Соблазны бытия Винченци Пенни
Шкатулку Дженна открывала очень медленно и осторожно. У нее слегка дрожали руки. Она не знала, какие чувства при этом испытает, но почти боялась их. Шкатулка была последним, запоздавшим звеном, которое связывало ее с матерью. Украшения, как и духи, – вещи очень интимные, целиком принадлежащие своей владелице.
Внешне шкатулка была знакома Дженне. Даже не шкатулка, а шкатулочка. Дженна часто видела, как мать брала ее с собой в поездки. Это миниатюрное хранилище драгоценностей разделялось на ячейки. Две мелкие предназначались для колец и сережек, а третья – покрупнее – для ожерелий и браслетов.
Драгоценностей у Барти было немного. Любимый ею серебряный браслет, подаренный Джайлзом в ранней юности. Ее лучшие часы. Будучи маленькой, Дженна считала, что часы целиком усыпаны бриллиантами, но потом узнала, что это всего-навсего стразы. Здесь же лежала пара золотых браслетов – подарок отца Дженны. Дженна обрадовалась, увидев их, поскольку дома искала и не могла найти. Но самым удивительным было кольцо. Дженна знала его историю. Кольцо принадлежало ее бабушке. Отец специально носил кольцо ювелиру, чтобы тот уменьшил размер под мамин палец. Кольцо украшал букет из драгоценных камней: аквамарин, окруженный мелкими бриллиантами. Дженна помнила мамины слова:
– Джонатан Эллиотт – твой дед с отцовской стороны – подарил это кольцо твоей бабушке Дженетт. Он нашел аквамарин того же оттенка, что и ее глаза. У тебя бабушкины глаза. Смотри, они тоже одного цвета с камнем.
Кольцо Лоренс подарил Барти в день своего отъезда во Францию. То была их последняя встреча. Почему же мама оставила кольцо в шкатулке? Она его очень любила и носила почти постоянно. Должно быть, собиралась в большой спешке. Дженна примерила кольцо. Как раз на ее палец. Она улыбнулась. Кольцо соединяло ее с мамой. Дженна решила, что теперь всегда будет носить это фамильное кольцо.
Шкатулку можно было закрывать. И тут Дженна заметила ленточку, прикрепленную к кожаному днищу. Значит, днище вместе с ячейками вынималось. Дженна потянула за ленточку, приподняла днище. Внутри лежало два конверта.
– Кейр, это вы?
– Что? – сонным голосом спросил Кейр. – Да, я. Кто звонит? Это из больницы?
– Нет, это Дженна. Простите, что разбудила вас. Мне нужно поговорить с Элспет.
– Зачем? Селии стало хуже?
– Нет. То есть я не знаю. Кейр, пожалуйста, позовите Элспет.
Она слышала в трубке звук закрываемой двери. Потом дверь открылась.
– Дженна, я слушаю. – Голос Элспет был не заспанным, но испуганным. – Что случилось?
– Элспет, ты можешь сейчас приехать к Венеции?
– Прямо сейчас? Но зачем?
– Да, прямо сейчас. Элспет, приезжай. Это очень важно. Я бы и сама приехала, если бы смогла. Но меня некому отвезти.
– Хорошо, я приеду. Но все-таки скажи зачем?
– У меня есть для тебя письмо.
– Письмо? От кого?
В трубке стало тихо, потом Дженна, с трудом выговаривая слова, ответила:
– От моей мамы.
– Я отлучусь на час-другой, – сказал лорд Арден. – Что-то я сильно устал.
– Хорошая идея, – поддержал Себастьян. – Я останусь. На всякий случай.
– Вы считаете, что и мне следует…
– Нет, ни в коем случае. Говорят, она вне опасности. Сейчас крепко спит. Во всяком случае, так мне сказал этот монстр в облике медсестры. Вам самое время отдохнуть.
– Рад, что вы меня поддерживаете. Так я пойду? Если она проснется раньше, передайте ей мою любовь. Скажите, что я долго не задержусь.
– Обязательно передам, – пообещал Себастьян. – Не волнуйтесь. Вам тоже надо отдохнуть. До встречи через несколько часов.
– Да. Благодарю вас, Брук. Очень любезно с вашей стороны.
Лорд Арден медленно вышел, на ходу застегивая пиджак. Вид у него был изможденный.
