Жуков. Мастер побед или кровавый палач? Громов Александр
3. Корпусной комиссар Говорухин Трофим Кириллович, бывший начальник Политуправления Ленинградского военного округа.
Тов. Говорухин Т. К. в Советской Армии с 1918 г., член КПСС с октября 1918 г. Участник Гражданской войны.
За время службы в Советской Армии занимал ряд ответственных должностей в войсках.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР 5 марта 1955 г. пересмотрела дело по обвинению т. Говорухина, отменила постановления Особого Совещания при НКВД – МГБ СССР от 23.XII.1940 г. и 15.Х.1949 г., которыми он был необоснованно осужден, и дело, за отсутствием в его действиях состава преступления, прекратила.
Решением КПК при ЦК КПСС от 22 апреля с. г. т. Говорухин восстановлен в рядах партии.
Министерство обороны считает возможным присвоить корпусному комиссару Говорухину Т. К. воинское звание «генерал-майор».
4. Дивизионный комиссар Колосов Павел Иосифович, бывший начальник 8 отдела разведывательного Управления РККА.
Тов. Колосов П. И. в Советской Армии с 1918 г., член КПСС с ноября 1917 г., активный участник Гражданской войны. За боевые заслуги награжден орденом Красного Знамени.
За время службы в Советской Армии занимал ряд ответственных должностей в войсках и центральном аппарате Наркомата обороны.
Военная Коллегия Верховного Суда СССР 18 декабря 1954 г. пересмотрела дело т. Колосова П. И., постановление Особого Совещания от 10 марта 1943 г. в отношении его отменила и дело, за отсутствием состава преступления, прекратила.
Министерство обороны считает возможным присвоить Колосову П. И. воинское звание «генерал-майор».
В мае 1956 года по распоряжению Н. С. Хрущева для министра обороны Г. К. Жукова был подготовлен доклад, с которым он должен был выступить на готовящемся Пленуме ЦК КПСС, где планировалось продолжить обсуждение культа личности Сталина и его последствий, в том числе репрессий с бывшими военнослужащими, оказавшимися во вражеском плену. Текст так и не произнесенного Жуковым выступления впервые был опубликован в журнале «Источник», сам оригинал сейчас находится в Российском государственном архиве новейшей истории. Имеется также публикация на электронном портале «Российской газеты» от 13.03.2013.
В проекте этого доклада Георгий Константинович, являвшийся в то время министром обороны СССР, достаточно жестко и нелицеприятно высказал свое мнение по поводу многочисленных военных ошибок Сталина, приведших к большим человеческим жертвам, особенно в первые месяцы войны. По мнению полководца, вождь, который не слишком доверял военным, пытался осуществлять руководство всеми жизненно важными сферами (в том числе и военными) и поэтому порой не принимал, а точнее будет сказать – не давал своего согласия на своевременную отдачу важнейших приказов. Задержка во времени принятия решений оборачивалась для Красной армии потерей стратегической инициативы. Это была одна из причин, объясняющая первоначальные успехи вермахта и количество советских солдат и офицеров, попавших в 1941 году в немецкий плен.
Проект выступления министра обороны готовился ответственными сотрудниками министерства (и не только), но и сам Жуков вставлял в текст свои личные замечания, в том числе связанные со сталинским стилем руководства, непростыми отношениями со Сталиным и его доверенным окружением. Многие наиболее важные моменты были Жуковым подчеркнуты.
Но доклад Жукова так и не был им прочитан – внутри высшего партийного руководства шли споры о том, как и в каком объеме проводить реабилитацию, начавшуюся после смерти Сталина. Первоначально комиссию по пересмотру знаменитых процессов 1935–1937 годов возглавлял старый соратник Сталина В. М. Молотов. Пленум по идеологической работе, на котором должны были обсуждаться вопросы реабилитации, несколько раз сдвигался по срокам, и в результате из-за разногласий в высшем партийном руководстве так и не состоялся.
ПРОЕКТ ВЫСТУПЛЕНИЯ ГЕОРГИЯ ЖУКОВА НА ПЛЕНУМЕ ЦК КПСС 1956 ГОДА
(фрагменты)
…Должен отметить, что у некоторых товарищей имеется мнение о нецелесообразности дальше и глубже ворошить вопросы, связанные с культом личности, так как по их мнению углубление критики в вопросах, связанных с культом личности, наносит вред делу партии, нашим Вооруженным Силам, принижает авторитет советского народа и тому подобное.
…Отдавая должное заслугам, энергии и организаторской деятельности Сталина, я должен сказать, что культ личности Сталина в освещении войны приводил к тому, что роль нашего народа, Партии и Правительства, наших Вооруженных Сил принижалась, а роль Сталина непомерно преувеличивалась.
…На протяжении нескольких лет перед Отечественной войной советскому народу внушалось, что наша страна находится в постоянной готовности дать сокрушительный отпор любому агрессору. На все лады восхвалялась наша военная мощь, прививались народу опасные настроения легкости победы в будущей войне, торжественно заявлялось о том, что мы всегда готовы на удар врага ответить тройным ударом, что, несомненно, притупляло бдительность советского народа и не мобилизовало его на активную подготовку страны к обороне.
Действительное же состояние подготовки нашей страны к обороне в то время было далеким от этих хвастливых заявлений, что и явилось одной из решающих причин тех крупных военных поражений и огромных жертв, которые понесла наша Родина в начальный период войны. Накануне войны организация и вооружение наших войск не были на должной высоте, а что касается противовоздушной обороны войск и страны, то она была на крайне низком уровне.
…К моменту возникновения войны большинство наших механизированных корпусов и дивизий находилось еще в стадии формирования и обучения, в силу чего они вступили в бой не сколоченными и слабо вооруженными.
Качество нашей авиации оказалось ниже немецкой, да и та из-за отсутствия аэродромов была крайне скученно расположена в приграничной зоне, где и попала под удар авиации противника.
Артиллерия, особенно зенитная, была очень плохо обеспечена тягачами, вследствие чего не имела возможности передвигаться, в какой-либо степени обеспечить маневр наших войск на поле боя. Очень много артиллерии из-за отсутствия артиллерийских тягачей было брошено при отходе наших войск.
…Примером полного игнорирования Сталиным сложившейся военно-политической обстановки и беспрецедентной в истории дезориентации нашего народа и армии является сообщение ТАСС, опубликованное в печати 14 июня 1941 г., т. е. за неделю до нападения фашистской Германии на Советский Союз. В этом сообщении указывалось, что «по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».
…Я не сомневаюсь в том, что если бы наши войска в западной приграничной зоне были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и четкие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, – характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным и это сказалось бы на всем ее последующем ходе. Соотношение сил на театре военных действий, при надлежащей организации действий наших войск, позволяло по меньшей мере надежно сдерживать наступление противника.
…Я уже говорил о подозрительности и недоверии к военным кадрам, которое проявлялось у Сталина в предвоенные годы. Всю вину за наши неудачи в начальный период войны он постарался возложить на личный состав Вооруженных Сил.
Был организован судебный процесс над командованием Западного фронта, по которому были расстреляны командующий войсками Павлов, начальник штаба Климовских, начальник связи Григорьев и ряд других генералов. Был обвинен в измене и переходе на сторону противника командующий армией Качалов, фактически погибший на поле боя при прорыве из окружения. Без всяких оснований были обвинены в измене и другие генералы, в силу сложившейся обстановки попавшие в плен, которые возвратились из плена и по сей день являются честнейшими патриотами нашей Родины.
…Зачем понадобилось Сталину издавать приказы, позорящие нашу армию? Я считаю, что это сделано с целью отвести от себя вину и недовольство народа за неподготовленность страны к обороне, за допущенные лично им ошибки в руководстве войсками и те неудачи, которые явились их следствием.
…О непонимании Сталиным основ управления войсками можно многое рассказать из истории оборонительных сражений за Москву, но достаточно только небольшого факта, чтобы уяснить непонимание Сталиным способов управления войсками.
В тяжелый момент упорной борьбы, когда противник с ожесточением рвался к Москве, Берия доложил Сталину, что немцы захватили деревню Дедово и Красную Поляну. Сталин, вызвав к телефону меня и Н. А. Булганина, изругав как полагалось, приказал немедленно выехать мне в Дедово, а Н. А. Булганину в Красную Поляну и взять обратно эти деревни. Наши попытки доказать невозможность в такой тяжелый момент бросать командный пункт и управление войсками фронта, были встречены угрозой расстрела. И в то время, когда мы с Н. А. Булганиным брали эти деревни, не имеющие никакого значения, противник прорвал фронт в другом месте – в районе Наро-Фоминска, ринулся к Москве, и только наличие резерва фронта в этом районе спасло положение.
…Надо повернуть нашу военную науку прежде всего к современным и перспективным задачам. Сейчас наука и техника выдвигают все новые и новые вопросы, на которые военная теория должна своевременно дать правильный ответ. Особенно это относится к средствам массового поражения, так как неосведомленность народа и личного состава Вооруженных Сил в этих вопросах может отрицательно сказаться при возникновении войны.
…Одним из существенных недостатков военно-идеологической работы является недооценка буржуазной военной науки, выразившаяся в чванливом ее отрицании. Нами явно недостаточно изучаются формы и методы военно-идеологической работы в капиталистических странах, а также сильные и слабые стороны империалистических военных систем.
В результате извращенного понимания задач борьбы против неоправданного преклонения перед заграницей отрицалась какая-либо ценность зарубежной военной мысли, военной техники, игнорировались ее достижения, а задачи в области военно-идеологической борьбы сводились к огульному охаиванию всего того, что находится за пределами наших границ.
…У нас мало уделяется внимания историческим памятникам военной славы нашего Отечества, на которых воспитывались бы патриотизм и военная гордость советского народа. У нас почти нет памятников в местах, где происходили важнейшие события Гражданской и Отечественной войн. В Москве и городах-героях до сих пор нет монументальных памятников подвигу советского народа в Отечественной войне. В этом отношении мы серьезно отстаем от других государств. Это явно ненормальное положение необходимо устранить в ближайшее время.
Об устранении неправильного отношения к бывшим военнопленным, возвратившимся на Родину из фашистского плена. В идеологической работе нам нанесен большой морально-политический вред произволом бериевской шайки в отношении советских военнослужащих, которые в период Отечественной войны находились в плену у наших противников.
В силу обстановки, сложившейся в начале войны на ряде фронтов, значительное число советских военнослужащих нередко попадало в составе целых подразделений и частей в окружение и, исчерпав все возможности к сопротивлению, вопреки своей воле, оказалось в плену. Многие попадали в плен ранеными и контуженными.
Советские воины, попавшие в плен, как правило, сохраняли верность своей Родине, вели себя мужественно, стойко переносили лишения плена, издевательства гитлеровцев, нередко проявляли подлинный героизм. Многие советские военнослужащие, с риском для жизни бежали из гитлеровских лагерей и продолжали сражаться с врагом в его тылу, в партизанских отрядах, или пробивались через линию фронта к своим войскам.
Однако, как во время войны, так и в послевоенный период в отношении бывших военнопленных были допущены грубейшие извращения советской законности, противоречащие ленинским принципам и самой природе советского строя. Эти извращения шли по линии создания по отношению к ним обстановки недоверия и подозрительности, а также ни на чем не основанных обвинений в тяжких преступлениях и массового применения репрессий.
При решении вопроса о судьбе бывших военнопленных не принимались во внимание ни обстоятельства пленения и поведение в плену, ни факт бегства из плена, участие в партизанской борьбе и другое. Наши офицеры, попавшие в плен ранеными, мужественно державшиеся в плену, огульно лишались офицерского звания и без суда посылались в штрафные батальоны, наравне с лицами, совершившими преступления.
…Незаконным репрессиям подвергались и те военнослужащие, которые, помимо своей воли попав в плен, руководствуясь чувством воинского долга, бежали затем из плена и возвратились на Родину, проявляя при этом нередко личный героизм, подвергая свою жизнь опасности.
Приведу лишь два примера:
– капитан ФУРСОВ Д. Т. член КПСС, в Советской Армии служил с 1929 года, в августе 1946 года был осужден к 8-ми годам лишения свободы, с поражением в правах на 3 года, с конфискацией имущества и лишением воинского звания «гвардии капитан». Его обвинили в том, что он, находясь с конца 1941 года в плену, в феврале 1943 года добровольно поступил на службу в организованную немцами «офицерскую казачью школу».
Что же установлено теперь? Капитан ФУРСОВ, попав в окружение немецких войск, пытался выйти из окружения, но был ранен и оказался в плену у немцев. Не имея возможности бежать из плена, он решил поступить в «казачью офицерскую школу» с тем, чтобы бежать к партизанам. Получив в школе оружие, ФУРСОВ 17 июня 1943 года вместе с группой курсантов этой школы в количестве 69 человек с оружием перешли к партизанам, захватив с собой находившихся в опьяненном состоянии начальника школы и командира эскадрона.
В партизанском отряде ФУРСОВ был командиром отделения, а затем командиром диверсионной группы и выбыл из отряда в связи с ранением. После излечения в госпитале ФУРСОВ продолжал служить в Советской Армии и активно участвовал в боях, был три раза ранен и награжден двумя орденами и медалью.
И вот этого отважного советского патриота, возвратившегося на Родину с победой над врагом, в 1945 году осудили и посадили в тюрьму.
– Старший лейтенант АНУХИН Е. С., член КПСС, 31 марта 1950 года был осужден к лишению свободы на 25 лет, якобы за то, что 9 августа 1944 года при выполнении боевого задания, когда самолет Ил-2, управляемый АНУХИНЫМ, был сбит противником, а АНУХИН пленен, он на допросе в румынском штабе выдал сведения, составляющие военную тайну, сообщив противнику о летно-технических свойствах самолета.
Как теперь установлено, АНУХИН в плену у румын был всего 11 дней, а затем вместе с другими нашими военнослужащими бежал из плена и прибыл в свою часть. До конца войны он принимал активное участие в боях летчиком-штурмовиком, совершил 160 боевых полетов, из них 120 вылетов после побега из плена. Трофейными документами установлено, что АНУХИН при допросе румынами гордо заявил, что война кончится победой Советского Союза, а Румыния станет свободным государством.
Через пять лет после войны, в которой АНУХИН принимал самое активное участие, он был осужден и посажен в тюрьму.
Нет необходимости доказывать, что с точки зрения подлинной советской законности расценивать в подобных случаях советских военнослужащих, попавших в плен к врагу, как изменников Родины, не было абсолютно никаких оснований. Не было оснований и для применения к ним каких-либо репрессивных мер.
12 мая 1956 года Жуков отправил в ЦК КПСС докладную записку, посвященную освещению в печати начального периода Великой Отечественной войны. В ней разбирался вопрос – кто же виноват в советских военных неудачах первых месяцев войны:
«Редакция журнала «Военный Вестник» в передовой статье № 4-го осветила некоторые вопросы неудач наших войск в начальном периоде Великой Отечественной войны, вытекающих из последствий культа личности, о чем говорилось на XX съезде КПСС.
9-го мая в статье, посвященной Дню Победы, редакция газеты «Красная Звезда» подвергла критике эту статью «Военного Вестника», обвинила журнал в том, что он допускает «совершенно неправильные, вредные суждения», когда утверждает в названной статье, что «нашей армии пришлось отступать, вести тяжелые оборонительные сражения якобы из-за неприведения войск в боевую готовность».
Редакция «Красной Звезды» считает весьма странными и неубедительными «суждения журнала о каких-то разрозненных, необъединенных действиях отдельных войсковых соединений – действиях, порожденных неготовностью Вооруженных Сил СССР», она также утверждает, что в статье «Военного Вестника» грубо искажается вопрос о мобилизационной готовности и возможностях нашей промышленности. По мнению редакции «Красной Звезды», авторы статьи «Военного Вестника» этим самым принизили значение нашей победы в минувшей войне, принизили решающую роль советского народа и его Вооруженных Сил в завоевании победы. Эта критика, по справке Главного редактора газеты, дана по указанию тов. Шепилова Д. Т.
Считаю, что обвинения, выдвинутые по поводу передовой статьи в № 4 журнала «Военный Вестник», являются необоснованными и неправильными.
В статье «Военного Вестника» события начального периода войны и их причины освещены на основе действительных фактов и в полном соответствии с их оценкой, данной в материалах XX съезда партии…»
Как видно, историческая правда маршалу Победы и министру обороны была не чужда.
30 июля 1956 года Жуков отправил в ЦК КПСС Н. С. Хрущеву докладную записку об издании очерка «Битва под Сталинградом»: «По Вашему указанию я лично разобрался в вопросе об издании краткого очерка «Битва под Сталинградом».
При организации экскурсии для военно-воздушных делегаций иностранных государств в г. Сталинград встал вопрос, как быть, если делегации попросят дать им что-либо почитать о Сталинградской битве. Имеющиеся у нас грифованные и открытые труды по соображениям цензурного порядка, а также и потому, что они пропитаны культом личности Сталина, не могли быть даны иностранцам, а отказ им в этом мог поставить нас и гостей в неловкое положение.
В связи с этим Военно-историческим отделом Генерального Штаба была подготовлена краткая историческая справка о битве под Сталинградом. Подготовили справку полковники Паротькин И. В. и Морозов В. П. Верстку просматривали генерал-лейтенант Платонов С. П., генерал-лейтенант Скоробогаткин К. Ф., генерал-майор Сычев К. В., генерал-полковник Покровский А. П. и генерал армии Курасов В. В.
Справка была издана в виде краткого очерка в количестве 200 экземпляров, из которых около 70 экземпляров было вручено членам делегаций. В продажу очерк не поступал.
По содержанию очерк представляет собой тезисы, излагающие в общих чертах ход событий Сталинградской битвы, без анализа этих событий и выводов.
При написании очерка авторы и лица, просматривавшие рукопись, не подчеркнули роль руководящего состава в достижении победы под Сталинградом и при названии фронтов ограничились упоминанием в очерке только фамилий командующих фронтами, представителей Ставки Верховного Главнокомандования и членов Государственного Комитета Обороны.
Вследствие этого оказалась неотмеченной в очерке Ваша большая работа на фронте, направленная на достижение победы в Сталинградской битве.
Однако, как доложил мне сопровождавший военно-авиационные делегации США, Великобритании, Франции и Турции в Сталинград первый заместитель Начальника Генерального Штаба генерал армии Малинин М. С., при посещении Музея обороны Царицына-Сталинграда внимание членов делегаций было обращено на имеющуюся в музее увеличенную фоторепродукцию, на которой изображено Ваше выступление перед бойцами Сталинградского фронта в августе 1942 г. Членам делегаций было сообщено, что в период Сталинградской битвы Н. С. Хрущев был членом военного совета Сталинградского и Юго-Восточного фронтов.
Полагал бы целесообразным изданный очерк исправить и, если с Вашей стороны не будет возражений, во втором издании очерка отметить Вашу большую организаторскую, политическую, военную и хозяйственную работу, направленную на истощение и разгром врага под Сталинградом.
Одновременно с внесением такого дополнения намечается несколько развить военную часть очерка, а также упомянуть фамилии первых членов военных советов фронтов, участвовавших в Сталинградской битве. В новой редакции очерк отпечатать тиражом 20–25 тысяч экземпляров и распространить путем открытой продажи через книготорговую сеть.
Прошу Вашего согласия на издание краткого очерка «Битва под Сталинградом» с указанным дополнением и поправками».
Вскоре министру пришлось вспомнить слова Сталина, что «маршал Жуков без работы не останется». Другой вопрос, что, в отличие от Великой Отечественной войны, новая кампания никак не могла претендовать на звание освободительной. Это было подавление венгерских выступлений осенью 1956 года.
4 ноября маршал докладывал советскому руководству: «В г. Будапешт остался один крупный очаг сопротивления мятежников в районе кинотеатра «Корвин» (юго-восточная часть города). Мятежникам, обороняющим этот опорный пункт, был предъявлен ультиматум о капитуляции. В связи с отказом мятежников сдаться, войска начали штурм… Войска, продолжая выполнять поставленные задачи, очищают от мятежников территорию Венгрии».
1 декабря 1956 года Жуков был награжден еще одним орденом Ленина и в четвертый раз стал Героем Советского Союза. То ли подарок к 60-летию, то ли награда за усмирение взбунтовавшейся Венгрии…
Жуков и президент Эйзенхауэр
В ходе Женевского совещания глав четырех государств (СССР, США, Великобритании и Франции) в июле 1955 года состоялись четыре встречи Г. К. Жукова и Д. Эйзенхауэра. При первой встрече, прошедшей перед самым открытием совещания на публике и длившейся семнадцать минут, никто из присутствовавших не вел официальных записей. Вторая встреча состоялась через день в женевском Дворце наций, и официальных записей о ней не велось. А вот третья, самая продолжительная встреча Г. К. Жукова и Д. Эйзенхауэра, состоялась 20 июля в резиденции президента США. На ней присутствовал посол США в СССР Ч. Болен. В ходе беседы президент США и министр обороны СССР не только обменялись дипломатическими комплиментами, но и затронули ряд действительно важных вопросов (опубликовано: «Новая и новейшая история», 1999 г., № 5).
ЖУКОВ напоминает о совместной борьбе советского и американского народов против германского нацизма и о согласованной работе с Эйзенхауэром в Контрольном Совете в Берлине. Он говорит, что сотрудничество и дружба того времени между советским и американским народами давали основание рассчитывать на плодотворное сотрудничество и в последующие годы. К сожалению, говорит он, эти надежды не оправдались. С тех пор взаимоотношения между СССР и США испортились и в настоящее время они являются ненормальными и вредными для дела мира и дружбы.
ЖУКОВ вспоминает, что в ходе войны и особенно в ее последний период гитлеровское руководство строило все свои военно-политические расчеты на том, что ему удастся поссорить и «столкнуть лбами» СССР и США. Эти расчеты провалились. Однако то, что не удалось сделать гитлеровскому руководству, удалось сделать темным силам в последующий период. Жуков выражает сожаление, что это произошло.
ЭЙЗЕНХАУЭР говорит, что он также сожалеет об этом.
Эйзенхауэр добавляет, что он просил посла Болена присутствовать на беседе и записывать ее не для того, чтобы эта запись попала в третьи руки или превратилась в какой-то официальный протокол беседы, а как памятка для того, чтобы он, Эйзенхауэр, лучше запомнил все то, что будет говорить ему его старый друг.
ЖУКОВ заявляет, что простой советский народ и руководители партии и правительства Советского Союза желают иметь самые тесные дружественные отношения с Соединенными Штатами…
Он, Жуков, хочет честно и откровенно поговорить с Эйзенхауэром, как солдат с солдатом. Он хорошо знает намерения Советского правительства и ЦК КПСС, знает, что в Москве не думают о войне с Америкой. Советский Союз не думает также нападать и на какие-либо европейские страны. Такая война ему не нужна. Он сыт войной по горло…
ЭЙЗЕНХАУЭР отвечает, что он верит Жукову и, учитывая опыт совместной работы с ним в Берлине, не имеет никаких оснований не доверять его словам…
ЭЙЗЕНХАУЭР говорит далее, что он хотел бы коснуться одного острого вопроса, к которому Советский Союз, может быть, имеет только косвенное отношение. Речь идет об американских военнопленных, находящихся в заключении в Китае. Когда он, Эйзенхауэр, стал президентом, то первое, что он сделал, это – помог заключить перемирие в Корее, считая, что это будет способствовать улучшению международной обстановки. Однако, вскоре после этого выяснилось, что пекинское правительство нарушает условия соглашения и задерживает военнопленных, захваченных во время корейской войны. Он, Эйзенхауэр, понимает, что Советский Союз не руководит Китаем. Однако, он хотел бы попросить Жукова, чтобы и Советское Правительство оказало свои добрые услуги в деле освобождения тех 38 или 40 американских военнопленных и гражданских лиц, которые находятся в Китае. Китайское правительство утверждает, что США задерживают китайских студентов, желающих выехать на родину. Однако, это не так, и США готовы согласиться на любую систему инспекции, чтобы доказать, что это не соответствует действительности.
ЖУКОВ отвечает, что он не в курсе того, какое количество американцев находится в плену в Китае. Он слышал, что называлась цифра 13… Что касается остальных, то он глубоко уверен, что если бы американское правительство попыталось обсудить этот вопрос с правительством КНР, то было бы, очевидно, найдено положительное решение вопроса при условии удовлетворения соответствующих просьб китайской стороны.
ЭЙЗЕНХАУЭР говорит, что если бы он и Жуков потратили на обсуждение китайской проблемы все то время, которого она заслуживает, то они, вероятно, опоздали бы на сегодняшнее заседание, т. к. это весьма сложный и запутанный вопрос…
Другой вопрос, который я хотел бы поставить перед маршалом Жуковым, продолжает Эйзенхауэр, касается иностранных военнопленных, якобы все еще находящихся в Советском Союзе. К правительству США неоднократно обращались представители различных стран с просьбами помочь в урегулировании этого вопроса. Говорят, например, что в Советском Союзе все еще находятся до 140 тысяч военнопленных из Западной Германии и т. п. Можно предположить, что некоторые из них были осуждены как военные преступники. Но, по его, Эйзенхауэра, мнению, наступило время для того, чтобы сделать великодушный жест и освободить этих людей. Эйзенхауэр просит Жукова заняться этим вопросом…
ЖУКОВ отвечает, что ему хотя и неизвестно точное количество военнопленных, все еще находящихся в Советском Союзе, он убежден, что цифра, названная Эйзенхауэром, во много раз преувеличена. Если в Советском Союзе еще и имеются военнопленные, то это исключительно военные преступники, осужденные за совершенные ими преступления. Как известно, австрийские военнопленные были недавно полностью освобождены; о немецких военнопленных имеется в виду поговорить с западногерманским правительством. Но, учитывая просьбу Эйзенхауэра, он примет меры для выяснения этого вопроса.
ЭЙЗЕНХАУЭР выражает надежду, что отношения между новым руководством в СССР и им, как старым солдатом, будут улучшаться. Он постарается оказать свое влияние в США с тем, чтобы к советскому руководству относились с должным уважением. Со своей стороны, он будет обращать внимание Советского Правительства через посла Болена на все те действия, которые, по его мнению, являются неправильными, и надеется, что Советское Правительство будет поступать таким же образом, действуя через американское посольство в Москве или через советского посла в Вашингтоне.
В заключение он, Эйзенхауэр, хотел бы попросить Жукова оказать содействие делу воссоединения Германии…
Эйзенхауэр выражает надежду, что о Жукове и о нем останется память не как о полководцах, а как о солдатах мира…
Четвертая женевская встреча Жукова и Эйзенхауэра состоялась утром 23 июля 1955 года перед закрытым заседанием глав делегаций, в условиях возникновения угрозы провала совещания из-за непримиримой позиции сторон по вопросу о будущем Германии. Руководители западных держав фактически выступали за объединение Германии путем включения в ФРГ ГДР и затем вступление объединенной Германии в НАТО. Советский Союз выступал за сохранение двух самостоятельных государств (ГДР и ФРГ) и за необходимость нормализации отношений между Восточной и Западной Германией.
На встрече Жукова и Эйзенхауэра присутствовали посол США в СССР Ч. Болен и дипломат, переводчик О. А. Трояновский, оставивший свои воспоминания о Жукове: «На меня Георгий Константинович произвел сильное впечатление и как человек, и как политический деятель. Он держался с достоинством, принимал активное участие в беседах и протокольных мероприятиях. И в то же время деликатно уступал пальму первенства Хрущеву и Булганину. В его поведении совсем не чувствовалось крутости нрава, о которой часто упоминается в воспоминаниях времен войны. Видимо, он мог адаптироваться в любой обстановке».
Тогдашний посол США в СССР Ч. Болен писал об этой встрече: «Советы захватили с собой старого солдата Жукова, очевидно, в качестве дружеского жеста по отношению к Эйзенхауэру. Жуков был большевик, неуклонно следующий партийной линии, но в первую очередь он был русским патриотом. Он верил в независимость армии, и одной из причин его конечного падения стала попытка упразднить систему политических комиссаров. Свойственная ему чистота помыслов резко контрастировала с неискренностью других большевистских вождей. Он проявлял толерантность и даже уважение по отношению к Соединенным Штатам, и я не сомневался, что его привязанность к генералу Эйзенхауэру искренняя, а не вызванная преходящими обстоятельствами».
Во время этого визита маршал Жуков ответил на вопросы американской писательницы и журналистки А. Рай. А известный художник Гош Тайгор сделал несколько его графических портретов.
Эйзенхауэр нашел, что его старый боевой товарищ сильно изменился за прошедшие десять лет. «Во время наших встреч тогда он был независимым, уверенным в себе человеком, который, несомненно, принимал коммунистическую доктрину, но всегда был готов с радостью встретиться, чтобы обсудить любую текущую проблему и вместе искать ее разумное решение. Он делал это по своей собственной инициативе и однажды даже резко поставил на место своего политического советника Андрея Вышинского, приказав ему покинуть комнату, чтобы мы могли конфиденциально побеседовать вдвоем. По многим признакам было очевидно тогда, что Жуков был как раз тем, кем он хотел казаться, – в высшей степени важным человеком в советском правительстве, возможно вторым после самого Сталина… Теперь в Женеве, десять лет спустя, он выглядел встревоженным и явно подчиненным по своему положению. Он монотонно повторял мне аргументы главы советской делегации… Он был безжизненным, не шутил и не улыбался, как раньше. Мой старый друг выполнял приказ начальства. От этого личного разговора у меня не осталось ничего, кроме чувства горечи».
На страже офицерской чести
31 июля 1956 года министр обороны маршал Жуков и генерал-полковник начальник Главного политического управления Советской армии и ВМФ А. С. Желтов (через год с небольшим ставший одним из самых активных участников «антижуковской» кампании, приведшей к падению Жукова) отправили в ЦК КПСС докладную записку, в которой информировали высшее партийное руководство о жалобах генералов и офицеров-отставников на их отрицательное изображение в печати. Среди «непонравившихся авторов» оказался и советский гимносочинитель Сергей Михалков, а среди «проштрафившихся» изданий – журнал «Огонек» и «Литературная газета».
Жуков и Желтов написали: «Считаем необходимым доложить Центральному Комитету, что за последнее время в центральной и местной печати стали часто появляться статьи, фельетоны и рассказы, в которых в крайне неприглядном, отталкивающем виде изображаются офицеры Советской Армии, находящиеся в отставке и запасе. Характерно, что упор при этом делается не столько на сами факты недостойного их поведения как советских граждан, сколько на их принадлежность к офицерскому корпусу, на то, что они получают большие пенсии, живут якобы в роскоши, пьянствуют и т. п.
Примером подобных выступлений является рассказ «Комсомольский патруль», опубликованный в журнале «Юность» (№ 2, 1956 г.). Автор рассказа М. Ланской, говоря об офицере в отставке Заборенкове, не жалеет красок, чтобы показать его в самом отрицательном свете. «Военнослужащий в отставке, – говорится в рассказе, – он получает крупную пенсию и на жизнь смотрит, прихлебывая спиртное и посмеиваясь». В рассказе с излишними подробностями описывается попытка избиения Заборенкова со стороны родителей друзей его сына.
В рассказе «Мокрый снег», опубликованном в журнале «Огонек (№ 37, 1955 г.), нарочито подчеркиваются резкие контрасты в материальном положении и моральном облике персонажей рассказа – «рядового человека» и полковника Советской Армии. Рассказ невольно вызывает антипатию не к конкретному лицу, а вообще к офицерам Советской Армии.
Пасквильные стихи под названием «Генерал» и «Отставник» были включены в сборник произведений поэта И. Рядченко, выпущенный Одесским областным издательством. Стихи вызвали возмущение большой группы офицеров и генералов, которые обратились по этому поводу с жалобой в Одесский обком партии и в Министерство Обороны.
В саратовской областной газете «Коммунист» (рассказы Г. Боровикова) и в газете «Сталинградская правда» (фельетон в номере за 6 апреля 1955 г.) были опубликованы материалы, в которых офицеры в отставке изображаются опустившимися, никчемными людьми, носителями чуждых нам пережитков прошлого.
Следует также упомянуть о пьесе А. Борщаговского «Жена», в которой грубо искажен облик Советской Армии. Автор наделил образ подполковника Величко всеми низкими и мерзкими чертами, присущими лишь проходимцам, потерявшим человеческий облик.
Наша печать должна активно бороться с фактами аморального, недостойного поведения отдельных граждан, в том числе и военнослужащих в запасе и отставке. При этом, по нашему мнению, офицеров в запасе и отставке, нарушивших нормы советской морали, следует критиковать в печати прежде всего как советских граждан, не подчеркивая их принадлежности к Советской Армии и не допуская подрыва авторитета высокого звания офицера.
Неправильное обобщение в печати, особенно в художественных произведениях, единичных отрицательных явлений, противопоставление офицеров рядовым советским гражданам объективно ведут к дискредитации офицерского корпуса Советской Армии и могут способствовать созданию у части советских людей, особенно у призываемой в армию молодежи, неверного представления о командном составе наших Вооруженных Сил, о тех людях, которым Родина доверила обучение и воспитание советских воинов в мирное время, а в случае войны – вести их в бой.
В Министерство Обороны поступило несколько писем от генералов и офицеров в отставке, в том числе и коллективные письма, в которых выражаются жалобы на участившиеся случаи унижения в печати достоинства звания советского офицера. Копии трех таких писем прилагаются.
Поскольку подобного рода факты наносят ущерб авторитету наших Вооруженных Сил в глазах советского народа, полагаем, что данный вопрос заслуживает внимания ЦК КПСС».
К докладной записке прилагался список «некоторых статей, рассказов, очерков, пьес, в которых офицеры и генералы Советской Армии, находящиеся в отставке, изображаются в отрицательном свете:
1. Очерк М. Ланского «Комсомольский патруль». Журнал «Юность» № 2, 1956 г., стр. 92–93.
2. Рассказ В. Устиновой «Мокрый снег». Журнал «Огонек» № 37, 1955 г.
3. Одноактная пьеса С. Михалкова «Соринка». «Литературная газета», 4 июля 1953 г.
4. Стихи И. Рядченко «Отставник» и «Генерал» в сборнике «Первая любовь», выпущенном Одесским областным издательством.
5. Рассказ Г. Боровикова «Разрыв». Опубликован в саратовской областной газете «Коммунист» 16 августа 1955 года.
6. Фельетон «Отцы тоже виноваты». Опубликован в газете «Сталинградская правда» за 6 апреля 1955 года.
7. Пьеса А. Борщаговского «Жена». Постановка Московского драматического театра им. А. С. Пушкина. Рецензия А. Крона и С. Михалкова в защиту этой пьесы. «Литературная газета», 23 июня 1956 г.
8. Статья В. Монастырева «Человек ушел в отставку». «Литературная газета», 21 июля 1956 года.
9. Очерк А. Софронова «В Оренбургских степях». Журнал «Огонек» № 30, 1956 г., стр. 16».
Один из скандалов на эту тему разыгрался уже после отставки Жукова. В 1971 году в журнале «Знамя» началась публикация романа Александра Чаковского «Блокада». К Жукову, находившемуся тогда в больнице, пришел один из немногочисленных оставшихся фронтовых друзей и сказал, возможно, в шутку: посмотри, мол, Георгий, как тебя тут разделали… А измотанный невзгодами и хворями маршал рассердился на автора всерьез и написал гневное письмо Демичеву… В Агитпропе в разговоре с Чаковским только руками развели – будь это просто письмо безвестного ветерана, его бы в корзину бросили и не заморачивались. Но это же письмо Жукова! Придется идти и убеждать Георгия Константиновича в том, что главный редактор «Литературной газеты» никак не хотел его обидеть. Заведующий сектором журналов и издательств Агитпропа ЦК Чхикишвили по прозвищу Чхи вместе с Чаковским отправились к Жукову на дачу.
Чаковский оставил подробные воспоминания об этой встрече – о гневе Жукова, собственных попытках оправдаться и умиротворяющем влиянии Галины Александровны.
«– Товарищ маршал… уважаемый Георгий Константинович! Я хочу прежде всего сказать, что вы для меня, как и для миллионов советских людей, являетесь национальным героем, полководцем, сравнить которого можно только с Суворовым или Кутузовым. Но вы глубоко обидели меня как своим письмом, так и тем, что сейчас сказали. Разве оскорбительным для вас является то, что в обстановке, когда враг стоял в тридцати минутах хода танка до Дворцовой площади, вы пригрозили расстрелом трусу, безосновательно доложившему в Смольный о якобы прорвавшихся к Кировскому заводу немцах? «Бычий подбородок»? Ну, вглядываясь в ваши портреты, я так подумал. Простите, в отдельном издании, конечно, вычеркну…
– Что вы из меня дурака делаете? – прервал мою речь Жуков. – Да в отдельности мои замечания, может быть, и не столь важны. Но взятые вместе!.. Разве нарисованный вами мой портрет похож на меня? Вот, посмотрите! Похож я на тирана?
Жуков, вытянув шею, приблизил свое лицо к моему. Внезапно меня охватила ярость.
– Георгий Константинович! – тоже повышая голос, воскликнул я. – За кого вы меня принимаете?! Я не наемный художник, а вы не купец, который заказал свой портрет, а потом заявляет, что не возьмет его, потому что не так нарисован нос, не такие губы, глаза, ну и так далее. Ваш облик запечатлен не только на сотнях фотографий, но и в сознании народа. Такому облику я и следовал…
– А Ворошилов?! – прервал меня Жуков. – Мы были близкими друзьями, а как вы нас представили? «Стул командующему!» – кричит он…
– Георгий Константинович, – раздался вдруг мягкий, но энергичный женский голос, – ну что ты! Ведь это лучшая сцена во всей главе!
Прошло мгновение, прежде чем я сообразил, что это сказала сидящая у обеденного стола Галина Александровна.
– «Лучшая»! – иронически повторил Жуков. – Тебя бы такой бабой-ягой описали!
…Как бы забыв, перед кем сижу, я резко сказал:
– Георгий Константинович! Позволю себе сказать: ваша профессия – военное дело, а не идеология. Идеологией занимаюсь я. А вы упрекаете меня в идеологических ошибках, не имея к тому никаких оснований! Я представляю себе, как бы вы себя повели, если бы к вам пришел политработник и стал поучать вас стратегии и тактике. Да вы просто вышвырнули бы его вон!
– Зверя из меня делаешь? А где у тебя факты? – переходя на «ты», сурово спросил Жуков.
– Возможно, что у меня фактов мало, – ответил я, – но у Рокоссовского они, несомненно, есть.
– При чем тут Рокоссовский? – кладя на стол кисти рук, сжатые в кулак, спросил Жуков.
– А при том, – сказал я, – что именно он писал о том, что вы, хотя и внесли большой вклад в дело нашей победы, тем не менее в отношениях с товарищами и подчиненными нередко бывали неоправданно жестоким. Не просто жестким, товарищ маршал, а жестоким. Я не согласен с Рокоссовским. Ваша военная биография сложилась так, что партия, товарищ Сталин каждый раз посылали вас на тот участок фронта, где складывалась самая критическая ситуация. И вы выходили из нее победителем. Можно ли при этом рассуждать, были ли вы «оправданно» жестоким или неоправданно? Если горит штаб и людям надо выносить из него важные документы, а один из них еле двигается. Осмелюсь ли я назвать вас неоправданно жестоким, если бы вы в этой ситуации дали ему по шее? Так почему же вы, Георгий Константинович, – уже закусив удила, продолжал я, – не написали тогда жалобу на Рокоссовского? Остерегались, что он для доказательства своей правоты выложит на стол десятки фактов! А у Чаковского, мол, никаких доказательств нет. Значит, можно его «приложить» без всякого опасения. Прав я или не прав?! Вы ссылаетесь на свою дружбу с Ворошиловым. А мне это безразлично! Я знаю только одно: если бы Ворошилов оказался в Ленинграде на должном уровне, то вам нечего было бы там делать. Вот в чем историческая правда, и я ей следую!..
Я сидел, ожидая, что Жуков сейчас произнесет самые оскорбительные, самые уничижительные слова в мой адрес. И почти ошалел, услышав, что маршал после длинной паузы сказал:
– Ладно. Закончим. Устал я. Галя, дай нам по глотку чего-нибудь лекарственного. Что пьешь: водку или коньяк?
Переход оказался для меня столь неожиданным, что я произнес дрожащим голосом:
– Все, что прикажете, товарищ маршал.
– Закусить хочешь?
– Никак нет.
– Ладно. А потом напишешь, что я жестокий… Дай нам коньяку, Галя…»
Кстати, по словам самого Чаковского, ему незадолго до того пришлось выслушать и претензии противоположного свойства. Столкнувшись с Чаковским в коридоре поликлиники, маршал Конев схватил писателя за грудки и прорычал: «Ты что это из Жукова Наполеона делаешь?…»
Чаковский вспоминал: «С этими словами Конев выпустил лацканы моего пиджака, чуть оттолкнул от себя и пошел своей дорогой. Некоторое время я стоял в растерянности. Да, я знал, что после войны Жуков попал в опалу, но это никак не повлияло на то, что я о нем писал. Он оставался для меня героем войны, прославленным полководцем. Но теперь я оказывался в нелепом положении: один знаменитый маршал упрекал меня в том, что возвеличиваю Жукова, а сам Жуков жаловался на то, что я исказил, принизил его личность…»
Жуков и повышение боеспособности армии
Министр обороны Жуков выступал против нецелевого использования армии, даже в интересах народного хозяйства. Так, 18 января 1956 года Жуков и В. Д. Соколовский (начальник Генерального штаба, заместитель министра обороны) отправили в ЦК КПСС докладную записку (с грифом «Совершенно секретно») о сокращении численности военно-строительных частей, в которой подчеркнули «нецелесообразность дальнейшего содержания военно-строительных отрядов и других военно-строительных частей, обслуживающих стройки гражданских министерств… Укомплектование этих формирований производится не путем ежегодного призыва молодого пополнения, а офицерским и сержантским составом за счет кадра Советской Армии. Численность этих формирований из года в год возрастает и сейчас достигла 733 087 человек… Помимо военно-строительных частей и военно-строительных отрядов, при гражданских министерствах и ведомствах, по решению Правительства СССР, в счет «тысячи» содержится 2500 генералов, адмиралов и офицеров, числящихся в кадрах Советской Армии». В заключение записки Жуков делает вывод, что «при реализации предложений Министерства обороны численность войсковых частей и военно-строительных отрядов, работающих при гражданских министерствах, сократится на 698 087 человек, из них 558 602 военнослужащих и 139 485 рабочих по призыву». 30 января 1956 года эти предложения Жукова о расформировании войсковых частей и военно-строительных отрядов, работающих в гражданских министерствах, были приняты после обсуждения на заседании Президиума ЦК КПСС.
Но Жуков не ограничился реорганизацией деятельности военных строителей и 10 мая 1956 года обратился в ЦК КПСС с докладной запиской (с гифом «Секретно») об отказе от практики выделения военнослужащих и автотранспорта для сельскохозяйственных работ.
В ней он подчеркивал, что Министерство обороны СССР ежегодно выделяет, выполняя Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по ходатайствам секретарей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик «из войск большое количество людей и автомашин для оказания помощи народному хозяйству в проведении различных работ, как-то: уборки и вывозки зерновых культур, овощей, картофеля, хлопка, сенокошения, заготовки и силосования кормов, а также в проведении уборки, заготовки рыбопродукции и прочих работ. Помимо этого, большое количество людей и автомашин выделяется непосредственно распоряжениями командующих войсками военных округов и начальников гарнизонов для ликвидации пожаров, снежных заносов, борьбы с наводнением и прочими стихийными бедствиями. Привлечение большого количества военнослужащих на работы не только нарушает нормальный ход боевой подготовки, понижает боевую готовность частей, но и создает ненормальное положение в организации караульной и внутренней служб, а также уходе за оружием и обслуживании боевой техники…»
Жуков обращал внимание высшего партийного руководства страны на то, что использованные на подобных работах солдаты, вышедшие на время из-под контроля командования, часто нарушают при возвращении в свои части воинскую дисциплину. Использованные армейские автомашины, эксплуатируемые в горячую сельскую пору с предельной нагрузкой, затем выходят из строя и нуждаются в ремонте.
Поэтому министр обороны Жуков «просит освободить Вооруженные Силы от выделения личного состава и автотранспорта на работы в народное хозяйство. Одновременно Министерство обороны просит запретить обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик возбуждать ходатайства о выделении личного состава Советской Армии, кроме случаев, связанных со стихийными бедствиями: наводнениями, пожарами, снегозаносами и т. д. В этих случаях Вооруженные Силы выделяли и будут выделять в необходимом количестве людей, автомашины и технические средства для борьбы со стихийными бедствиями». Спустя месяц было принято совместное постановление ЦК КПСС и Совмина СССР об оказании неотложной помощи районам освоения целинных и залежных земель, в котором Министерству обороны СССР предписывалось направить в эти районы 45 тысяч грузовых автомобилей с водителями и техническим персоналом, а также 40 тысяч человек из войсковых частей.
4 ноября 1956 года Министр обороны СССР маршал Г. К. Жукова подписал приказ о формировании Военной командной академии противовоздушной обороны в г. Калинине (в настоящее время город Тверь), которая стала готовить командные кадры для системы ПВО страны. Занятия со слушателями начались с 1 марта 1957 года, первые слушатели были переведены из других академий, и около 60 процентов из них были ветеранами Великой Отечественной войны. Первым начальником академии был генерал-лейтенант артиллерии П. Г. Шафранов. В апреле 1958 года в академии состоялся первый выпуск слушателей. 18 августа 1958 года академии было торжественно вручено Боевое Знамя.
Постановлением Совета Министров СССР от 24 сентября 1974 г. «Об увековечении памяти Маршала Советского Союза Г. К. Жукова» Военной командной академии противовоздушной обороны присвоено имя Маршала Советского Союза Г. К. Жукова.
И, кстати, Жукову довелось заниматься ликвидацией описанного в начале нашего повествования оборонного фонда «Лошадь – Советской Армии», ввиду того что гужевая тяга осталась актуальной только для хозяйственных нужд.
ЗАПИСКА Г. К. ЖУКОВА В ЦК КПСС О ЛИКВИДАЦИИ ОБОРОННЫХ ФОНДОВ «ЛОШАДЬ – СОВЕТСКОЙ АРМИИ» И «ОБОРОНЕ – ПОВОЗКА С УПРЯЖЬЮ»
18 февраля 1956 г.
Секретно
В соответствии с поручением Президиума ЦК КПСС от 9 февраля с. г. Об изучении вопроса о фонде «Конь – Армии», докладываю:
Согласно указанным выше правительственным решениям фонд «Лошадь – Советской Армии» должен содержаться в размере 5 % от общего наличия конепоголовья по каждому колхозу, совхозу и другим государственным и кооперативным предприятиям, а фонд «Обороне – повозка с упряжью» – в размере одна повозка с упряжью на 50 колхозных дворов, но не более 3-х повозок на колхоз, а в совхозах одна повозка на каждые имеющиеся 10 повозок с упряжью.
По учетным данным на 1 апреля 1955 года в фонде «Лошадь – Советской Армии» содержится 530 590 голов, а в фонде «Обороне – повозка с упряжью» – 142 789 повозок, в том числе 33 366 одноконных.
В настоящее время потребность в лошадях и повозках для нужд Вооруженных сил незначительная. Так, для обеспечения мобилизационных нужд армии и флота требуется 60 000 лошадей, главным образом обозных, и 30 000 повозок, а для обеспечения потребности армии мирного времени в 1953 году было закуплено из этого фонда 6 799 лошадей, в 1954 году – 6 833, в 1955 году – всего лишь 36 голов.
В 1956 году в связи с произведенным сокращением конского состава в войсках и упразднением кавалерии закупка лошадей не планируется. В последующие годы потребность в конском составе также будет крайне незначительной, так как количество лошадей в Вооруженных силах в настоящее время составляет 26 900 голов.
Между тем содержание фондовых лошадей обходится колхозам значительно дороже, так как фондовые лошади находятся на особом режиме содержания и ухода.
В связи с сокращением поставки лошадей для нужд Вооруженных сил считаю дальнейшее содержание в народном хозяйстве оборонных фондов «Лошадь – Советской Армии» и «Обороне – повозка с упряжью» – нецелесообразным.
Г. Жуков
Адмирал Н. Г. Кузнецов так в своих мемуарах описывает изменение роли Жукова и проявление отрицательных черт его характера: «Это был человек сильной воли. Его воля (заслоняя грубость) приносила пользу во время войны. Его боялись, его слушались, ему удавалось успешно проводить операции, и, конечно, обладая полководческим талантом, он много сделал как заместитель Верховного Главнокомандующего. Его поступки импонировали Сталину, а он, в свою очередь, использовал имя и авторитет Сталина. Но вот кончилась война. Жуков, пережив личные неудачи, немного притих. Стоило же ему стать при Хрущеве министром и даже членом Политбюро, как он проявил совсем ненужные для мирного времени черты характера – грубость и самовластие…»
На чем ездил после окончания войны Жуков?
Что было вывезено из Германии в 1945–1947 годах в СССР? И по чьему приказу? Маршал Жуков по достоинству оценил мощные и элегантные автомашины «хорьх» (в Третьем рейхе на «хорьхе» ездили рейхсмаршал Г. Геринг и посол Германии в СССР В. Шуленбург) с заказными кузовами, и пять таких автомобилей было привезено из Германии. Жуков отдавал предпочтение 120-сильному трехместному кабриолету «хорьх-853» с кузовом, изготовленным берлинским кузовостроительным предприятием – ателье «Эрдман и Росси». Именно на нем Жуков ездил в Одессе.
А вот для поездки Жукова в берлинский пригород Карлсхорст на подписание Акта о безоговорочной капитуляции Германии из Москвы был доставлен подаренный маршалу Сталиным «паккард» американского производства (1939 года выпуска). Жуков не хотел ехать на эту важнейшую для Советского Союза церемонию на немецкой автомашине. Позже на этом «паккарде» Жуков ездил в Одессе, будучи командующим войсками Одесского округа. Затем автомашина сменила несколько владельцев, в 1967 году оказалась в Молдове и после реставрации участвует в современных ретро-выставках и автопробегах.
С «паккардом» Жукова связано и относительно новое поверье: молодожены, которые на нем прокатятся, будут жить вместе долго и счастливо. И поэтому автомашину, в которой ездил легендарный полководец, обычно за немалые деньги заказывают на свадьбы для поездки молодых.
Прославленная яхта
23 ноября 1937 года на верфи «Штулькен-Зон» в Гамбурге была заложена, а 16 октября 1940 года введена в строй в качестве штабного корабля командующего германским подводным флотом адмирала К. Деница яхта с романтическим названием «Бегущая по волнам» («Avizo Hella» – сокращенно «Хела»). На ее вооружении находились: 105-мм орудие, 37-мм пулемет и 20-мм сдвоенный зенитный автомат. Корабль был оснащен самым современным для того времени навигационным оборудованием и эхолотом. Но главным достоинством судна являлись просторные рабочие кабинеты для штабных работников, 6 кают апартаментов и 10 кают люкс – в стиле модерн, а также прекрасно отделанные кубрики и каюты для экипажа. Существует версия, что на яхте неоднократно бывали Адольф Гитлер, Герман Геринг и Бенито Муссолини. После поражения Германии при разделе немецкого флота «Хела» досталась Советскому Союзу, 20 января 1946 года на ней был поднят Военно-Морской флаг СССР, а в мае 1946 года она получила новое имя – «Ангара». После снятия вооружения яхта находилась в составе Балтийского флота и регулярно использовалась для практики курсантов Военно-Морского училища им. Фрунзе.
Позже судно было перебазировано в Севастополь, куда и прибыло 28 июня 1949 года. Здесь «Ангара» стала кораблем управления Черноморского флота ВМФ СССР. При этом «Ангара» в основном использовалась в качестве разъездной яхты Главнокомандующего ВМФ СССР на Черном море. Благодаря комфортабельности судно использовали для приема советских и иностранных государственных, партийных, военных деятелей. Среди них были Молотов, Ворошилов, Хрущев, Жуков, Рокоссовский и др. Из иностранцев можно назвать Иосипа Броз Тито, короля Афганистана Мухаммада Захир-Шаха, Урхо Кекконена, Владислава Гомулку, Яноша Кадара, Георге Георгиу-Дежа, Джавахарлала Неру и его дочь Индиру Ганди. Истории о том, что на яхте неоднократно бывал Сталин и однажды, когда ночью на корабле прорвало трубу, его ботинки стали плавать в воде, документально не подтверждены.
Неслучайно именно «Ангара» с ее роскошной обстановкой позже стала съемочной площадкой для десятков художественных и документальных фильмов, среди которых были «Два капитана», «Увольнение на берег», «Нейтральные воды», «Семь криков в океане».
На этой легендарной яхте, по словам военного историка А. Б. Широкорада, министр обороны Г. К. Жуков негодовал по поводу парадной морской формы: «Как-то маршал увидел вдруг невероятное: на верхних палубах кораблей, стоящих на рейде и у причалов, личный состав был во всем белом. Это его не только поразило, но и возмутило. Он и не ведал, что таким образом выражается флотское уважение именно к нему. Ведь по случаю прибытия на главную базу ЧФ министра обороны была отдана команда появляться на верхней палубе кораблей только в форме № 1 (для офицеров – белый китель и белые брюки).
«Почему на верхней палубе кораблей люди ходят в нижнем белье?» – вознегодовал министр и, даже не выслушав объяснений командующего флотом, распорядился такую форму… отменить».
Но с флотом отношения у Жукова всегда складывались сложно.
Жуков и Военно-Морской флот
По воспоминаниям адмирала Кузнецова можно составить такое представление о Жукове и особенностях взаимодействия сухопутных войск и Военно-Морского флота в Великую Отечественную войну: «В августе 1944 года мне довелось вылететь с Г. К. Жуковым в Румынию – готовилась операция на территории Болгарии. Румыния уже капитулировала – Ставка послала Жукова координировать действия фронтов в дни наступления, а меня – для помощи ему по части действия Черноморского флота. Помнится, в Чернаводе, где находился штаб маршала Ф. И. Толбухина, мы провели два дня. Я выехал в Констанцу в ожидании сигнала Ставки о наступлении. Жуков обещал поставить меня в известность. В штабе Ф. И. Толбухина, с которым я был знаком с 1931 года по маневрам в Ленинградском военном округе, мне впервые довелось увидеть Жукова, работавшего вместе с командующим фронтом над намеченной операцией по освобождению Болгарии. В делах сухопутных я не входил в детали, но все же был в состоянии уловить, как обстоятельно изучает положение на фронте маршал Жуков и насколько уверенно он дает указания своим подчиненным. Ведь шел уже 1944 год. Позади было много печальных уроков, но и приобретено немало опыта борьбы с немцами. «Итак, Черноморский флот в назначенное время высадится в Варне и Бургасе», – сказал мне Жуков, когда все планы были разработаны и я готовился выехать в Констанцу. «Вы, конечно, своевременно информируете меня?» – спросил я маршала, зная, что на этом этапе борьбы и на таком участке армия могла обойтись без помощи моряков. Мои опасения оказались не напрасными. Предупреждение о выступлении войск маршала Ф. И. Толбухина я получил не от Г. К. Жукова, а от своего представителя С. Ф. Белоусова, которому было приказано «внимательно следить» за обстановкой и не пропустить «момента выступления». Жуков же сообщил мне об этом с большим опозданием, и, как я тогда подумал, не случайно. Он ревностно относился к каждому листку лавра в награду за ожидаемую победу. Черноморцы также не хотели упустить возможности отличиться и попросили у меня разрешения высадить десант на летающих лодках «Каталина», чтобы скорее занять порты Варну и Бургас ввиду отсутствия, как предполагалось, сопротивления. Так и было сделано…»
Военно-Морское Министерство СССР было образовано в феврале 1950 года разделением Министерства Вооруженных Сил на Военное и Военно-Морское. После смерти Сталина в марте 1953 года Военно-Морское министерство СССР (последним Военно-Морским министром до 15 марта 1953 года был Николай Герасимович Кузнецов) было упразднено – вместо двух военных министерств было образовано Министерство обороны СССР, и поэтому Жуков, помимо сухопутных войск и авиации, отвечал и за боеспособность Военно-Морского флота, который получил более мощное оружие. Кроме того, советский военный флот должен был не уступать флоту потенциального противника. В 1955 году СССР передал Китайской Народной Республике со всем оборудованием и имуществом военно-морскую базу Порт-Артур, а в следующем году на территории Финляндии была ликвидирована военно-морская база Порккала-Удд.
Какова была роль Жукова в развитии флота? Об этом свидетельствует ряд документов, частично или полностью посвященных Военно-Морскому флоту, разработанных по приказу Жукова и направленных на утверждение руководству страны.
Сокращение срока службы в армии и на флоте
8 августа 1955 года Жуков отправил в ЦК КПСС докладную записку (под грифами «Совершенно секретно», «Особой важности») с предложениями о сокращении сроков действительной военной службы. В ней он указывал, что «в настоящее время в соответствии с Законом о всеобщей воинской обязанности и Указами Президиума Верховного Совета СССР старшины и матросы на кораблях, в флотских и ремонтных частях Военно-Морского флота проходят действительную военную службу в течение 5 лет…
В связи с сокращением войск, выводимых из Австрии, и намечаемым дополнительным сокращением Вооруженных Сил всего на 340 тысяч человек, а также ввиду возросшего общеобразовательного уровня граждан, призываемых на действительную военную службу, Министерство обороны вносит предложение о сокращении сроков действительной военной службы для старшин и матросов кораблей и флотских частей Военно-Морского флота с 5 лет до 4 лет…
При сокращении сроков действительной военной службы ежегодная потребность Вооруженных Сил в молодом пополнении на замену увольняемых в запас возрастет на 92 090 чел. Такой рост ежегодной потребности вытекает из того положения, что на кораблях и в частях Военно-Морского флота с 5-летним сроком службы состоит 324 182 старшин и матросов, из них ежегодно подлежит увольнению в запас 64 836 чел. При переводе на 4-летний срок службы ежегодно должно будет увольняться в запас 81 045 чел., т. е. на 16 209 чел. больше, чем при 5-летнем сроке службы…
Переход на новые сроки службы с одновременным сокращением численности армии и флота не увеличит потребности в молодом пополнении при очередных призывах.
Сокращенные сроки службы при первом очередном увольнении вызовут необходимость уволить с действительной военной службы военнослужащих не одного года призыва, как это проводится в настоящее время, а двух годов призыва.
Так, с кораблей и частей флота с 5-летним сроком службы (где устанавливается срок службы в 4 года) должны быть уволены одновременно старшины и матросы, прослужившие 5 и 4 года, а из частей с 4-летним сроком службы (где устанавливается срок службы в 3 года) – прослужившие 4 и 3 года.
Учитывая, что предлагаемое сокращение сроков действительной военной службы влечет увеличение потребности в старшинах, сержантах и младших специалистах на замену ежегодно увольняемых в запас, Министерство обороны, в целях создания нормальных условий для перехода на новые сроки службы, просит утвердить проведение следующих мероприятий:
– переход на новые сроки службы установить с 1 января 1956 года…»
В тексте приводятся аргументы, доказывающие эффективность сокращения сроков службы не только на флоте, но и сержантов и солдат Военно-Воздушных сил армии и флота, береговой обороны, радиотехнических частей, кораблей пограничных войск и частей специальной службы КГБ с 4 лет до 3 лет.
12 августа 1955 года Жуков подал в ЦК КПСС справку-доклад (под грифами «Совершенно секретно» и «Особой важности») о сокращении численности Вооруженных Сил Советского Союза. В ней указывалась численность Военно-Морского флота (747 452 человек) и предлагаемое сокращение списочной численности Военно-Морского флота на 33 000 человек. Сокращение численности планировалась осуществить в том числе путем «переформирования Амурской флотилии в Военно-речную базу и Северо-Тихоокеанской флотилии в Военно-морскую базу 1 разряда».
Неудавшееся награждение
Не все инициативы Жукова, касающиеся Военно-Морского флота, были поддержаны руководством страны. Наглядным примером может служить попытка министра обороны ходатайствовать о награждении Командующего Черноморским флотом вице-адмирала В. А. Пархоменко. 5 сентября 1955 года Жуков подал докладную записку в ЦК КПСС, в которой предлагал: «Учитывая его заслуги перед Военно-Морским Флотом и в связи с 50-летием со дня рождения, Министерство Обороны СССР вносит предложение о награждении вице-адмирала ПАРХОМЕНКО В. А. орденом ЛЕНИНА».
К этому документу прилагался Проект Указа Президиума Верховного Совета СССР.
Но через несколько дней руководство Министерства обороны получило ответ, в котором сообщалось о «нецелесообразности» данного награждения. Зам. зав. Административным отделом ЦК КПСС Золотухин отправил 14 сентября 1955 года в ЦК КПСС записку, в которой обращал внимание, что Пархоменко командует флотом с июля этого же года (к моменту подачи докладной записки Жукова Пархоменко командовал флотом меньше двух месяцев – он был назначен командующим 12 июля 1955 года, а 8 декабря 1955 года снят с этой должности после подрыва и гибели линейного корабля «Новороссийск» – А. Г.) и поэтому «достаточно проявить себя на этом посту не смог». А за участие в боевых действиях и выслугу лет Пархоменко уже был отмечен правительственными наградами…
Выдающий советский флотоводец адмирал Кузнецов, 3 марта 1955 года ставший (точнее будет сказать – звание было переименовано) Адмиралом Флота Советского Союза и первым заместителем Министра обороны СССР – Главнокомандующим Военно-Морским Флотом. На этом посту он уделял большое внимание технологическому перевооружению флота, в частности развитию авианосцев. Но при этом у Кузнецова возникали «непростые служебные отношения» со своим непосредственным начальником Г. К. Жуковым.
В своих воспоминаниях адмирал пишет, что «несколько раз предлагал маршалу Жукову найти время и выслушать меня в течение нескольких часов о состоянии флота. Я серьезно подготовился к этому и с картами надеялся доложить и разъяснить все, что ему будет непонятно. Он долго оттягивал мой доклад, наконец согласился и назначил время, я подобрал все материалы в двух экземплярах, один специально для него, набрал с собой для наглядности карт, чтобы более популярно излагать все вопросы. Но каково же было мое огорчение и разочарование, когда через 15 минут после начала моего доклада он беззастенчиво начал зевать. Несмотря на это, я, сдерживая свое негодование, продолжал докладывать. У него не хватило терпения, и через полчаса он прервал меня, попросив оставить весь материал в Генштабе с тем, чтобы потом «детально» познакомиться с ним. Что можно придумать еще более оскорбительного и грубого министру в отношении своего первого заместителя и Главнокомандующего Военно-Морским Флотом, чем такое, явно пренебрежительное, отношение к его докладу с зеванием во весь рот?
Не показывая вида, но, естественно, страшно расстроенный, я вернулся к себе в кабинет и задумался о причинах всего происходящего. Предположил, что, видимо, вопрос о моем нахождении на этой должности им уже предрешен, и он не считает целесообразным тратить время на разговоры со мной. Я готов был немедленно оставить пост, но мне не хотелось поступать так, чтобы это выглядело как мое личное нежелание служить с Жуковым.
Дни шли за днями, отношение Жукова к моим вопросам продолжало оставаться явно не в пользу флота. По проектам доклада он делал грубые замечания по телефону вроде: «Что там нагородили», «Я не могу подписывать эту чепуху», не давая одновременно своих четких разъяснений, в чем, собственно, «чепуха» и что там «нагорожено». Положение становилось невыносимым. С каждым днем Жуков становился все более нетерпимым, его мнения становились совершенно непререкаемыми. Теперь уже он не только не терпел возражений, но даже по чисто флотским специальным вопросам, в которых он, конечно, не мог подробно разбираться, делал свои категорические заключения, даже не слушая моего мнения как специалиста-моряка. Так, в разговоре по десантным средствам он мне заявил, что не собирается ими пользоваться, а пойдет куда потребуется на танках. Он спросил, знаю ли я, что были опытные учения с плавающими танками? Я ответил, что хорошо знаю, заметив одновременно, что учения проводились в бухте на Черном море, и обстановка там не имеет ничего общего с обстановкой на море или даже в проливе шириной в несколько миль. В ответ я получил очередную грубость, и разговор на этом закончился.
Докладывать высшему начальнику (Булганину) было бесполезно. Ухватившись за портфель Председателя Совета Министров, он абсолютно забыл все флотские вопросы, полагая, что они теперь полностью в компетенции Жукова».
Кроме того, адмирал Кузнецов в своих мемуарах отметил, что предлагаемая им программа судостроения «откладывалась из года в год, и, добившись обсуждения ее на Президиуме ЦК, я услышал мнение Жукова и Хрущева, что этот вопрос следует снова отложить на неопределенное время».
Катастрофа «Новороссийска»
После выхода потерпевшей поражение во Второй мировой войне Италии страны-победительницы разделили итальянские боевые корабли в счет репараций между собой. Советскому Союзу, рассчитывавшему получить новые линкоры, достался лишь устаревший «Джулио Чезаре» (итал. – «Giulio Cesare», в честь великого полководца и правителя Гая Юлия Цезаря), спущенный на воду 15 октября 1911 года и вошедший в строй 14 мая 1914 года. Линкор, участвовавший в Первой и Второй мировых войнах, 3 февраля 1949 года в албанском порту Влёра был передан советской комиссии во главе с контр-адмиралом Г. И. Левченко. Приказом по Черноморскому флоту от 5 марта 1949 года этому линкору присвоили название «Новороссийск». С 1950 по 1955 год «Новороссийск» семь раз находился в заводском ремонте, последний раз – с 13 февраля по 29 марта 1955 года на Севморзаводе.
Вечером 28 октября 1955 года линкор вернулся из похода для участия в празднованиях по случаю 100-летия обороны Севастополя. 29 октября в 1 час 31 минуту под корпусом корабля (находившегося возле Госпитальной стенки Севастопольской бухты) с правого борта в носу раздался взрыв, эквивалентный тонне тротила, насквозь пробивший корпус корабля, вырвавший часть палубы полубака и пробивший в подводной части дыру в 150 м. В месте взрыва находились носовые кубрики, и поэтому в первые минуты катастрофы погибло более 150 человек. Спустя 30 секунд раздался второй взрыв по левому борту, в результате которого образовалась вмятина в 190 м. Чтобы спасти корабль, его пытались отбуксировать на мелководье, но распоряжением командующего Черноморским флотом вице-адмирала В. А. Пархоменко начатая буксировка была приостановлена. Затем запоздалое приказание о возобновлении буксировки оказалось бессмысленным, поскольку носовая часть уже села на грунт. Помимо этого, не сразу командующий Черноморским флотом позволил эвакуировать не занятых в спасательных работах моряков, которых на юте скопилось до 1000 человек. Когда решение об эвакуации было с опозданием принято, крен линкора начал стремительно нарастать. В 4 часа 14 минут «Новороссийск» лег на левый борт и вскоре уткнулся мачтами в грунт. Через восемь часов корпус судна полностью исчез под водой.
Читать бесплатно другие книги:
