Они сражались за реальности Подгурский Игорь

СПИСОК

Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник

Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон

Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда

Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности

Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник

Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки

Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр, бек

Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант

Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопераций

Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спецопераций

Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан

Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца

Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик

Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения

Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда

Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед

Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь

Дранников Добрыня Никитич – богатырь

Попович Алексей Вакулович – младший богатырь

Филиппов Петр Трофимович – стажер

Вендт Отто Фридрихович – командир подводной лодки «U-1277», вместе с экипажем временно прикомандированный в распоряжение командира отряда, капитан-лейтенант

Глава 1

ДВА КАПИТАНА

Подводная лодка бесшумно кралась в глубине. Она плавно парила на коротких крыльях носовых и кормовых рулей над океанской бездной. Вымытые течениями склоны подводных гор неровными каменными ступенями спускались ко дну. Внизу, на мягкой перине ила, лежали, врастая в дно, останки древних и не очень кораблей. Изъеденная морскими червями корма древнеримской галеры покоилась рядом с бушпритом испанской каравеллы времен Колумба и Магеллана. Палубный самолет-торпедоносец почти вертикально воткнулся в дно, растопырив в стороны изломанные крылья, словно пытаясь укрыть от времени полусгнившую ладью и останки минного тральщика. На плоскостях, покрытых черными наростами мидий, висели две невзорвавшиеся торпеды. За мутным стеклом блистера кабины весело скалились черепами скелеты, одетые в лохмотья летных комбинезонов. Казалось, летчики никак не могут сообразить, как они здесь оказались.

Подводное кладбище проплывало под килем субмарины, пересекавшей последнюю пристань мертвых кораблей.

Моряки столетия промеряли этот капризный участок океана, наносили на карты найденные скалы. Но морские лоции пестрят названиями кораблей, давших свои имена банкам и рифам, которые они открыли своими бортами в тех местах, где промер не обнаруживал никакого повышения дна. Здесь под водой поднимались со дна огромные конические скалы, и по скатам их скользил грузик лота, которым промеряли глубину.

Подводная лодка маневрировала, управляемая «шестым» чувством штурмана, угадывающего проход между встающими по курсу скалами или появление подводной горы. Плавание в таких условиях напоминало слепой полет. Оно велось только по приборам да по особому чутью морского волка, колдующего над картами в командном отсеке субмарины. Точность требовалась предельная. Малейшая ошибка в расчетах могла навести подлодку на камни. В лучшем случае это могло сорвать операцию, в худшем – стальной корпус стал бы братской могилой не только для экипажа, но и для всех десантников, еле-еле разместившихся среди тесных переборок.

Напротив подводной горы Морской Конь, обводами напоминающей лошадь с пышной гривой, подлодка застопорила ход. Она, словно принюхиваясь, повела носом, поворачиваясь в толще воды из стороны в сторону. Потом субмарина повернула на восток, двигаясь все более сложным и запутанным курсом, изобилующим еще более резкими поворотами и зигзагами. Ювелирное искусство штурмана вело подлодку в сторону острова Аркаим – месту постоянной дислокации специального отряда коррекции реальностей…

В свое время субмарина была потоплена 20 февраля 1945 года в Северной Атлантике британским сторожевиком «Аметист» и пошла ко дну со всем экипажем, включая капитан-лейтенанта Отто Вендта. Под водой нельзя было увидеть размытые камуфлированные разводы краски на корпусе лодки и бортовой номер «U-1277». Но это была, несомненно, она.

Стальной монстр мчал на себе длинный ствол орудия, самонаводящиеся акустические торпеды – всю возможную военную мощь, расчетливо и органично вписанную в организм дизелей и приборов.

Идеальные обводы ее корпуса вспарывали толщу воды, подтверждая ту скорость, с которой мчалась в океане эта воплощенная в металле жестокая воля к победе. Краса и гордость сгинувшего в прошлом Тысячелетнего рейха, подлодка нацелилась на остров и больше не сворачивала с курса.

Погибший экипаж нес службу на постах согласно боевому расписанию. Субмарина, специально подготовленная для плавания в океане, должна была высадить штурмовую группу на побережье. Задача: уничтожить весь личный состав специального отряда Звездной Руси, его базу на острове по соседству с Лукоморьем и захватить штабные документы. Капитан подлодки никогда бы не согласился на эту авантюру, но выбор у него был небольшой: или обратно на дно, где их потопили, или принять на борт экзотический десант – и в путь. Однажды волею судьбы «U-1277» уже была вынуждена временно исчезнуть из надводного, а заодно и подводного мира нулевой реальности Земли на некоторый неназываемый, но весьма длительный срок. Навсегда.

Капитан-лейтенант скрепя сердце подчинился. Возвращаться в темноту морской пучины не хотелось. Там тихо, очень тихо, но совсем нет солнца. Экипаж не понял бы своего командира. Да и Отто был в ответе за подчиненных. Считай, почти два столетия вместе. Безумное предприятие – почти через весь океан в тесном масляном чреве подлодки, где температура не опускалась ниже сорока градусов по Цельсию, в подводном положении выйти точно к крошечному острову в строго определенный день и час – это безумное предприятие подходило к концу.

Последние сутки похода в лодке не спала только дежурная вахта.

Чтобы отвлечься, Отто пошел по отсекам. Парадокс времени: на субмарине минуты тянутся как вечность, а сутки пролетают секундами.

Вендт шел медленно и осторожно, стараясь ни за что не зацепиться чистой форменной тужуркой. Он двигался между спящих тел, поправляя руки и ноги, свесившиеся с коек. Торпедный отсек – самое большое помещение лодки. Здесь спали на запасных стеллажных торпедах три богатыря. Бойцы десанта были напрочь лишены сантиментов. Их не тревожили несколько десятков метров водной толщи над головой.

Витязи спали беспробудным сном, не сняв кольчуг. Сапоги их попросили тоже не снимать – кислорода и так на всех не хватало. Шлемы, составленные остроносой пирамидкой, стояли в углу у переборки вместе с мечами и луками с колчанами, под завязку набитыми стрелами. Сладко спящая в обнимку с цилиндрическими телами торпед троица была основной ударной силой десанта. На них была главная ставка.

Капитан остановился у спящих богатырей и заботливо подсунул под голову Илье Муромцу свернутый красный пробковый спасательный жилет. Добрыня невнятно пробормотал что-то во сне, заворочался, пристраиваясь поудобнее на обтекаемой торпеде. Остальные спали молча и неподвижно. В начале похода то один, то другой со страшным грохотом и руганью соскальзывали на железный пол, но теперь приноровились. А экипаж перестал пугаться, каждый раз прощаясь с жизнью, принимая грохот за удар о риф.

Ерофей коротал время, затачивая лезвие алебарды карманным оселком. Изредка он делал перерыв на то, чтобы проверить остроту заточки, ковыряя пол под ногами. Железное днище пока не поддавалось. Ерофей надежды не терял и снова принимался наводить остроту на лезвие. «Плохая примета – пробовать обшивку на прочность. Так можно накликать беду»,– философски подумал Отто.

Вендт от кого-то слышал, что приметы сбываются у тех, кто в них верит, и наоборот – все идет своим чередом, если не обращать внимания на плохие предзнаменования. Капитан решил проигнорировать Ермака, продолжавшего методично ковырять обшивку острым кончиком алебарды с упорством, достойным лучшего применения. Он не мог отвести глаз от зрелища, кощунственного для любого моряка. Кулаки сжимались и разжимались в такт скрипу железа о железо. Борозда на броневом листе становилась все глубже.

В отсек заглянул Кузнецов. Внимательно посмотрев на слесарные художества товарища, он спросил:

– Тебе не страшно?

– Страшно? Ты чё, Колюня! Просто скучно тут, как в склепе.

– Какой склеп? Тут же везде люди,– натянуто удивился командир десантников.– Хочешь, сказку расскажу?

– Давай! Только, чур, страшную! Клин клином вышибают. В смысле хандру,– легко согласился Ерофей.– А склепы разные бывают,– еле слышно добавил покоритель Сибири. Он прекратил терзать пол и приготовился слушать.

– Давным-давно… – Кузнецов сделал серьезное лицо и перешел на замогильный голос: – В одном партизанском отряде служили парень и девушка с зелеными ногами. Как-то раз их отправили вдвоем на задание: проверить лесной «почтовый ящик». В нем связной из города оставлял весточки. Пошли они ночью. Идут, бредут и наконец вышли на опушку леса. Дальше им пришлось идти через старое деревенское кладбище. А парень все ждет, когда она платьем за оградку могильную зацепится, чтобы посмотреть, какого цвета у нее ноги. Подол у юбки длинный, ничего не видно…

– Они же ночью шли, он бы все равно ничего не смог разглядеть! – не выдержал педантичный Отто. Немец любил порядок во всем. Даже в сказках.

– Пошли на задание в полнолуние,– терпеливо пояснил рассказчик.– При ясной луне можно спокойно читать карту, не напрягаясь. Идут они дальше. Вокруг кресты покосившиеся, могилки просевшие…

– Да знаю я, что дальше с ними приключилось. Жили они долго, счастливо и умерли в один день,– закончил страшилку за Николая Ерофей.

– А вот и нет! Жили они не долго, хотя умерли действительно вместе,– Николай обрадовался, что его сюжет не смогли полностью предугадать.– Парочка наскочила на мину. Страшно?!

– Не-а, грустно.– Ермак сплюнул на пол, но, спохватившись, растер плевок подошвой сапога.

– Так какого цвета у девушки были ноги? Зеленые или нет? – поинтересовался капитан подлодки. Все у русских запутано, ничего не понять. Не сказка, а кроссворд, завернутый в ребус.

– Корпус у мины был зеленый! – догадался Ерофей.

Оба десантника весело заржали. Страшные сказки всегда заканчиваются смехом или слезами.

– Именно! – с готовностью подтвердил разведчик, желая показать слушателям, что его сказка скорее смахивает на притчу.– С тем отрядом вообще дело было нечисто.

–Ты, наверное, хорошо знал тех двоих? – заинтересовался Вендт. Он успел забыть про оскверненный пол субмарины: Кузнецов умел отвлекать людей от тяжелых мыслей, особенно когда это мешало выполнению задания.

– Так себе,– уклончиво ответил Николай.

– Я слышал, у вас целые отряды «зеленых» воевали? – спросил Отто.– Местное выражение, да? Фигура речи?

– Не более того. Так называют людей, воюющих в лесах сами за себя. Против всех.

– Мы таких называли хунхузами,– ударился в воспоминания Ерофей. От хандры, вызванной замкнутым пространством, не осталось и следа.

Вендт пожал плечами. Перестали портить днище – и ладно.

– Заболтался я с вами, господа. У вас, наверное, забот по горло. До свидания у трапа. До скорого! – Капитан притронулся рукой к фуражке и ушел своей бесшумной походкой в сторону центрального отсека.

Вендт дошел до отсека акустиков. Ганс, главный «слухач» экипажа, сидел в операторском кресле с наушниками на голове. Капитан положил руку на плечо матросу. Акустик поднял глаза и вяло доложил, не вставая:

– Господин капитан-лейтенант, горизонт в носовом секторе чист. Шума винтов по пеленгу не обнаружено.

Не вставать перед офицером – привилегия дежурной смены. Служба на первом месте, субординация на втором, а на субмарине, может, и на пятом.

Отто коротко кивнул, присел рядом на запасное кресло и надел пару свободных наушников. Командир любил заглядывать сюда – «послушать музыку моря для успокоения нервов, основательно расшатанных службой».

Ганс сдвинулся вбок, вжавшись плечом в переборку. Подводники слушали океан, как слушают симфонию, забыв на время о тесноте, жаре и недостатке кислорода. Система регенерации воздуха не была рассчитана на такое количество людей на борту. Она работала с полной нагрузкой, но все равно не справлялась. Одни богатыри потребляли кислорода больше, чем дюжина обычных людей.

Мощная песня океана ударила по перепонкам. Музыка глубин заполнила сознание, как струя воды заполняет пустой кувшин. На сердце сразу стало легче. В ушах звучали пересвисты тропических рыб, ворчание и трели тунцов, щелчки крабов, чьи-то упыриные стоны, чавканье, шипение, чириканье – сотни звуков сплетались в узор какофонии подводной жизни. Десятки музыкальных инструментов бесновались, повинуясь невидимому дирижеру.

Отто слышал, как курс подлодки пересекла стая кальмаров, с шумом выбрасывая воду из мышечных воронок. Живые реактивные снаряды затихли слева по борту. Мерный шум винтов заглушило на минуту гуканье сардин. Огромный косяк шел одним курсом с субмариной, немного выше. Хорошая звукомаскировка, если подумать. В голос водной стихии вклинились шорохи водорослевых лугов, стеклянный звон волн, налетавших на коралловые рифы, и скрипы полусгнившего такелажа затонувших кораблей.

Отто снял наушники и потер затекшие уши. В узком коридоре сновали матросы: новая смена готовилась заступить на вахту.

– Господин капитан, через десять минут закат солнца,– прохрипел динамик внутренней связи голосом дежурного офицера.

– Хорошо,– отозвался Вендт в переговорное устройство.– Не возражаю.

Акустик сидел неподвижно, как статуя, с остекленевшим взглядом.

– Чего притих? – Капитан наклонился к матросу, принюхиваясь. На время похода он приказал демонтировать самогонный аппарат на камбузе. Канистры с девяностоградусным пойлом Отто лично запер в баталерке боцмана, а ключ оставил себе. Но он прекрасно знал по собственному опыту, что на борту судна концентрация умельцев на все руки зашкаливает за все мыслимые пределы. От матроса перегаром не пахло.– Живой?

– Пока не закопали,– грустно отозвался «слухач».

– Смотри у меня. Без выкрутасов!

Перед самым выходом в поход акустик, слушая крики дельфинов, набрался первачом по самые брови. Когда самогона в крови стало больше, чем кровяных телец, Ганс осознал себя посланцем матушки Земли и решил установить контакт с цивилизацией дельфинов. Покоритель гидрокосмоса переключил акустическую аппаратуру в режим передачи и поставил дельфинам патефонную пластинку с вагнеровским «Полетом валькирий». На этом жесте доброй воли он не остановился и по внутренней громкоговорящей связи объявил всему экипажу, что отныне «Полет валькирий» считается официальным гимном германского подводного флота дальнего радиуса действия. Пока капитан-лейтенант успел домчаться до отсека «слухача», Ганс хлопнул еще полкружки самогона и обрадовал команду новым сообщением: великий композитор камрад Вагнер навечно зачислен в список личного состава подлодки. По дороге Отто крепко приложился командирским лбом о стальную переборку и потерял фуражку, что не способствовало появлению ростков доброты и милосердия. От подчеркнутой невозмутимости командира не осталось и следа. Ее место занял всепожирающий гнев. С подчиненным Отто обошелся без церемоний: музыкальная пластинка разлетелась веером черных осколков от удара по голове Ганса. Капитан потом долго жалел о своей несдержанности. Вагнера он тоже любил, а что такое настоящий винил, в этой реальности слыхом не слыхивали. На оставшихся пластинках были записаны строевые барабанные марши, от которых воротило с души.

Оставшиеся дни до выхода в плавание Ганс драил палубу с утра до вечера. К подлодке, пришвартовавшейся у пирса, постоянно приплывали дельфины. Они высовывали головы из воды и весело чирикали, переговариваясь с акустиком. Матрос в ответ насвистывал мелодии Вагнера. Иногда дружелюбные млекопитающие приносили ему свежей рыбки. Контакт между разумными существами разных стихий был установлен. Но какой ценой! Валькирии, валькирии, сколько солдатских судеб на вашем счету…

Ганс с детства хотел стать ихтиологом и посвятить жизнь изучению живности, населяющей моря и океаны, в первую очередь дельфинов. В Небесной канцелярии приняли к рассмотрению мечту маленького мальчика, но слегка подправили на свой лад. Мальчик вырос и теперь навечно был связан с водной стихией. Одна неувязка: между исследователем гидрокосмоса и предметом его научных исследований, дельфинами, постоянно стояла непреодолимая преграда в несколько сантиметров превосходной крупповской стали.

Это еще что! Никто в экипаже не догадывался, о чем мечтает боцман. У старого моряка тоже была мечта. Он постоянно грезил наяву, представляя себя акулой. Огромной белой акулой, на всех плавниках мчащейся к жертве. И первым бы боцман сожрал командующего военно-морскими силами той реальности, куда их забросила судьба. Последний приказ адмирала, любившего корабли на картинках, а море издалека, гласил: «Все агрегаты и механизмы смазывать бараньим жиром. Все, без исключения!»

Неважно, где ты служишь: на флоте или в сухопутных войсках. Главное, чтобы у тебя была мечта! Какой бы она ни казалась уродливой, страшной или убогой – мечта должна быть у каждого. И каждый имеет право мечтать, ни в чем себе не отказывая.

Ганс, тяжело вздыхая, продолжал дальше драить палубу. От уборки палубы акустика оторвала команда старпома: «По местам стоять! Отдать швартовы! Корабль к походу!» Матрос выбросил за борт опостылевшую швабру, вскарабкался по скобам рубки и проворно нырнул в зев люка. Гребные винты начали свой бесконечный бег…

…Капитан направился в сторону командного отсека. Ганс с облегчением перевел дух. Он впервые так долго задерживал дыхание, чтобы от него не учуяли запах свежего перегара. После прослушивания шумов океана акустику приходили в голову странные мысли. Иногда померещится, что подлодка далеко заплыла от берега и так глубоко затерялась в океанской бездне, что уже никогда не найдет пути в родной порт, что все они так и будут вечно жить в своих отсеках, неся бессменную вахту, что вместо солнца до конца дней им будут светить тусклые лампы. Матрос смотрел в удаляющуюся широкую спину капитана, который один точно знает день возвращения и который обязательно найдет дорогу домой – по звездам или флотскому чутью, неважно. Но найдет! От этой новой мысли в душе акустика поднялась теплая волна благодарности, почти обожания…

Капитан-лейтенант вошел в командный отсек и автоматически посмотрел на счетчик лага и циферблат глубиномера. Он поймал себя на том, что, глядя на приборы, пытается понять, сколько же сейчас времени. Отто перевел взгляд на часы, висевшие на противоположной переборке. Стрелки показывали, что от конечной точки их маршрута лодку отделяло еще несколько часов хода. Время замедлило спринтерский бег и тянулось со скоростью курьерской черепахи. Капитан подумал, что последние часы перед боем самые томительные. Захотелось вопреки собственной воле и рассудку продуть балластные цистерны с водой и всплыть на поверхность. От раздумий его отвлекли возбужденные голоса.

На штурманском столе лежала, занимая всю поверхность, морская карта и целый ворох лоций. Над всем этим склонился командующий военно-морскими силами реальности Батыр Батырбек в цветастом стеганом халате. Невзирая на жару, у него на голове красовался ярко-красный малахай, отороченный ценным мехом неизвестного науке зверя. Он то и дело прикладывал обломок прозрачной пластиковой линейки к карте, поминутно листая метеорологическую сводку погоды для надводных судов, и одновременно продолжал чертить непонятные кривые линии синим карандашом. Бек смотрел на них, что-то прикидывал, сверяясь с лоцией, и продолжал дальше прокладывать курс подводной лодки.

Старпом деликатно откашлялся и протянул беку циркуль со словами:

– Мой адмирал, может, с ним вам будет удобнее?

Батыр резко отодвинул в сторону толстый том метеосводок и недовольно буркнул, недоуменно вертя в руках хромированную загогулинку:

– От него мне легче будет? Я уже все за вас сделал.– Он обвел задумчивым взглядом стоящих вокруг стола полукругом морских офицеров и обер-лейтенанта вермахта в зеленой полевой форме, одиноко подпирающего переборку в стороне от остальных.

Бек нашел более достойное применение циркулю: он начал острой иглой осторожно выковыривать грязь из-под ногтей. Старший помощник отвернулся от стола и начал подчеркнуто внимательно сверять показания приборов. На карту, прижатую по краям алюминиевыми кружками с прозрачной жидкостью, офицер старался не смотреть.

Капитан заглянул через плечо сухопутного адмирала и почувствовал, как у него зашевелились на голове волосы. Изломанный курс подлодки в нескольких местах пересекал сушу. Старпом встретился с ним глазами и виновато развел руками. Он попытался что-то сказать в свое оправдание, но Отто приложил палец к губам и сделал страшные глаза.

На их счастье, вошел кок и спросил разрешения подавать завтрак, хотя по времени это мог быть и очень поздний ужин. По лодке потянуло вкусным запахом кофе, смешанным с самогоном.

– Господин бек, вам накрыли в персональной каюте,– доложил командующему вахтенный офицер.

– Вот и чудненько. Когда понадобится помощь, зовите! – Батырбек жестом заправского подводника отдраил люк и нырнул в отверстие прохода. В этот раз, закрывая крышку люка, он не прищемил себе пальцы, как обычно, а только зажал полу роскошного халата. Из-за стальной заслонки послышались степные проклятия и пожелания прокисания кумыса неведомым врагам. Бек прекрасно помнил те времена, когда лучшим другом человека считался конь, а женщина знала свое место.

Капитан оглядел офицеров, подолгу задерживая взгляд, как бы оценивая каждого заново. Когда голос командующего затих в глубине стального нутра, Отто негромко сказал:

– Задрайте двери, чтобы не ходили тут всякие…

Когда последний барашек водонепроницаемой двери был довернут до упора, он так же тихо приказал:

– Старший помощник, доложите обстановку!

Старпом всем телом нависал над столом и торопливо вычищал ластиком оскверненную карту. Он перечертил курс и, сделав пометку у маленького клочка суши, затерявшегося на сплошном синем фоне с цифрами промеров мелей, отрапортовал:

– Идем, строго придерживаясь расчетного времени. К рассвету будем у цели.

– Николай, десант готов? – Вендт обращался к обер-лейтенанту запросто. У него было полное право на панибратство с разведчиком Кузнецовым после нескольких совместных операций.

– Все в полной боевой готовности, как обычно. За полчаса до операции разбудим богатырей – и в бой,– невозмутимо ответил Николай.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами.

– Идем на глубине сто сорок метров,– настала очередь доклада дежурного офицера.

– Добро,– принял к сведению капитан-лейтенант.– Продуть среднюю. Поднимемся повыше, на шестьдесят метров.

Трюмный матрос открыл вентиль воздуха. Между бортов зажурчала вода, вытесняемая из цистерны. Стрелка глубиномера дрогнула и медленно поползла к указанному делению. Палуба покосилась под ногами. Матрос, не спускавший глаз с прибора, перекрыл подачу воздуха. Подлодка медленно выпрямилась на ровный киль.

– Глубина шестьдесят,– доложил вахтенный.

Боцман – проверенный рулевой – плавно сдвинул рычаги. Субмарина уверенно продолжила движение. Служба в центральном отсеке вернулась в привычную колею. Люди, винтики армейского механизма, снова действовали в режиме, доведенном до автоматизма. Железный подводный монстр жил, повинуясь их командам…

«U-1277», подвсплыв на новую глубину, пересекла подводную впадину Неспасенных Душ. Округлое лобастое тело с горбом рубки пронесло в своем чреве экипаж и десантников над пропастью бездонного провала, над вершинами подводных гор, в водном пространстве которых не вращались винты ни одной подлодки. Во мраке бездны горные пики, невидимые взорам живых, жадно тянулись к поверхности. С каждым новым оборотом лопастей винтов заветное побережье становилось все ближе.

…Покачивая бортами на небольшой волне, в море болталась пара рыбацких шхун. Рыбаки, караулившие сети, поставленные на пути сезонной миграции косяков макрели, увидели, как под днищами их скорлупок проплыло гигантское веретенообразное чудовище в зеленовато-призрачном сиянии. За подводным исполином тянулся светящийся фосфоресцирующий след. «U-1277» выходила на исходную позицию.

Внутриотсечные динамики прохрипели голосом капитана: «Десанту – пятнадцатиминутная готовность. Группе усиления из личного состава экипажа получить в арсенале оружие и боеприпасы. Всем офицерам прибыть в центральный отсек». Сухо щелкнул выключатель связи. Вендт отключил переговорник и продолжил отдавать команды:

– Боцман, всплыть на перископную глубину.

Прозвенел звонок к всплытию. Подлодка плавно пошла вверх, продувая цистерны – легкие железного организма. Стрелка глубиномера задергалась и двинулась к нулевой отметке на циферблате.

Подняли перископ. Капитан-лейтенант вжал лицо в обрезиненный окуляр. Отто не отрывался от перископа. В линзах оптики сначала ничего не было видно. Сплошная темнота. Затем появилась тоненькая белая полоска утренней зари. Солнце еще не встало, стыдливо прячась за горизонтом. Над водной гладью начинался рассвет. В перископ стал виден берег. Пейзаж производил впечатление черно-белой фотографии: темная вода, серое небо и на их фоне белые песчаные дюны берега. Капитан повернул голову:

– Штурман, отметьте: «Четыре часа двенадцать минут. Вышли в заданный район». Лодка к всплытию!

Над морем пронесся тяжелый вздох. Две волны разбежались в стороны от того места, где из глубины вынырнула обтекаемая рубка субмарины с обводами леерного ограждения по верхнему краю. Одинокий баклан, ранняя пташка, кружил в вышине, примериваясь к огромной рыбине.

Подлодка бесшумно развернулась и двинулась вперед, подкрадываясь к берегу. На субмаринах серии «U» дополнительно стояли так называемые «электромоторы подкрадывания». Они позволяли с минимальной затратой энергии и почти беззвучно маневрировать. «U-1277» всплыла точно в запланированной точке.

Капитан-лейтенант тихо ликовал. Командующий военно-морскими силами Батырбек, пожалуй, не так уж безнадежен, как о нем думали все моряки. Бек, выросший в степи и видевший воду только в арыках, панически боялся морских просторов, но не переставал удивлять и преподносить сюрпризы. Одна прокладка курса вслепую чего стоила!

По коридору загрохотали ботинки матросов палубной команды. Они таскали тяжелые штормботы, свернутые в коконы, и чехлы с разборными веслами с энергией людей, понявших смысл жизни. За ними по полу зазмеился резиновый шланг, подсоединенный к баллону со сжатым воздухом. Им надуют резиновые лодки – и вперед, на штурм побережья. Берег будет наш!

Лязгнул открываемый люк. Первые матросы выбрались по трубе рубочной шахты на мостик и спустились на деревянный обрешетник палубы. Предутреннее море лениво колыхалось низкими волнами. Штормботы раскатывали на палубе и по очереди подсоединяли к их клапанам шланг с воздухом. Одинокая волна ударилась в борт и обрушилась водопадом на согнутые спины, обтянутые черными морскими бушлатами. Порезвившись с людьми, она тут же отступила, попытавшись напоследок обхватить ноги стоявшего с краю матроса. Растеряв силу натиска, волна с тихим ворчанием скатилась обратно и растворилась в океане. На прощание она успела погладить каблуки ботинок, примериваясь к следующему броску.

«U-1277» появилась там, где ее никто не мог ожидать. На часах было начало пятого. Промежуток времени с трех до пяти часов утра сухопутные военные называют «часом быка», а моряки – «собачья вахта». Организм человека так устроен, что в это время суток самый крепкий сон, бдительность притупляется. Более подходящего момента, когда легче всего резать часовых и застать врага врасплох, не придумать. На это и рассчитывали, собираясь высаживаться в предрассветный час. Если все пойдет по намеченному плану, гарнизон отряда падет минут за двадцать, не успев организовать оборону. А дальше можно молниеносным броском рвануть в Лукоморье. «Пощупать» жителей, мирно спящих в кроватках и досматривающих последние сны. Образцово-показательный блицкриг! Примерно такие мысли сменяли друг друга в голове капитана субмарины.

Подлодка бесшумно – на электромоторах – вошла в широкий залив и уверенно направилась к побережью. Вендт хотел спустить десантные штормботы как можно ближе к берегу. «U-1277» проплывала и проползала через такие места, которых нет ни на карте, ни в лоции. Приходилось искать путь на ощупь. Отто дал лодке дифферент на нос. Немного водяного балласта – и ее нос опустился чуть ниже кормы, а винты приподнялись. Из торпедного отсека послышались грохот, словно упала груда оцинкованных ведер, и богатырская ругань.

Субмарина теперь шла, как овчарка по следу, опустив обтекаемый нос и принюхиваясь ко дну. Так командир избегал опасности зацепить днищем грунт и поломать винты.

Крадучись миновали несколько поворотов по запутанному фарватеру. Неожиданно заскрежетало по правому борту. Застопорили винты. В центральном отсеке внимательно прислушивались. Акустик коротко доложил:

– Напоролись на песчаную мель.

На самом малом ходу медленно поползли дальше. Опущенный нос действовал безотказно, как палочка слепца: когда натыкались на препятствия, то капитан-лейтенант либо обходил их, либо подвсплывал и переползал через отмель.

Все это время на палубе кипела работа, не затихая ни на минуту. Матросы обвязались веревками вокруг пояса и между собой, как альпинисты в связке, страхуя друг друга. Пока спасало то, что на море стоял штиль. Но, когда нос лодки зарывался вниз, свистопляска волн начиналась с новой силой.

Черные муравьи упрямо копошились на деревянном обрешетнике палубы, надувая лодки иногда по грудь в воде. Матросы в очередной раз показали свой многолетний боевой опыт, опыт людей, привыкших преодолевать любые преграды, встающие на пути. Этому их учили на флоте: не обращать внимания на личное – боль, страх, смерть…

Капитан-лейтенант затянул под подбородком жесткий ремешок армейской каски. Под стальной шлем он предусмотрительно подложил пилотку. Необмятые амортизационные ремни неприятно врезались в голову. Сквозь обшивку корпуса стало слышно невооруженным ухом, как клокотала за бортом вода, словно подлодка попала в кипящий котел. Изредка снаружи что-то царапало днище. Скрежещущие звуки разносились по затихшим отсекам. Экипаж понимал: одна ошибка капитана – и подводный корабль станет огромным стальным гробом.

Отто по скобам взобрался на мостик рубки. Перед этим он дважды повторил приказ: «Ни в коем случае не будить командующего военно-морскими силами. Поставить у двери каюты Батыра кока наготове, с полной кружкой и легкой закуской. Очень легкой, чтобы сразу с ног валило!»

Капитан-лейтенант не стал брать автомат, ограничившись кобурой с пистолетом. Командир должен руководить боем, а не стрелять. Подлодка яростно пенила кильватерный след и резала волны. Пальцы Отто лежали на холодном мокром железе комингса – крае люка. Под ладонью он чувствовал равномерную дрожь, передаваемую двигателями всему корпусу подлодки. Дрожь от пальцев перекинулась телу, подбираясь к сердцу. Но это был не страх. Это было волнение и беспокойство: как лучше выполнить то, что доверено?

– Ну, как там у вас? – крикнул Отто матросам сверху, с сухого пятачка.

– Порядок… почти все готово… еще одну минутку, герр капитан,– отплевывался с палубы боцман.

– Шевелитесь быстрее, вареные медузы! Копошитесь, как полудохлые крабы!

Боцман никогда не признавал подобных выражений. Он был мрачным практиком и питал слабость к более соленым словечкам. Старый моряк проревел несколько крепких фраз, переведя пожелание капитана на более понятный морякам язык. Чтобы понять силу настоящего моряцкого сленга и его шокирующую прелесть, нужно быть настоящим боцманом.

Матросы засновали по палубе с удвоенной скоростью. Отто всматривался в берег. Среди песчаных дюн показался островерхий конек крыши «Избушки рыбака» с двумя дверьми. Нехорошая улыбочка искривила губы капитана. Он знал, что за бревенчатыми стенами скрывается замаскированный под избушку дот. Единственная долговременная огневая точка с двумя пулеметными амбразурами, притаившимися за дверьми,– ключевое место обороны защитников побережья. Охрипшим голосом он передал по переговорной трубе в центральный пост новый пеленг. Подлодка рыскнула носом на новый курс. Теперь будущее место высадки десанта надежно закрывали высокие дюны, вздымавшиеся между лодкой и дотом. Последний рывок на финишной прямой. Впереди – славный приз. Готовься, сонный городишко!

Подлодка шла уверенно, с каждым мигом приближаясь к берегу. Штурман отметил жирным красным крестом место высадки. Сбавлен ход до малого. Стоп, машина! Лодка остановилась, проплыв по инерции с десяток метров.

На трапе показались ноги капитана. Он поправил сползшую на глаза каску, к которой еще не успел привыкнуть, и скомандовал:

– Готовность «ноль»! Десант на палубу! Приготовиться к высадке!

Вахтенный продублировал приказ по внутренней сети. Во всех отсеках из динамиков проскрежетали слова команды. Притихшие отсеки ожили.

Из узкого коридора послышался громкий лязг металла. В проеме люка показался Кузнецов со шмайссером в руке и подсумком с магазинами к автомату на боку. Следом за ним в центральный отсек бочком пролезли богатыри, звеня доспехами и оружием. Ермак осторожно держал на отлете алебарду, стараясь никого не поранить лезвием, наточенным до остроты бритвы. Сзади толпились матросы с автоматами и в касках. Концы стволов заканчивались прикрученными к ним короткими толстыми цилиндрами, похожими на приборы бесшумно-беспламенной стрельбы. В тесных коридорах пару раз случился затор. Дизелисты, электрики и торпедисты, включенные в состав десанта и не успевшие привыкнуть к сухопутному оружию, умудрялись цепляться за все, что попало, в том числе и друг за друга. Окрики и команды быстро ликвидировали толчею в проходе. Экипаж «U-1277» был сплаванным, испытанным в штормах, но еще ни разу не принимал участия в сухопутной операции. Человеческий ручеек потек дальше, плавно перетекая на палубу. Вместе с моряками в десант вошли и офицеры-подводники.

Почти все члены экипажа входили в штурмовую группу. Богатыри могли справиться и собственными силами, но ставки были слишком высоки. Командир не мог рисковать. В состав десанта включили всех членов экипажа субмарины, свободных от вахты. Победу решили вырвать любой ценой.

– Был у нас в Сибири случай: маленький островок ночью за берег приняли. Высадились, пошли, а дальше – вода. Навтыкали тому, кто ладьей правил,– порадовал воспоминаниями Ермак.

– Да ладно! – ухмыльнулся Добрыня.– Все равно, лучше на берегу. Как ни крути, землица. Глядишь, куда надо дойдем.

Муромец покосился на алебарду Ермака.

– Не лень было точить?

– Привычка,– коротко ответил Ерофей.

– Все готовы? – для проформы уточнил Кузнецов. Он командовал десантом.

– Всегда готовы! – ответил за всех Алеша Попович и шутливо отсалютовал рукой в булатной перчатке, попутно своротив мерно жужжавший гирокомпас.

Капитан-лейтенант скривился, как от зубной боли. Он отметил про себя, что его корабль «ослеп», но вслух ничего не стал говорить. На место они приплыли. А потом… потом можно будет попытаться починить хрупкий навигационный прибор. Если выполнят боевое задание.

Плавать без гирокомпаса – все равно, что канатоходцу с завязанными глазами идти по канату без страховки. Неразумно, и нет даже призрачной надежды на благоприятный исход. Не мог молодой богатырь раньше раскурочить прибор?! Тогда подводники имели бы законное право не выходить в боевой поход. Все у них происходит не вовремя…

Матросы спускали штормботы на воду. Лодка подработала винтами. Теперь стальная туша прикрывала резиновые лодки своим корпусом от волн, набегавших со стороны океана.

По веревочному трапу десантники спускались вниз, в маленькие суденышки, казавшиеся на фоне громадной «U-1277» еще меньше.

«Зря мы сюда заявились,– подумал Отто, вспомнив Ермака, ковырявшего алебардой пол отсека. Он подозрительно разглядывал безлюдный берег, раскинувшийся перед ним.– Чужие мы здесь».

Десантники погрузились в штормботы. Пора! От субмарины отвалили резиновые скорлупки, вздрагивая на гребешках волн. Гребцы ударили веслами, и лодки устремились к ослепительно-белому песчаному пляжу. Весла синхронно пенили воду. Загребные выкрикивали счет, задавая ритм. Матросы с напряженными лицами мерно сгибались и разгибались.

Лодки удалялись от субмарины, приближаясь к берегу. В первых лучах рассветного солнца сверкали доспехи богатырей, черным глянцем блестели автоматы, качались в такт каски с эмблемой немецких крингсмарин на правой стороне: морской конек с кинжалом, зажатым свернутым в кольцо кончиком хвоста.

Как бы ни были хороши три богатыря, совершенными боевыми машинами они станут только после того, как выберутся на сушу и ощутят под ногами твердую почву. До этого момента витязи всего лишь люди, заключенные в груду железа с отрицательной плавучестью. Их боевые возможности напрямую зависят от того, насколько быстро они покинут палубу подлодки и окажутся на земле.

Мореходность трех штормботов, в каждом из которых сидело по богатырю, оказалась значительно хуже тех, в которых сидели обыкновенные десантники без доспехов. Тяжело осевшие на воде лодки грозили зачерпнуть бортами воду.

К берегу двигалось шесть лодок с бойцами штурмового отряда. Первая волна десанта почти достигла берега. «Плавучие чемоданы» с дружинниками заметно отставали. Матросы, выбиваясь из сил, налегали на весла. Еще надо было вернуться за оставшимися на палубе. Богатырей можно было высадить и во второй группе, но «перестановка слагаемых» могла серьезно повлиять на сумму.

В сложившейся ситуации задача состояла в том, чтобы подойти к самому берегу, уловить момент, когда штормботы уткнутся в грунт, и этим облегчить всем высадку. В этом месте к побережью подходили впервые, глубина была неизвестна. Расчет был на удачу. Хотелось, чтобы десантники не оказались даже по пояс в воде и по возможности сухими выбрались на берег. Идеальным мог быть случай, когда они с носа лодок выберутся на берег. Подход к самой кромке прибоя грозил риском пропороть резиновое днище и борта о камни, поросшие ракушками, и острые веточки кораллов.

Раздалась команда офицера: «Десант на берег!» Кто-то прыгнул – глухо плюхнула вода. Лодки с каждой секундой пустели. Было слышно, как тихо ругается Ермак, пытаясь отделить от голенища сапога маленького осьминога. Головоногий молниеносно менял окраску тела, но отцеплять щупальца не спешил. Победил человек. Сброшенный в воду осьминожка быстро погрузился, оставив после себя расплывающееся чернильное пятно.

К огорчению капитана, идеальной высадки не получилась, но все равно к пляжу удалось подойти так, что десантники только набрали воды в сапоги и ботинки.

Солнце вставало из океана за подлодкой. Отто удовлетворенно отметил: светить оно будет в глаза обороняющимся. Если, конечно, кто-то сможет оказать им сопротивление. Звезда по имени Солнце сегодня была у них в союзниках.

По корпусу подлодки пробежала широкая тень. «Ну и птички здесь водятся!» – удивленно подумал Отто и, подняв вверх голову, остолбенел. Высоко в небе парил дельтаплан, раскрашенный в триколор: синий, белый, красный. По бокам сверкали двуглавые орлы, вышитые золотой нитью на дешевой парусине. Ткань была натянута на хлипкий самодельный каркас из бамбука. Под куцыми крылышками, в подвеске ремней и веревок смешно болтался человек в синем мундире с тоненькой ниточкой витого аксельбанта. На груди воздухоплавателя, парившего в вышине, блеснул искоркой четырехлучевой Георгиевский крест. Штабс-капитан Нестеров справедливо считал, что можно летать и на воротах от дома, если потоки воздуха обладают достаточной мощностью и к створкам приделаны рули.

Фигурка судорожно дергалась из стороны в сторону, пытаясь развернуть дельтаплан в обратную сторону. Первый заход на подлодку не получился.

Капитан-лейтенант злорадно оскалился. Но радовался он, как оказалось, рано. Бесшабашному летуну удалось справиться с хлипкой конструкцией из палочек и лоскутов. Трехцветный треугольник медленно, по крутой дуге развернулся, опираясь крыльями на поднимающийся от океана тугой, спрессованный воздух. Он нацелился на субмарину и начал рывками снижаться. Да, это вам не аэроплан или истребитель, где управление не зависит от прихотей воздушных потоков.

Это был второй вылет Нестерова на самоделке. До этого он примечал, где летал одинокий альбатрос. В первом взлете, там, где линия полета дельтаплана точно совпадала с линией полета птицы, он набирал высоту. Сейчас ас потерял воздушную дорогу буревестника, и машина сразу же стала плохо слушаться управления. Планер неудержимо затягивало в спираль штопора. Он судорожно дергался, скрипел, как будто хотел развалиться на части.

Вендт не отрываясь смотрел на неумолимо приближающееся воздушное чудо, одновременно вытаскивая из кобуры пистолет. Вот досада: он забыл прикрутить на ствол парабеллума специальную насадку. Стрелять по воздушной цели было нельзя. Капитан погрозил покорителю неба кулаком с зажатым в нем пистолетом.

– И вам доброго утра, Отто Фридрихович! – донеслось в ответ с небес. Нестерову сверху показалось, что маленькая фигурка моряка приветливо машет ему рукой. Интеллигентного офицера с любой высоты видно.

Штабс-капитан выровнял маленький дельтаплан, больше похожий на большого воздушного змея. Он заходил на второй боевой заход. Подводная лодка была как на ладони. Промахнуться нельзя было никак. Нырнет в глубину, затеряется в океане – попробуй ее потом найди. Второго шанса не представится. «Надо было начинать разворот раньше и взять больше угол упреждения,– огорченно подумал Нестеров.– Кто же знал, что ветер будет попутно-боковым?»

Летчик судорожно дергал на себя тугую ручку бомбосбрасывателя. Рычаг наконец поддался. Человек в очередной раз одержал верх над техникой. Планер дернулся, освободившись от лишнего веса, и рванул вверх, поближе к облакам. Авиабомба, закрепленная под телом летчика, вырвалась из объятий скоб держателей и ринулась вниз. Она падала точно в цель, на субмарину.

Ветер громко засвистел оперением стабилизатора, радуясь новой игрушке. Но тут подвела подъемная тяга. Дельтаплан клюнул носом и, сорвавшись в штопор, понесся вниз, догонять подружку. Летчик отчаянно пытался выровнять полет хрупкого воздушного судна, но нисходящий воздушный поток пересилил потуги отважного летуна. Всему рано или поздно приходит конец. Пришел он и полету человека, возжелавшему летать, аки птица. Неуправляемая конструкция камнем рухнула в волны недалеко от субмарины.

До этого момента капитан лодки, замерев от ужаса и невозможности повлиять на ход событий, наблюдал, как от дельтаплана отделилась темная точка и стала стремительно приближаться, увеличиваясь в размерах. Она падала точно на голову офицеру. Смерть летела, развернувшись головкой с взрывателем вниз. Нарастающий свист перерастал в вой, памятный моряку со времен бомбардировок Гамбурга. Такое не скоро забудешь. Отто обреченно зажмурился. Приплыли!

Гулкий удар исполинского молота по корпусу сотряс субмарину от носа до кормы. Палуба завибрировала, отозвавшись глухим стоном на удар, нанесенный из поднебесья с нечеловеческой точностью. И тишина. Больше ничего не происходило. Только волны хлюпали, лениво толкаясь в борт, и слышалась громкая ругань за бортом. Выпутавшийся из ремней подвески летун оттолкнулся от дна и всплыл к поверхности, догоняя последние пузырьки воздуха.

Золотопогонник нецензурно комментировал особенности конструкции и систему управления дельтаплана. Словарный запас штабс-капитана был богат, как у биндюжника в третьем поколении.

Отто осторожно открыл глаза, хлопая ресницами. Потопление корабля отменялось. На палубе между стомиллиметровым орудием и рубкой лежал расколовшийся от удара самодельный корпус авиабомбы. Разлом шел по свежим сварным швам, блестевшим синей окалиной. Смертоносная начинка – белый песок – высыпалась на палубу. Образовалась идеально правильная пирамидка. Набежавшая волна лизнула кучку десятикилограммового эквивалента тротила и разочарованно вернулась обратно в океан. Песка на дне и так хватало. На боку авиабомбы шла белая надпись старославянской руницей «За Лукоморье». Летучая смерть на поверку оказалась фальшивой болванкой. Она вызвала гомерический хохот у всех сгрудившихся возле рубки десантников, готовившихся к посадке на подходившие за ними пустые штормботы. Приближалась высадка второго отряда. Напряжение последней минуты требовало выхода. Смех – естественная реакция людей на пережитое. Долго сдерживаемое возбуждение прорвалось наружу, снимая непомерную нагрузку с нервов. После страшного душевного напряжения жизнь кажется вдвойне прекрасней.

Капитан перегнулся через ограждение и злорадно прокричал пускающему пузыри летчику:

– Ваши Кулибины не могли придумать «оружия возмездия» получше? Это все, на что вы способны?! – Вендт повернулся к матросам палубной команды.– Выловите из воды этого камикадзе, пока он не отправился на корм акулам.

Перед мысленным взором боцмана появилась картина. Он стремительной тенью с косым плавником поднимается из глубины к человеческому силуэту, распятому на поверхности и подсвеченному солнечными лучами. Раскрывается пасть с зубами в несколько рядов. Ближе, еще ближе… Моряк тряхнул головой, прогоняя наваждение, и бросился выполнять приказ капитана.

Через минуту штабс-капитан сидел на поручне ограждения, нахохлившись, как мокрая курица. Он весело скалился, ничуть не смущаясь компании, в которой оказался. Попадать в передряги и авиакатастрофы ему было не впервой.

– Мягкой посадки не желаю. Поздно! Загубил машину и радуешься, небесный тихоход?! – Ехидству капитан-лейтенанта не было предела.– Теперь комиссар с тебя три шкуры сдерет. Он хоть и атеист, но душу из тебя вынет. Фурманов на тебя давно зуб точит. А тут такой повод: единственная боевая единица военно-воздушных сил Аркаима – и почему-то под водой! – Отто еще раз глянул за борт.– На глубине… метров эдак пятнадцати—двадцати. Странно, правда?

– Не-а! Руки коротки! – Нестеров аккуратно снял с золотого погона морскую звезду и бросил обратно в океан.– Я сам построил «Стремительный зигзаг». На свои кровные в свободное от службы время. Дельтаплан так называется,– пояснил летчик и, смутившись, поправился: – Точнее, назывался.

Воздушная этажерка сейчас покоилась на дне. По ней ползали крабы, обживая новый дом. По песку медленно двигались перламутровые моллюски, оставляя за собой извилистый след. Величаво и не спеша проплыл широкий, как шкаф, скат хвостокол, отбрасывая тень на светлое песчаное дно. Не везло Нестерову на воздушные аппараты. Ну, не везло – и все тут.

– «Стремительный зиг… заг». Хорошее название. В нем что-то есть,– мечтательно произнес морской офицер, словно пробуя слово на вкус.– А вы не безнадежны,– продолжил капитан после недолгого раздумья.– Вы придумали на редкость значимое название. Зиг… заг. Можете не гордиться, у контуженых такое бывает сплошь и рядом. Кофе хотите? Настоящего адмиральского, очень крепкого! – Капитан подлодки подмигнул штабс-капитану.

– А т-т-то! – утвердительно пролязгал зубами замерзший Нестеров.– На камбузе, у кока?

– Как обычно,– подтвердил Вендт.

Летчик тихо засмеялся. Он слез с бортового ограждения и зашлепал к открытому люку рубки, хлюпая водой в сапогах.

Матросы очистили палубу от обломков авиабомбы, столкнув их за борт. Вторая, она же последняя, часть десанта грузилась в штормботы. Лодки одна за другой отваливали от борта в сторону берега. Скоро на палубе остались только капитан и дежурная вахта у зачехленного орудия. Комендоров артиллерийского расчета тоже зачислили в штурмовую группу.

Один за другим десантники высаживались из штормботов на берег. Нервы у всех были напряжены до предела, особенно когда лодки второй волны десанта подошли к песчаному пляжу. Капитан подлодки разглядывал сушу в бинокль. Он был почти уверен, что противник, несмотря на все принятые меры обеспечения скрытности, заметит приближение десанта с океана. Интуиция подсказывала: там, в прибрежных дюнах, уже давно наблюдают за ними, но пока не спешат себя обнаружить. Каждая секунда казалась вечностью.

Штормботы высадили последних матросов с субмарины. Все десантники оказались на берегу и двумя нестройными колоннами зашагали в глубь острова. Кузнецов шел во главе второй. Он вел свой отряд несколько позади, параллельно первой колонне штурмовиков.

Отто, внимательно наблюдавший за ними в цейссовскую оптику, облегченно вздохнул и опустил бинокль. Впереди шли три витязя. Им предстояло первыми вступить в бой, стяжать славу богатырскую.

Под ногой Алеши Поповича громко щелкнуло. Он не успел посмотреть, на что умудрился наступить. На пляже раздался глухой взрыв. Когда песчаное облако, поднятое взорвавшейся миной, развеялось, стало видно, что доспехи дружинников и идущих за ними моряков испятнаны кровавыми кляксами. Мина зацепила всех, находившихся рядом с Алешей.

Один за другим люди валились кеглями на белый песок.

Идущие следом испуганно шарахнулись в разные стороны. Взрывы гремели один за другим. Десант угодил на минное поле. Авангард – первая колонна десантников – был почти полностью уничтожен в считаные секунды. На ногах остался стоять один Муромец. Он удивленно провел рукой по кольчуге, поднес к лицу булатную рукавицу, окрасившуюся в красный цвет:

– Шалишь! Нас так просто не взять!

Шаг… еще шаг… с легким шелестом он вытащил из ножен меч-кладенец. Вытертая рукоять привычно легла в ладонь. Муромец оглянулся. Ермак и побратимы лежали вперемежку с моряками в черных бушлатах, припорошенные белым песком.

Муромец упрямо шагнул вперед. Взрыв мины опрокинул бронированного исполина на берег. Богатырь завалился на спину, широко раскинув руки в стороны. Солнце светило в лицо, выжимая слезы. Илья глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Одновременно с первыми взрывами мин прибрежные дюны ожили. Противник открыл шквальный пулеметный и автоматный огонь. Неприятная неожиданность: враг ждал десантников, держа палец на спусковом крючке. Первый штурмовой отряд был полностью уничтожен, второй рассыпался цепью у полосы прибоя и лихорадочно окапывался, зарываясь в песок. Кругом все кипело от огня. Среди дюн замелькали фигурки в защитной форме. Обороняющиеся, вдохновленные первым успехом, решили контратаковать и сбросить остатки десанта в море. Атакующие и обороняющиеся поменялись ролями. Кузнецов лающим голосом отдавал команды, руководя обороной. Матросы стреляли плохо. Но стена автоматного огня остановила наступавших. Фигурки атакующих, нелепо взмахивая руками и роняя оружие, валились на песок. Между двух дюн, напоминавших очертание седла, запульсировал огонек пулемета.

…Оцепенение навалилось на капитана субмарины. Ему показалось, будто все его чувства внезапно отключились. Пропали звуки. Пропал шум боя. Отто не чувствовал бинокля в руках. Осталась только картинка в окулярах, прижатых к глазам. Вендт отчетливо видел, как невидимый пулеметчик косит остатки его экипажа. Он перечеркивал короткими очередями одного матроса за другим. На черной форме распускались красные цветы попаданий.