Буря мечей. Пир стервятников Мартин Джордж

— Сир Хиль, — с трудом выговорила она.

— Ее лучше не трогать, ребята, — предостерег сир Хиль Хант. — Это Бриенна Красотка, Тартская Дева, зарубившая короля Ренли и половину его Радужной Гвардии. Подлость ее не уступает уродству, а страшней ее нет никого… разве что ты, Нужник, но твой папаша был задницей буйвола, так что тебе простительно. Ее-то отец — Тарт Вечерняя Звезда.

Стражники, заржав, отвели алебарды.

— Может, ее под стражу взять, сир? — спросил сержант. — За убийство Ренли?

— А зачем? Ренли был мятежником. Мы тоже были мятежниками, все до единого, но теперь верно служим королю Томмену. — Рыцарь сделал крестьянам знак проезжать в ворота. — Стюард его милости порадуется вашему товару. Вы найдете его на рынке.

Старик приложил костяшки пальцев ко лбу.

— Благодарствую, милорд. Настоящего рыцаря сразу видно. Пошли, жена. — Они снова впряглись и загрохотали колесами по булыжнику.

Бриенна двинулась следом, Подрик за ней. Настоящий рыцарь… м-да… Слева, у входа в переулок, стояла разрушенная конюшня. Наискосок от нее, на балконе своего заведения, перешептывались три полуодетые шлюхи. Одну Бриенна как будто помнила по лагерю — та как-то спросила, что у нее в бриджах, хрен или дырка.

— В жизни не видал лошади безобразнее, — высказался сир Хиль, глядя на Подрикова скакуна. — Странно, что на ней сидите не вы, миледи. Не хотите отблагодарить меня за вмешательство?

Бриенна спешилась, оказавшись на голову выше рыцаря.

— Я отблагодарю вас при случае — на турнире.

— Как отблагодарили Рыжего Роннета? — засмеялся Хант. Красивый переливчатый смех заставлял забыть о его некрасивом лице. Когда-то это лицо казалось Бриенне честным, но после стало ясно, что она ошибалась. Взлохмаченные каштановые волосы, ореховые глаза, небольшой шрам у левого уха, ложбина на подбородке и нос крючком. А вот смех у него славный, и смеется он часто.

— Разве вы не должны охранять ворота?

Он скорчил гримасу.

— Мой кузен Алин гоняется за разбойниками. Он, несомненно, вернется с головой Пса, покрытый славой, а я должен вместо него стеречь эти ворота, благодарю за напоминание. Надеюсь, вы остались довольны мною, моя красавица. Что вы, собственно, ищете?

— Конюшню.

— Есть одна у восточных ворот. Эта сгорела.

Бриенна и без него это видела.

— Касательно того, что вы сказали солдатам. Я была с королем Ренли в миг его смерти, но убило его колдовство. Клянусь в этом на моем мече. — Она взялась за рукоять, готовая сразиться, если Хант в глаза назовет ее лгуньей.

— Угу. А с Радужной Гвардией разделался Рыцарь Цветов. Сира Эммона вы, пожалуй, еще одолели бы — он всегда лез на рожон и легко уставал. А вот Ройса вряд ли. Как боец он был вдвое лучше вас… хотя вы и не боец. Жаль, что нет слова «боица». Что же привело Тартскую Деву в Девичий Пруд?

Я ищу сестру, девицу тринадцати лет, едва не сказала она. Сир Хиль отлично знает, что у нее нет сестер.

— Мне нужно повидать одного человека в месте под названием «Смердящая гуска».

— Я думал, Бриенна Красотка с мужчинами не встречается, — подковырнул он. — «Смердящая гуска»… подходящее имечко. Пахнет там уж точно не благовониями. Это около гавани, но сначала вы отправитесь со мной к его милости.

Сира Хиля Бриенна не боялась, но ведь он — один из капитанов Рендилла Тарли. Стоит ему свистнуть, и на подмогу прибежит сотня солдат.

— Разве я под арестом?

— По делу Ренли, вы хотите сказать? Да кто он такой? Короли у нас давно поменялись, иные и по два раза. Про него все и думать забыли. — Он взял Бриенну за локоть. — Прошу вас сюда.

Она отдернула руку.

— Сделайте одолжение, не прикасайтесь ко мне.

— Извольте, — с кривой улыбкой ответил он.

Бриенна с трудом узнавала памятный ей город, пустой и разрушенный. Теперь на улицах толпились свиньи и ребятишки, а сожженные дома почти все снесли. На пустырях зеленели огороды, стояли торговые палатки и рыцарские шатры. Строились повсюду: на месте сгоревшей деревянной гостиницы росла каменная, на городской септе клали новую крышу. Пилы и молотки звенели в осеннем воздухе. Рабочие таскали бревна, десятники разъезжали туда-сюда. У многих на груди красовался охотник Тарли.

— Город отстраивают солдаты? — удивилась Бриенна.

— Они предпочли бы, конечно, играть в кости, пить и развратничать, но лорд Рендилл счел за лучшее занять их работой.

Она полагала, что Хант отведет их в замок, но он шел к гавани. Торговые корабли снова вернулись в порт, отметила она с удовлетворением. У причалов стояли одна галея, один галеон, большой двухмачтовый баркас и два десятка рыбачьих лодок. В заливе тоже виднелись рыбаки. Если в «Смердящей гуске» ничего мне не скажут, куплю себе место на корабле, решила Бриенна. До Чаячьего города она доберется быстро, а оттуда и до Гнезда недалеко.

Лорд Тарли вершил правосудие на рыбном рынке.

У самой воды установили помост, к которому приводили обвиняемых. Слева стояла виселица с петлями человек на двадцать. Пока что на ней болтались четверо — один недавний, трое давнишних. Мертвеца, созревшего в самый раз, клевала одинокая ворона — все прочие разлетелись, напуганные толпой горожан, которые собрались в надежде увидеть, как будут вешать еще одного.

Лорд Тарли сидел на помосте вместе с лордом Моутоном, бледным рыхлым человеком в белом дублете, красных бриджах и горностаевом плаще, застегнутом пряжкой-лососем из червонного золота. Сам Тарли был одет в кольчугу, вареную кожу и стальной панцирь. Над левым его плечом торчала рукоять большого меча. Меч этот, по прозванию Губитель Сердец, был гордостью его дома. Внизу стоял щуплый подсудимый в домотканом плаще и грязном кафтане.

— Я никого не трогал, милорд, — донеслось до слуха Бриенны. — Просто взял то, что оставили септоны, когда убегали. Если хотите отрубить мне за это палец — нате, рубите.

— Да, вору обычно отрубают один палец, — жестким голосом ответил Тарли, — но тот, кто ворует в септе, крадет у богов. Семь пальцев, — приказал лорд, обращаясь к капитану стражи. — Большие оставьте ему.

— Семь?! — Вор, побледнев, затрепыхался в руках схвативших его стражников, но слабо, как будто казнь уже совершилась. Бриенна невольно вспомнила, как закричал сир Джейме, когда аракх Золло отсек ему руку.

Следующим перед судом предстал пекарь, обвиняемый в том, что подмешивал опилки в муку. Ему лорд Рендилл назначил штраф — пятьдесят серебряных оленей. Пекарь поклялся, что у него нет таких денег, и лорд присудил один кнут за каждую недостающую монету. Далее пришла очередь изможденной серолицей женщины, наградившей дурной болезнью четырех солдат Тарли.

— Полить ей срамные части щелоком и бросить ее в темницу, — распорядился лорд. Пока рыдающую потаскуху волокли прочь, ему попалась на глаза Бриенна, стоявшая между Подриком и сиром Хилем. Лорд нахмурился, но не подал виду, что узнал ее.

Следующим шел матрос со стоящего в гавани галеона. Обвинителем выступал лучник лорда Моутона с завязанной рукой и лососем на груди.

— Этот ублюдок, с позволения вашей милости, продырявил мне руку ножом. Я, говорит, его в кости надул.

Лорд отвел взгляд от Бриенны и посмотрел на него.

— И что же, он правду сказал?

— Нет, милорд. Я ни в жизнь…

— За воровство я отрубаю палец, но коли солжешь мне, будешь повешен. Может, покажешь мне свои кости?

— Кости-то? — Лучник взглянул на Моутона, но тот смотрел на лодки в заливе. — Ну да, — стрелок проглотил слюну, — они мне, конечно, удачу приносят, только…

— Отрубить ему мизинец, — потерял терпение Тарли. — Пусть сам выберет, на которой руке. А здоровую ладонь пробить гвоздем под пару другой. Всех остальных отведите обратно в темницу. С ними я разберусь завтра. — Он поманил к себе сира Хиля. Бриенна последовала за рыцарем.

— Милорд… — Стоя перед ним, она вновь почувствовала себя восьмилетней.

— Миледи. Чему мы обязаны… этой честью?

— Меня послали искать… — замялась она.

— Как же можно найти кого-то, не зная имени? Сознаетесь ли вы в том, что убили лорда Ренли?

— Нет.

Тарли пораздумал. Он судит меня, как судил тех, других, поняла Бриенна.

— Вы хотите сказать, что всего лишь позволили совершиться убийству, — произнес наконец лорд.

Он умер у нее на руках, залив ее своей кровью…

— Это было колдовство. Я никогда бы…

— Никогда бы? — Его голос хлестнул ее словно бич. — Это верно. Вам никогда бы не следовало надевать кольчугу и опоясываться мечом. Никогда бы не следовало покидать чертог своего отца. Это война, а не бал в честь праздника урожая. Клянусь богами, мне надлежит немедля посадить вас на корабль и отправить обратно на Тарт.

— Сделав это, вы ответите перед троном. — Смелые эти слова прозвучали у нее тоненько, как-то по-детски. — Подрик, найди в моей седельной сумке пергамент и покажи его милости.

Тарли хмуро развернул врученную ему грамоту и прочел, шевеля губами.

— По королевскому делу… Что же это за дело такое?

Коли солжешь мне, будешь повешен…

— С-санса Старк.

— Будь она здесь, я знал бы об этом. Бьюсь об заклад, она бежала к себе на север. В надежде найти убежище у кого-то из знаменосцев своего отца. Счастье ее, если она сделает правильный выбор.

— Она могла отправиться также в Долину, — неожиданно для себя выпалила Бриенна. — К сестре своей матери.

— Леди Лиза скончалась, — проронил лорд Рендилл. — Некий певец сбросил ее с горы. Теперь в Гнезде хозяйничает Мизинец, но долго он там не продержится. Не станут лорды Долины склонять колено перед выскочкой, только и умеющим, что считать медяки. — Лорд вернул Бриенне ее пергамент. — Ступайте куда хотите и поступайте как вам угодно… но когда кто-нибудь учинит над вами насилие, не ищите правосудия у меня. Вы заслужили это своим сумасбродством. А вам, сир, надлежит быть там, где приказано. Я, сколько помню, доверил вам городские ворота.

— Точно так, милорд, но я думал…

— Слишком много вы думаете, — молвил лорд Тарли и зашагал прочь.

Итак, Лиза Талли мертва. Бриенна стояла под виселицей, зажав в руке свою драгоценную грамоту. Толпа разошлась, и вороны снова слетелись на прерванный пир. Некий певец сбросил ее с горы… Быть может, и сестрой леди Кейтилин полакомились вороны?

— Вы говорили о «Смердящей гуске», миледи, — сказал сир Хиль. — Если хотите, чтобы я показал вам…

— Возвращайтесь к своим воротам.

Тень раздражения прошла по его лицу — некрасивому и к тому же нечестному.

— Что ж, воля ваша.

— Именно.

— Мы просто играли, чтобы скоротать время. Ничего дурного у нас не было на уме. — Сир Хиль помедлил. — Бен погиб на Черноводной, вы слышали? И Фарроу тоже, и Уилл-Журавль. А Марк Маллендор из-за раны потерял полруки.

Вот и хорошо, хотелось сказать Бриенне. Он сполна это заслужил. Но она промолчала, вспомнив, как он сидел у своего шатра, держа на плече обезьянку в кольчужной рубашке, и как эти двое строили рожи друг другу. Как же это сказала про них Кейтилин Старк в ту ночь у Горького Моста? «Летние рыцари». Настала осень, и они все облетели, как листья.

Бриенна повернулась к Ханту спиной.

— Идем, Подрик.

Мальчуган поспешил за ней, ведя лошадей в поводу.

— Куда мы теперь? В эту «Смердящую гуску»?

— Я — да, а ты пойдешь на конюшню у восточных ворот. Спроси у конюхов про гостиницу, где мы могли бы заночевать.

— Да, сир, миледи. — Подрик смотрел в землю, пиная ногами камешки. — А вы знаете, где она, эта «Гуска»?

— Нет.

— Он сказал, что проводит нас. Этот рыцарь. Сир Киль.

— Хиль.

— Да, Хиль. Что он вам сделал, сир? То есть миледи.

Мальчик при своем косноязычии был далеко не глуп.

— В Хайгардене, когда король Ренли созвал знамена, несколько человек, в том числе и сир Хиль, вздумали поиграть со мной. Это была злая игра, обидная и недостойная рыцарей. Восточные ворота в той стороне. Жди меня там.

— Как скажете, миледи. Сир.

Вывески на «Смердящей гуске» не было. Бриенна, проискав ее битый час, наконец спустилась по деревянной лестнице в подвал живодерни. У входа она ушибла голову о низкую потолочную балку. Гусей не видно, из мебели несколько табуреток да скамейка у глинобитной стены. Вместо столов — старые винные бочки, источенные червями. Зато обещанный смрад не обманул бы ничьих ожиданий. В основном он складывался из винных паров, сырости и плесени, но попахивало также отхожим местом, а отчасти и покойницкой.

В таверне не было никого, кроме трех тирошийских матросов — они сидели в углу, бурча друг на друга сквозь зеленые и пурпурные бороды. Один, бросив взгляд на Бриенну, сказал что-то, вызвавшее у двух других смех. Хозяйка стояла за доской, положенной на два бочонка, — вся круглая, бледная, почти лысая, с огромной мягкой грудью под грязным платьем. Походило на то, что боги слепили ее из сырого теста.

Бриенна, не решившись попросить здесь воды, заказала чашу вина и добавила, что ищет человека по имени Дик-Пройдоха.

— Дик Крэб? Он тут почитай каждую ночь бывает. — Хозяйка смерила взглядом кольчугу и меч Бриенны. — Коли убить его хотите, то сделайте это в другом месте. Нам хлопот с лордом Тарли не надо.

— Я хочу просто поговорить с ним. Зачем мне его убивать?

Женщина пожала плечами.

— Кивните мне, когда он придет, и я отблагодарю вас.

— Велика ли благодарность-то будет?

Бриенна выложила на доску медную звездочку и села так, чтобы видеть лестницу.

Вино отдавало маслом, и в нем плавал волос. Жидкое, как мои надежды отыскать Сансу, сказала себе Бриенна, вынув его. Розыски сира Донтоса не привели ни к чему, а Долина после смерти леди Лизы больше не казалась Бриенне надежным убежищем. Где же ты, Санса? Отправилась домой в Винтерфелл или соединилась со своим мужем, как, похоже, думает Подрик? Бриенна не хотела плыть за Узкое море, она ведь не владела тамошним языком. Будет совсем уж нелепо, если она начнет там объясняться на пальцах. Над ней попросту посмеются, как посмеялись в Хайгардене. Ее щекам стало жарко при мысли об этом.

Когда Ренли возложил на себя корону, Тартская Дева проделала путь через весь Простор, чтобы вступить в его войско. Сам король принял ее милостиво и пригласил к себе на службу, но его лорды и рыцари оказались не столь любезны. Бриенна и не ждала, что ей окажут теплый прием. Она заранее приготовилась к холодности, к насмешкам, к вражде — всего этого она уже нахлебалась досыта. Не всеобщее презрение, а доброта немногих людей — вот что делало ее уязвимой. Она трижды побывала в невестах, но до Хайгардена за ней никто не ухаживал.

Началось все с Бена Биши — он, один из немногих в лагере Ренли, был выше ее ростом. Он прислал своего оруженосца почистить Бриенне кольчугу и преподнести ей серебряный рог для питья. Сир Эдмунд Амброз превзошел его, послав ей цветы и пригласив проехаться с ним верхом. Сир Хиль Хант опередил обоих — он подарил ей прекрасно иллюстрированную книгу со ста рыцарскими историями. Для ее лошадей он посылал яблоки и морковку, ее шлем украсил шелковым синим плюмажем. Он передавал ей лагерные сплетни и делал меткие замечания, вызывавшие у нее улыбку. Однажды он даже провел с ней учебный бой, что значило для нее больше всего остального.

Она полагала, что это его пример побудил других рыцарей обходиться с нею учтиво. Более чем учтиво. За столом они боролись за место с ней рядом, наперебой предлагая налить ей вина или принести сладкого. Сир Ричард Фарроу играл на лютне любовные песни у ее шатра. Сир Хью Бисберри принес ей горшочек меда, «сладкого, как тартские девы». Сир Марк Маллендор смешил выходками своей черной обезьянки с Летних островов, межевой рыцарь по имени Уилл-Журавль предлагал помассировать плечи.

Этого она не позволила. Она ничего им не позволяла. Когда сир Оуэн Дюймель сгреб ее в охапку и поцеловал, она отпихнула его так, что он плюхнулся задом в костер. После этого она посмотрела на себя в зеркало. Все то же широкое веснушчатое лицо, большегубое, с лошадиными зубами. Она хотела одного — быть рыцарем и служить королю Ренли, но теперь…

Добро бы она еще была единственной женщиной в лагере, так ведь нет. Даже войсковые шлюхи были красивей, чем она, а лорд Тирелл каждую ночь задавал королю Ренли пиры в своем замке, где под волынки, рога и арфы танцевали высокородные девицы и прекрасные дамы. «Почему вы так любезны со мной? — хотелось крикнуть ей всякий раз, когда какой-нибудь рыцарь отпускал ей комплимент. — Что вам от меня нужно?» Рендилл Тарли, прислав за ней двух своих латников, разрешил эту загадку. Его маленький сын подслушал, как смеялись между собой четверо рыцарей, седлая коней, и рассказал своему лорду-отцу.

Они побились об заклад — на нее.

Все затеяли, как сказал ей лорд, трое его собственных рыцарей — Амброз, Биши и Хиль Хант. Но слух об этом разошелся по лагерю, и другие тоже вступили в игру. Каждый должен был поставить золотого дракона, а вся сумма предназначалась тому, кто лишит Бриенну невинности.

«Я положил этой забаве конец, — сказал Тарли. — Одни… игроки тщились превзойти других, и ставки росли с каждым днем. Еще немного, и кто-нибудь непременно попытался бы взять приз насильно».

«Они же рыцари, — пролепетала Бриенна. — Они давали обет».

«Рыцари и люди чести. Вы одна во всем виноваты».

«Но, милорд, — вознегодовала она, — я не давала им никакого повода…»

«Довольно и того, что вы здесь. Если женщина ведет себя как потаскуха, с ней и обходятся как с таковой. Войско в походе — не место для девственниц. Если вы хоть немного дорожите своей добродетелью и честью вашего дома, снимите кольчугу, вернитесь домой и попросите отца найти для вас мужа».

«Я приехала, чтобы сражаться, — не уступала она. — Чтобы стать рыцарем».

«Боги сотворили мужчин для войны, а женщин — для продолжения рода. Женщина ведет свою битву на родильной постели».

Кто-то спускался по лестнице. В таверну вошел тощий остролицый оборванец с грязными волосами. Он глянул на тирошийцев, задержал взгляд на Бриенне и обратился к хозяйке:

— Вина, да чтоб без лошадиной мочи.

Женщина, глядя на Бриенну, кивнула.

— Я поставлю тебе вино, — громко сказала Бриенна, — за пару слов.

— За пару? — с подозрением повторил мужчина, занимая табурет напротив нее. — Я много слов знаю. Пусть миледи скажет, что хочет услышать, и Дик-Пройдоха к вашим услугам.

— Мне говорили, что ты обдурил дурака.

Оборванец задумчиво приложился к чаше.

— Может, и обдурил. — На нем был выцветший, драный дублет с оторванной эмблемой какого-то лорда. — Кому до этого дело?

— Королю Роберту. — Бриенна положила на бочку серебряную монету — на одной стороне голова Роберта, на другой олень.

— Да ну? — Дик с ухмылкой крутанул монету на днище-столешнице. — Вон он как славно пляшет, король — хей-нонни, хейнонни, хей-нонни-хо. Может, я и видал вашего дурака.

— С ним была девушка?

— Целых две, — без запинки ответил Дик.

— Две? — Кто же другая — Арья?

— Их я не видал, врать не стану, но платил он за проезд для троих.

— Куда он хотел плыть?

— Помнится, за море.

— А помнишь ли ты, какой он был с виду?

— Дурак он и есть дурак. — Дик ловко смахнул со стола крутящуюся монету. — Боялся он сильно.

— Боялся чего?

— Он не говорил, но старина Дик чует, когда страхом пахнет. Он ходил сюда чуть не каждую ночь, ставил морячкам выпивку, шутковал, песни пел. А как заявились ребята с охотничком на груди, ваш дурак побелел весь и ни гугу. — Дик подвинул свой табурет поближе. — Солдаты Тарли следят в оба за каждой лоханкой в порту. Кому нужен олень, тот идет в лес, кому нужен корабль — в гавань. Ваш дурак не смел туда сунуться, ну я и предложил свою помощь.

— Какую помощь?

— Такая помощь стоит побольше серебряного олешки.

— Скажи, и получишь еще одного.

— Поглядеть надо. — Бриенна достала еще монету. Он закрутил и эту, улыбнулся, смахнул в карман. — Раз не можешь сесть на корабль, надо, чтоб корабль пришел к тебе сам. Я ему и сказал: знаю, мол, такое место, где это может случиться. Тайное место.

Бриенну проняло холодом.

— Приют контрабандистов. Ты послал дурака к ним.

— Вместе с двумя его милашками, — хихикнул Дик. — Вот только в то место, куда я его послал, корабли давненько уже не захаживали. Лет этак с тридцать. — Он почесал нос и спросил: — А вам он на что, дурак-то?

— Эти две девочки — мои сестры.

— Да ну? Вот бедняжки. У меня тоже сестричка была. Худышка такая, коленки торчком. А как отросли у нее титьки, тут рыцарский сын и сорвал ее цветик. Теперь она в Королевской Гавани, зарабатывает лежмя.

— Куда ты послал их?

— Чего не помню, того не помню.

— Куда? — Еще один олень лег на бочку, но Дик подвинул его обратно к ней.

— Оленю не сыскать… вот разве дракон отыщет.

Как знать, добьется ли правды золото. Сталь вернее. Бриенна взялась было за кинжал, но потом все-таки нащупала в кошельке золотой и выложила на бочку.

— Так куда же?

Оборванец попробовал монету на зуб.

— Ишь, сладкий. Помнится мне, будто на Раздвоенный Коготь. Это к северу отсюда. Дикое место, одни холмы да болота, но я там родился и вырос. Дик Крэб меня звать, хотя все кличут Диком-Пройдохой.

Бриенна не стала представляться в ответ.

— Где именно на Раздвоенном Когте?

— В Тараторки. Вы ведь слыхали про Кларенса Крэба?

— Нет.

— Ну как же, — удивился Дик. — Сир Кларенс Крэб, предок мой. Он был восьми футов росту и такой сильный, что вырывал сосны с корнем одной рукой и метал на полмили. Ни один конь не мог его выдержать, поэтому он ездил на зубре.

— При чем он к твоей тайной бухте?

— Жена его была лесной ведьмой. Как сир Кларенс, бывало, убьет кого, так несет его голову домой, а ведьма поцелует ее в губы и оживит. Там у них и лорды были, и колдуны, и знаменитые рыцари, и пираты. Даже один король синедольский. И все они давали Крэбу советы. Лишенные тел, громко говорить они не могли, зато никогда и не умолкали. Чем еще головам заниматься, как не болтать? Вот замок Крэба и прозвали Тараторками. Да и посейчас так зовут, хотя он вот уж тысячу лет как разрушен. Уединенное место. — Дик сжал кулак и отправил дракона погулять по костяшкам. — Тоскливо ему одному-то. Вот кабы десять…

— Десять драконов — это целое состояние. Хочешь и меня обдурить?

— Ни в коем разе. А вот проводить к дураку могу. — Дракон проплясал обратно. — В самые Тараторки, миледи.

Бриенне не нравились его игры с монетой, однако…

— Шесть драконов, если найдем мою сестру, два — если одного дурака. А не найдем никого, так ни с чем и останешься.

— Будь по-вашему. Шесть так шесть.

Слишком уж быстро он согласился. Бриенна сжала ему запястье, не дав прикарманить дракона.

— Смотри же. Если считаешь меня легкой добычей, то зря.

Крэб потер руку.

— Тьфу ты пропасть. Больно.

— Извини. Моей сестре тринадцать лет. Я должна найти ее, пока…

— Пока какой-нибудь рыцарь до нее не добрался. Как не понять. Считайте, что она спасена. Дик-Пройдоха теперь ваш с потрохами. Встретимся у восточных ворот, как светать станет. Мне еще лошаденку себе надо достать.