В мире, которого нет Юрьев Сергей
– Никаких распоряжений…
Но мальчишка его уже не слушал. Казалось, он мгновенно забыл обо всём на свете, даже о сражении, которое только что занимало его целиком.
– Вы даже представить себе не можете, как это восхитительно! Наконец-то! Я назначаю вас главным маршалом Злобного Дряна. И только попробуйте воевать вполсилы!
– А Злобный Дрян не будет против?
– Пусть только попробует! Это самое злобное, коварное, жестокое и бессовестное существо в мире. Но пока я точно знаю, что выиграю любое сражение, и мне не так уж интересно…
– А если я откажусь?
– А я пропуск не отдам! Вот! Пока не отнимите, не получите. Так и будете торчать тут сто лет.
– Хорошо… – Собственно, Антон и не собирался отказываться. Чем дальше, тем происходящее казалось всё более нелепым, а значит, и вести себя стоило соответственно. – И как мне его найти?
– Идите на север, через реки, моря, горы и леса, там черный замок посреди черного болота…
Дальше можно было не слушать. Ребёнок, похоже, и сам не знал, где прячется супостат. А может быть, просто на ходу сочинял старую сказку. В любом случае идти придётся, и даже хорошо, что Алёнка где-то отстала. Прадед завлёк их сюда, значит, он и позаботится о том, чтобы с ней ничего не случилось…
Надежды – надеждами, а щемящее беспокойство, которое не отпускало его ни на мгновение, и сейчас никуда не исчезло.
– Могу дать батальон или полк охраны. Надо? – предложил «господин Бомбардир», всем своим видом давая понять, что ему не терпится вновь принять на себя командование войсками.
– Не стоит. Так доберусь.
Антон поднялся и не спеша двинулся прямо в гущу сражения.
– Даже чаю не попьете? – донеслось вслед, но он даже не оглянулся. Почему-то не было никакого желания продолжать разговор с этим мальчишкой. Тот играл в свою жестокую бесконечную игру, превратившись в её часть, в ее функцию, и наверняка не знал (или не помнил) о том, что в мире существует что-то кроме нее.
Над полем битвы сверкали разноцветные молнии, ложбины между холмами заливали потоки алого и голубого пламени, поглощая и солдат «господина Бомбардира», и монстров Злобного Дряна. Но чувства опасности почему-то не было… Во-первых, до сих пор не верилось до конца в реальность всего происходящего, во-вторых, в панораме битвы было что-то, напоминающее компьютерный мультик, а в-третьих, Антон почему-то точно знал: случись и впрямь с Алёнкой что-то дурное – он бы почувствовал. Сразу же.
Эскадрон уродцев с собачьими мордами несся прямо на него – верхом на вполне добродушного вида жабах. «Лица второго порядка», как сказал вахтёр-особист…
Мысленно – катком…
Стальная махина, видимая только ему, стремительно умчалась за горизонт, подмяв под себя не только воюющие армии, но и деревья, холмы и всё, что оказалось на ее пути. Возникла абсолютно прямая асфальтовая дорога, уходящая за горизонт, и по ней можно было шагать семимильными шагами, даже не глядя под ноги. Через пару минут грохот сражения остался далеко позади, а Черный замок (высоченная квадратная башня, протыкающая облака) оказался на расстоянии вытянутой руки. Дерни за верёвочку – дверь и откроется…
Но ни двери, ни веревочки не было. Только ссутулившийся тощий человек в сером сюртуке по моде начала прошлого века показался из-за угла и неторопливым прогулочным шагом двинулся к Антону, опираясь на трость. Он вовсе не был похож на заводную куклу, как бойцы воюющих армий, как те генералы, что стояли за спиной «господина Бомбардира». Скорее он напоминал актера в грубом гриме. Лицо было исполосовано глубокими искусственными морщинами, а над отвисшей нижней губой возвышался одинокий клык. Сущая Баба-яга в мужском обличье. «Покатаюся-поваляюся…»
– Чем обяжан? – Клык явно мешал ему говорить. Он аккуратно извлёк его изо рта и положил в нагрудный карман.
– Извините за вторжение, но мне необходимо видеть Злобного Дряна.
– Мне тоже, знаете ли… – Человек усмехнулся и не спеша двинулся дальше, продолжая привычную прогулку. – Это самое злобное, коварное, жестокое и бессовестное существо в мире – так, если не ошибаюсь, охарактеризовал его наш славный господин Бомбардир?
– Именно…
– У мальчика с фантазией не слишком хорошо, но это скорее к счастью, чем к сожалению. Если бы он там, в прежней жизни, получил хоть какое-то реальное представление о том, что такое зло, что такое жестокость, что такое коварство, – всё, что здесь происходит, было бы куда страшнее…
– Извините ещё раз, – прервал его Антон, – я уже почти привык, что здесь никто не интересуется, кто такой я и как я сюда попал… Но… Вы-то явно не плод воображения «господина Бомбардира». Вы тоже, как изволил выразиться один коридорный смотритель, «лицо первой очереди».
– Отчасти. Только отчасти… Видите ли, того мгновения, когда нас забросило сюда, мальчик и не заметил. Он сидел у себя в комнате, играл в солдатики и категорически отказывался спускаться в гостиную для общего семейного снимка. Фотографу пришлось подняться в детскую, а я имел неосторожность сопровождать его. И заставить мальчишку смотреть в объектив можно было лишь одним способом – рассказывать о каких-то битвах, о каких-то полководцах, о каких-то победах… Он был, мягко говоря, весьма неуравновешенным ребёнком, и в гимназию его отправить не рискнули. Я был одним из домашних учителей… Вот, собственно, и всё. С тех пор, вероятно, прошло немало лет, но здесь ничего не меняется, поэтому время не имеет никакого значения…
– Значит…
– Да, вы совершенно верно догадались: я и есть Злобный Дрян, враг всего светлого и доброго, существо без совести и чести, лишённый чувства жалости и сострадания. И я останусь таковым, пока мальчик не повзрослеет и не начнет хоть что-то понимать в жизни и в людях. Но этого не будет никогда, поскольку нет рядом с ним ни жизни, ни людей – одна только вечная игра. Он устроил всё так, как хотел. Такое уж у него было представление о счастье… – Человек вдруг остановился и впервые за всё время разговора пристально посмотрел на Антона. – Так, извините… Чем обязан?
Нет, говорить о «назначении» не стоит… Тогда Злобный Дрян, чего доброго, просто сложит с себя полномочия и исчезнет. Было очевидно, что он давно тяготится своей миссией.
– А почему бы вам не быть рядом с ним? – Антон решил, что лучше не менять тему разговора. – Вы же сами сказали: ничего не изменится, пока он не повзрослеет, и вы – его единственная надежда…
– Для этого надо до него добраться… А чтобы до него добраться, нужно разгромить его армии. А чтобы разгромить его армии, нужно воистину стать самым злобным, коварным, жестоким и бессовестным существом в мире. У мальчишки фантазии не хватает, чтобы действительно наделить меня этими качествами. А сам я слишком мягок и неловок для такой роли. И ещё я боюсь, что поражение в войне огорчит его настолько, что случится нервный срыв. О последствиях я даже думать боюсь.
– А почему бы вам не проиграть очередное сражение и сдаться на милость победителя? – предложил Антон. Эта мысль показалась ему удачной, лежащей на поверхности, и было странно, почему она давным-давно не пришла на ум самому «Злобному Дряну».
– Он мне не позволяет. Он начинает играть в поддавки, как только возникает угроза полной и окончательной победы. Положение просто безвыходно, и я в полном отчаянье.
– Не знаю… – Антону вдруг стало беспредельно жаль и мальчишку, и «Злобного Дряна». – Пожалуй, вам всё-таки стоит всерьёз стремиться к победе. Это нужно и вам, и ему… Только так вы сможете что-то изменить.
– Вы думаете? Что ж, я, конечно, попробую… Спасибо. Вы мне очень помогли. Я… – Бывший учитель не успел закончить фразы, как замок тряхнуло, словно при землетрясении, в черной стене образовался проём, и оттуда неторопливо вышел лакей.
– Антон Борисович. – «Злобного Дряна» он, казалось, и не замечал. – Смотритель распорядились передать вам это. – Лакей протянул Антону пропуск. – И они просили предупредить, что данный документ не подлежит передаче третьим лицам, независимо от их порядка. В противном случае пропуск может быть аннулирован, и вы рискуете навсегда остаться там, где его утратили.
Лакей исчез, а там, где он только что стоял, возник дверной проём.
– Кажется, мне пора. – Найти Алёнку, даже если ей ничего не угрожает, было всё-таки важнее, чем продолжать решать местные проблемы…
– Вы не представляете, как я вам признателен…
Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и Антон вновь оказался в бесконечном коридоре, освещенном тусклыми электрическими лампочками. И теперь надо было решить, куда идти – направо или налево. А может быть, вообще поступить как-нибудь иначе?
Он закрыл глаза и двинулся прямо, в первую попавшуюся дверь.
Глава 5
– Маманя, у нас гость! – Молодой, пронзительный женский крик раздался сзади, и тут же чьи-то руки обхватили Антона за талию, а к спине, чуть пониже лопаток, прижались два упругих мячика женской груди. – Новенький! М-и-и-иленький такой, просто прелесть.
– Заткнись, шалава! – Голос был более низкий, более спокойный и более уверенный. Его обладательница явно знала себе цену и, похоже, была довольно бесцеремонна. – И не вздумай его тискать. Забыла, тварь, кто здесь главнее?!
– Да помню-помню, маманя… – Девица отпустила его, напоследок похлопав по спине. Только после этого Антон решился открыть глаза.
Прихожая выглядела роскошно – сверкающий дубовый паркет, изящная лепнина на высоком потолке, вдоль стен, обшитых пунцовым бархатом, – золотые вешалки, с которых гроздьями свисали черные плащи и черные шляпы, а трости были беспорядочно свалены в углу, слева от входной двери.
– Прими у гостя плащ, шляпу и трость, – донеслось из гостиной. – И пусть проходит. Я жду.
– Нет у него ничего! – почти радостно ответила девица, которая его встретила. Она была небольшого роста, но фигурка отличалась изяществом, а короткая серая юбка не скрывала стройных загорелых ног. Вот только лицо, покрытое густым слоем косметики, выдавало ее возраст – не меньше сорока. Как минимум сорок. А может, и все пятьдесят… Если учесть, что свою собеседницу она называла маманей… – Проходи-проходи! Тут гостям рады всегда. К другим-то никто не ходит. У других-то делать нечего… Погоди. Стой! А ты настоящий? Мы тут всяких посторонних духов не пускаем. Разве что подмести или ещё для чего…
– Здрасьте…
– Ну, ладно. Проходи. – Проигнорировав запоздалое приветствие, она погладила его по спине и лёгким шлепком придала нужное направление. – С маманей пообщаешься – ко мне заходи, не пожалеешь. И поосторожней с ней. Она тварь такая… – Последние слова были сказаны едва слышным шёпотом.
Здешние просторы были вполне сравнимы по масштабам с полями баталий в стране «господина Бомбардира». Гостиная напоминала тронный зал – и роскошью отделки, и размерами: картины, гобелены, ковры, хрустальные люстры, янтарные стены… И лишь где-то в дальнем конце зала Антон с трудом разглядел хозяйку всего этого великолепия. Она напоминала манекенщицу, отдыхающую после дефиле, не успев сменить на повседневную одежду образец «высокой моды» – изумрудно-зеленое длинное платье с глубоким вырезом и декольте. Маманя казалась совсем юной, полулежала в просторном кресле, томно курила длинную сигарету с длинным мундштуком и смотрела на него с вызовом, негой и вожделением.
Антон уже успел привыкнуть к тому, что расстояний здесь почти не было, и любой путь можно преодолеть, сделав лишь несколько шагов, если, конечно, видишь, куда идти. На сей раз не одна сотня метров, отделявшая его от хозяйки этого мира, просто исчезла в одно мгновение.
– Присаживайся, Антоша… – Барышня подогнула свои великолепные ноги и жестом указала ему на освободившееся место.
– Кому Антоша, а кому… – хотелось съязвить, но он осекся. Ощущение, что во всём происходящем таится какая-то ловушка, какой-то подвох, вспыхнуло с новой силой, и Антон решил быть осторожней. – А откуда ты знаешь моё имя?
– Ой, какой мальчик подозрительный! – Она кокетливо подмигнула и, приоткрыв алые лепестки губ, выпустила в потолок тугую струйку дыма. – Я вообще всё обо всех знаю. Гости рассказывают. К другим никто не ходит. У других делать нечего… А ко мне очередь стоит. Смотритель вообще через день норовит отметиться, но я его к Глаше отправляю. Надоел. Одна от него польза: новости сообщает аккуратно. Давненько, правда, ничего такого особенного не случалось. Но ты здесь, и это славно. Присаживайся-присаживайся. Я не кусаюсь. А ты что – меня не узнал?
– Нет.
– Увы, время идёт, и люди забывают своих кумиров. Я – Элеонора Нагорная. Та самая. Легендарная. Ты в синематограф-то ходишь хоть иногда?!
Антон вспомнил. Была такая звезда немого кино. Но когда прадед мог её сфотографировать, она наверняка была уже в преклонных годах и уж никак не могла выглядеть семнадцатилетней.
– Не веришь?! – Казалось, её возмещению нет предела. – А вот это видел?! – Она картинно взмахнула рукой, и одна из стен зала превратилась в огромный экран, на котором тут же возникло изображение: Элеонора в меховой шапке, белом свадебном платье, с дуэльным пистолетом в руке кралась вдоль ветхой кирпичной стены в сопровождении офицера в черном, с иголочки, мундире с золотыми эполетами и аксельбантом. – Сейчас будет моя любимая сцена. Садись! – Элеонора сменила позу. Сев прямо и положив ногу на ногу, она похлопала ладонью по сиденью рядом с собой, всем своим видом давая понять, что никаких возражений не потерпит.
«Дальше вам идти не стоит – слишком опасно…» – высветились титры на экране.
«Я должна всё видеть! Не смейте мне мешать!»
«Ваш покорный слуга…»
«Нет! Не надо быть покорным!»
«И слугой быть не надо?»
«Будьте мне другом…»
«Да! Другом! Верным другом…»
Немой диалог сопровождался нелепыми жестами – персонажи то хватались за сердце, то раскрывали друг другу объятия, и всё же эти двое как-то ухитрялись остаться незамеченными, хотя часовые с ружьями стояли едва ли не на каждом шагу.
И тут Антон почувствовал, что действие развивается не только на экране.
Прохладная ладошка медленно забралась под его футболку и вкрадчиво поползла по спине.
Элеонора положила голову на его плечо, не отрывая взгляда от экрана.
– Смотри-смотри… Как романтично. Как чувственно. Как волнующе… – Ее рука продолжала скользить змеей по его коже, обвила талию и попыталась проникнуть под брючный ремень.
Почему-то захотелось убежать. Дамочка, похоже, уверена, что её чары всесильны и она может иметь кого захочет и когда захочет…
Его как будто снесло ветром. На мгновение ему показалось, что он сам стал ветром, который разметал многочисленные ряды стульев вместе с неизвестно откуда взявшейся почтенной публикой. Но впереди была кирпичная стена – та самая, вдоль которой крались герои дурацкого фильма.
– Куда, сволочь?! – донёсся вслед ему истерический вопль. – Сидеть, урод!
Вперёд! Только вперёд! И не оглядываться…
И всё же, когда позади затих грохот обвала разрушенной стены, он оглянулся – то ли посмотреть, далеко ли погоня, то ли внешность киношной красотки была настолько притягательной, что он решил-таки посмотреть на неё с безопасного расстояния…
Нет, погони не было. Только костлявая старуха, с которой свисали лохмотья всё того же зеленого платья, стояла в проломе и палила вслед ему из пистолета, совершенно не заботясь ни о перезарядке, ни об экономии боеприпасов. Очередная пуля просвистела возле уха, другая обожгла плечо. Антон глянул на рану и увидел, как по футболке растекается кровавое пятно.
Так… Шутки кончились.
Он помчался со всех ног в сторону каких-то руин, зажимая кровоточащую царапину. Пули продолжали свистеть то справа, то слева, и он продолжал бежать, пока выстрелы не стихли, а чахлая степь, поросшая жёлтой травой, не сменилась заснеженной равниной.
– Простите, Антон Борисович! Бес попутал. Жадность проклятая… Служба, знаете ли, нелёгкая. Хотел себя вознаградить за труды на благо общественной пользы. Больше не повторится. Только вы Самому ничего не говорите. Очень вас прошу – по-человечески. Готов всячески оправдаться. Если, конечно, в моих силах… – Привратник, он же товарищ майор, стоял по колено в снегу, смущенно теребил в руках фуражку, и редкие снежинки стремительно таяли, соприкасаясь с его склоненной лысиной. – Она очень просила. Я думал, и вам понравится…
– Где Алёна?
– Не могу знать. – Он весь сжался, как будто приготовился к удару плетью. – У меня на неё никаких документов. Простите великодушно…
– Значит, это ты меня туда…
– Я думал – понравится. У Эли всем нравится, хоть и дура она деревенская. Самозванка. Конечно, не актриса она никакая. Всю жизнь секретаршей в конторе работала. У меня в деле всё записано… Хотите полюбопытствовать? – Смотритель достал из рукава пухлую папку.
– Не хочу. Где Алёна?
– Не могу знать. Я же только по документам… Но, если желаете, могу препроводить вас к людям более сведущим.
– Хочу.
– Хорошо, Антон Борисович. Немедля. Только вы уж Самому-то не говорите, что я так…
– Там видно будет.
– Конечно-конечно, – поспешил согласиться Смотритель. – Готов к любому сотрудничеству. Без волокиты. По первому сигналу. Пойдемте, я провожу… – Он нырнул в сугроб и исчез, не оставив даже вмятины на снегу. Антону ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
Глава 6
– И кто там… обитает? – На языке вертелось слово «живёт», но Антон решил, что вряд ли оно здесь уместно.
– Александр Илларионович Лаптев, из дворян. Философ, социолог, общественный деятель, филантроп, воздухоплаватель, был товарищем министра при последнем императоре… В общем, из бывших, но человек вполне… – Смотритель замялся, подбирая подходящее слово, – лояльный…
– В каком смысле?
– А в том, что многим здесь так хорошо, что больше ничего не надо. А он всё чего-то ищет, чего-то изучает. Я по долгу службы пытался вникнуть в его исследования, но это слишком сложно для неспециалиста. Но польза несомненна…
– Польза для кого?
– Для порядка! Да, он ищет оптимальный порядок для общественного блага. И не пытается скрыть результатов. Он даже субординацию соблюдает: все попытки выйти на Самого – только через меня. Когда-нибудь мы тут порядок наведём не только в коридоре, но и в номерах… – Чувствовалось, что Смотритель оседлал любимого конька и готов прочесть пространную лекцию о справедливом мироустройстве и роли руководящих органов в установлении закона и порядка. – Он уже на пороге решения самых насущных…
– Помолчи!
– Есть!
Антон выдержал длинную паузу. Он смотрел на заснеженный невнятный горизонт, выжидая, насколько у Смотрителя хватит терпения хранить молчание. Терпения хватило – видимо, тот был не на шутку напуган недавним инцидентом.
– Ну, двинулись… Где твой товарищ министра?
– А никуда идти не надо. Здесь всё рядышком… – Смотритель достал из кармана галифе связку ключей, и откуда ни возьмись в чистом поле появилась облезлая ветхая дверь. – Сейчас-сейчас… – Он торопливо загремел ключами, выискивая нужный, но вскоре вставил в замочную скважину первый попавшийся. – Только прошу вас не шуметь, когда войдём. Есть у меня подозрение, что указанный товарищ не всегда о пользе общества печется, а и о своей собственной не забывает. За всеми глаз да глаз нужен, а то нюх потеряют…
Дверь со скрипом отворилась, и за ней на некотором отдалении обнаружился силуэт женщины с птичьей головой. Химера расправила платье, словно крылья, и с громким клекотом улетела в непроглядный мрак, полный вздохов и шорохов.
– Докладывать полетела, курица… – с досадой выдавил из себя Привратник.
– Нам точно туда? – спросил Антон с опаской. Ему вдруг показалось, что никакая сила не заставит его перешагнуть через порог. – А это что за зверь?
– Это… Видите ли, Александр Илларионович полагает: чем женщина глупей, тем ближе к идеалу. Так что у него служат несколько лиц второго порядка, женского пола, с куриными мозгами. Фантастически преданы хозяину… Хотите, я впереди пойду? – любезно предложил Смотритель, заметив, что Антон не решается переступить границу владений филантропа, и тот охотно посторонился.
Внутри было тепло и сыро. Дверной проём позади просто исчез, под ногами хлюпала какая-то жижа, а к шорохам и вздохам прибавились стоны, шуршание, перешёптывание, уханье, рычание, скрежет, чавканье, хруст битого стекла, волчий вой, детский плач, цоканье копыт, соловьиная трель, стук колёс по булыжной мостовой, журчание воды в сточной канаве…
– У него тут не поймёшь сразу-то, куда угодишь, – шёпотом сообщил Смотритель. – Говорит, порядок рождается из хаоса, так что, мол, лучше самому не знать, откуда что берется. Тихо! – Он внезапно остановился, и тут же в сотне метров впереди вспыхнул уличный газовый фонарь, осветив кусок мостовой и какие-то невнятные строения трущобного типа. – Сейчас начнётся.
Под фонарным столбом промелькнули какие-то стремительные тени, потом раздался взрыв, загремели выстрелы. Смотритель прижался спиной к покосившемуся забору, так что наполовину замуровался в доски, и теперь казался барельефом, освещенным немногочисленными тусклыми фонарями и отблесками едва занявшегося пожара в доме напротив.
Два прожекторных луча ударили вдоль улицы, выхватив из темноты баррикаду, которую обороняла от невидимого супостата горстка гражданских лиц, вооруженных винтовками, мушкетами и луками. Украшением оборонительного рубежа была небольшая мортира, казалось, снятая с пиратского корабля. Те, у кого ничего другого не было, швыряли в темноту булыжники, которые отбойными молотками выковыривали из мостовой две девушки в рабочих спецовках и красных косынках. Баррикада утопала в клубах порохового дыма, её защитники палили из всего, что было, почти не целясь – голубоватый, безумно яркий свет прожекторов ослеплял их. Вскоре появился и противник – безголовые монстры в два человеческих роста, закованные в броню, от которой отскакивали и пули, и стрелы, и булыжники. У каждого за плечами висел плетёный из лозы короб, и казалось, что шли они вовсе не в бой, а на плантацию – собирать урожай. Вскоре чудовища вплотную приблизились к баррикаде и начали с одинаковой лёгкостью расшвыривать в стороны обломки мебели, мешки с песком и многотонные куски бетонных блоков. Напоследок ухнула мортира, и стальное ядро, проломив ржавый стальной нагрудник, повалило одного из них навзничь, но, переступив через его неподвижное тело, другие уже пробились сквозь баррикаду, начали хватать длинными мощными руками её защитников и складывать в заплечные короба. Как только ёмкости наполнились, прожекторы погасли, и из полумрака донесся тяжёлый удаляющийся топот.
– Уф-ф… – облегчённо вздохнул Смотритель и высвободился из забора. – Пронесло, слав те господи.
– Что это было?
– Это так вот Александр Илларионович собирает материал для своих исследований. Здесь у него зона хаоса, как он её называет. То есть здесь он ни во что не вмешивается, оставляет всё как есть. И отсюда он забирает исходный материал для размещения в упорядоченных общественных формациях. Ну, если угодно, он и сам объяснит…
– Люди, значит, для него – материал…
– Да бросьте вы миндальничать, Антон Борисович… Это всё лица третьего порядка. В крайнем случае – второго. К тому же все они обязаны ему фактом своего существования. Так что в этой стороне его деятельности я лично ничего предосудительного не нахожу. Если у вас какие-то претензии или сомнения, можете сами ему всё высказать. – Смотритель оторвал от забора доску, протиснулся в образовавшуюся прореху и скрылся в темноте. Оставалось только последовать за ним.
Моложавый стройный интеллигент в смокинге сидел за роскошным дубовым столом, покрытым скатертью из красного бархата. Просторные апартаменты освещались расставленными вдоль стен канделябрами и жарким пламенем камина. Хозяин не обратил на вошедших ни малейшего внимания – он играл сам с собой в кости, после каждого броска делая пометки в блокноте.
– Позвольте отвлечь, – обратился к нему Смотритель. – Позвольте представить… Представитель Самого… Вот… – Он подтолкнул Антона вперёд, норовя почему-то спрятаться за его спину.
– Да? Присаживайтесь. – Господин Лаптев рукавом смахнул со стола и кости, и блокнот, и письменный прибор, причём они не упали на пол, а просто бесследно исчезли. – Впрочем, нет – не присаживайтесь. Пройдёмте! Я, кажется, уже близок… Главное – найти оптимальное соотношение свободы и тирании. Я покажу… Вот. – Он выхватил из пустоты охапку белых халатов, один накинул на себя, а два протянул Антону и Смотрителю. – Условия должны быть стерильны, иначе я не смогу поручиться за достоверность результатов. Следуйте за мной.
Философ, социолог, общественный деятель, филантроп, воздухоплаватель и дворянин торопливо зашагал вдоль книжных стеллажей, выстроившихся в причудливый лабиринт, где найти верную дорогу можно было лишь с помощью феноменальной памяти или сверхъестественного чутья.
В просторном кабинете за партами сидели юноши и девушки в одинаковых белых кружевных рубашках и благоговейно внимали лектору, торопливо, старательно и синхронно занося в конспекты каждое слово.
«…без чувства меры невозможна никакая созидательная деятельность, и каждый из вас, прежде чем воплощать в жизнь решения, директивы, указы и постановления, должен всесторонне…»
– Здесь мы готовим управленческие кадры. Курс базовых принципов. Впоследствии курс делится на спецкурсы, разработанные сообразно конкретным вводным, – успел пояснить на ходу господин Лаптев, и вновь с обеих сторон замелькали бессчётные книжные корешки.
Спереди донёсся гром аплодисментов и приветственные возгласы. Вскоре путь оказался перекрыт толпой явных пролетариев, бурно приветствующих оратора, стоящего на башне броневика, над которым почему-то вместо красного знамени развевался «весёлый Роджер».
«…и только вы, сжав свои усилия в один могучий кулак, поднимите на дыбы затхлое болото, в котором самозабвенно квакают чинуши, обыватели и прочая вялая стерлядь…»
– А здесь вы готовите пламенных революционеров, – высказал догадку Антон, и господин Лаптев, едва не врезавшийся в толпу с явным намерением пройти сквозь нее, как нож сквозь масло, даже остановился.
– Вы необычайно догадливы, молодой человек, – поспешил выразить он своё восхищение. – Не желаете ли возглавить ряд тем моего проекта? Полная самостоятельность! Знаете ли, подготовить толковых специалистов нелегко, а найти на стороне вообще невозможно…
– Я подумаю, но сначала мне хотелось бы ознакомиться с достигнутыми результатами, – уклончиво ответил Антон.
– О, да! Разумеется! – Чувствовалось, что господин Лаптев был в полном восторге оттого, что не получил немедленного отказа. – Мы уже почти на месте.
Толпу пролетариев вместе с оратором и броневиком как ветром сдуло, и впереди до самого горизонта открылись бескрайние поля, расчерченные живыми изгородями на абсолютно правильные квадраты. Бравые косари в белых льняных рубахах и штанах двигались правильной шеренгой, а обнажённые красотки с вилами следовали за ними, укладывая скошенную траву в стандартные копны.
– Идеальное общество основано не только на единственно верном соотношении свободы и тирании! – сообщил господин Лаптев. – Необходима также точная пропорция между физическим и умственным трудом, работой и досугом, стремлением к нравственному закону и естественным зовом плоти. Ошибка всех утопистов прошлого была в том, что они были уверены, что каждый индивид как составная часть общества способен к самоорганизации. Во-первых, не каждый! В-вторых, даже тем, кто на это способен, необходим внешний организующий фактор! Но необходимо, чтобы само общество и генерировало, и регулировало этот фактор…
Раздался вой трубы, и строй косарей остановился. Сзади подтянулись телеги, запряжённые фиолетовыми мулами, и трудящиеся стали разбирать доставленные свирели, гармони, гитары, трубы и валторны, хлеба, окорока, сырные головы, колбасные батоны и кувшины с напитками. Две девицы развернули над полем транспарант с надписью: «Сделал дело – гуляй смело!» За считаные минуты трудовой фронт превратился в народное гуляние.
– …и главное то, что граждане осознают свою относительную несвободу, но в любом состоянии оценивают её трезво и видят в ней скорее благо, чем…
– Сумасшедший дом, – прокомментировал Антон происходящее и нащупал в кармане универсальный пропуск. Надо было уходить. Здесь всё было гораздо беспросветнее, чем у маленького воителя и даже у сладострастной актрисы-самозванки.
– Антон Борисович! Что вы можете знать о сумасшествии… – попытался урезонить его Смотритель.
– Да-да! Пусть посмотрит, прежде чем огульно отвергать плоды многолетних исследований, – поддержал его господин Лаптев.
– Куда угодно – лишь бы отсюда подальше! – решительно заявил Антон.
– Ну, тогда, если что, прощеньица просим, – зловеще прошептал товарищ майор, и бескрайние поля вместе с пляшущими косарями и голыми жницами затянуло в огромную стремительную воронку…
Глава 7
Впервые за всё время, проведенное в этом нелепом мире, ему стало по-настоящему страшно. Безумный холодный поток уносил его в какую-то черную дыру, вокруг возникали и рассыпались в пыль силуэты мрачных строений, как будто обезумевший джинн, едва вырвавшись из бутылки, строил дворцы и разрушал города. Тело не слушалось. Даже пальцем невозможно было шевельнуть по собственной воле, зато упругие невидимые струи вертели телом как хотели. Вот тебе и лицо первого порядка с универсальным пропуском в кармане… И Привратник оказался не так прост… Антону даже сейчас казалось, что тот смотрит ему вслед с горьким сожалением – как на зарвавшегося юнца, не знающего правил приличия. Куда только делись и демонстративное служебное рвение, и показное подобострастие…
Всё кончилось так же внезапно, как началось. Серое низкое небо висело над серой нетвердой почвой, в которую он провалился почти по пояс, а ступни так и не нащупали под собой надежной опоры. Каждое движение, каждая попытка высвободиться из объятий трясины приводила лишь к тому, что он проваливался всё глубже и глубже. В метре от него из ничего возник тонкий берёзовый ствол, но едва Антон протянул к нему руку, деревце исчезло, рассыпалось в пыль, которую тут же подхватил порыв ветра. Может быть, это всё-таки сон? Может, ущипнуть себя за ухо и проснуться? Или просто крыша съехала, и теперь, пока он тут общается с потусторонней шушерой, добрые врачи районной психушки пытаются вернуть его к реальности?
Помощь пришла неожиданно. Два дюжих санитара в синих халатах засунули в серую хлябь мощные волосатые руки, схватили его за подмышки и одним резким движением вытащили из объятий трясины.
– Сам или помочь? – поинтересовался один из них, протягивая ему смирительную рубашку.
– Зачем это?
– Понятно. Не договоримся… – с искренним сожалением в голосе произнёс второй санитар и стальной хваткой вцепился Антону в запястье. – Ну, тогда не обижайся. У нас с психами короткий разговор. – Он явно собирался продолжить пламенную речь, но вдруг откуда-то донёсся тяжёлый топот, от которого поверхность тумана покрылась мелкой рябью.
– Опять этот гад… – с явным сожалением выдавил из себя первый санитар. – Давай-ка от греха подальше…
– А с этим что?
– Никуда он не денется. Всё равно вылечим…
Санитаров как ветром сдуло, а вдали показалось несущееся во весь опор стадо розовых слонов, которое погонял худосочный мужик в ушанке и фуфайке. Время от времени он лупил хлыстом по рыхлой поверхности здешней «тверди», и от каждого удара в стороны разбегались волны в человеческий рост. Пастух засунул хлыст за пазуху, и у него освободились руки, чтобы растянуть меха обшарпанной гармошки, которая висела на груди. На его плече обнаружилась белка-альбинос и запела дурным голосом:
- Восемь палок, две доски,
- Три рубля – заначка!
- Помогает от тоски
- Белая горячка!
– Оп-паньки! – Мужик заметил Антона, на которого чуть было не наступил один из слонов, что неслись во весь опор, радостно хлопая ушами. – Человек! Живой… Слышь, человек, тут санитары не пробегали?
– Ага… Двое.
– Отрицают, придурки, факт существования субъективной реальности! Мол, все кругом психи – они одни здоровые… Куда пошли-то?
– Не знаю. Не заметил…
– А ну, стоять всем! – На этот раз пастух обращался к слонам, и стадо послушно замедлило бег. Вскоре животные начали выковыривать из тумана бивнями некую белую субстанцию с фиолетовыми разводами и с аппетитом поедать её. В воздухе повис запах манной каши и вишнёвого варенья.
Тут же с животными начало твориться что-то неладное: на розовой коже начали проступать серые пятна, и от этого силуэты слонов начали сливаться с окружающей серой действительностью.
– А что это с ними? – поинтересовался Антон, чтобы поддержать разговор.
– А… – Мужик протёр глаза и торопливо достал из-за пазухи початую бутылку «Столичной». – Это непорядок. Это, значит, пора микстурку принять… – Он сделал несколько жадных глотков и, когда на дне осталось грамм пятьдесят, протянул бутылку Антону. – Будешь?
– Нет, своей дури хватает…
– Это хорошо, это правильно… – Пастух вылил остатки напитка себе на ладонь и протянул белочке. Та с радостью начала слизывать живительную влагу.
Слоны мгновенно обрели нормальный розовый цвет, мужик ударил по клавишам и растянул меха, а белка затянула новую песню:
- Разлука ты разлука,
- Больная сторона,
- Об ей даж наука
- Не знает ни хрена!
– А где мы, собственно, находимся? – спросил Антон, не надеясь, впрочем, получить внятного ответа.
– У-у-у, брат… Я тебе скажу – только ты никому… – Он подошел вплотную и начал шептать Антону на ухо: – Мы сейчас на поверхности Ственной монады, пребывающей в состоянии перманентного разрушения и поступательной регенерации…
– Какой монады?
– Не понял, что ли? Ственной!
– Это как?
Но мужик, похоже, его уже не слышал. Он устремил взгляд в сторону горизонта, откуда донёсся чихающий рёв мотора.
– Скажу. Но не сейчас. Давай-ка прятаться, а то никому мало не покажется!
Рокот приближался, пастух ударом хлыста поднял волну тумана, которая накрыла всё стадо, сделав его невидимым, и начал сам погружаться в серую хлябь, схватив Антона за руку.
– Я там уже был…
– Жить хочешь – не дёргайся!
Антон подчинился. И вовремя. Как только они погрузились в туман, он разглядел сквозь дымку, что над серыми полями кружит странное существо с огромным плоским обрюзгшим лицом и мальтийским крестом на пузе, и ощупывает пристальным пытливым взглядом серое безмолвие. За его сгорбленной спиной вращается пропеллер, как у легендарного Карлсона, а с куриных лапок с отточенными когтями стекают капли крови. Внезапно существо камнем бросилось вниз, выхватило из тумана одного из розовых слонов и, на лету разрывая добычу, стремительно скрылось за горизонтом.
– Вылезай! Отбой воздушной тревоги! – бодро заявил мужик и помог Антону выбраться на поверхность.
– Что это было?
– Хохенекройцергеликоптер!
– Что?
– Вот и я думаю – что? Может, тяпнешь для храбрости? – Пастух протянул гранёный стакан, до краёв наполненный прозрачной жидкостью с густым сивушным запахом. – Чистый. Сам отжимал.
– Тяпну-тяпну, – поспешил ответить Антон, принимая ёмкость. – Только сначала скажи, что это за хохен… Как его…
– Хохенкройцергеликоптер, – без запинки повторил мужик и как-то сразу погрустнел. – Ну, было как-то… Перебрал я микстурки-то, и на тебе! Вот такая тварь завелась. Даже санитары ничего с ним не могут. А доктору некогда… Через четыре года здесь был бы город-сад. Тут бы у меня на берёзах печёная картошка росла бы и огурцы солёные… А он, гад, что делает: всё, что ему нравится, себе забирает, а что не нравится – уничтожает. Поэтому и монада – Ственная… Ему, вишь ли, не понравилась первая часть ейного названия, и он её уничтожил. И теперь никто не знает, какая она – то ли Божественная, то ли Естественная, то ли Наследственная…Ты пить-то будешь? Нет? Тогда сюда давай! Стакан – не микрофон…
– Может, Подследственная или Девственная? – предложил Антон свои варианты.
– Не гундось! Главное – чтобы она Посредственной не оказалась…
Едва он выпил, и без того тусклый свет окружающего пространства начал меркнуть. Потом чьи-то могучие жилистые руки раздвинули пелену небес, и в просвете возникло мужское бледное изможденное пожилое лицо. На изрезанный глубокими морщинами лб спадали пряди седых волос, и темные глубокие глаза взирали сверху вниз с укоризной и состраданием. Где-то возле переносицы панически заметался Хохенкройцергеликоптер, казавшийся теперь не больше стандартной мухи-дрозофилы. Исполин просто отмахнулся от него ладонью, и летающий ужас ушел в глубокий штопор, теряя на лету гайки и шестерни.
– Вот и хорошо… Вот и славно! – В голосе доктора слышалась неподдельная радость и сострадание. – Ещё пара сеансов – и порядок… Вы уж, пожалуйста, не противьтесь.
Вдруг оказалось, что нет ни монады, ни пастуха, ни розовых слонов, ни вечно пьяной белочки, ни психованного вертолёта. Руки и ноги были намертво пристёгнуты ремнями к больничной койке, вместо серого неба перед глазами простирался белый потолок, покрытый густой сетью мелких трещин.
– Если процесс выздоровления и дальше будет столь же успешен, то и до выписки недалеко… – Доктор уже сидел на табурете возле койки, а дюжий санитар, один из старых знакомцев, закачивал в шприц из ампулы синеватую жидкость. – Извините, что держим на привязи, но это для вашей же безопасности…
– Доктор, а как я сюда попал? – поинтересовался Антон.
– Да очень просто… По заявке родственников. Ваша невеста позвонила. Мы приехали и забрали, как положено…
– Где она?! – Антон готов был порвать путы и мчаться, не замечая стен и прочих препятствий. – Куда вы ее дели?!!!
– Никуда не дели. Успокойтесь. Ну, сами подумайте, зачем ей лишние волнения? Она – девушка впечатлительная, ранимая…
Ремни лопнули, простыни сдуло ветром, трещины в потолке начали расти и шириться, в нагрудном кармане зашуршал универсальный пропуск, и вскоре больничная палата осталась где-то позади, а с обеих сторон замелькали двери знакомого коридора. И лишь голоса взволнованного доктора и инфантильного санитара еще некоторое время достигали его слуха:
– Коли! Коли быстрей!
– Кого колоть-то? Нету его. Утёк…
– Да не ему! Мне коли. Быстро, а то всем хуже будет…
Глава 8
Как бы совсем не разочароваться в людях… Временами он осознавал, что те, с кем ему доводится здесь встречаться, – вовсе не отражения характеров, судеб и сущности людей, а всего лишь тени тех мгновений, которые они переживали, однажды оказавшись под прицелом всевидящего ока «. IОХИМ»-а. Но всё равно какая-то горечь оседала на дне души после каждой новой встречи: неужели человек настолько ущербен, настолько уязвим, настолько беспомощен перед самим собой. Антон на мгновение попытался представить себе, каким стало бы здесь его собственное отражение, как здесь протекало бы вырванное из его жизни мгновение, умноженное на бесконечность. И тут он понял, что не может вспомнить ни одного случая, когда прадед фотографировал его самого – тот, видимо, то ли знал, то ли предчувствовал, к чему это может привести…
Стоп! Алёнка… Её саму могли и не впустить в пределы этого мира, но он же сам сделал снимок, а значит, где-то здесь, за одной из этих дверей, обитает ее отражение…
Если универсальный пропуск действительно универсален, как утверждал Привратник, то он вправе сам решить, что должно оказаться за очередной дверью.
Антон уже схватился за первую попавшуюся дверную ручку, но вдруг предельно ясно представил себе, что будет, если его предположения верны: там есть и Алёнка, и чердак, и старый дом, который совсем недавно казался просто раем земным, и море, и чайки… И, конечно, там должен быть ещё один Антон – «лицо второго порядка», нет, не настоящий, а идеал, образ, сотканный любовью, – самый лучший, самый совершенный. Вот с ним-то встречаться не просто не хотелось, а было просто страшно – даже после всего того, что он здесь успел пережить.
Значит, дальше – наугад! Только бы там не оказалось сумасшедших дамочек, «спасителей человечества» и прочих хохенкройцергеликоптеров…
Первым, что он увидел, была облезлая статуя «всегда готовой» пионерки. Засмотревшись на нее, Антон споткнулся о горячую проржавевшую трубу, затерявшуюся в высокой жухлой траве. Тут же из-под ног вырвалась струя обжигающего пара, и он едва успел отскочить в сторону.
– Эй, что делаешь, вредитель?! – Настоящий абрек в ватнике и с автоматическим карабином в руках выскочил из зеленой фанерной будки с зарешеченными окнами. – Эй, ходят тут всякие, под ноги не глядят… А у нас все ремонтники, понимаешь, героическим трудом заняты! Что делать будем? А?! – Он достал из кармана разводной ключ и застыл в нерешительности: то ли продолжать держать злодея на мушке, то ли немедленно броситься на устранение неисправности.
Читать бесплатно другие книги:
