Драконы никогда не спят (сборник) Дяченко Марина и Сергей
Тело вышло из повиновения. Зато взгляд сделался подобным корню, он прорастал во всем, что видел. Синий огонь, вот о чем говорил перед смертью поэт. Синий огонь.
Янина выпрямила спину.
Все в комнате замерли, глядя на синий огонь. Все были парализованы: и стражники у дверей. И девушка с тонким профилем. Фокусник – колдун – получил в эту минуту полную власть над телами и душами зрителей.
Янина встала.
Это было невозможно, но она поднялась и направилась прочь. Она шла, волоча страшный груз своего деревянного тела, прорывая затвердевший воздух, потому что ее единственная мысль была – сын. Он во дворце. Его могут похитить или убить.
– Он в безопасности, – сказал колдун.
Я не верю тебе, подумала Янина.
– Ты искала встречи со мной. Я многое могу рассказать.
«Об устройстве мира?» – мысленно спросила Янина.
Но колдун не читал мыслей. Он просто догадывался, что происходило у королевы в душе.
Стиснув зубы, она выбралась из малого зала для приемов и тут же упала. Все, кто был с ней на представлении, не изменили за это время даже позы; только девушка с тонким профилем выбралась вслед за Яниной. Она казалась очень растерянной, сбитой с толку и огорченной до слез.
– Ваше величество… – Она подала Янине руку.
Янина схватила ее – и поразилась, что не чувствует прикосновения. На ее глазах рука девушки, чистая, мозолистая, тонкая рука прошла сквозь кисть Янины и слилась с ней.
– Кто ты такая?!
– Я не виновата, – прошептала девушка.
Она заколебалась, как ткань. Она сморщилась и вдруг обернулась потоком. Синий поток хлынул на Янину, накрывая ее с головой; по коридору бежали гвардейцы, и пол содрогался.
Янина увидела тело королевы, распростертое на ковре. И рядом – тело служанки. Она увидела, как гвардейцы бросаются к королеве, не замечая девушку с тонким профилем, и пытаются поднять ту, другую Янину. Она увидела свое лицо, обескровленное, запрокинутое.
– Мертва?!
– Сердце не бьется…
– Лекаря!
– Она дышит…
Неслышно, никем не замеченная, Янина прошла сквозь портьеру и оказалась снова в малом зале для приемов. Колдун не думал скрываться: он стоял перед замершими, парализованными в своих креслах людьми, и сияние между его ладонями почти померкло.
– Что ты хотел сказать мне? – спросила Янина. Она говорила, посылая по комнате колебания воздуха, не шевеля ни губами, ни гортанью.
Колдун поднял голову – и зрачки его расширились.
– Я знаю правду о тебе. Ты родилась… таких называют гениями. Для того чтобы не мучить тебя и других, тебя разделили пополам…
– Кто?!
– Ни кто, а что. Это биологический либо социальный механизм, исполнителем может быть кто угодно: мать… нянька… повитуха… Гениальных детей делят пополам, чтобы две половины могли вести нормальную жизнь. Или почти нормальную.
– Близнецы?
– Маскировка. Чаще всего разделенные близнецы – две половинки гения… Их сразу же развозят в разные стороны мира, потому что их тянет друг к другу. Чтобы экранировать тебя от притяжения, на тебя надели сорочку. Экран. Защита.
– Кто уничтожил мою защиту? Ты?!
– Я… Потому что я хотел, чтобы ты восстановилась в полном объеме.
– Эта девушка моя сестра?
– Она тоже ты. Она не от мира сего. Ее судьба течет, как вода. Сегодня дочь рыбака, завтра – дочь пекаря, и всякий раз это истина, так и есть. Она не лжет. Она сама течет, как вода…
– Теперь мы воссоединились?
– Еще нет. Когда вы воссоединитесь, ты гений, ты сможешь… ты станешь… ты узнаешь правду об устройстве нашего мира. Я умоляю тебя только об одном: можешь казнить меня как угодно. Но сперва расскажи мне, как на самом деле устроен мир!
Медленно отдернулась портьера. Медленно-медленно в зал, заполненный неподвижными людьми, ворвались гвардейцы.
Поглядеть на казнь колдуна собрался весь город. Площадь, превращенная в театр с эшафотом на сцене, трещала и грозила давкой. Колдуна решено было обезглавить и потом уже сжечь. Многие считали, что королева Янина слишком добра к негодяю.
Колдун стоял, опутанный железом, на цепях и кандалах были выписаны запирающие заклинания, а пальцы унизаны перстнями. Под взглядами глухо урчащей толпы перстни падали на эшафот с металлическим звоном.
Ропот. Рык ненависти. Крик боли – кого-то придавили в толпе. Вдруг полная тишина – это Янина вышла на помост в ярко-сиреневом, впервые без признака траура, платье.
Янина остановилась перед приговоренным. Гвардейцы напряглись: этот колдун считался самым могучим из известных за последние сто лет волшебников.
– Ты обещала, – сказал он.
Она безмятежно улыбнулась:
– Слушай. Наш мир – планета, кусок камня, вращающийся вокруг огромного светила. Большая часть поверхности покрыта водой и туманом. Мы живем на единственном клочке суши – он не очень велик. Наше солнце дарит нам энергию. Растения – фабрика ткани, они производят белок из солнечного света и углекислого газа.
– Ты ведь врешь мне, – сказал колдун недоверчиво. – Врешь мне перед смертью?
– Нет. – Янина покачала головой. – Я знаю, чем ты пожертвовал, чтобы знать правду. Я знаю, как долго ты меня искал, и как искал способ подобраться, и как погубил поэта… Он был тщеславный, но милый.
– Но ты смогла, – сказал колдун. – Я вижу в твоих глазах. Ты стала тем, кем должна была стать!
– На секунду. Мне хватило. Знаешь, идея разделять гениев при рождении – гуманна, колдун.
– Это страшно?
– Страшно весело… И невозможно. Я помню, что со мной было, но не хочу повторения.
– Что же такое Система? – тихо спросил колдун. – Что такое черный камень?
– Это суеверие, – очень мягко сказала Янина. – Суеверие, которое многим стоило жизни или рассудка. Наш мир существует в гармонии с законами природы, едиными для всей вселенной. Систему составляют силы всемирного тяготения, силы трения, теплообмена, закон сохранения энергии…
– Я не слышу лжи в твоих словах, – помедлив, сказал колдун. – А я ведь научен распознавать ложь.
– Представь: планета, которая вращается вокруг светила… День – период обращения вокруг своей оси, год – период обращения вокруг Солнца… И вокруг темнота, совершенно бархатная, полная звезд. Вообрази. Это красиво.
Колдун опустил тяжелые веки:
– Спасибо тебе.
– Я сделала все как надо, – сказала ему на ухо королева. – Будь спокоен.
И, отступив, кивнула палачу.
Девушка с тонким, как месяц, профилем лежала в горячке, без сознания, и лекари полагали, что она больше никогда не придет в себя. Янина постояла рядом, держа ее тонкую мозолистую руку.
Потом кивнула сиделке и вышла. Ее ждала карета без гербов и украшений: сегодня, накануне летнего солнцестояния, Янина хотела проведать мужа.
Принц кинулся к ней, бормоча «Инина», обнял мягкими холодными руками и что-то забормотал о мороженом, о солнце и жуках на клумбе. Янина смотрела, как он радуется, как блестят его мутноватые голубые глаза, и нежность согревала ее до кончиков пальцев.
Они вместе провели эту ночь.
Наутро Янина поцеловала принца в макушку и обещала скоро вернуться. Принц просил взять его с собой. Там будет много людей, сказал Янина с улыбкой, ты не любишь толпы. Принц нахмурился и помотал головой:
– Не ходи…
– Не могу, маленький. Обещаю вернуться очень скоро. И заберу тебя в конце концов во дворец: там тоже есть парк, все устроим, как надо, зачем же мужу с женой жить в разлуке?
Воспитатель глядел на нее, часто хлопая ресницами. Янина улыбнулась ему тоже, еще раз поцеловала принца и уехала.
Поднялось солнце. Тяжелая карета медленно катилась по горной дороге между безводных полей, зеленеющих на голом камне. Янина, отдернув занавеску, смотрела в небо.
Наверное, самый мужественный свой поступок – самый-самый, каким следует гордиться, – она совершила накануне казни. Ей страшно хотелось бросить правду в лицо колдуну и посмотреть, как тот поседеет.
Но он ведь шел на смерть.
Янина не знала, отомстила она колдуну или облагодетельствовала его. Знание, которое он желал получить…
Волосы зашевелились у нее на затылке. Спина выпрямилась, Янина уперлась затылком в мягкую стенку кареты. И, как всегда бывало в трудную минуту, мысленно обратилась к королю.
Тебе бы я не посмела солгать, сказала Янина. Тебе бы я рассказала все, что знаю. Это было бы малодушие: теперь мне придется одной с этим жить… Я уберегла от этого знания колдуна, своего врага, а тебя я не уберегла бы, потому что не посмела бы лгать, глядя тебе в глаза.
Я сказала бы, что наш мир существует на кремниевой пластине, на самом ее краешке, и солнце его, и зелень – бегущий поток единиц и нулей. Нет жизни и нет смерти, нет Бога, мы созданы несовершенным временным разумом и созданы для развлечения.
Я сказала бы, что принимаю это мир, как он есть, без чудес. Когда смотрю в глаза Новину, твоему сыну, которого люблю. Когда смотрю в бессмысленные младенческие глазки твоего внука, которого обожаю. В нашем мире нет посмертия, и тебя больше нет – нигде, тебя просто нет. Но я обращаюсь к тебе. Слышишь? Я принимаю этот мир.
В день летнего солнцестояния королева поднялась к жертвенному камню, держа на руках сына. Маленький король плакал, недовольный духотой и полумраком. А возможно, ему передавалось волнение Янины: это был первый раз, когда Новин Второй должен был подтвердить право доступа.
Церемония была многолюдной, как никогда. Янина позаботилась пригласить всех, кого мог вместить зал суда, а те, кто не вместился, толпились в дверях и передавали друг другу вести о том, что происходит. Их головы стукались, как шары; сквозь проем широко распахнутой двери Янина видела, как валы новостей катятся от зала к выходам – круги по воде, колебание маятника, волновая природа информации.
Остановившись над черным камнем, Янина первым делом мысленно обратилась к королю: «Я здесь и все делаю правильно. Можешь быть спокоен».
Маленький король ревел, пуская сопли и слюни. Ласково покачивая его, Янина провела по младенческим губам белоснежным платком. И потом той же тканью, уже влажной, – по матовой поверхности алтаря.
Ее рука дрожала, и спина оставалась прямой. Такой прямой, как только может быть у женщины с ребенком на руках.
Поверхность камня дрогнула, будто водяная пленка. Замельтешили зеленые полосы. Янина судорожно сжала малыша, тот завопил сильнее; она опомнилась и принялась трясти его на руках, не то желая его успокоить, не то – успокоиться сама.
Сверток в ее руках вдруг стремительно сделался мокрым. Потекло по рукам, закапало на камень, и ярче, чем обычно, загорелись зеленые буквы.
«Доступ подтвержден».
Мизеракль
(повесть)
Опасного она заметила сразу. Сидит в углу, не откидывая капюшона, постреливает взглядом из-под черных слипшихся волос, длинные пальцы с обломанными ногтями крошат хлеб на столе… Хорош. Знаем, чего от таких ждать. На всякий случай велела Сыру, чтобы приглядывал.
Ужинали нервно. Хоть и говорят, что разбойников якобы повывели и что, мол, юная дева да хоть с мешком золота, да хоть среди улицы может ночевать и никто не тронет… Хоть и говорят все это и пишут на вывесках у входа в королевство – а все-таки доверия нет. Чужие места, чужие люди, чужой неприятный выговор знакомых слов. Грязная харчевня. Наверное, еще и клопы в матрацах. Знаем мы…
Сыр остался поболтать с хозяином – Доминика поощряла. Пусть почешут языки, может, и просочится сквозь ворох болтовни что-нибудь небесполезное. Нижа тем временем поднялась наверх взбивать перины, готовить комнату.
Доминику шатало от усталости, и вина, наверное, не стоило пить. Весь день в трясучей карете, обедали на ходу… И, конечно, от вина разморило. Ступеньки высокие, темно и воняет жиром. Рука скользнула по перилам, брезгливо отдернулась – липко…
Вот тут-то из темноты и выступил тот, в капюшоне.
Закричать?
Темный коридор, лестница, внизу гудят пьяные голоса. Где-то там, в глубине дома, в переплетении коридоров – Нижа с ее перинами. Нижа не поможет, а Сыр не услышит…
– Я напугал вас?
Доминика не видела его лица. Только силуэт; в глубине коридора горел фонарь.
– Госпожа, у меня к вам очень важный и очень короткий разговор. Подойдемте к свету.
Незнакомец отступил вглубь коридора, остановился под фонарем, тогда она впервые увидела его лицо – широкие скулы, длинный узкий рот. Шрам на лбу. «Фазаньи лапки» вокруг глаз. Сколько ему лет?
– Прошу вас…
Она повиновалась как завороженная.
Незнакомец веливо, но решительно взялся за край ее плаща. Рванул подкладку – так, что нитки не выдержали. Тр-ресь…
Под подкладкой что-то было. Доминика, как ни было ей страшно, все-таки присмотрелась; на изнанке плаща обнаружилась вышивка размером с крупную монету. Огромная вошь. Золотыми нитками.
Не паниковать. Соблюдать достоинство. Достоинство прежде всего…
Ломкими пальцами отстегнула застежку. Плащ тяжело свалился на пол, лег к ногам, сразу же сделавшись похожим на падаль.
– Это, конечно, не мое дело, – сказал незнакомец. – Но лучше сжечь.
– Да, – сказала Доминика.
Плащ купили неделю назад, когда в карете поломалась ось и пришлось тащиться под дождем до ближайшей деревеньки. Доминика в тот день вымокла, как крыса, полы старого плаща сделались тяжелыми от налипшей грязи, и очень кстати пришлось предложение портного купить у него совершенно новый, подходящий по размеру…
Потом уже оказалось, что плащ ношеный, но возвращаться назад и разыскивать портного не стали.
– Мое почтение, госпожа.
Он поклонился и ушел в темноту. Доминика осталась стоять, и тяжелый ключ, висевший у нее на шее на цепочке, подпрыгивал в такт биению сердца.
Прошло минуты две, прежде чем она смогла крикнуть:
– Нижа!
Молчание. Доминика попыталась вспомнить номер отведенной ей комнаты. Три? Или пять?
– Ни-жа!
Скрип несмазанных петель. Несносная гостиница. Наверняка клопы в матрасах…
– Госпожа изволили звать?
Нижин длинный и бледный нос вопросительно торчал из приоткрытой двери. Тень служанки падала наружу – угловатая, настороженная тень.
– Возьми вот это – Доминика трясущимся пальцем ткнула в лежащий на полу плащ. – Сожги.
И, не слушая возражений, шагнула через высокий деревянный порог – в комнату.
Пахло свежей соломой. Нет здесь никаких перин, и слава Небу; соломенный тюфяк, полотняная постель, простое, даже бедное убранство. Чисто. Огонек в маленькой печке; Доминика тяжело опустилась на табурет.
В дверях встала Нижа с плащом в руках:
– Госпожа! Почему сжигать? Может, мне отдадите, если, это… опротивел он вам, или как?
Доминика облизнула сухие губы. Именно сейчас у нее не было сил на объяснения.
– Отнеси. К себе. Сожги. В печке. Проверю.
Нижа засопела, как ветер в печной трубе. Ни слова ни говоря, закрыла дверь.
Доминика обняла себя за плечи.
…Кто он? Наверняка маг. Разумеется. Может быть, он сам из тех, что шьют эти плащи… Хотя нет. Говорят, что золотых вшей, а также пауков и жаб вышивают исключительно женщины-ведьмы, да не всякие, а те, что живут по триста лет под землей, доят древесные корни, свисающие с потолка в их пещерах, и пьют зеленое молоко, а кто спилит доеное дерево и сделает из него хоть дом, хоть стол, хоть даже свистульку – занеможет и сляжет, и после смерти сам превратится в жабу…
Доминика перевела дыхание. Зачем незнакомому магу предупреждать ее насчет плаща с меткой? «Не мое дело»… Это точно. Не его дело. Пожалел? Ой, не верится, здесь никто никого просто так не жалеет. Тем более маг. Завтра, стало быть, подкатится снова – за вами, госпожа, должо-ок…
Она решила ни за что, ни при каких обстоятельствах не заговаривать больше с лохматым колдуном. Она не просила его о помощи – стало быть, ничем не обязана. Хотя, если подумать, что было бы, проноси она этот плащ еще хотя бы неделю…
Доминика глубоко вздохнула. Ее подташнивало, и неизвестно, чем более вызвано недомогание – скверной магией плаща или же страхом и отвращением.
Отвлечься, вяло подумала Доминика. Занять мысли чем-то другим.
На круглом столике оплывала свеча; Доминика не без брезгливости взялась за круглую ручку подсвечника. Ничего, вроде бы чистая; она подняла свечу повыше и огляделась.
Так. Замочная скважина входной двери. Сундук в углу; скоба для замка есть, самого замка не видно. Окно запирается на засов… И больше в комнате нет ничего, что можно было бы запереть и отпереть снова.
Дверная скважина слишком велика, не стоит и пытаться. Правда, в темном коридоре полным-полно дверей, не меньше десяти. И в каждой – замочная скважина…
Но мало ли кто там встретится, в коридоре. Давешний колдун вполне может там поджидать. Или кто похуже…
Не давая себе времени на раздумья, Доминика приоткрыла дверь и, держа перед собой свечу, выглянула.
Фонарь горел по-прежнему. Плаща на полу не было – Нижа его утащила. А что, подумала Доминика, если жадность служанки одолеет ее преданность… ерунда, какая там у Нижи преданность, видимость одна… и дуреха припрячет плащ для себя?!
Слышно было, как внизу – в зале – гудят и хохочут гуляки.
Не прикрывая дверь в комнату – и вообще стараясь от нее не удаляться, – Доминика быстро прошла по коридору, касаясь пальцем дверных скважин. Эта большая… Эта и того больше… Вот эта, разве что… да и то – сомнительно.
Привычным жестом она стянула с головы цепочку. Нервно огляделась: вряд ли кто-нибудь поверит вранью о том, что молодая госпожа ошиблась дверью…Сунула ключ в замок чужой комнаты; не влезает. Чего и следовало ожидать.
В этот момент коридором хлестанул отчаянный вопль. Доминика, чьи нервы и без того были напряжены, дернулась и чуть не сломала торчащий в чужом замке ключ.
Крик повторился. Источник его находился в комнате прислуги, имя источнику было Нижа, хотя Доминика и не сразу узнала ее голос.
– Черти зеленые, что там еще? – послышалось из-за той самой двери, замок которой Доминика только что пыталась отпереть.
Голоса гуляк вниз притихли. В конце коридора распахнулась дверь:
– Пожар? Грабители? Что такое, черт вас забери?!
Доминика, задержав дыхание, пыталась вытащить ключ из замка, но он – возможно, от ее неосторожного движения – застрял и не желал повиноваться.
В комнате прислуги кто-то подвывал вполголоса. Доминика дунула на свечку – и едва успела отшатнуться, когда дверь с застрявшим в скважине ключом распахнулась и в проеме возник грузный, по-видимому, мужчина: Доминика видела только огромную тень, вывалившуюся в коридор.
– Эй! Хозяин! Что там еще?
Доминика молчала, вжавшись в стену за распахнутой дверью.
– Проклятые бабы, – пробормотал толстяк, вслушиваясь в приглушенные причитания. – Крыса ее, что ли, укусила…
Постояв еще и ничего не дождавшись, закрыл дверь. И дверь в конце коридора закрылась тоже. Доминика зажмурилась, стараясь успокоиться.
Погасшая свеча дымила на редкость смрадно. Причитания Нижи перелились в едва слышное монотонное нытье. Доминика сперва вызволила – со всеми предосторожностями – застрявший ключ и надела цепочку на шею и только потом отправилась посмотреть, что за крыса укусила служанку.
Комнатка прислуги помещалась напротив той, где поселили хозяйку, и отличалась от Доминикиной только размерами.
Одной свечки было достаточно, чтобы целиком осветить крохотное помещеньице; свечка стояла на Нижином сундучке с рукодельем. Хозяйка сундучка сидела, с ногами забившись на кровать. Злосчастный плащ валялся на полу, по ткани расползались темные блестящие пятна, и все вокруг было замарано кровью.
– Я же велела сжечь, – простонала Доминика.
– Госпожа?..
Сыр стоял за ее спиной, в коридоре. Прибежал на крик. Может быть, даже узнал Нижин голос.
– Дай света, Сыр…
Густая кровь продолжала сочиться из чуть надрезанной ножичком золотой вши.
– Я подумала, – бормотала Нижа, дрожа всем телом. – Я подумала, чего же ниткам пропадать… Золотые все же… Я подумала – ниточки выпорю, а плащ сожгу, как вы велели… Про ниточки-то ничего не говорено…
– Дура, – просто сказал Сыр. – Дурища безмозглая. До свадьбы не доживешь, видит Небо, схрупает тебя леший где-нибудь на болоте!
– Перестань, – попросила Доминика. – Пусть молчит…
– Только пискни, – свирепо предупредил Сыр, и рукодельница Нижа застыла, зажав себе рот обеими ладонями.
Сыр осторожно, двумя пальцами поднял плащ; осмотрел. Рванул – снова затрещали нитки, Доминика вздрогнула, Нижа икнула. Сыр оглядел две получившиеся половинки, разорвал каждую еще пополам; покосился на Доминику:
– Вы, госпожа, идите-ка к себе… Незачем вам на такое… А эта дура пусть смотрит! В следующий раз станет думать, прежде чем колдовскую метку ножиком пырять…
– Я не знала, – простонала Нижа сквозь сомкнутые ладони. – Не знала я! Я только подпороть хотела… А кровища как брызнет… И теплая кровища, о-ох…
– Заорешь – придушу, – снова предупредил Сыр.
– Тихо, – сказала Доминика. – Тихо. Мы пойдем… А ты, как закончишь, в дверь постучи, ладно?
– Как прикажете, – пробормотал Сыр, присаживаясь перед печкой и раскрывая дверцу. – Только пятна на полу пусть сама затирает.
Доминика разглядывала обширную темную лужу вокруг сундучка с рукоделием. Большей частью это была ее, Доминикина, кровь. И, может быть, чья-то еще… Кто носил плащ до нее? Как долго носил? И мог ли портной не знать?..
Сыр раздувал угли.
Доминика взяла Нижу за плечо и вытолкала в коридор. Плотно прикрыла дверь; в конце коридора мелькнула тень. Или показалось?..
Что за сон может быть после такого происшествия? Доминика лежала, зажав в кулаке ключ на цепочке; под окнами прокричала ночная стража – два часа ночи. Три часа ночи…
Неподалеку от гостиницы, на той стороне реки живет мастер-кузнец, чьи механические игрушки славятся на десяти базарах десяти больших городов. Если он не выполнит просьбу – никто не выполнит, и Доминике придется скитаться до конца дней своих и, засыпая, всякий раз видеть перед глазами череду замочных скважин…
Она поднялась рано, оделась без помощи служанки и спустилась к завтраку прежде всех постояльцев. Так ей, по крайней мере, казалось; тем не менее стоило ей появиться в пустом и холодном обеденном зале, как в углу – на том же самом месте – обнаружился вчерашний незнакомец, черноволосый колдун, оказавший Доминике услугу.
Возвращаться было поздно. Доминика гордо выпрямилась и прошествовала между темными и липкими деревянными столами к тому единственному, что был накрыт скатертью. У этого господского стола стоял единственный стул; Доминике волей-неволей пришлось усесться лицом к залу. Колдун – на этот раз без плаща и капюшона, в темной кожаной куртке, простоволосый – смотрел на нее из своего закутка. Отводить теперь взгляд было бы невежливо, прямо-таки вызывающе; Доминике вовсе не хотелось ссориться с колдуном. Вот как бы помягче дать понять, что она не считает себя обязанной?
Она кивнула – пожалуй, слишком по-приятельски. Пытаясь загладить оплошность, нахмурила брови и отвернулась. Теперь вышло слишком высокомерно; за стойкой тем временем не было ни хозяина, ни прислуги, никто не спешил желать Доминике доброго утра, не интересовался, что именно она желает съесть на завтрак…
Чуть помедлив, колдун поднялся из-за стола. Неторопливо пересек зал. Остановился перед стойкой. Мельком глянул на Доминику; чуть усмехнулся и вдруг грянул кулаком по дереву – так, что затрещали доски, подскочили пивные кружки, а одна из них охнула и раскололась пополам.
В двери кухни сейчас же возник хозяин. Очень бледный, насколько могла судить Доминика.
– Госпожа желает завтракать, – сказал ему черноволосый.
– Сию минуту, – просто ответил хозяин.
Доминика разглядывала скатерть. Что, благодарить еще и за эту нежданную услугу?..
– Вы позволите? – Колдун был уже рядом. Взялся за скамейку, стоявшую у соседнего стола, без усилия подтянул ее поближе, уселся напротив Доминики. – Сожгли? – спросил, глядя ей в глаза.
– Да, – сказала Доминика, наблюдая, как заспанный мальчишка-поваренок собирает черепки расколовшейся кружки.
– Я хотел бы узнать, добрая госпожа, где проживает купец, который продал вам плащ.
– Портной, – пробормотала Доминика.
– Портной. Вы носите плащ недавно, вы путешествуете небыстро, стало быть, мерзавец обретается неподалеку?
Пауза затягивалась. Доминика никак не могла выбрать правильный тон.
– Селение называется Погреба, – сказала она наконец. – Портной там один, направо от постоялого двора… Но он мог ничего не знать.
Незнакомец кивнул:
– Разумеется, добрая госпожа, он мог ничего не знать… Все возможно.
Кухонная девушка уже расставляла посуду. Поваренок принес хлеб и фрукты. Странный собеседник Доминики поднялся.
– Приятной трапезы, добрая госпожа, и легкой дороги… К сожалению, я покидаю этот гостеприимный кров прямо сейчас.
И, слегка поклонившись, двинулся к выходу. На ходу подбросил, не глядя, большую золотую монету; вертясь волчком, монета описала дугу и упала на ладонь хозяину, за мгновение до этого показавшемуся в дверях кухни.
Хозяин быстро справился с оторопью. Оглядел монету, спрятал куда положено, потер ушибленную ладонь. Запоздало поклонился в сторону закрывшейся двери.
Доминика только сейчас сообразила, что этот, ушедший, так и не назвал своего имени.
Мастер-кузнец долго рассматривал ключ. Поворачивал то так, то эдак, смотрел на просвет.
– Позвольте, госпожа, подмастерьям показать?
– Зачем?
Кузнец смутился:
– Ну… Редкая вещица. Они такого в жизни не видывали, так пусть бы поглядели… Но ежели не хотите, – добавил, следя за ее лицом, – так и не покажу. Как скажете.
– Я не на смотрины его принесла… За работу возьметесь?
Мастер задумчиво подергал себя за длинный седовато-рыжий ус.
– Новые ключи к старым замкам – делал, как не делать. Но вот чтобы новый замок к старому ключу…
Читать бесплатно другие книги:
