Голливудские триллеры. Детективная трилогия Брэдбери Рэй
— Но дверь оставьте открытой, — добавила она.
Во дворе прокричал павлин, и я решил, что это сигнал к тому, чтобы показать ей другую руку.
Поглядев в нее, Царица Калифия отпрянула, как будто ее обдало жаром.
— Вы знаете Грина — писателя? — тихо спросила она. — Грэма Грина?
Я кивнул.
— У него есть роман о священнике, потерявшем веру. Который потом лицезрел чудо — сам же его и вызвал. И его вера воскресла — с такой силой, что он сам чуть не умер от шока[383]…
— И что?
— И вот… — Она вдруг замолчала и уставилась на мою ладонь, как будто это был предмет, никак не связанный с остальным моим телом. — О боже…
— С вами случилось то же самое, что с тем священником?
— Боже милосердный! — Она почти меня не слушала.
— Вы потеряли веру и дар исцеления?
— Да, да… — очнулась она.
— А теперь, вот прямо сейчас, она к вам вернулась?
— Да, черт возьми!
Я прижал руку к груди, чтобы прекратить доступ к информации.
— И как же вы это поняли? — спросил я.
— А мне и понимать не надо. Это же… как удар током.
Я помахал перед ней свадебным приглашением и страничкой светской хроники.
— Вы были у него наверху… — сказала она.
— Нечестно. Вы подсмотрели.
Она криво ухмыльнулась и издала утробный смешок.
— От него люди рикошетом попадают ко мне.
— Не думаю, что это происходит часто, — сказал я. — Можно мне сесть? Иначе я просто упаду.
Она кивнула на стул, стоящий на безопасном расстоянии от ее трона. Я тут же плюхнулся на него.
Крамли, на которого никто не обращал внимания, стоял в сторонке и имел крайне недовольный вид.
— Так вот, о Раттигане. У него в принципе редко кто бывает. Никто не знает, что старик еще жив и что он живет на Маунт-Лоу. А вот сегодня, представьте, нагрянули гости — да еще со скандалом.
— Истеричка… — На вершину горы мяса словно набежала черная туча. — Я ее на порог не пустила!
— Кого — ее?
— Говорила же я себе: не рассказывай никому о будущем, даже если ты его знаешь. — Царица Калифия бросила взгляд на свои хрустальные шары. — Намекнуть — пожалуйста! Но я не обязана никому указывать, какие акции покупать и с кем ложиться в постель. Диету могу посоветовать, витамины продаю, китайские травы… Но не бессмертие же.
— А сами только что обещали.
— Вы — другое дело. — Она вытянулась вперед, и колеса ее трона скрипнули. — Ваше будущее у меня — как на ладони. Я еще никогда не видела ничье будущее так четко. И я вижу, что вы в смертельной опасности! Вы можете выжить, но кто-то очень хочет этому помешать. Будьте осторожны!
Она закрыла глаза и на некоторое время погрузилась в молчание.
— Вы — ее друг? Вы знаете, о ком я.
— И да и нет, — сказал я.
— Все так говорят. В ней и черное, и белое, и черт знает что еще.
— Мы, вообще, о ком говорим?
— Обойдемся без имен. Это ее я на порог не пустила. Час назад.
Я переглянулся с Крамли.
— Похоже, мы идем за ней след в след. Вот-вот догоним.
— Не советую, — сказала Калифия. — Она так тут верещала, что я не удивлюсь, если у нее в кармане нож. Орала мне: «Никогда не прощу! Ты нас направила на ложный путь! Мы запутались! Мы заблудились! Чтоб тебе гореть в аду!» А потом газанула и уехала. А я теперь всю ночь спать не буду.
— Может, я скажу глупость, но она не уточнила — куда?
— Почему глупость? — сказала Калифия. — Значит, так. Сначала она сходила к этому старому болвану на Маунт-Лоу, которого когда-то бросила в одну ночь… Потом заявилась ко мне, которая ее во все это «втянула»… Ну а теперь, наверное, на очереди тот, кто проводил церемонию. Мечтает собрать нас всех вместе и сбросить со скалы!
— Придется ей, видимо, похоронить эту мечту.
— Как знать? Сколько женщин было у вас за всю жизнь?
Подумав, я с некоторым смущением ответил:
— Одна.
Царица Калифия промокнула лицо носовым платком величиной с банное полотенце и, вновь войдя в образ, царственно подъехала ко мне. Свой трон она приводила в движение с помощью ног, обутых в изящные туфельки. Я вдруг заметил, что ее кукольные ступни занимают неправдоподобно малую территорию на фоне бескрайних просторов туловища — особенно по сравнению с огромной луной обрюзгшего лица. И где-то там, под всей этой массой, вдруг промелькнул призрак Констанции…
Царица Калифия закрыла глаза.
— Она вас использует. Вы ее любите?
— Соблюдая технику безопасности…
— Правильно. Будьте всегда начеку. Она просила вас сделать ей ребенка?
— Если и просила, то без помощи слов.
— Действительно, а зачем слова? Рожать мертвых выблядков можно и без слов. Расплодила монстров по всей долине Лос-Анджелеса… Загадила и без того вшивый Голливуд до самого Мейна… Вот что я вам скажу: сожгите постель, в которой вы с ней спали, развейте пепел по ветру и пригласите священника.
— Какого еще священника, зачем?
— Какого конкретно, скажу позже. А пока продолжим по поводу… — Она запнулась, чтобы ненароком не произнести имя. — По поводу нашей дорогой подруги. Что-что, а исчезать из поля зрения она любит. Это одна из ее фирменных уловок — заставлять мужчин нервничать. Сначала она быстренько выносит им мозг. А потом они выходят на улицы и устраивают массовые беспорядки. Так что в вашей ситуации… Помните такую игру — «Кролик Виггили»?[384] Как там было? «Скок-поскок — на шесток, и молчок!»
— Но я ей нужен!
— Конечно, нужен! Еще бы! Она же питается дурной энергией. Получает удовольствие, когда делает кому-нибудь гадости. Она бы и Рим смогла разрушить одним только взглядом. А вас так просто сожрет — и не подавится. Эх, попадись она мне… так бы и раздавила прямо вот этими колесами! Ладно, давайте руку, посмотрю еще раз… — Трон снова заскрипел, и гора плоти угрожающе приблизилась.
— Хотите забрать свои предсказания обратно?
— Нет. Я говорю только то, что вижу на ладони. В жизни вы можете все сделать по-другому! Порвите газету. Сожгите приглашение. Уезжайте из города. А главное — пожелайте ей смерти. Так и скажите: умри, гадина. Но не при личной встрече, а по телефону, желательно отъехав подальше. А теперь идите!
— А сейчас мне… куда?
— О господи… — раздраженно прошептала она, закрыв глаза. — Загляните в приглашение.
Я поднял к глазам листок и прочел:
— Шеймус Брайан Йозеф Раттиган, собор Святой Вивианы, священник.
— Идите к нему и скажите, что его сестра на полпути в ад — пусть пришлет ей святой водички. А теперь все, валите отсюда! У меня и без вас куча дел.
— Интересно, каких?
— Тьфу на тебя!
Крепко сжимая в потной руке отца Шеймуса Раттигана, я попятился назад и натолкнулся на Крамли.
— А вы, собственно, кто? — спросила Калифия, наконец-то заметив, что у меня есть спутник.
— Я думал, вы знаете… — сказал Крамли.
Мы вышли и прикрыли за собой дверь.
Через несколько секунд дом содрогнулся от глухого удара, и Калифия крикнула из-за двери:
— И передайте ей, чтобы больше здесь не появлялась!
Я переглянулся с Крамли.
— А тебе она будущее так и не предсказала…
— Воистину, безгранично милосердие Господне, — сказал Крамли.
Глава 13
Мы спустились по крутой лестнице, и уже возле машины Крамли пристально вгляделся в мое лицо, освещенное мертвенным лунным светом.
— Что это с тобой? — спросил он.
— А что?
— У тебя вид как у бешеной собаки.
— Ну, я же только что приобщился к вере…
— Ладно, залезай уже, с божьей помощью.
Я сел в машину, чувствуя, как меня пробирает озноб.
— Куда едем?
— К собору Святой Вивианы?
— Жеваный карась!
Он включил зажигание.
— Нет! — взмолился я. — Еще одной очной ставки я не выдержу. Давай лучше домой, Джеймс! В душ, потом по пиву — и на боковую. А Констанцию догоним с утра.
Мимо правого борта неспешно проплыла вывеска «Каллаган и Ортега». Наконец-то у Крамли был довольный вид.
Перед тем как пойти в душ, принять пиво и заснуть мертвецким сном, я развесил над кроватью семь из восьми трофейных газет — на случай, если я проснусь и мне в голову придут конструктивные мысли.
Должны же быть причины, по которым все эти имена, фотографии, крупные и мелкие заголовки бережно хранились долгие годы. Необъяснимые или объяснимые причины.
— Ну вот, пароход тебе в рот! — проворчал Крамли. — Ты что — собрался ночевать со всей этой мертвечиной?
— Ночью они все спрыгнут со стены, пролезут сквозь мои веки в череп и пройдут обработку в творческом полушарии мозга.
— В творческом, говоришь? Японские самураи… Американские бульдоги… Все они спрыгнут с катушек, как ты, и будет у вас один общий дурдом?
— Знаешь что? Если в мозг ничего не вкладывать, то ничего и не выйдет.
— Подожди, пока я прикончу бутылочку… — Крамли глотнул пиво. — А потом уже ночуй со своими дикобразами. И вставай с первыми пандами… — Он кивнул в сторону чьих-то висящих на стене фамилий, фотографий и биографий. — Констанция там где-нибудь есть?
— Пока что она на кладбище несбывшихся надежд.
— Ладно, греби в душ. А я тут посторожу некрологи. Если начнут спрыгивать, буду кричать. Кстати, как ты насчет того, чтобы опрокинуть на ночь по стаканчику «Маргариты»?[385]
— Признаться, я ждал этого вопроса.
Глава 14
В полдень мы уже ехали к собору Святой Вивианы — Центральный район Лос-Анджелеса, Скид-Роу[386]… Мы двигались на восток, минуя большие трассы.
— Смотрел «Если бы у меня был миллион»? — спросил Крамли. — Помнишь, там Уильям Филдс[387] накупил себе старых «Фордов» и таранит на них дорожное хамье? Я тоже не люблю большие магистрали. Ездить невозможно — так и хочется вломиться кому-нибудь в зад… Ты меня слушаешь?
— Надо же, Раттиган… — сказал я. — Я думал, что хорошо ее знаю…
— Как бы не так, — краем губ усмехнулся Крамли. — Хрена ты кого знаешь. Великий американский роман он собрался писать… Научись сперва отличать дерьмо от шоколадки. Все герои на одно лицо — прекрасные принцы и скромные пастушки. — Он махнул рукой. — Тебя спасает лишь то, что другие писатели и того хуже — только поэтому вся твоя приторная хрень сходит тебе с рук. А дерьмо — что? Дерьмо пусть месят реалисты…
Я молчал.
— Знаешь, в чем твоя проблема? — Крамли спохватился и сбавил тон. — Ты любишь людей, которые этого недостойны.
— Ты имеешь в виду себя, Хрум-хрумли?
Он покосился на меня с некоторой опаской.
— Да я-то еще ладно, — сказал он. — Слегка потертый, но пробу еще пока есть где ставить… Стоп! — Крамли ударил по тормозам. — Круглый свод — там поп живет!
Я выглянул в окно и увидел собор Святой Вивианы на Скид-роу. Здесь было так тихо, что казалось, здешние обитатели вымерли, а у тех, кто остался, жизнь протекает, словно в замедленном кино.
— Вот где селиться-то надо было… — сказал я. — Ты пойдешь внутрь?
— Черта с два! Меня отлучили от церкви еще в возрасте двенадцати лет — за связи с порочными женщинами.
— Снова причащаться не собираешься?
— Разве что когда умру… Выпрыгивай, неудачник. Приехали. От Царицы Калифии прямиком к Царице Ангелов.
Я вышел из машины.
— Прочти за меня «Аве, Мария», — сказал Крамли.
Глава 15
В храме после полудня был мертвый час. Только одна прихожанка, желающая покаяться, ждала возле исповедальни. Вышел священник и кивком пригласил ее пройти в кабинку.
По его лицу я сразу понял, что мы пришли по адресу.
Как только женщина ушла, я незаметно нырнул на ее место.
В окошке за решеткой зашевелилась тень.
— Слушаю, сын мой.
— Простите, святой отец, — выпалил я. — Калифия…
В ту же секунду я услышал ругательство, и дверца исповедальни со стороны священника со стуком распахнулась. У святого отца был такой вид, как будто словом «Калифия» я нанес ему пулевое ранение.
В окошке сидело ожившее дежавю Раттиган. У меня было полное ощущение, что передо мной скелет Констанции, на который каким-то неведомым образом надели другую плоть. В результате этих преобразований коричневый загар превратился в мертвенно-бледную немощь священника эпохи Ренессанса, а губы, открытые наслаждениям и изысканным блюдам, были заменены на уста, никогда ничего не жаждавшие, кроме молитвы о спасении. Он был похож на Савонаролу[388], который умоляет безмолвствующего Господа простить ему неистовые речи — и при этом у него из глаз, откуда-то из глубины черепа, дерзко выглядывал призрак Констанции.
После некоторых внутренних терзаний отец Раттиган счел меня достаточно безопасным, несмотря на оброненное мной слово, и, кивнув в сторону ризницы, завел меня туда и закрыл дверь.
— Вы ее друг?
— Нет, сэр.
— Прекрасно! — Он слегка помедлил и продолжал: — Садитесь. У вас есть пять минут. Меня ждет кардинал.
— Тогда вам лучше идти.
— Пять минут… — сказала Констанция, скрытая под маской своего генетического двойника. — Слушаю вас.
— Недавно я был у…
— Калифии… — В голосе священника послышалось плохо скрываемое раздражение. — Царица! Отправляет ко мне людей, которым сама помочь не может. При этом у нее своя вера, а у меня — своя…
— Констанция опять пропала, святой отец.
— Опять?
— Так сказала Царица… гм… Калифия.
Я достал Книгу мертвых и дал отцу Раттигану полистать.
— Где вы ее взяли?
— У Констанции. Она сказала, что ей кто-то ее прислал. То ли чтобы напугать, то ли чтобы убить, то ли бог весть для чего еще. Во всяком случае, только она знает, насколько это реальная угроза.
— Думаете, она может прятаться просто всем назло? — Он на некоторое время задумался. — Не знаю, что и сказать… У меня лично двоякое ощущение. Ведь когда-то нашлись люди, которые сожгли Савонаролу, а теперь находятся те, которые ему поклоняются… Наверное, один из самых странных парадоксов — это когда грешник и святой — одно и то же лицо.
— Между ними много общего, святой отец, — позволил себе вставить реплику я. — Многие грешники становятся потом святыми, не так ли?
— Вам что-нибудь известно о Флоренции времен 1492 года, когда Савонарола заставил Боттичелли сжечь свои картины?
— Нынешний век интересует меня больше, сэр… э-э-э… святой отец. Савонарола жил раньше, а Констанция — сейчас.
— О да… Если бы Савонарола был с ней знаком, он бы убил себя сам. Нет, так невозможно. Я должен подумать. С самого восхода ничего не ел. У меня тут есть хлеб и вино. Давайте перекусим, пока я не свалился в голодный обморок.
Добрый батюшка достал из чулана буханку хлеба и кувшин с вином, и мы сели за стол. Он преломил хлеб, а потом налил вина: себе — немного, а мне — побольше, против чего я нисколько не возражал.
— Вы — баптист? — спросил я.
— Как вы догадались?
— Можно я об этом умолчу?
Я осушил свой стакан.
— Так вы поможете мне с Констанцией, святой отец?
— Нет… О господи! Ну, ладно.
Он снова наполнил мой стакан.
— Прошлой ночью… Ну да, прошлой… Я засиделся в исповедальне. У меня было такое чувство… что кто-то должен прийти. И вот, примерно в полночь, в исповедальню зашла женщина. Довольно долго она просто сидела и молчала, и, в конце концов, мне пришлось воззвать к ней, как Иисус к Лазарю. И вот тогда она разрыдалась. И стала говорить, говорить, говорить… Вывалила мне все свои грехи за год, потом за десять лет, за тридцать… Рассказывала все подряд — и не могла остановиться. Ночь за ночью — чем дальше, тем отвратительнее… Потом вдруг замолчала, и только я хотел ей дать наставление читать «Аве, Мария», как она… сбежала. Я скорее зашел в кабинку исповедальни, но там остался только запах ее духов. Господи, боже мой…
— Это были духи вашей сестры?
— Вы имеете в виду Констанцию? — Отец Раттиган откинулся на спинку стула. — Чтоб они в аду сгорели, эти ее духи…
Надо же, прошлой ночью. Всего несколько часов назад. Если бы мы с Крамли вчера все-таки поехали…
— Наверное, вам лучше идти, святой отец, — сказал я.
— Кардинал подождет.
— Ну, хорошо, — сказал я. — Если она придет еще раз, вы можете позвонить мне?
— Нет, — ответил священник. — В исповедальне — как в адвокатской конторе, все сведения о клиентах хранятся в тайне. Вы расстроены?
— Да, — сказал я, не заметив, что при этом нервно кручу на пальце обручальное кольцо.
Разумеется, это не ускользнуло от бдительного ока отца Раттигана.
— А ваша жена обо всем этом знает?
— В общих чертах.
— Какие у вас, однако… высокие отношения.
— Моя жена мне доверяет.
— Жены это умеют, благослови их Господь. И что, моя сестра, по-вашему, достойна того, чтобы ее спасать?
— А вы думаете — недостойна?
— Для меня все ее достоинство умерло, когда она сказала, что искусственное дыхание изо рта в рот — это одна из поз Камасутры…
— Ох, Констанция! Но все-таки, святой отец, если она объявится, пожалуйста, наберите мой номер и просто повесьте трубку. Это будет для меня знак, что она у вас.
— Вам не откажешь в упорстве и изобретательности. Ладно, диктуйте телефон. Вы, конечно, не баптист, но уж точно честный христианин.
На всякий случай я оставил ему не только свой номер, но и Крамли.
— Просто позвоните — и все, святой отец.
Священник просмотрел номера.
— Мы все живем на склоне холма, — сказал он, — но кому-то из нас чудом удается пустить там корни… Лучше не ждите этого звонка. И не рассчитывайте на него. Оставлю еще ваш номер своей ассистентке, Бетти Келли, о’кей? Почему вы все это делаете?
— Она же катится в пропасть.
— Смотрите, как бы она и вас за собой не утащила. Нехорошо, конечно, так говорить… Но как-то в детстве она пошла кататься на роликах и выехала на проезжую часть. Просто ради смеха. — Его глаза влажно блеснули. — Почему я вам все это рассказываю?
— Лицо у меня такое.
— Что?
— Лицо. Сам я, сколько ни смотрю в зеркало, этого не замечаю — ну, выражение же постоянно меняется. А на самом деле, если приглядеться, то я — помесь младенца Иисуса и Чингисхана. Все мои друзья от этого в шоке.
Этот ответ немного приободрил священника.
— Синдром саванта[389]… — сказал он.
— Вроде того. В школе я одним только своим видом вызывал у сверстников острое желание набить мне морду. Так что вы говорили?
— Я — говорил?! Ну, допустим, говорил. Если та женщина, что приходила ночью, действительно Констанция, хотя голос был вроде не ее, то она, кроме всего прочего, пыталась дать мне… гм… распоряжения. Да, представьте себе, распоряжения — священнику. Поставила мне срок: двадцать четыре часа. За это время я, видите ли, должен отпустить ей все ее грехи, все двадцать тысяч — оптом. А она вернется и проверит. Как будто мы на рынке… Я говорю ей: прежде ты должна простить их себе сама, а потом уже просить о прощении других. Господь любит тебя. А она сказала: «Да нет, как-то не очень он меня любит», — и ушла.
— Как вы думаете, она вернется?
— С двумя голубками на плечах, как у папы римского. Или с громом и молнией.
Отец Раттиган проводил меня к выходу.
— А этот ее вид, прости господи… Ни дать ни взять — сирена, заманивающая в пучину несчастных моряков. Вы тоже — один из них?
— Нет, святой отец. Я — несчастный, который пишет о жизни на Марсе.
— Надеюсь, у них там жизнь получше, чем у нас… Вспомнил! Вот что она еще сказала… Что будет теперь посещать другую церковь. И больше не станет докучать мне своими признаниями.
— Какую церковь, святой отец?
— Китайскую. Имени Граумана[390].
— У них большая паства… Вы были там?
— Смотрел «Царя царей»[391]. Честно говоря, площадка перед входом понравилась мне гораздо больше, чем сам фильм… У вас такой вид, как будто вы хотите немедленно сорваться и убежать.
— В новую церковь, святой отец. Китайскую. Имени Граумана.
— Не ходите по следам на зыбучем песке. Многие грешники в нем канули. Какой фильм там сейчас крутят?
— Кажется, «Джек и бобовый стебель» с Эбботтом и Костелло[392].
— Плакать хочется, — вздохнул святой отец.
— Мне тоже, — сказал я, направляясь к выходу.
— Помните о зыбучем песке! — крикнул отец Раттиган, когда я уже выходил из дверей.