В объятиях наследницы Робинсон Мэгги

– А я бы выпила, – призналась Луиза.

– И вам тоже ни капли. Мы будем играть наши роли строго так, как положено. Умеренное количество вина за обедом – этого будет достаточно.

– Полагаю, вы правы. Мы здесь живем по деревенскому времени, капитан. Обед подадут в шесть. О, а я и впрямь дура!

– Это почему же?

– У вас нет камердинера. Максимилиан Норвич обязан иметь камердинера.

– Вы разве не помните? Бедняга Антуан, кажется. Сломал ногу, карабкаясь по дурацким крутым лестницам замка Ла… Как-его-там. Прямо перед тем, как нам отплывать. Он уже поправляется.

– Ла-Шапель! А вы хорошо это умеете, правда? Выкручиваться по ходу дела.

– Можно назвать это умением врать, мисс Стрэттон. Мне бы следовало вызвать вас на дуэль.

– А вдруг вы проиграете? Я хорошо стреляю.

Он казался изумленным.

– Правда?

Луиза кивнула:

– У папы была коллекция оружия. – Она не сочла нужным объяснять капитану, почему ей было необходимо научиться обращаться с огнестрельным оружием.

– Дорогая, вы – сплошная загадка. Идите же. Найдите мне камердинера, хотя я уверен – между нами, – что с задачей одевать меня мы справились бы сами. Полагаю, все, что нужно – это открыть кран с горячей водой?

– Да. В Роузмонте есть все современные удобства.

– Какая радость. До скорой встречи, Луиза! – добавил он по-французски.

– Максимилиан, вы же не говорите по-французски.

– Разумеется, но словечко-другое придется кстати, моя красавица. – Подмигнув, он тепло улыбнулся ей.

О господи! Прямо на ее глазах капитан Купер превращался в Максимилиана Норвича. И она уже не была так уверена, что ей хватит силы устоять перед «супругом».

Глава 8

Луиза сумела отыскать юного краснощекого лакея, который сделал Чарлза весьма презентабельным, насколько возможно – и Чарлз вынужден был признать, что возможности у него очень даже были. Зеркало сказало ему – никогда еще он не казался столь элегантным. Черт, он вообще никогда не был элегантным, даже в офицерской форме.

Элегантность не помогла бы ему наладить отношения с братьями. Если бы они видели его сейчас – подавились бы от смеха, а потом решили бы задать ему трепку за то, что снова осмелился возвыситься из своего состояния. Хотя сейчас они стали гораздо старше – может быть, до кровопролития дело не дошло бы. В любом случае именно эта фальшивая элегантность обеспечит им безбедное будущее – они получат не только жалованье Чарлза, но и смогут продать его шикарные костюмы.

Чарлз вертел на пальце старинное золотое кольцо-печатку, которое дала ему дальновидная миссис Ивенсонг в качестве семейной реликвии Норвичей. Там была рогатая бычья голова и снопы пшеницы. Он не имел ни малейшего понятия, что все это означало. По внутренней поверхности кольца шла надпись, латинская пословица, едва различимая, так что прочесть ее он не смог. Нужно спросить у Луизы, что за девиз у его семьи – «Хлеб для всех»? Или «Не дразните быка»? Он усмехнулся своей глупости и выглянул в окно, ожидая, пока из гардеробной не выйдет Луиза.

Уже совсем стемнело, так что он ничего не видел, даже звезд над морем. Чернота огромного пространства соответствовала мрачному настроению Чарлза. Но вскоре ему придется притвориться обаятельным. Оставалось лишь надеяться, что он не разучился.

Луиза перечислила персонажей, которые постоянно жили в Роузмонте, – впрочем, все это запомнилось ему весьма смутно. Тут была кокетливая американская кузина Изобел, средних лет, которая, скорее, вызывала жалость и сочувствие, но не отличалась нравом хищницы. Дракониха, тетя Грейс, и ее бестолковый сынок Хью, которого, очевидно, не было дома. Небольшой отряд прочих родственников, близких и дальних, все намного старше Луизы. Она сказала, что у нее было одинокое детство. И Чарлз не понимал, как это возможно, учитывая, какая прорва народу обитает в доме.

Он решил, что в доме такого размера непременно сыщутся тихие закоулки, куда он сможет сбежать, чтобы избавиться от докучливых родственников. Такой возможности Чарлзу очень не хватало, когда он приезжал домой на время школьных каникул. В конце концов, он просто оставался в Харроу в компании тех мальчиков, родители которых жили в Индии или прочих экзотических местах.

Зато сегодня днем он наслаждался уединением в современной ванной, где по трубам бежала горячая вода. В остальном, насколько он заметил, дом оставался несколько старомодным, мебель живо напоминала об эпохе, когда ее сделали – полвека назад. Никто не подумал о том, чтобы провести хотя бы электричество. Гостиная освещалась многочисленными масляными лампами и свечами, и все же в ней царил мрак, черт возьми. По крайней мере, он так думал, пока не услышал за спиной покашливание и не обернулся.

Луиза была в светлом кружевном платье, что прекрасно сочеталось с цветом ее волос. Вопреки требованиям современной моды, на платье не было ни одной лишней складки или оборки. Платье в них не нуждалось. Оно сидело на Луизе как влитое, и его строгие линии подчеркивали ее узкую талию и пышную грудь. Плечи оставались голыми, рукава были из гофрированного кружева с буфами. Жемчуг и топазы обвивали длинную белую шею и сверкали в волосах. Если выразиться проще, Луиза была самой поразительной красавицей, которую он когда-либо видел, да так близко – казалось, протяни руку и дотронься.

А ему очень хотелось ее потрогать. Чарлз не испытывал влечения к кому-нибудь или чему-нибудь со дня своего ранения в Африке. Луиза Стрэттон, несмотря на неугомонный язычок, могла стать для него спусковым крючком, чтобы сбросить с себя путы добровольного обета воздержания.

Но нет! Его взяли на работу в качестве помощника, и правила игры были предельно ясны. Ему нельзя искать утешения даже с кем-нибудь более подходящим – с горничной, например; ведь у него, по всеобщему представлению, медовый месяц. Каким же предателем оказался бы Максимилиан Норвич, если бы изменил прекрасной наследнице! Он чуть не рассмеялся – какая ирония его внезапно проснувшейся страсти!

Стоя на пороге родительской спальни, Луиза ждала заслуженного восхищения. Чарлз с трудом отлепил язык от неба.

– Прекрасно выглядите, Луиза.

Ее брови, на миг сойдясь на переносице, были на несколько тонов темнее волос цвета шампанского. Потом ее лицо прояснилось:

– И вы прекрасно выглядите.

– Какие-нибудь указания в последнюю минуту?

– Я не давала вам никаких указаний, просто подбрасывала идеи. Скоро нам предстоит ступить на минное поле. Кухарка говорит, что стол накрыт на двадцать персон. Вероятно, вас там поджарят, как шотландского лосося, который у нас в качестве рыбного блюда. Просто будьте…

Незаконченная фраза повисла в воздухе.

– Самим собой? – подсказал он.

– Не будьте смешным. Не пытайтесь угодить всем, но говорите, если с вами заведут беседу. Упомяните Ла-Шапель.

– Долину Луары.

– Именно. Вы готовы? – Она подплыла к нему и протянула руку в лайковой перчатке.

Они без всяких происшествий спустились вниз по центральной каменной лестнице. Луиза привела Чарлза в зал для приемов, длинный, точно крикетное поле. В зале было не протолкнуться – повсюду гобелены, китайские жардиньерки, изящная позолоченная французская мебель и гости, почти все, кто был приглашен к обеду. В центре зала, на огромном, точно трон Людовика какого-то-там, восседала дама, внешнее сходство которой с Луизой было несомненным. Чарлз ожидал увидеть расплывшуюся седовласую вдовствующую герцогиню, однако эта холеная белокурая дама, должно быть, и была та самая ужасная тетя Грейс. Чарлз решил, что ей уже скорее пятьдесят, чем сорок. Тем не менее, благодаря точеной фигуре и не тронутому морщинами лицу, она выглядела как старшая сестра Луизы.

Тетушка не сочла нужным встать.

– Мистер Норвич! Как я счастлива познакомиться, наконец, с супругом нашей Луизы!

Что ему делать, Чарлз понял и без тычка в спину со стороны Луизы. Пройдя по ковру, он склонился для поцелуя к протянутой руке дамы.

– Но не так, как счастлив я увидеть любимую тетушку Луизы. Прошу, называйте меня просто Макс.

– Макс, вот как? Насколько я понимаю, вас нарекли Максимилианом.

– Очень длинное имя, не выговорить, правда? Друзья зовут меня Максом. Я пытался убедить Луизу последовать их примеру, но вы же знаете, какая она упрямая.

Грейс одарила его улыбкой – первой искренней улыбкой за весь вечер.

– О да, я это знаю. Мы будем полагаться на вас. Укажите же ей на ошибки собственного поведения!

– Ho, мадам, я не вижу в ней недостатков. Нельзя желать жены более заботливой и красивой, чем она.

– Прекрасно сказано. Луиза, ты говорила, что он красив и обаятелен, и теперь я вижу, что это не было обычным преувеличением, на которые ты так горазда. Прошу извинить меня, Макс, за то, что не могу сопровождать вас и знакомить с нашими гостями. Таково распоряжение доктора Фентресса! – Она улыбнулась пожилому джентльмену, который стоял возле ее стула. – Но Луиза поможет вам познакомиться со всеми. Ведь ты не забыла, дорогая, кто мы такие, даже после столь долгого отсутствия?

– Вовсе нет, тетя Грейс. Кто смог бы забыть таких замечательных людей? Макс, дорогой, – произнесла Луиза с особенным выражением, – это доктор Фентресс. Он утверждает, что знает меня с самого рождения.

– Как поживаете, сэр?

– Неплохо, очень даже неплохо. Мистер Норвич, теперь я знаю, что малышка Луиза в хороших руках. Знаете ли, ваша супруга в детстве была весьма легкомысленна. У миссис Уэстлейк был полон рот забот, не правда ли, Грейс? А потом Луиза сбежала на континент, без компаньонки, в сопровождении одной лишь горничной-ирландки. И не счесть, сколько бессонных ночей мы провели, тревожась за нашу маленькую Луизу!

Стоявшая рядом малышка Луиза ощетинилась колючками, но каким-то чудом держала рот на замке, и это возвысило ее в глазах Чарлза. В течение минутного разговора Луизу охарактеризовали как девицу легкомысленную и безрассудную, как лгунью и дурно воспитанную особу. И это говорят люди, которые клянутся, что свято соблюдают ее интересы и любят ее всем сердцем!

– Свободолюбивая душа Луизы – вот что очаровало меня в первую очередь, – сказал Чарлз, и Луиза благодарно сжала его руку. – Таких, как она, больше нет.

– Это слова мужчины, который без ума от своей жены. Видите, Грейс, я же говорил вам, что все будет хорошо. Вы правильно ее воспитали.

– Да, я постаралась. – Грейс Уэстлейк испустила тяжелый вздох, в котором чудились все горести мира, будто давая понять, что вовсе не уверена в том, что ее труд увенчался успехом. – Дорогой Макс, мы не собираемся брать вас в плен. Луиза, представь своего супруга нашим гостям.

Они с облегчением отступили на шаг назад.

– Команда «вольно», – шепнул Чарлз на ухо Луизе.

– Вы ей нравитесь. Или мне показалось. Вот что важно, – прошептала в ответ Луиза.

– Вы, кажется, недовольны? Неужели вам хотелось бы, чтобы она меня невзлюбила?

– Нет, конечно, нет. – Она вдруг вцепилась в руку Чарлза, да так, что он едва не вскрикнул. – О господи. Как она могла?

– Что такое?

– Она пригласила сэра Ричарда.

– Кто это?

– Сэр Ричард Делакур. Человек, стоящий радом с викарием. Он… э-э, наш сосед.

Чарлз поискал глазами человека с характерным воротничком – что твой собачий ошейник! – а затем уставился на высокого темноволосого джентльмена, что стоял рядом с ним. Сэр Ричард был лет на десять старше Луизы, с аккуратной рыжеватой бородкой и бледно-серыми глазами. Он красив, подумал Чарлз.

– Он не выглядит таким уж опасным.

– Он… я… Ох, все это так сложно. Мне было всего семнадцать.

– А-а.

– О-о, не надо реагировать вот так, – сказала Луиза, возмущенная его односложным восклицанием.

– Сделаете признание позже. Обещаю, что буду слушать с сочувствием. Когда-то нам всем было семнадцать. Кто эта дама, которая идет к нам, ощетинившись всеми своими зубами и перьями?

Следующие пять минут они потратили на обход зала, пытаясь, однако, оттянуть, насколько возможно, знакомство с викарием и с тем, кто стоял рядом с ним. Казалось, все рады видеть Луизу, но за бессвязными фразами ощущался неприязненный подтекст, как будто им не хотелось выглядеть слишком уж восторженными. Кое-кто из родственников Луизы – весьма разношерстных персонажей – бросал нервные взгляды на Грейс Уэстлейк, которая восседала на своем троне, зорко наблюдая за происходящим.

Чарлз видел, что Луиза тоже нервничает. На лбу, у самой линии волос, блестела тонкая пленка пота, и перчатки были влажными. Знакомство было неизбежным, и викарий, мистер Нейсмит, энергично потряс руку Чарлза и поцеловал Луизу в раскрасневшуюся щеку.

– Мы с нетерпением будем ждать вас обоих в следующее воскресенье. Никто так не умеет украшать алтарь цветами, как вы, мисс Луиза. Все цвета вперемешку, очень необычно! Замечательно, очень своеобразно. Нам очень вас недоставало.

– Благодарю, мистер Нейсмит. Сэр Ричард, здравствуйте! Позвольте представить моего супруга, Максимилиана Норвича.

Если во время их романа Луизе было семнадцать, то сэр Ричард наверняка был достаточно умудрен годами, чтобы понимать – не дело шутить с невинной девицей. Чарлз почувствовал на себе оценивающий взгляд отливающих серебром серых глаз. Очевидно, испытания он не выдержал. В свою очередь, и Чарлз не нашел ничего особенно привлекательного в стоящем перед ним джентльмене.

Впрочем, он же не юная девушка, воспитанная в строгих домашних условиях. Возможно, Луизу впечатлил его титул или самый факт принадлежности к мужскому полу. Возможно даже, что это из-за сэра Ричарда Луиза перестала питать к мужчинам хоть видимость уважения.

– Рад познакомиться, Норвич, – безразличным, скучающим тоном произнес сэр Ричард. Его рукопожатие было кратким, насколько это было возможно, чтобы не нарушать правил вежливости. – Вы любите охоту? Это традиция семьи Делакур – отправиться пострелять на приоратских землях в первый день нового года. Вы оба можете поехать с нами. Как в старые добрые времена, а, Луиза? Ваша тетушка уже выразила согласие присоединиться к нашей компании.

В своей жизни Чарлзу доводилось стрелять исключительно в людей. И по правде говоря, ему не хотелось разносить в клочья несчастную птаху только ради того, чтобы кому-то что-то доказать. В любом случае отныне он будет стрелять мимо. Он поднес руку Луизы к губам и послал ей жаркий взгляд.

– Не знаю наверняка, какие у нас будут планы, сэр Ричард. Возможно, моя жена захочет вернуться во Францию сразу после Рождества. У меня небольшой замок в долине Луары; к тому времени нас обоих ужасно потянет домой.

Серые глаза сузились:

– А, Франция. Но ведь вы англичанин?

– Да. – Но тут Гриффит возвестил о том, что обед подан, тем самым спасая Чарлза от необходимости вытаскивать из могилы покойных родителей-экспатриантов с их своеобразными методами воспитания детей.

Грейс Уэстлейк лично руководила тем, в каком порядке гостям следует войти в столовую, согласно строгим правилам титулованности. Таким образом, Чарлза с Луизой разделили. Ему пришлось вести к столу Изобел Крейн. Банкетный зал был такой просторный, что мог бы вместить всех коронованных особ Европы и их свиту. На белой хрустящей скатерти ослепительно сверкали серебро и хрусталь, в высоких вазах размещались роскошные оранжерейные цветы и фрукты. Впечатляющее зрелище для мальчика, который некогда трудился на гончарной фабрике. Желудок Чарлза свело от тяжелого запаха лилий. Почему-то лилии всегда наводили его на мысли о смерти – но он и без того не мог забыть смерть.

Это показное расточительство показалось ему смехотворным. На один безумный миг Чарлзу захотелось смести фарфор и хрусталь со стола на пол. Пока эти бездельники нежились в подобной роскоши, он хоронил и сжигал истощенные трупы женщин и детей.

Но Максимилиан Норвич и понятия не имел о таких вещах. Он благополучно жил в своем замке в долине Луары, в окружении прекрасных картин. Для него было естественным делом выудить вилку для рыбы из туго накрахмаленного конверта со столовыми приборами, неспешно попивая при этом вино. Его молодая красавица-жена была наследницей большого состояния, а дни были наполнены чередой развлечений и удовольствий.

Однако ночь неминуемо наступит.

Глава 9

Тетя Грейс была сущим дьяволом. Она посадила сэра Ричарда во главе стола, и Луиза сидела справа от него. А Чарлз – Максимилиан – Макс! – оказался на другом конце, зажатый между Грейс и чудаковатой Изобел. Луизе оставалось лишь надеяться, что он выдержит допрос с пристрастием со стороны тетки и, весьма вероятно, попытки поприжиматься под столом со стороны кузины. Луиза не могла даже поймать взгляд Чарлза – стараниями Грейс они оказались на одной стороне стола. По крайней мере, Луизе повезло с другим соседом – это был Филипп, брат ее дедушки, почти совсем глухой и слишком безразличный к тому, что происходит вокруг, так что расспросов можно было не опасаться. Кивнув Луизе, Филипп занялся первым блюдом.

– Я думала, вы с тетушкой в ссоре, – вполголоса заметила Луиза сэру Ричарду.

– Мне тоже так казалось. Сколько лет – уж не десять ли? – прошло с тех пор, как меня в последний раз приглашали в Роузмонт?

– Девять. Я удивлена, что вы приехали. В конце концов, мы всего лишь выскочки-буржуа. Сколотили состояние на торговле! – Луиза старалась говорить без горечи. Если бы не банковский счет дедушки, не накалывать бы ей сейчас устрицу серебряной вилкой.

– Вижу, ты не простила меня. Но ты должна понимать, что у меня есть обязательства перед старинным именем семьи Делакур. Слышал, что сейчас можно запросто купить титул – король хочет прослыть человеком широких взглядов. Вероятно, тебе стоит обдумать такую возможность для новоиспеченного супруга. Кстати, где ты его откопала? Он знает о нас?

– Нет никаких «мы», Ричард.

– Но ты пыталась добиться как раз этого. Ты была, точно спаниель, эти карие глаза и золотистые кудряшки. Перекатывалась на спинку, но отнюдь не притворялась мертвой.

Луиза рассматривала столовый нож, размышляя, достаточно ли он острый, чтобы проткнуть вечерний костюм Ричарда до самого сердца. Хотя разве есть у него сердце?

– Вы намерены меня шантажировать, Ричард? Я думала, что леди Бланш решила все ваши финансовые проблемы.

– Бедняжка Бланш. Она была очень расстроена из-за того, что не смогла сегодня приехать.

Леди Бланш Калторп, теперь супруга Ричарда, когда-то была школьной подругой Луизы. На целый год – восхитительный год, когда ее отправили в Бат, в академию для молодых леди мисс Эдвин, для «наведения лоска» – они заключили нерушимый союз.

По крайней мере, так казалось Луизе.

– Она заболела?

– Давайте не будем говорить о ней. Нужно наверстать упущенное и обсудить все новости.

– Меня нисколько не интересует ваша жизнь, Ричард.

– Вижу, ты нисколько не изменилась. Такая же грубиянка. Как тебе удалось поймать этого парня, Максимилиана? A-а, он, наверное, ценит женщин с опытом. Некоторые мужчины довольствуются объедками других.

Луиза отставила бокал с вином.

– Мы живем в двадцатом веке, Ричард. У женщин есть равное с мужчинами право наслаждаться жизнью – впрочем, удовольствие быть с вами оказалось очень посредственным. Теперь я это знаю, ведь у меня есть опыт. Вам следовало бы взять пару уроков у Макса. Уверена, Бланш бы понравилось.

Лицо Ричарда потемнело, сравнившись с цветом вина в его бокале.

– Вот сука.

– Что ж, вы уже назвали меня спаниелем. Право же, не понимаю, как мы с вами сумеем продержаться до конца обеда – впереди еще семь блюд, знаете? Кто из нас встанет из-за стола? Я могу сослаться на усталость с дороги. А вы могли бы сделать вид, что беспокоитесь из-за леди Бланш. Или дадим обет молчания – я, например, очень проголодалась, а еда в Роузмонте всегда очень хороша, даже если компания никуда не годится.

– Ты поплатишься за свою дерзость. Неужели полагаешь, что о твоей репутации забыли, стоило тебе сбежать на год? Не думай, что сможешь вернуться и начать все заново.

– В данных обстоятельствах у меня нет никакого желания оставаться в Роузмонте. Замок Макса – это рай на земле.

Ричард фыркнул:

– Я уже почти жалею его.

– О, не беспокойтесь – он очень счастлив, если вы понимаете, что я имею в виду. Слава богу. Вон идет лакей, несет следующее блюдо. Испробуйте свое обаяние на мистере Нейсмите, а я буду наблюдать, как жует дядюшка Филипп.

Неужели она когда-то находила сэра Ричарда Делакура привлекательным? Луиза не могла найти себе оправдания. Разве что дело в том, что ее заперли в Роузмонте, где у нее почти не было развлечений, а ведь она была так безнадежно молода! Семнадцатилетние девушки – идиотки, мечтающие о романтической любви и возможностях, к реальной жизни никакого отношения не имеющих. Ричард был высок, и у него не было тогда этой ужасной рыжей бородки. Высокомерный взгляд его серых глаз вызвал у нее желание казаться достойной его. Однако она выбрала не лучший путь – пасть на колени и стать жертвой!

О, какой позор и унижение были потом! Тетя Грейс пришла в дикую ярость. Призвали доктора Фентресса, который осмотрел ее самым унизительным образом. Отменили ее первый светский выезд; ограничили ее свободу. Луизе не дозволялось даже кататься верхом, из опасений, что она осмелится сбежать на приоратские земли и опозорит себя еще больше. На ночь ее запирали на замок, хотя Луиза в конечном итоге научилась-таки время от времени сбегать.

Грейс во всем винила «американскую кровь» Луизы, хотя американки, которых Луиза встречала во время путешествия, отнюдь не были так глупы, как когда-то она. На самом деле Луиза ими восхищалась. Их отличали свежий цвет кожи, уверенность в себе и жизнерадостность. И смелость тоже, потому что нужно набраться немалой смелости, чтобы покинуть своей дом где-нибудь в Бостоне, Нью-Йорке или Филадельфии ради того, чтобы выйти замуж за лорда из какого-нибудь обедневшего захудалого рода. Деньги за титул – именно такую цель ставили себе мать Луизы и кузина Изобел два десятилетия назад, во время первой волны американских невест, хлынувшей на английские берега. У Байрона Стрэттона не было титула. Тем не менее, ему удалось покорить сердце ее матери.

Может быть, Луизе стоит поступить наоборот – отправиться в Америку, найти молодого человека из хорошей семьи среднего класса и поселиться в одном из зеленых пригородов, которые повсеместно строились, казалось, за одну ночь. Города-сады, где все дышало новизной, и прошлое никого не связывало по рукам и ногам.

Как только она отделается от Максимилиана Норвича! Макс неизбежно должен погибнуть, как и планировалось первоначально. Возможно, он свалится с лестницы в своем замке, как бедняга Антуан, – только сломает шею, а не ногу. Печально, однако, что ей необходимо отделаться от него – капитан Купер кажется человеком весьма лихим. Она надеялась, что он сумеет выстоять под натиском тети Грейс и Изобел. Сидеть между двумя этими дамами – за один этот вечер он достоин щедрого гонорара.

За столом внезапно наступила тишина, и Луиза подняла взгляд от своего фруктового мороженого с шампанским. Глаза всех присутствующих были устремлены на нее. Что такое?

– Луиза, твой муж только что рассказал мне в высшей степени шокирующую историю о твоем пребывании в Монте-Карло. Пожалуйста, скажи, что это неправда, – звенящим голосом произнесла тетя Грейс.

Луиза наклонилась вперед, но поймать взгляд Чарлза ей не удалось.

– М-Макс, как правило, не лжет. Ведь так, дорогой? – Она села, выпрямившись, насколько возможно, но поверх перьев миссис Мервин смогла увидеть лишь макушку его темноволосой головы.

– Я лгу лишь тогда, когда вы мне велите, дорогая, – ответил он, поворачиваясь, чтобы она могла его видеть. Выражение его лица Луиза могла бы описать как «нехорошее» и сразу же поняла, что у нее неприятности.

– Почему бы вам не сказать мне, что вы там рассказали? Тогда я смогу вынести суждение о вашей правдивости.

– О, вы рассказываете эту историю гораздо лучше меня, мой ангел!

Луизе хотелось убить его прямо на месте, в Роузмонте. Интересно, сумеет ли он задержать дыхание настолько, чтобы обмануть владельца похоронного бюро?

– Раньше она мне этого не рассказывала, и теперь я понимаю почему, – заметила Грейс.

– О, все было не так уж плохо, миссис Уэстлейк. Если подумать, так это могло бы показаться весьма милым и забавным.

– Ну же, Луиза, не нужно тайн, – злорадно усмехнулся сэр Ричард. – Нам всем очень хочется знать, что вы на самом деле вытворяли, пока вас тут не было.

– Мы… Мы проводили в Монте-Карло медовый месяц, – начала Луиза. По крайней мере, так она писала тете Грейс.

– Как вам известно, мы познакомились в Лувре, – вмешался Чарлз. – Возле той безобразной, мрачной картины Рембрандта. Не правда ли, Лулу?

О да. Смерть Максу. И возможно даже, Чарлзу Куперу.

– Однако ни она, ни я не видели этой дурацкой картины – прошу прощения, дамы, этой благословенной картины. Из-за чего столько шума, кстати? Сплошь черный да коричневый, будто смотришь на дно бочки. Мы немного посмеялись над этим, а потом одно привело к другому. Я был счастливейшим человеком в мире, когда убедил ее выйти за меня, и после брачной церемонии мы отправились прямо в Монте-Карло.

– А где свершилась церемония? – поинтересовалась миссис Нейсмит, как и положено хорошей супруге викария.

– В церкви Святого Георгия на улице Огюста Вакери, – быстро ответил Чарлз. – Это старейшая англиканская церковь в Париже, хотя, разумеется, здание не всегда стояло на этом месте.

Значит, он все-таки слушал Луизу.

– Разумеется, машину вела Луиза. Должен признаться, к тому времени, как мы добрались до цели нашего путешествия, я был готов целовать землю. За рулем она сущий маленький дьявол, совершенно не соблюдает правил. Но у меня ограниченное боковое зрение – в нашей семье автомобильные очки будет носить именно она.

– Я бы ни за что не позволил своей жене водить автомобиль, – заметил сэр Ричард.

– Можно подумать, моя жена будет спрашивать разрешения, – усмехнувшись, ответил Чарлз. – Она во всех отношениях современная, независимая дама. Оригиналка.

Луиза была готова его простить, да не знала, что еще ей предстоит услышать. Поэтому она, не желая тратить свой запас доброжелательности, принялась разглядывать серебряную вилку в собственной руке. Какой прихотливый узор, бесконечные завитки и прорези. Должно быть, лакеям стоит немалого труда отмыть и навести блеск на такие столовые приборы.

– К делу! Будет вам пикироваться! – Доктору Фентрессу не терпелось услышать продолжение истории.

– Ах да. Пикировка. Как удачно вы выразились, доктор Фентресс, потому что все дело было в пиках, вернее, в их отсутствии. Видите ли, мы играли в бридж в нашем гостиничном номере. Дружеская встреча с другой супружеской четой, с которой мы только что познакомились. Барон и баронесса фон Штойбен.

– Немцы? – Карминного цвета губы тети Грейс сложились в презрительную гримасу. Ей следовало бы подать к столу немецкое мозельское вино, но она питала презрение к этой стране.

– Австрийцы, кажется. Очаровательная пара, не правда ли, Луиза?

Луиза ни разу в жизни не играла в бридж. Она знала, что эта игра набирала популярность и была похожа на вист, но даже в вист она не играла. Ум ее не был приспособлен для карт – почти все время в Монте-Карло она посвятила тому, что восхищалась драгоценностями и нарядами других путешественниц да гуляла по пляжу вместо того, чтобы сидеть за карточным столом.

– Они были очень милы. Хотя Ганс немножко зануда. – Почему бы ей не приукрасить рассказ яркими подробностями.

– Но они с Минной просто созданы друг для друга, не правда ли, дорогая? Прямо яблочный штрудель, такая аппетитная. Так вот, пики были козыри, но Луиза просчиталась. Она проиграла на трех последних взятках и была вынуждена заплатить штраф.

– Тебя могли видеть! – Грейс схватилась за сердце.

О господи. Теперь и Луизе стало интересно, что за скандальную выходку она совершила.

– Макс, вам придется сказать самому. Мне слишком стыдно.

– Чепуха. Вы среди друзей и родных. Что бы ты ни сделала, Лулу, мы уже ничему не удивимся. Ты так похожа на свою дорогую матушку, – защебетала Изобел. – Просто разбойница!

Чарлз, наконец, пришел к ней на выручку:

– Не волнуйтесь, дорогая. Я закончу историю. Мы заключили пари – проигравший должен был сделать что-то возмутительное в общественном месте – любое, что велит победитель.

Луиза закрыла глаза. Если сейчас Чарлз Купер заставит ее плясать канкан, она даст ему пинка в самое уязвимое место его тела, как только они останутся наедине.

– Барон потребовал, – продолжал Чарлз, – чтобы Луиза пробралась на сцену оперного театра Монте-Карло и спела. Разумеется, в здании никого не было, кроме уборщиков. Но они побросали свои метлы и щетки, а потом стали божиться, что Луиза пела лучше Нелли Мельба. Они никогда не слышали столь своеобразного исполнения «Славного короля Венцеслава».

Вот как? И это все? Луиза была глубоко разочарована в себе.

– Рождественская песня в августе. Как вам не стыдно, дорогая, – шутливо укорил ее мистер Нейсмит. – Всего через несколько дней у вас будет возможность распевать рождественские гимны, сколько душе угодно. – Он поднял бокал с вином. – Тост за возвращение нашей блудной дочери и ее молодого супруга. Пью за здоровье мистера и миссис Максимилиан Норвич! Да встретят они много-много дней Рождества вместе!

– Правильно! Правильно! – Даже дядюшка Филипп поднял свой бокал. Чарлз поднялся и пошел вдоль стола, чтобы встать рядом с Луизой, его теплые ладони легли на ее обнаженные плечи. – Моя дорогая певчая птичка! Благодарю вас всех за теплый прием! Мне кажется, благодарность просто переполняет меня. Настолько, что я хочу поцеловать мою жену при всех, даже если этого не требует барон фон Штойбен.

Луиза запрокинула голову, чтобы изумленно взглянуть в его лицо. Ей хотелось попросить его немедленно вернуться на место. Но она слишком долго собиралась с духом. Он сломил ее сопротивление с непринужденностью опытного хищника, и их губы соприкоснулись.

Пусть так. Это было совсем неплохо. Быстрый, легкий поцелуй.

А затем его язык нахально раздвинул ее губы.

О-о. Вот это оказалось очень, очень неплохо. Ее сомкнутые ресницы затрепетали, и она потянулась ему навстречу – вопреки здравому смыслу. Впрочем, тетя Грейс говорила, что у нее его нет и в помине. Так зачем же противиться? Капитан Купер целовался прекрасно, нежно, однако настойчиво, его губы были влажны, но в меру – в общем, без излишней сентиментальности. Казалось, он точно знал, где коснуться языком ее языка, и Луиза почувствовала, что тает, как ее сорбе в шампанском.

Боже, это было просто божественно. Целую вечность она не позволяла целовать себя ни одному мужчине. Луизу бросало то в жар, то в холод, и температура в обеденном зале была тут ни при чем. Она отняла руку от скатерти, чтобы коснуться его лица, почувствовать, как колются темные щетинки, уже пробивающиеся на скулах, невзирая на то, что он брился не далее как сегодня днем.

Стол зазвенел – серебряные ложечки стучали о хрусталь, но восхитительный, коварный поцелуй капитана продолжался, Луиза понимала, что она-то может остановиться, но не могла придумать, как заставить отступить собственный язык и остановить сладкую дрожь, что пронзила ее до самых кончиков пальцев ног. Она вообще не могла думать. Да и захочется ли ей снова думать?

О, вот досада. Этот поцелуй ничего не значил для него – капитан просто отрабатывал свой гонорар. Но не перестарался ли он?

Глава 10

Луиза благоухала фиалками и на вкус была, как изысканное вино. Чарлз понимал, что идет против всяких правил, но ему было безразлично. Она сказала – никаких публичных проявлений нежности, но эти люди были обязаны получить урок. Они все смотрят на Луизу сверху вниз, полагая, что она все та же неисправимо грубая, дурно воспитанная девица, которой была в юности. Как же они не видят, что она выросла, что у нее ясный ум? Да, от ее болтовни можно оглохнуть; вероятно, им нравится далеко не все, что она говорит и во что верит.

Они все здесь ее гости, живут в ее доме, едят ее еду, пьют ее вино. Но почти каждое слово, что он сегодня услышал из уст тех, кто сплетничал о Луизе, было, можно сказать, уничижительным. Оскорбительным. Даже Изобел, которая, казалось, питала к Луизе подобие добрых чувств, наболтала такого, чего говорить не следовало.

Было сущим озорством выставить ее напоказ с этой историей про Монте-Карло, но миссис Уэстлейк со своей ядовитой любезностью просто заманила его в ловушку. И Чарлз должен был что-то придумать. Несколько раз он тянул шею, выворачивал голову, точно дверную ручку, чтобы увидеть Луизу – она с понурым видом сидела там, на другом конце стола. И ему не нравилось, как этот слизняк сэр Ричард разговаривает с ней. У него на лице было написано – что бы там ни связывало их в прошлом, все еще болело, как старый нарыв. Должно быть, Луиза сказала баронету что-то неприятное, чтобы положить беседе решительный конец, потому что три последние перемены блюд его внимание было всецело обращено на жену викария.

Сейчас озорство Чарлза начинало заходить слишком далеко. Ему пришлось ухватиться за спинку стула Луизы, чтобы не упасть на ковер, увлекая за собой и ее. Он не мог припомнить, чтобы простой поцелуй производил на него столь разрушительное действие. Да и когда вообще он в последний раз целовал девушку?

О нет, он вспомнил. Пошатнувшись, Чарлз медленно оторвался от губ Луизы и ее запрокинутого лица.

Она залилась ярким розовым румянцем. Карие глаза смотрели, не видя. Ресницы трепетали, как крылья бабочки.

– Мистер Норвич!

– О Грейс, не топорщи перышки. В конце концов, они – молодожены, – рассмеялась Изобел, но в ее голосе Чарлз услышал истерические ноты. Должно быть, обитателям Роузмонта попытки идти против Грейс стоили недешево.

– Извините мое столь возмутительное поведение. Мне нет оправданий, за исключением того, что я влюблен в свою жену, – услышал Чарлз собственный голос.

– Ба, – проворчал пожилой джентльмен, сосед Луизы. – Вы задерживаете следующую перемену блюд. Сядьте же на место!

– Простите, – шепнул Чарлз Луизе. – Не знаю, что на меня нашло.

Она расправила плечи и протянула дрожащую руку, чтобы взять стакан с водой.

– Не придавайте значения. И я не буду.

Лгунья. Но они не могут рисковать и целоваться снова. Чарлз вернулся на свое место. Сейчас Изобел начнет приставать к нему, а Грейс обрушит град упреков! И ему не пришлось долго ждать. Сумев кое-как устроить ноги под столом вне досягаемости цепких рук Изобел, он обратился к Грейс Уэстлейк:

– Полагаю, вы решили, будто я развязный грубиян, раз позволил себе подобное неприличие?

– Грубиян? – Грейс вытерла губы салфеткой с кружевными краями, оставив на ткани малиновый след. Какой-то бедной прачке придется приложить немало усилий, чтобы его отстирать. – Нет. Скорее как болван. Кому-то следовало предостеречь вас насчет моей племянницы, прежде чем вы на ней женились, мистер Норвич. Вы, молодежь, слишком склонны поддаваться порыву. С Луизой всю жизнь было трудно. Когда она сбежала, я всерьез опасалась за состояние ее рассудка.

– Прошу прощения?

– Она всегда была своевольна. Надеюсь, за сегодняшний вечер вы поняли, что на самом деле думают о ней друзья и родные?

– Я понял, что среди родных у нее мало друзей, – выпалил он напрямик.

Грейс вздохнула:

– Да, вам может показаться именно так. Вы – пришелец и никого из нас не знаете. Осмелюсь предположить, что и Луизу вы по-настоящему не знаете.

– Я знаю ее достаточно.

– О-о. Страсть! – Грейс пренебрежительно махнула рукой. – Это быстро пройдет. И когда страсть поблекнет, вы обнаружите, что навеки связали себя с женщиной, которая не сможет дать вам настоящее счастье. Она ни на что не способна. Извращенный разум. Все эти разговоры насчет того, чтобы идти работать, о правах женщин и что там еще ей взбредет в голову – она не обеспечит вам домашнего уюта, мистер Норвич.

– Люди склонны преувеличивать значение таких вещей, как домашний уют. – А ведь и правда! Луиза уже перевернула его мир вверх дном, хотя вовсе не по той причине, которую имела в виду Грейс.

– Это вы сейчас так говорите. Попомните меня через несколько месяцев, когда ваш замок потеряет очарование и она захочет отправиться в Индию, в Африку или к черту в пекло.

– Путешествия очень расширяют кругозор, миссис Уэстлейк. – Чарлзу-то они открыли глаза, это точно.

– У вас на все есть ответ. Вы умеете вывернуться, мистер Норвич. Надо отдать вам должное!

Чарлз разорвал последнюю нить своего терпения:

– Но вот чего я никак не пойму. Луиза сказала мне, что ваш сын хотел на ней жениться. Если она… такая несносная… Зачем тогда?

– Родные знают ее лучше, чем кто бы то ни было. И могут защитить ее от собственных губительных порывов. Для бедняжки Хью это была бы жертва, но он был готов ее принести. Да и сейчас не отказывается.