Больше не зови меня Тимошина Ольга

9

Я совершенно отвыкла от приличных мест. Последнее время меня носило по дискотекам, барам и караоке, где в пьяном дурмане я не могла различить не только интерьеры, но и людей. Место встречи с редактором журнала оказалось таким же типичным, как все заведения в моей прошлой жизни с Андреем. Я озиралась по сторонам в страхе неожиданной встречи с ним. Он любил все пафосное, модное и дорогое. Чтобы обязательно по записи и брони, чтобы вход по приглашениям или за большие деньги, и чтобы у всех на устах. Я только хотела схватить свое письмо и исчезнуть. Меня пугали все эти разодетые красивые люди, на фоне которых я выглядела как попавшая не по адресу, подвыпившая или, скорее, не протрезвевшая гастролерша. Москва жила полной жизнью без меня.

В толпе девиц я узнавала ту себя, которой была несколько месяцев назад. Ухоженные «тридцатилетние девочки», готовые на все, лишь бы выйти замуж за посетителя этого ресторана. Здесь случайные женихи не проходили. Уже одно присутствие тут безоговорочно ставило на любом мужчине клеймо «годен».

На меня они смотрели без интереса, я бы даже сказала с жалостью, я не выдерживала сравнения с их холеным внешним видом и горящими глазами; мне тут вообще нечего было делать. Я была дурнушкой, гадким утенком, ошибкой на чужом празднике.

Вдруг их лица стали расплываться в заискивающей улыбке, а потом глаза в недоумении поднялись на ровненькие, гладенькие, заполненные гилеуроном лбы. За мой столик сел мужчина. Он был либо очень красивый, либо известный, либо богатый. Я не поняла. Я уже давно не различала людей по внешнему виду, а иногда даже и по полу. Девочки у бара, открыв рты, наблюдали за нами.

– Вы – хозяйка письма? – спросил он, улыбаясь.

– Да, а вы?

– Антон, хозяин всех этих печатных глянцевых штучек, – заулыбался он.

Мне было стыдно, неуютно и неловко сидеть рядом со всеми этими людьми, оценивающими меня с ног до головы, и не знать, кто такой Антон… Смета обо мне уже была давно составлена и была столь маленькая и ничтожная, что я хотела вскочить и убежать.

Но мне нужно было мое письмо. К тому же я не испытывала никакого желания вновь общаться с людьми круга Андрея-Антона, я не была готова к встрече с приличными мужчинами, пусть даже это было и не свидание, но, прежде всего, не была уверена, что все это мне опять надо.

– Вы принесли письмо? – спросила я, прерывая все его улыбки, вопросы, наклоны головы и признаки приличного поведения в обществе.

– Нет, оно у меня дома, а я приехал к вам сразу из редакции.

– Так какого хрена вы меня сюда притащили? – заорала я на весь зал в бешенстве. Отдайте мое письмо.

И тут я вдруг поняла, что напугала его и веду себя как настоящая неврастеничка. Во мне все еще гулял накопившийся за месяцы алкоголь, нервы были на пределе от бессонных ночей и пролитых слез. Собрав всю свою силу, я прошептала извинения.

– Простите меня, как вас зовут, у меня были тяжелые времена, просто отдайте мне письмо.

– Меня зовут Антон. А вас?

– Виктория, – прошептала я.

– Виктория. Красивое имя для яхты. Неужели вы не хотите узнать, как ко мне попало ваше письмо, и какой приз вы выиграли?

Девочки у барной стойки свернули свои головы и уши, половина ресторана, как локаторы, ловили каждое наше слово, мимо стола постоянно проходили люди и жали руку моему новому знакомому. Среди них я узнавала и артистов, и политиков. Весь этот антураж был знаком мне до мелочей, мне повсюду мерещился Андрей, и я подыхала от боли воспоминаний.

– Отпустите меня, прошу вас, – простонала я. Умоляю вас… Дайте мне письмо…

– Ну хорошо, – сжалился он, вы поедете ко мне домой за письмом, сейчас?

«Куда угодно, с кем угодно, ко мне домой или к вам – мне не привыкать», – подумала я и, молча, кивнула.

На выходе из ресторана нас сфотографировали. Яркая вспышка мелькнула в промозглом черном небе Москвы, и я, едва не ослепнув, успела ухватиться за пальто Антона.

– Завтра вы будете во всех журналах и даже интернете, поздравляю, – сказал он, открывая дверцу своей роскошной машины.

«Господи, далось мне это письмо, – думала я в машине, – хотя хуже уже все равно не будет. Хуже просто не бывает».

Мы неслись в темноте, без пробок, по проспектам пустого города, казавшемся не таким уж уродливым, как днем. Антон что-то беспрерывно болтал, а мне было так наплевать на него, впрочем, как и на всех мужчин, побывавших в моей жизни в последние месяцы. Я так сильно умерла, что воскресить меня не представлялось возможным, а главное, не нужным мне мероприятием.

Мы въехали в подземный гараж нового дома. Поднявшись под самую крышу высотки, я очутилась в настоящих холостяцких апартаментах. Вся Москва на ладони, так же как из нашей с Андреем квартиры. Похоже, что весь вечер мне суждено думать и вспоминать только о нем. Последние четыре месяца я так тщетно пыталась позабыть и стереть из моей памяти все, что было. И вот сегодня, за один вечер, всего за пару часов все вернулось обратно.

Мне надо было выпить, что угодно, только глоток алкоголя. Руки тряслись и не слушались, со стороны я, наверное, походила на наркоманку, остро нуждающуюся в спасительной дозе, но в страхе быть переданной на попечение в соответствующие органы, старалась вести себя спокойно, отчего еще больше волновалась внутри.

– Теперь вы отдадите мне письмо? – спросила я.

– Неужели вы хотя бы из благодарности не выслушаете историю, как я нашел его? А приз? Вам совсем не интересно? – искренне удивился Антон.

– Вы что же теперь, будете меня шантажировать и пытать своими рассказами? – разозлилась я. Отдайте мне письмо или я ухожу.

– Хорошо, вон там, в углу бар, выпейте пока, а я пойду, поищу его в кабинете, – он швырнул в кресло пиджак и поднялся по ступеням куда-то наверх.

Убедившись, что Антон ушел, я рванула к барной стойке. Виски! Отлично! Едва сдержав себя, чтобы не отгрызть горлышко бутылки, я налила полный стакан и мгновенно осушила его. Вверху слышалось, как он открывает и закрывает шкафы. Я налила еще и присела на край дивана. Подумать только. Совсем недавно я жила в таком же дворце, ела как королева, вела себя как леди.

А правильно ли я сделала, что бросила все это и ради чего? Ради своей гордости? И чем же мне гордиться? Старой квартирой, тупой работой, количеством мужчин? Ради чего, спрашивается, я ушла? Руки мои успокоились, и я с удовольствием налила еще. Я почти полгода жила как во сне, надеясь, что Андрей найдет меня. А он даже и не пытался. Он влиятельный человек, и, используй он все свои возможности, напасть на мой след было бы совсем легко. Значит, не хотел. Правильно, а кто я такая, чтобы меня искать. Сегодня в ресторане таких было навалом, еще краше, еще моложе и податливее.

– Неужели во мне нет ничего, за что меня можно любить? – прошептала я. – Я, что, никто?

– Я не понимаю, как такое может быть, – ответил Антон у меня за спиной. Когда я нашел твое письмо… Когда я его нашел, я всю ночь просидел с ним, перечитывая снова и снова. Я не мог поверить, что такие чувства бывают, я так захотел, чтобы меня так любили…

– Ты, что, разыгрываешь меня? – еле произнесла я. Мои губы едва открывались, я была пьяна, как портовый грузчик, я даже не видела его. Это был просто какой-то очередной мужчина, без лица и имени.

Я совершенно не понимала, где и с кем нахожусь. Пытаясь удержать в голове идею, где я, и зачем я сюда пришла, я сделала слабую попытку встать, но тут же упала на диван.

– Письмо нашел, ты, как тебя там зовут?

Антон протянул мне мои листки. Я, молча, убрала их в сумку.

– Так хочешь знать, как они оказались там?

– Валяй, – сказала я, протягивая ему стакан. Сил встать у меня уже не было. Я была как всегда пьяна.

Он налил мне еще и начал нудный рассказ, из которого я ничего не поняла. Я включалась и выключалась из его монолога, уставившись через окно на красные звезды Кремля. Меня окончательно уничтожила эта история, и я твердо была настроена покончить со своей никчемной жизнью, как только допью последний стакан. Я медленно, почти с элементами мазохизма продумывала способы ухода, и это не казалось мне таким уж трудным в исполнении. В тот момент я поняла, что впервые думала о смерти, что неимоверно развеселило меня. Вот он – выход из этого ада! И лишь один пустяк в виде чего-то бормочущего рядом неизвестного мне зануды, мешал осуществить мне мой план. Вдруг я почувствовала на своих губах поцелуй, и мне почудилось лицо Андрея.

– Я смотрел на это письмо и мне так захотелось, чтобы меня полюбили, я искал тебя, придумал этот конкурс, ты просто стала моим наваждением, капризом, – слышала я какой-то голос со стороны.

Андрей! Он прочел мое письмо и нашел меня, как же я сразу не догадалась! Журнал это лишь способ выйти на меня! А этот человек… его же прислал Андрей! Он любит меня, он здесь, со мной! Я обхватила руками горячую мужскую шею и прошептала: «Андрей».

– Меня зовут Антон, – ответил он, но я этого уже не слышала.

Проснулась я счастливая. Я открыла глаза и поняла, что я счастлива. Первый раз. За окном внизу гудели машины. С высоты птичьего полета все казалось таким маленьким и игрушечным, и чувство присутствия где-то совсем недалеко от неба делало меня величественнее. Часы показывали начало третьего, за огромным панорамным стеклом светило настоящее солнце, появившееся в городе впервые с того момента, как мы покинули Францию. Сначала я не узнала спальню: она и впрямь была красива.

Посередине зала с громадными потолками стояла кровать гигантских размеров, на которой, как кукла, в центре лежала я. Нежные, мягкие, шелковистые простыни, которые бывают в домах холостых и состоятельных мужчин, всегда сводили меня с ума. Да, пожалуй, роскошь – это очень приятная безделушка. На полу стаканы и бутылка виски, но выпить мне впервые не захотелось.

Наверное, Андрей купил новую квартиру. Все как в сказке, эта статья в журнале, потом какой-то человек, что привез меня сюда, как там его звали? Значит, я выиграла главный приз, и этот приз был Андрей?

– Пожалуй, ради этого стоило умереть, не правда ли? – сказала я самой себе, улыбаясь.

Я опустила ноги на пушистый ковер и пошла на поиски Андрея. Квартира была огромной: я открывала и закрывала двери многочисленных комнат, пока, наконец, не набрела на просторную, залитую солнцем кухню. Я шлепала босыми ногами по теплому мраморному полу и таяла от блаженства.

Порывшись в шкафах, я нашла ароматный чай и с наслаждением выпила несколько чашек, любуясь из окна на парк с ветвистыми дубами и реку. В ожидании Андрея я приняла душистую ванну, уложила волосы и, нацепив его рубашку, засела в гостиной напротив входной двери. Несмотря на значительную потасканность моего тела, я удивительным образом выглядела отлично. Мне показалось, что я даже помолодела на пару лет.

По-видимому счастье одной единственной ночи привело мою несчастную душу в порядок, и события последних месяцев без следа улетучились из моей жизни. Я светилась изнутри, глаза мои сияли, кожа помолодела, а тело излучало волны спокойствия и умиротворения. Я мечтала, как мы будем жить дальше: сначала, конечно, надо куда-нибудь полететь на острова, в горы – мне подойдет все, даже Алтай или Селигер. Там мы поженимся по традициям их законов, босиком на пляже или с рюкзаками на спине, прикрытые лишь накидками из цветов или вязаными свитерами. Будет медовый месяц и все, что за этим следует.

Потом, я думаю, пора завести ребенка, не важно, кто родится, главное, чтобы бы был здоров. Я, конечно же, буду следить за собой, буду такой миленькой и сексуальной беременной девочкой, что он захочет делать детей еще и еще, и… Мои мечты прервал шум, доносящийся из холла прихожей. Через пару секунд дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый мужчина.

Я в недоумении поджала ноги.

– О, привет, ты еще здесь? Я думал, ты уже уехала, может, вызвать тебе такси? – притворно улыбаясь, спросил он.

– Вы кто?

– Здрасте, я – Антон. Ты, что, разыгрываешь меня? А чего в моей рубашке? – как-то недобро спросил мужчина.

Человек по имени Антон, его рубашка, его дом? Я пыталась провести какую-нибудь связь между вещами и этим человеком и найти логическое объяснение его появления в доме Андрея.

– Ты, что же это, ничего не помнишь, – присел он рядом со мной.

– Ничего. Вы кто? – опять спросила я.

Он был мужчиной лет сорока, не красавец и не урод, так себе внешность, но в глазах читалось полная уверенность в своей неотразимости, которую дают мужчине либо его красота, либо деньги, либо легкое обладание всеми женщинами на свете.

Похоже, что предо мной сидел типичный для его возраста холостой состоятельный ловелас, наслаждающийся жизнью, и поскольку вид моего местами неприкрытого тела его ничуть не смутил, значит, это тело он уже исследовал, потому как интереса оно у него не вызывало. Так кто же это такой, и где я?

– Первый раз такое вижу в своей жизни, – протянул Антон. У меня, конечно, тоже такое бывало, что я не мог вспомнить имя девушки, с которой провел ночь, но чтобы не помнили меня… Такое в первый раз.

– Секундочку, – прервала я его причитания, – что значит: провел ночь, у нас, что, с вами что-то было?

Мужчина встал и подошел к барной стойке:

– Детка. Хм. Вероника, видишь, я знаю, как тебя зовут, – сказал он, протягивая мне стакан с виски.

Я с отвращением отказалась. Пить почему-то совсем не хотелось.

– Вчера мы провели с тобой вечер, потом приехали ко мне и всю ночь кувыркались в моей кровати. Ты плакала и смеялась, одним словом, была счастлива. Потом мы договорились слетать с тобой на выходные к морю, в качестве приза, который ты выиграла в моем журнале. Утром ты должна была уехать к себе, а я обещал тебе позвонить. Кстати, хорошо, что я тебе застал, потому как номер-то я записать не успел.

Он поднялся в свой кабинет за записной книжкой, а я, раскрыв рот, не шелохнувшись, осталась сидеть на мягком диване в его, ставших в одну секунду не просто больших, а гигантских апартаментах. События вчерашнего дня потихоньку стали возвращаться в мою больную голову. Я поняла, что допилась до галлюцинаций. Мне так хотелось принять желаемое за действительное, что я сочинила себе Андрея, и, пребывая в сильнейшем опьянении на фоне стресса последних месяцев, я внедрилась в свой придуманный виртуальный мир, в котором царили гармония и счастье.

Странно было то, что, осознав эту мысль, я ничего, то есть абсолютно ничего не испытала. Ни страха, ни боли, ни обиды. Ничего. Скорее меня поразили возможности моего организма приспосабливаться к ситуации и выставлять ее в выгодном для себя цвете.

Слава богу, что я оказалась в приличном доме, а не в подворотне. Мой мозг получил сигнал к новой жизни. Я второй раз за два дня стараюсь ее начать, и, похоже, что это мне удается, так как выгляжу я великолепно, и день моей новой жизни начался во дворце, а не в съемной квартире пролетарского района.

Мужчина спускался с лестницы, неся в руках маленькую записную книжку. Прежде чем он успел открыть рот, я опять ошарашила его своим вопросом:

– Извините, вас, кажется, Антон зовут, так? А не подскажете, где я вас подцепила? Если не хотите – не отвечайте, это я так просто спросила, память тренирую. Мне это, в общем-то, совсем не важно, потому что я сейчас ухожу, просто я в последнее время не помню многого. И если в следующий раз в том месте, где мы познакомились, мы снова встретимся, то не исключено, что мне придется знакомиться с вами опять. Поэтому я пытаюсь вас запомнить или вспомнить, как хотите… – я прервала свой монолог, так как Антон уставился на меня в полном недоумении.

– Я, было, подумал, что ты, вы… ты прикалываешься. А теперь вижу, что ты и вправду не узнаешь меня. Ты что, больная? Мы же с тобой всю ночь в любовь играли, чувства там, слезы, обещания…

– О нет, – засмеялась я, нет, нет, я вам ничего не обещала. Вы меня извините, остаться я не могу, было приятно познакомиться, но мы встречаться не сможем, вы уж простите, но жить с вами не смогу, мне жаль, что я вам там чего-то наобещала, но это невозможно, – затараторила я, вскакивая с дивана.

Антон взял меня за руку и посадил на место. Он был совсем сбит с толку.

– Ну, в общем, мы просто провели ночь, – уже спокойно повторила я. – Ну, представьте это школьной забавой, какие пустяки. Нам же не 20 лет. Встретились, туда – сюда и разбежались. Вы очень хороший, добрый, ласковый, – начала я выкручиваться, поймав себя на мысли, что даже не помню, какой он, – но мне надо идти, я вообще замужем, у меня дети, так что телефон вам я свой не дам. Но вы еще встретите девушку и обязательно полюбите ее. Я бы очень просила вас не разрушать мою жизнь, потому что только вчера я начала ее заново…

– Больше всегда на свете я ненавижу женские истерики, – вдруг прервал меня Антон, – за всю свою жизнь я говорил точно такие же слова раз сто, и каждый раз все кончалось обидами и слезами. Но я никогда не мог предположить, что эти слова будут сказаны в мой адрес. Это неприятно, должен вам признаться. Неприятно то, что мы были с вами так близки, и у вас не осталось от меня ни одного воспоминания.

Растроганная и немного испуганная я слушала его выступление. Похоже, что факт его непризнания мной глубоко задел самолюбие победителя. И мне стало его жаль. Он уже не выглядел таким довольным. Его кадык ходил под воротом рубашки, спина осунулась, на глаза легли глубокие морщинки. Он задумчиво глотал виски из широкого стакана. Теперь это был потасканный мужчина за сорока пять лет, одинокий городской волк.

– Антон, видите, я помню, как вас зовут. Не расстраивайтесь. Между нами все равно ничего не могло бы быть. Я не тот человек, что вам нужен. Ну, хотите, я еще чуть-чуть побуду. Кстати, как я тут оказалась?

Антон от души рассмеялся.

– Вот дожил, – хохотал он. – Вот дожил. Ха-ха-ха. Вы будете виски?

– Нет, мне лучше чай, а то история повторится, и я буду жить тут вечно, каждое утро спрашивая у вас, кто вы такой.

Позже мы сидели на кухне, потягивая напитки, и болтали.

Оказалось, что мое письмо Андрею осело в саду нашего соседа. Он, распознав русский шрифт, подумал, что письмо наше. Когда мы уже улетели, он заходил в дом, и наш садовник положил его в шкаф. После того дня Андрей больше никогда не возвращался в тот дом. Его начали сдавать, и именно так Антон и оказался во Франции на новогодние праздники, где из шкафа на него вывалились помятые и запачканные дождем листики.

Антон приехал в дом с большой компанией.

Но все это были чужие люди, в основном, коллеги, сбежавшие от своих семей с любовницами и подругами по вызову. Антон тоже прихватил пару девчонок, но имени их, конечно же, не помнил. Через пару дней он устал от их ограниченности и в тоске шатался по дому, заглядывая во все щели. Письмо сильно поразило его. Потягивая шампанское, он снова и снова перечитывал отчаянные строки, вслушивался в крик моей души, и ему нестерпимо захотелось найти меня и познакомиться. Выйти на хозяина дома никак не удавалось.

Андрей наотрез отказывался идти на контакт с любыми людьми. Прилетев в Москву, Антон придумал этот конкурс, так в весеннем номере журнала и появилось мое письмо. Московская жизнь с ее мимолетными знакомствами, быстрыми связями и продажными друзьями быстро закрутила Антона, и он почти позабыл про свой каприз, как вдруг объявилась я, с которой он не представлял себе дальнейших контактов.

Со слов Антона я оказалась очень даже ничего себе, и он пригласил меня домой, хотя уже тогда, в ресторане, письмо лежало у него в кармане. Потом мы быстренько с ним напились – и я, захваченная галлюцинациями об Андрее, и он, в тоске по настоящей любви и с новым желанием, в общем, мы накинулись друг на друга, преследуя одни и те же цели.

Но сегодня утром я настолько поразила его фактом абсолютного безразличия к его персоне, что он впервые за многие годы был, как мне показалось, заинтригован. Я же, прозрев, оказалась не в таком уж выгодном для себя свете, и, осознавая, что мною, прямо говоря, воспользовались, вновь чувствовала себя опустошенной и никому не нужной. Хотя, по большому счету, наличием этого чувства удивить меня было сложно, поэтому я расслабилась и была самой собой, зная, что сейчас встану и уйду. Но уйду уже не такая, как была прежде, до приезда сюда.

Эта странная ночь как-то изменила меня. Завтра я была твердо намерена вернуться в Париж и подыскать себе настоящую работу и новое жилье. Я собиралась жить открытой, простой жизнью, позвонить друзьям, родителям и встретить нормального земного парня, живущего хотя бы этажом выше, но уж точно не под небесами Москвы и не в горах Монако. С меня на самом деле было достаточно фальшивых отношений и притворств, потому в тот вечер я чувствовала себя расслабленно и свободно, чем, вероятно, и привлекла Антона. Я не заискивала, не притворялась и не юлила. Мне было очень сильно все равно.

Не смеялась над глупостями и даже обозвала его самовлюбленным старым козлом, недалеко ускакавшим от Андрея. Я рассказала ему об Андрее, а он назвал его придурком и человеком, недостойным письма. На что я, в защиту своей, пусть и прошлой любви, высказала ему все, что думаю о таких, как он, городских стареющих самцах, дрожащих только за свои дряхлеющие сорокалетние причиндалы.

– На самом деле, через несколько лет, в конце концов, настанет день, когда единственным существом, с которым ты сможешь быть открытым и искренним, останется то, что болтается у тебя между ног. Потому что настоящие женщины будут слушать тебя только за деньги. Говорить с ними останется твоим единственным развлечением в канун недалекого шестидесятилетия. А Новый год ты будешь проводить со шлюхами, потому что к тому времени все твои друзья уже будут женаты, – парировала я.

– Если у меня к тому времени будет, чем за них платить, – вдруг согласился Антон. Квартира-то не моя. Она принадлежит издательству, а я тут временно, пока на моем четвертом этаже идет ремонт. Я редактор журнала.

– А как же все те рукопожатия и поцелуи со звездами, папарацци у входа, ресторан? – спросила я.

– А, этот антураж настоящий, прилагается к окладу. Машина, костюмы, часы, билеты на вход – меня все знают, вся Москва. Я появляюсь на страницах журналов не менее двух раз в каждом номере. Это часть моей работы.

– Эх ты, Дон Жуан липовый, – засмеялась я.

Я вытащила письмо из сумки и порвала на маленькие кусочки. Все, конец истории, длившейся шесть лет и четыре месяца.

– Ну, а как же приз? – спросил Антон. – Ты и этого не помнишь? Ты выиграла поездку на Сицилию, на двоих. Все оплачено. Включая свадебную церемонию, на всякий случай. Ты можешь ехать хоть завтра.

– Нет, сначала найду с кем, потом поеду, я как-то не привыкла за последние месяцы спать одна и выходить замуж без мужа.

– Хочешь, я составлю тебе компанию, по-моему, классная идея, мы с тобой уже знакомы, никаких притирок – раз. Мы не влюбленные – никакой ревности. Мы оба устали, надо отдохнуть – три, – начал он перечислять все «за», загибая пальцы. – Четыре…

– Стоп, хватит, я согласна, поехали, прокачу тебя за свой счет, – засмеялась я в ответ.

На торговой площади в старом городе Канн царило оживленное веселье. Побережье готовилось к началу джазового фестиваля. Я уже давно работала переводчиком французского в модном глянцевом журнале. Надо признаться, год вышел славный. Я сменила квартиру на загородный дом, пусть и купленный в кредит, но это неважно, приоделась и похорошела, круглые формы моей второй беременности делали меня необыкновенно соблазнительной и привлекательной. Мужчины так и пожирали меня глазами, но, поняв интересность моего положения, расстроенно притупляли взгляды. Редакция нашего журнала готовилась к репортажу о приезде мировых звезд, а я в ожидании съемки, готовая в любой момент помочь с переводом, околачивалась среди торговых прилавков. Мой муж названивал каждые пять минут, беспокоясь о моем положении, но это ничуть не раздражало меня, ведь, в конце концов, это было именно то, к чему я шла и чего с успехом добилась.

– Как давно мы не виделись? – произнес голос Андрея у меня за спиной.

В своих мечтах я сотни раз разыгрывала ситуации, как мы снова встретимся и обменяемся колкостями и любезностями. Но именно в эту минуту весь заготовленный загодя репертуар напрочь улетучился из моей головы, и все, что я могла сказать:

– Два. Мы не виделись почти два года.

Он ждал, что я буду спрашивать о его жизни. А я не спросила, мне было не интересно. Когда мои фотографии появились на страницах всех московских журналов, он, наконец-то, нашел меня. Только было уже поздно. Я благополучно вернулась из Италии, приобретя шикарный загар, беременность и горящий взгляд. Андрей просил, требовал, угрожал, плакал и даже стоял на коленях. Он, наконец, сказал мне то, что я ожидала от него все шесть лет. Ничего, кроме жалости, я к нему тогда не испытывала. Я гладила его по седым волосам и мокрым щекам. В его слезах я видела отражение маленького ребенка.

Ребенка, которого не долюбили в детстве, чья ласка, нежность были похищены и отданы кому-то другому. Повзрослев, он обозлился и почерствел. Ничто не могло растопить его детскую обиду на одинокие дни, скупые дни рождения и тоскливые вечера в своей комнатке с ограниченным набором практичных игрушек. А ведь я так хотела все это ему дать. А теперь мне было пусто рядом с ним.

– Я так хотела дать тебе мою любовь, – кричала я ему в маленьком темном ресторанчике на задворках Смоленки.

– Прости, но это ты ушла. А я искал тебя, я скучал. Но ты опустилась на такое дно. Мне даже в голову не могло придти, что после баров Мадрида и Парижа ты скатишься до дешевых танцулек в привокзальных ресторанах. Но мне все это не важно. Просто вернись, и все будет как прежде, я прощаю тебя и… я люблю тебя, черт возьми. Я не могу жить без тебя.

– Ты простишь меня? Как прежде? – возмущенно прервала я его рыдания. – Свинья. Ты растоптал мою жизнь, ты убил меня. Я валялась в грязи дешевых баров, мяла чужие постели, меня бросали как тряпку и вытирали ноги. А ты даже не помнил моей фамилии. Но знаешь что? Я рада, что упала так сильно и больно. Потому что только так я смогла понять, кто я и зачем. Если бы ты меня тогда не бросил, я никогда, слышишь, никогда не была бы счастлива. И поэтому я благодарю тебя за то, что не любил. Никогда не будет как прежде, никогда.

– Что ты хочешь? Замуж? Ладно, ты добилась своего, я возьму тебя, ты вернешься? – спросил он, заглядывая мне в глаза.

– Поздно, Андрюша, – устало прошептала я, показывая ему кольцо. – Я уже замужем.

– Ты его не любишь, ты сделала это назло, – в бессилии закричал он.

– Я тебя больше не люблю, Андрюша…

И это была правда…

Он рыдал у меня на коленях. А я жалела его как маленького ребенка, потерявшего свою игрушку. А он и был тем самым ребенком. Его плечи сотрясались от раздирающей грудь боли. Он вцепился в мои колени, как будто пытался задержать меня. А я поглядывала на часы. Мое время с Андреем истекло.

Меня ждал другой человек, и я уже никогда не смогла бы быть веселой, притворной спутницей, не умеющей постоять за себя. Андрею нужна была новая женщина, но это уже была не моя забота. Я вышла тогда из темного ресторана на яркое солнце и улыбнулась небу. Меня ждала новая прекрасная жизнь, полная признаний в любви, нежности, ласки и заботы. И пусть не будет в ней атрибутов Dolche Vita, пусть в мою честь никогда не назовут яхту, зато я точно уверена, что свою порцию любви я всегда получу вне зависимости от настроения, погоды и финансового кризиса на всей планете.

Вспоминая тот наш разговор, я молча провожала Андрея до его жилья. Я знала, чувствовала, что встречу его тут. Он никогда не пропускал фестиваль, и каждый год, поселившись на лодке каких-нибудь приятелей, мы приезжали на юг Франции послушать хорошую музыку. Так случилось и в этом году. Мы молча вошли в порт, потом по узким плитам пристани, потом между стройных рядов яхт, и тут я увидела его лодку. Я сразу поняла, что она принадлежит Андрею. На борту его яхты большими буквами было написано: «Виктория».

– Ты назвал ее моим именем, – произнесла я, не веря своим глазам.

– Ты счастлива? – спросил Андрей.

– Очень, – ответила я.

– Хочешь, открою тебе секрет? – большинство яхт с именами женщин никогда не видели на своей корме ту, чьим именем она зовется. Та женщина навсегда остается либо в прошлом, либо мечтой.

За спиной Андрея, на тратате показалась точеная фигурка девочки лет 18. Увидев меня, она слегка растерялась, но, заметив мой выпирающий живот и оценив года, решила, что конкуренции тут нет. Она попробовала сделать обиженное лицо и, надув милые губки, кокетливо проскулила: «Ну, Котик, ты куда пропал? Тебе, что, со мной скучно?».

Андрей даже не обернулся в ее сторону. Как будто ее там не было. Фигурка расстроенно удалилась.

У меня зазвонил телефон:

– Привет, родная, ты где?

– Бегу, Антошка, бегу.

Я схватила корзину с персиками, обняла живот и припустила в сторону съемочной площадки. И пусть моим именем назовут хоть ракету, я – не мечта, я – настоящая, и я есть.

20.12.2008 Франция. Вильфранш Сюр Мер.