Поднимаясь ко мне Лейтон Мишель

27

Оливия

Какой-то звонок выводит меня из состояния приятной расслабленности. Открываю глаза. Утренний привет для меня – обнаженное тело Кэша. Он встает с постели и идет по комнате в ванную, чтобы подобрать с пола и надеть джинсы. По пути назад через спальню к двери он замечает, что я за ним наблюдаю. Усмехается.

– Видишь что-то приятное?

Я улыбаюсь в ответ и вскидываю брови, глядя на него. Он сворачивает к постели. Сорвав с меня одеяло, Кэш наклоняется, кладет руку мне на бедро и захватывает губами сосок. Я задерживаю дыхание, тут же приходя в состояние полной готовности к встрече с ним. Он останавливается, когда его рука оказывается в болезненной близости к тому месту, где мне хочется ощутить ее прикосновение больше всего. Он поднимает голову и одаривает меня своей самой ухмылистой, самой многообещающей улыбкой.

– Подумай об этом до моего возвращения.

Кэш быстро чмокает меня в губы и отскакивает к гаражной двери.

Я лежу в постели, улыбаюсь, как Чеширский Кот, и тут слышу голос Джинджер:

– Она здесь?

– Да. Ты хочешь с ней поговорить? – отвечает Кэш.

– Разумеется. Поехала бы я сюда, чтобы задать один-единственный вопрос. Если, конечно, ты не хочешь заставить меня довольствоваться этим.

Я усмехаюсь и качаю головой. Так и вижу улыбку, с которой Джин точит когти кугуара о грудь Кэша. Кэш, без сомнения, онемел от такой экспрессивности, он не успевает отреагировать, а Джинджер продолжает:

– И где же эта пропащая девица? Она меня напугала до смерти!

Смотрю на часы. Неудивительно, что Джинджер сердится. Сейчас около семи вечера. Я, должно быть, проспала дольше, чем думала.

Прикрываюсь одеялом и сажусь как раз в тот момент, когда подруга заходит в спальню.

– Вот ты где, – говорит она, всплескивая руками. – Как я и подозревала. Я тут с ума схожу от беспокойства, а она испытывает бесчисленные оргазмы на кончике пениса греческого бога. Вот те на.

– Прости, Джинджер. Я не хотела тебя беспокоить. Это все дурацкий телефон, которым я пользовалась. Не могу дождаться, когда получу обратно свой.

– Ну-ну, рассказывай. Черт, я бы тоже стала заливать, если бы меня тут ждало такое. – Джин с улыбкой присаживается на край кровати рядом со мной. – Не беспокойся. Я просто счастлива видеть, что в твоем курятнике хозяйничает такой знатный петушок. – Она наклоняется ко мне и шепчет: – А он знатный, я права? – Ничего не отвечаю, только ухмыляюсь. Джинджер откидывается назад и откашливается. – Ничего другого я и не ожидала. Бог не может облажаться с таким, – говорит она и указывает большим пальцем себе за спину, на Кэша, который топчется на пороге – его присутствие Джинджер явно уже тяготит.

– Нет. Он нисколько не облажался! – с тайным злорадством восклицаю я.

– Ну ты и наглая сучка. Чего дразнишься! А где второй? Они близнецы. Тот должен быть таким же классным. Только чуть менее… повязанным.

Джинджер усмехается, глядя на меня, а я выразительно округляю глаза, потому что слышу, как открывается наружная дверь. Кэш поворачивается к гаражу, и тут же раздается второй голос.

– Надеюсь, я не вовремя, – говорит Нэш в своем грубоватом стиле. Он останавливается в дверях и заглядывает в комнату. – Черт, ты везучая. Мне нравятся девушки, которые не против хорошей компании.

Чувствую жар на щеках. Это явное свидетельство, что у меня лицо стало красным, как свекла, от его намеков. Прежде чем кто-либо успевает отреагировать, Джинджер оборачивается ко мне с глазами навыкате.

– Святая матерь секса, да они тройняшки!

Джинджер пялится на Нэша, а я встречаюсь взглядом с Кэшем. Я держусь, пока он не подмигивает мне. Тут я не выдерживаю, и мы оба взрываемся хохотом.

– Что? – не понимает Джинджер и снова поворачивается ко мне. Она прищуривается и тянет: – А-а-а. Так ты специально прятала их от меня! Ты, несносная маленькая лиса! – Она останавливается всего на секунду, а потом обхватывает меня руками за шею. – Никогда мне в самом диком сне не могло присниться, что ты окрутишь четверых! Но не меньше троих! – Она отклоняется назад и смотрит на меня с усмешкой. – Ты заслужила свои коготки. Конечно, не такие, как у кугуара. Для этого ты еще слишком юна. Но у тебя почетные когти, с такими можно быть единственной курицей в доме, полном петухов. Я так горжусь тобой, – мелодраматически заключает подруга, прикрывает глаза руками и подмигивает мне из-под полированных ногтей; я понимаю, что она меня дразнит.

– Боже, ты неисправима.

Джинджер опускает руки и заканчивает игру.

– Знаю. Но за это ты меня и любишь. – Она встает и одергивает подол коротюсенькой юбки. – Ну, ребята, я была бы рада поучаствовать в этой маленькой вечеринке, но, по-моему, тут становится слишком тесно. Я бы не хотела никого шокировать своей эксцентричностью. Может быть, в другой раз.

И Джинджер с обычной самодовольной улыбкой покидает комнату, не забыв по дороге шлепнуть Нэша по заду. Я заметила, как после этого она быстро обернулась и игриво подмигнула ему.

– Что это было? – спрашивает Нэш.

– На самом деле ты не хочешь этого знать, – отвечает Кэш.

– Я все слышала, – отзывается из гаража Джинджер, ее голос эхом доносится до нас.

Она бурчит что-то еще, а через пару секунд раздается новый голос:

– Эй?!

Марисса.

«О черт!»

Слышу тихий стук, как будто она барабанит по дверному косяку костяшками пальцев. Смотрю на Кэша. Он тяжело вздыхает и раздраженно бормочет:

– Проклятье! Неужели нельзя позвонить заранее?!

– Прошу прощения, – говорит Марисса. – Я искала… его.

Представляю, как она указывает на Нэша. В комнате, кроме Кэша, он единственный, кого можно обозначить словом «его».

– Ясно, – отрывисто говорит Кэш. – Ты его нашла. Почему бы вам двоим не заняться делом? Вы можете уединиться.

Вижу, Кэш пытается выпроводить Нэша и закрыть за ним дверь, но Марисса проникает в квартиру, причем достаточно далеко, чтобы заглянуть в спальню. Туда, где все еще лежу я, голая и прикрытая смятым одеялом.

Она смотрит, морщит лоб и бросается ко мне мимо Кэша. Забирается на кровать и обнимает меня. Я немею, конечно, и не перестаю удивляться: что происходит? А сама пытаюсь придерживать одеяло, чтобы оно не соскользнуло. По комнате разбросаны мои вещи – ясно, что я раздевалась.

– Я так рада, что с тобой все в порядке, – мурлычет Марисса, уткнувшись мне в шею.

Чувствую, как она дрожит всем телом, и только через минуту соображаю, что она тихо плачет.

– Марисса, что случилось? – спрашиваю я скорее от растерянности, чем от искреннего беспокойства.

Моя кузина с рождения была королевской стервой, и все нежности между нами закончились месяцев через шесть после ее появления на свет.

Марисса отклоняется назад и смотрит на меня огромными, полными слез голубыми глазами. Больше всего меня озадачивает, что, кажется, они полны неподдельного чувства.

– Я так боялась за тебя. Я слышала, как они говорили, что убьют тебя. Нас обеих. Нас всех, – говорит она, поворачиваясь и глядя на близнецов, которые тихо стоят у дверей. – За всю жизнь я ни разу так не боялась. И думала только о том, как послала тебя тогда на эту чертову выставку в том дурацком платье.

Я совершенно ошеломлена. И полна подозрений. Я достаточно взрослая, чтобы признаться в этом. Сколько раз я воображала, как снимаю скальп с этой девицы, сжигаю ее на костре, забиваю до смерти – и вдруг она становится милой?! Ух ты, не может быть!

– Ты можешь решить, что я спятила или все выдумываю. Но клянусь тебе, Лив, я думала только о тебе. – У Мариссы начинают дрожать губы, из глаз вот-вот брызнет. – Ты всегда была добра ко мне, всегда была таким приятным человеком, а я вечно обращалась с тобой как с ничтожеством. Мне так стыдно. Всю жизнь меня окружали такие же, как я. Те, кто и не заметил бы, если бы я исчезла. В том числе и отец. Больше всего мне было нужно, чтобы среди близких мне людей появились такие, как ты. – Марисса останавливается и тяжело сглатывает, по ее лицу текут слезы. – Я больше не хочу быть такой, Лив. Ты простишь меня?

«Святая владычица повреждения мозгов! У Мариссы случился удар!»

Это единственное разумное объяснение. Такие, как она, не меняются. У таких людей не бывает периодов сердечности.

Однако, заглянув в глаза Мариссы еще раз, я снова поражаюсь, сколько в них подлинного чувства. Кажется, она искренне раскаивается, по-настоящему страдает.

– Это все не так важно, Марисса. Не преувеличивай. Думаю, тебе нужно просто поехать домой и отдохнуть.

– Нет, не нужно. Мне не нужен отдых. Мне необходимо знать, что ты меня прощаешь. А потом мне надо поговорить с ним, – говорит Марисса и оглядывается через плечо на Нэша; кажется, на Кэша она, с тех пор как вошла, даже не взглянула.

Интересно, что она думает и что ей известно.

– Где моя дочь?!

Сердце падает, когда я слышу этот голос. Бросаю взгляд на Кэша. Он стоит на другом конце комнаты, но я вижу, как он напрягся и замер.

Первое побуждение – забраться под одеяло с головой. Но это, разумеется, не выход. Самое лучшее, что я могу сделать, – сесть прямо и вести себя как женщина, уже достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения.

Мама останавливается в дверях спальни и смотрит поочередно то на Нэша, то на Кэша. Взгляд испепеляющий, от такого у меня яйца отсохли бы, если бы имелись, конечно. Но кажется, в приливе сочувствия я именно это и ощущаю. Отсыхание воображаемых яиц. Приятного мало.

Нэш тихонько отходит в сторону, освобождая место якорной стоянки, чтобы мама могла войти. Кэш не двигается, только протягивает руку:

– Я Кэш Дейвенпорт. А вы, наверное, мама Оливии.

– С чего это вы решили? Уверена, она ничего вам обо мне не рассказывала. В противном случае вы поостереглись бы разыгрывать такие номера с моей дочерью.

– Достаточно того, что я знаком с вашей дочерью. То, что вы произвели на свет и помогли вырастить такого человека, как она, говорит в вашу пользу.

– Если вы столь высокого мнения о моей дочери, почему она находится в таком плачевном состоянии?

– Потому что она хороший человек и хотела помочь кое-кому. Хотела помочь мне. Она здесь, чтобы я мог защитить ее.

– Ну, значит, вы неплохо постарались, – припечатывает мама, проходит мимо Кэша и направляется ко мне.

Кэш сжимает зубы, а мой подбородок уже зажат рукой матери. Она изучает мое лицо.

– Ты ранена?

– Нет, мам. Кэш и Гевин нашли меня и обо всем позаботились.

– Кэш, Гевин, Гейб. Где ты насобирала этого мусора? Я думала, тебе пойдет на пользу отъезд из Солт-Спрингс, но ты, вероятно, из тех девиц, которые западают… на таких типов вне зависимости от того, где живут.

– Мам, я не…

– Вижу, матушка Оливии исполнила обещание.

Я заглядываю за спину матери и вижу, что в дверях спальни появился Гевин.

«В следующий раз импровизированную вечеринку в тогах я устрою так, что буду единственной прилично одетой из всех гостей».

– А ты! Из-за тебя в первую очередь она попала в эту переделку. Если бы ты просто отвез ее в колледж, как она просила…

При этих словах Гевин склоняет голову – в основном потому, что она права.

– Ты не можешь обвинять его в этом, мама. Он думал, что все делает правильно. Так и было с того момента, как на меня напали.

Мама поворачивается ко мне и смотрит на меня своими льдистыми глазами.

– Честно, у тебя что, нет стыда? Нет гордости? Нет чувства самоуважения? Почему ты позволяешь этим людям указывать, что тебе делать, позволяешь вовлекать себя в проблемы? Зачем ты таскаешься повсюду с такими типами?

– Ну, хватит! – Кэш выступает из-за ее спины. – Может быть, она и ваша дочь, но это не дает вам права разговаривать с ней в таком тоне.

– Еще как дает. Вот кому здесь лучше бы помолчать, так это тебе. Полагаю, ты – тот самый тип, с которым она живет? Тот, который марает ее репутацию на постоянной основе? Ты недостаточно уважаешь ее, чтобы жениться? Используешь – как дешевую шлюху.

– Я ее не использую. И я…

Мама величественным взмахом руки прерывает его.

– Мне неинтересны твои объяснения. Я здесь для того, чтобы забрать свою дочь и увезти ее от тебя подальше. Прошу вас, будьте так добры, оставьте нас в покое. – Она снова поворачивается ко мне и распоряжается: – Ну, одевайся. Ты едешь со мной домой.

– Нет, мама, я не еду. Я остаюсь здесь. Я взрослая женщина. Ты больше не можешь мной командовать.

– До тех пор, пока ты не перестанешь вести себя так, я буду с тобой обращаться, как обращалась.

– Вести себя как? Да, я сделала несколько ошибок, несколько раз составляла неправильное мнение о людях. Разве это так ужасно? Так ненормально? Ты тоже совершала ошибки, и посмотри на себя. Ты что же, думаешь, я стану следовать твоему примеру, чтобы превратиться в такую же холодную, несчастную одиночку?

– Ни одно из этих определений ко мне не относится, Оливия.

– Относится, ты просто сама не знаешь об этом. Ты подцепила отличного мужика, который поселил тебя в превосходном доме, купил тебе дорогую тачку, обеспечил безбедную жизнь, но ты несчастна. Ты любила отца, но с чего-то вбила себе в голову, что он недостаточно хорош. Но я-то не ты, мама. Я предпочту жизнь, полную любви и счастья, всем деньгам в мире.

– Против этого я не стала бы возражать, но если ты думаешь, что кто-нибудь из них, – говорит она и тычет большим пальцем себе за спину, указывая на Кэша, – тот мужчина, который одарит тебя чем-нибудь иным, кроме сердечной боли, подумай еще раз.

– Мама, он рисковал жизнью, чтобы спасти меня.

– Это из-за него ты оказалась в опасности.

– Нет, я сама виновата. Я знала, что рискую, но хотела помочь.

– Что может быть настолько важным, чтобы совершать подобные глупости, Оливия?

– Чья-то жизнь, мама.

– Жизнь того, с кем ты едва знакома. Я права?

Я делаю паузу.

– Да, но…

– Никаких «но». Это было еще одно решение, которое показывает, что ты не способна сама о себе позаботиться. А посему этим и собираюсь заняться я.

– Я сделала это ради любви, мама. Я сделала это для Кэша. Потому что я его люблю. Это было важно для него, а значит, было важно и для меня. Почему ты не можешь этого понять?

– О, я понимаю это очень хорошо. Это означает, что ты подцепила очередного неотразимого подлеца, который заведет тебя в мир страданий, а потом бросит, когда ты перестанешь быть для него приятным развлечением. Он этого не стоит, как…

– Мама, прекрати! – кричу я. Она делает шаг назад, как будто я ее ударила. – Не все парни, которые выглядят определенным образом, одеваются определенным образом и ведут себя определенным образом, одинаковы. Всю жизнь ты пыталась подтолкнуть меня к таким мужчинам, рядом с которыми хотела меня видеть. Ты заставила меня чувствовать, будто со мной что-то не так, раз мне нравятся ребята, которые ездят на мотоциклах или больших машинах и играют в рок-группах. Но в них ничего плохого не было, мама. Они просто мне не подходили. Я бы не хотела провести всю жизнь рядом с одним из них. Сейчас мне это ясно. Но ты этого не понимаешь. Не видишь разницы между «сейчас» и «тогда». Ты никогда не могла быть нормальной матерью, которая обняла бы свою дочь, если та плачет, и сказала бы ей, что настанет день и найдется тот единственный, которому стоит отдать свою любовь. Тебе это просто было не по силам. Ты считала своим долгом при каждой удобной возможности внушать мне, что я буду счастлива только с таким мужчиной, как Лайл, который настолько зациклен на своей работе и деньгах, что на любовь у него просто нет времени. Но, мама, если влюбиться – это значит подвергнуть себя риску, что может стать больно, я на это согласна. Потому что в конце концов я нашла того, ради кого стоило рисковать. Я бы не променяла Кэша на весь мир, мама. Ты никогда не думала, что все эти сердечные раны, все эти слезы, неудачные попытки нужны были для того, чтобы не пропустить настоящее чувство, когда оно возникнет? Ты разве не можешь просто порадоваться за меня и оставить нас в покое?

В комнате воцаряется тишина. Мама смотрит на меня так, будто я только что содрала шкурку с ее любимого кролика, чтобы сделать себе шапку. Марисса хмурится. Нэшу явно скучно. Гевин улыбается. А Кэш выглядит так… будто он приближается ко мне.

Его глаза не отрываются от моих. Он останавливается прямо перед матерью. Смотрит на меня несколько секунд, а потом его губы изгибаются в довольной улыбке. Улыбка становится шире, и Кэш склоняется ко мне. Мне кажется, что он сейчас рассмеется, но он серьезнеет и берет мое лицо в ладони.

А потом он меня целует. Не то чтобы легонько. Нет, он целует меня по-настоящему. Такие поцелуи не должны происходить при свидетелях, особенно когда мою наготу прикрывает только одеяло и ничего больше.

– Мне нравится, когда ты такая пламенная, – говорит Кэш, отрывая свои губы от моих.

Его глаза как блестящие кусочки оникса. Он нежно гладит меня большими пальцами по щекам и снова улыбается. Улыбка, подобно солнцу, освещает мое лицо, дарит тепло и умиротворение. Кэш медленно, подчеркнуто медленно берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими, потом выпрямляется и поворачивается к моей матери.

– Она остается здесь, мэм. Вы можете приезжать и видеться с ней в любое время, потому что вы ее мать, но прямо сейчас будет лучше, если вы уйдете. Я хорошо позабочусь об Оливии. Даю вам слово. Может быть, оно для вас не много значит, но для меня имеет огромное значение. И для вашей дочери тоже.

Мама смотрит на Кэша, потом на меня, потом снова на Кэша, разворачивается и пронзает всех, кто находится в комнате, своим холодным, высокомерным взглядом. С натянутой улыбкой она обращается ко мне, медленно пятясь к двери:

– Отлично. Если ты этого хочешь, Оливия, продолжай в том же духе и разрушай свою жизнь. Только не прибегай ко мне со слезами, когда все развалится на части.

– Я люблю тебя, мама, но я уже давным-давно перестала прибегать к тебе. Мне от этого никогда не становилось легче.

Она надменно кивает, а потом поворачивается и медленно выходит из комнаты, оставляя после себя запах дорогих духов, холод и облегчение.

Несколько минут все хранят молчание, пока Гевин не нарушает напряженную тишину:

– Черт, эта женщина – настоящая ведьма. Кажется, у меня яйца чуть не отвалились.

Мы переглядываемся, а потом все разражаются хохотом, включая Мариссу.

Кузина занимает меня больше всего. Кажется, она не в силах оторвать взгляд от Нэша. Невольно задаюсь вопросом: неужели она действительно изменилась? Надолго ли хватит этой новой Мариссы, или злая колдунья снова настигнет ее со своей метлой и окружит мраком и злобой? Время покажет, но я надеюсь, эта Марисса задержится здесь надолго.

Момент веселья обрывает звонок. Он раздается из ящика в тумбочке Кэша. Кэш отпускает мою руку, чтобы достать телефон. Вижу, что это мобильник, которым Кэш пользуется постоянно, а не временный. Кэш смотрит на экран. Отвечает, нахмурившись. Мне становится не по себе, как только он выходит из спальни. Слышу, как за ним закрывается дверь кабинета. В животе скручивается тугой узел страха.

Всего на какой-то миг я смогла забыть о том, что мы все еще в опасности.

28

Кэш

Когда я поднял трубку и услышал: «Ты разместил объявление?» – сразу понял, что это сработала отцовская вторая линия обороны. Имея в виду, что первая – это Нэш. Однако вполне вероятно, что вторая окажется еще более полезной. Могу только надеяться.

Закрыв за собой дверь кабинета, отвечаю:

– Да, я размещал объявление.

– Возьми другой телефон. Выходи на улицу сегодня в девять вечера. Шесть минут спустя набери этот номер. Я дам дальнейшие инструкции.

Линия отключается, оставляя меня в состоянии раздражения. Я бы хотел задать по крайней мере пару вопросов. Конечно, подумав хорошенько, я понимаю, что говорить долго по моему личному номеру – не слишком разумно. К несчастью, эти соображения не умеряют досады.

Голова тут же переключается в режим стратегического планирования. Больше всего меня занимает, однако, не собственная безопасность, а что делать с Оливией, пока я буду в отлучке. Как лучше оградить от неприятностей ее.

Гевин отличный парень и сделал все наилучшим образом, но теперь я опасаюсь оставлять Оливию на чье-либо попечение. Рассматривая возможные варианты, прихожу к выводу, что брать ее с собой слишком опасно. В таком случае единственное место, где она, скорее всего, будет защищена, – это за стойкой бара здесь, в «Дуале». На глазах у сотен свидетелей, а ни в коем случае не в одиночестве.

Обрушить эту новость на Оливию и не выглядеть бесчувственным ослом – самое сложное. Как к этому подойти?

«В твоей жизни все пошло кувырком из-за меня и моей семьи, в твою квартиру вломились бандиты, тебя похитили и напичкали наркотиками, ты пережила разборки со стервозной кузиной и по-королевски ледяной матерью, не могла бы ты отработать ночную смену в клубе сегодня?»

Да, это не вариант.

Возвращаюсь в комнату размашистым шагом и делаю то, что должен был сделать еще тогда, когда раздался первый звонок в дверь.

– Ну вот что, все – вон! Мне нужно поговорить с Оливией, а вы должны дать ей возможность спокойно одеться.

Никто не спорит, само собой. Гевин вообще выглядит немного смущенным, потому что вел себя грубовато. Никто из нас не подумал, каково Оливии находиться в таком положении. А она была на высоте, проявила недюжинную выдержку. Вокруг толпились люди, а ей пришлось вести тяжелый разговор с матерью – притом что она лежала в постели, прикрытая лишь одеялом. Под ее сияющей красотой скрывается стальной костяк. Надеюсь, после сегодняшних испытаний она наконец поймет это сама.

– Спасибо тебе, – говорит Оливия, когда Гевин закрывает дверь за собой и остальными.

– Прости, что не сделал этого раньше.

– Ну, не случилось подходящего момента. Тут был такой цирк! Не хватало только бородатой женщины и шпагоглотателя, хотя Джинджер вполне может проглотить что-нибудь схожее по размеру.

Оливия смеется, и мне хочется ее обнять. Не знаю отчего, но это так.

– Как главное действующее лицо недавнего циркового представления, в которое превратилась твоя жизнь, приношу извинения, что не оправдал твоих ожиданий.

Лицо Оливии становится мягким. Она смотрит на меня пронзительными зелеными глазами, причиняя мне сладкую боль. Не отводя взгляда, соскальзывает с края кровати и встает; одеяло падает, обнажая грудь. Оливия медленно подходит ко мне, нагая, как в тот день, когда родилась. Только в тысячу раз прекраснее.

Она останавливается, когда ее соски касаются моей груди.

– Ты не разочаровал меня. Ты наполнил смыслом мое существование. Никогда не проси прощения за это.

– Но я…

– Ш-ш, – произносит она и кладет палец мне на губы. Ей нравится делать это. – Пожалуйста, не надо.

Я киваю и силюсь держать под контролем телесные реакции, которые вызывает ее близость. Мне нужно научиться выносить это, научиться думать о чем-нибудь другом, кроме как о том, чтобы сорвать с Оливии одежду зубами и занырнуть в нее, как во влажную мягкую постель из лепестков роз.

Откашливаюсь и возвращаюсь мыслями к причине, которая сейчас привела меня сюда.

– Этот звонок несколько минут назад…

Ее лицо становится серьезным, озабоченным:

– Да. О чем шла речь?

– О втором объявлении, которое я дал. Мне нужно встретиться с этим человеком сегодня вечером. Но дело в том, что я боюсь оставлять тебя. Вообще, правда, но я понимаю, что брать тебя с собой – это не лучшая идея. Так что вариантов у меня немного.

– Не беспокойся обо мне, – мягко говорит Оливия. – Со мной все будет хорошо.

– Конечно, я буду о тебе беспокоиться. Но, кажется, придумал способ, как тебя обезопасить. Если ты согласна, то…

– Что?

Оливия смотрит на меня с подозрением, которое я нахожу забавным.

– Тебе не придется сидеть взаперти, если ты об этом подумала. – По выражению ее глаз я догадываюсь, что именно эта мысль у нее и возникла. – На самом деле ты этим уже занималась.

– И это… – подталкивает меня к продолжению Оливия.

– Не согласишься ли ты поработать сегодня вечером? Я подумал, что за стойкой бара на глазах у сотен людей – самое безопасное для тебя место.

– Вот и хорошо. Почему ты просто не сказал мне об этом? Ты заставил меня волноваться.

– Потому что не хотел, чтобы ты решила, будто я бесчувственный осел. У тебя и без того был паршивый день. Действительно паршивый и…

– Ну, не все в нем было так уж паршиво, – говорит она и смотрит на меня из-под густых ресниц.

Мне тут же приходится снова делать над собой усилие, чтобы отвлечься от мыслей об Оливии, скачущей на мне, как на призовом жеребце.

– Ну все равно день был не из лучших. Давай определим это так. В любом случае просить тебя выйти на работу после такого может только эгоистичный ублюдок, а я не хочу, чтобы ты думала…

– Ты не эгоистичный ублюдок. Ты разве не слышал, что я сказала матери?

– Да, но…