Селия ворочалась на кровати. Чувствовала она себя неважно. Естественно, она и не могла чувствовать себя по-другому после серьезной операции по удалению раковой опухоли. Она никак не могла хорошо себя чувствовать. Но сейчас ей было хуже, чем час назад, когда ее навещал Себастьян. Может, и не час назад, а раньше. У нее побаливала голова. Ее подташнивало. И еще – дрожь во всем теле, сопровождаемая головокружением. Разве может кружиться голова, когда лежишь? Селия подумала, не вызвать ли медсестру, но решила, что не стоит. Опять все забегают вокруг нее, начнется суета, от которой ей станет еще хуже. Ей хотелось просто тихо лежать Совсем тихо. А лучше всего – снова заснуть. Наверное, сон вернет ей силы и она проснется куда бодрее, чем сейчас.
– Ну что, едем? – спросила Элспет.
– В больницу?
– Да.
Дженна призадумалась. Ее пугало то, что Венеция или Бой, проснувшись и узнав, в чем дело, только все испортят. Как это часто бывает у взрослых, они придумают тысячи причин, почему нельзя сейчас поехать в больницу. А ведь эта новость принадлежит ей и Элспет. Это их подарок Селии. Дженне и сейчас не верилось, что случилось невозможное. Элспет – тоже. Сидя на кровати, они по очереди, снова и снова перечитывали это письмо. Потом к ним присоединилась разбуженная Иззи. Услышав новость, она захотела все увидеть и прочесть собственными глазами.
– Это похоже на полуночный праздник, – прошептала Дженна.
Все трое, невзирая на тяжесть и напряжение минувших часов, а может, ровно по этой причине вдруг отметили серьезность и торжественность момента девчоночьим хихиканьем.
Приезд Элспет не разбудил обитателей дома. Дженна ждала ее возле открытой входной двери и, когда Элспет вылезла из своего автомобильчика, приложила палец к губам и быстро повела наверх. Дженна видела, как бледное лицо Элспет от волнения стало бордовым, затем снова побледнело. Элспет несколько раз молча прочитала письмо.
– Как ты думаешь, может, заглянем и во второй конверт? – спросила Дженна.
– Да, заглянем, – почти не колеблясь ответила Элспет.
Они вскрыли второй конверт, молча прочли содержание.
– Надо же, теперь все – твое, – с благоговейным восторгом прошептала Дженна.
– Не мое, а всех Литтонов, – поправила ее Элспет. – Всех нас. Слушай, Дженна, я просто не верю. Читаю и не верю. Боже мой! Невероятно!
Вот тогда они и решили разбудить Иззи.
– Мы должны ехать, – заявила Дженна. – Обязательно. Даже если нас не пустят к ней, мы будем рядом и дождемся, когда можно будет войти. Иззи, одевайся.
– Я что, тоже поеду? – спросила Иззи.
– Конечно поедешь, – ответила Дженна. – Разве ты не член семьи?
К больнице они подъехали в два часа ночи. В здании было темно и тихо. Решимость Элспет начала иссякать, но Дженна взбежала на крыльцо и надавила кнопку звонка для вызова ночного дежурного. Подождав немного, она позвонила снова. Дверь открылась, и перед ними предстал ночной дежурный.
– Что вам угодно?
– Мы хотим пройти в больницу, – сказала Дженна. – Там лежит наша родственница, и у нас для нее есть чудовищно важная новость. Пожалуйста, впустите нас.
Ночной дежурный был явно недоволен и в то же время не мог скрыть своего удивления.
– Прошу прощения, но посреди ночи мы посетителей не пускаем. Возвращайтесь домой. Утром приедете.
Дженна посмотрела на него и заговорила тише, но более властным тоном, будто перед ней был слуга:
– Я тоже прошу прощения, но нас привел вопрос юридического характера. Если желаете, я могу показать вам эти документы. Нам крайне важно немедленно увидеться с леди Арден. Если этого не произойдет, мне бы не хотелось отвечать за последствия. Пожалуйста, позвольте нам войти.
Ночной дежурный переминался с ноги на ногу. Он не привык получать приказы от девчонок-подростков. Но в этой девчонке было что-то такое, что не позволило ему прогнать посетительниц и закрыть дверь. Он впустил их в вестибюль.
– Обождите здесь. Попробую найти дежурную медсестру.
Себастьян, который заснул по-настоящему, вдруг проснулся от резкой боли в плече. Он выпрямился и принялся растирать плечо, затем встал и медленно, осторожно потянулся. Его правая нога продолжала спать. Черт бы побрал эту ногу. Ощущение было отвратительным. Он бы сейчас многое отдал, чтобы лежать дома, в своей постели. Но он не может уехать. Не может оставить ее одну. Нельзя. Вдруг он ей понадобится?
Себастьян решил прогуляться. Нога постепенно просыпалась, возвещая об этом сотнями крошечных иголочек, впившихся в ее плоть. Себастьян поморщился. Может, выйти на улицу, поискать какое-нибудь место, например гостиницу, где ему сделают чашку крепкого кофе? Он прошел по коридору, заглянул в палату к Селии. Кажется, та спокойно спала. Сиделка, дежурившая в примыкающей комнатке, приложила палец к губам.
Он ненадолго. Всего на полчаса. Разомнет ноги и вернется.
Ей становилось хуже. Ее одолевала слабость и еще – это тошнотворное головокружение. Селии казалось, что она вот-вот свалится с кровати. В ушах появился странный шум. На них что-то давило. Такое состояние несколько испугало Селию. Вдобавок ей было трудно дышать. С явной неохотой она протянула руку к кнопке звонка.
– Ну и ну! – пробормотал Себастьян, увидев в вестибюле ночных посетительниц. – Черт побери, что вас принесло посреди ночи?
– Себастьян! – обрадовалась Дженна. – Как хорошо, что вы здесь. Нам нужно срочно увидеть леди Селию.
– Это невозможно. Она сейчас спит.
– С ней все в порядке?
– В общем…
У Себастьяна язык не поворачивался сказать им, что Селия полностью поправится, вернется домой и снова станет прежней Селией.
– Она оправляется после операции. Сейчас ей немного лучше. Это пока все, что могу сказать. А зачем вам понадобилось так срочно ее видеть?
– Взгляните. – Элспет подала ему письмо. – Пожалуй, сейчас для нее это самое лучшее и сильнодействующее лекарство.
Себастьян прочел письмо, затем сел, запустил пальцы в волосы, после чего улыбнулся широко и счастливо.
– Ей обязательно нужно сообщить сразу же, как только проснется, – сказал он.
– А нам можно хотя бы увидеть ее? – спросила Дженна.
– Сомневаюсь. Пока она спит, нас туда не пустят. Но можно посидеть в комнате ожидания, всем вместе. Или вы хотите вернуться домой?
Все трое в ужасе посмотрели на него.
– Домой? – удивилась Дженна. – Что нам там делать? Никуда мы не поедем.
Себастьян задумчиво и нежно посмотрел на нее:
– Твоя мама была удивительным человеком.
– Знаю, – тихо ответила Дженна.
– Леди Арден, как вы себя чувствуете?
– Плоховато.
Свой голос она слышала, но не слишком отчетливо. Если бы только прекратилось это ужасное головокружение. Оно донимало Селию сильнее всего. А еще – трудность с дыханием и нарастающая слабость.
Сиделка измерила ей температуру. Вполне нормальная, если учесть, что сутки назад пациентка перенесла операцию. Серьезную операцию. Затем сиделка прощупала пульс. Слабоват, замедлен. Опять-таки нужно учитывать почтенный возраст пациентки и все, что пришлось ей испытать за прошедшие часы. Сиделка ободряюще коснулась руки Селии и сказала, что посидит возле ее кровати.
– Если вам не станет лучше, я позову дежурную медсестру или врача.
Селия молча закрыла глаза. Она очень боялась упасть с кровати.
Сиделка быстро шла по коридору в кабинет дежурной медсестры. Ее насторожило очень низкое давление у леди Арден и пугающий цвет лица. Похоже на послеоперационные осложнения.
– Скажите, как там леди Арден?
Опять тот мужчина, не муж пациентки. Сиделке было чем-то очень знакомо его лицо, но почему – она не знала.
– Она… она в нормальном состоянии. Вот только давление упало. Я иду за дежурной медсестрой.
– Можно мне ненадолго зайти к леди Арден?
– Ни в коем случае. Особенно сейчас. Посидите в комнате ожидания.
Себастьян ощутил противный, заползающий в душу страх. Интуиция подсказывала, что тут не все так просто.
Он вернулся в комнату ожидания и попытался улыбнуться Дженне, Элспет и дочери.
– У нее сейчас обычная проверка состояния.
Дженна с Элспет кивнули. Только Иззи сразу распознала скрываемую тревогу. Она села рядом с отцом и взяла его за руку.
Себастьян почувствовал, что больше не может ждать. Он встал, вышел в коридор и увидел сиделку, выходившую из палаты Селии. Он успел заметить, что Селия в палате не одна. Над ее кроватью склонились двое в белых халатах.
– Что с ней?
– Пожалуйста, не мешайте нам работать, – сказала сиделка. – Леди Арден стало хуже. Так бывает после операции. Мы стараемся ей помочь всем, что в наших силах. Прошу вас, вернитесь в комнату ожидания. Вы нам только мешаете.
– Но я должен ее видеть. Я должен сообщить ей необычайно важную новость. Я…
К нему подошла раскрасневшаяся и явно встревоженная дежурная медсестра:
– Послушайте, я не знаю, кто вы такой, но убедительно прошу оставить леди Арден в покое. Ей сейчас очень плохо и совсем не до посетителей. Нам придется… – Она резко замолчала.
– Что вам придется? – напирал Себастьян.
– Придется отвезти ее в операционную, как только приедет мистер Кадоган, – сказала медсестра, решив не скрывать правды.
– Но зачем?
– Этого я вам сказать не могу.
– Почему, черт побери? Это что, секрет? Или вы думаете, я стану вам мешать?
Медсестра мялась и облегченно вздохнула, когда из палаты вышел дежурный врач.
– Доктор Смит, пожалуйста, объясните этому джентльмену, что ему сейчас никак нельзя видеть леди Арден. Он рвется в палату.
Доктор Смит бросил на него торопливый взгляд и вдруг пришел в необычайное волнение, узнав писателя.
– Вы ведь Себастьян Брук?
– Да, это я. Собственной персоной.
– Так я и думал. Мой сын любит ваши книги, предпочитая их всем остальным. Надо же, сам Себастьян Брук!
Казалось, врач куда более взволнован неожиданной встречей со знаменитым писателем, нежели драмой, разворачивающейся за его спиной.
– Надо же, Себастьян Брук, – повторил он. – Я могу вам чем-то помочь?
– Пожалуйста, пустите меня к ней. – Себастьян кивком указал на Селию. – Пустите, пока не стало слишком поздно. Я должен… должен сказать ей нечто имеющее колоссальную важность. Обещаю вам: это займет не более двух-трех минут. Но моя новость ее очень обрадует.
Доктор Смит не знал, как поступить. Потом сказал:
– Старшая медсестра меня бы убила. Хорошо, идите. Ей это не повредит, особенно сейчас. Но совсем недолго, пока мы ждем мистера Кадогана.
Себастьян тихо вошел в палату. Глаза Селии были закрыты, сцепленные руки лежали на груди. Выглядела она ужасно.
Себастьян осторожно взял ее руку и поцеловал:
– Селия.
Она повернула голову:
– Себастьян?
Ее голос был тихим и очень слабым.
– Хочу тебе сообщить одну новость. Важную, удивительную новость. Ты меня слышишь?
– Плоховато, – поморщилась она. – Словно издали. У меня шум в голове. И сильное головокружение. Ох, Себастьян, как у меня кружится голова.
– Держись за меня. Вот так. Теперь слушай. Слушай внимательно. Барти вернула акции «Литтонс». Она составила дополнение к своему завещанию. Оно лежало в ее шкатулке для драгоценностей. Дженна его нашла. Дорогая, издательство снова твое. «Литтонс» принадлежит тебе.
Конечно, уже не ей. Себастьян это понимал. Селии оставалось жить от силы несколько часов. Но в данный момент так оно и было: «Литтонс» снова принадлежало ей. Все так, как и должно быть. Последний подарок Барти вручен ей очень вовремя.
Селия открыла глаза, ясные и понимающие. Она посмотрела на Себастьяна и улыбнулась искренне и радостно.
– Как замечательно, – прошептала она. – Это так чудесно.
Потом она закрыла глаза, но продолжала улыбаться. Казалось, она уходит от него в далекую незнакомую страну, где они уже не будут вместе. Ее рука обмякла, голова уперлась в подушку. Селия слегка вздохнула. Себастьян понял: он сделал для нее все, что мог. Он так давно знал ее, так давно любил. Теперь это время кончалось, и он, жаждавший повсюду следовать за ней, терял ее навсегда.
Часть третья
Глава 41
Хелена – вот кто их нашел. Такие безобидные с виду, такие невинно интригующие, но оказавшиеся очень и очень опасными.
Произошло это через неделю после похорон. Сама церемония, проходившая в старой церкви Челси, недалеко от дома Селии, была скромной, только для своих. Большую мемориальную службу решили провести осенью. Это предложил Кит, и все согласились. Так было легче: тихие похороны, где никто из посторонних не увидит проявления горя и скорби семьи. Служба была не только тихой, но и простой: несколько любимых Селией музыкальных произведений и гимнов, отрывки из Священного Писания, прочитанные ее внуками, и больше ничего. Обошлись даже без речи приходского священника.
Это предложение тоже исходило от Кита.
– Она ведь даже не была с ним знакома. Мать всегда ненавидела цветистые проповеди, полные религиозных банальностей. Для меня такое тоже было бы невыносимо. Если хотите, я могу сказать несколько слов, – добавил он, удивив всех.
Все знали, как он не любил выступать на публике, опасаясь выставлять напоказ свои чувства. Но в узком семейном кругу Кит произнес замечательную речь. Своим чудесным, мелодичным голосом он говорил о блеске и красоте, которую они потеряли со смертью Селии, и о воодушевлении, оставленной ею им в наследство.
Поскольку на похоронах присутствовали только свои, день прошел легче, чем если бы они устроили открытую церемонию. Никто не стеснялся своих чувств. Они плакали и даже смеялись, вспоминая наиболее яркие эпизоды из жизни Селии. Венеция вспомнила войну и страшную бомбардировку Лондона. «Бомбы падают и падают… Половина Лондона в огне. А я – в старом здании на Патерностер-роу, и у меня как раз начались схватки. И вдруг – настойчивые звонки в дверь. Уж не знаю, как я сумела выползти из подвала и открыть тяжеленную дверь. Смотрю – мама. На голове – железная каска. Рядом – велосипед нашей поварихи, на котором мама приехала. И она мне начинает раздраженно выговаривать, почему я так долго не открывала…» Джайлз проявил несвойственное ему красноречие и рассказал, как вела себя Селия после инсульта, случившегося с Оливером. «Все английские врачи в один голос утверждали, что отец никогда уже не сможет ни двигаться, ни говорить. А мама за две недели сумела вернуть его к нормальной жизни. Пощады от нее не было никакой. Нашему бедному отцу не давали даже есть, пока он не скажет несколько фраз».
Селия умерла той же ночью, не приходя в сознание. Непосредственной причиной смерти врачи называли обильное кровотечение в легочной полости.
– Увы, после таких операций это бывает довольно часто, – сказал доктор Кадоган. – Конечно, нужно принять во внимание и тяжесть болезни леди Арден, и весьма неутешительный прогноз на будущее.
Семья не оспаривала его слов, соглашаясь, что такой конец был предпочтительнее, чем еще несколько месяцев агонии, когда Селию мучили бы не только усиливающиеся боли, но и возрастающая беспомощность.
Лорд Арден глубоко и очень искренне переживал кончину Селии.
– А ведь он по-настоящему любил маму, – сказала Адель. – До сих пор не может себе простить, что в ее последние минуты не был рядом.
Себастьян, даже в горе не утративший способности думать, уверил лорда Ардена, что Селия умерла во сне и ничего не знала о его отсутствии. Это не было полной правдой, но лорду Ардену послужило значительным утешением. Сам Себастьян утешался тем, что находился рядом с Селией до самого конца. Он на несколько дней отстранился от всех, включая Иззи. Дома его пространство ограничилось кабинетом и спальней, а вне дома – бесконечными прогулками по Хэмпстед-Хит. Появился он только на похоронах, где выглядел удивительно сильным. Он рассказал о «редакторских зверствах» Селии и о том, в каком страхе жил год за годом, сдавая в издательство рукописи своих романов.
– Однажды, когда уже были готовы гранки романа, она заставила меня переписать первые две главы. Оливер метал громы и молнии. Менять набор – дело хлопотное и дорогое. Но Селия заявила, что они потеряют намного больше, если книгу не станут покупать из-за скверного начала. Как ни печально, она была права. Я работал целые сутки, а потом свалился и уснул. Думаете, Селия меня пожалела? Ничуть. Она сказала, что мое суточное бдение еще не повод, чтобы не принести исправления сразу же. Редакторское чутье не подвело Селию и на этот раз. Исправленный, мой роман стал гораздо лучше.
Более личные воспоминания он оставил при себе, сделав это отчасти из уважения к лорду Ардену и Иззи, а отчасти потому, что, кроме воспоминаний, у него ничего не осталось и он не хотел делиться ими ни с кем.
Иззи настойчиво звала отца поехать с ней в Америку и гостить там столько, сколько он захочет. А Дженна с трогательной серьезностью добавила, что он, если захочет, может на некоторое время поселиться в Саут-Лодже и там никто не будет мешать ему. Себастьян, поблагодарив обеих, ответил отказом. Он останется в Лондоне и начнет писать новую книгу. Для него это будет лучшим лекарством от горя. Во втором полугодии он, возможно, и примет оба приглашения.
– Но только я обязательно должен буду вернуться сюда к моменту родов Клемми или вскоре после появления малыша.
Себастьян искренне радовался будущему ребенку. По многим причинам. Иззи догадывалась о них, и ей становилось немного не по себе.
На похороны Чарли не пошел, сказав, что был бы там вторгшимся чужаком. Удивленная его пониманием и тактом, семья с благодарностью отнеслась к его решению. Чарли вызвался помочь миссис Хардвик и дворецкому лорда Ардена с устройством поминального ланча. Особой необходимости в этом не было, но опять-таки из благодарности к нему семья согласилась.
За ланчем он был сама любезность, показывая, что главной причиной его присутствия является Дженна. По окончании он быстро ушел, сказав, что у него назначена встреча. Собравшиеся не представляли, с кем Чарли может встречаться в Лондоне, но почувствовали: он и на этот раз проявил тактичность.
Через пару дней он улетел в Нью-Йорк. Дженна убедила его, что прекрасно вернется обратно с Иззи:
– Я победила свой страх перед полетами. Честное слово. Не беспокойся за меня.
Ей хотелось съездить к Миллерам и навестить других членов семьи. Она надеялась увидеться с Лукасом. Он очень тепло отнесся к ней на похоронах. За столом они неплохо поговорили… и только. Смерть бабушки заставила Лукаса срочно приехать из Франции, где он с друзьями проводил каникулы. Наверное, он снова туда вернулся. Дженна знала, что летом он собирался поработать в «Литтонс», но это будет уже после ее возвращения в Нью-Йорк.
Юристы затребовали копию свидетельства о браке, чтобы иметь документальное подтверждение брака Селии с лордом Арденом, сделавшего ее графиней Арден. Они бы и сами могли получить копию, но наличие оригинала заметно упрощало весьма сложную юридическую процедуру по оценке имущества и накоплений, оставшихся после смерти Селии.
Дома, в письменном столе, свидетельства не оказалось. В ящиках обнаружилось ее свидетельство о рождении, свидетельство о первом браке, а также немало других документов, касающихся непростой жизни леди Селии. Лорд Арден искал в своем доме, но тоже не мог найти. Он лишь сказал, что Селия никогда не разбрасывала документы где попало.
– Я всегда был таким безалаберным по части всяких бумаг. Да и сейчас такой же.
Он предоставил семье полное право искать свидетельство в его доме и обещал в помощь своего дворецкого.
– А я на некоторое время уеду в Гленнингс. Постараюсь… свыкнуться.
Адель, добровольно взявшая на себя поиск материнских документов, сказала, что потом, возможно, и воспользуется его разрешением. Но пока нужно внимательнее искать на Чейни-уок.
– Там столько всяких бумаг. Возможно, мы просто проглядели. Я уверена, что найду свидетельство.
Свидетельства она не нашла, зато нашла множество других вещей, вызвавших у нее слезы. Четыре пары крошечных первых башмачков, четыре молочных зуба, локоны, сохраненные матерью после того, как каждому из них впервые стригли волосы. Она нашла связки писем Оливера времен Первой мировой войны, которые он посылал с фронта, школьные письма Джайлза и Кита, письма Джайлза уже с другой войны, когда он находился в Италии. Было много писем Барти из Нью-Йорка. А еще – ее собственные письма из Парижа, письма детей Уорвиков, письма Иззи из школы. Но самой трогательной (у Адели даже защемило сердце) была небольшая стопка писем, перевязанная красными ленточками. На бумажке, подсунутой под ленточки, стояло два слова: «От Себастьяна», а чуть ниже – выцветший рисунок анютиных глазок. Эти письма Адель отвезла ему домой. Она видела, каких усилий ему стоило держать себя в руках. Все усилия провалились. Чтобы его поддержать, Адель отправилась на кухню поискать виски, а когда вернулась с бутылкой, Себастьян по-прежнему смотрел на стопку писем, не решаясь развязать ленточку.
– Себастьян, я вам очень сочувствую, – тихо сказала Адель. – Очень, очень сочувствую.
– Не волнуйся, дорогая. Все в порядке. Мы с ней прошли замечательный путь. Когда ты достигнешь моего возраста, тебе придется научиться жить воспоминаниями. Ты это знаешь?
– Знаю, Себастьян, – ответила она. – И очень хорошо. Я уже живу воспоминаниями.
– Наверное, ты права. Как ты сейчас, Адель?
– Прекрасно. Да. Я стала намного счастливее. Нужно продолжать жить вопреки всему. Маме хотелось, чтобы мы это умели. – Она улыбнулась. – Знаете, всякий раз, когда у меня опускаются руки и начинаются слезы, я спохватываюсь и думаю: а что бы мама сказала обо мне, если бы увидела в таком состоянии? И это заставляет меня двигаться дальше. Можете мне верить.
Со временем Адель собиралась окончательно перебраться на Чейни-уок. Селия этого хотела и сама ей предложила в их последнюю, краткую и печальную встречу. Предложение было вполне осмысленным. Джайлз, Венеция и Кит имели хорошие дома и более чем достаточно денег. Адель не могла похвастаться богатством, а воспоминания о Монпелье-стрит к разряду счастливых не относились. Она вполне могла бы устроить себе ателье и здесь, на верхнем этаже. Сверху отсюда открывался потрясающий вид. Дом на Монпелье-стрит можно было бы продать и деньги за него куда-нибудь вложить. Адель пока еще ничего не говорила детям, но не сомневалась, что Нони и Лукас обрадуются. Они любят бабушкин дом и не станут возражать против продажи дома на Монпелье-стрит. А вот Клио может заупрямиться. Ей исполнилось шесть. Милый, очаровательный ребенок. Увы, Клио так до конца и не оправилась от внезапного исчезновения ее любимого отца, который почему-то никак не мог снова к ней приехать.
Джорди написал Адели письмо с соболезнованиями, а на похороны прислал огромный букет цветов, но тем и ограничился. Все мысли о его возможном появлении перечеркивало его второе письмо, посланное вдогонку, где он писал, что боится своим приездом испортить эту скорбную церемонию. Адель сразу угадала истинный смысл его письма, о чем рассказала Венеции. Джорди был не только мерзавцем, но еще и трусом. Эти письма уже не повергли Адель в депрессию, как раньше, чему она была несказанно рада.
Брачное свидетельство так и не обнаруживалось. Было ясно только одно: в доме на Чейни-уок его нет. И тогда Хелена предложила Джайлзу поискать еще в одном месте – в рабочем кабинете Селии.
– С какой стати ему там быть? – отмахнулся Джайлз. – Это личный документ, который всегда хранят дома.
– Вы перерыли весь дом. По-моему, стоит посмотреть на работе. Если не хочешь искать сам, я тебе помогу.
И Хелена действительно нашла брачное свидетельство своей покойной свекрови. Оно лежало в нижнем ящике письменного стола Селии, вместе со свадебными фотографиями. Печальное свидетельство того, что брак с лордом Арденом был ее капризом, о котором она не переставала сожалеть каждый день своей замужней жизни.
– Смотри, ни одного снимка на столе. Даже в рамки не вставила, – говорила Хелена, показывая снимки Джайлзу. – Запихнула подальше, с глаз долой. Она и с ним обходилась не лучше. Жалко мне этого лорда. Надо же, какая у него судьба.
– Хелена! – резко оборвал жену Джайлз. – Моя мать умерла всего неделю назад. Прошу тебя не говорить о ней в такой манере.
– Извини, – торопливо сказала Хелена, понимая, что хватила через край. – Извини, Джайлз. Ну вот, свидетельство мы нашли. Ты бы позвонил юристам… Интересно, а что может лежать вон там? – спросила она, глядя на небольшой черный сейф в углу. – Может, что-то ценное? Какие-то секреты?
– Не знаю. Сколько помню, он всегда здесь стоял. Думаю, она хранила в нем рукописи. Сейчас, наверное, сейф вообще пуст.
– Наверное, но не наверняка. Пока не откроешь, не узнаешь. Ты знаешь комбинацию цифр?
– Представь себе. Она думала, что я не знаю, а я знаю. Иначе жизни не хватило бы пробовать разные варианты. Все очень просто: десять-шесть-семнадцать. Даты наших дней рождения.
– Ты не возражаешь?
– Нет. Открывай, раз тебе интересно. А я пойду посмотрю, как там остальные. Все пытаются работать как обычно. Когда закончишь, поищи меня по кабинетам.
Прошло полтора часа, а Хелена не появлялась. Джайлз почувствовал, что проголодался. Самое время отправиться на ланч. Удивленный затянувшимся отсутствием жены, он вернулся в материнский кабинет. Хелена неподвижно сидела на полу, окруженная несколькими десятками томиков в кожаных переплетах. Два или три лежали у нее на коленях, еще несколько были сложены аккуратной стопкой на письменном столе.
– Ты посмотри, Джайлз. – Голос Хелены был совсем тихим и очень странным, почти завороженным. – Ты только посмотри. Это дневники твоей матери. Она вела их всю жизнь, начиная с пяти лет. И писала туда каждый день. Ты посмотри, Джайлз. И сам почитай. Например, этот. Или вон тот. Ты хоть знал, что твоя мать постоянно ведет дневник?
– Нет. – Джайлзу стало не по себе от вторжения в самый потаенный уголок личной жизни его матери. – Я не знал. И предпочел бы их не читать. Это все-таки очень личные записки.
– Я бы не сказала. – Глаза Хелены горели от возбуждения. – Может, конечно, и личные. Но там написано про всех нас. А некоторые записи – настоящий динамит. Джайлз, я едва успела заглянуть в них. Что ни страница – то волосы дыбом встают. Тут и про отца Джея написано, и про ММ, и про твоего отца тоже. Невероятно! Тебе обязательно нужно это прочитать самому.
Джайлз буркнул, что посмотрит, когда у него будет время. Он велел Хелене убрать дневники обратно в сейф. С явной неохотой она подчинилась. Вид у нее и сейчас был совершенно ошарашенный.
«Литтонс» все еще лихорадило. После первоначальной эйфории стало ясно, что нужно как можно быстрее наводить порядок, выстраивать новую систему управления, реструктуризировать финансовую основу и создавать новый совет директоров. Самой приятной обязанностью было сообщить Маркусу Форресту о «кардинально изменившихся обстоятельствах». Джей предложил это сделать Джайлзу:
– Займись. Получишь несказанное наслаждение.
Так оно и было. По предложению юристов Джайлз сделал это в письменной форме. Он написал Форресту официальное письмо, в котором сообщил об обнаружении дополнения к завещанию Барти, составленного ею в Лондоне по всем правилам, подписанного и нотариально заверенного в присутствии свидетелей и с проставлением даты. На основании упомянутого дополнения в случае смерти Барти шестьдесят восемь процентов акций «Литтонс – Лондон» возвращались семье Литтон.
Форрест ответил кратким сухим письмом, написав, что рад за них, однако им как можно раньше следует с ним встретиться для того, что он назвал «подробным устным отчетом». В Лондоне представляли, сколь велика его досада. В Нью-Йорке он был всего лишь главным редактором, а в Лондоне чувствовал себя оберфюрером. Такое прозвище дала ему Венеция. Думать о его скором и неминуемом низвержении с пьедестала власти было очень приятно.
Все были благодарны Барти, однако никто не понимал, почему она сделала такой шаг. Довольны были не только Литтоны. В издательстве радовались все. Люди устали от американского вмешательства, от внезапных отмен принятых решений, от насаждаемого Маркусом Форрестом двоемыслия, оттого, что они не чувствовали себя хозяевами своей судьбы и вынуждены были мириться с мнением об утрате «Литтонс» прежней издательской самостоятельности.
Уже через два дня после смерти матери Джайлз созвал совет директоров. Как бы извиняясь, он подчеркнул, что ни Барти, ни Селия, конечно же, не хотели такого развития событий, но в то же время не стали бы мешкать с реализацией открывшейся возможности.
По общему согласию, пропорциональные доли акций оставались прежними. Возрастал лишь процент самих акций. Джайлз, Джей и Венеция получали по двадцать пять процентов каждый. Оставшаяся четверть отходила Элспет и Кейру. После собрания Элспет зашла к Джайлзу в кабинет и объяснила, что, прежде чем брать причитающуюся им долю акций, они с Кейром должны решить некоторые внутрисемейные проблемы. Джайлз согласился и сказал племяннице, чтобы не торопилась.
Элспет заметила, что Джайлз буквально за несколько дней преобразился. Он одновременно стал спокойнее и властнее. Джайлз вполне искренне горевал по матери. Он всю жизнь не переставал ее любить, хотя частенько ненавидел. Он всегда, даже став совсем взрослым, очень старался заслужить ее одобрение и похвалу. Теперь эта тяжкая ноша была снята с его плеч.
Ситуация самой Элспет была гораздо сложнее.
Первое время всех удивляло, почему Барти адресовала свое письмо именно Элспет – самой младшей и наименее значимой из всей семьи Литтон. Положение Элспет в издательстве тоже было весьма скромным. Понимание пришло достаточно быстро. Барти смотрела вперед на многие годы и даже десятилетия. Конечно, сама она вовсе не собиралась умирать. Но она предвидела постепенный уход с издательской сцены Селии, а затем, весьма возможно, Джайлза, Джея и Венеции.
Письмо было очень теплым.
Дорогая Элспет!
В тот момент, когда я пишу тебе это письмо, ты представляешь новое, молодое поколение семьи Литтон. Я пишу в надежде увидеть успешное осуществление моих пожеланий. Ты представляешься мне на редкость компетентным человеком. Твое восхождение по карьерной лестнице будет очень быстрым. Возможно, к моменту получения моего письма ты уже займешь место Селии! Меня бы это не удивило.
Я внесла дополнение в свое завещание. Один экземпляр этого дополнения отправлен моему нью-йоркскому адвокату, второй я прилагаю к письму, которое ты сейчас держишь в руках. Согласно дополнению, в случае моей смерти акции «Литтонс – Лондон» должны быть полностью возвращены семье Литтон. Там их настоящее место, и туда они должны вернуться. Тщательно береги их и «Литтонс»!
Со всей моей любовью,
Барти
– Удивляюсь, почему она еще тогда ничего не сказала ни тебе, ни нам, – задумчиво произнесла Венеция.
– А я знаю почему, – ответила Элспет. – Это было бы как бомба. Всем бы сразу захотелось получить свою долю. Начались бы ссоры, борьба за главенствование. Издательство сделалось бы жутким местом. А руководство Барти всех более или менее устраивало. Ведь она как-никак принадлежала к семье.
Читать бесплатно другие книги:
