Призрачный мир. Сборник фантастики Дивов Олег

— Доктор, что вы можете сказать вот об этом? — Патрик вынул из кармана страницу «Дейли телеграф» с аккуратно обведенным объявлением и положил на стол.

Доктор неспешно ознакомился с объявлением и вновь поднял взгляд на гостя.

— Вы хотите сказать, что мне предстоит лечить кого-то из жертв этого… убийцы? — нахмурился Мортимер.

— Нет. Я хочу сказать, что вам предстоит лечить этого убийцу. Вот послушайте…

И Патрик во всех подробностях поведал о визите мистера Джеймса Тэлбота.

— Действительно необычный случай, — чуть помолчав, признал Мортимер. — И что вы намерены предпринять?

— По-моему, тут все ясно, — произнес Патрик. — Не знаю, как этот Тэлбот собирается раздобыть мне двоих поручителей, но в клуб я пойду. По крайней мере, пока я там, он никого не убьет. Буду делать ему отчеты о ходе расследования. И как бы между делом устрою ему встречу с вами. В полицию его сдавать не за что — быть сумасшедшим законом не запрещено. Пока он никого не убил, арестовывать его не за что. А если убьет, угодит в Бродмур,[6] но жертву это не воскресит. Вот я и подумал познакомить его с вами под каким-нибудь предлогом. Потому что если есть на свете человек, способный даже памятник адмиралу Нельсону уговорить лечиться, то это вы, доктор.

— Премного польщен, — задумчиво отозвался Мортимер. — Как, вы говорили, называется клуб? «Солнце бессонных»? Интересно…

Патрик похолодел. Спокойный и кряжистый Роджер, неизменно подтянутый и аккуратный, рационалист и скептик до мозга костей, не только выглядел, но и был всегда оплотом здравого смысла. Неужели безумие заразно? Да еще на расстоянии? Быть того не может!

— Я хотел бы вам кое-что показать, — сказал Мортимер, решительно поднимаясь. — Идемте, Шенахан. Вам просто необходимо это увидеть.

Волей-неволей Патрику пришлось последовать за ним в одну из больничных палат.

— Это мистер Мерчисон, — произнес доктор Мортимер, указывая на пациента.

Мистер Мерчисон был ужасающе бледен. Даже повязки на голове и шее не так пугали, как эта его бледность и синеватый оттенок губ и ногтей.

— Сейчас его жизнь уже вне опасности, — сообщил Мортимер, — хотя он все еще не пришел в себя, но это дело времени. Его доставили к нам прошлой ночью под утро. Сильная кровопотеря на фоне развившейся анемии и насильственные повреждения. Рана на затылке нанесена тяжелым тупым предметом, но лично мне сдается, этот предмет не что иное, как обыкновенная мостовая. А вот шея — дело другое. Взгляните…

Доктор Мортимер разрезал повязку на шее больного и жестом пригласил Патрика приблизиться. Патрик склонился к постели — и отпрянул: на неестественно бледной коже отчетливо выделялись следы укуса.

— Боже правый! — ахнул ирландец.

Он силком заставил себя вновь наклониться и пристально рассмотреть шею мистера Мерчисона. Кожа была прокушена насквозь, глубоко, и укус все еще кровоточил.

— Вот так. — Мортимер отложил испачканные кровью бинты и принялся делать перевязку заново. — Как по-вашему, такой след мог быть оставлен зубами животного? Собаки, например?

— Господи, нет! — выдохнул потрясенный Патрик. — Но это и не человек… у человека нет таких клыков…

— Это не первый случай, Шенахан, — мягко произнес доктор Мортимер, заканчивая перевязку. — И не все жертвы предыдущих нападений выжили.

Патрик сухо сглотнул.

— Вы… вы хотите сказать, что какой-то маньяк вообразил себя вампиром, сделал накладные клыки и теперь нападает на людей?

Роджер Мортимер молча пожал плечами.

— Но… нет, невозможно… полиция бы давно… и в газетах… — Язык Патрику от волнения повиновался не вполне.

— Полиция, — обернулся к нему Мортимер, — ищет и молчит. И скорее даст перевешать каждого десятого в своих доблестных рядах, чем допустит, чтобы это дело попало в газеты. Представляете, какая поднимется паника, если журналисты проведают?

Патрик кивнул. Он очень даже хорошо представлял себе, чем обернется подобная сенсация.

— Но долго держать такое в секрете просто невозможно! — вырвалось у него.

— Если бы наш вампир гонялся за жертвами по всему Лондону, дело давно бы уже выплыло на поверхность, — ответил Мортимер. — Но пока что всех их обнаруживали в нашем районе. А от больницы Чаринг-Кросс до клуба «Солнце бессонных» — рукой подать.

Теперь ясно, почему Мортимер заинтересовался клубом. Неясно другое — откуда сведения у Тэлбота, раз все держится в секрете? Впрочем, это можно разузнать и позднее…

— Занятное место этот клуб, — раздумчиво произнес Мортимер. — Очень занятное, я бы сказал. Я и сам мог бы в него вступить.

Действительно, доктор Мортимер, человек холостой, бессемейный и всецело преданный медицине, предпочитал именно ночные дежурства — а значит, и ночной образ жизни.

— Вот только мне по ночам недосуг штаны просиживать в курительной за портвейном.

Судя по мимолетной усмешке, такое положение вещей едва ли огорчало доктора — скорее уж наоборот.

— Но место очень занятное, — повторил он. — Я вам вот что скажу, Шенахан. С вашим мистером Тэлботом я обязательно встречусь. Как видите, нам даже тему для разговора придумывать не придется. А вы пойдете в клуб, как только он раздобудет вам поручителей. Очень вероятно, что преступник и в самом деле находится именно там. И поэтому я очень вас прошу — будьте осторожны.

Основатель клуба был человеком не только начитанным,[7] но и обстоятельным — а также состоятельным. Он не упустил ни малейшей мелочи. Кухня «Солнца бессонных» была изумительной, вина — отменными, обстановка — превыше всяких похвал. Патрик подобных клубов никогда не посещал. Впрочем, он не был уверен, что в Лондоне — или где бы то ни было — существует еще один такой клуб. Гостиные и курительные комнаты — да, это в порядке вещей. Бильярдная — пожалуй. Помещение для карточной игры — что ж, и это вполне естественно. А вот великолепным собранием книг может похвастаться далеко не каждый клуб. Что ж, люди, которые выходят из дома только по ночам, не могут обратиться ни в одну в публичную библиотеку — они-то работают днем. Создатель клуба позаботился о том, чтобы ночной образ жизни ничем не обездоливал его завсегдатаев. Кроме библиотеки, клуб располагал отличным музыкальным салоном, где побывала с концертом едва ли не каждая приезжая знаменитость, и прекрасным выставочным залом. Патрик предполагал, что выставляются в клубной галерее в основном художники из числа все тех же завсегдатаев — по большей части скорее модные, чем действительно талантливые богемные скороспелки, избравшие исключительно ночную жизнь, чтобы выделиться, привлечь к себе интерес публики. Он ошибся — среди висящих в галерее картин не было ни одной посредственной.

Впрочем, наслаждаться всеми этими благами у Патрика попросту сил не хватало. В клуб он являлся вымотанным до предела. Настолько утомительного расследования в его практике еще не случалось.

Неважно, через какие десятые руки Тэлбот раздобыл ему поручителей — куда важнее то, что Патрик пришел в клуб гостем, а не частным детективом, ведущим следствие. А значит, гостем он и должен оставаться. Сыщик Шенахан первым делом опросил бы прислугу — но посетитель клуба мистер Шенахан не мог себе позволить ничего подобного. Даже если прикидываться этаким слегка чудаковатым джентльменом со странностями — у любых чудачеств есть предел, за которым они перестают выглядеть странными и становятся подозрительными. Остается разузнавать о прислуге днем, и вдобавок окольными путями. Зеленщик, у которого делает покупки жена уборщика, горничная, с которой дружит дочь официанта, знакомый булочник, ночной сторож, водопроводчик… и всех этих людей следует отыскать и расспросить не только незаметно — это бы еще полбеды! — но и быстро.

…Клод Пуаре, первый шеф-повар. Сорок восемь лет, француз, женат на англичанке Роз Мэннингс, сорока шести лет. Трое детей, старший сын помолвлен. Поступил на работу в «Солнце бессонных» четыре года назад, соблазнившись исключительно высокой платой. Терпеть не может пешие прогулки. Подкаблучник. Несколько вспыльчив, но трусоват. Собирается к пятидесяти годам уволиться и открыть кондитерскую…

…Жак Бертье, второй шеф-повар. В миру откликается на имя Джек Бертон, с которым, собственно, и родился. Пятьдесят один год, вдовец. Поступил на работу в клуб три года назад через месяц после смерти жены. Спокойный человек, не то чтобы очень умный, но здравомыслящий. Единственная страсть — профессиональное честолюбие: мечтает перещеголять своего коллегу. Совершенно исключено, чтобы он или Пуаре могли покинуть во время работы кухню, чтобы загрызть очередного посетителя, но чем черт не шутит — вот и приходится проверять любые слухи…

…Уолтер Райдер, официант. Двадцать восемь лет, женат, детей нет. Миссис Уолтер Райдер, в девичестве Мэри Хорнер, не слишком довольна постоянным отсутствием мужа по ночам — ну еще бы! — но платят в «Солнце бессонных», как уже было сказано, очень хорошо, а миссис Райдер любит прифрантиться. Неглуп, остроумен, сдержан…

…Томас Крэбб, уборщик…

…Питер Пламтри, гардеробщик…

И так далее.

К исходу недели у Патрика не было ни малейших сомнений в том, кто будет следующей жертвой. Точнее, жертвами. Весь штат прислуги «Солнца бессонных» в полном составе. Потому что Патрик поубивает их всех до одного. Лично. Собственными руками. Просто чтобы избавить себя от необходимости проверять, не может ли кто из них оказаться искомым маньяком. Вероятность почти равна нулю — но «почти» не равнозначно «совсем», а пренебречь версией по причине ее малой вероятности отнюдь не то же самое, что доказательно ее опровергнуть. Нет, ну почему он не возглавляет Скотленд-Ярд! Была бы у него в подчинении уйма полицейских, разослал бы он их проследить за всеми этими поварами и гардеробщиками и горя бы не знал! Сиди себе и жди, покуда добросовестные подчиненные слетятся к тебе с результатами в клювике — красота, да и только. Беда в том, что нет у него никаких подчиненных, и разослать куда бы то ни было Патрик Шенахан может только себя — да хоть на все четыре стороны. Иной раз Патрику казалось, что он и впрямь расчетверился.

Добро бы прислуга была его единственной заботой! Но нельзя оставить без внимания еще один возможный след. Где-то ведь маньяк заказал себе накладную челюсть с клыками! Патрик и не предполагал раньше, что в Лондоне столько дантистов. Он мотался по городу как угорелый, перемежая экскурсы в частную жизнь клубной прислуги с посещением зубных врачей. Тщетно — ни один лондонский стоматолог не получал заказ на изготовление набора вампирских клыков. След вел в никуда. Как и самые кропотливые изыскания в области предпочтений официантов и тайных страстей уборщиков. Шенахан изучил их привычки, нравы, распорядок — и был вынужден признать, что маньяка-кусателя среди них нет.

Столько труда, и все впустую. Где бы раздобыть сутки в сорок восемь часов? С рассветом Шенахан возвращался домой и валился как подрубленный — и уже через два часа был на ногах. День проходил в поисках и расспросах, вечером еще два часа сна — и снова в клуб до рассвета, а назавтра — опять прислуга и дантисты. Но нельзя ведь и о жертвах забывать. Доктор Мортимер, которого Патрик успел еще до своего появления в клубе познакомить с Тэлботом (уффф, хоть одной головной болью меньше!), предоставил ему список тех, кого привозили в Чаринг-Кросс со следами зубов маньяка. Патрик разве что землю не рыл, разрабатывая этот список: нет ли у жертв чего-то общего, что могло бы навести на след преступника? Разнилось в них все — возраст, внешность, состояние здоровья, вкусы, привычки. Общим было только одно — все они были гостями клуба «Солнце бессонных» либо проживали неподалеку от него. Все, решительно все сходилось на клубных завсегдатаях.

Среди которых таился маньяк, вообразивший себя вампиром, и этого безумца Патрику предстояло вычислить.

Именно вычислить — потому что ни о каких вещественных уликах речь не шла. Единственным материальным свидетельством был след зубов на шее мистера Мерчисона. Патрик его добросовестно замерил — но едва ли посетители клуба позволят лезть им в рот, чтобы проверить прикус, да и без искусственной челюсти такая проверка все равно ничего не даст. А что даст? Нормальный детектив ищет и анализирует улики — отпечатки пальцев, табачный пепел, клочки бумаги, нитки и ворсинки с одежды и тому подобные понятные предметы. А что искать Патрику? Свидетелей нападения на Мерчисона нет — беднягу просто нашли лежащим на мостовой. Следов нет, улик нет. Ничего, что можно было бы изучить под лупой, измерить и назвать. Ничего — кроме самого преступника.

Не так уж и мало, если вдуматься.

Если напомнить своему воображению о его ирландской сущности и попытаться представить, что за человек может раз за разом убивать, не давая себе труда отойти подальше от излюбленного места. Что за человек может убивать, изображая вампира.

Обычный преступник редко когда орудует там, где живет или часто бывает. Боится, что опознают и изловят. А вот этот — не боится. Даже не так — он уверен, что уж его-то не поймают. Много о себе мнит. Наверняка. Убежден, что он хитрее других. Хитрее, умнее, сильнее. Выше других. Лучше. Кто они, эти жалкие людишки — и кто он!

Самоуверенность. Пожалуй, даже наглость — предельная, нерассуждающая. И чем дальше, тем преступник наглее — ведь его до сих пор не поймали, даже не заподозрили. Значит, он и в самом деле умник, окруженный дураками. Самомнение. Презрение к людям. Возможно, в обычной жизни он их не выказывает — по крайней мере, слишком уж явно. Но они все равно просвечивают, как чертеж сквозь кальку. Натуру не спрячешь, как ни старайся.

Да, именно такой человек и мог возомнить себя вампиром.

Он — вампир. Люди для него — пища. Стадо, в котором он спокойно выбирает, в кого вонзить зубы. Жалкие отбросы у ног сверхчеловека. Ему все дозволено, ведь он…

Хм… Сверхчеловек, говорите?

Патрик не удивился, найдя в клубной библиотеке книги Ницше и Штирнера — куда же без них! Удивляло другое. Безумный логик безупречной интеллектуальной честности, заблудившийся в лабиринтах этики — и мелкий лавочник и хам от философии. Странно, что у этих двоих могут быть общие читатели. Но тот, кого ищет Патрик Шенахан, должен быть поклонником обоих. Не может им не быть. Оба они годятся, чтобы питать его чувство исключительности и вседозволенности. Какая разница, что швырять в топку собственного превосходства — уголь или дрова?

Патрик прилежно переписал фамилии из библиотечных карточек на Ницше и Штирнера. Их было меньше, чем он опасался. В списке он подчеркнул фамилии завсегдатаев, которые брали эти книги более одного раза — что исключало случайный мимолетный интерес.

Мистер Джон Пенберри.

Лорд Фрэнсис Шерингем.

Полковник Юстес Стрикленд.

Майор Джордж Финчли-Финбоун.

Мистер Генри Рэндалл.

Возможные кандидаты на роль маньяка-вампира?

Вот уж нет.

Пока — нет.

Пока у Патрика нет ничего, кроме библиотечных карточек, этот список не стоит бумаги, на которой написан. Даже если учесть, что эти пятеро и впрямь самые надменные из членов клуба. Майор, тот просто невыносим. Пенберри высокомерен до вздорности. Полковник Стрикленд явно считает себя подарком недостойному человечеству. Рэндалл туп, но мнит себя умнее всех. Лорд Шерингем смотрит на всех свысока и даже не дает себе труда это скрывать. И все-таки непомерно раздутое самомнение — еще не улика.

Поразмыслив, Патрик решил разговорить этих пятерых. Задача оказалась нелегкой. Тему для беседы следовало избрать не любую, а такую, которая не вызовет подозрений, но при этом может спровоцировать обнаглевшего вампира на неосторожное высказывание. Промаявшись в поисках такой темы пару вечеров, на третий Патрик удачно ввернул в разговор вполне безобидную реплику о том, что женщины нередко боятся мышей и крови. Далее оставалось слушать — и незаметно возвращать разговор в нужное русло, если понадобится.

— Глупые предрассудки! — фыркнул Финчли-Финбоун. — Чего от женщин и ждать!

— Не скажите, майор! — возгласил полковник Стрикленд. — Очаровательные слабости украшают женщину. Иначе нам остается согласиться с этим бешеными… как их… ах да, суфражистками. Женщина с мужской натурой — это просто вздор!

— Вы не правы, полковник. — К удивлению Патрика, к разговору присоединился новый участник, некий Дэвид Планкетт. Он сердечно не терпел выцеленную Шенаханом пятерку кандидатов в маньяки и обычно уклонялся от разговоров с ними, отделываясь невнятными «да», «нет» и «неужели».

— Вот как? — Стрикленд начал понемногу багроветь, наливаясь дурной кровью, — возражений он не переносил.

— Не правы, и майор тоже. — На сей раз худосочный мистер Планкетт не собирался уступать. — Страх крови — это не глупость и не слабость. Это голос предков, зов прошлого. Женщины более чутки, чем мы, мужчины. Они лучше воспринимают мистическую сторону мироздания.

— Ах, мистическую! — протянул Рэндалл, выпячивая по обыкновению нижнюю губу.

— Но вы же не можете отрицать, что кровь насквозь мистична!

Патрик насторожился.

— Все без исключения первобытные народы считали кровь вместилищем жизненного духа! — настаивал Планкетт. — Более того, если мы обратимся к Библии…

К Библии мистер Планкетт обращался долго и утомительно. Память у него была потрясающая. При любых других обстоятельствах Патрик давно бы прервал этого зануду. Но сейчас он с величайшим вниманием выслушивал дословные цитаты и ворох собственных измышлений Дэвида Планкетта по их поводу. Нельзя перебивать Планкетта! Мистичность крови, ну надо же. Не это ли искомый маньяк?

— А если мы вспомним заклинания для остановки крови у северных народов, например у финнов…

Судя по физиономии мистера Пенберри, у него не было никакой охоты вспоминать то, чего он никогда не знал.

— Послушайте, Планкетт, откуда вы взяли все эти нелепости? — Да, вежливостью мистер Пенберри не отличался никогда. — Вы вообще понимаете, что говорите?

— Как профессор этнографии — безусловно, — отрезал Планкетт.

Плюх!

О гребце, неловко завязившем весло, говорят «поймал краба». Что ж, Патрик со всеми своими предположениями тоже «поймал краба», причем гигантского, с плеском поймал! Планкетт не маньяк, восхищенный кровью, а всего-навсего профессор, севший на любимого конька.

И все же в список подозреваемых его добавить придется. На всякий случай. Чтобы потом не каяться. Вдруг он и в самом деле свихнулся, причем как раз на почве этнографии?

Дальнейшая беседа не представляла интереса. Рэндалл и Финчли-Финбоун нападали на науку, Стрикленд ее защищал — не из любви к науке, а чтобы не соглашаться с майором. Желчный Пенберри уверял, что не только сам разговор, но даже и его тема невообразимо скучны. Вальяжный белокурый красавец Шерингем поддержал его, заявив, что женщины, с которых и началась беседа, куда более забавны, чем этнография. Майор буркнул, что они скорее смехотворны. После чего лорд Фрэнсис принялся разглагольствовать о женщинах, причем с таким своеобразным знанием вопроса, что от его речей положительно делалось нехорошо. Профессор Планкетт испарился еще на стадии монологов Стрикленда, причем на лице его отчетливо читалось: «С такими друзьями, как полковник, науке и врагов не надо».

Короче говоря, попытка Патрика провалилась полностью. С досады Патрик махнул на все рукой и проспал утром четыре часа вместо обычных двух, которыми ему приходилось ограничиваться во время этого ни на что не похожего расследования. Лишние два часа сна сотворили чудо. Голова была ясной, досада улеглась и не отвлекала от размышлений — а Шенахану было о чем поразмыслить.

Ну с чего он взял, что маньяк попадется на разговор о крови? С какой стати он выдаст себя в подобной беседе? Да ни за что! Он ведь для себя самого не просто вампир. Он — вампир, который среди людей маскируется под человека. И мыслить он должен соответственно. Эти ничтожные людишки не имеют права его заподозрить! Вампир, пойманный людьми, — пффф, какое убожество! Все равно, что человек, арестованный компанией сэндвичей. Немыслимое унижение! Этого нипочем нельзя допустить.

Итак, что будет делать и чего избегать человек, помешанный на том, что он новоявленный Дракула?

Избегать зеркал.

Не годится. Зеркал в клубе не так уж мало, а Патрик — один. Возле одного зеркала еще можно попытаться подстеречь, возле нескольких — не укараулишь.

Избегать чеснока.

Любителей чесночного соуса среди завсегдатаев можно по пальцам пересчитать. Не подходит.

Избегать серебра.

А вот это уже теплее! Столовое серебро в клубе сплошь с ручками из слоновой кости с чудесной резьбой, так что высматривать, кто с неохотой берется за вилку, — дело пустое. Зато почти все члены клуба носят массивные серебряные кольца с изображением молодой луны. Почти… но не все. А кто не носит?

Майор Джордж Финчли-Финбоун.

Мистер Генри Рэндалл.

Мистер Джозеф Данстейбл.

Мистер Эндрю Картли.

Майор считает, что мужчины и вообще не должны носить колец — ну, за исключением обручальных. Рэндалл, нувориш и выскочка, полагает, что носить серебро, а не золото, ниже его достоинства. Данстейбл, обладатель больной печени и склочного нрава, не любит серебра из-за темных следов на коже. Неплохой скрипач-любитель Картли никогда не носил перстней, чтобы сохранить подвижность пальцев, — по его мнению, кольца и игра на скрипке несовместимы.

Замечательно. И что это дает в итоге?

Два имени в обоих списках совпадают. Это может что-то значить. А может не значить ничего. Для окончательного вывода — мало.

А время идет, и ему нет дела до того, что сыщик Шенахан застрял и топчется на месте. Время идет — и убийца может вновь ударить в любой момент…

Патрик так ждал и так боялся этого момента, что не упустил бы его нипочем. Он и не упустил. Это ведь пожилой джентльмен может пожаловаться на головокружение и слабость — ничего не поделаешь, возраст дает о себе знать. Но когда молодой художник из числа гостей клуба, смеясь над своим нежданным недомоганием, беспечно рассказывает, что по дороге из клуба потерял сознание, а потом маялся непонятной слабостью, разве это в порядке вещей?

Патрик просто-напросто осатанел. Маньяк вновь нанес удар — прямо у него под носом. А он прохлопал все на свете, болван этакий! Он даже не знал, на кого злится больше — на преступника или на себя самого. А может быть, на недотепу-художника? Едва ли его ударили по голове. Скорее всего, подкравшись сзади, пережали сонную артерию. А этот простак ничегошеньки не заметил! Да что там, он даже к врачу не обращался!

Шенахан разливался соловьем. Он убеждал художника, что его талант необходим человечеству и его надо беречь. А значит, беречь себя. Пренебрегать своим здоровьем — да это же просто преступление… нет, я бы вам посоветовал другого врача… нет, что вы, не стоит благодарности… а визитку доктора Мортимера вы все-таки возьмите.

Художник не только взял визитную карточку Мортимера, но и посетил его. Назавтра Мортимер сообщил Патрику, что интуиция сыщика не подвела — укус честь по чести красовался на шее жертвы. Доктор уверил укушенного, что со здоровьем шутить не следует, и предписал ему поездку на юг для поправки. Художник укатил в Италию, покинув Англию — но не мысли Патрика Шенахана.

Тренированное внимание и отличная память для сыщика — все равно, что вышколенные гаммами и этюдами пальцы для музыканта. Результата без них не достигнуть. Ни на внимание, ни на память Патрик до сих пор пожаловаться не мог. Оставалось надеяться, что и сейчас они его не подведут. Ведь ему предстояло во всех подробностях вспомнить вечер нападения на художника.

Кто ушел незадолго до жертвы или же сразу вслед? Это во-первых. А во-вторых — кто из них отдал должное кухне «Солнца бессонных» с меньшим пылом, чем обычно, или не ел вообще? Желудок ведь не безразмерный. Высосать из жертвы столько крови, чтобы ей назавтра было худо весь день, на сытый желудок просто не получится.

Лорд Фрэнсис Шерингем.

Мистер Эндрю Картли.

Мистер Джон Пенберри.

Шерингем, по его словам, пришел в клуб прямиком с какого-то приема, на котором так нагрузился, что не в силах проглотить ни кусочка. У Пенберри разыгрался гастрит, и врач прописал ему диету — о которой он с присущей ему беспардонностью не преминул оповестить всех окружающих. Тощий Картли всегда ест мало, потому что панически боится растолстеть.

А чтоб им всем пусто было!

Просто наваждение какое-то. Есть имена, совпадающие в двух списках — в любых двух! — но нет ни одного, которое появилось бы во всех трех. А значит, что-то Патрик упустил.

Оставалось крайнее средство.

И Шенахан попросил Тэлбота о новой встрече.

Встреча состоялась в гостинице «Кларидж», где остановился Тэлбот. Знать бы еще, почему — то ли он в Лондоне и в самом деле приезжий, то ли душевная болезнь заставляет его вести себя, как и подобает охотнику на вампиров и скрывать свое настоящее жилье? Хорошо все-таки, что доктор Мортимер за ним присматривает…

Но по-настоящему успокоится Шенахан не раньше, чем Мортимер определит Тэлбота на лечение. А для этого надо закончить расследование — иначе Тэлбот, ожидающий результата, просто не даст себя уговорить.

— Мистер Тэлбот, скажите, вы знакомы с сэром Чарльзом Хардкаслом? Ну хотя бы шапочно?

Сэр Чарльз был председателем клуба «Солнце бессонных». И Патрик не мог обратиться к нему напрямую со своей просьбой — потому что не мог объяснить ее причину.

— Нет, — ответил Тэлбот. — Я ведь даже ваших поручителей не знаю лично. Вам что-то нужно от сэра Чарльза?

— Да, — ответил Патрик. — Мне нужно, чтобы он на время прекратил выдавать гостевые разрешения.

— Почему?

— Потому что я не могу уследить за всеми. Сейчас клуб посещает пятеро гостей, считая меня. Я просто не в состоянии разорваться на четырех Шенаханов! И это теперь — а если гостей прибавится, мне точно не поспеть за каждым.

— Вы хотите уменьшить число возможных жертв? — Тэлбот бросил на сыщика короткий проницательный взгляд.

— В каком-то смысле — пожалуй.

Патрик не то чтобы совсем уж лгал — но, бесспорно, лукавил. Он действительно хотел уменьшить число возможных жертв, и не в каком-то смысле, а в самом прямом. И отнюдь не для того, чтобы проще было охранять оставшихся, а чтобы выманить убийцу. Остаться если и не единственной жертвой, то хотя бы самой подходящей. Он отлично знал, кто, кроме него, может оказаться целью для маньяка. Артур Крейн, чьи офорты и литье сейчас выставлялись в салоне клуба. Неглупый и наблюдательный, но несколько безалаберный Крейн — почти идеальная жертва. Остальные трое — люди положительные, семейные, а Крейн холост и одинок. Если он выживет после нападения безумца, некому будет обратить внимание на следы зубов. Если же нет — некому будет его искать. В последние дни Шенахан глаз не спускал с Крейна: пока не можешь выследить преступника, приглядывай за его мишенью. На присмотр за художником тратились все силы, которые не уходили на представление под названием «Патрик Шенахан и его одинокая неприкаянная жизнь». Нет, ну а что тут такого, спрашивается? Ирландцы, они же все, как на подбор. Любители поговорить — а о себе в особенности. И Шенахан точно такой же. Поначалу помалкивал, а потом обжился в клубе, освоился, вот язык и развязал. И ведь как рассказывает о горьком своем одиночестве — заслушаться, да и только. Прямо слеза прошибает. Особенно если рассказчик выпьет чего-нибудь покрепче.

Патрик умело лепил из себя образ подходящей жертвы, лепил быстро, но без спешки и суеты. Кем бы ни был убийца, Патрик вытеснял Крейна из его поля зрения. Нет, меньше всего сейчас Шенахану нужны в клубе новые гости. Того и гляди, найдется среди них еще одна возможная жертва — и все труды пойдут прахом.

Тэлбот вновь взглянул на него испытующе, и Патрик в который уже раз подумал, как же не похож этот человек на безумца. Что поделать, безумие не так легко распознать — иначе поиск маньяка в клубе был бы детской игрой.

М-да, мистер Шенахан — что-то много вокруг вас сумасшедших развелось. Один душевнобольной ищет другого — подобное к подобному, не иначе… но как Патрика-то угораздило очутиться между Шляпником и Мартовским Зайцем?

— Я не прошу отозвать нынешние гостевые разрешения, — произнес Патрик. — Если я вдруг останусь единственным гостем, это будет подозрительно. Только не выписывать новые.

— Хорошо, — подумав, отозвался Тэлбот. — Вы правы. Это будет сделано. Да, и вот еще что…

Он нагнулся, не вставая, вытащил из-под стола небольшой саквояж, открыл его ключиком с хитрой бородкой и запустил в него руку.

— Возьмите это.

«Это» оказалось наручниками незнакомой Патрику модели.

— Даже если у вас есть свои, эти все равно лучше. Усиленная пружина. Звенья цепи не паянные, а цельнорезанные. И тройной слой серебра поверх стали. Самые подходящие наручники для вампира.

Ну, серебро — ерунда, а вот все остальное и впрямь выглядит недурно.

— Благодарю вас.

Интересно, почему Тэлбот вдруг решил ни с того ни с сего снабдить его наручниками? Надеется, что Патрик подобрался к преступнику достаточно близко? Если бы! Или он понял, что Шенахан собирается сыграть ва-банк? Едва ли. Ни на что подобное сыщик даже не намекал.

— И… будьте осторожны, мистер Шенахан, — еще немного помолчав, очень серьезно произнес Тэлбот. — Очень осторожны.

Обещание свое Тэлбот сдержал. Неведомо как — но сдержал. На вторые сутки после разговора в «Кларидже» сэр Чарльз призвал членов клуба воздержаться в ближайшее время от приглашения новых гостей. За время существования «Солнца бессонных» такое случалось дважды — когда из клубного сейфа исчезла крупная сумма денег и когда клуб в качестве гостя почтил своим присутствием принц Альберт.[8] На сей раз касса была в полном порядке, да и визита высоких особ не ожидалось, так что досужие языки замололи с удвоенной силой. Слухи о причинах, сподвигнувших сэра Чарльза на такую просьбу, ходили разные, один страннее другого — и все же никакой не был и вполовину столь диким, как причина истинная, известная только Патрику. А он к пересудам прислушивался разве для виду, и не потому даже, что отлично знал, в чем дело, — просто все его внимание было поглощено четырьмя гостями клуба и в особенности Артуром Крейном. Убийца единожды нанес удар в присутствии Патрика, и только чистое везение сохранило жизнь растяпе-художнику. Второй раз Патрик подобного не допустит.

Впрочем, недооценивать везение Шенахан склонен не был. Это сторонним наблюдателям вольно утверждать, что сыщик должен полагаться на свой могучий интеллект, а не на случайности. А любой настоящий, невыдуманный сыщик знает, как часто случай приходит на помощь. Разумеется, если ты способен его распознать. Везение благоволит тем, кто хорошо подготовлен. Патрик был готов приметить любую мелочь, хоть бы и с горчичное зерно — и благосклонный случай сделал ему поистине королевский подарок, зная, что Шенахан его нипочем не упустит, как не упускал из виду Артура Крейна. Между Крейном и Шенаханом даже завязалось нечто вроде приятельства. И когда Крейн предложил ему наведаться в галерею «Солнца бессонных», где выставлялись его работы, Патрик не отказался, и в этом не было ничего случайного. Случайность была в том, что один из офортов Крейна изображал игрока за карточным столом — и разговор как-то сам собой свернул в сторону карт, а там и к обсуждению лучших игроков клуба.

— Воля ваша, а я бы с Шерингемом никогда не сел играть, — сообщил Крейн.

— Почему? — полюбопытствовал Патрик: лорд Фрэнсис играл хорошо, в этом он имел возможность убедиться.

— Крохобор он, — поморщился Крейн. — Проиграть ему — за грошовую сумму всю душу вымотает, выиграть у такого — наплачешься.

— Крохобор? — непритворно удивился Шенахан. — Да с какой стати? Состояние у него неплохое…

— Вот именно, — кивнул Крейн. — При его доходах быть мелочным скрягой — уму непостижимо. Нет, я понимаю, когда промотавшаяся леди носит стразы вместо бриллиантов — но когда состоятельный лорд носит мельхиор вместо серебра… кем надо быть, чтобы на такой ерунде выгадывать?

— Крейн, — вымолвил Патрик враз захолодевшими губами, — вы о чем говорите?

— О клубном кольце, — ответил тот. — Оно у него не серебряное.

— Быть не может… — тихо, словно опасаясь спугнуть услышанное, произнес Патрик. — Вы ничего не путаете? Вы ведь его перстень в руках не держали…

— Не держал. Но уверен, что он легче, чем нужно. Это мельхиор, поверьте. — Крейн протянул руку к ближайшей отливке — печальная наяда задумчиво расчесывала длинные волосы. — Вот это — серебро. А у Шерингема — мельхиор. Поймите, Шенахан, я не могу ошибиться, я с этим дело имею слишком давно. Бронза, серебро. Я свою первую фигуру отлил в пятнадцать лет — как сейчас ее помню, мальчик с виноградной гроздью, на выставке ее назвали «Детство Диониса». А сейчас мне тридцать четыре. Я двадцать лет без года работаю с металлом. И я каждый божий день из этих девятнадцати лет поставлю на то, что Шерингем носит мельхиор!

Голова у Патрика так и кружилась: разгадка тайны улыбнулась ему, словно прекрасная дама — пылкому влюбленному, вознаграждая за все тяготы.

Более сомнений быть не могло. Вот он, искомый безумец — единственный и неповторимый. Вот она, его вывернутая логика во всей красе! Разумеется, маньяка не могло быть в списке не носящих кольца! И как только Патрик не подумал об этом раньше? Ведь убийца возомнил себя не просто вампиром, а вампиром, который прикидывается человеком! И если обычный кровопийца не наденет серебряный перстень, то кровопийца замаскированный притворится, что надел.

Лорд Фрэнсис.

Поклонник идеи сверхчеловека.

Не съевший ни кусочка в ночь нападения.

Обладатель мельхиорового кольца.

Три списка наконец-то сошлись вместе — и итогом их схождения стало одно и только одно имя.

Оставалось сделать последний шаг. Поймать Шерингема с поличным, при попытке нападения. Все остальное — не повод для ареста. Закон не запрещает зачитываться Ницше и Штирнером, изредка отказываться от клубного ужина и носить мельхиор вместо серебра. Но вот набрасываться на людей, оглушать их и обескровливать закон безусловно запрещает. Теперь Патрик в точности знал, кого он подкарауливает. И был уверен, что лорд Френсис вот-вот нападет. Он не мог бы объяснить, откуда взялась эта уверенность, но чуял непреложно, что время ожидания подходит к концу.

Чутье не подвело сыщика. Всего трое суток миновало с разговора в галерее, и Патрик глаз не спускал с Крейна и Шерингема каждую из последующих трех ночей. А на четвертую он увидел, как лорд Фрэнсис лениво ковыряет вилкой салат, а потом и вовсе отставляет тарелку с равнодушным вздохом.

Беспечный прохожий может не заметить притаившейся в траве змеи — но единожды увидев, потерять ее взглядом невозможно. Отвернись, а потом взгляни снова — и увиденное прежде так и бросится в глаза. И уже невозможно понять, как ты мог не различить эти очертания раньше? Патрик смотрел на Шерингема и не понимал, как же он с первого взгляда не распознал под маской барственной лени собранность хищника перед прыжком, под личиной аристократической надменности — наглую самоуверенность убийцы, под прикрытием лощеных манер — пустую душу безумца? Перед ним сидел маньяк, готовый напасть. И будь Патрик проклят, если он позволит даже дотронуться до Крейна! Счет пошел уже не на часы — на минуты. Сколько их еще осталось до покушения? Довольно глянуть на Шерингема, чтобы понять — немного.

Лорд Френсис бездумно постукивает пальцами по колену — движением, казалось бы, лениво-рассеянным, а на самом деле нетерпеливым. Ты уже не здесь, Шерингем, ты уже весь там, за клубной дверью, на улице, в саду, ты там, где волглая весенняя ночь оседает росой на еще голых ветвях, где безлюдье заставляет дальние звуки казаться близкими, ты там, где над темными крышами висит почти полная луна с чуть заметной ущербинкой, где свет газовых фонарей облизывает мостовые. Ты уже там, Шерингем, а здесь — только твое тело… надо же, как тебе невтерпеж. Ты еще не напал — но уже ощущаешь своим ртом толчок чужого пульса, чужой жизни, жаркой и солоноватой, ты уже упиваешься властью над жертвой, обмякшей в твоих руках. Ты и не ведаешь, что твоему безумию сегодня будет положен предел. На кого из двоих ты нацелился? На Крейна? Если так, ты будешь разочарован. Потому что не Крейн встретится тебе этой ночью. Хищник, ты не знаешь, что на тебя открыта охота!

Гневный азарт захлестнул Патрика с головой. Он едва мог усидеть на месте. Изматывающий поиск подошел к концу, долгое ожидание сбылось. Сегодня убийца будет взят с поличным. Только бы Крейну не вздумалось прогуляться! Тогда все планы поимки меняются, тогда придется придумывать, как его задержать — или последовать за ним.

Но нет, Крейн и не собирался покидать клуб. По крайней мере, прямо сейчас. Но… чем черт не шутит! Может быть, выйти первым, подставляя себя совсем уже напрямую? Да не опасайся Патрик оставить художника в обществе лорда Фрэнсиса без присмотра, он бы уже час назад был на улице! Он мысленно уже и был там — душой, разумом, волей, всем своим существом, готовым настичь маньяка и защитить жертву. Точь-в-точь, как и лорд Фрэнсис, в клубе Патрик присутствовал лишь телесно, пусть даже его тело и смотрело в оба, бдительно подмечая каждое движение Шерингема. И когда Шерингем наконец-то вышел, Патрик лишь неимоверным усилием воли удержал свое тело от желания немедленно воссоединиться с душой, заставив себя промедлить несколько невыносимых минут. Он почти не помнил, как принял из рук гардеробщика свое пальто, шляпу и зонт, как переложил незаметно наручники в карман пальто, как распахнул дверь, выходя в темноту, где притаилось чужое ожидание.

Когда дверь захлопнулась за ним, он постоял немного, чтобы дать глазам приноровиться к ночному мраку, и двинулся прочь принужденно ровной походкой подвыпившего человека. Каждый шаг его отдавался с невыносимо гулкой отчетливостью. Но, как он ни напрягал слух, ему не удавалось расслышать никаких шагов, кроме собственных. Неужели он ошибся? Неужели Шерингем просто ушел? Или… или он вернулся, чтобы подкараулить вовсе даже не Шенахана, а Крейна?

Но нет, Шерингем поджидал именно Патрика. И все же Патрик так и не услышал его. Лорд Френсис возник словно бы из ниоткуда — как если бы минуту назад он был не существом из плоти и крови, а набором случайных пятен на штукатурке, и только когда Патрик поравнялся с ним, он отделился от стены, чтобы броситься, сдернуть с намеченной жертвы шарф, обнажая шею, и вонзить в нее клыки.

От неожиданности Патрик не только выронил зонт, он еще и напрочь забыл, зачем нужны наручники, забыл, что собирался надеть их на убийцу, он и вообще едва не забыл, что в кармане его пальто что-то лежит. По счастью, его рука безотчетно сжалась вокруг цепи — и Патрик выхватил их из кармана, рванулся прочь, взвыв от внезапной боли в шее, и огрел Шерингема наручниками по голове, словно кистенем.

Шерингем с воплем отпрянул — окровавленный рот, окровавленный висок, быстрое и тяжелое дыхание, суженные злобой глаза… сквозь личину окончательно проступило подлинное лицо.

— Ты! — яростно выдохнул Шерингем. — Клоп недодавленный! С вампиром тягаться вздумал?!

— Клоп здесь ты! — рявкнул Патрик, бросаясь в атаку. — А я — ирландец!

Он и раньше слышал, что сумасшедшие нечеловечески сильны. Теперь ему пришлось в этом убедиться. Шерингем был силен, как лошадь, и гибок, как кот, — ни с ног его сбить, ни заломать, завернув руку за спину и ткнув лицом в землю, ни даже заставить отступить. Патрик лупил наручниками вовсю, у Шерингема все лицо было в крови, но безумец почти этого не замечал. Патрик врезал ему левой снизу в челюсть, что было сил — бесполезно, с тем же успехом можно бить кулаком фонарный столб. Шерингем даже не пошатнулся — только зубы лязгнули. А потом его покрытый кровью рот ухмыльнулся как-то особенно мерзко, и тяжелый удар под ложечку вышиб из Патрика короткий рваный кашель, и еще раз, перед тем как Шерингем швырнул своего противника оземь.

Патрик отчаянно пытался хоть как-то вдохнуть — но каменно тяжелые колени уже прижали его к земле.

— Допрыгался, умник, — удовлетворенно произнес Шерингем и расхохотался. Его рука пребольно вцепилась Патрику в волосы и приподняла голову, чуть приотвернув ее в сторону, чтобы удобнее было добраться до шеи. Шерингем наклонился к ней, все еще смеясь, — и в следующий миг захлебнулся смехом, когда чужая рука ухватила за волосы уже его, оттаскивая от горла жертвы.

Безумец все-таки был невероятно быстрым. Он даже успел обернуться. Но больше он не успел ничего. Невесть откуда взявшийся Тэлбот не дал ему ни единого шанса. Патрик увидел мгновенный острый блеск — а потом лорд Фрэнсис удивленно вскрикнул на вдохе. Хватка его ослабла, тело утратило вес — и на Патрика неправдоподобно медленно посыпались густые хлопья черного пепла, только что бывшие Фрэнсисом Шерингемом. Следом на грудь ему шмякнулся кинжал.

— Чт-т-тто… что это… было? — чужим, незнакомым ему голосом сипло выдавил Патрик.

— Вампир, — ответил Тэлбот.

За его спиной показался еще один силуэт, но Шенахан не сумел разглядеть, кто это. К горлу подкатила внезапная дурнота, в глазах потемнело, и Патрик потерял сознание.

В себя он пришел на садовой скамейке. Ворот его был расстегнут, галстук ослаблен, и ночной воздух беспрепятственно холодил обнаженную шею. Место укуса болело, разбитая в драке губа саднила вдвойне, жарко обожженная коньяком. Фляжку с коньяком подносил к его рту Роджер Мортимер.

— Шенахан, дружище, тысяча извинений! — пылко произнес он, когда Патрик открыл глаза. — Мы не предполагали, что на вас это так подействует.

Что-то в этой фразе было неправильным, но Патрик не мог понять, что именно. В голове плавал туман, мешая сосредоточиться. Патрик нахмурил брови, пытаясь поймать неправильность — и голова взорвалась болью. Но именно боль и прояснила сознание.

— «Мы»? — в упор спросил он, и виноватый взгляд доктора был ему однозначным ответом.

— Мы, — подтвердил Тэлбот, поддерживая Патрика за плечи.

— Признаться, я был удивлен, когда вы пришли ко мне с объявлением Джеймса, — помолчав, сказал Мортимер. — Но и обрадован. Ваше чувство ответственности наилучшим образом подтверждало справедливость нашего выбора.

— Вы ведь не единственный откликнулись на объявление, мистер Шенахан, — пояснил Тэлбот. — Но выбрали мы именно вас.

— Почему? — все еще сипло спросил Патрик.

Он уже понял, что Мортимер и Тэлбот были знакомы куда раньше, чем убийца дал объявление о том, что нуждается в сыщике, и не только понял, но и принял. Вампиры существуют. Тэлбот не сумасшедший. Он с Мортимером давние знакомцы. Разве это странно? Ничуть.

— Прежде всего потому, что вы — рационалист до мозга костей, мистер Шенахан, — ответил Тэлбот. — И ни в каких вампиров не верите. Вы сыщик, а не мистик. Нам был нужен сыщик, который станет искать убийцу, а не любитель сверхъестественного, который будет искать вампира.

— Почему? — вновь спросил Патрик.

В конце концов, отправить выслеживать вампиров человека, который в них верит, только логично.

— Ну, хотя бы уже потому, что Шерингем — не единственный вампир, посещающий «Солнце бессонных». Но только он — убийца.

Патрик уставился на Тэлбота в немом изумлении.

— А что вас так удивляет, Шенахан? — мягко поинтересовался Мортимер. — Кто вам сказал, что любой вампир — непременно убийца? Все не так просто, как вам кажется. Доктор Фрейд плакал бы от восторга навзрыд, попадись ему хоть один вампир в пациенты.

— Почему? — спросил Патрик в третий раз.

— Шенахан, а вы представьте себе, каково это — стать вампиром. Еще вчера ты был человеком, а сегодня уже не человек. Еще вчера люди вокруг были друзьями, врагами, родней, любимыми — а сегодня стали пищей. Это страшное потрясение, и не всякий его выдерживает. Многие ломаются именно здесь, на самом начальном этапе. Психика уязвима, и то, что это уже не психика человека, дела не меняет. Нелегко сохранить рассудок, получив бессмертие ценой человеческой крови. Древним божествам кровь жертв была не в диковинку — но вчерашним людям опасно возомнить себя богами. Это путь к сумасшествию.

— А кем же они себя считают?

— Сеньорами, — не задумываясь, ответил Мортимер. — Себя — сеньорами, людей — вассалами. Кровь — это подать, которую они берут с людей, вассальная дань. И у сеньора есть закон и есть долг перед ленником. И закон запрещает принимать дань от одного человека дважды и пить больше, чем полпинты. Этого довольно для поддержания бессмертия. А для поддержания рассудка наилучший способ — благотворительность.

Патрику казалось, что на сегодня лимит его изумления исчерпан. Сейчас он понял, что ошибался.

— Во всех ее видах, — продолжал меж тем Мортимер. — Строительство больниц, школ, концертных залов и галерей, ассигнование средств на научные исследования, да мало ли что еще… вы и не представляете себе, какова доля вампиров в подобных начинаниях. Ну а те, кто недостаточно для этого богат, отдают свой долг людям иначе — каждый на своей территории. Среди вампиров много врачей, исследователей, полицейских. В конце концов, похождения Джека-потрошителя прервал вовсе не Скотленд-Ярд, а вампир Уайтчепела.

— Надо же, какая идиллия, — недоверчиво произнес Патрик. — Вот только если все так благолепно, откуда же берутся такие, как Шерингем?

— По недосмотру, — вздохнул Тэлбот. — Именно потому, что случаются такие, как Шерингем, и нужны такие, как я. Видите ли, у вампиров очень сильный внутренний запрет на убийство себе подобных.