Осколок зеркала (сборник) Юрьев Сергей
© Юрьев С.С., 2014
© ООО «Литературный Совет», 2015
КГБ – против упадничества и нигилизма
Это произошло в те «старые добрые» времена, которые теперь принято именовать «периодом застоя». Литература и прочее искусство на всей территории СССР, тогда ещё не бывшего, находились под неусыпным вниманием партии, правительства и «соответствующих органов».
На дворе стоял 1983 год.
Именно тогда в Ульяновском педагогическом институте возникло литературное объединение «Зеркало» – три студента-литератора и один историк собирались в свободных аудиториях, просто показывали друг другу свои стихи и песни и делились впечатлениями о новинках литературы. Изредка стихи Андрея Бузуева, Андрея Баранова, Владимира Ефремова и Сергея Юрьева публиковались в институтской многотиражке, и они не раз выступали со своими виршами на фестивалях «Студенческая весна», после чего девушки-сокурсницы нередко просили дать им переписать стихи – а это по тем временам была уже почти слава. И несмотря на то, что цензуру никто не отменял, казалось, никто не ущемлял свободы творить. Но, как впоследствии выяснилось, до поры до времени, пока литераторы-самородки не переступили определенную грань… Весной того же 1983 года на очередной встрече «великолепная четверка» решила: пора донести свои произведения до широкой читательской аудитории – издать литературный альманах «Третий сын». Название родилось почти сразу и споров не вызвало, но потребовало разъяснения для среднего читателя. В качестве эпиграфа Владимир Ефремов предложил цитату из трудов исследователя и популяризатора русских народных сказок Елизара Мелетинского: «Иванушка-дурачок глуп, с точки зрения его практичных, эгоистичных, здравомыслящих братьев, но обладает какой-то мудростью, которая в конечном счете дает ему преимущество…»
Поскольку доступ к немногочисленным ксероксам, которые были в то время в Ульяновске, был ограничен, сначала решено было прибегнуть к обыкновенной пишущей машинке – печать через семь копирок по пять раз обеспечила бы тираж в тридцать пять экземпляров. Но вскоре удалось получить доступ к ротатору! Теперь, конечно, мало кто знает, что это за «зверь», а между тем с помощью этой машины размножалась большая часть документов государственных и партийных органов. Сначала текст с помощью пишущей машинки печатался на специальной бумаге – восковке, а потом каким-то хитрым образом типографская краска выдавливалась сквозь нее уже на стандартные листы писчей бумаги. Так можно было получить сотни экземпляров, но было решено благоразумно ограничиться тридцатью двумя – по восемь на брата. Обложку нарисовал Андрей Бузуев, а Сергей Юрьев наделал с нее нужное количество фотокопий.
Конечно, скрывать от читателей свою первую книгу авторы не собирались, но чести увидеть эту библиографическую редкость удостаивались немногие – только ближний круг друзей и, разумеется, подруг. Год прошел относительно спокойно, но весной 1984 года Владимир Ефремов при большом скоплении народа – человек сорок – в городском клубе самодеятельной песни прочел лекцию о писателях-диссидентах Викторе Некрасове, Василии Аксёнове и, разумеется, Александре Солженицине… Рассказал их биографии, сделал обзор произведений.
Люди в сером явились ко всем одновременно! Хотя Андрей Баранов к тому времени уже закончил вуз и служил в армии, Сергей Юрьев прервал обучение и работал художником в одном из конструкторских бюро, а Владимир Ефремов и Андрей Бузуев готовились к сдаче госэкзаменов. «Третий сын» всё-таки попал в поле зрения КГБ – примерно за год до начала горбачевской перестройки.
В конце концов все отделались относительно легко – несколько довольно продолжительных «бесед» в «комнате для посетителей» с капитаном, майором и даже подполковником. Несколько рулонов бумаги с объяснительными «записками», где каждый обозначил свою «принципиальную политическую позицию»: «Против социализма, КПСС и всего советского народа мы ничего не имеем, но нас возмущают отдельные недостатки, которые мы непременно изживем и построим-таки коммунистическое общество». Хуже было то, что пришлось собирать разошедшиеся по друзьям и знакомым экземпляры «Третьего сына». Но, совершенно не сговариваясь между собой, все авторы заявили, что напечатано было экземпляров то ли десять, то ли пятнадцать… Так что в итоге далеко не весь тираж осел в архивах КГБ.
Впрочем, и сами сотрудники грозной спецслужбы понимали или даже знали, что скоро грядут перемены, а сама «спецоперация» была затеяна, как оказалось, в рамках кампании по усилению партийного и комсомольского контроля над молодежью. Чтобы 2 сентября 1984 года первый секретарь Ульяновского обкома КПСС Геннадий Васильевич Колбин мог заявить на посвященном этой кампании заседании партийно-хозяйственного актива: «А там, где ослабевает наше идейное влияние, появляются сорняки безыдейщины. Некоторые студенты «нашли выход» из положения, создали своё объединение «Зеркало» и начали подпольно издавать журнал, помещать в него стихи, наполненные политическим нигилизмом, упадничеством. И ни партком, ни комитет комсомола не дали вовремя принципиальной политической оценки подобному «творчеству».
Впрочем, кагэбэшники сами дали творчеству четырех поэтов «принципиальную политическую оценку». Кроме изъятого альманаха, они потребовали для ознакомления другие рукописи авторов. А возвращая прочитанное, «товарищ майор» попросил оставить ему несколько листков со стихотворениями – для личной библиотеки…
Владимир Толстой
Зеркало
Андрею Тарковскому
- В прозрачности бездонной
- Живут добро и зло,
- В ней, словно на ладони,
- Мир, хрупкий, как стекло.
- Боюсь – прикосновенье,
- И выпадут, звеня,
- Осколки от Вселенной,
- Осколки от меня.
- Судьба тебе наивно
- Пророчит черный фрак,
- А мир стеклянным ливнем
- Уже летит во мрак.
- Но в рамках отраженья –
- Скольженье детских снов,
- В поэзии движенья –
- Движение стихов.
- И время не рассудит –
- Идет за годом год
- Переложенье судеб
- На музыку забот.
- По жилам отраженным
- Течет живая кровь…
- И мир перерожденный,
- И я, живущий вновь.
Оптимистические миниатюры
- Услуги, выслуги, заслуги
- На мир накинули узду.
- Одни идут за вечным плугом,
- Другие топчут борозду.
- Век неприкаянный и тесный
- Лежит на сломанных весах,
- И прежде чем Христос воскреснет,
- Его распнут на небесах.
- Из тысячи истин довольно одной,
- А может быть, даже и этого много…
- Века исчезают за нашей спиной,
- И новое время не помнит былого.
- Во всем потакая ослепшей судьбе,
- Дороги запутались в гордиев узел.
- Какую ж из истин оставить себе
- Из тех, что для этого мира – обуза…
- Не будет ни похвал, ни воздаяний –
- Идем на смерть за крикунами вслед,
- Давно уже устав от предсказаний
- Грядущих поражений и побед.
- Земля тесна, а небо – и подавно,
- И пусть бежит испытанная рать,
- Себе не доверяя в самом главном –
- В уменье жить и в праве умирать.
- Ни в радости, ни в грусти нет спасенья
- От бесконечной суеты сует,
- Но в суматошной сутолоке лет
- Порою к нам приходит отрезвленье.
- Мы все живем на свете как придется –
- У каждого свой враг и свой кумир.
- И слава богу – так устроен мир:
- Душе всегда отдушина найдется.
- Мы шли по кручам, не боясь упасть.
- Не били грозным идолам поклоны,
- Играли с шулерами в преферанс,
- Стрелялись с дуэлянтами в законе.
- Пусть против нас – нечестная игра,
- Пусть рыли нам заранее могилы,
- А мы добра искали от добра
- И находили.
- Не выживших надежд не перечислить,
- Но только вновь – чем дальше, тем больней
- Осколки старых одичавших истин
- Скребутся в стенки памяти твоей.
- Что говорить – потери есть потери,
- Но век терпенья – не Великий пост…
- Пусть ляжет путь наш испытаньем веры
- И верности тому, что не сбылось.
- Нам свобода дана от Бога,
- С прошлым вечное сводит счеты,
- Нас несут по слепой дороге
- Перекаты хмельной свободы.
- И летят за окном вагонным
- Вереницы поселков дачных…
- Пересохшие «рубиконы» –
- Под закатом, упавшим навзничь.
- Не слышен зов охотничьего рога,
- Не слышно крика боевой трубы
- Там, где живут играющие боги,
- Сойдя с пути коварства и борьбы.
- Земля и небо не стоят на месте
- Под искорками вечных фонарей,
- И что с того, коль сложены созвездья
- Из мячиков в Божественной Игре.
- Какой-то мост над медленной рекой,
- Какой-то дом за редким частоколом,
- Какой-то мир под крышей голубой,
- Какой-то бог в своей привычной роли.
- Старинное молчание храня,
- Сегодня он горшки оставил в печи
- И занят сотворением огня,
- Над первой искрой вновь ссутулив плечи.
- Эта ночь не закончится вдруг
- Пробуждением после рассвета,
- В ней предчувствие скорых разлук
- И знакомые запахи лета.
- В ней усталый и сдержанный смех
- И невидящих взглядов сплетенье,
- В ней какой-то простительный грех,
- На который способны растенья.
- Когда расставлены все запятые,
- А точки повисли уже над бумагой,
- Молчат и святые, и понятые,
- Кто с трепетом в сердце молчит, кто с отвагой.
- А годы стремительней всё и короче,
- Кончается время – являются сроки…
- У каждой дороги – по паре обочин,
- И где-то конец есть у всякой дороги.
Мы – в земле нераспаханной зерна
«Тот день не включен в календарь…»
- Тот день не включен в календарь,
- Тот день подойдет незаметно,
- Растает обычная ночь
- И сон без особых примет…
- А утром окажется вдруг,
- Что в городе властвует ветер,
- Который несет меж домов
- Обрывки вчерашних газет.
- Следы бытовых катастроф
- И грохот вчерашних салютов
- Укроет собой горизонт
- В стране отошедших ночей.
- Из всех привилегий земных,
- Дарованных кем-то кому-то,
- Останется чудо любви,
- Останутся руки друзей.
- И пусть нам оставит судьба
- Немногие лета и зимы,
- Но чем бы там черт ни шутил,
- И как бы нас Бог ни берег,
- Мы дружбу доверим друзьям,
- Любовь мы доверим любимым,
- А все остальные права
- Кто хочет, пусть тот и берет.
- Летит в небесах Зодиак,
- Пылит под ногами планета,
- Вращаясь на старой оси,
- Летя по привычной кривой,
- И солнце под воду уйдет
- Закинутой в море монетой
- На память о будничных днях,
- Идущих своей стороной.
Песня солдат непобедимой армии
- Штыками в сером воздухе качая,
- Под дерзкий топот стоптанных сапог
- Идут полки по площади прощанья
- К развилке непредсказанных дорог.
- Как будто им уже нельзя иначе,
- Как будто всё за них предрешено,
- Как будто с удаляющимся плачем
- Всё гаснет, что осталось за спиной.
- Молитвы, что с усердием зубрили,
- Брать в пекло не положено с собой,
- Грехи, что не прощают до могилы,
- И так простятся Богом и родней.
- Над головой простреленное знамя,
- Как рваный парус, нас несет вперед,
- Победа, как всегда, не за горами
- Уже который год, который год.
- Уроды, идиоты и кастраты
- Строчат приказы, стерегут казну,
- А мы, как оловянные солдаты,
- Играем в настоящую войну.
- Что может быть естественнее драки,
- Война почетней нищенской сумы,
- А те, что шли вчера на нас в атаку,
- Красиво умирали, черт возьми!
- Пусть прошлое окутывает пламя,
- Пусть наши дни сосчитаны давно, –
- Примкнуть штыки, сегодня ход за нами.
- А в небе уж столпилось воронье.
- Пусть рвут эфир возвышенные речи,
- И сводки, как всегда, – без перемен…
- А этот день – он будет длиться вечность,
- Но вечность не протянет целый день.
- И мы себе не пастыри, не судьи,
- Не дай нам Бог взамен любой беды
- Погибшим – пожалеть о том, что будет,
- А выжившим – о том, что позади.
Баллада о белых перчатках
- Желанный час пробил, и миг настал –
- Полки равнялись в предвкушеньи схватки.
- Наш бравый маршал снова надевал
- Застиранные белые перчатки.
- И бронзовые трубы батарей
- Готовы спеть симфонию расстрела!
- Чем больше крови, тем триумф пышней,
- А грязь и кровь заметнее на белом.
- Вперед! В штыки! Не важно, для чего.
- Игра в войну близка с игрою в прятки…
- Врагом быть может каждый, на кого
- Укажет пальцем белая перчатка.
- Какой был бой! В удушливой пыли
- Восторженная смерть носилась птицей,
- И трупы покрывали плоть земли
- С веселыми гримасами на лицах.
- Две рати выясняли, с кем же бог.
- Никто не попросился в отступленье!
- А кто залег, тот замертво залег.
- Какой был бой! Какое вдохновенье.
- Давно завяли у могил цветы,
- Пропели, как положено, молитвы,
- Построились на кладбище кресты
- Красивей, чем полки на поле битвы.
- Давно пошло оружие на слом,
- Давно и маршал где-то смазал пятки,
- Остались лишь в музее под стеклом
- Застиранные белые перчатки.
- Полузабыт восторг былых боев,
- Но звука нет грозней на этом свете,
- Чем медленное шарканье шагов
- Смотрителя музея по паркету.
Посвящение солдатам Киплинга
- Не топай так, ведь это не парад,
- По мостовым, потом по трапам – в трюмы.
- Вам выдали пятнистые костюмы,
- И скоро состоится маскарад.
- И там, у незнакомых берегов,
- Не торопись штыки свои кровавить,
- Забыв, что правда не умеет править,
- А все права от правды далеко.
- Твоя земля достаточно кругла,
- Чтоб среди бела дня и в чистом поле
- Какой-нибудь усидчивый подпольщик
- Не подстрелил тебя из-за угла.
- Не всем нести почетный караул,
- Ты многое умеешь в деле ратном,
- Твоя земля достаточно квадратна,
- Чтоб в ней найти спасение от пуль.
- Не топай так, ведь это не парад,
- По мостовым, потом по трапам – в трюмы,
- Вам выдали пятнистые костюмы,
- И скоро состоится маскарад.
И снова появляются герои
- И снова появляются герои
- В прожженных, окровавленных мундирах,
- В роскошных запыленных треуголках,
- Толпой, в строю, с оружием и без…
- И ржавые от крови алебарды
- Колышатся под вдохновенной речью
- Седого и домашнего мужчины
- Из бывших покорителей земель.
- Они еще покуда не устали
- От грома обезумевших оркестров,
- Они еще покуда не устали
- От близких и далеких канонад!
- Их не страшит уступчивая слава –
- От смерти до надгробного салюта,
- Их обнадежит бравая молитва,
- Что наспех прочитает капеллан.
- И словно два зеркальных отраженья,
- Сойдутся две обученные рати,
- И словно два зеркальных отраженья,
- Войдут в один и тот же ржавый дым…
- Как это просто – умереть за что-то,
- Как это благородно и почетно,
- Как это мило, дерзко и красиво –
- За что-то, а не просто умереть.
- И снова появляются герои,
- И снова сочиняются баллады,
- И чисто принаряженные дети
- Несут цветы к могилам храбрецов.
Песня сыновей Джона – Ячменное Зерно
- Оттого, что кто-то нас забыл,
- Наша жизнь ни длинней, ни короче,
- Нам удачи никто не пророчит,
- Не готовят нам братских могил.
- Наше время разумней стократ
- Всех эпох, пережитых не нами,
- Над землей неподвижное знамя
- Не зовет ни вперед, ни назад.
- Между двух неразменных эпох
- Мы живем, лишь в душе непокорны,
- Мы – в земле нераспаханной зерна,
- Вбиты в дерн каблуками сапог.
Памяти Ю. В. Андропова
- Снова звуки надклассовой классики
- Наполняют эфир над страною,
- Ни иконы, ни звезды, ни свастики
- Не годятся в кортеж похоронный.
- Ни к чему ни восторг, ни отчаянье,
- Затихают программные речи –
- Состоится неделя молчания,
- Состоятся негласные встречи.
- Всё чин чином, чиновник к чиновнику,
- Ряд за рядом – почетная стража,
- Оркестранты построились стройненько,
- И Шопен в нотоносцы заряжен.
- Снова звуки надклассовой классики
- Накрывают раскатами грима
- Безъязыкие оды-побасенки
- На паденье Четвертого Рима.
«Уже ничто покоя не нарушит…»
«Как лист увядший падает на душу…»
Цурен Правдивый
- Уже ничто покоя не нарушит,
- Что нам подарит день больших разлук…
- Как лист увядший, падает на душу
- Прощальный взмах таких знакомых рук.
- Судьба нам всем наставила отметин,
- А мир всё так же пьян и терпелив,
- А волны вечно следуют за ветром
- И тихо гаснут, проходя в залив.
Молчание вслух
«Летим сквозь пространство недобрых примет…»
- Летим сквозь пространство недобрых примет
- Мы, как сорванцы у Земли на запятках,
- Не видя дороги, теряясь в догадках,
- Но зная – на завтра назначен рассвет.
«Барабана дробь звучала…»
- Барабана дробь звучала,
- Пульс Сенатского плаца.
- Было славное начало,
- Но без славного конца.
- Кто-то вместо поля брани,
- Мостовых в крови людской
- Оказался под подолом
- У графини Трубецкой.
- Скрип колес, мосты, заставы,
- Место – каждому свое,
- Ваша правда – ваше право
- Молча праздновать ее.
- Жизнь – цепочка лет случайных,
- Что со времени возьмешь…
- Ваша правда – ваша тайна,
- Ваша тайна – ваша ложь.
- Отбывая жизни сроки,
- Вы в Отечестве своем
- Не нашли себе пороков,
- Отложили на потом.
- По какой такой причине
- Прижились вы по домам?
- Где вы, мальчики, мужчины…
- Некому поверить вам.
- Припасли на всякий крайний
- Вы одну из страшных доль…
- Ваша правда – ваша тайна,
- Ваша тайна – ваша боль.
Легенда о летучем голландце
- Нет, это сочиняли не поэты,
- Всё было проще – колокол пробил,
- Когда уже сорвавший голос ветер
- На долгий танец волны пригласил.
- На мостике то ровном, то покатом
- Стоял рыжебородый капитан
- И крыл фортуну трехэтажным матом,
- Хотя и был по-своему не пьян.
- Как тросы, порвались земные путы,
- Планета показала небу киль,
- И небо с морем кто-то перепутал,
- А бог похмелья – он про нас забыл.
- В просоленное небо мы свернули,
- В недоуменьи мечется компас,
- Вот ангелы в почетном карауле
- Кого-то ждут, да, видимо, не нас.
- До нас им дела нет, и слава богу,
- Меняем круто курс – от маяка!
- Корма закрыла дышло Козерога,
- Бушприт вспорол слепые облака.
- На нас спустилась странной благодатью
- Судьбы непредсказуемая блажь,
- Всевышний удостоил нас проклятья,
- Мы снова жизнь берем на абордаж.
- Опять спокойный слышишь склянок звон ты,
- От важности надулись кливера,
- В кольцо нас снова взяли горизонты,
- И на поруки – добрые ветра.
- Вперед! Покуда флаги не истлеют,
- Меридианы в щепы разнося.
- Пусть капитаны в ужасе бледнеют,
- Вдали завидев наши паруса.
- Нам на воде не писаны границы,
- Блуждаем в океанах и веках,
- Земля предпочитает откреститься
- От тех, кто не был принят в облаках.
- И мы не одиноки в черном списке –
- Религии, идеи, корабли,
- Которым век отказывал в приписке
- Ко всем портам и неба, и земли.
- Нет, это сочинили не поэты,
- Нет, мы не миф, не присказка, не сон.
- Всем временам даны свои приметы,
- Лишь мы одни – примета всех времен.
Андрею Бузуеву
- За старой каменной стеной
- Рассветно-розового цвета
- Твой город поражен чумой,
- Спасенья нет – ты знаешь это.
- Не слышно гомона дворов,
- Лишь чей-то стон – всё выше, выше…
- Из подчинения ветров
- Все флюгера на башнях вышли.
- Покинем гиблые места,
- Хоть это и до слез непросто,
- Озлобленная доброта
- Куда бессильней доброй злости.
- Кто будет бог, а кто пророк,
- Не важно… Мы пойдём по жизни
- Туда, где нет ещё дорог,
- Погрязшие в идеализме.
- Что нам терять в судьбе своей…
- В отпетом и воспетом мире
- Мы не нашли себе цепей,
- Не завели себе кумиров.
- Пусть наяву не будет снов,
- Зато мы будем в отдаленье
- От зачумленных городов
- С обезумевшим населеньем.
«Под небом, расчлененным на куски…»
- Под небом, расчлененным на куски,
- Бредет земля через пространство вброд,
- Давно устав от страха и тоски
- И ожиданья завтрашних невзгод.
- Полнаселенья, головы задрав,
- Высматривают что-то в вышине,
- И кто-то будет безнадежно прав
- В том, что остался верен тишине.
- А прочие собьются в тесный круг,
- Не пожелав смотреть со стороны,
- Как все надежду покупают с рук,
- Хотя и с рук дороже госцены.
- Мир – как табун безумных лошадей,
- Где каждый от отчаянья готов
- Надежду пить с ладоней у друзей,
- Надежду пить с ладоней у врагов.
- И никому отказывать нельзя,
- И будет мир надеждой сыт и пьян,
- И вязкой тьмой окутает глаза
- Чернеющий от копоти туман.
- Пусть мир похмельный встанет поутру,
- Пусть впору петь не песни, а псалмы,
- Мы снова вступим в вечную игру,
- Которую придумали не мы.
«Снега выпадают, и тают снега…»
- Снега выпадают, и тают снега,
- Рождаются люди, и люди уходят,
- Становится тесной любая свобода,
- Становится праздной любая тоска.
- Войною идут на отцов сыновья,
- А старая вера – на новую веру,
- Дверными цепочками лязгают двери
- За тем, чья правда уж слишком права.
- Конечно, молчащие будут правы
- В своём необузданном знании меры,
- Считая находки, считая потери,
- Считая, что нам не сносить головы…
- Пусть память в загуле, а время в бегах,
- Я чувствую ветер – мы рубим канаты!
- И будут восходы, и будут закаты,
- Снега выпадают, и тают снега.
Юрию Азарову
- Время не бросает нас, а кружит,
- Мы не делим ни любовь, ни власть
- В спорах бесконечных и ненужных,
- В спорах не спасительных для нас.
- Пусть не всех нас делает счастливей
- Ничего не значащая ложь,
- Каждый день по-старому наивен,
- Каждый день по-новому хорош.
- Слишком поздно или слишком рано
- Наши дни являются на свет…
- В каждом не загаданном желанье
- Спрятан одинаковый ответ.
- Память – не в тоске об уходящем…
- Пусть уж боль и счастье напоказ
- В спорах бесконечных и пьянящих,
- В спорах не спасительных для нас.
«Есть четыре стены, между ними четыре угла…»
- Есть четыре стены, между ними четыре угла,
- Телевизор в углу, в том, где раньше висели иконы,
- По-хозяйски расставлены тонкие ножки стола,
- И людей толкотня где-то там, далеко под балконом.
- Только в мире давно уж нет веры большим городам,
- И едва обозначит рассветом домов очертанья,
- Мы однажды уйдем к незнакомым пока берегам,
- Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.
- Ветер смоет следы наши в серой дорожной пыли
- К стародавним, заросшим, забытым людьми переправам,
- В край, где жизнь человечью нельзя разменять на рубли,
- Где на совесть и честь суета не находит управы.
- Мы не знаем молитв, только это как раз не беда,
- Восклицаньям вдогонку негромко шуршат причитанья,
- И за нашей спиною погасят огни города,
- Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.
- Мы оставим пророчества все толкователям снов,
- Да о чем говорить, ведь ничто в этом мире не ново,
- Но мы вспомним значенье когда-то разменянных слов –
- Сотворение мира всегда начиналось со слова.
- Начинается день, и в пути мы встречаем восход
- Над эпохой, которой никто не придумал названья,
- Над прекрасной эпохой, которой конец не придет,
- Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.
«Мы уходим в предутренней мгле…»
- Мы уходим в предутренней мгле,
- Не читая слепые приметы,
- На восход, подаривший земле
- Молодую религию света.
- И пророки походных колонн
- Сочиняют под скрежет тележный
- Философию праведных войн,
- Философию нежности грешной.
- Купол ночи зажжен изнутри,
- Горизонт лег последим порогом,
- И в огонь сумасшедшей зари
- Упирается лента дороги.
«Ни болью, ни страхом, ни верой…»
- Ни болью, ни страхом, ни верой
- Меня не изгнать из страны,
- Которую памятник серый
- Хранит от войны до войны.
- Под этой рукой всемогущей,
- Умелой и мертвой рукой
- Мы строили райские кущи,
- Мы строили вечный покой.
- И тысячи бронзовых пугал
- Не дремлют, никто не забыт
- Забвением, загнанным в угол,
- Одетым в бетон и гранит.
- Над домом дарующих блага
- Властителей мыслей и тел –
- Кровавые сполохи флага,
- Восход вызывающе бел.
Маленькая абстрактная поэма
- В каком-нибудь вестфальском старом замке,
- Что помнит первых Штауфенов тени,
- Что скуплен на корню каким-то янки,
- Шатаются без дела привиденья.
- Забыв генеалогию свою,
- Они промеж собою выясняют,
- Чей дух был в теле внука Барбароссы,
- Который на турнире сокрушил
- Семь рыцарей английских или датских,
- А может – семь племен индейцев сиу,
- А может быть – семь русских броненосцев,
- Затопленных у острова Цусима,
- А кто не верит – может посмотреть.
- В каком-то городе провинциальном,
- Где к ночи свет в окне – такая редкость,
- А фонари на улице побиты
- Еще две революции назад,
- Бредет подслеповатый караульщик
- И вновь кричит: «В Багдаде всё спокойно!»
- И лупит колотушкой что есть сил,
- Чтоб горожане мирно засыпали,
- Поверив, что в Багдаде всё спокойно,
- А раз спокойно где-то, то и здесь
- Всё может быть спокойно этой ночью.
- А где-нибудь в верховьях Амазонки
- Затеряно невиданное плато,
- Где не был ни ученый, ни солдат,
- Ни браконьер, ни пастор, ни чиновник,
- Чтобы присвоить имена свои
- Ручьям, цветам, деревьям и нагорьям.
- И чудища, что здесь пока живут
- По странным и невиданным законам,
- Признали бы как ровню человека,
- Еще не зная привилегий тех,
- Что он перед природою имеет.
- А на какой-то розовой планете,
- Летящей возле голубого солнца,
- Не меньше лет отмерив, чем Земля,
- За телескопом из хрустальных стекол
- В застиранной до серости рубахе
- Сидит простоволосый астроном.
- Он видит сквозь причудливые стекла
- Усталую и юную планету,
- Какой-нибудь вестфальский старый замок,
- Какой-то городок провинциальный,
- Какое-то нехоженое плато
- И самого себя каким-то чудом,
- Которое ничем не объяснить.
- Не объяснить, не вспомнить, не придумать
- Того, как держат равновесье мира
- Те призраки распроданного замка,
- Те жители домов, объятых страхом,
- Те чудища нехоженого плато
- И даже тот всевидящий старик,
- Что телескопом подпирает небо.
За тысячу лет до ближайшего чуда
«Мы ожидаем завтрашнего дня…»
- Мы ожидаем завтрашнего дня
- С каким-то запоздалым нетерпеньем,
- В который раз сложив свои сомненья
- На плечи подступающего сна.
- Где женщина, которая одна
- Опять непредсказуемо любима,
- Где нас не кормят баснями чужими,
- А есть своя счастливая страна.
- И окунаясь в будущую тьму,
- И прорываясь к завтрашнему свету,
- Мы веруем в знакомые приметы,
- Что сочинили сами на дому.
- Но мир опять остался при своих.
- И всё ж от нас не отступились боги,
- И разум, указующий дороги,
- Еще подвластен страху и любви.
Людмиле Бегишевой
- От заученной боли не лечат словами,
- В ней ни смысла, ни умысла нет,
- Мне нужна лишь упругость земли под ногами
- И навстречу летящий рассвет.
- Пусть когда-то спасения вовсе не будет,
- И не стоит судьбе докучать,
- Но испуганный призрак надежды на чудо
- Осторожно коснется плеча.
Вале Непомнящих
- Ни верность рук, ни близость уз
- Нас не избавит от причины
- Того, что мы находим спуск,
- Оставив побоку вершину.
- По жизни собственной скользя,
- Готовят на обмен услуги
- Мои беспечные друзья
- И дальновидные подруги.
- Но нас зовет куда-то вновь
- И старыми кругами кружит
- Скоропостижная любовь
- И незапамятная дружба.
- И будут памятные дни
- И непредвиденные годы,
- И будет Бог, что нас хранит
- Лишь от заката до восхода.
Вале Непомнящих
- Вороненком, что не был никем окольцован,
- Снизу кровли оставив, а справа – рассвет,
- Над безлюдной землей, над землей изразцовой
- Протяну я на север свой облачный след.
«Нет худа без добра, и нет добра без худа…»
- Нет худа без добра, и нет добра без худа…
- Счастливые часы нам не идут в зачет.
- Сомнений и тоски бесформенные груды –
- Как будто миражи, подстреленные влет.
- А что нас ждет потом? Да то же, что и было, –
- Мы будем уходить и возвращаться вновь,
- Жалея об одном – мы пожалеть не в силах,
- Что нас попутал Бог уверовать в любовь.
- Пусть волосы твои нездешний ветер треплет,
- Шальной короткий взгляд, далекий взмах руки.
- Как будто миражи, воскресшие из пепла,
- И так же далеки… И так же далеки…
«Какие-то новые рифмы…»
- Какие-то новые рифмы
- Придут и затянутся за полночь,
- Какие-то новые нимфы
- Нашепчут стихи про загадочность.
- Какие-то годы промчатся,
- Какие-то люди изменятся,
- И с кем-то придется прощаться,
- Хоть в это еще и не верится.
- Но только не станут чужими
- Те раны, что наспех залечены
- Какой-то не очень любимой,
- Но всё понимающей женщиной.
Вале Непомнящих
- За тысячу лет до ближайшего чуда,
- За тысячу снов до ближайшей звезды,
- За тридцать шагов до ближайшей беды
- Мы женщин целуем, и моем посуду,
- И где только ни оставляем следы.
- Мы сами себе сочиняем заботы
- О тех, кому вряд ли мы будем нужны,
- И видим тяжелые долгие сны
- В бездонную ночь с четверга на субботу,
- Проспав календарный приход тишины.
- Сживаемся вечно с какой-нибудь ролью,
- С мальчишеской страстью на старости лет…
- Настольные книги лежат на столе,
- Застольные речи звучат при застолье,
- И люди привычно живут на земле…
Вале Непомнящих
- Опять на нас обрушилась зима
- Еловым звоном, на голову снегом
- Упала с легкомысленных небес.
- Молчи – я знаю… Знаю – ты сама…
- И всё уже готово для побега –
- Иов поймёт, но изумится Крез.
- Чуть за порог – и по колено снег,
- Чуть за порог, и туфельки на шпильках
- Оставлены, и дальше – босиком…
- За санный путь, за ленты льдистых рек,
- Чтоб кто-нибудь сказал: «Жива, курилка…» –
- Глазам своим не веря – но потом…
«Длинен день, как забор, если он не заполнен делами…»
- Длинен день, как забор, если он не заполнен делами,
- И мгновением кажется, если о нем вспоминать.
- Города без дворов протянулись тупыми углами
- Через судьбы, которым уж нечего больше терять.
- Среди праздности буден немыслим какой-либо праздник,
- В океане желаний теряется остров мечты,
- Мы привязаны к делу узами похвал и приказов,
- А за истиной каждой волочится шлейф пустоты.
- Здесь огромные стены уставились в окна друг другу,
- Полусонные люди в трамваях трясутся с утра,
- Дни идут по короткому, старому, стертому кругу,
- А на бельмах экранов – такая же точно игра.
- Чей-то стан, изогнувшись, пращою завертится в танце,
- Мы умеем любить, только времени нет для любви,
- Мы умеем прощать и совсем не умеем прощаться,
- Звуки чьих-то шагов удаляются в шелест травы.
- А за шелестом трав на дороге, впадающей в тропы,
- Мы встречаемся с миром, который еще не забыт…
- Это время надежд, это сны довоенной Европы,
- Это время любви и действительно горьких обид.
«Когда я был растением, я знал…»
- Когда я был растением, я знал
- Свое родство с созвездиями неба,
- Какая быль была, какая небыль
- Меня ждала во мгле иных начал.
- Я знал пути ращения корней,
- Когда тянул свой стебель в поднебесье,
- Я знал огромный мир, и бессловесность
- Была любой словесности мудрей.
- Читая фазы Лунного Серпа,
- Я знал, куда мне новый путь размечен,
- И я ушел куда-то в бесконечность,
- Когда через меня легла тропа.
Лере Вершининой
- Морщинистые лбы высоких берегов
- Запомнили великие разливы,
- Прибрежные пески хранят следы богов,
- Беспечных, неозлобленных, красивых.
- Исчезнут города, раскрошится гранит,
- В космическую пыль сотрутся луны,
- Но тот святой песок следы твои хранит,
- Зализанные пенистым буруном.
«Нам достался в наследство причудливый век…»
- Нам достался в наследство причудливый век,
- Нам осталось раздать наше время потомкам,
- И Россию любить как последний ковчег,
- Как усталую мать, как больного ребенка.
Отраженье небесной битвы
«Душа, окованная сталью…»
- Душа, окованная сталью,
- Стремится вдаль,
- Но вновь сестра твоей печали –
- Моя печаль.
- Всё, что ушло и не вернется,
- Имеет вес.
- Броня души опять столкнется
- С броней небес.
- Пройдя сквозь вязкий бархат ночи,
- Сквозь ситец дня,
- Ты обретешь всё то, что хочешь,
- Но не меня.
- Зовет из тьмы первоначальной
- Святой Грааль.
- Душа, окованная сталью,
- Стремится вдаль.
«Где Истина? – некаверзный вопрос…»
- Где Истина? – некаверзный вопрос,
- Повисший где-то меж землей и небом,
- Спасеньем душ и грешностью желез,
- Меж запахом цветов и вкусом хлеба.
- Ей не во благо рукотворный храм,
- Ей не во благо поднятые штофы,
- Ее нашепчет четырем ветрам
- Скрипучий крест торжественной Голгофы.
- Ее теряет кто-то на бегу,
- И валят на нее сомнений груды,
- И вот – двенадцать спорщиков в кругу,
- А Истину давно унес Иуда.
- И снова начинают дележи
- И в очередь встают у райской двери
- Епископы от старой верной лжи,
- Апостолы от новой ложной веры.
- Сведя свои весомые слова
- В апостольскую поступь постулата,
- Идет по человечьим головам
- Евангельский апокриф от Пилата.
«Осторожные жители тихих предместий…»
- Осторожные жители тихих предместий
- И чадящих столиц
- Ждут пришествия новых последних известий
- Из-за стёртых границ.
- И народ прославляет своих конвоиров,
- От Кремлёвской стены
- Тянет запахом нового Старого мира
- И гражданской войны.
- И летят в небесах золотые химеры
- Коренных перемен,
- А в сердцах остается усталая вера
- В послезавтрашний день.
- Кто к сомненьям своим, кто к надеждам прикован,
- Вою праздничных труб…
- Так и жизнь пролетит, как костёр тростниковый
- На холодном ветру.
«Вселенский бомж, услужливый пророк…»
«Если в мире что-то неладно – ищи, кому это выгодно».
Михаил Анчаров
- Вселенский бомж, услужливый пророк,
- Един во многих задницах и лицах.
- Строитель рифм, любитель длинных строк,
- Чтоб распирало книжную страницу.
- Любитель муз и нюхатель цветов.
- Хранитель самых тех семи печатей,
- За коими – никто не знает что,
- Ревнитель непорочности зачатий.
- Бесполый дух, гранитный монумент,
- Даритель прав на отдых и работу,
- Смиренный раб и видный диссидент,
- Изгой, тюремщик…
- Кто ты? Кто ты? Кто ты?
«Не боясь ни зверья, ни пугал…»
- Не боясь ни зверья, ни пугал,
- Что воздвиг для себя народ.
- Мы не прячемся в пятый угол
- От своих неземных свобод.
- Мы не ранены, не убиты,
- Мы идем через дым и тлен –
- Отраженья небесной битвы
- На качающейся земле.
«У нас не будет времени на споры…»
- У нас не будет времени на споры
- О смысле и бессмысленности жизни,
- Нас не заманят золотые горы
- И липкие объятия Отчизны.
- А где-то вновь восторженно дерутся,
- Над горизонтом кто-то поднял знамя,
- Но мир уже устал от революций,
- Придуманных великими вождями.
- Кого-то вновь восславят, обессмертят,
- Кого-то вновь – живого – на иконы,
- Из чьей-то фразы, брошенной на ветер,
- Родятся непреложные законы.
- Да будет так! Да будет всё иначе…
- И нас несет течением по свету,
- А мир опять торопится и плачет,
- И в этот мир приходят наши дети.
- У них не будет времени на споры
- О смысле и бессмысленности жизни,
- Их не заманят золотые горы
- И липкие объятия Отчизны.
«Это будет в конце осторожного времени суток…»
- Это будет в конце осторожного времени суток –
- Молодая Венера покинет созвездье Весов,
- Мир, живущий всерьез, позабудет всего на минуту
- Направленье полета обоих своих полюсов.
- И какой-нибудь век, не Серебряный и не Железный,
- Перепишет сначала свое исчисление лет,
- И озерами лав поплывет раскаленная пемза,
- И веселые ящеры мясом оденут скелет.
- Мир к истоку придет, но с надеждой на то, что когда-то
- Человеческий мир не начнется с грехов и утрат
- И что Каин уже не поднимет оружье на брата,
- Божий Сын человеками снова не будет распят.
Эпитафия смыслу
- В квадрате рамы – Ленин и печник,
- В Квадрате Черном – пустота и вечность,
- А пара глаз художника Дали –
- На противне пустыни раскаленной.
- Ван-Гог – безухий, он уже привык,
- Что лучше видно, если слушать нечем,
- А теплокровный камень сердолик
- Лежит на сердце каждого врожденно.
- Как важно знать, что 22 – не 5,
- И то, что Е = МС, но
- Не трожьте землю – ятаган войны
- Великие моголы там зарыли.
- Обременен возможностью молчать
- Любой оратор, понятый превратно,
- И всё, что не дороже тишины,
- Способен каждый взять с собой в могилу.
«На том и на этом свете кто верует – тот и свят…»
- На том и на этом свете кто верует – тот и свят.
- Молчит придорожный камень, трещит скорлупа вселенной.
- Живущие не заметят, а мертвые не простят
- Молящихся не во храме, плывущих не по теченью.
- Счастливые крестоносцы, окованные броней,
- Наверное, точно знают, куда и зачем им надо…
- Восток разбавляет веру имбирем и тишиной,
- Восток укрепляет веру молчанием и джихадом.
- Они рождены в неволе, им страшен лишь Страшный суд,
- Впотьмах торжествует Ирод, смерть делает их свободней.
- Им надо лишь убедиться, и после они уйдут,
- Что тело и кровь Господни покинули Гроб Господень.
- Глаза поглощают дали, под сталью сердца стучат,
- Хоругви вздымает ветер, ниспосланный провиденьем.
- На том и на этом свете кто верует – тот и свят.
- Молчит придорожный камень, трещит скорлупа вселенной.
Окраина окраин
«Друг от друга ни ближе, ни дальше…»
- Друг от друга ни ближе, ни дальше
- Протянулись столбы и столбы,
- Верстовые отметки судьбы –
- Те же самые – всем проходящим.
- Мы идем, кто угрюм, кто беспечен,
- Мимо знаков небесных светил…
- И со всеми, кто здесь проходил,
- По пути – хоть бы кто-то навстречу…
- Позади – разноцветные флаги,
- Торжества, катастрофы, а тут
- Есть один лишь не пройденный путь,
- Беглецы, проходимцы, бродяги…
- Только здесь – избавленье от споров
- И спасенье от вечного сна,
- Как бы память была ни тесна,
- Как бы ни было время просторно.
- Мы идем, дай нам Бог, если к Богу,
- Находя только из года в год
- Утешение в том, что пройдет…
- Всё пройдет – даже эта дорога…
«А в собранье многогрешном…»
- А в собранье многогрешном –
- Треск свечей, кадильный дым
- По безвременно ушедшим
- И по временно живым.
«Время тыльной стороной пролетело – не задело…»
- Время тыльной стороной пролетело – не задело,
- Ваше имя – под язык, нет, не льдинкой – леденцом…
- Как хотелось нам вчера беспокойного удела,
- Как хотелось нам найти ветра в спину и в лицо.
- И нескучные миры безалаберных застолий,
- И мистические сны о воскресшей красоте,
- И отчаянная боль по живой и грешной воле
- Не терялись в пустоте ежесуточных вестей.
- Но в надежде обменять суету на постоянство
- Кто-то запер на засов дверь и память изнутри…
- Время щиплет по листу календарь григорианский,
- В день – всего по одному, помня правила игры.
«Стеною камни из камней растут…»
- Стеною камни из камней растут
- На истинной окраине окраин…
- Из прошлого не вспомнится ни дня.
- Тот берег беден, неприютен, крут
- И с трёх сторон обложен океаном.
- Лохмотья пены сохнут на камнях…
- Здесь камень не шершавей языка,
- Но не болтливей стражника у входа
- В покои королевы… Видит Бог,
- Что мимо нас проносятся века,
- А здесь почти ничто не происходит –
- Наш берег неподвижен как лубок.
- В обход идут живые времена,
- Галеры, клипера и пароходы –
- Здесь встретились начало и предел.
- Вчера была Троянская война,
- Тильзитский мир, Октябрьская свобода –
- Случились и остались не у дел.
- Всё отошло… Не то чтоб без следа,
- А как бы невзначай и не нарочно.
- Здесь кладбище великих перемен.
- И будущее, не произойдя,
- Становится обыкновенным прошлым,
- Безмолвным достояньем этих стен.
- И вечно чья-то тень за косяком,
- И что ни день – не радость и не горе.
- Вновь умирает на квадратах плит
- Принц датский с окровавленным клинком…
- Напрасно воют трубы Эльсинора –
- Никто не знает: быть или не быть?
- И снова – ни к чему любой вопрос,
- О чем вы, люди, господи, о чем вы…
- К чему величье дел и благость дней?!
- И призрак, бледен, немощен и бос,
- Идет с неоплывающей свечою
- В просветах меж зубцами на стене.
«Нас некому будет спасать от веры почти безнадежной…»
- Нас некому будет спасать от веры почти безнадежной,
- Нас некому будет спасать от наших утраченных дней,
- И тысячи тысяч дорог сливаются вновь в бездорожье,
- И тысячи тысяч молитв не делают время добрей.
- Хрипела от боли земля, и рыцари в траурных латах
- Сражались со злом и добром во имя погибшей любви,
- И зоркие наши сердца совсем не хотели возврата
- К чужому теплу городов и к шелесту вечной травы.
- Какой-то случайный пророк дарил нам случайного бога,
- И нам отпускали грехи во имя торжественных дат,
- И Слово творило миры, не знавшие правды былого,
- И Слово вело за собой в придуманный рай или ад.
- И нас ослепляли на миг рассказы о блеске сокровищ
- Лежащих в воде Атлантид, кочующих в космосе звезд,
- И к подвигам звали ветра с волнующим запахом крови,
- И слава за ними плелась, груженный подачками воз.
- У женщин, не знавших цены себе и всему остальному,
- Мы раны лечили свои, скрываясь от криков вождей,
- Зовущих от века любви к безумному веку стальному,
- В пучину земных катастроф во славу каких-то идей.
- В дома приходила война, у власти стояли герои,
- Горячее тело Земли сжигало подошвы сапог,
- Горели костры городов, народы, идущие строем,
- Своей и соседской судьбе уже подводили итог.
- Мы будем смеяться и петь на нашей Земле небезгрешной,
- Покуда планетная ось не бросит свои полюса…
- От наших утраченных дней, от веры почти безнадежной
- Нас некому будет спасать, нас некому будет спасать…
«На дрейфующих льдинах, осколках Четвертого Рима…»
- На дрейфующих льдинах, осколках Четвертого Рима,
- В балаганном раю разноцветных кулис и знамен,
- Пропитавшихся запахом прежнего сладкого дыма,
- Мы плывем в пустоту непонятных и смутных времен.
- Среди вечных надежд, среди бед, заходящих без стука
- В свалку книжных миров, в толкотню человеческих душ,
- Черный ворон сидит на плече Афродиты Безрукой,
- Черный взор свой вонзив в заоконную черную тушь.
- Never more! Не вернуть! Так их – в Бога, царя и героя!
- Я всё знаю и сам. Ты молчи, мой зловестник, молчи…
- На столе предо мною – руины дымящейся Трои,
- Освещенные лишь маяком одинокой свечи.
Посвящение Маленькому принцу
- Звон восхода по утренней меди
- Слышен где-то, встречают рассвет
- Непослушные добрые дети,
- Население малых планет.
- Там никто привилегий не ищет
- И никто не считает долги,
- И никто в этом мире не лишний,
- Все при деле – друзья и враги.
- Доверяясь и боли, и счастью,
- Там не ищут спасенья от них,
- Сила там не становится властью
- В нарушение правил земных.
- Там стремительны зимы и лета,
- Но опять забывают взрослеть
- Непослушные добрые дети,
- Население малых планет.
«Вечереет, вечереет на душе и во вселенной…»
- Вечереет, вечереет на душе и во вселенной,
- Солнце тянется к закату, тьма торопится в зенит.
- Время плавится, как свечка, убаюкивая тени
- Отдыхающих сизифов и трудящихся данид.
- Откровенье Иоанна вылупляется из слова,
- В мирозданье брошен камень, чёрный камень пустоты,
- Но покуда он в полёте, Бог, пошли нам Крысолова,
- Чтобы дети, слыша флейту, знали, где себя спасти.
«Докопавшийся до столба…»