Венец карьеры пахана Сухов Евгений
Водолаз уже одел водонепроницаемый костюм и с некоторым ожиданием посмотрел на оперуполномоченного.
– Может, вы расслышали, о чем они говорили? – спросил майор. – Знаете, как это бывает, достаточно услышать одно ключевое слово, чтобы был понятен смысл всего остального.
Никита отрицательно покачал головой.
– Ничего такого... Посмотрите сколько метров до тех кустов! Разве можно что-то услышать?!
– Да, далековато, – как-то уж очень неохотно согласился оперуполномоченный, пригладив ладонью русую макушку. – Знаете, я тут наводил справки, получается, что в этот день на карьере не появлялся ни один милицейский наряд.
Губы Зиновьева невольно дрогнули.
– Но ведь не выдумал же я эту история, так ведь?
– Конечно же, не выдумали, – задумчиво согласился оперуполномоченный. Макушка явно не давала ему покоя. Ладонь вновь пригладила поднявшийся хохолок. – Кстати, а что вы делали в минералогическом заповеднике?
Вновь был задан вопрос, на который майор Журавлев заранее знал ответ. Глупо было бы говорить о том, что в минералогическом заповеднике он появился только из-за страсти к природе. В этом районе не бывает случайных людей, каждый, кто сюда заявляется, хочет отыскать драгоценные камушки.
Следовало отвечать, но Никита никак не мог подобрать подходящие слова.
– Дело в том, что я... коллекционер.
Оперативник понимающе кивнул, даже улыбка на губах мелькнула.
– А вы знаете о том, что любой камушек в минералогическом музее-заповеднике находится под охраной?
– Знаю.
– И знаете о том, что за сбор камней первой группы предусмотрена серьезная статья?
– Наслышан, – сквозь зубы процедил Зиновьев.
– Вот видите, – как-то задумчиво протянул русоволосый опер. – Недра страны и все, что в них находится, принадлежит исключительно государству. Драгоценные камни запрещено раскапывать, продавать, перевозить и хранить. Их нельзя хранить даже в том случае, если это предмет минералогической коллекции, как в вашем случае. За это дают от пяти до десяти лет с конфискацией имущества.
– Я не знал, что...
– А незнание законов, как известно, не освобождает от ответственности.
Чувствовалось, что опер был хваткий и много повидавший. Никите очень не хотелось бы оказаться в качестве его клиента. Повернувшись к водолазу, майор кивнул:
– Пошарь там, посмотри все как следует.
– Понял, Виталик.
– В «Ниве» должен быть труп.
Водолаз молча кивнул и, надев маску, пошлепал к берегу.
Журавлев и Никита со скрытым интересом наблюдали за тем, как аквалангист шел вперед спиной к воде, выискивая наиболее пологое место. Секунду постояв на краю, он оттолкнулся от кромки и упал в воду, обдав брызгами стоявших неподалеку оперативников.
Повернувшись к Зиновьеву, оперативник спросил:
– Не могли же они просто так на вас напасть? Должна быть какая-то причина, чтобы пойти на такой откровенный риск. Наверняка знали, из-за чего рискуют. Признавайтесь, они забрали у вас камни?
Еще один неприятный вопрос, на который предстояло отвечать. И ведь не получится отмолчаться. Оперативник буквально прожигал его тяжеловатым заинтересованным взглядом и терпеливо дожидался ответа.
– Взяли... Камушки у нас были. Немного, штук десять. Наковыряли накануне. Признаюсь, очень неплохие. Я слабый оценщик, но за пять лет, что я занимаюсь хитой, такие мне попались впервые.
Майор ободряюще кивнул, оценив его откровенность, и уже несколько мягче спросил:
– «Зелень»?
Спросил обыкновенно, как бы между прочим. Почти по-приятельски. Даже профессиональный сленг ввернул, следовательно, хитническому делу он был не чужд. Не исключено, что в молодости тоже переболел камушками. Неудивительно, ведь паренек-то он как-никак уральский, а страсть к хитничеству здесь передается по наследству.
За время продолжительного разговора Никита впервые улыбнулся.
– «Зеленка».
– Значит, вы их кому-то предлагали?
– Да, – неохотно ответил Никита, понимая, что не удастся обойти столь щекотливую тему.
– И кому же?
– Егору Васильевичу. Он и раньше скупал у нас по изумрудику.
Оперативник слегка кивнул, сделав вид, что поверил.
– Знаю такого, продолжайте.
– Так было и в этот раз. На первый взгляд ничего особенного не происходило. Он удивился тому, что мы принесли очень хорошие камни. Позвал какого-то старика, тот тоже полюбовался «зеленью», а потом предложил нам за камни очень хорошую сумму. Но мы решили отказаться.
– Какая была сумма, если не секрет?
Никита чуток помялся, после чего откровенно отвечал:
– Пятьдесят тысяч баксов.
– Ого! Серьезная сумма. Просто так с такими деньгами не расстаются. Как звали этого мужчину?
– Георгий Георгиевич.
Оперативник задумался, на какое-то мгновение его лицо приняло озабоченное выражение, после чего он спросил:
– Значит, вы предполагаете, что это убийство может быть как-то связано с вашим отказом?
Зиновьев пожал плечами.
– Не знаю.
– Как выглядел этот старик?
– По виду типичный интеллигент. Поначалу произвел на меня очень благоприятное впечатление. Правда, был настойчив не в меру. А это настораживало.
– Выходит, что вы не поддались на его уговоры и не продали ему «зелень»?
– Приберег. Я знал, что такие камни стоят значительно дороже.
– Получается, что вы выехали, а вас, значит, на дороге уже ждали?
– Выходит, что так.
– Понятно. Вот и водолаз наш выныривает, – кивнул оперативник в сторону пузырей, струившихся кверху неровной ленточкой.
Будто огромная хищная рыба водолаз мелькнул на поверхности темно-серым костюмом, а затем вынырнул уже у берега. Ухватившись за выступающий валун, он осторожно, стараясь не ободрать костюм об острые камни, поднялся по импровизированным ступенькам и направился прямиком к майору.
Сняв маску и расстегнув костюм, он спросил, ни к кому не обращаясь:
– Закурить найдется?
Никита протянул ему сигарету. И когда аквалангист сунул ее в уголок рта, чиркнул зажигалкой и поднес огонек к его губам. Выглядел водолаз странно, даже как-то растерянно. Сделав первую затяжку, он спросил, обращаясь к Никите:
– Значит, ты, говоришь, «Нива»?
– «Нива», светло-серого цвета, – откликнулся Никита. Тон водолаза показался ему странным.
– Твой приятель был в машине один?
Никита удивленно посмотрел на водолаза.
– Да. Я уже рассказывал.
Кончики пальцев у водолаза слегка подрагивали. И, поди, пойми, в чем тут причина, – не то холод его одолевает, не то реакция на нервное возбуждение.
Водолаз повернулся к майору.
– Видел две «Нивы». Одна светло-серого цвета, в салоне один покойник. Машина упала на третью ступень серпантина, лежит на самом краю. Но она обязательно свалится дальше, очень неустойчиво держится. А вот немного ниже еще одна машина, тоже «Нива», но темно-зеленого цвета. В ней четыре мертвяка сразу.
– Ни хрена себе! – невольно вырвалось у опера.
Водолаз и вправду замерз. На гибкой мускулистой шее проявились мурашки. А может, это все-таки от увиденного зрелища? Сделав глубокую затяжку, он выдохнул в сторону дым, и ветер, свирепея, разметал его в клочья.
– Вот такие дела, – протянул водолаз безрадостно.
– Что за вторая машина? Расскажи о ней.
Водолаз неопределенно повел плечом.
– «Нива» как «Нива»... Окна у нее закрыты. Внешних повреждений как будто не наблюдается. Хотя там на самом дне муть, и увидеть что-то конкретно трудновато. Но людей в машине я рассмотрел. Все четверо – мужчины. У каждого в черепе по дырке. Машина с московскими номерами.
– Ах, вот оно что, – задумчиво протянул майор. И, повернувшись к Зиновьеву, спросил: – Ты ничего не знаешь об этой машине?
– Какого, вы говорите, она цвета? – Никита почувствовал, что голос у него напрягся, в нем зазвучали интонации, о которых прежде он и не подозревал.
Водолаз перебросил языком сигарету в противоположный угол рта и с интересом посмотрел на Никиту.
– Скорее всего, темно-зеленого цвета. Но однозначно сказать трудно, все-таки вода.
– Кажется, я знаю, что это за машина. Месяц назад к карьеру подъезжали ребята из Москвы, славные такие... Много шутили. В камнях неплохо разбирались. Простояли рядом с нами лагерем пару дней, вон у того уступчика, – показал Зиновьев на небольшую каменистую возвышенность. – Потом как-то сразу собрались и уехали.
– А они ничего не сказали?
– Один из них как-то обмолвился о том, что где-то километрах в пятнадцати отсюда нашли небольшую шахту, вроде там изумруды... Они хотели ее посмотреть.
– Не шутили?
– Кто их знает, хита очень ревнива к чужим успехам. Но, честно говоря, не думаю, чтобы все это было правдой. Все шахты известны, даже самые маленькие из них, добыча на которых приостановлена. А добывать без взрывов большие партии изумрудов невозможно. Ведь как достают «зелень»... Находят изумрудосодержащую породу, взрывают ее, потом на вагонетках вывозят на поверхность, где уже отбирают «зелень».
– Значит, никаких взрывов не слышали?
Никита отрицательно покачал головой.
– В нашем районе точно никто не взрывал, иначе грохот был бы слышен на всю округу.
– Но ведь это, может быть, какая-то небольшая жилка, – возразил майор. – Для этого достаточно одной только кирки. Знай долби себе! – слегка сощурив глаза, добавил он.
И опять майор был прав. Опер был из тех людей, кто способен вникнуть в дело основательно, погрузиться в него целиком, не пропуская при этом ни одной значимой детали. А что если он совсем не тот человек, за кого себя выдает? Чего ради обыкновенному оперу из убойного отдела вникать в тонкости горного дела? Специальной терминологией владеют люди из четвертого отдела ФСБ, занимающегося сырьем и драгоценными камнями.
– Это еще не все, – вновь вступил в разговор водолаз. – На самом дне находится еще машины. – И предупреждая возможный вопрос, он добавил: – Я насчитал девять. Но не исключено, что их больше. Они просто свалены друг на друга.
– Ничего себе, – ахнул майор. – Можешь сказать, как давно они там находятся?
Щеки водолаза порозовели, понемногу он приходил в себя.
– Некоторые машины лежат там действительно очень давно. Они уже покрылись илом, а вот другие утоплены совсем недавно.
– Трупы в них были? – напряженно спросил майор.
– Во всяком случае, в трех из них были точно.
Прозвенел мобильный телефон, вытащив его из кармана, Журавлев раздраженно прокричал в аппаратик:
– Ну и где там подъемный кран?! Выехал... Да он уже полчаса как здесь должен быть! – Щелкнув крышкой, он сказал водолазу: – Предстоит сегодня работенка!
– Мне одному не справиться.
– Вместе с подъемным краном должны прибыть еще двое аквалангистов. Как чувствовал ведь!
– Тогда дело пойдет, – удовлетворенно кивнул водолаз.
Никита ощущал себя в их присутствии совершенно лишним. Самое время отойти незаметно в сторонку. В конце концов, свое дело он выполнил, сообщил куда следует, пора возвращаться к своим делам. Не целый же день ему на покойников смотреть!
Но, по всей видимости, у майора Журавлева на его счет были совершенно иные соображения. Не замечая некоторой нервозности Зиновьева, он вдруг спросил:
– Вы сообщили о смерти вашего приятеля его родным?
Вопрос прозвучал упреком, и Зиновьев невольно поежился. Дело обстояло несколько сложнее – с Антоном они не были закадычными друзьями. Их связывало только несколько общих знакомых, да нынешний полевой сезон, проведенный в поисках камней. Всего лишь какой-то год назад они даже не подозревали о существовании друг друга. О своем компаньоне Зиновьев знал немного, разве только то, что проживал тот где-то на окраине Екатеринбурга вместе с сестрой и матерью.
– Нет. Я ведь даже не знаю, где он живет, – помявшись, виновато признался Никита. – Сообщите лучше вы. Вам ведь все равно положено это делать.
Майор как-то странно посмотрел на Зиновьева и подтвердил свое согласие сдержанным кивком.
– Хорошо. Вы мне можете ответить еще на один вопрос?
– Куда же я денусь? – пожал плечами Никита.
У карьера понемногу стал собираться местный народ, но через красную матерчатую полоску, которой было оцеплено место происшествия, никто не переступал. Все с интересом поглядывали на карьер.
– Тоже верно. Согласитесь со мной, изумруды на рынок поступают по-прежнему регулярно, хотя разработка изумрудных рудников в настоящее время прекращена.
Работа на изумрудных карьерах действительно уже не велась несколько лет. И совсем не потому, что драгоценные камни никому были не нужны, как раз наоборот, необходимость в них испытывали все. Дело заключалось в том, что столь лакомый кусок не могли поделить между собой центральная и местная власть. Издавна сложилась традиция, что большая часть сырья уходила в Москву, меньшая часть изумрудов оседала в регионе. И здешние правители всерьез намеревались пересмотреть установленный процент.
Существовала еще и третья сила. Бармалей как-то обмолвился, что дважды на изумрудные копи приезжали посланцы от столичных воров в законе, однако они бесследно исчезли на обратном пути. Уж не на дне ли карьера они покоятся?
– Поступают, – вынужден был согласиться Никита.
– Тогда откуда же они берутся?
– Этот вопрос не ко мне, я этим не занимаюсь.
– Я вот к чему веду разговор: а может быть, москвичам все-таки удалось узнать, где именно в промышленном количестве добываются алмазы? Вот поэтому их и ликвидировали как ненужных свидетелей.
– Все может быть, – неопределенно пожал плечами Зиновьев.
Неожиданно подъехал милицейский «УАЗ». Тормоза скрипнули у самой красной ленточки и, придерживая съехавшую фуражку, из салона выскочил молоденький лейтенант. Не замечая обращенных на него взглядов, он подошел к Журавлеву и взволнованным голосом доложил:
– Товарищ майор, произошло еще одно убийство.
– Ну и дела! Где?
– В нашем поселке.
– Что за день сегодня, – выдохнул майор. – И кого убили?
– Местный оценщик. Все его называли Васильевичем.
Майор посмотрел на побледневшего Зиновьева.
– Ты случайно не про него рассказывал?
– Про него.
– Видишь, как оно получается. Понятым пойдешь?
– Куда же мне теперь деться? – обреченно махнул рукой Никита.
– Игорь! – окрикнул Журавлев высокого парня, стоящего неподалеку. И когда тот подошел, сказал: – Тут в поселке совершено еще одно убийство. Я сейчас пойду на место, а ты за меня останешься. Скоро подъемный кран должен подойти. Водолазы подъедут, так что проследи за всем этим хозяйством.
– Хорошо, – кивнул Игорь.
Глава 4
ДРАГОЦЕНЩИК ВАСИЛЬЕВИЧ
– Кто первый обнаружил труп? – спросил майор у лейтенанта, войдя в дом.
– Женщина... Почтальон, – начал тот. – Она у нас в поселке уже лет двадцать пять работает. Очень порядочная. Васильевич часто не бывал дома, вот он и оставлял ей ключ, чтобы газеты в дом заносила. У нас шпана того и гляди весь почтовый ящик с газетами выпотрошит, а так надежно.
– Значит, он почитывал газетки-то?
– Получается что так.
– Тебя как зовут-то? – майор внимательно посмотрел на лейтенанта.
– Лейтенант Прохоров. Матвей...
– Вот что, Матвей, о чем рассказывала эта женщина?
– Как вошла в комнату, положила газеты... Вон они и сейчас там лежат, – кивнул Матвей на табурет, на котором действительно лежала целая стопка журналов с газетами. – Думала, что дома никого нет, а когда уходить стала, то заметила, что он на диване лежит. Подошла к нему, хотела спросить, чего это он дверь не открывает. Пригляделась, а он мертвый. Ну и сразу же ко мне побежала.
– А с чего это она взяла, что произошло убийство?
– Она думала, что он просто умер. Следов-то никаких. Это я уже потом предположил. Чисто по интуиции.
– Все верно. На шее у него отчетливая полоса, значит, его задушили. Скорее всего, каким-то шнуром. – Повернувшись к Никите, майор спросил: – Тебе приходилось бывать в доме Васильевича?
– Только пару раз, – честно признался Никита. – Мужик он был скрытный, приваживать к себе не любил.
Через окно было видно, как у дома понемногу собирается народ. Ничего удивительного, Егор Васильевич был человек популярный, а потому сочувствующих должно набраться предостаточно.
У калитки стояла немолодая женщина в темно-красном платке и причитала в голос. Раза три она пробовала войти в дом, но сержант мягко и одновременно настойчиво выпроваживал ее со двора. Голос горюющей женщины нервировал, и Никита никак не мог сосредоточиться.
Из-за приоткрытой двери просматривался диван, на котором лежал Васильевич, точнее были видны только ноги покойника, выглядывающие из-под коротких штанин.
– И что же вы видели в его доме?
Никита сглотнул слюну.
– У него было много чего. Друзы аметистовые на столе стояли, топазы были величиной с кулак, помню, цитрины очень приличные лежали горкой. Он особенно ничего и не прятал. Только головой вертеть как-то тоже ни к чему. Для чего мне чужое добро!
– Тоже правильно! – легко согласился Журавлев, как-то странно посмотрев на собеседника.
Никиту обдало жаром.
– К чему вы это клоните?! Уж не подозреваете ли меня?! По-вашему получается, что сначала я убил Васильевича, потом Антона, а чтобы никто не догадался, решил сам сообщить в милицию?
Майор Журавлев улыбнулся.
– Да не переживайте вы так. Никто вас пока не подозревает. Давайте пройдемте в комнату, – сказал он дружелюбно и уверенно зашагал к распахнутой двери.
В комнате находились эксперт и техник-криминалист. Эксперт был высокий и тощий, с длиной щетинистой шеей, из которой строптиво и хищно выпирал угловатый кадык. А вот техник-криминалист, напротив, оказался невысокого росточка, очень плотный, с явно обозначившимся животиком. На правом плече у него висел широкофокусный фотоаппарат, весьма подходящий для съемок в тесном помещении, и еще один, цифровой, весьма серьезная техника. В руках он держал миниатюрную видеокамеру и слушал разъяснение эксперта-криминалиста. А когда тот, наконец, закончил, согласно кивнул и продолжил фотографировать три побитых жестяных ведра, стоящих по углам и заполненных светло-зелеными бериллами.
Труд у техника-криминалиста не хитрый, в основном черновой, знай снимай на видео и щелкай фотоаппаратом. Однако без него не обходится ни один выезд на место происшествия. В углу комнаты, на стареньком табурете стоял портативный копировальный аппарат, рядом в аккуратную стопочку были сложены десятка полтора фотографий.
Вот у эксперта работа творческая, требующая специальных знаний в области криминалистики. За один день такому не научишься. И, кроме личного опыта, в его ремесле важна интуиция, которая вырабатывается только с годами. Нужно не упустить ни одной из деталей, которые могут нести информацию о личности преступника. По тому, как морщил лоб эксперт, становилось очевидным, что дело продвигается не столь быстро, как хотелось бы.
Первое, что бросилось в глаза Никите, когда он вошел в комнату, так это большое количество друз, которыми был заставлен длинный стол, они же лежали и на полу, и по углам. Здесь были сиреневые аметисты, темно-желтые кубики пирита, спаянные между собой каким-то замысловатым образом, огромные полевые шпаты и темные, будто южная ночь, морионы. От обилия красок просто рябило в глазах, а эксперт, стараясь не раздавить какой-нибудь из оброненных камушков, всякий раз высматривал на полу свободное место. У стола в обыкновенных алюминиевых ведрах лежали зеленовато-голубые топазы, а в невзрачном тазике колючими ежиками торчали кристаллы александрита, всякий раз рассерженно вспыхивая красным цветом, как только срабатывала фотовспышка.
– Сколько же здесь всего, – изумленно протянул Журавлев.
Эксперт лишь выразительно хмыкнул.
– Это еще не все. Вон в том шкафу ящик стоит, а в нем первоклассные изумруды.
– Давай взглянем, – предложил майор.
Перешагнув ведро с топазами, он подошел к шкафу и осторожно распахнул створки. Внизу, среди вороха несвежего белья, стоял грубовато склоченный ящик, а в нем лежали куски слюдита, из которого во все стороны, будто зеленые карандаши, торчали изумруды.
– Вот это да! – невольно выдохнул Журавлев. – Я такого количества «зеленки» за всю свою жизнь не видел. – Не удержавшись, он поднял кусок породы, из которой, параллельно друг другу на искрящейся слюдяной поверхности лежали длинные кристаллы изумруда. – Вот этот особенно хорош. – И, повернувшись к Никите, майор спросил: – У вас такие пропали?
Поколебавшись, Зиновьев признался:
– У нас были лучше, у этих цвет темный, а наши изумруды были посветлее. Цвет – тройка...
– Что за цвет?
– Как бы вам это поточнее сказать. Вот эти изумруды как будто бы цвета пожухлой травы. А у нас такого... Ну, в общем, когда весной листья распускаются, но еще не успели насытиться хлорофиллом. Тогда цвет у них становится ярко-зеленым. А в середине лета эти листья уже темно-зеленые.
– Хм... Образно. А с «шуриками» вы работали? – неожиданно спросил Журавлев, хитро посмотрев на Зиновьева.
Опять майор ловко ввернул сленг. Именно так хитники называли александриты. И Никита все более убеждался в том, что оперативник Журавлев специализируется по драгоценностям. Несколько лет назад в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью была создана специальная группа, занимающаяся расхищением драгоценных камней. Не исключено, что он был одним из руководителей группы.
Виновато улыбнувшись, Зиновьев произнес:
– Я ведь коллекционер... Если только в коллекцию.
– Мы у тебя еще дома не были, – сдержанно напомнил Журавлев. – Может, у тебя не меньшее богатство.
– Да куда мне! – вздохнул Никита. – Моя коллекция занимает всего лишь две полочки. И образцы-то у меня не самые хорошие.
– И какие же?
– Пара топазов, есть дымчатый кварц, ну, может быть, в породе будет с пяток крошечных александритов. А здесь, – махнул он рукой в сторону ведра с сапфирами, – один только кристалл с голову ребенка.
– Так вот, я тебе хочу напомнить, – майор уже обращался к нему на «ты», и всякий раз Зиновьев ощущал при этом какой-то внутренний протест. Но ведь не сделаешь же замечание. Не так поймет. – Срок за уклонение от сдачи драгоценных камней государству – до пяти лет!
– Но ведь...
– Не надо мне втирать, что свои камни ты собирался сдавать завтра утром! Я уже слышал об этом. Не прокатит! А еще я напишу рапорт, чтобы тебя прессанули, как следует, – жестко добавил он.
– Послушайте...
Неожиданно майор широко улыбнулся.
– Расслабься! Все это может с тобой случиться, если мы не найдем общего языка. Ты понимаешь меня?
– Да, – подавленно протянул Никита.
Подняв кусок породы, из которой торчали александриты, каждый величиной с крупную горошину, майор спросил:
– Знаешь, сколько могут стоить эти милые «шурики»? Не менее ста тысяч долларов. И эти деньги просто так валяются под ногами в обыкновенной избе, где даже толкового замка нет. Грабителя не заинтересовали камни, следовательно, в квартире Васильевича лежало нечто более ценное, чем «зеленка» и «шурики». Тогда что же это может быть, неужели «белые»? – уверенно предположил Журавлев.
Никита Зиновьев невольно сглотнул. «Белыми» огранщики называли алмазы. «Шурики», «зеленка», «красные» и «синие» по сравнению с «белыми» считались просто детским баловством. Алмазы совершенно другой уровень, это серьезно, и спрашивать за них будут значительно строже.
В этот момент Никита позабыл даже о Васильевиче, который лежал на диване, вытянувшись во всю длину. Его голова покоилась на грязной подушке, из которой во все стороны повылезали перья. Носки у покойника были протертые, видавшие виды, из них выглядывали большие пальцы с пожелтевшими растрескавшимися ногтями.
Никиту всегда удивляла способность драгоценщиков проживать в нищете. И это при том, что они буквально сидели и спали на самоцветах. Часто в их доме не бывало даже буханки хлеба, а где-нибудь в шкафу мог лежать кристалл стоимостью в несколько десятков тысяч долларов.
– Не знаю, – пожал плечами Никита, понимая, что угодил в настоящие тиски. Этот майор умел душить. И уж если ухватил за кадык, то будет держать до тех самых пор, пока не испустишь дух. – Я уже говорил, что Васильевич был человеком скрытным и своими планами ни с кем делиться не любил.
– А ты сам не занимаешься «белыми»? – как будто бы между прочим спросил Журавлев.
– Упаси боже! – с жаром открестился Никита. – Я ведь коллекционер, а не драгоценщик. Для коллекционера что важно? Красота! А драгоценщики этого не ценят, для них камушки обычный товар. Где-то нарыл втихаря, потом отгранил и выгодно продал! Я человек совсем другого плана, для меня важнее эстетика, если хотите!
– Понятно.
Скулы Васильевича заострились. На коже у самых глаз проявились темные пигментные пятна. Раньше Никита их не замечал.
С улицы раздался какой-то шум. Затем опять отчаянно запричитала женщина.
– Что там еще? – раздраженно повернулся майор к двери.
– Какая-то женщина хочет пройти, – сказал лейтенант.
– Кто такая?
– Когда-то она жила вместе с Васильевичем. Не драться же мне с ней!
Журавлев вздохнул. Не самое подходящее время для истерик.