Призрачный мир. Сборник фантастики Дивов Олег

Хозяева хижины не появляются. Может, ушли в дальний поход на орков или гномов, а может, вообще забросили неудобную фазенду за ее отдаленностью от эльфийской столицы Кохинора. Вокруг хижины разросся одичавший сад, так что лечебное голодание не входит в наши ближайшие планы. Но я предпочел бы мясо.

Мы давим сок из плодов и поим им Ленору, когда она ненадолго выныривает из забытья. Это случается все реже.

— Вот что, Камень, — говорит мне Потерявший Имя на третий день после того, как принцесса слегла. — Нужен лекарь.

Обычно старик более церемонен и называет меня не иначе, как «достойный Камень», но сейчас говорит коротко и по делу. Стало быть, считает, что все очень плохо.

Мне тоже так кажется.

В саду старик вырезал себе новую палку и три дня строгал ее, надеясь довести до кондиций магического посоха с врачебным уклоном, но не преуспел. Оказалось, что заготовка посоха годится для излечения одной лишь чесотки, и старик, с сожалением признав допущенную где-то ошибку, начал доводить палку до ума в направлении усиления боевых качеств. Разумеется, тоже с изъяном.

— Ты знаешь в этих краях хоть одного лекаря?

— А ты?

— Когда-то знавал эльфийку Нежриэль, правда, она врачевала только от пьянства. Помню, как она лечила соседнего короля Кюрдамира, так он потом не только от эля отказался, но и все посевы ячменя в стране потравил…

— Не то, — сокрушается Потерявший Имя. — А я в прежние годы знавал многих, но вот беда: с эльфами я издавна не в ладах. Так что ухаживать за принцессой останусь я, а тебя, благородный Камень, прошу отправиться на поиски лекаря… — Старик снова начинает изъясняться в привычной ему манере.

Я не против отправиться за врачевателем. В случае чего Потерявший Имя как-нибудь сумеет оборонить Ленору: помимо оставленного мною меча, у него еще есть кинжал и новый посох. Мне же бояться и вовсе нечего: как правило, с эльфами нетрудно договориться. А главное, эльфийки не имеют обыкновения целовать людей, за каковое качество я ставлю их минимум на одну ступень выше человеческих женщин.

Вечно у меня находится какое-нибудь дело. Иначе я давно бы уже откочевал на крайний юг, где, по слухам, люди, не зная поцелуев, в знак нежности трутся друг о дружку носами и верхом неприличия считается подхватить насморк.

Простившись со стариком и с сожалением взглянув на мечущуюся в горячечном бреду Ленору, я ухожу. Мой путь не близок. Проще всего поискать лекаря в Кохиноре, до него примерно сутки пешего хода, и часть пути пройдет по границе между эльфийским королевством и страной Кюрдамира. Пять лет назад здесь не было никаких пограничных конфликтов, но теперь — кто знает?

Между прочим, пять лет назад никто ничего не слыхивал и о Зрячих Кольцах, а теперь они вдруг понадобились всем! Кроме меня, но не бросать же мне Ленору и Потерявшего Имя! Красота и магия — это хорошо, но сами по себе, без героя, привыкшего к походам и сражениям, они мало чего стоят. А герою крайне необходимо соответствующее оружие, какой-нибудь клинок не из самых плохих, желательно заговоренный… Эх, жаль, пропал мой верный кистень Чтозаболь!

Случись поблизости другой герой моих бойцовских качеств, я без особых колебаний уступил бы ему мою миссию. Но только откуда он возьмется? За десять лет моей жизни человеком и за тысячу — камнем я встретил лишь одного равного себе противника, и то это случилось давным-давно. Некий киммерийский варвар шел добывать себе королевство, а я шел просто так.

Никакие королевства мне были даром не нужны. До сих пор не возьму в толк, с чего он решил, будто я могу стать его конкурентом, но кончилось тем, что мы с ним безрезультатно сражались целые сутки. Ох уж мне эти северные гопники!

Граница выложена белыми камнями. Круглые тесаные камни чередуются с длинными, снабженными нашлепками на торцах. Все правильно, так и на картах рисуют. Я шагаю по камням, демонстративно не нарушая ничьей границы — мне вовсе не хочется, чтобы из ближайших кустов в меня пустил стрелу какой-нибудь не в меру рьяный пограничный страж. На одном треснувшем камне надпись, гласящая, что этот обтесанный кусок известняка имеет имя собственное — Спорный камень, и что из-за споров о его правильном местоположении сто лет назад погибли пятьсот эльфов и триста людей плюс эскадрон назгулов. В сухой земле до сих пор отпечатаны следы ваг, которыми конфликтующие стороны двигали камень. Поперек надписи грубо высечено «Харальд». Гопник побывал и тут.

Рассматривая надпись, я стою на соседнем камне — круглом. И вдруг слышу:

— Сойди с меня.

Оглядываюсь — никого. Не камень же подал голос! Во-первых, камню нечем разговаривать, а во-вторых, вряд ли он мой собрат: Драхма не повторяет дважды одних и тех же шуток.

— Сойди с меня, кому сказано!

Ну ладно. Схожу. Не жалко.

— Так-то лучше. А то, понимаешь, встал, дубина, прямо на глаз… — И камень медленно моргает.

Интересно. Знал я, что иные драконы с возрастом приобретают способность мимикрировать, но чтобы настолько…

— Сам ты дубина, — отвечаю нагло. — Нашел, где разлечься… А я — Камень.

Из земли поднимается то, что я принимал за ровное поле с ниточкой пограничных камней, — крупный дракон южного подвида. Одноглавый. Кажется, не огнедышащий. На левом боку медленно тускнеют белые пятна — круглые и продолговатые.

— Раз Камень — значит, невкусный? — деловито осведомляется дракон.

— А ты попробуй на зуб! — дерзко предлагаю я. В дерзости мое спасение, отбиваться от трехэтажной зверюги мне нечем.

Дракон долго обнюхивает меня.

— Человек, — определяет он наконец. — Но не то. Не знаешь, где можно поблизости достать девственницу?

— А ты не знаешь, где можно поблизости достать лекаря?

— Найди мне девственницу, и будет тебе лекарь.

— Пожалуйста, — отвечаю я. — Королевство Копролит, что к северу от перевала. Нынешняя королева Геенна подойдет?

— Королев я еще не ел, интересно будет попробовать, — благосклонно кивает дракон. Затем на его морде отражается сильное сомнение. — А она девственница?

— Наверняка, — импровизирую я. — Ну кто к такой подойдет, ты сам подумай…

Дракон недоверчиво фыркает, но спорить не собирается.

— Ну, я полетел…

— Погоди! — кричу я. — А лекарь?

— Ах да… — Дракон, уже начавший расправлять крылья, складывает их вновь. — Человека или эльфа искать долго… А может, я на что сгожусь?

— Может, и сгодишься, — говорю я, критически осматривая своего собеседника, — особенно если ты мудрый дракон.

— Мудреющий, — сознается он и разевает пасть. — Зубы мудрости видишь? Совсем еще маленькие. Только-только прорезались. Дай, думаю, в последний раз полакомлюсь девственницей — потом-то уж ни-ни…

— А людей врачевать умеешь?

— Невелика наука.

— Тогда пошли.

— Может, полетели? — И дракон расправляет крылья. На правом красуется татуировка «Харальд».

— Только невысоко. Привлекать внимание нам ни к чему.

Летим. На бреющем. В воздушной яме крыло дракона цепляет один из пограничных камней, тот откатывается в сторону. Ох, чую, быть еще одному камню спорным…

Я удобно сижу на спине дракона, держась за костяной шип. Кажется, мне — вернее, Леноре — повезло. Пока я добрел бы до Кохинора, пока нашел бы лекаря… Да и в эльфийском языке я не упражнялся с моего позапрошлого человеческого воплощения. А с драконом мы понимаем друг друга вполне прилично.

— Кого лечить будем? — спрашивает дракон, повернув голову так, чтобы видеть меня одним глазом.

— Принцессу Ленору.

— А-а… Она случайно не девственница?

— Ее на мне насиловали, — уклоняюсь я от прямого ответа. — Кстати, у нее можно узнать подробности о Геенне… Ты вперед-то посматривай. Врежемся в мэлорн — мало не покажется.

Словно в ответ прямо по курсу возникают несколько мэлорнов — большущих реликтовых деревьев, давным-давно вырубленных в человеческих странах, но сохранившихся в Забугорне. Эльфы их берегут, дракон тоже. Он закладывает крутой вираж, затем делает «горку». Неожиданно из кроны одного дерева вылетает стая стрел, стучит по драконьей шкуре. Мудреющий дракон не обращает внимания. Вообще, мудрый дракон отличается от глупого тем, что понимает: с двуногими лучше не связываться.

Вот и хижина.

За несколько часов моего отсутствия обстановка решительно изменилась: я не скажу, что здесь стало людно, только потому, что стало ГНОМНО. Перед хижиной их собралось не меньше пятидесяти, они наседают на Потерявшего Имя, и тот прыгает между ними, награждая наиболее настырных трескучими ударами нового посоха. Многие гномы явились с кирками и лопатами, но старика могут смять и просто числом…

Заходя на посадку, дракон сметает кожистым крылом половину гномьего отряда. Соскочив с драконьей спины, я разгоняю другую половину одним своим видом. Гномье поголовье с писком исчезает в кустах.

— Напрасен твой пыл, доблестный Камень, — с серьезным видом говорит старик, но, по-моему, внутренне хохочет. — Эти несчастные вовсе не угрожали ни мне, ни принцессе…

— А то я не видел!

— Нет, в самом деле. Они пришли лечиться. Разве я не сказал тебе, что мой посох излечивает чесотку? Наверное, кто-то из гномов услышал, у них очень чуткий слух. А среди гномов чесотка очень распространенная хворь — у них под землей тесные жилища, жара, тяжкий труд… Потеют, а помыться чаще всего негде. Вот и пришли ко мне…

В ладони старика горсточка необработанных сапфиров — плата за лечение.

— А ты случайно не спросил их о пути к Зрячим Кольцам? — интересуюсь я. — Гномы-то должны его знать, они всюду ходов нарыли…

— Забыл… Но я и так знаю путь.

— Точно знаешь? — наседаю я.

— Ну… примерно. Направление — да. А вот насчет того, что может встретиться нам на пути… — Он смущенно разводит руками.

В кустах смородины раздается кашель. В то же мгновение я делаю рывок и сцапываю подземного жителя за ногу, прежде чем он успевает скрыться в норе. Вытаскиваю его на свет, хватаю поперек туловища, тащу к старику.

Сейчас будем чинить допрос.

Гном возмущенно верещит. Я держу его под мышкой, чтобы не сбежал. Он маленький, толстый, лысый и очень сердитый. Его шапочка из кротового меха осталась в норе, как и кирка. Он молотит меня кулачками и пытается укусить. А еще он чешется.

— Как тебя зовут?

Молчание.

— Ты тоже потерял имя? Я буду называть тебя Амнезием, поскольку ты мужского пола. Чесоточным Амнезием.

В ответ сопенье и попытка укусить.

Дракон вежливо молчит. Кажется, гномы не входят в его меню.

— Так вот, Амнезий. Ты получишь свободу и половину вот этих сапфиров, если подробно расскажешь, какие опасности ждут того, кто хочет найти Зрячие Кольца. Договорились?

— Нет! — Гном впервые обнаруживает голос.

— Не забывай, мы на эльфийской территории. Стоит мне отвести тебя в Кохинор… Ты получаешь свободу и все сапфиры в обмен на нужные нам сведения, это мое последнее слово. Согласен?

— Нет!

— Тебе что, из всех человеческих слов известно только «нет»?

— Нет!

Убивать столь жалкое существо я, разумеется, не собираюсь. По-видимому, толку мы от упрямца не добьемся, так не лучше ли дать ему пинка и отпустить восвояси?

— Погоди, доблестный Камень, — останавливает меня старик и обращается к гному. — Я успел тебя вылечить?

— Нет, — пищит гном и принимается яростно скрести спину. Для такого дела руки у него коротковаты. Вероятно, он привык использовать кирку.

Потерявший Имя без слов взмахивает посохом. Первый удар достается гному, второй — мне.

Больно. На плече вспухает синий рубец.

— Вещь, как всегда, с изъяном, — оправдывается старик, но тем не менее довольно оглаживает бороду. — Требует приложения силы, а иначе не лечит…

— Меня-то зачем?

— На всякий случай. Зато теперь на тебе не осталось ни одного чесоточного клеща. Можешь не благодарить.

— И не собираюсь, — бурчу я, оглаживая вздувшийся рубец. Но Потерявшего Имя мои эмоции и я сам в данный момент не интересуют, он лишь просит меня отпустить гнома. Что я и делаю с большим неудовольствием.

Гном немедленно пытается удрать, но тут же сгибается пополам от приступа кашля. Кашляет он долго, с увлечением. Видно, что это для него привычное занятие.

— Сначала я найду Зрячие Кольца, — вкрадчивым голосом говорит старик, — а потом вернусь и сделаю вещь без изъяна. Хорошую вещь, такую, которой можно будет вылечить силикоз…

Мне становится понятно. Наверняка чесотка для подземных жителей — не самый ужасный бич.

Гном молчит, но колеблется.

— И радикулит…

Готово: гном сдался. И даже не требует назад сапфиров.

Мы узнаем много нового. Во-первых, Зрячие Кольца были сотворены много веков назад великим и просветленным магом Рефрактором, чья дальнозоркость с тех пор вошла в поговорку, ибо ничто в мире не могло укрыться от его глаз. После Рефрактора Кольца принадлежали его ученикам и ученикам его учеников, последним из которых был светлый Анастигмат. Пока Кольца находились в руках светлых сил, в мире царил относительный порядок, во всяком случае число творимых злодеяний как минимум не превышало удесятеренного количества добрых дел. Все пошло иначе, как только Кольцами завладел Серый Властелин, мечтающий, разумеется, о власти над миром.

Начались войны и дворцовые перевороты, всякая нечисть принялась пакостить в открытую, а маги, остро необходимые государям для ведения военных действий, обнаглели настолько, что в обмен на услуги требовали министерских постов.

Во-вторых. Серый Властелин владычествует над угрюмой горной страной Катаракт, что находится на крайнем западе земного диска. Единственная дорога в Катаракт вьется по дну мрачного ущелья, где струятся воды Отравленной реки и самый воздух пропитан ядовитой сыростью. Дорогу сторожат три хорошо укрепленных замка: Танагр, Онагр и Тарбаган. Для того чтобы достигнуть начала этой дороги, нужно пересечь семь враждующих друг с другом королевств, одно княжество и Ничьи Земли, населенные созданиями Тьмы, а кроме того…

Гном рассказывает долго и обстоятельно, обращаясь главным образом к Потерявшему Имя. Похоже, он надеется, что тот вернется с полдороги достаточно живым, чтобы смастерить для гномьего народа средство от силикоза, хотя бы с изъяном. До моей судьбы ему нет никакого дела, он даже не скрывает, что я заведомо обречен погибнуть задолго до конца пути.

Досказав все, он неожиданно бросается наутек — только треск стоит в смородиновых кустах. Пуганые здесь гномы — слову не верят. Скверные времена, скверные нравы…

Переходим к лечению принцессы. На дворе трава, на траве рваный зеленый плащ, случившийся в хижине, на плаще — Ленора в беспамятстве. Дракон осматривает ее одним глазом, затем другим.

— По-моему, она все-таки девственница, — плотоядно говорит он и шумно облизывается.

— Ты не гадай, ты лечи! — обрываю я. — Эта девушка не для тебя, понял? Не понял — будем сражаться!

По правде говоря, сражаться с драконом меня вовсе не тянет. Одна надежда на то, что он все-таки мудреющий.

— Ладно, понял. — Вздох дракона похож на сход небольшой лавины. Стены хижины трясутся. — Отойди, свет застишь…

Язык у него раздвоенный, но я только теперь понимаю, что у него и слюна разная. На левом кончике языка она мертвая, на правом — живая. Век живи, век учись.

По-моему, дракон не столько обрабатывает рану, сколько смакует вкусовые ощущения. Но дело сделано: рана закрылась, Ленора в сознании. И даже нисколько не испугана.

— Это кто?

— Дракон, — объясняю. — Мудреющий. Он тебя вылечил.

Ленора произносит благодарственную речь. Дракон в показном смущении машет на нее крылом, отчего с эльфийской халупы ветром сносит крышу, и улыбается во всю кошмарную пасть.

— Не стоит меня благодарить, о деликатеснейш… то есть деликатнейшая из принцесс. За твое исцеление мне указан путь к усладе желудка Геенне…

— Ха! — Ленора веселится. — А ты знаешь, сколько у Геенны воинов? А магов? А ведомо ли тебе, что на стенах города установлены баллисты, числом пятьдесят, чьи стрелы пробивают дракона навылет?

Дракон мрачнеет и поворачивается ко мне.

— Ты почему не сказал?

— А ты не спрашивал.

— Та-ак… — Дракон в раздражении колотит хвостом, оба его глаза наливаются кровью. — Сговорились, да? Думали, я настолько глуп, чтобы летать в пределах досягаемости баллист? Я же не глупый, я мудреющий! Надули, да?

— Погоди, — осаживаю я его. — Мы ищем Зрячие Кольца и приглашаем тебя пойти с нами. Если мы найдем их, могуществу Геенны наступит конец. Вот тогда и пообедаешь…

Дракон долго думает. Но уже остывает. Это хорошо: он не огненный дракон и перегрев ему вреден.

— Далек ли путь? — наконец осведомляется он.

— Порядочен.

— А куда идти?

На выручку мне приходит Потерявший Имя. Прошептав заклинание, он плашмя швыряет свой посох на землю. С посохом немедленно происходит метаморфоза: он уплощается и удлиняется, быстро превращаясь в тропу. Вот это да!

Самонаводящаяся дорога!

— Боевого оружия не получилось, — извиняется старик. — Но хоть что-то…

— С изъяном?

— Да. Надеюсь, с небольшим.

— Ну как, — вопрошаю дракона, — пойдешь с нами?

Тот тяжко вздыхает, отчего стены эльфийской халупы рушатся, как карточный домик.

— Придется…

— А коли придется сражаться с врагами, а?

— Ну… я ведь еще не мудрый, я только мудреющий. — И дракон сконфуженно прячет голову под крыло.

Мы идем через земли короля Кюрдамира. После небольшой бескровной стычки с пограничной стражей мы держимся настороже, хотя вообще-то это страна мирная. Говорят, что с тех пор, как славный Кюрдамир стараниями врачевательницы Нежриэль излечился от беспробудного пьянства, он настолько полюбил физические упражнения и стрельбу, что даже велел подданным забыть его прежнее имя и стал именоваться Биатлоном, носителем двух достоинств.

Королевство Биатлона — процветающая страна, войны обошли ее стороной. Зато к западу от королевства воюют все, кому не лень.

Туда мы и направляемся.

Леноре не сидится на привалах — она требует, чтобы я учил ее бою на мечах, коих у нас полный комплект после приграничной стычки. Я и учу. На дракона надейся, а сама не плошай. Мудро, принцесса, мудро. Со временем о тебе разнесется слава как о справедливой королеве-воительнице, но видел бы тебя твой покойный папаша Угорел — залился бы слезами. Ведь ты не постесняешься подержать в тюрьме крестьянина, не заплатившего налоги, и вздернуть на крепостной стене предателя? Ну и правильно.

Тропа, еще недавно бывшая посохом, пряма, как стрела, и вовсе не собирается обходить разные природные мелочи вроде буреломов, скал, оврагов и болот. Потерявший Имя, только что вытащенный нами из зыбучей трясины, хмурится на ходу, вычесывает из бороды сфагнум и объявляет, что эта-то неразборчивая прямизна и есть изъян его изделия, хорошо, если единственный.

Мы переправляемся через Мэйнстрим, когда-то самую могучую реку из всех, какие я знал. Теперь я точно вижу неустроение в мире: от реки остался хилый ручеек, петляющий по стрежню бывшего русла великой реки. Сухие водоросли, скелеты рыб, потрескавшаяся корка окаменевшего ила. Речные духи или погибли, или переселились жить в боковые протоки, прежде почти сухие, а теперь на диво многоводные.

Мне знакомы эти края, я бывал здесь когда-то, правда, в последний раз сравнительно давно: лет шестьдесят назад. Если не считать реки, ландшафт с тех пор мало изменился. Вон и знакомый холм с плоской вершиной стоит, как стоял, и все та же хижина земледельца у подножия холма…

Нет, я не утерплю, я сбегаю посмотреть…

Когда в прошлый раз я проходил здесь, спеша на помощь робкому и богомольному королю Монастиру, взятому в плен жрецами Тьмы, то решил срезать путь через вершину холма. Вершину я нашел еще более плоской, чем ей полагалось быть от природы, проще говоря, искусственно выровненной, со снятым слоем почвы и выкорчеванными кустами. На холме находился крестьянин, ничуть не испугавшийся при моем появлении. Он сидел на деревянной колоде, с ног до головы обсыпанный каменной крошкой, и тесал зубилом здоровенный гранитный валун. На валун-то я и присел, желая отдохнуть и поболтать со свежим человеком, ибо целых десять дней перед тем если что и слышал, то только свист клинков, грозный гул моего верного кистеня да стоны умирающих — вольно же им было подставлять свои головы под Чтозаболь!

— Если ты хочешь разбить этот камень, то неправильно держишь зубило, — сказал я, справедливо полагая, что знаю о камнях все.

— Я не хочу его разбить, — ответил крестьянин, не прерывая работы. — Я хочу его обтесать. Чтобы был прямоугольным. Четыре локтя в длину, три в ширину и два в высоту.

— Зачем?

— Площадку видишь? — показал он глазами. — Ее разровнял мой дед. Здесь будет… постройка. Сто шагов в длину, сто в ширину, сто локтей высоты. Это здание будет видно отовсюду, сюда будут приходить люди…

— Значит, это будет храм? — спросил я в великом сомнении.

— Не храм, а Храм, — поправил он интонацией.

Понятно…

— Какому богу?

— Никакому. Всем. Какая разница? Просто Храм.

— И когда ты надеешься его закончить? — спросил я.

— Я — никогда. Мой дед за всю жизнь сумел лишь подготовить площадку. Если боги позволят мне дожить до старости, то, наверное, я сумею обтесать и уложить в фундамент первый камень. После меня работу продолжит мой сын, — крестьянин кивнул в сторону хижины, возле которой мальчонка лет пяти пытался сбить плод с грушевого дерева, — а потом его сын, а потом внук и так далее. До тех пор, пока на этом месте не встанет Храм — сто шагов в длину, сто в ширину, сто локтей высоты…

Я попытался прикинуть в уме, сколько понадобится времени для строительства Храма такими темпами, и не сумел: выходило что-то запредельное. Идеи столько не живут, не говоря уже о людях.

— Зачем? — только и спросил я.

— Людям нужен Храм, — объяснил крестьянин. — Просто Храм, куда можно хоть раз в жизни прийти, и неважно, что каждый будет искать в нем что-то свое. Не знаю, найдет ли, хотя мне хотелось бы, чтобы нашел, — но знаю, что каждый пришедший обязательно оставит здесь что-то свое, сокровенное, не видимое, может быть, даже бессмертным богам, и тогда Храм станет немножко больше. Ведь Храм — это не только камни. Он станет расти до тех пор, пока не объемлет весь мир…

Вернее, пока очередная война не размечет его по песчинке, мысленно поправил я. Бедняга-фанатик. Но забавный.

— А ты уверен, что к моменту окончания строительства на земле еще будут жить люди? — спросил я.

— Неважно. Важно то, что кто-то начал строить Храм. Это уже надежда, верно? — Крестьянин отложил молоток, поплевал на точильный брусок и принялся поправлять затупившееся зубило. — А теперь, если отдохнул, иди. Ты воитель, я строитель. Не хочешь помочь — не мешай.

Я и пошел.

А теперь делаю крюк, взбегая на холм. Потерявший Имя, Ленора и мудреющий дракон медленно бредут по тропе недалеко от подножия холма и следят за мной. В глубине души все трое не уверены, что я не собираюсь дезертировать.

На холме сидит крестьянин и хмуро стесывает с камня топорно высеченное имя «Харальд». Это второй камень будущей постройки — первый закончен и уложен неподалеку.

При виде грозного воина крестьянин нисколько не пугается и не прекращает методично стучать зубилом. Мне удается его разговорить.

— Тот камень, спрашиваешь? Его мой дед обтесал, а площадку разровнял прапрадед. Здесь будет Храм: сто шагов в длину, сто в ширину, сто локтей высоты…

— А что же отец?

Крестьянин хмурится.

— Отец отказался продолжить начатое прапрадедом и дедом. Сказал, что и в поле работы довольно. Таким же и прадед был… А я решил, что дед прав. Где лежит один камень, там должен быть и второй, верно? А третий втащит на холм и обтешет мой сын, если только не решит, что его отец сумасшедший…

Возле хижины под холмом мальчишка трясет грушу.

— А если не сын, то внук?

Крестьянин кивает. Я качаю головой, но, уходя, неожиданно для самого себя оборачиваюсь и говорю:

— Удачи тебе.

Удача, скорее, нужна нам. Покинув мирное королевство Кюрдамира-Биатлона, мы движемся по странам, полыхающим войнами. Кругом поля, заваленные трупами, дым и пепел, поставленные, но не снятые заклинания и ни одной уцелевшей деревни. Ни одного овечьего стада. Голодно. Мы еще терпим, а дракону для пропитания чрева приходится регулярно летать на фуражировку, и с каждым днем все дальше. Чем питаются армии, продолжающие боевые действия, совершенно непонятно.

В отсутствие дракона на нас нападают шайки мародеров, сборщиков податей, вербовщиков, лесных братьев, бандитов и просто людоедов. С нашей стороны потерь нет, и нам удается пополнить оружейный запас. Теперь помимо двух мечей у меня имеется и кистень — похуже, чем Чтозаболь, но тоже ничего.

Потерявший Имя наскоро заговаривает шипы на смертоносном шаре — заговор с изъяном все-таки лучше, чем никакого.

Мы пробираемся сквозь дремучий лес. Дракон устал, но исправно проламывает просеку. Он без труда сумел бы перенести нас по одному поверх деревьев, но за плотной зеленью крон ни за что не разглядел бы тропы. Поэтому он ворчит, но продолжает расчищать путь.

Непролазные чащобы Ничьих Земель населены свирепым зверьем. На нас бросаются чудовищной величины медведи, кабаны, единороги, крупные нелетающие птицы и существа, которым еще не выдуманы названия. Голодный василиск, питающийся окаменелостями, провожает нас долгим пристальным взглядом, напрасно надеясь, что кто-нибудь из нас посмотрит ему в глаза.

Не на таких напал. Лесные овраги кишат всякой нечистью. Стаи небольших плотоядных существ, похожих на обезьян, скачут по веткам над нашими головами, днем гадят, а ночью пытаются загипнотизировать нас и сожрать.

Потерявший Имя отбивается ответным колдовством, у него много работы и вечно какой-нибудь изъян в обороне.

Уже на выходе из леса меня предательски ранят отравленной стрелой какие-то человекоподобные создания Тьмы. Ринувшийся в кусты дракон догнал и сожрал одного и тоже едва не отравился. А я совсем плох и, чувствую, долго не протяну.

Потерявший Имя, смастерив из кривого сучка предмет, названный им Волшебным Ухом, собирает консилиум магов-врачевателей, находящихся на разных краях земного диска. Он многократно переспрашивает — плохо слышно. Несомненно, Волшебное Ухо получилось с изъяном. Мне сильно повезет, если оно всего лишь поражено частичной глухотой и не искажает смысл сказанного.

Лечение найдено: я снова должен стать камнем. На время. Против гранита яд бессилен, он быстро скиснет и утратит смертоносные свойства. Но как, назгул меня заруби, я снова стану человеком?!

Очень просто. Можно подумать, что в стране, где тридцать лет не утихают войны и погромы, уже не найти ни одной девственницы — ан нет. Одна есть.

Правда, она безобразна и горбата, зато совсем не прочь потерять невинность, особенно в обмен на обещанное удаление горба. Потерявший Имя инструктирует горбунью: она должна всячески сопротивляться, ибо насилие есть насилие, все должно быть натурально. Ленора быстро чмокает меня в губы, и…

Я снова камень. Лежу, выздоравливаю и злорадно наблюдаю, как Потерявший Имя варит какое-то зелье — наверняка возбуждающее. Других мужчин поблизости нет, а у старика годы не те, чтобы без специальных сильнодействующих средств бросаться даже на спелых красавиц, не говоря уже о горбуньях.

Кажется, пора. Горбунья блудливо хихикает. Ленора деликатно отворачивается. Я страшно жалею об отсутствии век — закрыл бы глаза и ничего не видел…

Кошмар!..

Однажды по приказу какой-то теперь уже давным-давно покойной королевы ее воины насиловали в трех шагах от меня одну рыженькую. Они поленились дотащить ее до меня, такого удобного камня, и мне почти два столетия пришлось дожидаться другого случая! Но и тогда мне не было столь противно…

Что, уже?..

Дело сделано. Я пребольно придавлен горбом, зато снова нахожусь в человеческом облике. Из своего очередного посоха и дырявого булыжника старик мастерит Волшебный Молот — и одним ударом выпрямляет горбунье спину. От удара ее глаза съезжают к переносице — изъян есть изъян, — но женщина, поразив меня рассудительностью, решает, что косоглазие много лучше горба. Она чрезвычайно довольна.

Я тоже.

Крайне недоволен Потерявший Имя: изъян возбуждающего напитка проявился в неудержимой икоте. Продолжая путь, мы тихонько хихикаем, а дракон просто ржет. Но уже ночью громкая икота старика доводит нас до исступления, мешая спать. По счастью, к утру недуг прекращается, но старик настолько измучен, что не может идти, и дракон соглашается подвезти его на себе.

Мы идем по удивительным странам. В одной из них нет людей, зато оружие воюет само по себе. Мечи против бердышей, ассегаи против шестоперов.

Поминутно саморазряжаются арбалеты. Мне почти удается уговорить один из не очень сильно затупленных мечей пойти с нами, но в последнюю минуту он отказывается. В другой стране, совершенно прямоугольной, почти сплошь покрытой ядовитым океаном, люди живут в великой тесноте на нескольких квадратных островках, постоянно подвергающихся набегам гигантской плотоядной каракатицы. На каменной стене, замыкающей эту страну, высечено:

«Здесь был Боройгал» и «Харальд».

В следующей стране опять война. Великан по имени Полкодав, громадный человечище с простоватым лицом и русыми кудрями, касающимися облаков, в одиночку сражается с многочисленной армией. Тактика его незамысловата: прицельно упасть и задавить целый вражеский полк, операцию повторить необходимое число раз. Враги осыпают Полкодава стрелами и заклинаниями.

Дальше не пройти никак. Армия желтокожих воинов из империи Бань-Янь сошлась на равнине с дружиной княжества Вань-Встань. Не имея намерения лезть в драку, мы собираемся тихонько миновать поле брани, но не тут-то было: завидев нас издали, воины обеих ратей прекращают бой и перестраиваются для нападения. На нас.

— Это козни Серого Властелина! — в гневе и отчаянии кричит Ленора. — Он нас видит!

— Конечно, видит, — подтверждает Потерявший Имя. — Он наблюдал за нами с самого начала. С помощью Зрячих Колец очень удобно… наблюдать.

— Что же делать? — потерянно вопрошает Ленора. — А дракона они не испугаются?

— Уже не испугались, — огорчает старик. — В Бань-Яне драконов прорва, там привыкли.

Мудреющий дракон печально соглашается. В молодости он бывал в империи желтокожих и, как все молодые драконы, пробовал хулиганить, но едва успел убраться невредимым. Из всех видов искусств там в наибольшем почете боевые да еще художественная резьба по драконьей кости, а тамошние маги придумали швыряться больно жалящими шариками огня…

— Что же ты не сработал еще один набор игральных костей? — укоряю я старика.

— А когда мне было срабатывать? — отмахивается он от меня и обращается к дракону: — Ты сможешь поднять в воздух нас троих?

Дракон тяжко вздыхает.