На всю катушку Серова Марина

… Нет, они не отвернут. Не на тех нарвалась. Да я и рассчитывала на иное.

А на что именно я рассчитывала, эти законопослушные граждане сейчас испытают на собственной шкуре.

И когда между мной и «Ауди» оставалось не более десяти метров, я, сжавшись в тугой, горячо пульсирующий клубок мышц, сухожилий и нервов, выстрелила в правую от меня половину тонированного лобового стекла, туда, где почти зримо маячила морда водителя.

«Ауди» попала в одну из дорожных колдобин, ее развернуло на полном ходу, и, проскрежетав по выбоине, из которой я мгновение назад сиганула, стелясь к земле, она врезалась багажником в дерево.

Я подскочила к ней, распахнула дверь и, ткнув пистолетом в затылок полуоглушенного здоровяка, заорала:

– А ну выходи по одному и становись вон к тому дереву!

– Да ты че, в натуре, подруга… – попытался слабо протестовать взятый мной на мушку амбал, но я резко ткнула его дулом в ямочку под ухом, отчего он протяжно взвыл и ударился лбом о бардачок.

Братки поняли, что их дело туго, и полезли из машины. Первым на свет божий выволок свои монументальные телеса бандит, которого я столь немилосердно приложила дулом пистолета. Вторым, опасливо посапывая, вылез мой старый знакомец, которого я причислила к категории плохо поддающихся дрессировке калимантанских орангутангов.

Третий, водитель, неподвижно сидел в кресле.

– А этому что, особое приглашение требуется? – на всякий случай спросила я.

– Да ты ж его… – начал было калимантанский абориген, но его сотоварищ тут же сердито рявкнул:

– Прикрой базар, дятел!

– Вы вот что, братцы, – произнесла я. – Не рекомендую канифолить мне мозги, иначе пострадают ваши собственные. Или то, что вам их заменяет. На кого работаете? Кто послал вас отработать Демидова?

– Ах ты, тварь мусорская… – начал было тупоумный амбал, которому его более сообразительный товарищ уже советовал прикрыть базар.

Правильно советовал. Потому что остаток фразы я вбила ему в глотку сильнейшим ударом с правой. Правой ноги, естественно, потому что не хотелось об этого грязного ублюдка марать руки.

– Ну, – сказала я, переводя взгляд на второго, потому что дважды уже пострадавший от меня брателло в ближайшие десять минут едва ли был способен исторгнуть из своей глотки что-либо путное, то бишь членораздельное и информативное.

– Ты, конечно, девка крутая, – примирительным тоном произнес он, – но ты все же полегче, и не таких в расход пускали.

– Сейчас ты у меня допрыгаешься, – предупредила я. – Ну что, мне повторить свои вопросы или как?

– Или как, – буркнул тот, – а то знаю я, как ты повторяешь. Допрыгаешься… что я тебе, блоха на сковородке, чтобы так, чиста-а, прыгать?

Он глянул на подельника, валяющегося на земле и вяло бултыхающего при этом ногами под аккомпанемент собственных стонов, и снова недобро покосился на меня.

– Че, Помидорный типа ФСБ подтянул? – спросил он. – На мусорскую ты вроде не похожа, а?

– Нет, не ФСБ, – ответила я и, с силой приподняв ему подбородок дулом пистолета, вкрадчиво выговорила: – На твои вопросы я ответила, отчего же ты не отвечаешь на мои, а, голубь?

Он поморщился: то ли стало больно, то ли не понравилось сомнительное в криминальной среде обращение «голубь».

– Маркел… – прохрипел он. – Маркел велел. Но не наглухо, а так, влегкую трамбануть для ума.

– А кто взорвал демидовский лимузин?

– Знаю… слышал. Но это не мы по-любому, подруга. Ашот не будет так Помидорному косорезить.

– Кто такой Ашот? – живо спросила я.

– Ашот… это…

Больше я добиться от него ничего не успела. За спиной послышался легкий шум, и я обернулась.

Водитель, которого я сочла мертвым, был уже в полутора шагах от меня. Правда, двигался он несколько медленней, чем ему этого хотелось. Почти начисто снесенное ухо с обрывками хрящей и кожи сильно кровоточило (так вот куда попала моя пуля), глаза заливала кровь из глубоко рассеченных – вероятно, от удара, брови и лба.

– Тебе край настал, овца!.. – просипел он и взмахнул рукой. Продолжения я ждать не стала.

Не выпуская из поля зрения первого, я выстрелила в опрометчиво подставившегося водителя. Но он не упал, хотя пуля попала ему в ногу, а по инерции ступил еще шаг и только тут свалился лицом вперед и прямо на меня.

Среагировать я успела, но на мгновение потеряла контроль над другим, все еще стоящим у дерева. Этого мгновения ему оказалось достаточно, чтобы от души нанести мне удар по голове, а потом сильные руки грубо схватили меня за горло и притянули к себе с явной претензией сломать мне шею.

Но, даже оглушенная и полузадушенная, я полубессознательно извернулась и с силой ударила того затылком в переносицу. Я почувствовала, как вмялись и хрустнули под моим ударом хрящи его носа, и от жуткой боли он тут же разжал руки и слепо отступил на шаг, судорожно поднеся ладони к пораненному лицу.

Останавливаться на достигнутом не имело смысла, и я подрубила его добротным тычком в голень, а потом и вывела из строя окончательно жестким ребром ладони в самое основание черепа.

Отдышавшись, я осмотрела общую картину содеянного. Двое братков неподвижно лежали ничком на асфальте, и из-под каждого змеистой темной струйкой бежала кровь, смешиваясь в одну черную лужу в глубокой выбоине дороги.

– Вот теперь вы действительно братья по крови, – устало выдохнула я. – Даже жаль, что так поздно и таким вот образом…

Теперь третий. Ах да, все тот же многострадальный примат, уже довольно живенько сучащий ножками и даже делающий попытки подняться. Ну что ж, оно, конечно, дело хорошее, но тебе более пристало с утробным гыканьем носиться по клетке зоопарка на всех четырех конечностях, нежели довольно неискусно косить под передвигающегося в строгом перпендикуляре с земной поверхностью гомо сапиенса.

Ну вот, упал. Я же говорила.

– Ну что, мой милый, может, хоть ты скажешь, кто такой Ашот? – благожелательно спросила я, присаживаясь на корточки рядом с ним.

Мои последние слова, включая имя соратника Маркелова, потонули в потоке матерщины, которая, очевидно, свидетельствовала о нежелании моего невольного собеседника продолжать тесное и плодотворное общение.

Куда уж плодотворней – два почти что трупа. Да и ты, брат-орангутанг, что-то мне не нравишься.

– Зря ты так, – сказала я. – Твои дружки уже довыеживались. Тебя как зовут?

Очевидно, видок подельников в лужах крови впечатлил его, потому что он приподнялся на локте и прохрипел:

– Дрон.

– В переводе с пацановского на человеческий, стало быть, Андрей, – произнесла я. – Ну так хоть ты расскажи мне, Андрюша, что к чему, а то я сильно притомилась от желания это узнать.

И ведь рассказал. Хотя говорил он довольно невнятно, очевидно, прикушенный еще при нашей первой встрече во дворе язык распух и ворочался с трудом. А если учесть, что он и так от природы был подвешен не ахти как, да еще то обстоятельство, что на одно дельное слово в речи Дрона приходилось по два «ебть», три «нафуй» и уж бог знает сколько «бля», то процесс восприятия его речи проходил у меня довольно сложно.

В конце концов мне удалось уяснить для себя следующее.

Маркелов решил крупно наехать на Демидова. Уж что у них были за разногласия, Дрону то было неизвестно, он человек маленький. Но что-то определенно очень серьезное, потому что Маркел ходил сам не свой и просто рвал и метал, когда речь заходила о Демидове. Его правая рука, Ашот Хачатурян, успокаивал босса и говорил, что не стоит поступать так наглухо. Что имел в виду Ашот, Дрон пояснить не мог, но тут все и так было, по крайней мере на первый взгляд, предельно ясно.

За что Дрон мог поручиться совершенно точно, так это за то, что он со своими ныне недееспособными компаньонами не взрывал демидовского лимузина. Конечно, была вероятность, что это выполнила другая группа людей Маркела, но это Дрон считал маловероятным. И по телефону Маркелов не стал бы говорить анонимно и измененным гнусавым голосом, и уж тем более не доверил бы это другому человеку. А если что и говорит Маркел по телефону, так это только то, что, дескать, тебе, брат, кранты, и не разгребешь ты по самое горло, а чтобы решить эти проблемы, приезжай завтра к стольки-то туда-то, привози с собой энную сумму денег и взамен получишь добротно сработанную и со знанием дела поданную пулю в лоб.

Вот так, и потому считать, что Маркелов будет гнусавить по телефону не своим голосом, – это, по меньшей мере, задеть профессиональное самолюбие честного и уважаемого бандита.

Что же касается того, кто бы мог это сделать… ну не знает он, Дрон, не имеет ни малейшего понятия.

– Ну что ж, Андрюша, – сказала я, – ты заслужил право на жизнь. Тебе только остается снискать аналогичное одолжение и со стороны Маркела.

Он уставился на меня в явном смятении: очевидно, понял, что я имела в виду…

Я буквально перетащила Демидова из его «уазика» в «Ауди». Браткам она больше не понадобится, а нас, быть может, довезет до демидовского дома. До которого, по его словам, осталось еще немало.

Видели бы вы, как он взвился на дыбы, когда узнал, что я хочу оставить здесь его любимый автомобиль. Прямо-таки ахалтекинский жеребец благородных кровей, а не человек.

– Да вы что, – выпучив глаза, орал он на меня, забыв, вероятно, что несколько минут назад я спасла его никчемную жизнь, подставив себя под пули.

У меня было невероятное искушение плюнуть на все, сесть на покореженную, но еще вполне годную к эксплуатации «Ауди», и уехать, бросив к чертовой матери этого придурочного властелина овощных грядок и коровьих испражнений вместе с его мерзким, скрипящим, немытым рыдваном, над которым он трясется больше, чем над взлетевшим вчера на воздух лимузином, стоящим раз в сто, а то и в пятьсот дороже.

– Да я на нем… – продолжал бушевать помидорный король. – Да он проезжал по таким дорогам, где застревал джип с этими остолопами из охраны!

Вай-вай-вай! Какие эмоции! Сколько патетики! Да этот суперУАЗ выволакивал из грязи такие чудеса западного автомобилестроения, что только ах! Да он еще вас всех переживет!

– Одним словом, вы не хотите продлять со мной контракт, – спокойно произнесла я, выслушав до конца тираду Сергея Викторовича.

Тот нерешительно оглянулся на трогательную мизансцену «Гоблины на асфальтовой лужайке загорают в свете фар разбитой „Ауди“ в лужах собственной крови». Потом снова повернулся ко мне и уже серьезным, нарочито прочувствованным голосом произнес:

– Этот вопрос можно обсудить.

– Ну и что, обсудили? – выдержав эффектную паузу, сказала я, насмешливо глядя на насупившегося маленького человечка.

Он еще раз посмотрел на недвижные тела, на угрюмо косящегося на него Дрона, все еще пытающегося подняться с асфальта, и, подбежав ко мне, схватил мою руку и неистово ее затряс.

– Простите меня, я благодарю вас за превосходно выполненную работу, признаю себя ослом и жду дальнейших распоряжений, – скороговоркой выпалил он.

Я засмеялась и распахнула перед ним дверцу «Ауди». Нравился мне этот нелепый маленький человек, несмотря на его недовольное брюзжание и бесчисленные странности, и чем дальше, тем больше.

И еще одно: я интуитивно чувствовала за этой невольной комичностью поступков и движений значительные душевные силы, какую-то скрытую стихийную мощь.

Ведь, наверно, недаром именно он, а никто другой, был аграрным королем нашего региона.

– Одним словом, этот милый человек отрицает причастность своего босса и своей банды к взрыву вашего лимузина, – закончила я мой краткий отчет о беседе с Дроном.

– Ах, вот как! – завопил Демидов, злобно скрежеща своими тысячедолларовыми зубами. – А какого хера они тогда гонялись за мной по всему городу?

– Они говорили, что Маркелов велел только припугнуть вас, а настоящая угроза, следовательно, исходит от другого человека.

– Это все брехня! – безапелляционно заявил Сергей Викторович. – Гонят тут, понимаешь…

Я хотела было возразить, что при моих методах сбора информации намеренно врать мне будет только полный идиот, да и то вскоре убедится в неверности выбранной модели поведения. Да и по всем выкладкам, Дрон и менее удачливый его собрат говорили правду. Они могли о чем-то умалчивать, но в том, что они мне сообщили, не было лжи.

Но я не успела этого сказать. Потому что в двигателе заскрежетало, зачавкало, и машина, судорожно задергавшись всем корпусом, остановилась.

– Ну вот, – мрачно буркнула я, – приехали.

– Я же говорил, что надо было ехать на моей, – торжествующе закричал Демидов, словно следствием его правоты стало выигранное крупное пари, а не то, что он самым плачевным образом застрял на ночь глядя на глухой и безлюдной окраине города. – А то вот поехали на этой… – он замялся, словно не в силах найти достаточно уничтожающего определения, – на этой колымаге, и вот вам результат!..

– Наверно, при столкновении с деревом что-то сильно повредилось и потом на ходу развалилось окончательно, – решила я.

– Вот она, хваленая немецкая техника, – продолжал злорадствовать Демидов.

– А ваша с продырявленным колесом и совершенно переставшим выполнять свои прямые обязанности стартером и вовсе не тронулась бы с места, – отпарировала я. – А эта нас хоть немного подвезла. Ну да ладно. Нам надо думать, как отсюда выбираться.

– Не нам, а вам, – ответил знаменитым вицинским рефреном из «Операции „Ы“» Демидов. – Ваша работа, вы и думайте.

Что ж, на этот раз вы, как это ни странно, оказались правы, Сергей Викторович. Выбираться, так выбираться.

– Я полагаю, что в целях безопасности нам лучше добраться общественным транспортом, – важно произнесла я.

– Простите? – переспросил Демидов. – Как-как?

– На трамвайчике, – пояснила я, – ближе к народу. Тут, я знаю, поблизости только одиннадцатый трамвай и ходит. Тем более на вас в таком маскараде никто и не взглянет.

Включая меня, добавила я про себя. Рожа у вас, Сергей Викторович, если говорить откровенно, еще та.

От идеи прокатиться на народном средстве передвижения по городу Демидов неожиданно пришел в совершенно телячий восторг и даже весьма болезненно и неловко хлопнул меня по плечу. Я поморщилась, Сергей Викторович, видимо, окончательно уверившись в моем всемогуществе и умении найти выход из любой сложной ситуации, принялся разглагольствовать, что в кои-то веки он может совершенно без риска для своей жизни кататься с простыми смертными на их транспорте.

Да ты-то, помидорно-огуречный магнат, на себя бы посмотрел, а не рассуждал о простых смертных таким снисходительно-самодовольным тоном. Не знаю, может, ты в каком-нибудь костюме от Версаче и похож на «нового русского», но сейчас, в этой феноменальной затасканной куртейке и довольно-таки неопрятных и потертых старых брюках, тебе любой слесарь дядя Петя сто очков вперед даст.

Под аккомпанемент его разглагольствований мы дошли до остановки, и почти тут же подкатил полуосвещенный трамвай. Мы сели, и вагон покатил.

Кроме нас, в вагоне сидели еще несколько человек. Две полусонные немощные старушки с чудовищной по объему поклажей. Наверняка ведь охают, стонут, жалуются на здоровье, но сумы свои таскают исправно. А в одной этой суме весу, что нормальному человеку и с места не сдвинуть. Реликты сталинской эпохи, старой закалки. Богатыри – не вы, в общем.

В самом конце вагона сидели субъекты закалки что ни на есть новой – трое бритых молодых людей из разряда тех самых «гопов». На вид – откровенные ублюдки.

Ближе всех к нам сидел какой-то человек, который заинтересовал меня с самого начала поездки. И было отчего.

При самом нашем появлении в салоне он надвинул на глаза кепку и лишь изредка рисковал бросать в нашу сторону подозрительный взгляд искоса. Что меня определенно успокаивало, так это то, что вошел он не вместе с нами, а ехал раньше, следовательно, не мог знать о нашем появлении в этом трамвае.

Но как смотрит, черт возьми! Знал бы он, что сейчас у него вид человека, замышляющего какую-то неприятную каверзу.

– Приятно вспомнить молодость, – продолжал словоохотливо разглагольствовать Демидов. – Вы не поверите, Евгения Максимовна, но последний раз я ездил на трамвае в восемьдесят втором году, еще до начала перестройки. Мне тогда был двадцать один год, и я был влюблен в девушку, живущую как раз в этих краях, и ехал как раз на этом, «одиннадцатом» трамвае.

О черт!

Просто я машинально проделала в уме элементарный арифметический подсчет на основе цифр, сообщенных Демидовым, и получила таким образом его возраст. Да никогда не поверю, что этому сильно смахивающему на среднестатистического бомжа невзрачному пятидесятилетнему лысому человечку тридцать семь лет!

– И что же у вас вышло с той девушкой, Сергей Викторович? – рассеянно спросила я, не переставая незаметно наблюдать за подозрительным субъектом неподалеку от нас.

– Она меня бросила, – горестно признался Демидов, доверительно глядя мне в глаза.

Неудивительно, особенно если учесть, что в то время у будущего аграрного короля еще не было его капиталов.

Но этот соглядатай достал.

Я поднялась и, сделав знак Демидову сидеть на месте, приблизилась к темной личности, села на сломанное сиденье позади него и тихо сказала, почти прошептала ему на ухо:

– Разрешите познакомиться, молодой человек.

Ответ был мгновенным и неожиданно простым.

– А мы уже знакомы, – негромким заговорщицким голосом, в тон мне, проговорил он и, обернувшись вполоборота, почти коснулся щекой моего лба.

Гонза. Или Dr. Quicknet, как угодно.

– А это Демидов, да? – все так же тихо спросил он, прежде чем я успела что-либо сказать.

– Демидов. Но как ты его узнал в этом обличье дипломированного бомжа?

Гонза хрюкнул от едва сдерживаемого смеха.

– А я его в ином и не видел, кроме, как ты выразилась, в обличье дипломированного бомжа, – откликнулся он, благополучно затолкав поглубже мучительные спазмы истерического хохота.

– Да что ты? А он утверждал, что только сегодня так вырядился. Но отчего такая таинственность? Ты знаешь, что у тебя вид скверного шпиона, не столько следящего за объектом, сколько производящего соответствующее впечатление? Я уж думала…

– Тс-с-с!.. Отойди от меня, он смотрит! – взмолился он. – А, я понял… ты его охраняешь. Я потом все объясню… а сейчас отойди, а то он подойдет. Я все равно на следующей схожу, – ни с того ни с сего добавил он.