Шерлок Холмс против графа Дракулы (сборник) Дэвис Дэвид
– Нападение происходит по определенной схеме, – продолжал он после того, как зажег сигару. – Оно начинается в тот момент, когда с помощью гипнотических способностей вампира жертва приходит в состояние успокоенности и блаженства. Тогда вампир обнимает жертву и погружает острые клыки в нежный участок шеи, отчего кровь свободно стекает ему в рот. Основная цель нападения – яремная вена. Острые как нож клыки способны быстро сделать надрез.
Ван Хельсинг, постучав длинным указательным пальцем себя по шее, вопросительно взглянул на меня и Холмса, словно проверяя, как подействовали на нас эти фантастические подробности. После чего он с еще большей серьезностью продолжил свое повествование.
– Джентльмены, деятельность вампиров отмечена во всех частях света. Я располагаю огромным числом свидетельских показаний – как современных, так и стародавних, от верующих и скептиков, живших в любой цивилизации и во все века. Все они подтверждают существование этих ужасных созданий. Однако именно в Восточной Европе вампиры или носферату обрели для себя надежную опору, в основном благодаря одному человеку – говоря «человек», я на самом деле имею в виду порождение дьявола – графу Дракуле.
Я никогда раньше не слышал этого имени, но одно упоминание о нем, казалось, пробудило во мне какой-то глубинный ужас.
В продолжение всего рассказа Ван Хельсинга Холмс сидел с застывшим как маска лицом, но при этих словах подался вперед.
– Кто такой этот граф Дракула? – нетерпеливо спросил он.
– Дракула – это отображение в одном существе всего зла на свете. Прошу прощения, если покажусь вам напыщенным, но жестокость этого живого трупа не поддается никакому описанию.
– Трупа? – воскликнул я.
– Да. Граф – восставший из мертвых. По сути дела, он их повелитель. При жизни он был дворянином из Трансильвании и состоял в родстве с Владом Тепешом, бессердечным аристократом, в пятнадцатом веке правившим Валахией. Влад Тепеш был удачливым, но беспощадным воином, заслужившим прозвище Сажатель-на-кол благодаря излюбленному способу расправы с врагами. Точных сведений о том, солько лет графу Дракуле, не существует, но вполне вероятно, что он и Влад Тепеш – одно и то же лицо.
– Это невозможно! – воскликнул я. – Тогда ему было бы больше четырехсот лет!
Ван Хельсинг мрачно улыбнулся.
– И все же это возможно, доктор. Кровь является прекрасным консервантом. До недавнего времени граф скрывался в глубоких укрепленных лабиринтах замка Дракулы, высоко в Карпатских горах, неподалеку от опасного ущелья Борго, покидая свое надежное логово только для обретения живительной силы, столь ему необходимой.
– Вы сказали «до недавнего времени», – заметил Холмс. – Вы имеете в виду, что больше его там нет?
– Мои поиски замка Дракулы, поиски, на которые ушло много лет, закончились лишь четыре месяца назад. В огромных склепах, находящихся под полуразрушенным зданием, я обнаружил тела трех его кровных невест и сумел уничтожить их, но следов Дракулы там не было – он исчез. Осматривая помещения замка, я наткнулся на переписку графа по поводу отправки больших ящиков с землей. Очевидно, это было средство перевозки его самого. Доставить ящики в Варну, порт на Черном море, должен был некий человек по имени Мейнстер, почти наверняка он – смертный сообщник графа. Там ящики должны были погрузить на русскую шхуну под названием «Деметра». Я отправился в Варну и расспросил портовых служащих об отправке этого груза. Они хорошо запомнили Мейнстера – уродливого карлика с одним глазом.
– А место назначения шхуны? – спросил Холмс.
– Лондон, – невозмутимо ответил Ван Хельсинг.
Только через несколько мгновений до меня дошел весь смысл сказанного голландцем. Я воскликнул:
– Вы хотите сказать, Дракула сейчас здесь, в этом городе?
– Я уверен в этом, доктор, – решительно ответил Ван Хельсинг. – Официально я прибыл в Лондон, чтобы прочитать в Королевском обществе цикл лекций, но истинная цель моего визита – выследить графа Дракулу и уничтожить его.
Он тяжело откинулся в кресле, словно длительное выступление сильно его утомило.
– Еще бренди, Уотсон? – предложил Холмс.
Я тотчас наполнил наши стаканы, поскольку тоже ощущал потребность в восстановлении сил. События прошедшей ночи и странный рассказ Ван Хельсинга совершенно выбили меня из колеи.
Профессор с благодарностью принял стакан с бренди и осушил его одним глотком. Холмс выпил не спеша и лишь потом повернулся к нашему гостю.
– Скажите, ведь именно газетные сообщения о «призрачной даме» заставили вас поверить, что на Хэмпстедской пустоши орудует один из этих восставших из мертвых?
– Это так, мистер Холмс. Раны, описанные в этих сообщениях, ясно указывали на то, что это работа вампира – невесты Дракулы. Я полагал, что через нее удастся добраться до самого графа. Каждую ночь на прошлой неделе я проводил на пустоши, намереваясь схватить эту «призрачную даму». Судьбе было угодно, чтобы прошлой ночью, когда она убила молодую женщину, я находился в другой части пустоши.
Я не мог не спросить голландца об одной вещи, которая не давала мне покоя.
– Скажите, профессор, почему она напала на мисс Лидгейт, молодую женщину, с такой свирепостью? Это не был просто укус в яремную вену – плоть была беспощадно разодрана. Мне казалось, вы говорили, что они забирают кровь постепенно.
– Так оно обычно и бывает, но в этом случае, скорей всего, женщина-вампир не смогла добыть достаточно крови в течение нескольких ночей и поэтому впала в отчаянье – как это бывает у голодающего человека. Вероятно, жажда жизненной силы достигла у нее такой остроты, что ей понадобилось быстро принять большую порцию крови. Чтобы добыть единственное средство для выживания, она и напала на жертву с такой жестокостью.
– Это ужасно, – с дрожью в голосе произнес я.
– У бедной молодой женщины не было ни единого шанса. Вампир обладает огромной силой, особенно если чем-то раздражен.
– Теперь я понимаю, почему она швырнула меня на землю с такой легкостью.
– Именно. – Ван Хельсинг мрачно ухмыльнулся. – Вижу, вы начинаете верить в мои дикие теории, доктор Уотсон.
Я хмуро кивнул.
Ван Хельсинг повернулся к Шерлоку Холмсу, ожидая аналогичной реакции, но мой друг хранил на лице непроницаемое выражение.
– Вы предполагаете, – сказал Холмс, – что существо, которое мы встретили этой ночью, было инфицировано графом Дракулой?
– Без сомнения, она – невеста Дракулы, и это ясно указывает на то, что он скрывается где-то поблизости. – Ван Хельсинг заговорил с прежним пылом, и глаза его вновь засверкали. – Мистер Холмс, мне известны ваша репутация и ваши выдающиеся способности. Во всем мире нет человека, чья помощь была бы для меня более ценной, чем ваша. Вы должны помочь мне разыскать и уничтожить вдохновителя этого невыразимого зла!
Холмс всегда был восприимчив к искренней лести. Тень улыбки, слетевшая на его губы, подсказала мне, что он весьма доволен излияниями Ван Хельсинга.
– Безусловно, я многим вам обязан, – начал Холмс. – Если бы не ваше своевременное вмешательство, меня здесь могло бы и не быть. Мне тоже хочется добраться до самых глубин этого странного дела, так что я непременно сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам в поисках графа Дракулы.
Профессор восхищенно улыбнулся и крепко пожал Холмсу руку.
– Благодарю вас, – с чувством произнес он.
– Что касается фактического существования вампиров, – как ни в чем не бывало продолжал Холмс, – несмотря на то что вы выдвигаете самые убедительные аргументы, боюсь, мне придется приберечь свое суждение до той поры, пока мы не поймаем одного из них.
– Уверен, что с вашей помощью мы скоро сделаем это, – решительно произнес профессор.
– Надеюсь, меня тоже берут в дело, – сказал я.
– Конечно же, дорогой мой Уотсон. Само собой разумеется.
– Отлично, значит, по рукам, – просиял Ван Хельсинг, откидывая волосы со лба. – Теперь нам следует разработать план действий.
Мой друг зажег свою старую глиняную трубку, и на несколько мгновений его лицо скрылось в клубах едкого серого дыма. Когда дым рассеялся, Холмс обратился к нашему посетителю.
– Согласно вашей теории, если эта так называемая «призрачная дама», с которой мы повстречались ночью, – вампир, то днем ей понадобится место упокоения.
– Кладбище, – предположил я.
– Вот именно, Уотсон, кладбище. Протяните руку, дружище, и передайте мне карту района Хэмпстеда.
Разложив карту на коленях, в течение нескольких минут он тщательно ее изучал. Наконец раздался его торжествующий возглас.
– Что такое, мистер Холмс? – с жаром спросил Ван Хельсинг.
– Думаю, я кое-что здесь нашел, друг мой. – Он указал на карту, и мы с Ван Хельсингом проследили за направлением его сухого пальца. – Смотрите, джентльмены, частное кладбище не более чем в двух милях от места ночных нападений. Заметьте, какое оно уединенное – открытое пространство и небольшой лесок с трех сторон.
– Идеальное место упокоения, – согласился Ван Хельсинг.
– Но что же нам делать, Холмс? – спросил я. – Мы ведь не станем открывать каждую могилу, чтобы посмотреть, не там ли лежит это существо.
– Дорогой коллега, – с улыбкой промолвил Холмс. – Я не собираюсь делать ничего подобного. Совсем несложно заглянуть в книгу регистрации погребений и проверить, была ли здесь за последний месяц похоронена молодая женщина. Это, полагаю, несколько сузит диапазон поиска.
Раздосадованный собственной несообразительностью, я кивнул.
– А теперь, джентльмены, – провозгласил Холмс, отбрасывая карту в сторону, – предлагаю как можно лучше выспаться. Я проведу это несложное расследование утром. – Он повернулся к Ван Хельсингу. – Предлагаю встретиться за ленчем, и я сообщу вам о добытых сведениях. Затем мы сможем заняться разработкой нашей кампании.
– Превосходная мысль, мистер Холмс, – согласился голландец. – Может быть, вы с доктором Уотсоном пообедаете со мной в моей гостинице? Я остановился в «Нортумберленде».
– Прекрасно. Вас это устраивает, Уотсон?
– Да, вполне, – ответил я.
Глава тринадцатая
Силы тьмы
В ту ночь я спал крепко, но ближе к рассвету погрузился в царство загадочных сновидений. Я оказался запертым в пещере, оглашаемой жуткими, нечеловеческими криками. На долю секунды я увидел, как из сумрака мне косо ухмыляется лицо Стэплтона, но оно тут же исчезло в языках желтого пламени. Во тьме мигали зловещие глаза, ко мне протягивались отвратительные, похожие на когтистые лапы, руки. Громадные летучие мыши устремлялись на меня сверху, царапая лицо омерзительными кожистыми крыльями. Одна из этих тварей принялась кусать меня, парализованного страхом и неспособного поднять руку для защиты, в шею. Я чувствовал, как в горло впиваются мелкие острые зубы, а из раны течет теплая кровь.
В конце концов мой рассудок отказался мириться с этими кошмарами. С пугающей внезапностью я пришел в себя, возвестив об этом испуганным вскриком. Весь покрытый испариной, я некоторое время лежал в сером полумраке, а потом снова провалился в дремоту.
Было уже поздно, когда я наконец встал. Холмс уже ушел. Я в одиночестве съел завтрак, а затем, дожидаясь возвращения друга, стал просматривать утренние газеты.
Около одиннадцати зашел Лестрейд узнать о нашем ночном бдении. Мы с Холмсом заранее договорились о том, что, по крайней мере, некоторое время не будем разглашать подробности нашей встречи с призрачной женщиной, а также вампирские теории Ван Хельсинга. Лестрейд и в лучшие времена не отличался воображением, узнай он теперь, что мы охотимся на вампира, он скорее засомневается в нашем здравомыслии, чем станет для нас хорошим помощником. Поэтому, следуя наставлениям Холмса, я сообщил Лестрейду, что ночь прошла без происшествий.
Было заметно, что полицейский терзается: то ли ему радоваться этой новости, то ли сожалеть о ней. В конце концов на землистом лице Лестрейда появилось самодовольное выражение.
– Что ж, мистеру Холмсу их всех не одолеть, – с ухмылкой заметил он. – Сегодня ночью отправлю туда своих людей. Если будут какие-нибудь происшествия, я ему сообщу.
Посмеиваясь, он ушел.
Как раз перед полуднем в нашу квартиру с уверенным видом вошел Холмс.
– Добрый день, Уотсон. Надеюсь, вы хорошо спали, – бодро воскликнул он, кидая пальто на плетеное кресло.
Ликующее выражение его лица говорило о том, что, по-видимому, утренняя работа ему удалась. Надо сказать, одной из мелких раздражающих особенностей моего компаньона было то, что он не был склонен сообщать информацию до какого-то подходящего, как он считал, драматического момента. Это объяснялось отчасти его властной натурой, предпочитавшей доминировать над окружающими, отчасти – по временам чрезмерной склонностью к драматизму. В данном случае на все мои расспросы об утренних деяниях он отвечал взмахом руки и довольной ухмылкой.
– Да ладно, Уотсон, – промолвил он наконец, – вы обо всем узнаете за ленчем. – Он взглянул на карманные часы. – Боже правый, мы опоздаем, если не поспешим.
Гостиница «Нортумберленд» размещалась в грандиозном здании, стоящем на тихой улочке, зажатой между шумными оживленными проездами в районе Трафальгарской площади и Стрэнда. Когда минут двадцать спустя мы с Холмсом вошли в гостиницу, ресторан был уже заполнен публикой. В зале стоял негромкий гул голосов посетителей, в воздухе висела голубоватая пелена сигарного дыма. Это было просторное, освещенное хрустальными канделябрами помещение с темными стенами, обитыми панелями из красного дерева. За одним из столов у окна с красными бархатными портьерами сидел Ван Хельсинг. Увидев нас, он поднялся с места и помахал салфеткой.
Обменявшись приветствиями, мы заказали ленч у одного из пробегавших мимо официантов. Потом мы с Ван Хельсингом повернулись к Холмсу, ожидая его отчета.
– Что ж, – вымолвил он наконец, – похоже, фрагменты этой головоломки встают на свои места в соответствии с вашей теорией, Ван Хельсинг. Сегодня рано утром я просмотрел записи о регистрации погребений на частном кладбище «Белмаунт» и обнаружил, что менее четырех недель назад там, в фамильном склепе была похоронена двадцатилетняя дочь сэра Ральфа Маркэма.
– Сэр Ральф Маркэм. Это имя кажется мне знакомым.
– Так оно и есть, Уотсон. Он известный специалист по военно-морскому делу и служит в Адмиралтействе.
– Ах да, разумеется. – Я хлопнул себя по лбу.
– Возраст девушки определенно нам подходит, – пробормотал Ван Хельсинг.
– Получив эти любопытные сведения, я взял на себя смелость нанести визит в поместье Маркэмов – прекрасная вилла, не более трех миль от Белмаунта. Как я и думал, сэр Ральф был по делу в Адмиралтействе, но мне удалось побеседовать с леди Маркэм. На красивом лице этой утонченной дамы лет сорока ясно видны следы большой печали. Я представился как Дональд Фрейзер, консультант по медицинским исследованиям из больницы Святого Варфоломея.
Чтобы дать нам почувствовать, как он вошел в свою роль, далее Холмс говорил с мелодичным абердинским акцентом:
– Я спросил у леди, могу ли я задать ей несколько вопросов относительно смерти ее дочери. Она согласилась, хотя видно было, что ей больно об этом говорить. Скажу вам, джентльмены, я чувствовал себя довольно скверно, но понимал, что полученные от нее сведения могут быть очень важны для нашего расследования.
Холмс придвинулся к нам ближе и с заговорщицким видом продолжал говорить полушепотом.
– Вот что она мне рассказала. Ее дочь Виолетта посещала академию для молодых леди в Кумб-Трейси, в Девоне – место, знакомое нам с Уотсоном.
Я кивнул, вспомнив наше краткое пребывание в Кумб-Трейси при расследовании дела Баскервилей.
– Посещая академию, Виолетта Маркэм подхватила «странную болезнь». Сначала ее лечил местный врач по фамилии Коллинз. Однако лечение не дало результатов, и девушку осмотрел хороший специалист, приятель сэра Ральфа. Но и его усилия оказались безуспешными.
– Какие проявления были у этой «странной болезни»? – спросил Ван Хельсинг.
Глаза Холмса засверкали от сильного возбуждения, и он ответил:
– Наблюдались симптомы анемии, но, несмотря на многократные переливания крови, девушка постепенно слабела. В конце концов ее привезли домой, и через шесть часов после этого она умерла. Врачи были озадачены не только фактической причиной ее смерти, но и двумя маленькими ранками на шее мисс Маркэм.
– Печать Дракулы! – взволнованным хриплым голосом прошептал Ван Хельсинг. – Холмс, здесь есть все: загадочная потеря крови, постепенное ослабевание жертвы, характерные проколы на шее. Это классические вампирские симптомы.
– Факты кажутся неоспоримыми, – нехотя согласился Холмс.
– Вы действительно верите, что эту девушку инфицировал сам граф Дракула? – недоверчиво спросил я.
Ван Хельсинг уверенно кивнул.
– В таком случае следы ведут нас к Кумб-Трейси, где у девушки впервые были обнаружены симптомы этой болезни.
– Уотсон прав, – сказал Холмс. – Факты ясно указывают на то, что сейчас Дракулы в Лондоне нет, он нашел себе более безопасное пристанище в сельской местности Девоншира. Именно там мы и должны попытаться его выследить.
Ван Хельсинг коснулся рукава Холмса.
– Прежде чем мы продолжим расследование, нам придется выполнить ужасный, но необходимый ритуал. Нам следует на закате прийти на могилу Виолетты Маркэм и уничтожить существо, ныне вселившееся в ее тело.
При этих словах я содрогнулся.
– А как уничтожают вампира? – спросил я, с трудом осознавая всю фантастичность своего вопроса.
– Существует много способов уничтожения существа, восставшего из мертвых, – от сжигания до погружения в текучую воду. Эти способы изложены в древних колдовских книгах, но мне не доводилось применять их на практике. Тем не менее на мне лежит ответственность за уничтожение нескольких колоний вампиров в Карпатах. Есть две формы modus operandi, оказавшиеся вполне эффективными. Серебряная пуля, выпущенная прямо в сердце, способна истребить одно из этих существ. Ясеневый кол, воткнутый в сердце, также уничтожает носителя зла. За каждым из этих действий должно следовать обезглавливание жертвы.
Я был потрясен не только этими ужасными действиями, но и тем, как холодно и бесстрастно описывал их Ван Хельсинг.
– Это тяжелое, отвратительное занятие, доктор, – увидев мою реакцию, сказал он, – но оно абсолютно необходимо. Дело не терпит отлагательств, его нужно закончить сегодня же, пока женщина-вампир не совершила новых преступлений.
– Но почему нужно делать это именно на закате? – спросил Холмс, не в силах скрыть в голосе нотку скептицизма.
Я понимал, что он никак не может примириться с мистической природой этого дела. Несмотря на то что все факты подтверждали теорию Ван Хельсинга, она была настолько чужда научному и практическому складу Холмса, что признание ее он считал почти невозможным.
– Восход и закат – самое эффективное время для уничтожения вампира. Это наиболее таинственная часть суток, когда силы добра и зла имеют равную власть и равновесие легко нарушить.
– И все-таки, рассуждая логически, – вмешался я, – разве дневные часы не более подходящее время?
– В сверхъестественных делах не стоит слишком полагаться на логику, доктор. – Он улыбнулся мне мягкой, снисходительной улыбкой. – Не думайте, что в дневное время силы зла немощны. Они обороняются и поэтому настороже. При ярком солнечном свете входить в склеп куда опасней, чем на заре. Прошу вас, верьте мне, доктор, – мои знания основаны на практическом опыте.
Я молча кивнул. За окном слышался отдаленный шум Стрэнда, грохот экипажей, выкрики уличных продавцов – обыкновенная суета людей, занятых каждодневными делами, – но я чувствовал себя совершенно отрезанным от этого реального мира. Я окинул взглядом посетителей за соседними столиками, которые с довольным видом утоляли свой аппетит, не подозревая о кошмарной правде, известной нам троим. Наверняка, размышлял я, все это – какой-то отвратительный сон, скоро я проснусь в своем кресле у камина на Бейкер-стрит, и ко мне вернется мой уютный, лишенный неожиданностей, мир.
Мысли мои были прерваны появлением официанта с нашим ленчем. У каждого из нас пропало желание есть, рассеянно ковыряясь в тарелках, мы погрузились в молчание. Мысли о предстоящем деле отнюдь не способствовали пищеварению.
Я с тревожным предчувствием пытался представить, какие ужасные испытания ожидают нас на пути к завершению этого таинственного дела.
День клонился к вечеру, и серое ноябрьское небо наливалось свинцом, когда Холмс, Ван Хельсинг и я вошли на территорию кладбища Белмаунт через узкие деревянные ворота. Петли громко заскрипели, словно на что-то жалуясь.
Место было унылое и открытое. Меркнущий свет превращал надгробия в зловещие силуэты, между голых деревьев, растущих по сторонам кладбища, взметая кипы опавших осенних листьев, метался порывистый ветер.
Мы с Холмсом провели остаток дня, мысленно готовясь к предстоящему делу. Ван Хельсинг был занят более практической подготовкой, результаты которой он принес с собой в объемистом медицинском саквояже.
Где-то неподалеку заухала сова.
– Она чувствует приближение ночи. Скоро совершенно стемнеет, и силы зла восторжествуют, – спокойно заметил голландец.
«Исчезнет без следа дневная благодать,
Когда в ночи охоту начинает тать», – продекламировал Холмс. – Как вы знаете, профессор, я – человек не суеверный, но, право, в ваших словах есть нечто пугающее. Общепризнан тот факт, что большая часть преступлений совершается ночью. Темнота – лучший союзник преступника, его защита и укрытие.
Вновь заухала сова.
– Эта птица определенно с нетерпением ожидает ночи, – пробормотал я.
– Она готовится к охоте – и не только она, – заметил Ван Хельсинг. – Холмс, ведите нас к склепу Маркэмов.
Мы молча пороследовали через кладбище за Холмсом, несущим фонарь. Многие надгробия были полуразрушенными, покосившимися, а неухоженные могилы заросли сорняками. Увы! Грустное напоминание о том, как быстро забывают мертвых.
– Вот он. – Холмс поднял фонарь.
Тусклые лучи осветили небольшое приземистое строение в углу кладбища.
Пока мы подходили к склепу, я мельком взглянул на двух своих компаньонов. У обоих на лицах было выражение мрачной решимости. Мы спустились по нескольким ступенькам, ведущим ко входу. Ржавые железные воротца, к моему удивлению, легко распахнулись. Ван Хельсинг с Холмсом обменялись понимающими взглядами.
Едва мы вошли внутрь, как наших ноздрей коснулся тлетворный дух смерти. Мимо ног засновали мыши и крысы, потревоженные нашим появлением. В плоском потолке было проделано небольшое круглое оконце с витражом, и слабо окрашенный кружок света падал на дубовый гроб, установленный на каменную плиту в центре склепа. Вдоль двух стен шли каменные скамьи, на которых стояли покрытые паутиной гробы почивших поколений Маркэмов. Скудный свет от фонаря Холмса наполнял помещение мрачным свечением, на стены и потолок падали наши искаженные, причудливые тени.
Наши взгляды, как по команде, обратились к гробу. В отличие от остальных, на нем не было заметно следов времени. Холмс поднес фонарь ближе, и мы увидели на крышке латунную дощечку с именем Виолетты Маркэм.
Поставив саквояж на пол, Ван Хельсинг проворно снял крышку гроба, и мы увидели его обитательницу. Я мысленно готовился к этому зрелищу, но в тот момент не смог сдержать дрожи. Завернутая в запятнанный кровью саван, там лежала молодая девушка, напавшая на нас прошлой ночью. Глаза ее были закрыты, но веки трепетали от быстрого движения зрачков под ними. Ее призрачно бледные черты выражали одновременно покой и жестокость. Если не считать темного шрама в форме креста на лбу, кожа ее была безупречно гладкой, полные губы сохраняли ярко-красный оттенок. В уголке рта был заметен след запекшейся крови.
Ван Хельсинг склонился над девушкой и приподнял ее верхнюю губу, обнажив клыки, более длинные и острые, чем обычно бывают у людей. Скорее они походили на клыки животного.
– С помощью них она получает доступ к крови жертвы, – пробормотал он.
Мы с Холмсом, не отрываясь, смотрели на существо в гробу. Никогда прежде в совместных приключениях не доводилось нам видеть ничего подобного.
Вдруг от порыва ветра со звоном захлопнулись воротца склепа. Этот шум, казалось, побудил Ван Хельсинга к действию.
– Пора, – отрывисто произнес он. – Иначе скоро она восстанет вновь.
Словно завороженный, я смотрел, как профессор достает из саквояжа большой молоток и деревянный кол с заостренным концом около фута длиной.
– Посветите, Холмс.
Мой друг поднес фонарь ближе к гробу.
Я подался вперед, в тусклый кружок света.
– А другого способа нет? – все еще надеясь избежать предстоящего, уму не постижимого действа, спросил я.
– Прошу вас, постарайтесь понять, доктор. То, что вы сейчас видите перед собой, – не Виолетта Маркэм. Это всего лишь оболочка, захваченная и оскверненная злыми силами Дракулы. Чтобы освободить ее душу и дать ей вечный покой, мы должны разрушить эту оболочку. – Голландец покачал головой. – Другого способа не существует.
Сказав это, он поместил конец кола над сердцем существа, лежащего в гробу, и поднял молоток, чтобы нанести удар. С пугающей внезапностью глаза существа распахнулись, горя безумным, лихорадочным огнем. Злобный рот искривился звериным оскалом. Ван Хельсинг пытался отвести взгляд от этих горящих глаз, но тщетно – он оказался в их безраздельной власти. Рука с молотком безвольно опустилась, и профессор отступил от гроба.
Холмс действовал молниеносно. С большим проворством он прыгнул вперед, передал мне фонарь и выхватил инструменты из ослабевших рук Ван Хельсинга. Склонившись над гробом, он вонзил кол в грудь уже поднимающейся девушки, изо всех сил ударив по нему молотком. Она рухнула вниз, содрогаясь всем телом, словно в конвульсиях. Холмс ударил еще раз, и, когда кол глубоко вошел в сердце, с алых губ существа сорвался отвратительный вопль. Острые белые зубы обнажились, а на губах выступила розовая пена. Из раны вокруг кола хлынула кровь, проступая на саване темным расползающимся пятном.
Холмс в третий раз ударил по деревянному колу. Постепенно конвульсии стали ослабевать, и полные звериной злобы глаза закрылись навсегда.
Тело было неподвижно.
Холмс уронил молоток, спотыкаясь, подошел к двери склепа, облокотился на нее и дышал всей грудью. Я приблизился к нему на нетвердых ногах, чтобы глотнуть свежего и холодного ночного воздуха.
Через несколько мгновений к нам подошел Ван Хельсинг.
– Вы совершили очень смелый поступок, друг мой, – тихо сказал он, кладя руку на плечо Холмса. – Идите, взгляните.
Он подвел нас обратно к гробу и, взяв фонарь, поднял его над девушкой. Мы смотрели на спокойное, неопороченное лицо, с которого полностью исчезли следы зла или жестокости.
– Видите, печать зла смыта. Она больше не принадлежит к восставшим из мертвых. Вы дали ей вечный покой. Однако осталось еще одно – голову необходимо отделить от тела.
Передав мне фонарь, он порылся в своем саквояже и достал из него медицинскую пилу. Аккуратно, с точностью и сноровкой хирурга произвел он эту ужасающую операцию.
– Теперь Бог смилостивится над ее душой, – пробормотал он, закрывая крышку гроба.
– Должен извиниться перед вами, профессор. – Холмс говорил усталым и напряженным голосом. – С самого начала я подвергал сомнению ваши слова и противился доводам разума. Но ваши теории, касающиеся восставших из мертвых, получили подтверждение фактами. Теперь я вижу, что ошибался. Уверяю вас, больше я не испытываю никаких сомнений.
Ван Хельсинг устало улыбнулся, не разжимая губ.
– Понимаю ваши чувства, друг мой. Я сам прошел этой дорогой неверия. Поначалу я придерживался прежнего подхода к вещам, несмотря на то что факты говорили о противоположном. Теперь вы тоже примкнули к этому весьма избранному клубу верящих. – Он достал из кармана пальто тонкую черную записную книжку и протянул ее Холмсу. – Здесь содержатся все сведения, которые мне удалось собрать о восставших из мертвых.
– Благодарю вас. – Холмс взял книжку и засунул ее в карман.
– Теперь давайте уйдем из этого места, я все еще ощущаю запах зла вокруг.
Мы вышли из склепа в темную ночь. Ван Хельсинг сказал:
– Итак, друзья мои, часть работы завершена – пожалуй, самая мучительная. Но остается еще одна, более важная задача – найти виновника этого несчастья и навсегда уничтожить его.
– Обещаю, Ван Хельсинг, – с чувством заявил Холмс, – что буду помогать вам выследить и уничтожить графа Дракулу, какими бы последствиями для меня это ни обернулось.
Глава четырнадцатая
Ответные визиты
В тот вечер мы с Холмсом вернулись на Бейкер-стрит совершенно измученные. Скинув пальто и рухнув в кресла, некоторое время мы сидели молча, уставившись в ярко горящий камин, который миссис Хадсон разожгла к нашему приходу, и погрузившись в свои мысли.
Чуть раньше, обсудив следующий этап нашего расследования, мы расстались с Ван Хельсингом в его гостинице. Оба моих компаньона считали необходимым срочное наведение справок по поводу академии для молодых леди в Кумб-Трейси. Именно там Виолетта Маркэм подхватила свою «странную болезнь». По утверждению Холмса, это место могло оказаться единственным связующим звеном с графом Дракулой.
– Нельзя медлить – след может затеряться. Прошло более четырех недель, как он использовал кровь Виолетты Маркэм, за это время он мог найти новую жертву для поддержания своего противоестественного существования.
На следующие несколько дней у Ван Хельсинга был запланирован плотный лекционный график, поэтому было решено, что мы с Холмсом самостоятельно продолжим расследование, держа связь с профессором при помощи телеграмм. Нам предстояло утренним поездом отправиться в Кумб-Трейси. Холмс, предпочитавший заниматься расследованием без посторонних, был весьма удовлетворен таким ходом дела.
Ван Хельсинг передал ему на хранение свой саквояж со всевозможными «профилактическими и радикальными принадлежностями».
– Они могут вам пригодиться, – просто сказал он. – Да хранит вас Бог.
Через некоторое время появилась миссис Хадсон с горячим чаем и булочками с маслом.
– Я подумала, что вам захочется подкрепиться, – с улыбкой произнесла она, ставя поднос на стол.
– Миссис Хадсон, дорогая моя, это восхитительно, – выходя из задумчивости, воскликнул я.
– Перестаньте, доктор. В чае и булочках нет ничего восхитительного. Самая обычная еда.
– Именно потому, что чай и булочки – вполне обыкновенны, они для нас столь желанны, миссис Хадсон, – объяснил Холмс. – В данный момент мы с Уотсоном несколько оторваны от обычных вещей.
В недоумении пожав плечами, хозяйка удалилась, а мы приступили к скромной трапезе.
Холмс быстро выпил чай, не притронувшись к булочкам. Затем набил старую вишневую трубку самой грубой махоркой из лавки Брэдли и принялся за изучение записной книжки Ван Хельсинга. Я понял, что в тот вечер с ним едва ли удастся поговорить, поэтому тоже зажег трубку и постарался расслабиться.
Надеясь, что полная пригоршня душистой аркадской смеси успокоит мои натянутые нервы, я глубоко заблуждался. Положив трубку, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но во тьме передо мной замелькали ужасные эпизоды, свидетелем которых я стал в склепе Маркэмов. С моим опытом медика мне было не привыкать к виду крови, однако при воспоминании о жутком багровом пятне, расплывавшемся по савану того существа, у меня мороз шел по коже.
Но постепенно усталость взяла верх над кошмарами. Через пару часов тепло камина убаюкало меня, я погрузился в сон – «бальзам для страждущей души».
Время от времени сквозь сон я различал звучавший в отдалении бой часов. Вдруг громкое восклицание моего друга вернуло меня к реальности.
– Каким же я был болваном! Слепым, как крот! – вскричал он, вскакивая на ноги и швыряя трубку на каминную полку.
– Что, черт возьми, случилось? – спросил я, бросив взгляд на часы и заметив, что было начало двенадцатого.
– Некогда объяснять, Уотсон. Хватайте пальто. Наша ночная работа еще не завершена.
Минуту спустя мы торопливо шли по Бейкер-стрит в поисках кэба. Холмс, никак не прокомментировав цель нашей вылазки, взял с собой большой медицинский саквояж Ван Хельсинга.
Когда в отдалении показался двухколесный экипаж, Холмс выскочил на дорогу, едва не угодив под копыта лошадей.
– В Скотленд-Ярд, как можно быстрей! Получишь лишний шиллинг.
Едва успев вскочить в экипаж, мы уже мчались по мощенным булыжником улицам.
– Что все это значит, Холмс? – отдышавшись, спросил я. – Зачем в Скотленд-Ярд?
– Думайте, Уотсон, думайте! Сегодня ночью мы воочию могли убедиться в том, что у вампира есть цикл восстановления, однако не сумели воспользоваться этим знанием.
Я покачал головой.
– Боюсь, я не понимаю, что именно вы имеете в виду.
– Девушка, Селия Лидгейт, была убита тем существом, которое мы уничтожили сегодня вечером, так что адский процесс продолжается. Она теперь тоже инфицирована, превратилась в зомби и, если мы ее не остановим, встанет из могилы с жаждой крови.
– Боже правый! – воскликнул я, когда до меня дошел смысл слов Холмса.
– Будем надеяться, что мы не опоздаем и что она по-прежнему мертва.
Кэб въехал во двор Большого Скотленд-Ярда и резко остановился. Холмс заплатил извозчику, и мы поспешили в покойницкую. Своим неожиданным появлением мы потревожили пожилого дежурного сержанта, который сидел у очага и металлической кочергой вяло помешивал угли. Вздохнув, он оставил кочергу в пылающем камине и шаркающей походкой подошел к стойке.
– В чем дело, джентльмены? – сонно пробурчал он, застегивая униформу.
– Тело девушки, убитой вчера ночью на Хэмпстедской пустоши, все еще там? – с большим нетерпением спросил Холмс.
– Минуточку, сэр. Надо проверить по журналу.
– Поторопитесь, приятель, – отрывисто произнес Холмс, барабаня пальцами по стойке.
Видя нетерпение моего друга, полицейский нахмурился и, похоже, собрался сделать какое-то критическое замечание, но потом передумал.
– На пустоши прошлой ночью, – пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к нам, и с ужасающей медлительностью стал водить пальцем сверху вниз по столбцам записей. Наконец он остановился. – Да, сэр. Труп еще здесь. Утром его увезут для захоронения.
– Нам надо немедленно видеть тело.
– Увидеть? О, боюсь, это невозможно, нужно письменное разрешение. Вам придется получить ордер…
– На это нет времени, – прервал его Холмс. – Меня зовут Шерлок Холмс, и я содействую инспектору Лестрейду в очень важном деле. Мне крайне необходимо сейчас же увидеть тело.