Тупое орудие Хейер Джорджетт
– Это мог быть Джонсон, Джексон или даже Джеллисон, – саркастически выговорил сержант. – В общем, он уверен, что фамилия начиналась с Дж. Не правда ли, мило?
– Достаточно хорошо, – ответил Ханнасайд. – Я займусь этим с утра.
– А что прикажете делать мне? – осведомился сержант. – Задать мистеру Брауну несколько наводящих вопросов?
– Да-да, пожалуйста. Снова разыщите эту девушку и проверьте, придерживается ли она своей первоначальной версии. И слушайте меня внимательно, Хемингуэй! Не говорите об этом ни слова никому. Побеседуете с Брауном и Дорой Дженкинс – отправляйтесь в Марли. Я или приеду к вам, или передам вам распоряжение.
– А что мне там делать? – изумился сержант. – Устроить молебен с Ихаводом?
– Можете проверить вашу теорию относительно шляпы Невила Флетчера, Можете еще раз внимательно осмотреть пресс-папье.
– Значит, теперь мы занимаемся молодым Невилом, так? – спросил сержант, не сводя глаз с суперинтенданта. – Вы что, шеф, стараетесь связать его с Энджелой? Хотел бы я набраться смелости и спросить, на что такое вы набрели. Двадцать минут назад перед нами было два в высшей степени необъяснимых убийства. Мне не кажется, что вас так уж интересует Браун, – что вас интересует всерьез?
– Совпадение, – ответил Ханнасайд. – Оно пришло мне в голову двадцать минут назад, и, может быть, это чистая чепуха.
– Совпадение? – повторил сержант. – Ну, с самого начала было ясно, что у нас совпадает орудие и его исчезновение.
– Я совсем не об этом. – Ханнасайд покинул изумленного сержанта.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Не слишком рано на следующее утро сержант Хемингуэй сел в поезд метро, направлявшийся в Марли. Два его собеседования были не очень удачны. Мисс Дженкинс, колебавшаяся между естественным страхом перед полицией и восхитительным сознанием своей значительности, скручивала угол передника в узел, хихикала, приглаживала завитые пряди и божилась, что не знает, что и сказать. Она надеялась, что никто не подозревает, будто она причастна к убийству, потому что когда она прочитала об этом в газете и поняла, почему ей задавали вопросы, – ну, тогда она была просто в нокауте. Под опытным руководством сержанта она постепенно отказалась от восклицаний и уверток и подтвердила свое мнение, что джентльмен в вечернем костюме прошел всего за минуту-две до полицейского и несомненно был в цилиндре очень шикарном.
Из знакомства с Невилом Флетчером сержант понял, что данное описание не может иметь к нему отношения. Расставшись с мисс Дженкинс, он пошел разыскивать мистера Брауна.
Браун жил в Болеме и в данную минуту мирно спал после ночных трудов. При виде документов сержанта жена Брауна встревожилась не меньше, чем мисс Дженкинс, и сразу же отправилась будить его, так что мистер Браун достаточно скоро сошел вниз, заспанный и угрюмый. Он с острой неприязнью осмотрел сержанта и тут же захотел узнать, почему человеку не дают спокойно поспать. Немало сочувствовавший ему сержант не обратил внимания на этот вопрос и задал ему встречный. На что мистер Браун злобно ответил, что полиция ошибается, будто имеет право будить рабочего человека только для того, чтобы еще раз спрашивать то, на что он уже ответил. Что он уже сказал, от того не откажется.
На заявление констебля Мэзера он вытаращил глаза, зевнул и пожал плечами:
– Ладно, пусть будет по-вашему. Мне все равно.
– Так вы видели или не видели констебля? – спросил сержант.
– Нет, – ответил Браун. – Улица эта заколдованная. Я видел призрак.
– Не советую шутить со мной, дружок! – предостерег его сержант. – Что вы делали в 21. 40?
– Готовил сандвичи. А что еще мог я делать?
– Это вам виднее. Никогда не встречали парня по имени Чарли Карпентер?
Услышав имя, мистер Браун побагровел, как свекла, и предложил сержанту убираться, пока его не выкинули. В ответ на упрек он потребовал, чтобы весь Скотленд-Ярд доказал, что он хоть раз видел Карпентера в глаза или что он за весь вечер хоть на минуту отлучался из своего кофейного киоска.
Больше из него не удалось вытянуть практически ничего. Сержант вскоре ушел. Теперь он направился в Марли. В полицейском участке, обнаружив, что Гласс ожидает его распоряжений, он раздраженно заявил ему, что он зря околачивается без дела и вообще похож на кошмарное привидение.
– Кто разглашает клевету, тот глуп, – сурово возразил Гласс. – Я пребывал в готовности исполнить то, что прикажут поставленные надо мной. В чем я ошибся?
– Да замолчите же! – приказал взбешенный сержант. – Вы ни в чем не ошиблись.
– Благодарю вас. Я вижу, ваш дух встревожен и обеспокоен. Вы не приблизились к разрешению этого дела?
– Я не приблизился. Это каша какая-то, – сказал сержант. – После ленча я постараюсь кое-что выяснить насчет мистера Невила Флетчера. Он наш последний кандидат на главную роль. Не скажу, что было легко, когда нашим фаворитом был Норт, но только когда он вышел из игры, стало куда трудней. Стоит вспомнить, как он и его глупая жена делали из нас идиотов, и я почти жажду, чтоб его заграбастали за убийство.
– Они лгали, и истинно то, что лживые уста – мерзость перед Господом, но сказано также, что любовь покрывает все.
– Что это на вас такое нашло? – изумился сержант. – Вам надо быть поосторожнее: еще несколько шагов в эту сторону, и вы начнете превращаться в человека.
– Я сам глубоко опечален и исполнен горя. Но если вы собираетесь заниматься этим коварным молодым человеком Невилом Флетчером, вы попусту погубите время. Он насмешник, ему дела нет ни до людей, ни до мирских благ. Почему бы он стал убивать человека?
– В ваших словах много верного, – согласился сержант. – Но все равно в его последнем рассказе следует разобраться. Идите и поужинайте: в «Грейстоунз» я обойдусь без вас.
Через час он появился перед черным ходом «Грейстоунз» и, наговорив комплиментов полноватой миссис Симмонс, пригласившей его войти – прошу вас, – удалился с ее не, слишком обрадованным мужем в буфетную.
– Скажите мне вот что, – потребовал он, – сколько шляп у молодого Невила?
– Я вас не понимаю, – безучастно сказал Симмонс.
Сержант повторил вопрос.
– К величайшему моему сожалению, сержант, у мистера Невила всего одна шляпа.
– Значит, так? И, судя по вашему лицу, не слишком хорошая?
– Она более поношенная, чем подобало бы носить джентльмену, – ответил Симмонс и торопливо прибавил: – Ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце.
– Ну-ну! – угрожающе произнес сержант. – Это дело вы бросьте! Я достаточно слышу подобных речей от вашего приятеля Гласса. Не будем уклоняться от шляп. Вероятно, у вашего покойного хозяина их было немало?
– Мистер Флетчер всегда очень хорошо одевался.
– Что стало с его шляпами? Их упаковали, раздали или что?
– Нет, – Симмонс был удивлен. – Они в гардеробной.
– Заперты?
– Разумеется, нет. В этом доме, сержант, нет необходимости запирать что-либо.
– Ладно, – сказал сержант. – Пожалуйста, проводите меня в бильярдную.
Несколько озадаченный дворецкий не возражал и выпустил сержанта из буфетной в коридор.
На письменном столе у окна бильярдной стояли кожаная промокательница, массивная стеклянная чернильница и бронзовое пресс-папье с обнаженной женской фигуркой. Сержант, уже видевший это пресс-папье, тем не менее поднял его и принялся рассматривать с куда большим интересом, чем впервые, когда его подложил Невил Флетчер.
Дворецкий откашлялся:
– Мистер Невил имеет склонность к шуткам, сержант.
– Так вы тоже слышали об этой шутке?
– Да, сержант. Весьма неосмотрительно со стороны мистера Невила. Боюсь, что он легкомысленный джентльмен.
Сержант, ворча, попытался засунуть пресс-папье в карман. Выполнению этой не слишком простой задачи помешал негромкий, невнятный голос из окна:
– Знаете, ли, не стоит с этим играть. Теперь на нем будут отпечатки только ваших пальцев, а это может вам выйти боком.
Сержант вздрогнул и, оглянувшись, увидел, что на подоконнике сидит Невил Флетчер и смотрит на него с улыбкой, которую он переносил с таким трудом.
– О, – сказал сержант, – так это вы, сэр?
Невил перелез через низкий подоконник в комнату.
– О, а вам это неприятно? Ищете улики?
– Сержант, сэр, желает знать, заперты ли шляпы хозяина, – деревянным голосом проговорил Симмонс.
– Какими странными вещами интересуются полицейские, – заметил Невил. – А они заперты, Симмонс?
– Нет, сэр, – как я и доложил сержанту.
– Я не очень понимаю почему, но, полагаю, вы набросили на меня удавочку, – сказал Невил. – Вы свободны, Симмонс! Я сам позабочусь о сержанте. Он мне симпатичен.
Сержанту сделалось не по себе. Он добровольно остался один на один со своим преследователем, но на всякий случай все же сказал:
– Не пытайтесь гладить меня по шерстке, сэр.
– Я и не осмелюсь! Малахия сказал мне, что бывает с льстецами. Жаль, вас вчера не было. Я нашел у Исайи такой кусочек – прямо про Малахию.
– Что именно? – любопытство в сержанте взяло верх над остальными чувствами.
– Всепоражающий бич. Суперинтендант должен был бы передать это вам.
Сержант тоже так думал, но вслух сурово сказал, что у суперинтенданта есть дела поважнее.
– Ничего у него нет. Он слишком поглощен моей возможной, но невероятной виной. Да и вы тоже, а мне это неприятно, потому что я считал, что мы с вами практически побратимы. Из-за Малахии. И зачем вам шляпы? – Его сонный взгляд пробежал по лицу сержанта. – Скажите, когда будет горячо. Моя злополучная поездка в Лондон? Черная фетровая. И коллекция Эрни. О, не позаимствовал ли я шляпу Эрни?
Сержант счел за благо ответить откровенностью на откровенность:
– Так вы позаимствовали ее, сэр? Невил радостно хрюкнул и потащил сержанта за руку.
– Идемте же. У полицейских скучная жизнь? Я вас позабавлю.
– Что это значит, сэр? – пытался протестовать сержант, которого Невил железной рукой тащил к двери.
– Установление моей невиновности. Вам, может, это неприятно, но вы не должны этого показывать.
– У вас в голове поселилась нелепая идея, что полиция хочет арестовать невиновного человека, – говорил сержант сурово. А его уже вели наверх по плоским ступенькам, и он запротестовал: – Я не понимаю, что вы затеяли, но вы должны помнить, что я при исполнении служебных обязанностей, сэр.
Невил распахнул дверь в помещение, обставленное тяжелыми шкафами красного дерева.
– Дядина гардеробная. Призрака в ней пока нет, так что не пугайтесь.
– По-моему, то, что вы говорите, – неприлично, – сказал сержант.
– Очень часто и впрямь неприлично, – согласился Невил. Он раскрыл огромный шкаф – на длинной полке аккуратно выстроились шляпы. – Это все дядины шляпы. Вам не кажется, что теоретически частная собственность несправедлива? Какая шляпа была на мне?
– По вашим словам, черная фетровая.
– Не будьте таким реалистом! Реализм – проклятье искусства. Это-то и сбило с толку суперинтенданта. Он сторонник общепринятого, и, на его взгляд, моя шляпа – анахронизм. Еще бы, я должен носить что-то такое-этакое. Модное. На что покупаются дети и существа простодушные и что слишком напоминает коробку от сигарет или какую-нибудь другую пошлость. Так что, сержант, вы думаете, я позаимствовал дядину шляпу?
Сержант с изумлением увидел, как Невил Флетчер приложил к темени цилиндр, который был настолько мал, что через мгновение внутренней борьбы сержанту пришлось сдавленным голосом признаться:
– Нет, сэр, должен сказать, что не думаю. Вы… вы просто не могли бы выйти на улицу в такой шляпе!
– Я тоже так думаю, – сказал Невил. – Я за комедию, но не за фарс. По вашему разочарованию я заключаю, что шляпа снимает с меня подозрение. Надеюсь, впредь меня никогда не будут подозревать в убийстве. Это действует на нервы и довольно безвкусно.
– Я тоже надеюсь, сэр, – ответил сержант. – Но на вашем месте я бы не спешил с выводами.
– А что вам еще остается сказать, – рассудил Невил, возвращая дядину шляпу на полку. – Вы не можете представить себе, кто убийца, если не я.
– Раз уж вы об этом заговорили, то кто убийца? – потребовал ответа сержант.
– Не знаю, и мне все равно, меня это заботит куда меньше, чем вас.
– Мистер Флетчер был вашим дядей, сэр.
– Был. И если бы меня спросили, я бы голосовал против его смерти. Но меня никто не спросил, а на мой взгляд, нет ничего тошнотворней, чем помогать горю слезами. Кроме того, все хорошо в меру. Я пресытился этой тайной на третий день. Интерес – довольно болезненный – возродился, когда я стал главным подозреваемым. Я должен праздновать отсрочку виселицы. Как спросить девушку, не хочет ли она выйти за вас замуж?
– Как что? – слабеющим голосом, но не сдаваясь, переспросил сержант.
– Вы не знаете? Я был уверен, что знаете.
– Вы… вы собираетесь жениться, сэр? – спросил изумленный сержант.
– Да, но не говорите, что я совершаю ошибку, потому что я сам это знаю. Думаю, это погубит всю мою жизнь.
– Чего ради тогда вы это делаете? – резонно заметил сержант.
– Обстоятельства переменились. – Невил сделал неопределенный жест. – Будут гоняться за моими деньгами. Кроме того, я не знаю другого способа избавиться от них.
– Это будет нетрудно, если вы действительно женитесь, – сухо сказал сержант.
– Вы правда так думаете? Тогда я сейчас же пойду делать предложение – пока не передумал. Прощайте!
Сержант закричал ему вслед:
– Послушайте, сэр, не думайте, будто вы свободны от подозрений, ничего такого я не говорил!
Невил помахал ему рукой и скрылся на лестнице. Через десять минут он через садовую дверь входил в гостиную дома Нортов. Хелен за столом писала письмо, сестра ее сидела на полу, выправляя четыре машинописные копии.
– Привет! – сказала она, взглянув на него. – Ты еще на свободе?
– О, я практически обелен! Послушай, ты поедешь со мной в Болгарию?
Салли нашарила монокль, вставила его в глаз и взглянула на Невила. Затем она положила на пол стопку машинописных страниц и равнодушно ответила:
– Да, пожалуй. Когда?
– Как можно скорее. Хелен повернулась на стуле:
– Салли, черт возьми, что ты говоришь? Ты не можешь просто так поехать с Невилом.
– Почему? – поинтересовался Невил.
– Не говори чепуху! Ты прекрасно знаешь, что это будет неприлично.
– Скорее всего, и впрямь неприлично! В этом вся прелесть путешествий по Балканам. Но ведь у нее широкие взгляды!
– Но…
– Проснись, милочка! – посоветовала Салли. – Ты, кажется, до сих пор не поняла, что мне сделали предложение.
– Что? – Хелен вскочила. – Ты хочешь сказать, что это было предложение?
– Терпеть не могу чистых женщин: у них всегда на уме грязь! – сказал Невил.
– Салли, но ты не собираешься выходить за… за такого безнадежного типа, как Невил?
– Собираюсь. Посмотри, в каком богатстве он купается! Надо быть дурой, чтобы от этого отказаться.
– Салли!!!
– Кроме того, он не деспот, чего не скажешь о большинстве мужчин.
– Но ты его не любишь!
– Кто это сказал? – Салли слегка покраснела.
Хелен беспомощно переводила взгляд с Салли на Невила.
– Я знаю одно: по-моему, вы спятили.
– Ну, как хорошо! – сказал Невил. – Я уже начинал чувствовать жуткое замешательство. Если тебе нечего больше сказать, было бы мило, если бы ты оставила нас вдвоем.
Открывая дверь, Хелен заметила:
– Ты мог бы вообще подождать, пока я уйду, а потом уже делать предложение – если это немыслимое приглашение на самом деле предложение.
– Но, по-моему, ты не собиралась уходить, и я, пожалуй бы, закомплексовал и не решился сказать: «Хелен, будь другом, уйди отсюда, потому что я хочу делать предложение Салли».
– Вы оба спятили! – объявила Хелен и вышла.
Салли поднялась.
[ – Невил, ты уверен, что не будешь потом жалеть? – В голосе ее слышалась тревога. Он обнял ее.
– Конечно же нет; а ты?
– Конечно, буду, уверена! – Она неожиданно улыбнулась.
– Это благородно, любовь моя, но ты себя обманываешь. Что до меня, я уверен, что ужасно жалел бы, если бы так не бросился с моста в реку. Кажется, это твой нос. У тебя глаза голубые или серые?
Она поглядела на него с удивлением. Он быстро поцеловал ее; она почувствовала, что он все крепче сжимает ее, и вырвалась из неожиданных объятий, задыхаясь от волнения.
– Шутка, – сказал Невил. – Серые с золотистыми блестками, я всегда знал.
Она положила голову ему на плечо.
– Ох, Невил, я до той минуты не понимала, серьезно ты или шутишь! Послушай, мы отправимся пешком или это будет что-нибудь столь же лишенное удобств?
– Ну нет! Но, конечно, помучиться нам придется, а кроме того, много ночей надо будет провести в крестьянских домах. Ты можешь есть козлятину?
– Да, – сказала Салли. – А на что она похожа?
– Довольно противная. Эта неделя у тебя занятая или ты можешь выкроить время для замужества?
– Надеюсь, что смогу, но нам нужно специальную лицензию – ты же не захочешь церковного оглашения, а на это потребуется время, кроме того, ты не можешь пользоваться деньгами Эрни до утверждения его завещания.
– Не могу? Тогда я возьму в долг!
– Лучше предоставь это мне. – Природная практичность Салли вновь заявила о себе. – А то ты принесешь лицензию на владение собакой или что похуже. Кстати, ты уверен, что тебя не арестуют за эти надоедливые убийства?
– Уверен, потому что шляпа Эрни мне не подходит! – ответил он.
– Надеюсь, это веская причина.
– Даже сержант так считает, – радостно доложил он.
– Сержант действительно так считал, но не говорил об этом вслух, так как не хотел упускать последнего подозреваемого. Спускаясь из гардеробной Эрнеста Флетчера, он встретил мисс Флетчер, которая удивилась, но спокойно приняли объяснение, что он заходил по приглашению Невила. Мысли ее блуждали:
– Милый мальчик! Такой легкомысленный! Но мужчины часто легкомысленны – правда? Я надеюсь, вы не думаете, что он как-то замешан в этой ужасной трагедии, потому что я уверена, что он не способен ни на что действительно дурное. Это всегда понятно, правда ведь?
Сержант издал неопределенный звук.
– Совершенно верно, – сказала мисс Флетчер. – И что такое случилось с Невилом? Ему не следовало бы оставлять вас там одного. Не то чтобы я хотела сказать… а потому что это просто нелепо.
– Видите ли, мадам, – сказал сержант. – Не знаю, должен ли я говорить об этом, но, по-моему, мистер Флетчер пошел делать брачное предложение.
– О, как я счастлива! – Лицо ее просияло. – По-моему, ему необходимо жениться, как по-вашему?
– М-да, я должен сказать, по-моему, кто-то должен содержать его в порядке, – ответил сержант.
– Вы такой разумный, – сказала она. – Но, Боже, как я невнимательна. Не хотите ли чашку чая? Такая пыль на пути от участка до нас!
Он отказался от угощения, постепенно ему удалось отделаться от нее. Он зашагал к участку в чрезвычайно мрачном расположении духа, и ему не стало легче, когда по приходе он обнаружил, что его ожидает констебль Гласс. Сержант прошел в небольшой кабинет и снова стал ломать голову перед разложенными заметками.
Гласс вошел следом за ним, закрыл за собой дверь и некоторое время уныло глядел на него, после чего сказал:
– Не негодуй на злодеев. Они, как трава, скоро будут подкошены и, как зеленеющий злак, увянут.
– Так они и увянут, если я не буду негодовать! – сердито сказал сержант.
– И ты будешь ощупью ходить в полдень, как слепой ощупью ходит впотьмах.
– Замолчите! – взорвался сержант, раздраженный верностью замечания.
– Я исполнен гнева Господня! – холодные голубые глаза Гласса сверкнули. – Я устал сдерживать себя!
– Что-то я пока не заметил, чтобы вы сдерживали себя, дружок. Разглагольствуйте лучше где-нибудь в другом месте. Не то вы выпадете в осадок, а я заделаюсь заправским безбожником.
– Я не уйду. Я спросил свою душу. Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их – путь к смерти!
Сержант перевернул очередную страницу.
– Послушайте, не заводитесь, – сказал он. – Если вы так близко к сердцу будете принимать грех, из вас не выйдет путного полицейского. А если вы собираетесь остаться здесь, Бога ради, сядьте и не глазейте так на меня!
Гласс сел на стул, по-прежнему не сводя глаз с сержанта.
– Что сказал Невил Флетчер? – спросил он.
– Он нес почти такую же околесицу, как и вы.
– Он невиновен.
– Ну, если он не виноват, ему придется доказывать это – вот все, что я могу сказать, – ответил сержант. – Шляпа или не шляпа, в тот вечер, когда прикончили Карпентера, он был в Лондоне, и изо всего варева он – один-единственный, у которого были и мотив, и возможность убить покойного Эрнеста. Вы правы, он не похож на тех, кто убивает направо-налево, но не следует забывать, что он не дурак и очень может быть, что он всех нас дурачит. Я не знаю, прикончил ли он Карпентера, но чем больше я размышляю над уликами, тем больше я убеждаюсь, что он единственный человек, который имел возможность прикончить своего дядю.
– И все же его не арестовали.
– Это так, но я убежден, что, когда суперинтендант обмозгует все дело, его арестуют.
– Суперинтендант – справедливый человек, в меру своего разумения. Где он?
– Не знаю. Полагаю, что скоро будет здесь.
– Здесь больше не будет преследования невиновных. Мою душу терзает буря, но так написано – да! – и огненными буквами! Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека!
– Это мысль, – согласился сержант. – Но что до преследования невиновных…
– Оставьте неразумие и живите! – перебил его Гласс с мрачной, безрадостной улыбкой. – Горе тем, которые мудры в своих глазах! Готовы для кощунствующих суды, и побои на тело глупых!
– Хорошо! – проговорил уязвленный сержант. – Если вы такой умный, может, вы знаете, кто на самом деле убийца?
Пылающие глаза Гласса встретились с глазами сержанта.
– Я один знаю, кто убийца!
От изумления сержант заморгал. Ни он, ни Гласс не слышали, как открылась дверь. Они оба вздрогнули от негромкого голоса Ханнасайда.
– Нет, Гласс. Не вы один, – сказал он.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Сержант, дотоле выслушивавший Гласса с крайней степенью недоверия, взглянул на дверь и вскочил.
– Какого дья… Что это значит, шеф? – вопросил он.
Гласс повернулся и спокойно посмотрел на Ханнасайда.
– Стало быть, истина известна и вам? – спросил он. – Если это так, я удовлетворен, ибо душа моя утомлена жизнью, которую я веду. Я как Иов; дни моя быстрее гонца – бегут, не видят добра.
– Боже, он сумасшедший! – воскликнул сержант.
Гласс презрительно улыбнулся.
– Глупость безрассудных – заблуждение. Я не сумасшедший. У меня отмщение и воздаяние. Истинно говорю вам, нечестивцы пойдут в ад!
– Да, конечно! – сержант не сводил с него настороженного взгляда. – Только не надо так об этом шуметь!
– Довольно, Хемингуэй, – сказал Ханнасайд. – Вы ошиблись, Гласс. И вы знаете, что ошиблись.
– Можно поручиться, что порочный не останется ненаказанным!
– Конечно. Но не ваше дело наказывать.
– Не знаю, – застонал Гласс. – И все же помыслы праведных праведны. Меня преисполнил гнев Господень.
Сержант схватился за край стола, ища опоры.
– Боже милостивый, вы не хотите сказать, что это сделал Ихавод?! – выдохнул он.
– Да, Гласс убил и Флетчера и Карпентера, – ответил Ханнасайд.
Гласс поглядел на него с бесстрастным любопытством.
– Так вы знаете все?
– Нет, не все. Энджела Энджел – ваша сестра?
Гласс окаменел и жестко проговорил: