Глас Времени Малашкин Александр
– Теперь этим заинтересовался лично Гитлер.
Случилось то, чего Лабберт не хотел больше всего. Нет, личный контакт с Гитлером его не пугает. Ему три раза доводилось видеть этого человека на различных собраниях и один раз – лично вести недолгий разговор. Правда, при этом присутствовали Гиммлер, Геббельс и Геринг. Предстоящая встреча будет напряженной. Придется общаться с глазу на глаз.
«Плевать, – думает он. – Держать себя в руках я умею»
Полуподвальное помещение. Спертый воздух, от которого становится тяжело в груди. По тусклому свету из закопчённого оконца на уровне потолка трудно судить, утро сейчас, день или вечер.
– Проклятые, несчастные уроды! – Недолгая пауза. – Скоты, свиньи, ублюдки! – Это ругается привязанный к стулу Лотар. Из носа течет кровь. Разбита губа.
– Я прямо не знаю, что делать с этим непрошибаемым, – сдавленным голосом говорит агент тайной полиции своему товарищу, едва они выходят за дверь. – Второй час дубасим, всё без толку.
– А какую историю выдумал, а?! Враньё – высший класс! Я на этой службе практически с первых дней её существования, но такое слышу впервые. «Я прибыл из будущего с вашим чертовым ублюдком-нацистом!». Каким нацистом? Имени не называет…
– Про своего подельника тоже петь не желает. Жаль, ему удалось скрыться. Хотелось изловить сразу две рыбки.
– Его ищут. На улицах наши люди. Дома обыскивают. Он выиграл немного времени и куда-то подевался. Но конечный результат будет один: сегодня или завтра его непременно поймают. Он будет сидеть в этом кабинете. Тогда можно устроить между ними очную ставку.
Агент хочет вернуться к допросу, но второй берет его за рукав и, легонько подтягивая за собой, жестом предлагает прогуляться по коридору.
– Я тут подумал… Тебе не кажется, что мы имеем дело с чем-то странным? Ведь какими профессионалами нужно быть, чтобы вдвоем отправить на тот свет столько вооруженных людей?
– Что говорить, мысли есть всякие… Сильно смущает оружие. С виду – обычный пистолет, но подобный образец вижу впервые. Гравировка гласит: произведено оружейной фирмой «Вальтер». Там же, где и наши с тобой, служебные. Если бы не девятимиллиметровые патроны парабеллум, можно подумать, что оружие действительно из будущего. Уж как-то слишком необычно выглядит корпус. Серийные номера я передал экспертам, но чую, результатов это не даст.
– Мы можем либо гадать, либо выбить из него необходимую правду. Применим особые методы воздействия. Неси воду, щипцы и молоток.
У гестаповца загораются глаза, он кивает.
Демпферная система шасси Ю-52 примитивна. Тело Лабберта подвергается встряске. Как же он ненавидит взлеты и посадки с грунтовых аэродромов! Как радуется, когда выполняя очередной перелет, предоставляется возможность воспользоваться асфальтированной полосой! Все же с неприятными ощущениями, которые длятся не более двух минут, можно смириться ради самого полета. В прошлом году его рабочее время было перенасыщено воздушными перемещениями, и он настолько полюбил небо, насколько может полюбить небо существо, обладающее неуемной фантазией, колоссальными амбициями, но по природной случайности не имеющее крыльев.
Ю-52 способен быть человеку крыльями. Пусть не настолько гибкими, как у птицы, пусть где-то неуклюжими и даже хрупкими. Но это только начало. Эпоха младенчества авиации была во времена братьев Райт, сейчас это уже крепкие подростки, которым только предстоит пройти путь и стать настоящими мужчинами.
Напротив сидит адъютант Хорст. Лабберт уважает этого молодого человека за постоянную готовность отправиться в путь. Как только стало известно, что нужно лететь, секретарша тут же ему позвонила. И, несмотря на то, что накануне ночью Хорсту пришлось описывать электронику и не спать до пяти утра, он примчался к самолету раньше своего начальника.
Хорст Гопп. Двадцативосьмилетний высокий голубоглазый брюнет. Он относится к поколению молодых людей, искренне жалеющих, что не родились 15-20-ю годами ранее и не попали на поля Мировой войны. К поколению, которое полагает, будь оно на месте своих отцов, война была бы выиграна. Полагает без преувеличения, положа руку на сердце. Но пушки той войны уже отстреляли. Началась новая война, в разы более смертоносная и невообразимо ужасная. Жажда боя скоро будет утолена пейзажами разрушенных городов, вскрытыми брюшными полостями, неумолкающими криками в госпиталях и падающими в круглосуточном режиме авиационными бомбами. В мире будет очень мало тех, кого не затронет война.
Юнкерс неспешно набирает высоту. За прямоугольным окошком самолета появляются облака. Перелет от Мюнхена до Берлина займет 2 часа 48 минут. Лабберт прижимает портфель, в котором нет ничего, кроме личных документов, прихваченной из будущего шариковой ручки и самого главного: «Объекта Х».
«А что если каким-то образом устройство сработает прямо сейчас? – опасается Лабберт. – Придется сажать эту консервную банку среди звездолетов будущего?»
Полет завершается на юго-востоке Берлина в аэропорту Темпельхоф.
Полоса занята, и пилоту приходится идти на дополнительный круг в зоне ожидания. Самолет накреняется, открывая тем самым хороший обзор. Лабберт смотрит вниз. Когда-то это был даже не аэродром. Здесь было поле, на котором в 1914-м ему и его товарищам приходилось отрабатывать строевой шаг. Под офицерский рев, отбивая ноги, он встречал восемнадцатилетние. Потом пересылка на фронт. Боевое крещение. Потеря товарищей. Ему до сих пор не понятно, как за четыре года сражений посчастливилось остаться без ранений. Это при том, что он не отсиживался в блиндажах и не прятался за спинами. Все, кого он знал, так или иначе получили хотя бы осколок. Всего раз пуля чуть не забрала его жизнь. В «вечерней тишине»; так они с товарищами называли артиллерийскую стрельбу, огонь которой бомбил чужие позиции где-то на горизонте и не доставлял неудобств им самим, они пытались занять себя игрой в карты. В какой-то момент Лабберту надоело играть, он поднялся и, поскольку по данным разведки нападения на сегодня не планировалось, пошел спать. Краешек солнца еще висел над полем, и каска дала блик. Вражеский снайпер сработал молниеносно. В тот момент, когда Лабберт подумал, а не пройти ли оставшееся расстояние на полусогнутых, каска слетела с его головы и с дешевым кастрюльным звуком шмякнулась о противоположную стену окопа. Он провел ладонью по коротким волосам, почувствовал кровь и потерял сознание. Ей-богу, падая на холодную землю, он даже не успел испугаться. Только спустя некоторое время, когда он вертел в руках испорченное средство индивидуальной защиты и разглядывал дыру, на него накатывал ужас. Еще миллиметр – и пуля расколола бы череп. Волосы на этом крошечном участке не растут до сих пор.
Лабберт вспоминает поименно тех, с кем был на той войне. Вот они, все здесь. Даже те, кто умер. Оживая в памяти, их тени несут с собой горечь. Но почему они так надрывно смеются? Смеются, отчего-то закрыв глаза. Такое происходит, когда изо всех сил стараются сдержать слезы. А может, это не смех, а насмешка? Насмешка над теми, кто не усвоил урок?
Хорст с интересом наблюдает за тонкой мимикой лица начальника. Лабберт, в свою очередь, фокусирует взгляд на лице любопытного Хорста.
«Где же ты будешь, когда окончится эта война? – мысленно спрашивает Лабберт. – С миллионами других прахом останешься на чужих полях, или в бегстве и бесславии проведешь последние годы?»
Хорст многозначительно улыбается, словно услышав его мысли.
Иосиф бродит из одного чердачного угла в другой. Перестав обращать внимание на совершаемые действия, он уже не слышит, что его шаги гулким маршем отдаются на нижних этажах. Его беспокоит участь Лотара. Теперь он жалеет, что вместо того, чтобы разделить судьбу пойманных в кабинете гестапо, обоюдно принимая удар, он целый день прохлаждается на каком-то чердаке.
Люк приподнимается. Появляется лоб и прямоугольные стекла очков в тонкой оправе.
– Эй! Чего топаешь? – бешеным шепотом сокрушается человек.
– Уже стемнело. Хочу выйти.
– Успеешь. Только вот сейчас мимо дверей прошли двое, оглядывались. Посидишь ночку, а завтра выйдешь.
– Ну, нет!
– Да что с тобой, в самом деле? Мы тебе жизнь спасаем, а ты так и лезешь в пекло!
– Я благодарен. Но друг в беде.
– Найдешь своего друга. Сиди и не трепыхайся. – Люк осторожно опускается.
Иосиф подскакивает и вставляет в оставшуюся щель кончик ботинка.
– Ты чего?
– Я должен идти! Ваша забота поможет мне сейчас, но дорого обойдется в будущем.
Мужчина приоткрывает люк и безрадостно смотрит снизу вверх.
– Хорошо, спускайся.
В доме пахнет свежим печеньем, кофе и медом. Иосиф идет следом за человеком, и вот перед ними первый этаж. Легкий беспорядок здесь давно перерос в откровенный бардак. Много вещей. Комоды, тумбочки и стулья завалены всевозможным тряпьем. Дверцы некоторых не закрываются по той же причине. Но Иосифу сразу становятся ясны мотивы этой бытовой энтропии: он замечает швейную машинку. Этот беспорядок – творческий.
– Мы с братом занимаемся швейным делом, – объясняет мужчина. – Точнее, брат помогает, занимаюсь, в основном, я один.
Кухня представляет собой совершенно другой мир. Как в области запахов – здесь уже пахнет не кофе, печеньем и медом, а пивом, луком и специями, – так и в области чистоты и порядка: все на местах, прослеживается хозяйственная рука женщины. Самой женщины не видно. За столом сидит тот самый брат. Полный, даже слишком. Смешная темно-зеленая шляпа на манер Робин Гуда. Белая рубашка с большими черными пуговицами, коричневый жилет распахнут на обе стороны, брюки на подтяжках. Одет по-своему стильно. На столе металлическая пивная кружка с крышечкой.
«Братья – как два сапога разной коллекции, – думает Иосиф. – Один сидит в мастерской, пьет кофе и, судя по засученным рукавам и исколотым пальцам, работает денно и нощно. А второй, со слоновьим брюхом, вечерами заседает на кухне с кружкой местного. Скорее всего, лень оторвать зад, чтобы дойти до пивной»
– Все-таки не утерпел, решил высунуться? – с показным неодобрением спрашивает он.
Иосиф старается отвечать полными и как можно более емкими выражениями:
– Я хочу вас отблагодарить за то, что помогли спрятаться. Жаль, при себе нет ничего материального. Остается от всего сердца сказать большое человеческое спасибо! Мне нужно отправляться на поиски друга, которому из-за меня было суждено попасть в беду.
«Исключить употребление сленгов моего времени, – быстро размышляет он. – Избегать сокращений, изъясняться развернуто». Именно такая речевая манера кажется ему наиболее подходящей. Он пока не пришел к осознанию, что в этом времени люди, в большинстве своем, общаются точно так же, как и в будущем. Нужно только избегать новых словечек, а в остальном речевые обороты аналогичные.
Совсем скоро он придет к осознанию, что специфический язык Третьего рейха слишком сильно въелся в устную и письменную речь, благодаря чему собеседникам сложнее выражать свои искрение мысли.
– Что у тебя за акцент?
– Австрийский, – вмешивается худощавый брат. Его очки поблескивают в электрическом свете. Под ними улыбка. Отдельными чертами он даже похож на Иосифа. – Да, я сразу узнал. У друга нашего отца, дяди Августа, было похожее произношение, помнишь? А ведь он большую часть жизни жил в Австрии.
– Языковед! – фырчит брат. – Дядя Август был иммигрантом Российской империи времен революции.
«Ты мне как собаке пятая нога со своими причинно-следственными связями!» – думает Иосиф.
– Может, оно и так, – огрызается худой брат. – Не важно. Зато по этому гражданину видно – он один из наших! Государственная принадлежность в таком случае уже не имеет значения.
«Наших?!» – не понимает Иосиф, молча наблюдая, как эти две противоположности пытаются определить его происхождение.
– Как твое имя?
– Меня зовут Иосиф. – Имя звучит слишком по-русски.
– Ты хотел сказать «Йозеф»?
– Что-то вроде этого…
– Что сможешь на это ответить? – Худой начинает говорить на идише.
Иосиф частично владеет этим языком. Худой заканчивает изречение и вопросительно взглядывает на Иосифа. Тот незамедлительно отвечает.
Мужчина удовлетворенно кивает:
– Ну, что я говорил? Один из наших!
В глазах толстого появляется интерес. Он ставит кружку и задает тот же самый вопрос, но на иврите. И тут Иосиф на высоте: он отвечает.
Братья кивают друг другу.
На радостях худой начинает цитировать строки из Священного писания.
– Стоп. Достаточно, – не выдерживает Иосиф. – Мне это ни к чему. Я не принадлежу к так называемым «вашим».
– Настали тяжелые времена, когда нужно скрывать свою принадлежность, но нам ты можешь открыться…
– Заканчивайте нести чушь! Вы помогли – на этом спасибо!
Братья переглядываются и решают прекратить расспросы.
– В этой одежде тебе не пройти и улицы, – говорит портной. – Раз уж собрался пускаться в бега, нужно слиться с толпой.
Через пять минут Иосиф расстается с полицейской формой, благодарит братьев и выходит за дверь.
– Я уважаю еврейский народ и не хотел никого обидеть невежеством, – говорит он, обернувшись. – Я сам в какой-то степени имею еврейские корни. Но, в отличие от вас, мыслю более глубокими категориями. Прощайте.
Глава 6
Берлин. Пасмурно и безветренно. Пыльный асфальт в ожидании атмосферных осадков. Кортеж из двух легковых автомобилей «Мерседес-бенц» и грузовика летит по Вильгельмштрассе. В ведущем автомобиле эскортирующие. В ведомом – Лабберт и Хорст. Не отстает и грузовик с ценным багажом в опломбированных ящиках.
Вереница проносится мимо новенького здания рейхсканцелярии, отгроханной Шпеером по монументальным стандартам Третьего Рейха. На тротуаре люди в партийной форме замедляют шаг и вскидывают руки.
Колонна сворачивает внутрь канцелярского комплекса. Справа что-то вроде сада, слева – корпус длинного четырехэтажного здания. Ведущий автомобиль останавливается. Машину с Лаббертом тут же окружают сотрудники личной охраны Адольфа Гитлера.
У Лабберта начинает колотиться в груди. Перед ним открывают дверь и приглашают выйти. Всё это будто во сне. Пригнув голову, чтобы не задеть острый край дверного проема, он делает шаг, крепко сжимая под мышкой пузатенький портфельчик. Охранники почтительно расступаются и по канонам текущей эпохи приветствуют взмахом правой руки со словами «да здравствует Гитлер!». Лабберт отвечает полусогнутой рукой у плеча. Хорст надменно, но почтительно, как положено адъютанту высокопоставленного человека, движется за Лаббертом, почти маршируя.
Мраморные ступени поднимаются к зданию. Раскрываются двери, и бойким шагом навстречу выходит человек в коричневой форме НСДАП.
В эту секунду где-то за облаками проскальзывает фиолетовая полоска электрического разряда. Человек в коричневой форме поднимает лицо к небесам. Раздается грохот, от которого в оконных рамах дребезжат стекла. С крыши взмывает стая голубей. С портфелем Лабберта что-то происходит: он то тяжелеет, то легчает. Причем изменения в весе довольно ощутимы. Лабберт резко останавливается. Хорст чуть не ударяется ему в спину.
– Стойте! – Лабберт выставляет ладонь в знак того, чтобы член НСДАП прекратил приближаться.
Охрана Гитлера настораживается.
Человек в коричневой форме быстро проводит по коротким вьющимся волосам. Его бойкий шаг сбит, и теперь он почти крадется.
– Хорст, бери портфель и убегай не менее чем на пятьдесят метров!
Хорст действует незамедлительно. Подхватив «нестабильный» портфель, он срывается в бег.
Лабберт кивает: опасности больше нет. Партийный представитель делает несколько шагов по ступеням и, не прибегнув к официальному приветствию, протягивает ладонь для обычного рукопожатия. Оно у Рудольфа Гесса крепкое.
– Геноссе! Рад видеть.
– Простите за спектакль, который я здесь устроил, но в условиях беспорядочной электрической активности устройство ведет себя нестабильно.
Гесс дает охранникам знак, и, выстроившись в особом порядке, они образуют живое кольцо вокруг грузовика.
– Небесные явления в виде молний не могут способствовать внезапному включению, – заверяет Гесс. Он говорит уверенно, будто прочел инструкцию по эксплуатации.
– Я тревожусь за безопасность находящихся в этом здании. Мне не известны особенности прибора.
– Особенности известны мне! Зовите камрада и ничего не бойтесь.
С неба падают капли начинающегося дождя. Рудольф Гесс перемещает взгляд на плечо своего мундира:
– Идемте, наконец, внутрь.
Мрачная комната, в которой находится Лотар, ужасна. Стены здесь бетонные, отсыревшие. Приглядевшись, можно увидеть кровавые следы: результаты предыдущих допросов. Стол на тонких ножках, два стула – всё, что имеется из мебели. В потолок вмонтированы подвесные крюки. На них со связанными за спиной руками, как пленник в средневековом замке, висит человек из двадцать первого столетия. Ему выбили два зуба, разбили губы, рассекли бровь и, кажется, сломали нос. Правда, один из гестаповцев клятвенно уверял, что это даже не пытки, всего лишь легкий разогрев. На столе разложены инструменты. Сейчас они исполняют роль устрашения. Но Лотар плевать на всё хотел. Сегодня он получил свою порцию боли, если получит еще – просто потеряет сознание. Конечно, если бы не его темперамент, возможно, агенты были бы с ним более аккуратны, но что ни вопрос, то вместо ответа – отборный мат.
После непродолжительного перерыва во мрак допросной заходит гестаповец, которого Лотар прежде не видел. Маленький человечек в кругленьком пенсне похож на Гиммлера. Однако, к счастью или несчастью, это не он.
Следом заходят два экзекутора. Лотар готовится к очередному избиению, но вместо этого его отвязывают, дают воды и усаживают на стул.
– С чего вдруг такие нежности после нескольких часов издевательств?
У человечка под стеклышками пенсне взблескивают глаза. Подрагивая тонкими губами, он начинает говорить детским голосом:
– Наши сотрудники не всегда применяют правильный подход. Увы, как в любом производстве не избежать бракованной продукции, так и в нашей работе случаются недоразумения. Я начальник этого отдела. Как только мне стало известно, что здесь происходит, я распорядился немедленно прекратить безобразие. Жестокие методы, применяемые нашими людьми, в большинстве случаев носят единичный характер. Я всегда был сторонником мирного общения. Ведь лучше вести спокойную беседу за чашечкой чая, чем по локоть в крови выслушивать нечленораздельные стоны.
– Вот, значит, откуда повелась эта игра… – шепелявит Лотар.
– Какая игра?
– Игра в плохих и хороших полицейских.
– Простите?
– Сперва применяют давление, потом меняют агентов и избирают более мягкую стратегию. Человек, памятуя о недавнем, готов рассказывать всё, чтобы снова не вернулся «плохой».
– В данном случае это не так. Тайная государственная полиция придерживается высоких моральных принципов и устоявшихся нравственных стандартов. То, что здесь произошло – единичная случайность, вызванная отступлением от норм недобросовестными служащими.
– Бла-бла-бла…
– Вижу, вам известны некоторые тонкости нашей нелегкой деятельности. Вы имеете служебный опыт?
– Я полицейский.
– Пожалуйста, более подробно.
– Подробно? – Лотар плюет кровью на пол. – Два часа я пытался как можно подробнее втолковать вашим псам, что я ничего ни имею ни против вас, ни против Германии, политических мер и прочего, я всего лишь случайный свидетель, который попал сюда благодаря череде случайностей. К вашему времени и, следовательно, к вашей жизни я ни имею ни малейшего отношения, а значит, действия, направленные против меня, не несут в себе никакого смысла. Мне действительно известны принципы ведения допросов, но могу заверить: в полицейских участках Германии будущего людей не истязают. Вы звери в человеческой плоти!
Человек достает платок и протягивает Лотару:
– У вас на подбородке кровь.
Лотар вздыхает и принимает платок.
– Из какого вы времени?
– 2015-ый год.
– Должно быть, это совсем другой мир?
– Вы правы, это совершенно другой мир, – отвечает Лотар. – Мне остается только соболезновать, ведь рейх уже через несколько лет полетит к чертям вместе со всеми вами. Многие из вас погибнут, многие разбегутся, сменив мундиры на овечьи шкуры. А потом будет Нюрнбергский трибунал.
– Хотите сказать, Третий рейх не просуществует обещанную фюрером тысячу лет?
– Вы смешны, когда наивны. Рейх просуществует лет тринадцать или около того. Но, начиная с этого момента, до полного краха остается менее шести.
– И что послужит причиной? – интересуется гестаповец.
– Адольф Гитлер.
– Почему?
– Он предпримет серию стратегических ошибок. Тем не менее, вина за поражение будет распределена между многими представителями нацистской Германии. Герингом, который просрет воздушную оборону страны и не сможет обеспечить поддержку войск на фронтах. Заговорщиками, вроде адмирала Канариса, который обеспечит союзнические страны ценной информацией. Кстати, в конце войны отличится и ваш любимый Генрих Гиммлер: он, вместе с Шелленбергом, затеет сепаратный контакт с западом. Если бы Адольф вовремя порубил окружение и обновил кадры, положение стало бы немного лучше. Хотя всю ситуацию это бы вряд ли спасло. В одно прекрасное утро мир проснется, и в нем больше не будет третьей империи. Только руины и воронки авиационных бомб, но и в них той весной успеют заколоситься ростки.
Человек со знаками отличия, соответствующими гауптшарфюреру, встает, заводит руки за спину и начинает ходить по камере. После второго круга он останавливается напротив окошечка на уровне потолка.
«Откуда этот тип знает Шелленберга? – думает он. – Ведь он не герой уличных плакатов! Его имя известно только в узких кругах. Его не упоминают в газетах или по радио. Я не знаком с Шелленбергом лично, но со слов сослуживцев хорошо его знаю. Сейчас этот человек перемещается из штаба в штаб и выполняет поручения рейхсфюрера СС. И я не уверен, что он когда-либо пойдет на подрывную деятельность. Кто-кто, но только не Шелленберг!»
– Мне нужна полная информация! – нарушая тишину, говорит офицер. – Все, что вам известно о войне, заговорах и прочем. О себе можете не рассказывать, меня интересует только это.
Офицер решает сделать ставку на крупное. Рассказ допрашиваемого заинтересовал его. Он считает, что до смерти избить человека можно всегда, но лучше сделать это после того, как он выдаст информацию, пусть она даже кажется абсурдной.
Иосиф с присущей всем новичкам удачливостью выбирается из невидимого окружения сыщиков. В пункте, где он «пропал», до сих пор ведутся усиленные поиски. Он не знает, но через десять минут после его ухода из дома, в котором пришлось скрываться, туда вошли люди. Они допросили братьев – те ничего не сказали. Тогда агенты забрались на чердак, где обнаружили следы недавнего пребывания. Братьев скрутили и увезли в неизвестном направлении. Гестаповцы полагают, что наткнулись на хорошо законспирированную подпольную сеть. В их руках пока слишком мало информации, чтобы выстроить полноценную картину и понять, что подпольная организация тут ни при чем.
Чудом Иосиф пересекает зону интенсивного поиска. Это случается во многом благодаря одежде. Подаренные брюки с подтяжками, рубашка и шляпка неприметны. Большинство простых мужчин на вечерних улицах Мюнхена выглядят весьма схоже. Контраст создают лишь строгие костюмы и форма различных полувоенных организаций. От последних Иосиф старается держаться подальше. Один раз агенты тайной полиции серьезно подсаживаются на хвост и «ведут» до ближайшего переулка. В последний момент, не без участия сиюминутного везения, появляется машина, и информатор сообщает, что видел подозреваемого в двух кварталах отсюда. Преследователи переключают внимание.
Читать бесплатно другие книги:
