил.

Хозяин таверны громким голосом призвал всех к порядку, но ответом ему стали сплошные угрозы.

Питт почувствовал, как все двинулись к его столику. Лица горожан не сулили ничего хорошего.

– Зачем пришли сюда? Надеетесь, что вам снова заплатят? – выкрикивали они.

– Вам каждый раз что-то перепадает, когда маньяк убивает проститутку?

– Сколько вам платят за каждую из наших девчонок, а?!

Полицейский хотел было что-то сказать, но ему уже нанесли удар. Он был скользящим и не очень сильным, но от неожиданности Томас потерял равновесие и упал со стула.

Это было встречено шумным одобрением и смехом.

Питт быстро поднялся на ноги. Он был выше и крупнее нападавшего, и тот в испуге отступил. Но ему на подмогу уже вышел другой. Ситуация становилась непредсказуемой. Суперинтендант чувствовал опасность, и тело его покрылось неприятной испариной. Он не собирался отступать без боя и намеревался защищаться, но понимал, сколь невелики его шансы против толпы возбужденных людей. Им ничего не стоило изрядно намять ему бока, а то и вовсе убить.

Стоявший поближе к нему мужчина угрожающе раскачивался, готовясь начать драку, и глаза его вопросительно пробегали по лицам окружающих. Он весь взмок от нетерпения – Питт чувствовал резкий запах пота в воздухе.

– А ну, давай! – визгливо крикнул кто-то из толпы. – Чего ждешь?

Мужчина покосился на стоящих рядом товарищей, чтобы убедиться, что в драке он будет не один. Прочтя поддержку в их глазах, он сделал шаг вперед и выставил кулаки.

Томас приготовился принять удар.

– Прекратите! – прозвенел внезапно в таверне чей-то властный голос.

Все застыли. В голосе вмешавшегося в потасовку человека звучал приказ. Он не кричал, однако его требование достигло даже дальних углов таверны.

У полицейского так сильно перехватило дыхание, что он чуть не закашлялся.

Толпа расступилась и дала Яго Джонсу пройти. Лицо его выглядело как застывшая маска – лишь глаза были живыми и гневно сверкали.

– Это не ваша забота, святой отец! – грубо выкрикнул кто-то еще. – Занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим!

– И что вы собираетесь делать? – бесстрашно посмотрел на них Яго. – Совершить еще одно убийство и доказать, что мы здесь такие же невежественные и глупые, как о нас думают люди из богатых кварталов? Если вы убьете суперинтенданта полиции, исполняющего свой долг, то не успеете и оглянуться, как здесь будет целая армия солдат.