Идущие сквозь миры Лещенко Владимир

Василий

За те недели, которые мы вынужденно пробыли здесь, я неплохо изучил этот город.

Город, похожий на восточную столицу из арабских сказок.

Город, чем-то напоминавший мне Стамбул, в котором я не бывал. Или Баку, в котором я прожил в бытность студентом целый месяц. Или Александрию, только не арабскую, а древнюю, греческую, которую я посетил дважды.

На улицах иноземцев было почти столько же, сколько местных жителей.

Старинные особняки-дворцы – обиталища древних родов – и многоэтажные бетонные ульи. Ветхие храмы и новые гостиницы, сверкающие стеклом больших окон. Лачуги и ночлежки. Маленькие бары – точь-в-точь копия знакомых мне европейских. Увеселительные заведения самого различного пошиба и приличия, какие-то подозрительные притоны, крохотные мастерские, лавчонки, торгующие всякой всячиной. В кофейнях и трактирах мужчины играли в шахматы, карты (мало похожие на известные в моем мире), слушали патефоны, музыкантов, певцов. Неторопливо вкушали напитки и сласти – время основательной еды наступит вечером. В специальных семейных трактирах люди с женами и детьми пили чай. В толпе шныряли девицы, на левом рукаве которых был нашит квадратный лоскут белого, синего или оранжевого цвета с вышитыми на нем цифрами, обозначавшими сумму, за которую означенную девицу можно было получить в пользование. Цвета означали, что проститутка обслуживает клиента либо в своем жилище, либо в номере дешевой гостиницы, либо же у него дома. Перечеркнутая лиловой полосой нашивка сообщала, что обслуживает эта девица представителей обоих полов. Здесь же отирались мелкие мошенники и контрабандисты, фальшивомонетчики и торговцы «травкой» – одинаковым во всех мирах гашишем. Дома в шесть или даже в восемь этажей, узкие улицы, заполненные народом, проносящиеся туда-сюда все еще редкие автомобили.

Изредка мелькали паланкины эбенового дерева, которые несли на своих плечах прикованные к ним черные рабы.

Значит, их обладатель и впрямь был необычайно богат.

Рабы стоят очень больших денег, и за ту же сумму, которую он истратил на покупку одного из своих негров, восемь свободных слуг согласились бы таскать его на себе круглый год по двенадцать часов в день. Именно из-за дороговизны рабов уже давно используют только на самых тяжелых, опасных и грязных работах, куда не идут даже голодающие бедняки.

Впрочем, это могут быть и обычные слуги, согласившиеся за дополнительную плату изображать невольников.

Вот мимо нас прошагали два горца, появившиеся тут по каким-то своим делам. На поясах болтались кривые сабли. У одного короткий карабин с подствольным барабаном как у револьвера, у другого допотопное шомпольное ружье. Ствол и барабан карабина были отлиты из бронзы. Оружие было довольно старым – ведь бронзовое оружие перестали делать уже больше ста лет назад.

Группа нарядно одетых девушек и молодых женщин, возвращавшихся с гуляния по случаю какого-то квартального или общинного праздника, обступила с беззлобным смехом юного послушника, бесстыдно его лапая – по-другому и не скажешь. Дело в том, что до посвящения в жрецы слуги здешних богов, включая местного бога блуда, должны были строго хранить целомудрие.

Вся наша компания в данный момент спускалась вниз по улочке. Здесь, в старом городе, они часто так узки, что даже повозка, не то что грузовик, не может пройти по ним, и товар приходится развозить на верблюдах.

На площади перед таможней с десяток извозчиков, управлявших неуклюжими фаэтонами под парусиновыми тентами, зазывали желающих покататься и посмотреть город.

Особенно мне запомнился один, обещавший показать «благородным гостям» воздвигнутый тысячу сто лет назад храм бога Солнца, с его «удивительным, ни на что не похожим и нигде больше не существующим алтарем»… Храм и в самом деле был весьма примечательным сооружением.

Он представлял собой круглое строение с колоннадами, без крыши, в центре которого был установлен алтарь, а вокруг него располагалось полторы сотни идеально отполированных гранитных плит на шарнирах.

Во дни торжеств на алтарный камень возлагали связанную жертву – обычно красавицу-рабыню, после чего служители по команде поворачивали плиты, и в один миг на алтаре концентрировались три сотни солнечных зайчиков размером два на два метра. Температура доходила до пяти тысяч градусов, и несчастная в минуту бесследно испарялась, к вящему восторгу верующих.

Мы спустились по узкой улочке, вымощенной обломками кораллов, которая вела к башне утаоранской цитадели. Сооружение это заслуживает того, чтобы о нем рассказать.

Когда я увидел ее башни в первый раз, то не смог сдержать удивленного возгласа. Подобной высоты сооружения мне приходилось видеть лишь у себя дома, да еще в Атлантиде. Из двух десятков башен не было ни одной ниже шестидесяти метров. А главная башня насчитывала почти сто метров от основания до верхнего этажа, не считая того, что сама стояла на довольно высоком уступе горы.

Я тогда не удержался, чтобы не выразить Ингольфу своего восхищения ею. Хлопнув меня по плечу (болезненно екнула селезенка), он сообщил, что может показать с полдюжины мест, где он во время осады без особого труда мог бы перебраться через стену и провести за собой отряд лихих рубак. У каждого свой взгляд на вещи, как говорится.

В древности две главные башни были выше еще на четверть, и на каждой стояло гигантское зеркало из полированного гранита, будто бы способное фокусировать солнечные лучи так, что могло поджечь вражеский корабль, – изделие того же хитроумного жреца, который создал упомянутый выше алтарь. Это, впрочем, не спасло Утаоран от предательства, из-за которого он и был захвачен в ходе Второй Ральской войны, после чего победители сбросили зеркала вниз и разрушили навершия башен.

И все это, хотя было воздвигнуто больше тысячи лет назад, в развалины не превратилось.

Слева от меня над крышами вздымалось овальной формы здание высотой с десятиэтажный дом из каменных глыб, изъеденных временем. Главные торговые ряды Утаорана.

Зданию этому было уже больше тысячи двухсот лет. Когда-то – лет семьсот-восемьсот тому – именно здесь был крупнейший на тысячи километров вокруг рабский рынок, куда рабов привозили даже из недавно открытой Америки.

Это место было знаменито тем, что именно тут в свое время была с аукциона продана дочь последнего ральского императора и наследница престола вместе со своими сестрами, родственницами и придворными дамами. Это произошло после того, как варвары добили империю, и множество народу – она в том числе – переправились сюда через пролив, ища спасения.

Этот рынок многократно перестраивали, и ныне он представлял собой что-то вроде огромного зала под стеклянным куполом, где вдоль многоэтажных, ступенчато уходящих вверх галерей выстроились лавки, маленькие магазинчики, кафе, меняльные конторы. Рынок по сути был небольшим кварталом, если не сказать – городком внутри города. Сюда приходили не только по надобности – скажем, купить что-то, – но и просто погулять, встретиться с друзьями, посидеть за стаканчиком вина.

Рынок этот работал круглые сутки, по вечерам и ночами его освещали висевшие под самым куполом зеркальные шары, на которые направлялись лучи мощных прожекторов.

Кстати, хотя электричество открыто здесь довольно давно и применяется широко, но качественных светильников аборигены так и не изобрели. Существуют два их вида – громоздкие тысячеваттные прожектора с дуговыми фонарями, страшно гудящие и распространяющие вокруг зловоние горящих электродов, и небольшие лампы с высоковольтными катушками, испускающими тусклый свет, вроде огней святого Эльма. Технический прогресс иногда преподносит любопытные сюрпризы. Вот, кстати, еще один такой сюрприз пролетел невысоко над островерхими кровлями, треща прямоточным реактивным двигателем – наиболее примитивным из возможных. Больше всего местный летательный аппарат напоминал пузатую летучую мышь с короткими широкими крыльями и длинным гибким хвостом. Сходства добавлял темно-бурый цвет, в который его непонятно зачем выкрасили.

Мидара говорила, что похожие машины есть и у нее дома, и двигатели на них точно такие же. В моем мире они стояли еще на Фау-1. Вопросы технического прогресса меня всегда занимали, поэтому о здешних самолетах я узнал достаточно. Эти низколетящие аппараты, не способные преодолеть большое расстояние, использовались главным образом в военных целях да еще для передачи известий особой важности. Самостоятельно взлетать они не могли – не хватало мощности движков. Иногда для их запуска использовались паровые машины, изредка – из-за дороговизны – ракетные ускорители. В Утаоране эта проблема была успешно решена. Посадочная площадка была оборудована на плоской вершине одной из подходящих к городу с юга известняковых гор, окруженной со всех сторон отвесными обрывами. Слегка разогнав, самолет просто сталкивали с обрыва, и он набирал скорость, скользя вниз.

– Ты не вверх смотри, ты по сторонам смотри, – бросил Ингольф. – Вот туда смотри! – Его ладонь указала на тех самых местных жительниц, которые оставили юного жреца в покое и принялись стрелять в нашу сторону глазками. – Ты посмотри, какие девахи! Грудь торчком стоит: кружку с пивом поставь – не упадет!

– Ох, Ингольф, – бросила вышагивавшая за нашими спинами Мидара, – тебе мало девах, с которыми ты дрался?

Тот враз посмурнел. Несколько дней назад Ингольф решил навестить веселый дом и угодил в какой-то притон, где его попытались ограбить. Дело кончилось тяжелыми сотрясениями мозга у вышибалы и хозяйки, а Мидаре пришлось объясняться с местными полицейскими. Впрочем, они быстро исчезли, удовольствовавшись нашими скромными подношениями. Благо, как раз незадолго до сего дня я обменял на местные деньги очередную порцию нашего золота. Монеты пришлось предварительно расплавить, а потом надеть слиточки на цепочку, чтобы получилось что-то вроде ожерелья. В менее цивилизованном месте можно расплачиваться хоть царскими червонцами, хоть английскими гинеями, хоть солидами короля иерусалимского и египетского Фридриха – Барбароссы IV. Здесь – совсем другое дело. Самое меньшее, неизвестные деньги примут за содержимое клада. Кладоискательством занимаются серьезные люди, которые очень не любят конкурентов в поисках древнего золота.

Надеюсь, впрочем, совсем скоро местные заморочки перестанут нас волновать.

У причалов мы встретили продавцов. Четверо человек – хозяин, его телохранители и секретарь. Даже до того, как Мидара нас представила, я уже знал – кто есть кто.

Уважаемый Красо – невысокий крепыш лет за сорок, с заметной лысиной. Секретарь, представившийся как Кас, – тип неопределенного возраста, равно лебезящий перед своим хозяином и перед нами. А телохранители… Ну, быки и быки – что я, мало портовых бандитов повидал в своей жизни?

– Так где же корабль, уважаемый? – бросила Мидара, после короткого обмена приветствиями перейдя сразу к делу. – Что-то я его не вижу.

– Да вот он, ближайший к нам. Мы удивленно переглянулись.

Ближе всего к нам стоял длинный пятимачтовый кайти – местная разновидность барка, тысячи в две тонн водоизмещением.

И только потом мы разглядели стоявший в его тени маленький изящный парусник.

Вслед за сопровождающими нас Касом и Красо мы поднялись на палубу.

Пожалуй, корабль этот можно было назвать, пусть и с натяжкой, бригом. Длиной метров тринадцать, он нес две мачты с косыми парусами, как на земных яхтах.

Судно всем нам понравилось уже хотя бы тем, что в большинстве известных нам миров оно по крайней мере не выглядело бы слишком чужеродным.

На корме стоял большой подвесной мотор с уже знакомым мне газовым генератором, только более примитивным, чем наш, который мог работать на дровах и каменном угле.

Во время хода под парусами мотор, чтобы не снижалась скорость, поднимался вверх небольшой лебедкой и укладывался на палубе.

Со вздохом я представил, как будет трудно прятать его в трюме, если случится попасть туда, где ни о чем подобном еще не имеют представления.

Красо вместе с сопровождающими поводил нас по кораблику, особо упирая на то, что на нем все готово для немедленного отплытия, и пытался на этом основании выторговать немного больше, чем заранее оговоренная сумма.

В наши руки перекочевали судовые документы, а заодно и разрешение на свободный выход из порта.

Мы расплатились и довольно холодно распрощались с продавцами.

– Послушай, почтенная, – вдруг напоследок обратился к Мидаре старший из телохранителей. – Что это за странное оружие у тебя? Я в этом деле, уж поверь, соображаю, а никогда не видел такого. – Он ткнул в пистолет-пулемет на плече нашего капитана.

– И не увидишь, – не моргнув глазом, бросила Мидара. – Это ручная работа, особый заказ. Кстати, как этот корабль называется?

Вопрос, кажется, их удивил.

– Назовите его как хотите, – бросил Кас, и улыбка на его губах не показалась мне симпатичной.

– Ладно, – буркнула Мидара, проводив взглядом продавцов. Вытащив кинжал, она слегка уколола палец и стряхнула на палубу капельку крови, затем налила из глиняной фляжки в латунную пробку-стаканчик (я даже удивился – когда успела купить) несколько глотков вина и тоже выплеснула на палубу.

– Отныне и пока его держат волны, нарекаю это судно «Чайкой», – произнесла она обычную хэоликийскую формулу нарицания корабля.

Никто не возразил – «Чайкой» звали корабль Ятэра.

– Давайте, готовьтесь к плаванию.

Торопиться у нас были немалые основания. Обстановка в городе день ото дня не улучшалась.

Вчерашней ночью нас разбудила стрельба. Сперва послышались одиночные выстрелы, за ними – железный грохот тяжелых пулеметов. Следом рассыпанным горохом принялись отбивать медленную дробь «колотушки» – местная разновидность пулеметов. Обитатели гостиницы отнеслись к ночным звукам довольно спокойно, но потом в коридоре хлопнуло несколько дверей.

В окно я заметил, как по двору прошмыгнули несколько фигур. На ходу они что-то поправляли под длинными одеяниями. Видимо, они знали о происходящем несколько больше нас, и оно их каким-то боком непосредственно касалось. Я ощутил некоторое беспокойство – если так, сюда вполне могли заявиться их противники. За несколько дней до нашего прибытия одна из подобных стычек завершилась тем, что в окно постоялого двора была брошена пара гранат…

Что удивительно, на следующий день местные жители о происшедшем почти не говорили – не иначе, здесь это в порядке вещей.

Но такое положение категорически не устраивало нас. Тем более что в ходе похожих беспорядков, как мы узнали из разговоров, лет тридцать назад сгорела треть Утаорана.

Шесть дней назад, ближе к вечеру, я остановился у торца трехэтажного старого дома, сложенного из плит грубозернистого камня, на Короткой улице Торгового квартала вольного города Утаоран. Мне была назначена встреча именно здесь, в маленьком кабачке, что разместился в полуподвале, – о его присутствии явственно говорила вывеска, кованная из бронзы и изображавшая аляповатый кубок, в который текла струя вина. Перед тем как спуститься по истертым ступенькам вниз, я одернул полукафтан, при этом невзначай проверив лишний раз оружие.

Под полой был спрятан кремниевый револьвер в самодельной кобуре. Этой выдумке местных оружейников было лет сто, но подобные ему до сих пор здесь в ходу. На нем стоял заводимый особым ключом колесцовый замок, пружина которого одновременно вращала барабан с шестью зарядами. Кроме того, за обшлаг был засунут маленький, отточенный до бритвенной остроты дамский кинжальчик: подобной хитрости научила меня в свое время Мидара.

В зале, где стоял чадный полумрак, было около двух десятков крошечных столиков, из которых заняты были примерно две трети.

Элегантно одетые люди неопределенного возраста, выражение лица и оттенок носа которых выдавал профессиональных гуляк, торговцы или приказчики средней руки, остальные – обычный городской люд: глазу не за что зацепиться.

За столиками по углам сидели несколько девиц, о профессии которых недвусмысленно говорили розовые и синие нашивки на рукавах.

Имелся и специальный чтец, одновременно писец. Всякий желающий мог попросить его за скромную плату почитать одну из лежащих на столе перед ним разноязыких газет или черкнуть записку или письмо.

Народ подходил к стойке, сам выбирал выпивку из стоявших на полках кувшинов и бутылок и тут же принимал ее. В ряд на стойке выстроились дискосы с закусками – тонко нарезанным вяленым мясом, квашеными овощами и мелкими омарами.

Делалось это в память о тех неспокойных временах, когда одним из самых распространенных преступлений была кража людей в подобных заведениях, когда в пойло незаметно подсыпали снотворное зелье. Заснувшие просыпались уже в цепях в трюмах работорговцев.

Усевшись за свободный столик, я заказал баранье жаркое с ароматной зеленью и тарелку огромных вареных креветок с острым соусом. К ним подали стопку еще теплых просяных лепешек и сладкий картофель. Кроме того, я взял маринованные щупальца осьминога, которых тут именовали змееногами, и небольшой терракотовый графин легкого розового вина. Кстати, это местное вино особенно полюбил Мустафа. Вообще хмельные напитки он весьма уважал. Однажды кто-то из моих знакомых спросил его, как винопитие согласуется с Кораном. И услышал в ответ, что, оказывается, перед последним походом Главный муфтий Балтийского флота особой фетвой разрешил матросам утолять жажду «соком виноградной лозы» на все время плавания. Поскольку формально Мустафа все еще находился в походе, то мог без зазрения совести и боязни Аллаха вкушать запретный для прочих мусульман напиток. Сотворив принятый здесь жест благодарения богов за еду – приложив руки к груди и подняв вверх ладони, – я принялся за аппетитнейшую, отлично прожаренную баранину.

Именно такой ужин и именно в таком порядке блюд я должен был заказать по условиям, которые передал нам человек, пообещавший свести нас с нужными людьми.

Немного утолив голод и занявшись креветками, я бросил чтецу мелкую монету из низкопробного серебра и принялся выслушивать произносимые скороговоркой вполголоса новости планеты Хемс. На себе я ловил презрительно насмешливые взгляды: мол, надо же, деревенщина тупая, читать не научился, а туда же – в пристойное заведение пожаловал.